Надежда Ионина
100 великих монастырей

ВСТУПЛЕНИЕ

Людям светским трудно бывает понять, что побуждает человека уйти от мира и добровольно стать монахом. За монастырской стеной стихают звуки привычной жизни с ее радостями, волнениями и бурлящей суетой. Здесь главным и единственным смыслом бытия становится молитва — путеводная звезда монаха, ведь и само слово «монах» в переводе с греческого означает «одинокий».

Существенное делание монаха — молитва, которая соединяет человека с Богом, и если сказать, что «монахи в монастырях молятся», то о них было бы уже сказано самое главное. Все прочие делания являются или приготовительными, или способствующими средствами для молитвы или даются тем, кто по нравственной немощи или недостатку каких-либо способностей не может всецело заниматься молитвой. Преподобный Марк Подвижник говорил по этому поводу: «Не могущим претерпевать в молитве, хорошо находиться в служении (заниматься трудами и рукоделием в послушании), чтобы не лишиться того и другого. Но тем, которые могут, — лучше не радеть о лучшем». А святой Иоанн Лествичник называл молитву «матерью всех добродетелей».

Основной смысл бытия каждой обители заключается в ее бодрствующем стоянии перед Богом. В суете обыденной жизни многое пленяет ум и сердце грешного человека, отвлекая на себя все его внимание. В монастыре же мысль всегда обращена к Богу, и существует она как явление чистой, религиозно-духовной жизни.

Многие русские монастыри, будучи основаны по закону истины (слезами, постом и молитвами), составляют славу Русской Православной Церкви. В стенах и под стенами таких обителей совершилось много событий, которые имели важное значение для судеб России. Много их было на Святой Руси: больших и малых, мужских и женских, знаменитых и почти неизвестных, городских и сельских. Одни были открыты всякому паломнику, другие прятались от мирской суеты в лесах и пещерах. Для простого человека и знатных вельмож, крестьян и дворян открывались монастырские врата, войдя в которые, человек начинал новую и совсем другую жизнь. Все здесь помогало ему преобразить себя, избавиться от тяжести грехов, шаг за шагом взойти на небесную высоту уподобления Богу.

На Западе же монастыри выполняли еще и множество социальных функций, которые в Средние века никто, кроме монахов, не мог и взять на себя. Например, французский исследователь повседневной жизни средневекового монашества Лео Мулен совершенно ясно указывает, что монастыри играли определенную роль и в поддержании самой веры. По его словам, «это было время верований, суеверий и ханжества… подчас обязательных паломничеств, крестовых походов с сомнительными целями, социально-мистических кризисов и разного рода пророчеств». А Туссер добавляет, что «в сердцах людей присутствовала набожность, но, похоже, не привносила истинности в души… Религиозное усердие было эфемерным, спонтанным и поверхностным». Никого не смущали богохульство и самые грязные ругательства. Во время мессы переговаривались, смеялись, перешептывались… Даже паломничества были весьма далеки от того, чтобы способствовать спасению души. Нередко они совершались не ради исполнения обета или искупления грехов, а скорее ради удовлетворения «туристического» любопытства или даже ради любовных приключений. Поэтому деятельность средневековых аббатств, которые были центрами духовной жизни, воспитывала в людях самоконтроль и охраняла христианство, которому постоянно грозила беда. Монастыри были еще и тем щитом, благодаря которому города были защищены, а враги не раз отброшены. Монашество поддерживало жизнь веры, и благодаря ему вера выжила. Благодаря их усилиям (какими бы иногда ни казались монастыри) возвысилась народная вера, люди стали почитать местных святых и реликвии. Проповедь покаяния и личные примеры монахов подталкивали грешного человека обратиться с сокрушенной молитвой к Богу, раскаяться и исповедаться.

Единственная и подлинная цель монашеского делания — спасение души, но в обителях развивалась и «монастырская культура» — книжность, зодчество, иконопись, бытовой уклад. Несмотря, казалось бы, на оторванность от мира, монастыри основывали свои учебные заведения, которые отличались от кафедральных и сельских школ. В монастырских школах особое значение придавали обучению грамоте и другим гуманитарным наукам. В Средние века существовало много легенд о монахах-переписчиках, причисленных к лику святых. Например, в одном предании говорится, что шотландскому монаху Марнану вместо забытых свечей всегда светили три пальца левой руки. В другой легенде рассказывается об одном грешном монахе, которому каждая написанная им из священного текста буква засчитывалась вместо совершенного греха. А рука другого монаха, много переписавшего на своем веку, после смерти его долгое время сохранялась нетленной и почиталась в монастыре как реликвия.

Высокие глухие стены отделяют монастырь от мира. Там, за этими стенами, протекает жизнь — иная, не известная, не понятная непосвященным. Черные одежды монахов и монахинь скрывают от посторонних взглядов мысли и чаяния реальных людей, о которых мы мало знаем. Истинный повод основания обители нередко остается скрытым за дымкой красивой легенды. Но с момента устроения монастыря его жизнь становится неотделимой от жизни и истории той земли, на которой он стоит. При известной общности картины возникновения и развития монастырей каждый из них имеет свою собственную судьбу и свой внешний облик, складывавшийся тысячелетиями. Святой Игнатий Брянчанинов по этому поводу писал, что «жизнь монашествующих есть показатель того, что происходит в мире».

Каждое доброе дело для истинно верующего должно начинаться с благословения Божьего, только тогда оно может быть успешным: «Без Меня не можете творити ничего» (Ин. 15, 5). Пусть милосердие Господне не отринет стремления души нашей при составлении этой книги. Может быть, она заинтересует читателя и вызовет у него желание поближе познакомиться с взглядами и размышлениями тех, кто устраивал монастыри не внешней только мудростью, не одной лишь доброй волей, но молитвенными подвигами и многими скорбями, пройдя через долгую и упорную борьбу с «врагом рода человеческого» и через мучительные искушения — внешние и внутренние. Не случайно в обителях, ставших крепким и надежным прибежищем для спасающихся, каждая пядь земли, каждый камень стенной кладки и каждое посаженное дерево политы потом и слезами, освящены верой и молитвой.

В ОЛЕНЬЕМ ПАРКЕ САРНАТХА

Буддисты всего мира стремятся побывать в местах, связанных с Буддой, и одно из таких мест — Сарнатх, где Учитель обратился со своей первой проповедью. Сарнатх расположен в десяти километрах от древнего города Варанаси, который стоит на берегу Ганга.

В Олений парк Будда прибыл после своего озарения, случившегося в Бодхгайе. В Сарнатхе его встретили пять монахов, перед которыми он выступил со своей проповедью. Основные положения учения Будды отражены в источниках, относящихся к III–I вв. до н. э. и указывающих путь к спасению. Сильно упрощая, скажем, что всякое существование в видимом и ощутимом нами мире (согласно учению Будды) является иллюзорным и от рождения несет на себе печать страдания. Страдание не прекращается и после смерти человека, поскольку его ожидают новые перевоплощения, формы которого определяются делами и мыслями человека как в нынешней жизни, так и в предыдущей.

1. Человеческий мир полон страданий. Жизнь, старость, болезнь, смерть, встреча с неприятным человеком, разлука с любимым, недостижимость желаемого, всякая привязанность к чему-либо — все страдание.

2. Страдания вызываются мирскими страстями, которые своими корнями уходят в сильные желания, в жажду их.

3. Если уничтожить корни желаний и освободиться от привязанности, исчезнет и страдание.

4. Чтобы достичь свободы от страданий, нужно следовать по пути из восьми правил (т. е. сделать правильными свои взгляды, мышление, слова, дела, образ жизни, стремления, память и сосредоточение).

Состояния свободы от мирских страстей можно достичь только через просветление, а оно, в свою очередь, — через восемь правил правильного пути. Кто не постигнет четырех благородных истин, будет долго блуждать в потемках. Тот же, кто хочет следовать учению Будды, должен всеми своими силами стремиться к тому, чтобы правильно постичь эти благородные истины. Когда человек постигнет их, он впервые освободится от желания, перестанет спорить с людьми, грабить, убивать, воровать, прелюбодействовать, обманывать и т. д. Он всегда будет помнить о бренности существования, что не даст ему сбиться с правильного пути.

Тот, кто хочет следовать такому учению, должен избегать двух крайних образов жизни: 1) предаваться своим низменным желаниям и поддаваться им; 2) вести аскетическую жизнь, изнуряя свое тело и душу.

Буддийские хроники повествуют, что в своей первой проповеди Будда говорил о срединном пути к достижению нирваны, который открывает духовные глаза, развивает разум и ведет к просветлению. Отказавшись от крайностей, человек избавляет себя от страданий и открывает себе путь к царству мудрости и достижению нирваны. Закончив проповедь, Будда обратился к самому старшему из монахов, которого звали Каудинья: «Понял ли ты мои слова?» Пожилой монах ответил утвердительно, став, таким образом, первым учеником Будды. Его стали называть «Каудинья, который ведает обо всем». Позже и четверо других монахов поняли и приняли учение Будды, а вскоре после проповеди в Сарнатхе число его учеников быстро возрастало.

Через ухоженную лужайку паломники могут подойти к ступе Дхамекх, построенной, по утверждениям, в V в. Во время реставрационных работ было установлено, что фундаментом ей служила кирпичная кладка другой ступы, относящейся ко II в. до н. э. Далее дорожка ведет к фундаменту древнего буддийского монастыря. Перед центральным храмом стоят развалины колонны императора Ашоки, которая была выполнена в виде четырехглавого льва, ставшего государственным гербом современной Индии^[1]. Нижняя часть колонны украшена изображениями льва, слона и лошади: лев олицетворяет храбрость, слон приснился Махамае (Майе — матери Будды) накануне его рождения; а на лошади, оставив свой дом, он уехал на поиски божественного озарения.

Как свидетельствуют буддийские хроники, Майя происходила из касты кшатриев (воинов) и была супругой короля Шуддходаны, правившего в Капилавасту. Однажды ей приснился чудесный сон: будто боги (стражи четырех стран света) перенесли ее на ложе в Гималайские горы и оставили здесь под тенистым деревом. Затем явились богини (супруги тех богов, которые омыли ее в священном озере Анаватапта и одели в небесные одежды. Когда она вновь возлегла, вдруг явился белый слон и вошел в ее правый бок.

На следующий день созвали брахманов, чтобы те попытались разгадать значение дивного сна. И мудрецы объявили, что Майя зачала и родит либо правителя всего мира (если он останется в мире), либо Будду (если он станет отшельником). Когда пришло время родить, Махамая отправилась в загородный дом. И здесь, стоя под деревом, она родила сына, который чудесным образом вышел из ее правого бока.

Слово «будда» с санскрита или с пали может быть переведено как «тот, кто был разбужен», а в религиозном контексте — «тот, на кого снизошло озарение». В III в. до н. э. на месте, где Будда прочитал первую свою проповедь, царь Ашоки построил ступы и другие культовые здания. В то время тут уже действовал крупный монастырь, в который позже стали приезжать из других стран для работы над переводами священных книг и занятий медитацией.

В V–VII вв. Сарнатх посетили китайские путешественники Фа Сянь и Сюань-цзан, которые в своих путевых заметках указали, что в монастыре тогда жило не менее 1500 монахов. Китайцев поразила и высота самой крупной ступы — 100 метров.

В XIII в., с приходом мусульман, буддизм в Индии утратил свои прежние позиции, и многие монастыри и университеты были разрушены. Не пощадили завоеватели и буддийские святыни в Сарнатхе. Могольский император Акбар в XVI в. возвел памятник своему отцу Хумаюну прямо на фундаменте разрушенной ступы.

Возрождение буддийских святынь в Сарнатхе началось лишь в XIX в. В 1836 г. английские археологи провели здесь первые раскопки, а строительными и реставрационными работами занялось общество индийских буддистов «Махабода». В начале ХХ в. был восстановлен Олений парк, в котором сейчас пасется несколько десятков оленей, как это было и во времена Будды.

Буддисты Мьянмы, Японии и Тибета построили в Сарнатхе свои монастыри, и теперь там везде можно увидеть оранжевые одежды тибетских лам, японских и мьямнских священнослужителей.

В ДОЛИНЕ КАТМАНДУ

Почти в самом центре королевства Непал расположилась небольшая межгорная котловина, которую называют «долиной Катманду» (или Большой долиной). Это историческое ядро государства, жизненный центр Непала. Долина Катманду была населена давно; сами непальцы говорят, что произошло это, когда святой Манджушри спустился однажды с северных рек и выпустил воду из огромного и глубокого озера, которое было на месте Долины.

«До этого в озере жили змеи-наги, и был у них свой раджа, которого звали Каркотак. Озеро было красивым, и прекрасны были зеленые горы, круто поднимавшиеся над ним со всех четырех сторон. В озере росли всякие растения, но не было среди них самого прекрасного — лотоса.

Однажды пришел к озеру будда Випасви, бросил в него корень лотоса и сказал: „Когда этот лотос зацветет, тогда появится здесь в виде пламени сам бог Свайямбху. Уйдет из озера вода, оно станет долиной, и поселятся в ней люди. И будут они благодарны Будде“.

Прошло много-много лет. На озере уже плавали листья лотоса, но сам он не цвел. И вот однажды все вокруг озарилось разноцветным пламенем из пяти языков: это вместо лепестков обещанного лотоса заплясало живое пламя небесной красоты.

Узнал об этом Будда Сидхи и обрадовался: „Появился в озере бог Свайямбху“. Позвал он своих многочисленных учеников, пошел с ними к озеру, и обошли они его три раза. Отдохнув на вершине одной из гор, будда Сидхи предсказал великое будущее долине, которая пока еще лежит под водой. А потом попрощался с учениками своими и покинул этот мир, погрузившись в озеро и слившись воедино с богом Свайямбху.

^{Интерьер храма Свайямбхунатх в долине Катманду}

Прошло еще много лет, и пришел к озеру другой Будда — Висамбху, который тоже привел с собой много учеников и сказал им, что в нужное время придет из Гималаев бодхисаттва Манджушри и выпустит из озера воду. И когда наступило назначенное время, подошел Манджушри к самым низким горам, что окружали озеро, взял свой меч и одним ударом прорубил проход в горах. Хлынула в ущелье вода, обнажилось дно озера и образовалась Большая долина.

Ученики Манджушри поселились в Долине и построили на горе, где когда-то размышлял первый Будда, ступу в честь бога Свайямбху.

Три города — Катманду, Патан и Бхактапур — сгрудились в Большой долине и растут, постепенно приближаясь друг к другу. Храмымонастыри этих городов посвящены либо Будде, либо индуистским божествам, но есть среди них и смешанные обители, в которые с одинаковым правом могут прийти и буддисты, и индуисты. Одним из таких священных мест является ступа Свайямбхунатх, возведенная примерно за 100 лет до н. э.»^[2]

Буддийские монастыри (ват) представляют собой традиционный (даже стандартный) комплекс сооружений. В него включаются собственно храмовые постройки, а также библиотека, школа начальной ступени, жилища для монахов и паломников, хозяйственные постройки и кладбище. Обязательным в комплексе ват является хоконг («барабанная вышка») — невысокое строение с лесенкой, по которой поднимаются на площадку, с перилами и крышей. На этой площадке помещаются барабан и колокол, возвещающие о времени суток и часе богослужебный церемоний.

Ступа храма Свайямбхунатх с позолоченным куполом расположена наверху — на ровной площадке. К ней ведет лестница, у начала которой по обеим сторонам сидят огромные каменные Будды. Правая рука его (непропорционально большая) покоится на колене; левая согнута в локте, ладонь лодочкой кверху — под грудью.

В центре верхней площадки, тесной от сооружений невиданной формы, и разместилась ступа в честь бога Свайямбху^[3], стоящая на высоком лесистом холме. Внешне она представляет собой белое куполообразное здание, увенчанное кубом и золоченым конусом. На четырех сторонах куба красной, черной и серыми красками нарисовано по два глаза с бровями-полумесяцами и нос в виде вопросительного знака.

Глаза — это всевидящее око Будды: правым глазом он испускает огонь, левым охватывает все на земле, а изображенная между бровями точка — это третий глаз Будды, знающий, чего хочет на земле каждый. Вопросительный знак — тайна для людей, населяющих этот мир.

Ступу окружают «часовенки», маленькие храмы, навесы и т. д., а на каменной стене у основания ее установлено особое приспособление, в которое вставлено множество медных молитвенных цилиндров. На их почерневших боках — выпуклые изречения на санскрите; внутри цилиндров находятся пачки листков с текстами молитв. Можно не уметь читать священные тексты — достаточно повернуть молитвенный барабан, и все заключенные в нем молитвы полетят к небу. Поэтому около барабанов-цилиндров размеренной поступью ходит монах и правой рукой поворачивает их.

На восточной стороне от ступы — кольцо домов, в которых живут монахи. Среди них выделяется нежилая постройка с просторным входом. Через распахнутые двери видна громадная фигура Будды, сидящего на возвышении. На ней, кроме каменной одежды, есть еще и одежда из материи. Полуприкрытые глаза Будды смотрят на приношения, которые паломники складывают у его скрещенных ног: в медных кувшинах стоят живые цветы, рядом лежит горка риса, в медных плошках горит масло…

На крышу самого храма ведет внутренняя кирпичная лестница; на крыше живут монахи (иногда один), давшие обет прожить здесь по несколько лет. Укрытием им служит легкий шалаш, питаются они на подаяния, зимними вечерами обогреваются возле небольшого костра. В день рождения Будды к Свайямбхунатху устремляются тысячи паломников, и тогда вся верхняя площадка ступы украшается флажками. На стенах домов вывешиваются ветхие (и потому особенно ценные) парчовые полотенца с ткаными изображениями сцен из жизни Будды — со дня его рождения и до момента просветления и достижения нирваны. На северной стороне площадки в дни праздников устанавливают в два ряда, лицом друг к другу, все знаменитые статуи Будд со всего Непала.

И хотя день рождения Будды отмечается очень торжественно, но это ни в какое сравнение не идет с пышностью праздника Саммек, отмечающегося один раз в 12 лет. Его празднуют с доисторических времен в разных уголках мира; много раз местом торжеств становился Непал — одна из священных стран, т. к. в ней находится Лумбини — место рождения Будды.

Главной идеей праздника Саммек являются братство и равенство всех людей независимо от цвета кожи и религии, о чем в одной из своих проповедей провозгласил Будда Гаутама.

Выше говорилось, что храм Свайямбхунатх почитается и буддистами, и индуистами. И действительно, для представителей каждой из этих религий (и даже для их ответвлений) здесь есть свой уголок. Например, при входе на каменную площадку храма буддист видит 5 каменных, покрытых медью скульптур Будд — прошедших, настоящих и будущих. Для тибетского ламы здесь стоят столбы с тибетскими надписями: «О, жемчужина в лотосе!» — священное заклинание, ведущее к очищению души. Здесь же, слева от лестницы, расположена золотая беседка Ваджра с барабаном, вокруг которого выбиты циклы тибетского календаря.

Справа от лестницы стоит колонна Мандапам, посвященная тантрам (священным заклинаниям). Около колонны — огромный каменный колокол, в котором спрятана тайна тантр.

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ШАОЛИНЬ

В наши дни знаменитый монастырь Шаолинь не так-то просто отыскать среди множества магазинов, харчевен и спортивных школ, на несколько километров растянувшихся вдоль дороги. А начиналось все в почти незапамятные времена, когда китайское искусство «ушу» разделилось на две большие ветви: даосскую, которая положила начало школам так называемого «внутреннего» (или «легкого») направления, и буддийскую, которая сама вышла из всемирно знаменитого монастыря Шаолинь. В течение столетий эти школы, в свою очередь, дробились и умножались, мастера сменяли друг друга, усложнялась техника «ушу», но конечной его целью неизменно оставалось духовное совершенствование человека.

^{Шаолинь — обитель в заповедном лесу}

Легендарный монастырь, и поныне существующий на севере Китая (в провинции Хэнань), по праву считается колыбелью академических воинских искусств «внешнего» стиля. Слава этой обители многие века гремела по всему Востоку, хотя подлинная история монастыря и населявших его монахов-воинов мало кому известна. Долгое время считалось, что эта обитель — единственная, но оказалось, что есть и другие «Шаолини». Неподалеку от города Гуанчжоу (в провинции Фуцзянь), в середине VIII в. — через 100 лет после возведения первого Шаолиня — был построен второй. Оба монастыря поддерживали между собой тесные связи^[4], но, как выяснилось, был и третий «Шаолинь», тоже располагавшийся на севере Китая — на берегу озера Хунлун (построен в 1341 г.). У ученых есть предположения, что он являлся одним из филиалов главной обители. Но и это еще не все: два небольших «Шаолиня» существовали в провинциях Гуандун и Сычуань, ведь в Средние века слава о центральном монастыре вышла далеко за пределы Срединного царства, что привело к созданию подобных обителей в других странах. Но своей немеркнущей славой Шаолинь обязан первому — главному монастырю.

В Северном Китае, к западу от древней столицы Лоян, раскинулся горный массив Хаошань. В начале III в. здесь нашла убежище группа буддийских монахов, которые поселились на неприступной скале Сун и начали воздвигать монастырь-крепость, который бы защитил их от войск враждующих между собой феодалов и от свирепых разбойников, наводнивших всю округу. Построив при помощи местных крестьян храм, они обнесли его массивной каменной стеной, на вершине горы посадили молодые сосенки, которые со временем разрослись и стали надежной защитой от ветров, к тому же от них произошло и название монастыря: «шаолинь» — молодой лес.

Чтобы обеспечить безопасность монастыря и другими средствами, настоятель обители Чхоу Цзинь пригласил в Шаолинь двух мастеров воинского искусства — Гунь Сувэя и Хэн Гайчжана, которые должны были обучать охрану боевым приемам. И через некоторое время монастырская братия имела уже небольшой, но действенный воинский отряд. Однажды, когда большая шайка разбойников в надежде на легкую добычу напала на Шаолинь, монахи не только отразили их натиск, но и гнали нападавших до самого их логова, где захватили богатую добычу. После этого по всей Поднебесной поползли слухи о горной обители, осененной благодатью.

В V в. Шаолинь был уже главным буддистским центром государства Северная Вэй; старое здание его было перестроено, монахам созданы все условия для занятия боевыми искусствами. В 426 г. по указу императора, посетившего монастырь, были возведены новые фортификационные сооружения; кроме того, император распорядился оставить в обители гарнизон охраны. Отныне монахам уже не нужно было самим день и ночь нести караульную службу и изнурять себя изучением сложнейших приемов рукопашного боя. Погрузившись в изучение глубин буддизма, они надолго отошли от практики «ушу», и почти на 100 лет традиции монастырского рукопашного боя были преданы забвению.

Возрождение славы Шаолиня связано с именем сурового подвижника и неутомимого проповедника Бодхидхармы (Бодо, а по-китайски Дамо). Сын индийского раджи, он с небольшой группой единомышленников прибыл в Китай в 520 г., но не нашел общего языка с правителем государства Северная Вэй, которого хотел наставить на истинный путь. Тогда Дамо удалился в Шаолинь и долгие годы прожил в монастыре в добровольном затворничестве: 9 лет он неподвижно просидел под сводами пещеры-грота, созерцая в процессе самопознания каменную стену.

Во времена Дамо по дорогам стран Востока бродили толпы странствующих монахов, которые жили, в основном, подаяниями. И тем не менее на свои личные нужды или на нужды храмов они собирали немало средств, которые привлекали внимание разбойников, солдатских патрулей или просто хулиганов из близлежащих деревень. И если купеческие караваны в ту пору довольно хорошо охранялись, то монахам надеяться было не на кого. Но со временем положение изменилось: мобилизация скрытых возможностей человеческого организма дала шаолинским инокам невиданное прежде могущество. И многие охотники до чужого добра предпочитали скорее встретиться с отрядом себе подобных или с солдатским патрулем, чем с одним монахом из Шаолиня.

Во времена Дамо в монастыре появились профессиональные преподаватели воинских искусств, и толпы послушников устремились в святую обитель в надежде овладеть не только книжной премудростью, но и секретами рукопашного боя. Среди новообращенных оказался и бывший предводитель отряда наемников Мэн Чжан по прозвищу Рыжий Лис. Решив пересидеть смутные времена за крепкими стенами монастыря, он усердно изучал сутры и столь же усердно орудовал кулаками. Вскоре монастырская братия избрала Мэна настоятелем обители, что принесло Шаолиню немало выгод. Он сумел убедить иноков, что залог процветания монастыря в его богатстве, поэтому монахи стали взимать тяжкие налоги не только с крестьян. Они брали огромные пошлины с проезжавших купцов, а окрестных феодалов заставляли жертвовать огромные суммы на алтарь Будды. За 30 лет правления Рыжего Лиса сокровищница монастыря заметно пополнилась, а вот моральные устои его насельников сильно пошатнулись. Впрочем, Мэн ввел строгую систему приема послушников, т. к. не хотел допускать в общину чужаков.

Не желая ни в чем зависеть от светских властей, он со временем отказался от солдатского гарнизона, который защищал монастырь, и сформировал из монастырской братии ударный отряд. Приняв на себя обязанность защищать (за немалую мзду!) местных жителей от нападений разбойников, питомцы Шаолиня уничтожили все окрестные шайки и установили свои порядки. Однако внутри самого монастыря не все обстояло благополучно: братия раскололась на два враждующих лагеря, и в 612 г. одна группировка вынуждена была оставить обитель. Но подосланные ею лазутчики подожгли монастырскую сокровищницу; по преданию, в огне сгорело много дорогих тканей, свитков и рукописей. А вот все реликвии, относящиеся к Дамо, уцелели.

Первые настоятели Шаолиня разработали и монастырский устав, который на протяжении нескольких веков неукоснительно соблюдался и в других обителях. Монахи вставали в 5 часов утра и в любое время года и в любую погоду два часа медитировали на открытом воздухе. Несколько наставников ходили между рядами и ударами бамбуковых палок будили тех, кто начинал дремать. Вслед за медитацией шли разминка и выполнение комплекса гимнастических упражнений; большое внимание уделялось водным процедурам и массажу, которые проводились в специальных павильонах.

После легкого завтрака несколько часов отводилось для теоретических занятий: чтения сутр, религиозно-философских диспутов и т. д. Рукопашный бой рассматривался как продолжение религиозной практики, как своего рода активная медитация, ведущая к Прозрению. Обучение воинским искусствам основывалось в Шаолине на пяти принципах, составивших впоследствии фундамент всех школ «ушу»:

— постепенно наращивать нагрузки, не допуская срывов;

— заниматься усердно и непрерывно в течение всей жизни;

— соблюдать умеренность в пище и не есть мяса, воздерживаться от алкоголя и распутства;

— при любых обстоятельствах соблюдать спокойствие и невозмутимость, помня о единстве жизни и смерти;

— соблюдать ритуал и следовать установленным традициям.

Вечерние часы в монастыре обычно отводились медитации, философским беседам и диспутам, но молодые люди могли тренироваться до поздней ночи.

В ранних воинских искусствах преобладали жестокость и сила, но в Минскую эпоху взгляды на «ушу» изменились. Идею «силы, побеждающей силу», сменила более гибкая система, и мастера все охотнее стали прибегать к различным отвлекающим маневрам и хитростям.

Эти и другие заветы патриархов Шаолиня легли в основу бесчисленных школ и ответвлений «ушу», возникших и в самом Китае, и за его пределами. В уезде Дэнфэн существует около 70 монастырей, но всемирно известен, как говорилось выше, только Шаолинь, особенность которого определяется его связью с основателем чань-буддизма и с участием в событиях в борьбе за власть в Китае на протяжении более чем 1000 лет. В настоящее время в Шаолине около 70 монахов, из которых чуть больше половины — усэн, т. е. занимающиеся «ушу». Из числа усэн традиционно выбирается и настоятель монастыря.

В Шаолине много достопримечательностей, но главной является пещера-грот, о которой говорилось выше. Путь к ней неблизкий, ведь она расположена почти на самой вершине горы, но вся дорога туда вымощена камнем, а в особо трудных местах устроены ступеньки. За пещерой ухаживают монахини из монастыря «Могила одного патриарха». На вершине горы выстроена и традиционная беседка, а недавно установили огромную статую Дамо, выложенную из камня. С высоты открывается прекрасный вид на горную долину Суншань.

Еще одной реликвией Шаолиня является «плащаница Бодхихармы», которая находится в одном из павильонов монастыря и представляет собой каменную плиту с запечатленным на ней профилем святого.

НА ЕЛЕОНСКОЙ ГОРЕ

Масличная (Елеонская) гора, получившая свое название от оливковых садов, которые растут здесь и по сей день, расположена в восточной части Кедронской долины. Еще царь Давид ходил по этой горе босой, оплакивая первенца своего Авессалома. И пророк Иезекииль видел над Елеонской горой херувимов с крыльями, и колеса, и славу Божью. А пророк Захария так вещал о горе Елеонской: «Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, а половина ее — к югу» (Зах. 14, 3–4).

Елеонская гора часто упоминается в Священном Писании в связи с последними днями жизни и земного служения Иисуса Христа. Спаситель проходил ее, когда шел к Иерусалиму: «И когда приблизился к Виффагии и Вифании, к горе, называемой Елеонскою, послал двух учеников Своих» (Лк. 19, 29). Иисус Христос часто посещал гору Елеонскую и любил там уединяться в ночное время для молитв. На этой горе Он дал людям образец молитвы — «Отче наш», с этой горы Он вознесся на небо…

^{Вознесение Господне. Икона}

Блаженный Иероним, писатель IV в., упоминает в своих сочинениях, что в древние времена гора была заселена отшельниками, которые обитали в ее пещерах и расщелинах. И в настоящее время на склонах Елеонской горы расположилось несколько монастырей и обителей. Так, через дорогу от часовни Вознесения находится монастырь преподобной Пелагии, устроенный в V в. во имя бывшей антиохийской актрисы, принявшей христианство под воздействием проповедей святого епископа Нона и ушедшей на покаяние под именем монаха Пелагия в одну из еврейских гробниц на Елеоне. Ныне ее гробница находится во владении мусульман. Евреи считают, что в этой пещере в VII в. жила пророчица Хульда, мусульмане почитают эту пещеру как место жительства святой Рабийи аль-Адавийи (VIII–IX вв.). Пещера преподобной Пелагии примыкает к ограде часовни Вознесения, сам же монастырь, как указывалось выше, расположен через дорогу.

В начале 1990-х гг. греки построили при монастыре двухэтажный храм, но верхний этаж его был варварски разрушен израильтянами. В этом храме находятся святыни: чудотворный образ Спаса-Вседержителя, Который явил Свое заступничество при разгроме храма. В нем много также мощевиков и святой крест, по преданию, принадлежавший равноапостольной царице Елене.

Малая Галилея — православный монастырь. Это место на Елеоне дважды упомянуто в Новом Завете (Мф. 26, 16; Деян. 1, 11) как «Галилея», поскольку считается, что оно является местом проживания галилеян, приезжавших на праздники в Иерусалим. Здесь Иисус Христос после Своего Воскресения явился ученикам Своим (Лк. 24, 36; Мк. 16, 14; Ин. 20, 19; Деян. 13, 31). Здесь же Пресвятой Богородице, по преданию, явился архангел Гавриил и возвестил о Ее Успении.

«Малая Галилея» является летней резиденцией Иерусалимского патриарха. В 1230 г. в монастыре под открытым небом был возведен храм, посвященный явлению Христа апостолам. Вокруг алтаря храма построена загородка, над алтарем — крыша. Храм стоит на месте древней византийской церкви, остатки которого видны вокруг алтаря. В храме три придела: Панагии, святителя Николая и святой Марии Магдалины.

На территории монастыря расположен еще один небольшой храм — в память явления Пресвятой Богородице ангела Гавриила перед Ее Успением. Рядом с храмом находится могила архимандрита Серафима, который привез в Иерусалим мощи Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары.

Русский Спасо-Вознесенский женский монастырь на горе Елеон был устроен в честь Вознесения Иисуса Христа — на самой высокой точке горы на участке, купленном в 1870 г. архимандритом Антонином (Капустиным) — главой Русской духовной миссии в Иерусалиме. Сначала участок обнесли каменной стеной, засадили оливковыми деревьями и смоковницами, а затем приступили к сооружению храма. Однако быстрому окончанию этого доброго дела мешал недостаток средств, но настойчивость и терпение архимандрита Антонина и здесь сделали свое дело.

В 1885 г. на Елеон был доставлен большой колокол, и тогда же архимандрит Антонин бросил клич русским людям о построении при храме колокольни, которая стала называться «Русская свеча». Звонница, высота которой равняется 64 метрам, была спроектирована итальянским зодчим А. Ламбрадорно. «С высоты ее, — писал отец Антонин, — наблюдатель видит, как на ладони, Мертвое море и Заиорданье, а при помощи бинокля, в ясную погоду, — даже синеву Средиземного моря. Мощный звон ее колоколов оглашает всю гору и даже Иерусалим, громко свидетельствуя иноверцам об успехах русского дела в Палестине, а истинно русским людям доставляя несравненное духовное наслаждение».

При жизни архимандрита Антонина на Елеонской горе появились также двухэтажный дом с музеем, обширные приюты для паломников и множество других сооружений с тенистыми сводами и цветниками. А после его кончины был устроен женский монастырь (1906 г.). В настоящее время он принадлежит Русской православной зарубежной церкви. В состав монастыря входят: собор Вознесения Господня, колокольня «Русская свеча», часовня обретения главы Иоанна Предтечи, а также храм (трапезная) Святого Филарета Милостивого.

Собор Вознесения Господня был построен в 1886 г. архитектором Ж. Б. Бизелли по проекту самого архимандрита Антонина. Его гробница находится в левом приделе собора. В храме хранятся почитаемые святыни — чудотворный образ Богоматери Елеонской Скоропослушницы (Черниговской-Гефсиманской), полученный как пожертвование от русских паломников, и икона «Взыскание погибших».

Часовня обретения главы святого Иоанна Предтечи расположена позади храма Вознесения. Освящена в его честь на месте первого и второго обретения его главы. Часовня на этом месте существовала еще в IV в., но от первоначальной постройки сохранился лишь искусно сделанный мозаичный пол работы армянских мастеров. Главная ее достопримечательность — углубление в полу, в котором, по преданию, и была обнаружена голова Иоанна Предтечи, спрятанная служанкой. Чтимые иконы: Ростовские святые, Благоверный князь Всеволод и мученик Александр.

На восточном склоне горы Елеон, по дороге на Иерихон, расположилась деревня Вифания, в которой жили праведные Марфа, Мария и брат их Лазарь Четверодневный, которого воскресил Иисус Христос. Здесь же находился дом Симона прокаженного, где Спаситель трапезовал вместе с Лазарем и его сестрами после воскрешения Лазаря. Здесь Мария в знак благодарности помазала ноги Спасителя драгоценным миром (Мф. 26, 6–12; Мк. 14, 3–8; Ин. 11, 2; 12, 3–8).

На территории Вифании находятся гробница Лазаря, католический храм Воскресения Лазаря, греческий православный монастырь Марфы и Марии, русская Вифанская школа для арабских девочек. Школа, основанная в 1930-е гг. двумя сестрами-шотландками, принявшими православие, расположена на участке русского владения.

Монастырь посвящен встрече Марфы с Иисусом Христом (Лк. 10, 38) перед воскрешением ее брата Лазаря. Главная святыня обители — камень, на котором сидел Спаситель, когда Его встретила Марфа.

У подножия Елеонской горы, в Гефсиманском саду, расположился Гефсиманский монастырь с храмом во имя святой Марии Магдалины, находящийся ныне в ведении Русской православной зарубежной церкви. В нем устроен изящный пятиглавый храм во имя святой Марии Магдалины, возведенный по проекту архитектора Д. И. Грима в древнерусских традициях. Храм, освященный в 1888 г. — в год 900-летия Крещения Руси, был построен на средства русского императора Александра III в память о его матери — императрице Марии Александровне.

Церковь эта очень изящная, иконостас ее сделан из белого мрамора и бронзы, иконы написаны русским художником В. В. Верещагиным; в храме также хранится чудотворный образ Богоматери Одигитрии XVI в., привезенный из Ливана. Живописец Сергей Иванов написал для храма сцены из жизни святой Марии Магдалины: самый большой холст (над иконостасом) представляет Марию, протягивающую пасхальное яйцо римскому императору Тиберию.

Внутри церкви в ковчеге хранятся мощи святого Василия Великого, святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста, святой равноапостольной Марии Магдалины, мучеников Маманта, Харалампия и Кесария.

Но самая главная святыня этого храма почивает здесь с 1920 г., когда в этой церкви были похоронены преподобномученицы великая княгиня Елизавета Федоровна и ее верная келейница инокиня Варвара, замученные в июле 1918 г. в Алапаевске, под Екатеринбургом. Мощи их, перенесенные в Иерусалим в 1920 г., очень почитаются богомольцами. Летом 2004 г. часть этих святых мощей совершила путешествие по всей России, а также Украине, Литве и другим республикам бывшего Советского Союза.

Сам монастырь, основанный в 1930-е гг. двумя сестрами-шотландками, принявшими православие, как бы окружает церковь. На его территории сохранились ступени, по которым шел Иисус Христос во время входа в Иерусалим (проход к ним доступен не всем). Также есть камень, на который, по преданию, Богоматерь уронила Свой пояс, чтобы уверить апостола Фому в Своем вознесении на небо. На террасе чуть повыше установлена икона в честь этого события.

А на вершине Елеонской горы разместился кармелитский монастырь «Отче наш», основанный на месте, где Иисус Христос в пещере учил апостолов молитве «Отче наш» и где впоследствии была обнаружена каменная табличка с текстом молитвы. Храм здесь был построен равноапостольной царицей Еленой еще в IV в., но персы разрушили его в 614 г.; арабы в 1099 г. восстановили его, а крестоносцы в 1106 г. возвели на этом месте часовню. Монастырь «Отче наш» существует с 1886 г.; в монастырском храме и прилегающей галерее можно увидеть множество табличек с текстами молитвы на разных языках.

АББАТСТВО СЕН-ДЕНИ

К началу ХХ в. Сен-Дени, расположенный к северу от Парижа, был небольшим городком, заурядным и скучным. Но его собор был главным храмом монастыря, основанного еще в III в. святым Дионисием — просветителем Франции. Аббатство Сен-Дени располагалось в области Иль-де-Франс, являвшейся королевским доменом — наследным владением французских королей, а то время как другие области страны принадлежали различным феодалам. В первой трети XII в. король Людовик VI начал постепенно собирать французские земли; это продолжили его преемники, и к концу столетия образовалось централизованное государство.

Монастырь Сен-Дени, издавна служивший усыпальницей французских королей, сделался интеллектуальным и духовным центром, в котором вырабатывались идеи, освящавшие королевскую политику. Заслуга в этом принадлежала аббату монастыря Сугерию — другу и советнику короля Людовика VI, а затем и его сына — Людовика VII. Под руководством Сугерия в монастыре тщательно собирались (а порой и фабриковались!) доказательства преемственности власти французских королей от Карла Великого — первого императора Западной Европы. Создавался целый миф о королях Франции — наследниках Карла Великого.

^{Интерьер алтарной части церкви Сен-Дени}

Этой же цели служил и культ святого мученика Дени (Дионисия) — небесного патрона Франции и личного покровителя короля. С IX в. в монастыре хранилось предание, что святой мученик Дени есть не кто иной, как Дионисий Ареопагит — ученик апостола Павла, считавшийся первым епископом Афин и автором мистических сочинений, относящихся к более позднему времени^[5]. К мощам святого Дени стекались тысячи паломников, которых привлекали еще и знаменитые ярмарки аббатства. Так что значение монастыря быстро росло, что, в свою очередь, потребовало возведения нового, более обширного храма, который бы удивлял современников и заставлял их чувствовать величие королевской власти.

В 1132 г. при знаменитом аббате Сугерии в Сен-Дени начали перестраивать старую церковь, возведенную еще в эпоху Каролингов — в 775 г. Через 100 лет башня базилики и часть нефа были разрушены грозой, и к началу XII в. возникла необходимость перестроить ее. Новая церковь должна была стать идейным и политическим оплотом Капетингов, к тому же она явилась одним из первых готических сооружений Франции и, как пишет в своем исследовании искусствовед Е. П. Ювалова, даже отправным пунктом развития всей европейской готики. Хотя само мероприятие это на первый взгляд не было таким уж грандиозным. Корпус старинной церкви, которая представляла собой довольно большое сооружение, оставили нетронутым, а заменили лишь восточную и западную ее стороны. Однако композиция этих частей храма, принципы соотношения архитектуры и скульптуры и прочие задумки были настолько кардинальными, что впоследствии воссоздавались несколькими поколениями зодчих.

В то время в европейской архитектуре господствовал романский стиль, творческие возможности которого еще не до конца были исчерпаны.

Иль-де-Франс в отличие от других французских местностей не имела в этом отношении прочных традиций и в романскую эпоху не дала ни одного значительного архитектурного ансамбля. Но именно это обстоятельство и обусловило своеобразный синтез архитектуры и декора церкви Сен-Дени.

Для возведения нового сооружения были использованы традиции самых разных областей Франции. Например, на витражное оформление церкви оказали влияние мастера Лотарингии, славившиеся искусством эмалей. В результате целенаправленного собирания отдельных черт романской архитектуры создавался новый тип храма, воплощавший совершенно иные эстетические представления. Отличные от романского искусства, они сильнее воздействовали на разум и чувства верующих.

В целом отдельные части монастырского комплекса, соединенные вместе, представляли собой укрепленное сооружение — неприступное не только с виду, но и в действительности отражавшее вражеские набеги. К тому же Сугерий, вероятно, намеренно стремился повторить в новой постройке некоторые формы каролингской базилики, чтобы его не упрекнули в посягательстве на старое здание. Ведь прежняя церковь служила не только вместилищем реликвий, но и сама была своего рода реликвией, т. к., по преданию, ее построил Карл Великий, а освятил Иисус Христос.

Но создание такого монастыря-крепости, способного защитить от возможного нападения врагов, было оправданно в ту неспокойную эпоху, когда велись междоусобные войны и не утихала война короля с феодалами.

Строительство храма велось под непосредственным наблюдением и при самом деятельном участии аббата Сугерия. Он сам нанимал мастеров, изыскивал материалы для строительства, разрабатывал иконографию для убранства храма. Аббат был человеком не только энергичным и честолюбивым, но и эстетически одаренным: прекрасно чувствовал образную новизну возводимого храма и старался максимально достигнуть ее. Торжественное освящение храма состоялось 14 июля 1144 г. в присутствии короля Людовика VII, королевы Элеоноры Аквитанской, знатных вельмож, многочисленных французских и английских епископов и архиепископов и сопровождалось перенесением орудий Страстей Христовых и мощей святого Дени и других святых из крипты на многочисленные алтари, воздвигнутые в капеллах и посреди церкви.

Целых 7 лет трудились ювелиры и золотых дел мастера над изготовлением 7-метрового, богато украшенного Распятия. До нашего времени оно, к сожалению, не сохранилось, однако Сугерий со свойственной ему тщательностью подробно описал, как оно выглядело. Распятие представляло собой cложный комплекс со множеством изобразительных элементов. Сказалась в нем и любовь аббата к роскоши и тонкости обработки драгоценных материалов. Оно было воздвигнуто у входа на хоры — над тем местом, куда, по преданию, дошел святой Дени, держа в руках свою отрубленную голову. Основание креста украшали фигуры евангелистов и сцены из жизни Спасителя. Крест и фигура распятого Иисуса Христа были выполнены из золота, заднюю часть креста украшали многочисленные геммы и драгоценные камни. На Распятие было помещено ожерелье королевы Матильды — супруги короля Дагоберта, основателя церкви Сен-Дени.

Крест должен был напоминать паломникам о реликвиях Страстей Христовых, которые хранились в аббатстве со времен Карла Лысого, о древности королевской власти во Франции и т. д.

Новая церковь, возведенная святым Людовиком, в течение последующих веков не раз перестраивалась, однако король Луи Филипп возвратил зданию его первоначальный вид. Но на протяжении столетий облик церковного фасада постепенно искажался и обеднялся. В XVI в. его скульптуру повредили гугеноты, бросавшие в статуи камни.

В 1771 г. все статуи порталов и рельеф южного тимпана были вообще упразднены; тогда же исчезли и каменные балки со скульптурными фризами под тимпанами, а центральный портал лишился центрального столба, украшенного статуей святого Дени. Через 20 лет переплавили бронзовые двери порталов с эмалевыми пластинами, на которых были изображены сцены из Ветхого и Нового Заветов. Впоследствии архитектуре фасада нанесли урон и неквалифицированные реставрации. Так, в 1830–1840 гг. архитектор Депре восстановил верхние ярусы и шпиль северной башни, пострадавшей от молнии, из слишком тяжелого камня. Из опасения, что башня рухнет, ее пришлось вообще разобрать.

Следует учитывать и то, что за прошедшие века уровень почвы перед фасадом церкви поднялся более чем на два метра, из-за чего порталы оказались укороченными и потеряли свою прежнюю легкость. Из оконной живописи храма до настоящего времени сохранилась лишь большая розетка с библейскими сюжетами на фасаде XIII в.

НАЧАЛО МОНАШЕСТВА В ЕГИПТЕ

Сущность иноческой жизни составляют три обета — целомудрия, послушания и добровольной бедности. Напомним, что цель их — отрешение от мира с его удовольствиями, чтобы дать освобождение духу и телу и всецело посвятить себя служению Богу. Монашество, как удаление от мира для всецелого служения Богу, своим появлением обязано христианству, внесшему в жизнь народов начала самоотверженной любви, до той поры неведомой миру. Если и было у язычников и иудеев что-либо подобное аскетизму, то оно не носило характера истинного христианского любомудрия. Преподобный Нил Синайский говорил о нем так: «И далеки от него и иудеи, и эллины, отвергнувшие Премудрость, сошедшую с небес, и покусившиеся любомудрствовать без Христа, Который Один и делом, и словом указал истинное любомудрие».

Желавшим достигнуть высшей степени нравственности Сам Иисус Христос указал на девственную жизнь, на полную нестяжательность, удаление от мира и родных, на отречение от своей греховной воли и подчинение себя воле Божьей. В Евангелии от Матфея сказано об искании прежде всего «Царствия Божьего и правды его» (т. е. указано на все то, что отличает христианских подвижников и ставит их выше христиан, живущих в миру).

Трудно богатому войти в Царствие Божье; высок идеал, поставленный Спасителем, осуществляемый Им и Его учениками. Иисус Христос призывал к самоотречению и говорил, что не было «среди рожденных женщинами» человека выше Иоанна Крестителя, который был суровым аскетом, истязавшим свою плоть одеждой из верблюжьей шерсти и питавшимся акридами и диким медом. И Сам Иисус Христос удалился в пустыню и постился 40 дней, избрав себе плотские страдания.

В Древней Церкви «аскетами» называли тех христиан, которые особенно ревностно служили Богу, пребывали в непрестанной молитве и отличались подвигами поста и воздержания. Иногда аскеты удалялись в пустыню, но особенно часто это стало происходить только со второй половины III в., когда император Декия возвел на христиан жестокие гонения. Многие из них бежали в пустыни, чтобы по слабости своей человеческой природы не отречься от Христа. По словам Иеронима, апостол Иаков был «так свят, так праведен и постоянно девствен», что Иосиф Флавий считает разрушение Иерусалима войсками римского императора Тита следствием его умерщвления.

Аскеты в истории христианства появились рано. Уже в конце I в. в римской общине некоторые христиане добровольно воздерживались от брака или супружеских отношений. Игнатий Богоносец (ученик апостолов, умер ок. 107 г.) увещевал всех, кто может хранить в честь Тела Господня целомудрие и девство. И по свидетельству писателей того времени, много мужчин и женщин сохранили целомудрие до глубокой старости.

^{Икона Павла Фивейского}

А в начале II в. среди христиан было уже много аскетов, которые принимали на себя обязательства особо строгой и благочестивой жизни, хотя и без постоянных обетов. Постепенно их аскетическая жизнь преобразовалась в целую систему, особенно когда в Церкви усилилось влияние платонизма, стремившегося удалиться от мирских забот, чтобы достигнуть подобия божественного покоя. Если простым верующим дозволялось заниматься обычными мирскими делами, то люди, возвышенные духом, должны были посвящать себя продолжительным молитвам и размышлениям, ограничивая свои естественные потребности.

Одинокие аскеты, стремившиеся к совершенству, останавливались на привычном для себя идеале аскезы, думая не о других, а о спасении своей души. Они искали в христианстве то, что уже жило в них самих.

Кое-где аскеты стали обособляться в отдельные группы: в аскетерии (общежития) или бродячие товарищества. Они уже удалялись от мира, хотя еще и находились в нем. Девственная и благочестивая жизнь первых христианских аскетов находила столь многих последователей, что апостолу Павлу приходилось даже разъяснять важность и святость христианского брака, а также рассеивать неправильное представление о нем. А в Апостольских правилах даже ограничивалось неумеренное подвижничество: мужи апостольские поощряли подвижническую жизнь христиан, только если те правильно понимали ее. Святой Игнатий Богоносец в своем послании к Поликарпу, епископу Смирнскому, писал: «Кто может в честь плоти Господней пребывать в чистоте, пусть пребывает без тщеславия. Если же станет тщеславиться, то погиб».

Монашество стремится обетом целомудрия победить плотские удовольствия, нестяжательство не дает увлечься сокровищами, послушание смиряет гордыню житейскую, чтобы победить искания суетной славы. Чтобы оторвать себя от земных связей и оградить от искушений, иноки избирали местом жительства пустыню, отчего их и стали называть «монахами» («уединенными»). Только в тишине уединения созревают высокие мысли и дух человека укрепляется для великих подвигов. Даже самые пристрастные к земным удовольствиям люди ищут отдыха в уединении, но в деле спасения душа только тогда начинает жить для Бога, когда мир для нее опустеет. Мысли в мире постоянно рассеиваются, а совесть и душа возмущаются.

Желая избежать земных соблазнов и гонений язычников (а то и просто по склонности к уединению), некоторые подвизались неподалеку от своих родных мест, где могли свободно предаваться созерцательной жизни и богомыслию. Так, епископ Иерусалимский Наркисс, на рубеже II–III вв. удалившийся в незнакомую пустыню, жил в ней так долго, что три епископа преемственно занимали его кафедру. Когда он возвратился на родину («как будто с того света»), по словам историка Евсевия Кесарийского, паства возлюбила его еще больше «за его отшельническую жизнь и любомудрие». В своей «Книге о палестинских мучениках» Евсевий Кесарийский упоминает о многих христианах, «которые, блуждая в пустынях и горах, погибли от голода и жажды, от холода и болезней, разбойников и зверей». Однако были пустынножители и невольные, опасавшиеся отречься от Иисуса Христа во время воздвигаемых гонений и жестоких истязаний.

Самые строгие отшельники совсем удалялись от людей и в самых необитаемых местах (а подчас и в совершенном затворе) проводили жизнь свою в беседах с одним только Богом. Были подвижники, которые в течение целых 30–40 (иногда и более) лет не видели ни одного человека. Другие жили по два-три человека неподалеку друг от друга и два раза в неделю (субботу и воскресенье) сходились для общего богослужения. По словам преподобного Кассиана, этот род монашеской жизни — очень древний, и существовал еще задолго до Павла Фивейского и Антония Великого. Третьи жили целыми обществами по определенному уставу, имея общими труд, трапезу и молитву. Но у всех было одно общее стремление — распять плоть свою с ее страстями и похотями, чтобы стать выше своей человеческой чувственности.

Спасавшиеся в пустынях при следующих гонениях удалялись в уже знакомые места, и некоторые оставались там уже навсегда. Некоторые христиане тоже чувствовали потребность в созерцательной и уединенной жизни, видя в ней лучшее средство для достижения нравственного совершенства. Такое стремление к уединению раньше всего начало проявляться в Египте, природа которого, тая в себе много загадок, располагала к созерцательной жизни.

Ко времени пришествия в мир Иисуса Христа в Египте сосредоточилась вся мудрость языческого мира. Центром, в котором сходились верования всех известных тогда народов, была Александрия. Верования эти соединились в общем умозрительном созерцании, в котором идеализм древних греков сочетался с мистицизмом египтян. А идеи неоплатонизма распространились здесь настолько, что были известны даже людям необразованным. Поэтому христианская философия и появляется впервые в Египте, чтобы объяснить человеческому разуму некоторые истины христианства и приблизить людей к пониманию тайн божественного Откровения.

Египет, ставший отечеством созерцательного богомыслия и созерцательной жизни, стал и колыбелью христианского монашества. Глубокое религиозное чувство христиан Египта, ревность их в исполнении заповедей Божьих, мистический взгляд их воззрений, нравственное убожество живших рядом язычников — все влекло их к уединению. И многие действительно оставляли мир, удаляясь в пещеры, которых в Египте было множество. Но не все из них назывались монахами, только самые благочестивые — те, кто заимствовал образ жизни от апостола и евангелиста Марка, первого епископа Александрии.

В уединении пустынножители вели жизнь столь благочестивую, что изумляли язычников. Они «с таким усердием занимались чтением Священного Писания, молитвой и рукоделием, что и алкание не прерывало воздержания; разве уж на второй или третий день принимали пищу, и то не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию нужды», — писал преподобный Иоанн Кассиан (писатель и инок IV–V вв., проведший много времени среди египетских пустынножителей). Главной причиной, которая приводила к уединению, он называл утрату некоторыми христианами первоначальной, апостольской чистоты жизни. Стремление к иноческой жизни давно зрело в Египте, и нужен был только случай, чтобы эти желания обнаружились. Объяснение распространению монашества именно в Египте можно найти в особой силе слова Евангельского. Евсевий Кесарийский писал, что «нигде слова Евангельского учения, ни над кем не явили столько своей силы, как в Египте».

Однако первые монашествующие не могли основать отдельные общества вдали от городов, т. к. законы Римской империи не всегда терпели их и среди прочих-то жителей. Поэтому подвижникам первых веков христианства не нужно было удаляться от человеческого сообщества. Но они старались избегать общений с язычниками, не участвовали в их праздниках и увеселениях, на которых нередко проливалась кровь их братьев.

Но положение Церкви изменилось, когда по Миланскому эдикту 313 г. император Константин Великий прекратил гонения на христиан, которые получили свободу для отправления своих богослужений. Но они жили в Империи, законы которой, жизнь, обычай, нравы, увеселения — все было проникнуто языческим духом. Общественная жизнь вступала в противоречия с началами жизни христианской, и уверовавшие в Иисуса Христа постепенно сами стали терять первоначальную чистоту апостольской жизни. Было немало примеров, когда одни только земные выгоды заставляли людей принимать веру Христову и вступать в общество христиан.

Но для всех истинно верующих открылся путь к благочестивой жизни, обширное поприще для подвигов самоумерщвления. Это был новый вид добровольного мученичества, истребления своих страстей и нечистых помыслов, постоянное очищение ума и сердца, ежедневное приношение себя Богу в жертву — чистую и живую.

В трудные и решительные минуты жизни, во времена великих испытаний человек чаще выходит победителем, нежели в ежедневных искушениях. Поэтому Кассиан называл иноков «новыми мучениками». Святой Иоанн Златоуст, сам украшенный всеми христианскими добродетелями, с неизъяснимым удовольствием вспоминал время, которое провел в монашеских обителях: «Я желал бы, чтобы не было нужды убегать в пустыни. Но поелику здесь все извращено, и самые города, несмотря на судилища и законы, полны нечестия и пороков, и только пустыня приносит богатые плоды любомудрия. По всей справедливости следовало бы порицать… тех, которые каждый город сделали до того недоступным и неспособным для любомудрия, что желающие спасения должны удаляться в пустыню».

Иноческая жизнь, начавшаяся в IV в., явилась продолжением подвига мученического. Что в первые три века совершили мученики, то в IV в. продолжили иноки, которые для мира христианского стали живым свидетельством святости веры Христовой и образцом высочайшей нравственности. Монашество разлилось по всему Египту.

«Не столь светло небо, испещренное сонмом звезд, как пустыня Египетская, являющая повсюду иноческие кущи. Кто знает древний оный Египет богоборным, беснующимся — раба каких-нибудь животных, страшившегося и трепетавшего перед огородным луком, тот вполне уверится в силе Христовой. Египетская пустыня лучше рая; там видим в образе человеческом бесчисленные лики ангелов, сонмы мучеников, собрание дев. Увидим, что все тиранство дьявольское ниспровергнуто, а Царство Христово сияет. Увидим, что Египет — некогда матерь и стихотворцев, и мудрецов, и волхвов, изобретший все виды волхвования и передавший оные другим, теперь хвалится Крестом».

АНТОНИЙ ВЕЛИКИЙ — ОСНОВАТЕЛЬ МОНАШЕСТВА

Многие христианские аскеты хоть и удалялись от мира, но все же не прерывали связи с ним. Однако находились и более решительные люди, которые покидали свою семью и уходили в пустыню, считая, что союз человека с Богом священнее уз семейных и блага вечные дороже благ суетных. Временные привязанности и временные удовольствия являются препятствием на пути к вечному и небесному, приковывая ум и сердца человеческие к земному.

Первым христианским аскетом был преподобный Антоний Великий. Ко времени появления его в пустыне в христианском мире были как отдельные отшельники, так и целые киновии и общины монахов, удалившихся от мира. Но именно его называют «основателем монашества», «отцом монашества», «патриархом киновитов» и другими почетными именами. В «Письме к Евстохии о хранении девства» блаженный Иероним называл Антония Великого «учредителем» анахоретского образа жизни, т. к. именно от него такая форма монашества получила широкое распространение.

После смерти родителей 20-летний Антоний остался со своей малолетней сестрой, которую он должен был опекать. Но мысли об уединении и подвижничестве не покидали его, а смерть родителей только напомнила о кратковременности человеческой жизни и о необходимости уже на земле приобретать блага для жизни вечной. Антоний стал размышлять о святых апостолах, которые оставили все и последовали за Иисусом Христом; об уверовавших в Спасителя, которые продавали все свое имущество и вырученные деньги приносили апостолам на нужды христианской Церкви.

^{Антоний Великий}

Вот с такими мыслями и пришел преподобный Антоний в храм, который всегда посещал, и вдруг услышал слова Господа, обращенные к богатому юноше: «Если хочешь стать совершенным, иди, продай все, чем обладаешь, и раздай полученное бедным… И приди, и следуй за Мной!.. Всякий, кто оставит ради имени Моего дом, братьев, сестер, отца, мать, жену или детей, или поля свои, получит за это сторицею и будет обладать жизнью вечной» (Мф. 19, 21). Эти слова глубоко потрясли душу молодого Антония, т. к. давали ясный и прямой ответ на волновавшие его вопросы. Обращение Спасителя к богатому юноше он принял за внушение свыше и отнес к самому себе.

Придя из храма, он подарил жителям своего селения все доставшиеся ему по наследству земли; все движимое имущество продал и деньги раздал нищим, оставив только немного для сестры. Но через несколько дней отдал беднякам и все остальное, сестру отвел в известную ему благочестивую обитель, а сам поселился недалеко от дома.

В то время монастырей в Египте было еще немного и иноки не знали Великой пустыни. Всякий, кто хотел подвизаться, уединялся недалеко от своего селения. «Если слышал он (Антоний Великий. — Н. И.) о каком-либо рачителе добродетели, то шел отыскивать его, как мудрая пчела, и не прежде возвращался в свое место, как увидевшись с ним. Когда же получал от него как бы напутствия какие для шествования стезею добродетели, то уходил назад».

Уже на первых порах своего подвижничества молодой отшельник обратил на себя всеобщее внимание и за свою строгую жизнь и личные качества пользовался уважением окружающих. Но оставаясь в пустыне один, без руководителя, Антоний стал подвергаться искушению дьявола, и эти искушения были для него очень тяжелыми. Он начал вспоминать о сестре, об оставленном имуществе, о родных и друзьях, об удовольствиях мира, и избранный путь стал казаться ему слишком жестоким и продолжительным. Все это причиняло ему нестерпимые нравственные страдания, но никакие искушения не отвлекли Антония от подвижничества. Причину же временной слабости он видел в недостаточной суровости своих подвигов и потому еще больше усилил их.

Но гораздо тяжелее были для Антония искушения невидимого врага, возбуждавшего суетные мысли и греховные желания. Стремясь победить это искушение, он стал искать более уединенного места, чтобы совсем удалить себя от мира с его соблазнами. В Египте в то время было множество фамильных гробниц — величественных и попроще, потому что египтяне разных сословий очень заботились о загробной жизни. Погребальные пещеры небогатых людей не поражали своей массивностью и великолепием, но все же и они были достаточно обширны, тщательно отделаны и часто украшены живописью.

В одну из таких гробниц и удалился Антоний, наглухо закрыв за собой дверь. Через определенные промежутки времени один человек, с которым Антоний договорился заранее, приносил ему хлеб. Но и уединенная гробница не освободила преподобного Антония от тяжелых и мучительных искушений. Напротив, в гробовой тишине полутемного склепа они стали еще сильнее, греховные образы мира и его чувственные соблазны представлялись ему ярче и заманчивее; изнемогавший в борьбе с плотью дух на каждом шагу видел козни дьявола, принимавшего облик женщин, животных, великанов или черного отрока, называвшегося духом блуда. Антонию казалось, что целые полчища врагов восстают на него, и тогда он взывал к Господу: «Господь мне помощник: буду смотреть на врагов моих» (Пс. 117, 7). В уединенной гробнице преподобный Антоний провел 15 лет. В борьбе с плотскими страстями и внутренней борьбе часто доходил он до искушения, но не возвратился в мир, хотя он и представлялся ему из темноты гробницы таким привлекательным.

К концу этого периода своей жизни Антоний Великий настолько окреп нравственно и так приучил свое тело довольствоваться малым, что решил отправиться в безлюдную пустыню, чтобы в ней устремиться к высшему совершенству. Он переправился на восточный берег Нила и, найдя там одно запустевшее укрепление, продолжил свои подвиги. Место, избранное преподобным Антонием, было пустынным и диким, что как нельзя лучше соответствовало его желаниям. Это была Фиваидская пустыня, которая отделяла Красное море от плодородных долин Нила. В этом укреплении преподобный Антоний заперся, запасшись хлебом на 6 месяцев, вода же находилась внутри ограды. Он никуда не выходил и ни с кем не общался, все время проводя в строгом подвижничестве; только два раза в год принимал через ограду хлеб.

И чего только не вытерпел он в течение долгих лет! «Поистине достойно удивления, что один человек, живя в дикой пустыне, не боялся ни ежедневных нападений дьявола, ни свирепости бесчисленных зверей, ни вреда от пресмыкающихся животных… Часто приходилось ему терпеть голод и жажду, холод и зной», — писал святой Афанасий Великий. И все же этот период был для святого Антония уже не столь тяжелым, как 15 лет, проведенных в гробнице. Искушения не так сильно смущали его, подвиги не утомляли, как раньше, а часто случавшиеся горние видения доставляли утешение и возбуждали на новые подвиги. Освободившись от внутренней борьбы с самим собой, преподобный Антоний стал с большей свободой предаваться созерцанию, думать о Боге и Его благом промысле, о мире с его соблазнами, о жизни земной и небесной, о назначении человека и его обязанностях по отношению к Богу. Так в дикой Фиваидской пустыне у святого отца рождались глубокие мысли, которые впоследствии стали неисчерпаемым источником нравственного назидания для его многочисленных последователей. Правда, уединенная жизнь не спасала совсем от искушений плоти, да и душу преподобного Антония иногда колебали соблазны и сомнения. Иногда он и тосковал, представляя множество скорбей и искушений, которым подвергается человек. Так, ему казалось несправедливым, что одни люди живут до глубокой старости, а другие умирают молодыми; одни богаты, а другие бедны; люди нечестивые благоденствуют на земле, а благочестивые бедствуют. Господь не оставил верного раба Своего, и однажды преподобный услышал голос: «Антоний, себе внимай. А то — суды Божии, и тебе нет пользы испытывать их». После усердной молитвы преподобный Антоний успокаивался и убеждался в том, что правда Божья неизмеримо выше правды человеческой и в тайны промысла Божья никто проникнуть не может.

В полном одиночестве Антоний Великий провел долгих 20 лет: заградив вход в свою пещеру, он только через небольшое отверстие беседовал с приходившими к нему. В его полуразрушенную крепость, окруженную на несколько десятков километров песками, приходили Александрийский епископ Афанасий и языческие философы (чтобы поспорить с человеком «некнижным» и даже не учившимся грамоте); ему писали письма император Константин Великий и его сыновья.

Но настало время, когда он должен был стать руководителем для других. Усиленные просьбы многочисленных ревнителей благочестия, желавших под его руководством подвизаться для Бога, заставили преподобного Антония выйти из затвора. Он открыл к себе доступ в то время, когда в Египте и странах Востока свирепствовали жестокие гонения, воздвигнутые на христиан императором Диоклетианом. Число учеников преподобного Антония быстро возрастало, и вскоре безлюдная пустынь стала похожа на город, в котором процветали правда и благочестие. Одни из пустынников объединились в общину, другие рассеялись по пустыне и жили отшельниками, но все они находились под руководством Антония Великого, который увещевал их своим примером.

Преподобный Антоний не давал внешних правил для жизни иноческой, заботясь главным образом о внушении своим ученикам живого благочестия. Когда братия стала просить у него устав для монашеской жизни, он предложил им простое и мудрое поучение:

«Для познаний всех правил жизни достаточно Священного Писания. Но великую пользу принесет и то, если братии будут утешаться взаимными поучениями. Посему вы мне, как отцу, говорите, что знаете; а я вам, как детям, поведаю многолетние опыты. Да будет первым и общим для всех правилом не ослабевать в предпринятых подвигах, но постоянно, как бы начиная, приумножать доброе стяжание, ибо настоящая жизнь очень кратковременна в сравнении с вечною. В здешней жизни обмен между людьми бывает равный. Но будущая жизнь обещается нам за дешевую цену. За 80, много 100 лет жизни обещается царство бесконечное, блаженство вечное. Итак, чада, не предавайтесь унынию или тщеславию, ибо сказано, „что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас“ (Рим. 8, 18).

Монахи шли к преподобному Антонию по влечению собственного сердца, чтобы подвизаться для спасения души и чтобы в подвигах своих следовать советам мудрого старца. Если и было здесь подчинение, то чисто нравственное, которое каждый из иноков налагал на себя добровольно. Таким образом, старчество (духовное руководство старцами молодых иноков) применялось в монастыре Святого Антония очень рано.

Принятие в монашество он не обставлял никакими обрядами: нужно было только, чтобы ищущий иночества искренне желал бы подвизаться и был бы к этому способен. В монастырях святого Антония было принято, чтобы в каждой келье жили не более двух монахов (а лучше один), т. к. келья должна была стать главным местом духовных подвигов инока и, как темница, отделять его от соблазнов мира.

Внешняя обстановка монашеской жизни под руководством преподобного Антония была очень проста и даже сурова. Уединенное жилище инока представляло собой пещеру — естественную или вырытую руками иноков. Пища монахов тоже была простой — в основном хлеб и вода, иногда еще зелень и овощи. Но и эта скудная еда принималась в малом количестве — только чтобы поддержать жизнь. О каких-либо излишествах или изысканности не могло быть и речи.

Одежду монахи носили тоже самую простую и бедную. В первое время по своей форме она не отличалась от обычной одежды тех времен, и только с течением времени составился полный список обязательных для монаха одежд. Сохранилось предание, что первым ввел в употребление монашескую одежду инок Патермуфий. На пришедшего к нему юношу он надел левитон, кукуль и милоть и перепоясал его. Но нужно еще раз напомнить, что сам преподобный Антоний не стеснял учеников своих внешними правилами и предписаниями и не требовал обязательного ношения монашеской одежды^[6].

Все монахи находились в безусловном подчинении своему авве. Повиновение иноков духовным отцам-руководителям вменялось преподобным Антонием в непременную обязанность каждому иноку как необходимое условие для получения от Бога необходимой духовной силы. Большую часть времени иноки проводили в посте и молитвах: бдение над собой и молитва ставились преподобным Антонием главным основанием подвижничества. Он всегда призывал учеников своих бодрствовать над собой, не лениться и не предаваться унынию. Бодрствование монахов состояло в постоянных мыслях о смерти и Страшном Суде, сердечном сокрушении о грехах своих и непрестанной молитве Богу. Свободное от духовных подвигов время посвящалось труду, чтобы поддержать свое скромное существование. Сохранилось предание о том, как однажды Антоний увидел кого-то, сидящего за плетением веревки и прерывающего работу молитвами. Это был ангел Господень, посланный для наставления Антония. И ангел сказал ему: „И ты делай так, и спасешься“. Антоний очень обрадовался и с того часа все свободное от молитв время посвящал труду.

Иноки возделывали землю, на которой выращивали пшеницу и овощи, из финиковых и пальмовых ветвей плели корзины и рогожи.

Отношения иноков между собой строились на взаимной любви и согласии. Не было там ни притеснителя, ни притесненного, а только духовная „радость, соревнование о преуспеянии и взаимное утешение друг друга верою“. Всех объединяло общее стремление к добродетели, и потому нравственное совершенство каждого инока было предметом забот всей монашеской общины.

Хотя подвиги иноков были суровыми, преподобный Антоний никогда не требовал от подвижников невозможного и не напрягал чрезмерно сил братии. К согрешившим и кающимся относился с всепрощающей любовью^[7]. Приведем несколько отрывков из „Наставлений о доброй нравственности и святой жизни“ Антония Великого.

Человеком должно называть или того, кто умен, или того, кто принялся исправлять себя. Неисправного не должно называть человеком, потому что это (неисправимость. — Н. И.) есть дело не человеческое. От таковых должно бегать. Сживающиеся со злом никогда не будут в числе бессмертных (т. е. блаженным бессмертием).

Люди обычно именуются умными по неправильному употреблению этого слова. Не те умны, кто изучили изречения и писания древних мудрецов, но те, у которых душа умна; которые могут рассудить, что добро и что зло, и злого и душе вредного убегают, а о добром и душеполезном разумно радеют и делают то с великим к Богу благодарением. Эти одни поистине должны именоваться умными людьми.

Умным людям не нужно слушать всякого рода беседы, но только те, которые приносят пользу, которые ведут к познанию воли Божьей, ибо она есть путь, которым люди опять возвращаются к жизни и свету вечному.

Нет никакой пользы изучать науки, если душа не будет иметь доброй и богоугодной жизни. Причина же всех зол есть заблуждение, прелесть и неведение Бога.

Свободен тот, кто не рабствует сластям (чувственным удовольствиям), но господствует над телом посредством рассуждения и целомудрия, и с полной благодарностью довольствуется тем, что подает ему Бог, хотя бы того было очень умеренно.

Не то грех, что делается по закону естества, но то, когда по произволению делают, что худшее. Вкушать пищу не есть грех, но грех вкушать ее без благодарения, неблагоговейно и невоздержанно. Не грех просто смотреть, но грех смотреть завистливо, гордо и ненасытно. Не грех слушать мирно, но грех слушать с гневом; не грех заставлять язык благодарить и молиться, но грех позволять ему осуждать и клеветать. Не грех утруждать руки подаянием милостыни, но грех позволять хищение и убийство…

У человека нет ничего честнее слова. Слово столь важно, что словом и благодарением мы чтим Бога. Употребляя слова непотребные или бесчестные, обличаем непотребство души своей. Несмысленному человеку свойственно за грехи свои винить рождение свое или другое что, когда самопроизвольно употребляет он худое слово или делает что дурное.

Будем ревновать и доброй и благочестивой жизни не ради человеческой похвалы, но изберем добродетельную жизнь ради спасения души, ибо каждодневно видится смерть пред глазами нашим, — и все человеческое ненадежно.

Жизнь есть соединение и сочетание ума (духа), души и тела; а смерть есть не погибель этих частей, а расторжение их союза; все это Бог хранит и по расторжении.

Ум есть не душа, а дар Божий, спасающий душу. Богоугодный ум течет впереди души и советует ей презреть временное, вещественное и тленное, а возлюбить блага вечные, нетленные и невещественные, так чтобы человек, живя в теле, умом созерцал и представлял небесное и Божественное».

ТАВЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ ПАХОМИЯ ВЕЛИКОГО

В предыдущей главе говорилось, как важно было пробудить ревность и усердие к иноческой жизни, но не менее важно было дать такие правила, которые могли бы укрепить стремление людей к богоугодной жизни, сделать ее постоянным навыком. Большая часть монашеских правил была дана Пахомием Великим, собственная жизнь которого явилась прекрасным образцом наставничества иноков. Преподобный Антоний Великий говорил Закхею (ученику Пахомия Великого):

Вначале, как я стал монахом, не было ни одной киновии для воспитания других. После того, как отец ваш устроил это благое дело при помощи Божьей, еще прежде его хотел учредить то же другой, по имени Аот, но поелику не от всего сердца старался о том, то и не получил желаемого. Великую услугу оказал он (Пахомий Великий. — Н. И.), собрав такое множество братий.

Бывший солдат, еще до принятия христианства Пахомий Великий стал аскетом. Испытав на собственном опыте, как опасно молодому подвижнику жить одному, он решил ввериться мудрому старцу и пошел к отшельнику Палемону, подвизавшемуся в Фиваидской пустыне. У дверей кельи Пахомий молил, чтобы тот допустил его жить рядом с собой, но Палемон отвечал: «Ты слишком молод и не сможешь жить со мной. Многие приходили ко мне, полные решимости вести жизнь подвижническую, но, изнуренные трудами, уходили назад. Я питаюсь только хлебом с солью, масла и вина у меня никогда не бывает; большую часть ночи, а иногда и всю ночь привык я проводить в молитве и богомыслии». Но Пахомий и дальше стал упрашивать старца, пока тот не принял его.

^{Пахомий Великий}

Вместе они стали подвизаться в молитве, пении псалмов и посте, вместе вязали власяницы. Трудами своими добывали хлеб не только себе, но еще и беднякам помогали. Когда же усталость склоняла их ко сну, старец отправлялся с учеником своим на гору. Там они перетаскивали песок с одного места на другое, чтобы приучить себя бодрствовать и ночью, когда надо молиться. «Бодрствуй, Пахомий, — говорил Палемон, — чтобы враг рода человеческого не искусил тебя и не лишил плода трудов». Под строгим руководством воспитывался Пахомий: умерщвляя плоть свою постом, он более всего радел о смирении и чистоте душевной и телесной.

Подле горы, где жили Палемон и Пахомий, была пустыня, поросшая дикими травами и терновником. Пахомий часто ходил туда за дровами: острые иглы кололи его босые ноги, но он терпел, вспоминая о гвоздях, которыми был распят Иисус Христос. Иногда он останавливался и молился наедине, и сердце его разгоралось тогда такой любовью к Богу и ближним, что ему хотелось обнять весь мир и всех привести к Господу.

Однажды Пахомий далеко отошел от своего жилища и достиг Тавенны — места, лежащего на берегу Нила. Здесь он долго и усердно молился, и вдруг послышался ему голос: «Поселись здесь и выстрой монастырь; к тебе соберется много иноков». А потом Пахомию явился ангел с медной доской, на которой были начертаны правила иноческой жизни. Он рассказал о своем видении Палемону, и они вместе осмотрели место. Старец посоветовал повиноваться голосу, Пахомий расстался с Палемоном и поселился в Тавенне, но духовный союз между ними не распался. Они поочередно навещали друг друга, пока Палемон не скончался на руках Пахомия.

Первым в пустынь к Пахомию пришел брат его Иоанн. Они тоже кормились только трудом рук своих, еще и бедным уделяли избытки. Одежду их составлял левитон, который они переменяли только тогда, когда приходила пора мыть его. Под левитоном Пахомий носил еще власяницу. Спать он не ложился, а для сна садился в келье своей на камень, чтобы не прислоняться к стене. Иногда он вообще не смыкал глаз по несколько дней и даже просил Господа, чтобы Тот совсем освободил его ото сна.

Повинуясь голосу небесного вестника, Пахомий начал устраивать монастырь для будущей братии. Но Иоанн, любивший безмолвие, всячески препятствовал ему в трудах. Так, один возводил обитель, чтобы принять в ней многих; другой хотел, чтобы она была как можно теснее и безлюднее. Препятствия со стороны брата Пахомий переносил безмолвно, т. к. делал Божье дело, но внутри себя он не мог подавить чувство огорчения, которое сильно мучило его.

Только после смерти брата Пахомий мог свободнее приступить к устроению обители, но еще много искушений вынес он от духов злобы. Первыми учениками его были Псентезий, Сур и Псой; потом к ним присоединились другие, и среди них — 14-летний Федор, ставший впоследствии любимым учеником Пахомия.

Пока братий было мало, Пахомий на себя принимал все заботы о монастыре, чтобы ученики его, свободные от внешних обязанностей, усерднее бы совершенствовались во внутренней жизни. Даже для общей трапезы он все готовил сам, а также сам сеял и выращивал овощи. Пахомий старался быть слугой всем ученикам своим, чтобы они могли утешаться упражнениями духовными. Иноки не могли надивиться на его подвиги, на его любовь и смирение, умерщвление себя и смиренность духа, которые он сохранял среди непрерывных внешних дел и занятий. Так преподобный Пахомий учил собственным примером учеников своих, чтобы они со временем могли управлять другими, соединяя с созерцательной жизнью и работу.

Видя, что многие окрестные пастухи никогда не слышали Слова Божьего и не причащались Святых Тайн, он выстроил для них церковь, в которой они стали собираться по субботам и воскресеньям. Преподобный Пахомий учил их так просто и мудро, что даже самые неразумные быстро и живо воспринимали его слова. Многие из язычников после бесед с ним крестились, и молва о преподобном Пахомии разнеслась так далеко, что к нему пришло еще множество учеников.

Вместе они построили несколько домов, а в центре возвели церковь. Так возник первый монастырь Табенизи (до 328 г.). Когда он сделался тесным для умножившейся братии, преподобный Пахомий выстроил в пустыне Проу новый монастырь Бафуа, ставший главным^[8]. А потом многие пустынники отдали свои монастыри под управление Пахомия Великого, и при жизни его общество Тавенское состояло уже из девяти монастырей. У каждого из них был свой начальник, называвшийся настоятелем (или игуменом), а иногда и экономом; вероятно, потому, что совмещались обе должности.

С умножением братии Пахомий Великий ввел в монастыре своем устав. По своему внешнему поведению настоятель должен был быть образцом строгости, осторожности, умеренности, точности и т. д. Он не должен был вступать в бесполезные разговоры и слушать их; не должен искать лучшей одежды, пищи и постели. В правилах Пахомия Великого было точно и определенно указано, чтобы настоятель не переступал границ своей власти, управлял бы без жестокости, не разговаривал бы высокомерно, остерегался пускать в душу свою гордыню и суетность, когда будет наставлять иноков. Смирение и любовь — вот две главные добродетели, которые Пахомий Великий требовал от настоятелей монастырей. Они должны были знать обо всех сомнениях и искушениях, которые будут возмущать душу иноков, утешать их в борьбе с ними; если же заметят на лице их печаль, должны выяснить причину ее. Если же не делают этого по недостатку любви или внимания, если сами причиняют скорбь брату своим неправильным поступком, то подвергаются наказанию и даже отрешаются от должности, пока не научатся большей любви.

О желающем вступить в монастырь извещают настоятеля, и тогда он поручает опытному старцу испытать искренность его желания. В течение 10 (и более) дней испытуемый вне монастыря должен повергаться на землю перед проходящими братиями и терпеть поношения, чтобы показать свое терпение и смирение. В эти же дни его учат молитвам и псалмам и тщательно испытывают: не от беды ли какой он пришел в обитель? Может ли отречься от родителей, отказаться от состояния?

Монахи в обители Пахомия Великого отказались от всякой личной собственности, носили одинаковую одежду. Жизнь их протекала в молитвах и труде — плетении, огородничестве и садоводстве; позднее иноки стали заниматься ремесленными работами. Развитие хозяйственной деятельности общежитий привело даже к некоторой дифференциации труда, и в одном из «Житий» Пахомия Великого называется целый ряд монахов, посвятивших себя определенному ремеслу: кузнецы, сапожники, земледельцы и др. Но труд в обители Пахомия Великого не являлся самоцелью; он рассматривался как служение Богу и должен был сопровождаться молитвой и молчанием.

Принятые в число братьев становились полноправными членами общежитий только после искуса и наставлений, даваемых опытными, «истинными» монахами. В каждой «лавре» монахи делились на декурии. Для каждых двадцати братий возводилось особое помещение, в котором они жили под надзором и руководством домоправителя, причем разделение монахов на декурии совпадало с разделением их по роду занятий. В общем доме у каждого была своя келья, двери которой всегда держали открытыми. Три-четыре дома составляли трибу, каждая из которых в течение недели выполняла общие монастырские работы, заведуя церковью, кухней и т. д. Утром и вечером все собирались на общую молитву, по субботам и воскресеньям — на литургию. Три раза в неделю «старшие» наставляли братьев в вере и монашеской жизни, разъясняли им их недоумения. «Старшие» же руководили и чтением братьев, указывая, какие им следует брать книги из монастырской библиотеки, а также отвечали на возникшие после чтения вопросы.

Таким образом, религиозная жизнь братии в обители Пахомия Великого определялась одинаковой для всех формой более, чем в лаврах и монастырях, живших по уставу Антония Великого. Этим был положен предел личной религиозной инициативе, и желающий спастись, вступая в монастырь преподобного Пахомия, признавал и установленный в нем образ жизни. Подчиняя свою волю монастырскому уставу, он мог проявлять свое религиозное рвение только в рамках, установленных традицией монастыря. Такая традиционная форма жизни, устраняя проявления возможного индивидуализма, сильнее влияла на среднюю массу вступающих, воспитывала их и не позволяла отступать назад.

Отдельные общежития не теряли связи друг с другом. Два раза в год все монахи должны были собираться в главном монастыре, настоятелю которого подчинялись «отцы» других монастырей. Узы эти были не только религиозными, т. к. все сработанное монахами доставлялось в Бафуа, где главный эконом распределял все между отдельными монастырями сообразно их нуждам. Излишки же отправляли в соседние города и даже в Александрию. Поэтому, несмотря на все старания преподобного Пахомия оградить монастырь от мира, связь эта постоянно крепла и развивалась.

Так, под неограниченной властью главного настоятеля жила крепкая и единая организация, к тому же монахи обеспечивали свое существование собственным трудом и торговыми отношениями с мирянами. В результате труд — нетвердый источник существования одиноких анахоретов и лавр — стал основой жизни в монастырях Пахомия Великого. Спасение души на собственный страх и риск заменилось спасением ее в определенных формах монастырской жизни, созданных сознательно и обдуманно. Жизни одинокого пустынника была противопоставлена общежительная жизнь монахов. И в то же время монахи, продавая свои товары, были связаны с мирянами.

Мудрость наставлений преподобного Пахомия привлекала к нему пустынников из соседних стран, даже если они и не находились под его управлением. Но в духовных своих поисках они искали его помощи, за которой настоятели и других монастырей в затруднительных случаях обращались к угоднику Божию как к человеку, получившему небесное просвещение. Не только из Египта, но с Запада и из Армении приходили к Пахомию Великому, а из его монастырей много иноков заняли епископские кафедры.

Казалось, что благочестие обителей, так хорошо и прочно устроенных, будет сохраняться долго. Но велика слабость человеческая! И будущая печальная участь их обителей не сокрылась от преподобного Пахомия. Однажды во время молитвы открылось ему, что одни из его братий окружены пламенем, из которого не могут выйти; другие так запутались в терниях, что они колют их со всех сторон; третьи стоят на краю пропасти и не могут отойти от нее. В другой раз, когда Пахомий молился о будущем обителей, перед его глазами предстал ров, наполненный иноками. Только начнут они подниматься, чтобы выбраться оттуда, как приходят другие и не выпускают их. Только немногих, которым с трудом удалось выбраться изо рва, осиял небесный свет. С рыданием упал преподобный на землю и стал громко взывать: «Господи! Если такова судьба иноков, то зачем Ты захотел, чтобы была киновия и монастыри? Помяни завет Твой, в котором Ты обещал до конца сохранить сослужащих Тебе! Ты знаешь, что с тех пор, как я принял на себя иноческий сан, я смирялся пред Тобою, не вкушал досыта хлеба и воды». И услышал в ответ слова: «Не хвались, слабый человек, но проси прощения. Все держится Моим милосердием».

Пахомий упал на землю и стал смиренно молить о прощении, и явился ему Господь и сказал: «Семя твое духовное не оскудеет до конца века. А из тех иноков, которые будут после тебя, многие выйдут из глубины мрачного рва и явятся высшими нынешних иноков, потому что без руководителей спасутся; иные спасутся через напасти и скорби, и явятся равными великим святым».

Пахомий Великий скончался от заразной язвы, которая распространилась в его монастырях. За довольно короткое время от нее умерли более 100 иноков, и сам Пахомий болел 40 дней, но всегда сохранял бодрое расположение духа. За два дня до смерти он созвал начальников и строителей всех монастырей своих и сказал им:

«Чувствую, что конец мой приближается. Будьте бодры в молитвах и рассудительны во всех действиях. Не имейте общения с последователями Мелетия, Ария, Оригена; сближайтесь только с теми, которые боятся Бога и могут принести вам пользу своей беседой, доставляя душам вашим истинное утешение. Изберите между вами человека, который бы правил вами по духу Божьему».

По желанию братии святой Пахомий назначил своим преемником Петрония, а любимому ученику своему Федору поручил попечение о ленивых иноках. А потом, оградив себя крестным знамением, со светлым лицом предал дух свой Богу. Скончался угодник Божий в мае 348 г., когда ему было 57 лет от роду; из них он 35 лет подвизался в монашестве.

После смерти преподобного Пахомия много бед претерпели его обители. И хотя в Египте, где основал он свои монастыри, сейчас почти нет и следа иноческой жизни, но правда его и наставления его живы до сих пор и в других странах руководят иноков к совершенству.

ПЕРВЫЕ ЖЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ

В Египте, где началась и стала устраиваться по определенному уставу жизнь первых христианских отшельников, началось и правильное устроение иноческой женской жизни. В «Беседе четвертой на Евангелие от Матфея» святой Иоанн Златоуст писал:

«В стране Египетской можно увидеть Христово воинство, и чудное общество и образ жизни, свойственный горним силам. И это открыто можно видеть не только на мужчинах, но и на женщинах, ибо и они любомудрствуют не меньше мужей. Они не берут щитов и не садятся на коней, как повелевают славные греческие законодатели и философы, но вступают в иную, гораздо труднейшую брань. Ибо они, как и мужи, вступают в брань с дьяволом и властями тьмы; и в сей брани естественная слабость пола вовсе не служит им препятствием, ибо нужно судить о таких бранях не по естеству тел, но по произволению души. Посему и жены часто превосходили подвигами своими мужей и воздвигали славнейшие знамения победы».

^{Мария Египетская}

Женщины-подвижницы были в Египте уже в то время, когда Антоний Великий начинал свою иноческую жизнь. Решив уйти в пустыню, он отдал сестру свою на попечение девственниц, и когда пришел навестить ее в первый раз, то увидел ее уже начальницей и попечительницей других дев. Руководством для первого женского иночества был, конечно же, пример и наставления самого Антония. Так, в его поучениях о девстве говорится:

«Девственница не должна в себе питать чувств, приличных женам. Она должна удаляться нечистых мыслей, гордости и всего, что приятно дьяволу. Должна любить всех людей, убегая славы мирской; быть преданной Богу, обуздывать язык и строго хранить пост. Если все сие она будет исполнять, сделается чистою и Богоугодною жертвою. Если же девственница будет заботиться о роскошной пище и тщеславиться девством, то вместо славы подвергнется стыду. Если не будет обуздывать своего языка, то тщетно будет ее девство».

Святые жены, подвизавшиеся в молчании кроткого и терпеливого духа, оставили о себе немного сведений. И все же известно, что многие из них были отшельницами. Так, в Александрии и окрестностях ее было много девственниц, из которых одни жили вместе, другие в отдельных кельях. Многие отцы Церкви писали наставления и поучения для подвижниц, но Пахомий Великий, учредивший общежительство для иноков, стал учредителем его и для женщин.

У преподобного Пахомия осталась в мире сестра. Желая увидеть брата и лично убедиться в чудесах, которые о нем рассказывают, она пришла в Тавенну. Пахомий Великий, отказавшийся от мира и связей родственных, всегда избегал общения с женщинами. И когда сестра пришла повидать его, он через привратника велел сказать, что с нее довольно знать, что он жив и чтобы она возвращалась домой и не искала больше встреч с ним. Но, не желая совсем лишать ее спасительного совета, предложил ей последовать его образу жизни. Бог по ее примеру может привлечь других к святой жизни, и если ей угодно, он поручит братии выстроить для нее монастырь. Огорченная сначала суровым приемом брата, она с радостью приняла его предложение.

Преподобный Пахомий обрадовался скорой готовности сестры своей и повелел построить для нее монастырь недалеко от Тавенского — на другой стороне Нила. Вскоре она собрала вокруг себя других женщин, которые вверились ее руководству. А она учила их делами и советами, чтобы они, забыв о земном, прилеплялись бы к небесному.

Волосы они покрывали клобуком, который прикрывал и плечи их. Ручным рукоделием их была выделка льна и шерсти, которые закупал (как и все остальное, нужное для них) главный эконом Тавенского монастыря.

Первым настоятелем женского монастыря был инок Петр — муж престарелый и высокой жизни, умертвивший в себе все страсти. Священник и дьякон, назначенные им для служения, приходили только по воскресеньям. После смерти Петра правителем женских монастырей Мин и Бехре был назначен Епоних — тоже человек престарелый и святых правил.

Когда нужно было что-то построить в женском монастыре или оказать какую другую мужскую помощь, братии откликались, но в женскую обитель их приводил почтенный старец. Они не могли ни пить, ни есть у инокинь и в назначенный для отдыха час возвращались в свою обитель.

Никто из монахов Пахомиевых обителей не мог без позволения пойти в женский монастырь. Даже старцы, доставлявшие подвижницам все необходимое, входили только в сени, а не в дома инокинь. Если у кого-то из иноков были там сестра или мать, только в сопровождении старца испытанной добродетели он мог навестить их. Придя, он сначала спрашивал настоятельницу, а та призывала инокиню в сопровождении старицы, в присутствии которой инок мог разговаривать чинно и скромно. Он не мог ни дарить что-нибудь сам, ни получать что-либо от сестры своей, потому что ни тот, ни другая не имели собственности, которую могли дать. Новости мира не имели в их разговоре места, и беседовали они только о благочестивых предметах.

В монастырях Мин и Бехре подвизались и девицы, и вдовы. Здесь постриглись сестры Петрония — одного из первых учеников преподобного Пахомия и его преемника в управлении Тавенскими обителями. Когда инокиня умирала, ее приготовляли к погребению и приносили на берег Нила. Иноки из мужского монастыря переправляли усопшую на свой берег, держа в руках пальмовые и оливковые ветви, и с пением псалмов хоронили в своих гробницах.

В житиях первых христианских подвижниц рассказывается об Исидоре, которая по редкому смирению и самоуничижению казалась юродивой и безумной; никогда не носила куколь, а покрывалась ветхой повязкой. Служа в поварне, она исполняла любое послушание для всех сестер; сама за трапезу никогда не садилась, не брала для себя и куска хлеба. Никто из сестер не видел, чтобы она ела; питалась же Исидора крошками, которые собирала со стола, и остатками в сосудах, которые мыла. Обуви никогда не носила.

Другие сестры иногда над ней смеялись, но она ни единым словом не показывала своего ропота, сама же никого не обижала. Святость этой отшельницы была открыта преподобному Питириму, которого однажды начали одолевать помыслы тщеславия. И представший перед ним ангел сказал: «Для чего превозносишься своими подвигами? Ступай в женский Тавенский монастырь и найдешь там женщину в повязке. Она лучше тебя, ибо подвизается среди многолюдства; служит всем и, хотя все ее осмеивают, сердцем никогда не отступает от Бога. А ты, сидя здесь и никогда не живши в мире, блуждаешь мыслями по городам».

Преподобный Питирим пошел в женский монастырь, но когда собрались все инокини, не увидел среди них той, которую искал. Ему отвечали, что привели всех, кроме одной безумной, которая сидит в поварне. И он повелел привести и ее. Исидору привели насильно, так как сама она не хотела идти. Увидев ее, Питирим пал ей в ноги и просил: «Благослови меня, мать»; она же упав в ноги, сама просила у него благословения. «Авва, не срами себя — она ведь безумная», — говорили инокини. «Вы — безумные, — отвечал старец. — А она лучше вас и меня. Она — мать ваша, и я молюсь, чтобы оказаться равным ей в день Страшного Суда».

Услышав такие слова, инокини с плачем повалились на землю и просили Исидору простить их за прежние насмешки и оскорбления. Но через несколько дней после ухода преподобного Питирима святая Исидора, не терпя славы и почестей, которые ей стали оказывать, тайно удалилась из монастыря. И никто не знал, куда она скрылась и где окончила жизнь свою…

Кроме монастырей Тавенских было воздвигнуто еще много обителей в верхней и нижней Фиваиде. В одном из таких монастырей жизнь была столь суровая, что инокини не употребляли масла и не ели никаких плодов, а питались только травами и бобами без всякой приправы. Менее строгие из них принимали такую пищу только раз в день — вечером, другие же ничего не ели по 2–3 дня. Постелью для них служила власяница — очень короткая и узкая, посланная на землю. Одеждой служила такая же власяница, только длинная. Из монастыря сестры не выходили, трудясь по мере сил своих. Если кто-то из них заболевал, то они не прибегали к лечению, предоставляя все воле Божьей.

Эту обитель часто посещала Евпраксия — вдова богатого сенатора Антигона, бывшего в родстве с императором Феодосием Великим. Она хотела поделиться с обителью своим богатством, но предпочитавшие бедность инокини не брали приношений, а только благовония для курений в церкви, свечи для освящения и масло для лампад.

Настоятельница не раз беседовала с 7-летней дочерью вдовы — тоже Евпраксией, которую та часто брала с собой. И через короткое время девочка была облачена в храме в иноческую одежду, которую приняла с радостью, как дар Небесного Жениха. Евпраксия старшая поселилась возле монастыря и проводила жизнь, подобно подвижницам: не употребляла ни масла, ни рыбы и только по вечерам вкушала немного овощей. Однажды ей было открыто в видении, что наступает время ее кончины. Юная Евпраксия очень горевала при мысли, что остается сиротой, но мать утешала ее, говоря, что ей нечего бояться, когда ее Отцом и Женихом является Иисус Христос. Последним наставлением матери было такое: «Старайся исполнить то, что ты обещала Богу. Бойся Бога и люби сестер. Не мысли себе, что ты — царского рода и они должны служить тебе, но сама служи всем со смирением. Будь бедной на земле, чтобы получить богатство на небе. Тебе принадлежит все мое имение, отдай его монастырю и молись за отца и за меня, чтобы мы удостоились милосердия у Бога».

Евпраксии было 12 лет, когда скончалась ее мать, но девочка старалась подвизаться подобно взрослым сестрам. Сначала она принимала пищу только раз в день, а потом один раз в 2–3 дня и наконец только раз в неделю. Со смирением и даже охотой она исправляла самые низкие работы в монастыре, никогда не жаловалась на тяжесть и непосильность работ, забыв о своих юных годах и своем происхождении. Желая испытать послушание Евпраксии, настоятельница велела ей перенести на другое место груду камней, которые с трудом могли переворачивать две сестры. Но девочка даже не подумала, что это выше ее сил, так она спешила исполнить приказание. И делала это впоследствии не единожды…

Любимая и уважаемая всеми сестрами, Евпраксия и сама любила всех — даже тех, кто доставлял ей неприятности. Когда в сонном видении настоятельнице было открыто, что через 10 дней Евпраксия скончается, та с трепетом приняла это известие. Зная только свои немощи, она с горькими слезами просила настоятельницу испросить для нее у Бога еще только один год жизни, чтобы можно было покаяться. Настоятельница стала призывать Евпраксию к твердости и преданности воле Божией, а между тем у той открылась горячка. Ее внесли в церковь, где весь день с нею попеременно сидели сестры. Скончалась Евпраксия на 30-м году жизни.

Так подвизались в Египте святые жены. Когда в Александрии было воздвигнуто гонение на христиан, злоба врагов Иисуса Христа пала и на девственниц. Их подвергали поруганию, истязаниям, убивали и даже не позволяли погребать погибших. Таким образом, «золотой век» египетского монашества продолжался недолго, а начавшаяся в VII в. арабская экспансия и вовсе прервала традиции преподобных Антония и Пахомия.

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ — ПАТРИАРХ ВОСТОЧНЫХ МОНАХОВ

Василия Великого, епископа Кесарийского, Церковь считает истинно евангельским епископом. Народу он был отцом, бедным и бедствующим — другом, в вере — непреклонный, в благотворении — неистощимый. В богослужении в день его памяти (1 января) говорится, что святой Василий Великий собрал в себе добродетели всех святых: «кротость Моисея, ревность Илии, исповедание Петра, богословие Иоанна». «Великий из великих учителей» православия, «одна улыбка которого была похвалой, а молчание укоризной». Его милосердие простиралось на всех — на христиан, на иудеев, на язычников, и вся жизнь святого Василия Великого была выполнением апостольской заповеди — «радоваться с радующимися, плакать с плачущими».

Святой Василий никогда и ничего не делал наполовину, и когда он решился предать себя Богу, то отдался своему решению всецело и вполне сознательно. Монастыри тогда были еще неизвестны в Малой Азии, и он отправился в Египет, чтобы своими глазами посмотреть на монашеские общежития в пустыне. Изучив жизнь в египетских, сирийских и палестинских пустынях и на основании собственного подвижнического опыта, он составил идеал христианского подвижника. И захотел прийти на помощь каппадокийским и понтийским одиночкам, создав для них правила истинного монашеского жития.

^{Василий Великий}

Из своих странствий Василий Великий вынес два плодотворных убеждения: что люди не должны жить в полном одиночестве и что им необходимы определенные правила, чтобы удержать самобичевание и умерщвление плоти в разумных границах. Он остановился на киновии как самой совершенной форме иночества.

Вернувшись из Египта, святой Василий Великий поселился в Аннези — живописном и уединенном месте на берегу Ириса. Оно было богато водой и лесом, и здесь, при небольшом усилии со стороны человека, произрастали всевозможные плоды. К тому же оно было очень спокойно, и Василий Великий даже захотел завершить здесь свой земной путь. Отрешившись от всех забот житейских, он проводил жизнь, подражая подвигам тех великих людей, которых видел в Египте и Сирии.

В Аннези святой Василий вел жизнь весьма суровую, из имущества оставил только одежду, которую носил на себе. Днем это были туника и плащ, а ночью — во вретище. Спал на голой земле, но часто бодрствовал и в ночное время; питался только хлебом с солью, запивая его водой. Занятиями его были труд и размышления.

Необходимы были крепкая вера и даже религиозный энтузиазм, чтобы переносить такие тяготы: «хижину, лишенную кровли и дверей; очаг, лишенный огня и дыма; стены, высушенные зноем; грязь, среди которой они (монахи. — Н. И.) жили и которая капала на них так, что они уподоблялись Танталу, жаждавшему воды». Но Василий Великий говорил о жизни в Аннези с большим воодушевлением, а цель монашеской жизни видел в спокойствии духа, чтобы устремлять свои взоры на то, что более всего нужно человеку, и не рассеиваться на мирские заботы, добывание средств к существованию, суетные споры и т. д. Василий Великий не вполне сочувствовал и пустынножителям, которых считал слишком себялюбивыми и углубленными только в себя, а потому лишенными братского примера и взаимного исправления и не имеющими возможности проявлять и упражнять высокие чувства сострадания. И он обратил внимание на живших неподалеку от него пустынников, которые подвизались в уединении, никак не связанные друг с другом. Он решил их собрать вокруг себя и объяснить, как невыгодна отшельническая жизнь и какую пользу может принести киновийное житье — как для них самих, так и для других.

Прежде всего, он объяснил им, что жизнь отшельническая хоть и имела своих знаменитых представителей, но это было исключением. Поэтому она не может быть правилом для всех вступающих на путь служения Богу. Как разные члены в организме человека не могут жить сами по себе, так и в одинокой жизни человек не может приобрести то, что не имеет: не может сделать благо другому и т. д. «Поэтому Создатель и определил, чтобы мы имели нужду друг в друге и через то вступали друг с другом в единение».

Разумные и убедительные поучения Василия Великого привели к тому, что он недолго оставался один и вскоре вокруг него собралось много отшельников. Времена были тяжелые, даже страшные: военная служба была трудной, в городах и деревнях царили нищета и бедность. Сирот и детей родственники сами приносили в святые обители и отдавали на воспитание монахам. Да и богатые люди отпускали своих рабов, чтобы те вели иноческую жизнь. Слава о высоком подвижничестве и мудрых советах Василия Великого разнеслась далеко по округе, и вскоре многие потянулись к нему для беседы духовной, а кто-то оставался у него навсегда.

Впрочем, следует отметить, что монашеству сочувствовали не везде, и языческие писатели (в частности, Зосим) говорили, что для блага бедных монахи низвели на степень нищенства большую часть человечеств. Даже христиане спрашивали, почему монахи не могут жить чистой и счастливой жизнью в мире, подобно многим священникам и епископам? На это Григорий Назианзин (друг святого Василия Великого) отвечал небольшой притчей:

— Ласточки смеялись над одинокой жизнью лебедей и над тем, что они так редко поют, тогда как они, ласточки, щебечут в городе над каждым домом.

— Легкомысленные создания! — возразили им лебеди. — Чтобы слышать наше пение, люди готовы идти даже в пустыню, ибо мы уносимся далеко при дыхании зефира. Мы поем немного и для немногих, но мы любим настоящую музыку и не смешиваем ее с болтовней и шумом.

Мало-помалу в Аннези вокруг Василия Великого собралось большое число подвижников и образовалась обитель. Руководство монастырем и всей собравшейся братией он взял на себя. Когда братии было немного, он руководил ими своим примером и частными наставлениями. Когда же число послушников стало умножаться, он говорил им и общие поучения, в которых подробно толковал о монастырской жизни. Из поучений Василия Великого до нас дошло четыре — и все под названием «Слово о подвижничестве».

Когда стали устраиваться монастыри (как мужские, так и женские) в городах и других обитаемых местах, советы и инструкции Василия Великого своим монахам сделались на всем христианском Востоке правилами монастырской общины. Желающим испытать себя в жизни иноческой он советует прежде всего приучить себя терпеть скорби духовные и телесные, чтобы, не обнаружив в себе сил противостоять испытаниям, не возвратиться со стыдом к тому, от чего бежал. Если же такие «беглецы» для успокоения своей совести говорят, что они и в миру могут угождать Богу добрыми делами, то Василий Великий это мнимое угождение Богу считает невозможным.

«Кто в жизни безгрешной, по ее неразвлеченности, не имел сил выдержать борьбу с врагом, тот в жизни многогрешной и им самим управляемой — без всякого руководства со стороны мудрого и опытного наставника — может ли преуспеть в какой-либо деятельности?»

К тому же некоторые, слишком высоко ценя свой ум и привыкнув к своеволию, не одобряют монашеский обет послушания, потому что он (по их мнению) унижает один из величайших даров Божьих — свободу воли. Убеждая тех, кто хочет посвятить себя иноческой жизни и отречься от собственной воли, Василий Великий советует:

«Если по благости Божьей… найдешь учителя добрых дел, наблюдай за собой, чтобы не делать тебе чего вопреки воли учителя. Ибо все, что делается без него, есть некое хищение и святотатство, ведущие к смерти, а не к пользе, хотя бы дело твое казалось тебе добрым».

Во втором «Слове о подвижничестве» Василий Великий разъясняет, каким должен быть монах в келье и вне ее. «Так как мы», говорил он, «порабощенные страстями своими, утратили общение с Богом, то возвращение к блаженной жизни в Боге возможно только при достижении совершенного бесстрастия.

Употребим попечение свое на то, чтобы душа наша никогда не обладала бы никакой страстью, а напротив того, чтобы мысль наша при нападении искушений оставалась непоколебимой и чтобы через то соделались мы причастниками Божьего блаженства».

Более всего достижению бесстрастия отвечает девство, но Василий Великий говорит также, что девственная жизнь не в том только состоит, чтобы воздерживаться от плотских желаний. Весь образ жизни и нравы должны стать девственными.

«Можно и словом сблудить, и оком прелюбодействовать, и слухом оскверняться, и в сердце принять нечистоту, и неумеренностью в пище и питье преступить законы целомудрия. Поэтому… будем внимать себе, чтобы, поступая в чем-нибудь недостойно обета, не подпасть одному суду с Ананией»^[9].

Единственная цель религиозной жизни, согласно «Правилам» Василия Великого, — работать для собственного спасения. «Все, что может вести к этой цели, должно быть соблюдаемо со страхом, как заповедь Божья… Монах, который часто выходит и переходит из монастыря в монастырь, мало-помалу теряет сосредоточение своих мыслей и набожность и погибает в грехах. Между тем случается иногда, что выход, позволенный кстати (вовремя. — Н. И.), возбуждает новое усердие к новым подвигам».

По «Правилам» Василия Великого монашеству и работы приличны такие, которые не нарушают сосредоточения мысли и внутреннего спокойствия, не ведут к опасному и бесполезному хождению в монастырь женщин и других светских лиц. К тому же в производстве вещей следует ограничиться предметами простыми, недорогими и никогда не возбуждающими человеческих страстей. Если ткутся материи — пусть они будут самыми обыкновенными, а не такими, чтобы привлекать взоры молодых людей.

Зодчество, столярные и кузнечные работы — очень полезные и необходимые занятия. Но если они будут производить в монастыре смуту и расточительность, то не нужно их допускать. Более всего с требованиями монашеской жизни согласовывались полевые работы. Хлебопашество было необходимо монахам для их прокормления, зодчество — для строительства жилья, ткачество — для изготовления одежды. Но в монастырь допускалась и медицина, которая, по словам Василия Великого, много способствует соблюдению воздержания: «Она — враг пресыщения, разнообразия в пище, очень изысканных приправ, — всего, что разжигает страсти. Она смотрит на бедность, как на мать здоровья (если будет правильно применяться)».

«Правила монашеской жизни» святого Василия Великого заключали в себе и наказания за нарушение их. Человеческая натура такова, что человек не может всегда оставаться верным своим обязательствам. И монах, хоть и принимал постриг, не лишался своей человеческой природы, поэтому также был подвержен греху и падению. Но когда он падал, его не предоставляли самому себе. «Правила» святого Василия Великого (а потом и монашеские законы Юстиниана) считали в таком случае необходимым для провинившегося наказанием, которое должно не только исправить его, но еще в большей степени искупить оскорбление, нанесенное Богу. Истинный монах самые строгие наказания переносит с радостью и должен питать к наказывающему его благодарность, как больной к врачу, даже если тот и предлагает ему горькие лекарства или как сын к отцу, желающему ему добра.

Согласно «Правилам», первое наказание — это отделение от общины. Провинившийся не имел с ней ничего общего во все время наказания: он молился один, ел один, работал один. И даже плоды его труда не смешивались с трудами других монахов и не использовались в монастыре. Следующее наказание — отлучение на некоторое время от Святых Даров; затем — лишение епископского благословения, которое давалось монаху несколько раз в день. Лишались благословения те из иноков, кто приносил в монастырь какую-нибудь вещь для себя или других, кто работал без кукуля, кто говорил без разрешения, кто брал и прятал чужое, кто самовольно вмешивался в работы других, кто упрямо спорил о Священном Писании, кто занимался пустой болтовней, кто спал в саду, кто оставался в больнице без нужды и т. д.

Но киновийное житие святого Василия Великого не могло сразу упрочиться и вытеснить собой другие виды подвижничества. В киновии была «исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в которой с корнем истреблены всякие смятения, споры и ссоры; все общее — и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию силы и на служению ему; в которой один общий Бог… общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы; в которой многие составляют одно, и один не единственен, но во многих».

Идея такой киновии слабо прививалась у восточных иноков, поэтому общежительство даже в самой Каппадокии долгое время существовало как исключение в ряду других форм подвижничества. После Василия Великого увеличили или смягчили строгость монашеских наказаний святые Иоанн Златоуст, Иоанн Постник, Николай Грамматик, Феодор Студит и др., однако и с установлением новых правил монашеского жития инструкции святого Василия Великого не утратили своего практического значения. Он хорошо знал слабости человеческой природы и проступки, которым были подвержены монахи всех времен. «Правила монашеской жизни» святого Василия Великого остались образцом для других; про них говорили, что это был «свет, осветивший весь свет».

КОПТСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО МАКАРИЯ

Одним из учеников святого Антония Великого был преподобный Макарий (301–390), который, перегоняя однажды свой караван верблюдов, остановился на ночлег возле скита Антония. Встреча с отшельником полностью изменила его жизнь, и вскоре он присоединился к нему. А после его смерти отправился в пустыню в поисках подходящего места для поселения монахов. Такое место было найдено в Вади-Натрун (Нитрийской пустыне), которое входит в северо-восточную часть Сахары и представляет собой обширную впадину-равнину, лежащую ниже уровня моря — между Каиром и Александрией.

В те далекие времена, когда не было дорог и жизнь сосредотачивалась только по берегам Нила и его рукавов, Вади-Натрун была надежно изолирована. И десятки тысяч монахов и монахинь спокойно подвизались в местных монастырях. Сегодня здесь расположен центр коптского монашества — четыре больших мужских монастыря: Святого Макария, Святого Бишоя, Суриан и Барамос. В окрестностях сохраняются скиты, в которых живут отшельники.

Старейший из монастырей был основан преподобным Макарием в 360 г., и с тех пор никогда не пустовал. Но Александрийская церковь только первые 400 лет своего существования была едина со всей христианской Церковью, а после Халкидонского собора она разделилась на собственно коптскую и греческую (мелкитскую, т. е. «царскую»). Политическим поводом к разделению стало недовольство египтян притязаниями Византийской империи, а религиозным — спор о природе Иисуса Христа.

^{Колодец в коптском монастыре}

В 451 г. в городе Халкидоне, при византийском императоре Маркиане, был созван четвертый Вселенский собор — против лжеучения архимандрита одного из константинопольских монастырей Евтихия. Отвергая человеческую природу в Господе нашем Иисусе Христе и защищая Его Божественное достоинство, он сам впал в крайность и учил, что в Спасителе человеческое естество было совершенно поглощено Божеством, поэтому в Нем и следует признавать только одно Божеское начало. Это лжеучение называется монофизитством, а его последователи — монофизитами.

На Соборе ересь Евтихия была осуждена и был провозглашен догмат «О соединении двух естеств Иисуса Христа в одной Божественной ипостаси». Но некоторые из присутствующих епископов (в том числе и египетские) заподозрили своих собратьев в несторианстве и отделились от них… Этот догмат они стали выражать словами святых Афанасия Великого и Кирилла Александрийского: «Исповедуем едино естество (в смысле ипостаси. — Н. И.) Слова воплощенного». Таким образом, их разделила буква, но не сущность этого догмата.

Деятельность византийского императора Юстиниана почти привела к исчезновению этой ереси, но у архимандрита Евтихия нашлись последователи. Черноризец Иаков Бародаи, ставший потом епископом города Эдесса, собрал разрозненных монофизитов Сирии и Месопотамии, воздвиг для них клир и епископские кафедры, после чего это вероучение снова возродилось к жизни. Последователей Иакова Бародаи стали называть яковитами, и название это перешло и на коптов^[10].

Коптские епископы не подписались под решениями Собора и, возвратившись из Халкидона, избрали патриархом монофизита Тимофея Элура. А патриарха Протерия, присланного из Константинополя, после жестоких истязаний убили в 457 г. С тех пор Коптская монофизитская церковь совершенно обособилась от Вселенской, хотя у коптов тоже существует культ святых и блаженных, почитание святых икон и мощей.

Копты тоже соблюдают семь Таинств (Причастие, Крещение и др.), но христиане они особые; например, на левом запястье у них сделана татуировка в виде креста, но крестятся они слева направо указательным пальцем. Говорят копты по-арабски, но богослужение совершают на коптском языке, который является остатком древнеегипетского.

Коптская церковь относится к восточной (православной) ветви христианства, но в Египте и Эфиопии копты составляют особую Церковь и имеют своего патриарха. Различаясь в учении Святой веры, копты в исполнении многих своих обрядов согласны с православной церковью. Коптские праздники практически совпадают с православными, только живут копты по собственному календарю, в котором летосчисление ведется от 284 г. — от начала правления императора Диоклетиана. Таким образом, у коптов сейчас идет 1721 год.

Организационно монофизитство оформилось в Египте, когда был избран первый коптский патриарх, резиденция которого до наших дней находится в Александрии. Этот город еще в языческую эпоху процветал и славился во всем мире науками, своей знаменитой библиотекой, учеными мужами и т. д. В Александрии коптам принадлежит собор, возведенный во имя святого апостола и евангелиста Марка, которого копты считают основателем своей церкви. Он проповедовал в Александрии в царствование императора Нерона (сер. I в.), потом был схвачен язычниками и подвергнут мучительной казни. На том месте, где святой принял мученическую смерть и был потом погребен, и был воздвигнут собор, где в мраморной раке хранится честная глава святого Марка. А мощи его в 815 г. были перевезены в Венецию и несколько столетий хранились в соборе Святого Марка, но в 1968 г. Папа Римский вернул драгоценную святыню египтянам. И теперь они почивают в соборе тоже Святого Марка, но уже в Александрии.

Последние 40 лет коптское монашество переживает «вторую молодость». Реконструируются и расширяются старые монастыри, возводятся новые. В 1970 г., когда в монастыре святого Макария началась реконструкция, в нем жили всего 6 монахов, а к концу ХХ в. их было уже более 100 человек. Монахом может стать любой копт, завершивший образование и службу в армии. Для новичков установлен испытательный срок в 4 месяца, но и его выдерживают не все. Впрочем, монах может покинуть обитель в любое время, хотя подобный поступок считается ошибкой. Но желающих оставить мирскую жизнь в Египте так много, что во второй половине ХХ в. пришлось строить несколько новых монастырей (например, обитель Святого Менаса — к западу от Александрии).

Среди однообразия песков монастырь Святого Макария возвышается как крепостная стена округлых очертаний с высокой колокольнеймаяком. Вдоль стен, внутри которых расположены монашеские кельи для монахов и комнаты для паломников, в два яруса идут круглые, как на кораблях, окна-иллюминаторы — символика Ноева ковчега. Практическое же назначение окон — вентиляция помещений: внутренние окна выходят в сад, а внешние открывают вид на пустыню.

В настоящее время большинство монахов — это молодые люди с университетским образованием: врачи, учителя, агрономы, архитекторы, инженеры — все они находят применение своим знаниям и опыту в деятельности обители. У монастыря Святого Макария обширное хозяйство (одной земли 800 га), которое не облагается налогами. О результатах сельскохозяйственной деятельности иноков можно судить по тому, что на бесплодном ранее песке они выращивают финиковые пальмы и оливки, цитрусовые и миндаль, инжир и овощи. Здесь же содержится большое количество скота и птицы, но сами иноки не работают. За них это делают около 500 наемных рабочих, среди которых есть и мусульмане. Сами же монахи трудятся в типографии, оснащенной современными компьютерами.

Современное жилище монаха трудно назвать кельей. При возведении новых монастырских помещений были спланированы просторные, хорошо проветриваемые 2-комнатные кельи с балконом и кухней, водопроводом и ванной европейских размеров. Вместе монахи питаются лишь один раз в день, в трапезной берут себе еду на весь остаток дня. Вместо черных монашеских одежд носят теперь коричневые рубахи-галабеи.

Насельники монастыря Святого Макария изучают иностранные языки, в обители постоянно действуют курсы английского, французского и немецкого языков; впоследствии было начато изучение древнегреческого языка, чтобы иметь возможность знакомиться с подлинниками древних текстов.

Самой древней и просторной частью монастыря является церковь святого Макария, в которой покоятся его мощи. Основана она была в IV в., но от тех времен от нее ничего не осталось. Самая старая ее часть — круглый кирпичный купол, сооруженный над алтарем. Того же возраста и резные деревянные алтарные врата. Во время последней реконструкции церковь расширили, старую деревянную крышу заменили железобетонной. А когда монахи стали убирать с пола культурный слой толщиной в метр, то увидели кирпичный склеп с полукруглой крышей. В нем были найдены мощи четырнадцати человек, причем у одного не было головы. Из старинных манускриптов известно, что тело обезглавленного Иоанна Предтечи в свое время перенесли в Вади-Натрун. И коптские монахи уверены, что он — один из этих четырнадцати человек. Их извлекли из склепа и положили в красивую раку.

Напротив церкви Святого Макария расположилась другая старинная церковь, но меньших размеров. Она посвящена похороненным там 49 монахам, принявшим в V в. мученическую смерть от кочевников. Служба в ней проходит лишь один раз в году — 3 февраля (в день их памяти).

В самой поздней церкви интересны иконы, которых в монастыре вообще не очень много. Коптская иконопись сильно отличается от греческой или русской: в ней не прописываются детали, нарушаются пропорции, как будто рисовал ребенок. И тем не менее коптские иконы очень выразительны. Среди них особенно известна так называемая «Черная Мадонна»: Богоматерь с Младенцем изображена на ней на черном фоне. Причем икона выполнена не на доске, а на коже, что для Египта весьма необычно. Точный возраст иконы неизвестен, но ученые предполагают, что написана она в XII в. и, возможно, была привезена из Эфиопии.

Справа от входа расположено несколько икон уже совсем другого письма, привычного нам — русского или греческого. Как они попали в коптский монастырь, какого возраста — точно неизвестно, ясно только, что они старинные.

На монастырском дворе расположилось глухое каменное сооружение высотой около 20 метров. Это традиционная для коптских монастырей башня-хусн. Примерно до VI в. монастыри не обносили стенами, и в случае опасности монахи прятались в таких башнях. Вход в нее сделан на уровне второго этажа; от двери к соседнему павильону перекинут подвесной мостик. Во время набегов кочевников-бедуинов монахи запирались в башне и поднимали мостик. На первом этаже они хранили запасы и спали, и так они могли отсиживаться неделями. В углу — колодец 20-метровой глубины; сейчас им уже не пользуются. На втором этаже башни размещается церковь во имя Пресвятой Девы Марии, на третьем — три небольшие часовни. Сохранился и ворот, с помощью которого монахи поднимали мостик.

В монастыре Святого Макария есть музей, в котором выставлены архитектурные фрагменты, найденные во время реконструкции обители. Судя по ним, на месте монастыря располагались более древние сооружения, вероятно, римской эпохи. Рядом с музеем расположилось просторное здание библиотеки.

Преподобный Макарий Египетский был не только основателем монашеского жития в Вади-Натрун, но и блестящим проповедником, за что его и назвали Великим. Его духовное наследие — 50 бесед и множество кратких изречений — высоко ценится и в наши дни^[11]. Рукописные списки высказываний преподобного Макария, относящиеся к Х в., — гордость монастырской библиотеки. В поучениях своих святой Макарий Египетский не касался частностей подвижничества. Те, к кому он обращал свои взоры, и так были усердными тружениками, поэтому великий подвижник заботился о том, чтобы дать должное направление их трудам и указать цель, к которой они должны были стремиться. А состояла эта цель в освящении души благодатью Духа Святого, без чего нет жизни и залога будущего спасения. «Кто действительно хочет быть последователем Христовым, тот должен приходить с целью, чтобы перемениться, показать себя новым и лучшим человеком».

Святой Макарий имел дело с падшей душой и наставлял ее, как выйти на свет из состояния тьмы. Он «добрым словом и худого человека делал добрым», поэтому наставления его важны для всех христиан, ибо в том вера и заключается, чтобы восстать от падения.

«Поэтому кто хочет истинно благоугождать Богу, приять от Него небесную благодать Духа, возрастать и усовершенствоваться в духе Святом, тот должен принуждать себя к исполнению всех заповедей Божиих и покорять сердце, даже против его воли, по сказанному: „Все повеления Твои — все признаю справедливым; всякий путь лжи ненавижу“ (Пс. 118, 128).

Кто хочет истинно благоугождать Богу и поистине возненавидеть противную сторону злобы, тому должно нести брань в подвигах и борениях двоякого рода: в видимых делах мира этого удаляться от земных развлечений, от любви к мирским связям и от греховных навыков; а в делах сокровенных бороться с самими духами злобы, о которых сказано: „Потому что наша брань не против плоти и крови, но против… духов злобы поднебесных“ (Еф. 6, 12).

В монастырской библиотеке хранятся и старинные коптские и арабские рукописи и книги. Архимандрит Порфирий Успенский (впоследствии — епископ), известный исследователь Ближнего Востока, во время первой своей поездки в 1843–1846 гг., сумел познакомиться с монастырской библиотекой.

„Из числа книг, хранящихся в шести сундуках, замечательны две огромные рукописи на коптском языке, содержащие пасхальную службу (они тщательно берегутся в пристойных футлярах деревянных), словарь Нового Завета коптско-арабский в лист, рукопись драгоценная, и летопись на арабском языке от создания мира до седьмого вселенского собора… На одном ее поле замечено: „доселе“ (то есть до Халкидонского собора), составлена сия летопись святым Иоанном Златоустом“. Стало быть, она переведена по-арабски с греческого языка. Прочие рукописи — суть евангелия, апостолы, псалтири, часословы, минеи, жития святых и т. д».

Впоследствии монастырская библиотека пополнилась многими новыми раритетами, а также современной научной и справочной литературой. Но чтобы попасть в библиотеку, нужно получить разрешение коптского патриарха.

МОНАСТЫРЬ АРХАНГЕЛОВ В КАППАДОКИИ

Этот монастырь, расположенный в горах Тавра в малоазийской области Каппадокия, был основан в IV в. По преданию, здесь в 325 г. останавливалась равноапостольная царица Елена, уже в преклонных годах совершившая путешествие в Иерусалим для обретения Честного древа Креста Господня. Однажды во время ночлега явился ей во сне вождь небесного воинства Михаил с вестью, что скрытый на Голгофе Святой Крест извлечется ею из земли. И, обрадованная этим известием, мать императора Константина обещала архистратигу воздвигнуть храм на месте его явления. «Не здесь, не здесь, — ответил ей посланник Божий, — а там, на месте, поросшем тернием, куда я сам тебя поведу, построишь обитель во имя архангелов и всех бесплотных сил, которые хранят человека и споспешествуют праведнику стоять в правоте».

Проснувшись, царица увидела над собой огненное тело в виде звезды, носящееся по воздуху. Эта звезда и направила ее путь через тернии, а потом остановилась над местом, где лежал один камень. Передала она ему часть своего небесного света и стала подниматься все выше и выше, пока совсем не скрылась из глаз. Престол архангелов в монастырском храме по преданию поставлен на месте, указанном царице; а камень подняли с земли и вделали в стену храма так, чтобы можно было видеть обе его стороны (противоположные), различающиеся между собой по цвету.

^{Пещерные храмы Каппадокии}

Когда Каппадокию завоевали турки, тогда еще, вероятно, существовали и другие памятники, возведенные царицей Еленой, потому что не только сам монастырь, но и прилегающие к нему места получили турецкое название Агилин, по произношению напоминающее греческое Агиа-Елени (святая Елена).

Некогда обитель наслаждалась безмятежным покоем и благоденствием под державой благочестивых греческих императоров, из которых восемь носили имя Михаил. Не только Царьград — Константинополь делал в монастырь щедрые вклады, но и жители Кесарии — тогда еще многолюдной и состоящей из одних христиан. Множество паломников привлекал воздух, которым дышала равноапостольная царица Елена. Их манили места, где она шествовала под предводительством архангела Михаила. Под широкими листьями пальмы они любили собираться в праздничные дни, чтобы послушать рассказы старцев-иноков о прошлом края — от того самого времени, когда его посетила царица Елена. Кто не мог из-за немощи совершить путешествие в святой град Иерусалим, тот шел с посохом в руках к АгиаЕлени и благоговейно касался порога святого храма, который был открыт днем и ночью, потому что иноки монастыря ежечасно славили Триединого. Монастырская братия встречала инока, кто бы он ни был, у святилища со святой водой — в честь святой царицы Елены, положившей начало обители. Так продолжалось до нашествия турок.

Падение Византийской империи коснулось Каппадокии и ее жителей, вместе с которыми пострадали и иноки монастыря Архангелов. Некоторых из них убили, другие подверглись жестоким истязаниям, а сама святая обитель была разграблена. Ее не стерли с лица земли, не превратили и в караван-сарай, потому что турки с должным уважением относились ко всему, что носило имя и память святой царицы Елены. В 1821 г., когда восстали греки, возобновились гонения турок на христиан. По жестокости своей эти гонения напоминали времена императора Диоклетиана, но и тогда одно греческое семейство спаслось только потому, что обреченный на смерть ребенок позвал на помощь свою няню по имени Елена.

Иноки монастыря Архангелов претерпели много бед: от меча, голода, землетрясений и по другим причинам. Например, в 1827 г. во время сильного землетрясения в главном храме монастыря обрушился свод, были повреждены один придел и 70 братских келий. Придел этот был посвящен святым бессребреникам Косме и Дамиану, и сюда приходили даже больные турки ради чудесных исцелений, совершавшихся здесь в разное время.

^{Обитель в скалах}

После землетрясения братия начала собирать камни и запасать материалы для восстановления обители. Но работа подвиглась медленно, т. к. монахи привыкли к иным иноческим подвигам. Рабочих рук недоставало, к тому же для восстановления монастыря нужны были опытные мастера. И тогда отец Анфим, бывший тогда настоятелем, сделал заем у турка-ростовщика. С этого времени, несмотря на вклады благочестивых людей из Кесарии, монастырь впал в долги. К тому же неурожаи нескольких последующих лет лишили обитель средств, на которые она воспитывала детей семи окрестных селений. 60 мальчиков получали в монастыре Архангелов все содержание и одежду, но главное — в них взращивались семена христианских добродетелей и благочестия. И долго не было ни средств, ни даже надежд, чтобы увеличить число воспитанников и поощрить их к наукам.

В 1847 г. Каппадокию посетил известный русский путешественник П. А. Чихачев, который сообщил о бедственном положении иноверцев российскому посольству в Константинополе. А оно, в свою очередь, исходатайствовало у императора Николая I всемилостивейшее дозволение на прибытие в Россию для сбора средств тогдашнего настоятеля обители — архимандрита Порфирия. В Санкт-Петербурге ему была дана от Святейшего Синода книга, в которую вносились пожертвования от благочестивых людей.

Архимандрит Порфирий предполагал (в зависимости от собранной суммы) уплатить с процентами лежавший на монастыре долг, устроить училище во имя святого Василия Великого — иерарха Кесарии Каппадокийской и вселенского учителя, в память царицы Елены устроить от соименных им русских серебряную дарохранительницу. К тому же он хотел приобрести 12 икон (на каждый месяц года) с ликами святых греческих и российских, устроить церковную утварь и одежды для священнослужителей.

Благочестивая великая княгиня Елена Павловна, соименная с равноапостольной царицей Еленой, принесла в дар монастырю Архангелов ценную церковную утварь и высоким покровительством своим положила начало возрождению монастыря, посвященного бесплотным силам небесным.

МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО КРЕСТА В ИЕРУСАЛИМЕ

Этот православный монастырь расположен в западной части нового Иерусалима — в красивой долине среди масличной рощи. Из старого города дорога к нему ведет через Вифлеемские ворота, потом она спускается к верхнему водоему Гигонскому, пересекает дорогу на Яффу, а далее следует мимо турецкого кладбища и Никифории. Название последней связано с именем бывшего владельца этой местности — греческого архимандрита Никифора.

Монастырь посвящен Святому Кресту Господню, но арабы называют это место «Лотово знамение». Согласно Священному Писанию, после разрушения грешных городов Содома и Гоморры «Лот и его дочери стали жить в пещере, и никого вокруг них не было. Дочери испугались, что на земле не осталось более мужчин и не от кого им будет родить детей, чтобы имя их не погибло. Чтобы продолжить род свой, они напоили отца вином, вошли к нему в шатер и спали с ним, а потом родили от него сыновей.

Бог разгневался на Лота за кровосмешение, пусть и невольное, и наказал его: Он воткнул в землю посох и повелел поливать сухую палку до тех пор, пока из нее не вырастет дерево. Лот усердно исполнял возложенный на него подвиг покаяния, принося воду из реки Иордан, находящихся на расстоянии 40 км. Часто на дороге ему встречался дьявол в разных обличьях, который мешал и чинил всякие препятствия, стараясь любым способом расплескать воду, так что бедному Лоту не раз приходилось возвращаться к Иордану.

Но он был настоящим праведником, и покаяние его преодолело все козни дьявола. Обильно поливаемый посох зазеленел, ознаменовав прощение Лоту. И выросло из посоха диковинное негниющее дерево: кипарис, певг (финиковая пальма) и кедр, сросшиеся вместе. Это дерево упоминаются в Книге пророка Исаии: „Слава Ливана придет к тебе, кипарис и певг и вместе кедр, чтобы украсить место святилища Моего, — и Я прославлю подножие ног Моих“ (60, 13).

При возведении Соломонова храма это дерево срубили, но в строительстве не использовали, т. к. оно чудесным образом постоянно меняло свой размер. Решив, что Бог отвергает дар из-за греха Лота, дерево положили в Силоамскую купель^[12], где оно пролежало около 700 лет. Из этого единого, но трисоставного дерева и был сделан крест, на котором распяли Иисуса Христа, поскольку фарисеи решили использовать для казни Спасителя мира греховное дерево».

^{Центр Иерусалима — «города трех религий»}

Так рассказывает греческое предание, согласно которому, храм на месте произрастания Животворящего древа Святого Креста Господня и монастырь при нем были основаны уже в первые века христианства византийским императором Константином Великим. Еще по одному преданию византийский император подарил храм и монастырь грузинскому царю Мириану, обращенному в христианство святой Ниной — просветительницей Грузии. Издали обитель кажется небольшой крепостью, которой не раз приходилось выдерживать нападения многочисленных завоевателей: со всех сторон она окружена высокими стенами, в которых только наверху виднеются узенькие оконца.

В конце V в., в царствование воинственного царя Вахтанга, грузины завоевали всю Палестину и Иерусалим и построили здесь много монастырей и церквей. По новым преданиям греческий император Ираклий, отняв в 628 г. у персов Животворящее древо Креста Господня, провел с ним ночь накануне торжественного внесения его в Иерусалим как раз на том месте, где сейчас стоит монастырь.

Обитель разделила со Святой Землей всю ее бурную историю, и, по грузинским летописям, монастырь Святого Креста после многократных разорений был в XI в. восстановлен боголюбивым грузинским царем Багратом III, которого и считают его главным ктитором.

Архитектурные формы монастырских стен и строений отражают несколько этапов строительства — в основном с XII по XIV вв. Почти до конца XVI в. монастырь Святого Креста принадлежал грузинам, и это не раз спасало его от бед, потому что обители покровительствовали мамлюки — воины султанской гвардии, которых растили из плененных на Кавказе мальчиков. Конечно, их обратили в ислам, но они помнили своих предков и потому помогали монастырю.

Но с утратой Грузией политического значения многие грузинские монастыри в Палестине обеднели, а некоторые вообще были закрыты. И в 1685 г. монастырь Святого Креста за долги перешел Греческой православной церкви (и до сих пор ей принадлежит). Заботами Иерусалимского патриарха Досифея обитель после длительного запустения была восстановлена, в ней возвели новые здания, в которых потом разместилась патриаршая богословская школа для 40 юношей.

Довольно обширный храм монастыря замечателен прежде всего своей древностью. На стенах храма сохранились изображения, иллюстрирующие историю Древа Креста Господня: Лот поливает дерево и т. д. На одной из колонн храма — фреска с изображением коленопреклоненного Шота Руставели*.

Пол храма выложен мозаикой из мелких камешков, стены украшены живописными фресками, изображающими святых Грузинской церкви и грузинских царей, щедротами которых в течение многих веков поддерживалось благосостояние обители. На одной из мозаик церковного пола верующим показывают кровавые полосы, которые по преданию являются следами крови грузинских иноков, пострадавших за веру Христову и убитых здесь сарацинами. В монастыре ежегодно совершаются богослужения в память об этих святых мучениках.

В полу, под престолом соборного храма, находится основная святыня — обложенное серебром отверстие, к которому паломники благоговейно прикладываются. По преданию это и есть место, из которого произрастало древо Святого Креста Господня. Под алтарем располагается сама пещера, в которую паломники спускаются с зажженными свечами.

В 1915 г., когда Иерусалим находился еще под властью Османской империи, монастырь Святого Креста открыл свои ворота для армян, которые нашли здесь спасение от резни, устроенной турками.

По преданию, в этом монастыре жил и расписывал его принявший монашество великий грузинский поэт Шота Руставели. Здесь он умер и был похоронен. Многочисленные паломники из Грузии при посещении обители всегда стараются отыскать его могилу, а также могилу знаменитой царицы Тамар — по одной из многочисленных версий, ее могила тоже находится здесь. В архивах Ватикана хранится документ, в котором говорится, что грузинский царь Георгий Лаша (сын царицы Тамар), выполняя прижизненное желание матери, перенес ее останки в Иерусалим…

* Повреждена неизвестными в июле 2004 г.

СВЯТАЯ ГОРА АФОН

Гора Афон расположена на гористом полуострове Халкидики, с трех сторон омываемом водами Эгейского моря, и только с северо-запада он соединяется с Македонией небольшим перешейком. Но если говорить совсем точно, то даже и такого соединения нет, так как еще в древности персидский царь Ксеркс, готовясь к войне с греками, для удобного плавания своих кораблей отделил Афон от материка каналом.

Полуостров — это, собственно, две горы: Афон и Дифон. Первая дала имя всему полуострову, а вторую гору русские называли Афоненок. Афонская гора с прилегающими к ней окрестностями тянется в длину на 80 километров, в ширину — на 20, высота же главной горы равняется трем километрам.

У подножия горы растут виноград, кипарисы, кедры, дубы, лавры, платаны и другие деревья, на самой же вершине Афона не растет ничего. И только в скалистых трещинах на ее нижних уступах расцветает необыкновенной красоты цветок, который называют неувядаемым цветком Божьей Матери.

^{У берегов Афона}

Афонская гора была знаменита с глубокой древности. Еще задолго до Рождества Христова Афон был наполнен множеством идолов, стекались сюда язычники совершать свои торжества, и курились здесь жертвоприношения перед алтарем Аполлона. Главный же кумир (статуя бога) располагался на самой вершине, часто скрываемой облаками. В кумире «поселялся» дух Аполлона, который прорицал идолопоклонникам волю и предсказания бога. Предметом особого почитания язычников была и красота Афона, и один из древнегреческих скульпторов даже предлагал Александру Македонскому высечь из этой горы во славу себе исполинскую статую.

Но прошли времена языческие, исчезли с лица земли гордые и грозные завоеватели, и над Афонской горой обильно пролился свет Божественной славы. Священное предание рассказывает, что по Вознесении Иисуса Христа святые апостолы с Пресвятой Богородицей, пребывавшие в Иерусалиме, решили бросить между собой жребий, кому в какую сторону идти для проповеди Евангелия. Матерь Божья по смирению Своему тоже участвовала в этом, и досталась Ей по жребию страна Иверская, то есть Грузия. Пресвятая Богородица очень была довольна выпавшим ей жребием и уже готовилась отправиться в Иверию. Но Господь явил, что не равняет Ее со Своими учениками, и послал Ей ангела, который возвестил: «Владычица мира, не отлучайся из Иерусалима. Страна, доставшаяся тебе по жребию, просветится впоследствии, и там утвердится Твое владычество. А Тебе предстоит попечение о другой земле, в которую Сам Бог приведет Тебя».

Повинуясь небесной вести, Пресвятая Богородица осталась в Иерусалиме — в доме апостола Иоанна Богослова. А между тем Лазарь Четверодневный, поставленный епископом на остров Кипр, очень хотел видеть пресветлый лик Богоматери. Но Царица Небесная написала ему утешительное послание, в котором, изъявляя волю Свою, писала, чтобы он прислал за Ней корабль, но сам бы не отлучался в Иерусалим, так как иудеи только и искали случая, чтобы погубить его. Лазарь с радостью исполнил волю Пресвятой Богородицы, и на присланном им корабле Она отправилась к острову Кипр вместе с апостолом Иоанном и другими, благоговейно за Нею последовавшими. Но во время плавания вдруг подул сильный встречный ветер, который вместо Кипра отнес корабль к Афонской горе — месту, о котором возвестил Ей ангел и которое требовало Ее попечения.

Как только корабль приблизился к берегу, главный кумир Аполлона не вынес Божественного присутствия Приснодевы: он с грохотом свалился вниз и утонул в морской пучине. А бесы, обитавшие в остальных идолах, против воли своей стали громко кричать: «Люди, обольщенные Аполлоном! Спешите на берег, к пристани Климентовой, и примите Марию — Матерь великого бога Иисуса!»

Люди в удивлении и ужасе поспешили на берег и там увидели корабль и Деву Марию со спутниками. Они с почтением приветствовали Ее, на руках вознесли на вершину горы и по дороге спрашивали, как Она родила Бога и какое имя Ему. И Пресвятая Богородица проповедовала им о Своем Сыне, и огонь проповеди Ее рассеял тот глубокий мрак, который до тех пор покрывал их души. Сердца даже самых ожесточенных и закоснелых идолопоклонников смягчились той благодатью, которая дышала в словах Божьей Матери. Со слезами припали они к пречистым стопам Владычицы Небесной и, лобызая их, молили Ее о спасении своем. Исполнившись небесной радости, Она благословила народ, сказав: «Се жребий Мой, данный Мне Сыном и Богом Моим, как о том предрек Мне Его Божественный служитель. Вот то достояние, в которое Сам Бог привел Меня». Потом Пресвятая Богородица исцелила многих больных, а епископом над крестившимся народом был поставлен один из мужей апостольских, сопровождавших Ее.

Идолы бога Аполлона были низвергнуты, капища их разрушены, и, оставляя Афонскую гору, Богоматерь сказала новообращенным: «Не печальтесь, паче же радуйтесь, ибо благодать Божья не престанет пребывать на месте сем и над всеми, кто будет жить здесь с верой и благоговением. Все, нужное для земной жизни, будет в изобилии у сохраняющих заповеди Сына и Бога Моего с самым незначительным трудом; им уготовится жизнь небесная, и милость Сына Моего не оскудеет к ним до скончания века, потому что Я Сама буду заступницей месту сему». После этих слов Пречистая Дева Мария села на корабль и отправилась на остров Кипр к Лазарю Четверодневному.

В глубокой древности делались попытки организовать на Афоне города и села, но ничего из этого не получилось: земледельческие селения скоро пустели. Таким образом, по красоте своей, уединению и безмолвию, располагающими к глубокому благочестию и созерцанию природы, гора Афон самим промыслом Божьим предназначена для духовной жизни.

По прошествии трех веков после просвещения Афона император Константин Великий повелел именовать его Святой горой, прежний город Аполлонов — Святым городом, а Климентову пристань — Богородицкой. На Афоне было воздвигнуто три храма: один — в память Успения Пресвятой Богородицы (на том месте, где язычники встретили корабль Ее), другой — на вершине горы, ознаменованной Ее проповедью, и третий — на морском берегу, откуда Божья Матерь отправилась на Кипр. С 676 г. по указу императора Константина IV (Погоната) Афон был передан монахам, и в VII–VIII вв. здесь возникло несколько монастырей, скитов, пустыней. С тех пор число монастырей на Святой горе стало множиться. Было здесь и немало сподвижников и угодников Божьих: например, святой Афанасий, основавший Лавру, так прославился благочестием и даром чудотворения, что к нему спешили не только простые иноки.

Пресвятая Богородица однажды удостоила Своим явлением пустынножителя святого Петра Афонского, снова назвала Афон Своим жребием и утешила обещанием, что удаляющиеся от мирской суеты и по силе своей подвизающиеся в святости, с верой и любовью призывающие Ее, временное свое житие будут проводить на святой горе Афон и за богоугодные дела получат жизнь вечную. Многие вельможи, покидая мирское величие свое и знатность свою, стекались на афонскую гору искать душевный покой и отраду. На Афон приходили и царственные лица, которые в скромном иноческом образе служили в тишине Богу. Оставив на время земное царство, они стремились наследовать царство вечное. Случалось также, что патриархи и епископы, слагая с себя священническое достоинство и бремя власти, отправлялись на Афон, где предавались всей строгости иноческих подвигов так, чтобы только один Бог видел труды их. Например, патриарх Григорий два раза оставлял свой святительский престол и уединялся на Святой горе как смиренный инок.

Во время владычества турок христианское богослужение было стеснено, многие обители и церкви обрушивались, а малейший ремонт вменялся инокам в вину, если только они не купят разрешение. Не грамоты султанов, не их благоразумная политика, а корыстолюбие Порты и областных правителей спасли многие святые места Палестины и монастыри на Афоне. А в конце 1821 г. свирепый Абдулуд-паша обманом захватил Афонскую гору, собрал с монастырей огромный выкуп, а потом и еще ограбил их. Он расставил везде свои войска и увел в заложники многих священников, некоторых из них потом лишил жизни. Но несмотря на все политические бури и четырехвековое владычество мусульман Святой Афон остается неколебимым хранилищем православной веры и, по священному преданию, будет пребывать таким до скончания мира. По числу монастырей Афон разделен на 20 неравных участков. Кроме того, на ней есть множество келий и скитов, каждый из которых зависит от обители, на чьей земле он построен. По образу жизни монастыри есть общежительные и самоуставные; в последних монахи подчинены общему правилу и едят за общей трапезой. В кельях же начальники и всякий, кто имеет достаток, делают, что хотят.

В своей внутренней жизни афонские монастыри не зависят друг от друга, но для общественного управления они разделены на 5 разрядов, от которых ежегодно посылаются депутаты на Собор в Карею — столицу Святого Афона. Карея — это небольшой монашеский городок, отстроенный на восточный манер — с кривыми и узкими улочками с домами, которые лепятся друг к другу так тесно, что, кажется, будто они стоят один на другом. По улицам с обеих сторон устроены лавки, в которых заезжие купцы издавна продавали различные товары, необходимые для монашеской жизни. Здесь же и сами монахи сбывали произведения своего ремесла, приобретая взамен материю, свечи, сахар…

Карея является центром гражданского и духовного управления Афона. Во времена турецкого владычества здесь жил каймакам — особый чиновник, имевший только полицейскую власть. Да и то применял он ее в основном по требованию Протата — местного Синода, состоявшего из антипросопов (представителей от 20 афонских монастырей). Эти уполномоченные управляли только местными делами: вели переписку с Константинополем и Салониками, решали частные споры между монастырями, а в особо трудных случаях собирали на совет старцев, выбиравшихся от разных разрядов. В церковном же отношении Афон зависел от патриарха Константинопольского.

Есть на Святой горе и отшельники, посвятившие остаток дней своих молитве и покаянию. Они живут уединенно на неприступных утесах, в обители приходят только за хлебом или для причастия; они строго хранят обет молчания, и даже вид других людей порой бывает для них несносен.

Общежительные монастыри на Афоне (их семь) близки к образцам иноческой жизни; в них больше благочестия и порядка, нет частной собственности, нет различий, монахи кормятся трудом рук своих и прилежнее к земледелию, чем иноки других обителей. Общежительная братия довольствуется небольшими доходами, но с благодарностью принимает подаяние от паломников. Сами же никуда не ходят собирать его.

На Святую гору Афон никогда не ступала нога женщины. Даже животное женского пола не может ступить в этот целомудренный рай. Святые отцы не позволили иметь гарем начальнику султанской стражи. Был, правда, такой случай, когда один ага, любивший простоквашу, хотел завести корову. Но его сумели отучить от этого лакомства: когда он не послушался, по предсказанию старцев корова сдохла на самой пристани.

Жизнь на Святом Афоне не подвластна обычному течению времени: монастырский уклад размерен веками, и отсчет времени здесь ведется по солнцу: когда стемнеет, часы Афона показывают 12 часов ночи. Русские монахи трудятся на Афоне в поздние дневные часы, ночь отдана молитве, слова «Слава Тебе, показавшему нам свет» читаются с первыми лучами солнца на литургии. После службы — трапеза, несколько часов отдыха, а потом монахи отправляются на послушание — без напоминания и принуждения.

Один из одесских иерархов, архиепископ Никанор (Бровкович), сказал об Афоне так: «Святой Афон учит весь мир православной своей живой верой, своими подвигами, своей непрестанной молитвой — славословия, прошения и благодарения Богу. Всякий монастырь на Афоне — это свеча, горящая перед Богом чистейшим пламенем молитвы, подвижничества и духовной чистоты. А вся гора Афон, с сонмом святых храмов и обителей, являет в себе отражение на земле небесного свода с его мириадами светил; являет в себе один слитный, немеркнущий в продолжение веков и тысячелетий для всего христианского мира светоч».

ГРЕЧЕСКИЕ МОНАСТЫРИ НА СВЯТОМ АФОНЕ

На высоком крутом берегу моря, в полутора часах ходьбы от Кареи, расположился греческий монастырь Ставроникита («Крест Никиты»). Раньше здесь подвизался инок Никита, поставивший крест, т. к. на Святой горе издавна существовал обычай ставить кресты на перекрестках. Согласно второй версии, название монастыря произошло от крестореза Никиты, который подвизался тут в пещере.

На месте нынешнего монастыря в давние времена стояла небольшая обитель во имя Иоанна Предтечи. Разграбленная и опустошенная, она долгое времени находилась в запустении. Обновителем этой обители и основателем настоящего монастыря был патриарх Иеремия I (1653 г.).

В монастырском соборе хранится много частиц святых мощей (святых Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова и других угодников Божьих) и старинные иконы. Предание гласит, что перед смертью отец Илиодор (настоятель обители) кое-что из церковной утвари завещал Ильинскому скиту. В числе завещанного указывалась и икона с образом Божией Матери, но ее никак не могли снять, и после многих попыток решили оставить на месте.

^Дохиар

Главной святыней монастыря является чудотворный образ Николая Чудотворца, выполненный из мозаики. Этот образ при патриархе Иеремии I рыбаки извлекли из моря, куда он был брошен иконоборцами, предположительно, в царствование императора Феофила. Рыбаки, извлекшие из воды реликвию, увидели, что к образу приросла большая раковина. Когда стали отдирать ее, то увидели, что на лике святителя показалась кровь. Впоследствии из одной части раковины сделали блюдце для Богородичной просфоры, а из другой — панагию, которой патриарх Константинопольский благословил русского патриарха Иова. Сам чудотворный образ был перенесен в соборный храм, который был посвящен памяти святителя Николая Мирликийского. Сейчас образ обложен серебряной ризой.

Монастырь Ставроникита небольшой, меньше других афонских обителей, и братии в нем немного.

В монастырской библиотеке хранится замечательная греческая Псалтирь, принадлежавшая Иоанну Златоусту, написанная золотом. Изображения заглавных букв и заставки к ней разрисованы цветными красками.

Монастырь Пантократор, основанный в конце XIII в., расположился в очень живописной местности — на высоком холме, вдающемся в море. В соборном храме во имя Преображения Господня, возведенном в XIV в. из белого мрамора, хранится очень много прекрасных икон, например, Успение Пресвятой Богородицы над западными вратами. А на левом столпе храма установлена икона с образом Божией Матери Геронтиссы (Старицы), обложенная новой серебряной ризой. Богоматерь, изображенная во весь рост, написана в преклонном возрасте — без Своего Божественного Сына. По преданию во время нападения на Святой Афон сарацины ободрали с иконы золотые украшения, а потом бросили ее в колодец. Но наказание Божие настигло их, и они ослепли. Когда монастырь снова населили иноки, они вытащили чудотворный образ из колодца.

Было от этого образа и другое чудо. Согласно преданию, один схимник, предчувствуя близкий конец свой, пришел в монастырь и стал просить священника, чтобы тот скорее отслужил обедню. Тот не соглашался, но глас от иконы повелел исполнить просьбу, и старец успел перед смертью причаститься.

К Пантократору относится русский скит, церковь которого украшена просто, но со вкусом. Иконостас ее написан в России на средства Войска Донского. Вокруг скита — следы неутомимого прилежания иноков, которые превратили каменистый холм в тучные поля, посадили деревья, привили дикие маслины.

^{Дионисиат}

Монастырь Котломуш расположился неподалеку столицы Афона, и издали даже кажется, что обитель сливается с постройками Кареи. С севера и запада он окружен горами и густым лесом, с восточной и южной — прекрасными долинами с виноградниками, садами и уединенными кельями. Нынешнее название обители не переводится ни на один язык, что дает повод к всевозможным толкованиям и предположениям. Однако раньше монастырь назывался турецким словом «Куртурмуш», что значит «освободился, освобожденный». Сами иноки так объясняют название своей обители.

«Когда враги захватили Святую гору и разорили почти все монастыри, подошли они и к обители Преображения Господня (таково ее первоначальное название). И вдруг заступничеством Пресвятой Богородицы вокруг обители распространился густой мрак, так что враги даже стен монастырских не могли найти, после чего вынуждены были отступить. В память этого события иноки, спасенные столь чудесным образом, переименовали монастырь в Куртурмуш, а со временем название это трансформировалось в Котломуш».

Нынешний монастырь был основан в XII в. греческим императором Алексеем Комненом. За время своего существования обитель много претерпела, однажды даже была разорена до основания, но впоследствии возобновлена усердием господаря и воевод Валахии — Неаугула, Радула и Ведиласа, которые считаются ее вторыми ктиторами.

Монастырь представляет собой правильный четырехугольник, со всех сторон обнесенный каменной стеной, над которой с южной стороны возвышается пирг (башня). Вдоль монастырских стен идут 2–3-этажные каменные кельи. На третьем этаже западной стены находится обширная трапезная, украшенная священными изображениями.

В соборном храме, возведенном во имя Преображения Господня, сохранилась довольно древняя стенная живопись, о чем свидетельствует надпись над главной дверью, ведущей из притвора в храм. В храме хранится много святых мощей, и среди них — часть ноги святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы.

Рядом с храмом из белого мрамора построен фиал (колодец) для водосвятия, поддерживаемый десятью легкими колоннами. В монастыре имеется три параклиса (малые церкви), а за стенами обители расположилось еще 18 церквей. Во владении Котломуша находится келья святого Георгия, в которой подвизался отшельник Киприан, отправившийся потом со Святой горы в Солунь и Константинополь проповедовать веру Христову. К монастырским владениям относится и скит святого великомученика Пантелеимона, основанный в конце XIХ в. одним из афонских иноков. На колокольне обозначен 1874 год, который и считается началом скита. Скит состоит из отдельных келий, в которых живут по 2–5 монахов. Главным является храм во имя святого Пантелеимона, в котором службу проводят поочередно иеромонахи из каждой кельи.

Недавно в монастыре Котломуш нашли древний камень с греческим пророчеством о наказании, которое обрушится на гонителей славян. В надписи еще сказано, что настанут времена, когда на Святом Афоне греческого монаха будет найти также трудно, как сейчас — русского.

На западной стороне Афонской горы, на низенькой прибрежной скале, среди красивых садов и рощ расположился монастырь Дохиар («Келарь»). Название это связано с тем, что первый игумен и ктитор обители сначала был келарем в лавре Святого Афанасия. Другая версия отсылает нас к греческому слову, означающему «прием, вместилище, хранилище, гостиница» и т. д. Действительно, Дохиар очень обширен, и в нем может разместиться более сотни иноков.

Монастырь был основан во второй половине ХI в., в царствование императора Никифора III Вотанита (1078–1081). Но после устроения обители не было средств, чтобы привести ее в надлежащий вид, о чем игумен Неофит очень тужил. И в это время одному из послушников Божья Матерь открыла во сне, что на монастырском участке хранится клад. Проснувшись, инок рассказал обо всем игумену, и тот послал его и еще двоих монахов отыскать сокровище. Но когда оно было открыто, два инока соблазнились богатством, решили разделить его и убежать с Афона. А чтобы третий товарищ не помешал им, они привязали ему на шею камень и бросили в воду. Когда несчастный стал тонуть, пред ним предстали ангел-хранитель и святой архистратиг Михаил, которые и перенесли его в алтарь Дохиарского собора. В честь этого чуда обитель была посвящена бесплотным силам — архангелам и ангелам. Спасенный юноша принял постриг и впоследствии стал игуменом монастыря, а преступных иноков изобличили и заставили возвратить сокровище.

Монастырская библиотека хранит более 3000 томов, в числе которых много бесценных рукописей. По уверениям некоторых паломников, она содержит произведения Софокла, много сочинений отцов Церкви и другие творения.

В Дохиарской обители до настоящего времени уцелела древняя церковь во имя Николая Чудотворца, возведенная одновременно с основанием обители. На иконе с образом святителя Николая сохранились славянские надписи, указывающие на пребывание в этой обители славянской братии. Святитель Николай изображен сидящим на престоле; правой рукой он благословляет, в левой держит Евангелие от Иоанна, раскрытое на 10-й главе (11–12): «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец и разгоняет их».

Справа и слева от Николая Чудотворца, в длинной рамке, помещены изображения двенадцати святителей — по шесть с каждой стороны. Несмотря на миниатюрность изображения, каждый святитель отличается своим особым, выразительным обликом. Среди них находятся и первоучители славян — братья Кирилл и Мефодий.

На территории Дохиарской обители сохранился и колодец, который называют «священным», т. к. вода в нем не иссякает с начала его сооружения — с 1229 г. Но главной святыней монастыря является икона Божией Матери, называемая «Скоропослушница». Она написана на стене над дверью, через которую иноки ходили в трапезную. Однажды ночью трапезарь Нил, проходя по обыкновению мимо иконы с зажженной лучиной, услышал от нее слова: «На будущее время не приближайся ко Мне с зажженной лучиной и не копти Моего образа». Нил, сочтя эти слова шуткой кого-либо из братии, оставил их без внимания и по-прежнему ходил мимо иконы с зажженной лучиной или свечой. Но вскоре он опять услышал голос от иконы: «Монах, недостойный этого имени! Долго ли тебе так беспечно и так бесстыдно коптить Мой образ?» — и после этих слов монах ослеп.

Дни и ночи молился Нил и плакал перед чудотворным образом Пресвятой Богородицы, и однажды снова услышал голос: «Нил, услышана твоя молитва. Ты прощен, и зрение опять дается тебе. Когда получишь эту милость от Меня, возвести братии, что Я — их покров, промышление и защита их обители. Пусть и все православные христиане обращаются ко мне, и Я не оставлю никого. Всем, с благоговением ко Мне прибегающим, Я буду предстательство, и молитвы всех будут исполнены Сыном и Богом Моим ради Моего ходатайства перед Ним, так что с этой поры икона Моя будет именоваться Скоропослушница, потому что скорую буду являть милость и исполнение прошений всем, прибегающим к ней».

Слух об этом чудесном событии быстро распространился по Святому Афону. После этого монахи Дохиарской обители, благоговейно помолившись, огородили место, где находилась чудотворная икона, и с правой стороны устроили храм во имя Пресвятой Богородицы Скоропослушницы.

Это случилось в 1664 г., но об иконе с таким названием было известно в Афинах еще в VIII в. Там императрица Ирина Афинянка воздвигла ей храм, во имя Пресвятой Богородицы Скоропослушницы устраивались и другие храмы и монастыри во многих местах греческой империи. С афонского образа Богоматери Скоропослушницы было сделано много списков, и один из них хранился в Москве — в часовне священномученика Пантелеимона на Никольской улице. От иконы происходили многие чудеса, например, в 1899 г. крестьянская девица Марфа Степановна Палкина исцелилась от падучей болезни.

Монастырь Есфигмен стоит на берегу моря, с трех сторон окруженный горами, поэтому название его означает «утесненный». По преданию он был основан в V в. греческим императором Феодосием Младшим и благочестивой сестрой его Пульхерией. Первоначально обитель располагалась несколько дальше от нынешнего своего места — между скалами. Но после обвала скалы монастырь был перенесен на свое теперешнее место.

Во время набегов на Афон сарацин обитель эта, как и многие другие, сильно пострадала, после чего довольно долгое время пребывала в запустении. Но впоследствии была восстановлена усердием царей сербских; благодетелем монастыря был и святой Григорий Палама (архиепископ Солунский), до того несколько лет бывший игуменом этой обители. В конце XVIII в. обитель вновь пришла в совершенный упадок, и восстанавливал ее преосвященный Даниил, удалившийся из Солуни на Афонскую гору.

Монастырь Есфигмен представляет собой обычный приморский замок, который окружают четырехугольные стены, увенчанные высокими башнями. В стенах в четыре этажа устроены кельи монахов. С северной и южной стороны монастырь омывается потоком, на котором устроена крещальня.

В центре монастыря сооружен совершенно новый (в греческом стиле) соборный храм во имя Вознесения Господня, но уцелела и древняя церковь, которая была возведена тоже в честь Вознесения^[13]. К святыням собора относятся левая стопа святой Марии Магдалины без трех малых пальцев, а также частицы мощей святого Харалампия. Несколько богатейших икон было подарено собору русскими людьми во время сбора пожертвований в России.

В разное время в этой обители подвизалось много старцев и мучеников, которых Вселенская церковь впоследствии причислила к лику святых. В Есфигмене хранится предание, будто преподобный Антоний Великий, пришедший на Святую гору в 973 г., подвизался именно в этой обители. Здесь его принял игумен Феоктист, взявший Антипу (имя преподобного Антония до пострига) под свое отеческое руководство и научивший его совершенному иночеству. После пострига новый русский инок с благословения игумена поселился в дикой тесной пещере, высеченной неподалеку от монастыря — в отвесной скале над морской бездной.

Когда преподобный Антоний возмужал в иноческих подвигах, игумену Феоктисту было послано свыше — отпустить преподобного на родину. Два раза ходил святой Антоний в Русскую землю, и когда игумен Феоктист отпускал его во второй раз, то казал ему: «Господь укрепил тебя в святых подвигах, тебе нужно и других руководить ко святой жизни. Возвратись же опять в свою землю, и да будет там благословение Святой Афонской горы». Преподобный Антоний принял благословение от игумена, как из уст Божьих, и пошел в землю Русскую, унося с собой дух, чин, правила и уставы Афона.

Пещера преподобного Антония — двойная; она высечена в скале неподалеку от морского берега, а перед ней находится гладкая площадка, обнесенная оградой. Главная пещера настолько тесна, что один человек с трудом может в ней поместиться. Рядом с ней расположена другая пещера — с небольшим отверстием для окна; в XVIII в. ее обновил русский паломник Савва, проживший в пещере преподобного Антония 15 лет. Над этой двойной пещерой, на самом обрыве Самарской горы, воздвигнута небольшая церковь во имя святого Антония Печерского.

В чудном горном уголке Святого Афона уютно расположился и древнейший греческий монастырь Ксиропотам. Название этой обители произошло от глубокого оврага и потока, рядом с которыми он находится. Поток назывался «ксиропотам», что значит «сухоречный», потому что летом он почти совсем пересыхал.

Монастырь был основан греческой царевной Пульхерией в честь Сорока мучеников Севастийских, которые явились ей в ночном сновидении. За долгие века своего существования обитель не раз подвергалась нападениям и разорениям, поэтому долгое время она находилась в запустении — почти до Х в., т. е. до времени святого Афанасия Афонского. В это время на сухом потоке подвизался святой царевич Павел, основавший и устроивший обитель на южной оконечности Святой горы, известную под его именем. Но, скорбя о запустении обители святой Пульхерии, он обратился к императору Роману Старшему с просьбой о возобновлении ее, и благочестивый царь дал большие средства на восстановление монастыря.

Однако меньше чем через три века Ксиропотам был уничтожен землетрясением; гнев Божий настиг эту обитель за то, что она по примеру лавры Святого Афанасия признала и приняла унию. Но император Андроник вновь соорудил на том же месте обитель и тоже в честь Сорока мучеников Севастийских.

Впоследствии монастырь пострадал от пожара, и в третий раз был восстановлен в XVI в. турецким султаном Селимом на его собственные средства. При этом султан даровал обители много земли и особые привилегии. К этому побудил его явившийся ему во сне начальник Сорока мучеников Севастийских, повелевший восстановить обитель в благодарность за помощь, оказанную султану в завоевании Египта.

Соборный храм монастыря был великолепно украшен, к тому же богат христианскими святынями и священными реликвиями. Так, в нем хранится самая большая часть Животворящего древа Креста Господня, какая только есть на Святом Афоне. Это крест, сделанный из подножия Животворящего древа, на котором был распят Иисус Христос, — то есть из той части, к которой были пригвождены Его пречистые ноги. Сохранилось одно из отверстий, пробитых гвоздями. Крест этот был пожертвован монастырю императором Романом, который в своей грамоте, данной в IX в. на имя святого Павла Ксиропотамского, писал:

«С некоторыми из вельмож моих, войдя в царскую мою сокровищницу, я, между частицами Древа Животворящего Креста, нашел более других значительную, достойную удивления — особенно тем, что на ней и доныне виден незабвенный памятник Владычной страсти — дыра, где была пригвождена Божественная плоть Господа моего, в очищение грехов наших, и где струилась пресвятая кровь Его. Длина и поперечник этой частицы в локоть с лишком, а ширина — в меру двух сложенных перстов, толщина же — в один перст; весу в ней сто драхм. Царя, долженствующего явиться на небе перед пришествием Сына Человеческого на суд живых и мертвых, это Божественное орудие спасения нашего я с любовью пожертвовал преподобному Павлу Ксиропотамскому, в неотъемлемую собственность обители, на мое царское иждивение возобновляющейся. Пожертвовал до того времени, когда придет Господь. Требую, чтобы этот дар отпущен был с церковными и военными почестями; а положат его пусть в святом алтаре, в освящение и утверждение царской нашей обители».

Память о благочестивой царице Пульхерии сохраняет крест в драгоценном окладе и с драгоценной чашей. Он тоже сделан из частицы Животворящего древа Креста Господня и обложен частицами мощей Сорока мучеников Севастийских. Чаша выполнена из неизвестного камня, похожего на яшму; на ней изваяны лики святых ангелов, держащих орудия страстей Господних и утварь для Божественной литургии.

Во внешнем притворе собора находится замечательная икона с образом святого великомученика Димитрия, которая раньше украшала храм Святой Софии в Константинополе, а на Святую гору была принесена уже во времена владычества турок. Заплатив много золота, христианам удалось забрать икону из храма Святой Софии, превращенной в мечеть. Эта святыня искусно высечена на зеленом мраморе, а внизу сделана надпись: «В благолепие верных царей (Романа и Андроника) великим иждивением икону сию принес от храма Святой Софии, увещевав ее служителей, вселенского патриарха сингел Григорий». Надпись вверху гласит: «Великие Роман и Андроник во Христе верные цари и самодержцы».

В числе святых реликвий монастыря — часть кости святого апостола Варфоломея, часть руки святого Игнатия Богоносца, часть от колена святого Василия Великого и др.

ЭЧМИАДЗИН

Первую христианскую проповедь в Армении связывают с апостолом Варфоломеем, но христианство как государственная религия утвердилось здесь на рубеже III–IV вв. По свидетельству историков войска царя Трдата III, утверждая новую веру огнем и мечом, беспощадно уничтожали языческие храмы и мраморные статуи богов, а также сжигали бесценные рукописи.

Основателем армянской христианской церкви считается Григор Партев, много сделавший для распространения христианства в Армении, за что его назвали Лусаворич (Просветитель). В самом начале IV в. он заложил в городе Вагаршапате кафедральную церковь Катуке («Вселенская», «Мать церквей»), которая впоследствии стала называться Шогакат («Истечение света»), а позже (в 303 г.) Эчмиадзинский кафедральный собор — на месте языческого культового центра.

Согласно легенде, Григор Лусаворич увидел во сне Иисуса Христа — сына бога Миацина (Единородного), Который с огненным молотом сошел с неба и указал место для строительства храма. Отсюда и произошло название храма: Эчмиадзин означает «Здесь сошел Единородный Сын».

Внутри собора под центральным куполом был устроен алтарь, который называется «ичман сехан» (место сошествия). Одновременно с храмом Эчмиадзин в центре Вагаршапата воздвигаются часовни Рипсимэ (в честь дев-мучениц), Гаянэ и др. В III–IV вв. в Армении начинает формироваться феодальный строй, что повлекло за собой развитие культуры. Большим событием в истории народа стало изобретение в конце IV в. Месропом Маштоцем армянского алфавита, ставшего основой для развития литературы и историографии.

Эчмиадзин является духовным центром Армяно-григорианской церкви, во главе которой стоит патриарх-католикос^[14]. Но многострадальному армянскому народу постоянно приходилось бороться с иноземными захватчиками, посягавшими на его независимость. Каждое нашествие их сопровождалось разрушением городов, и в V в. патриарший престол после опустошительного набега персидского царя Шапура II (364–369) был даже перенесен в новую столицу — Двин.

В V в. при князе Вагане Мамиконяне начались работы по перестройке храма, но тогда они не были завершены, и в VII в. Эчмиадзин подвергся коренной реконструкции. На месте прежних небольших часовен сооружаются выдающиеся памятники армянской архитектуры — храмы Рипсимэ, Гаянэ, Шогакат и др. Но в середине столетия Армению завоевывают арабы, и с этого времени Вагаршапат утрачивает свое былое значение. Только в 1441 г. Эчмиадзинский монастырь начинает постепенно возрождаться, т. к. сюда вновь был перенесен престол католикоса (из г. Сиса). Начали проводиться большие работы по восстановлению церквей в Эчмиадзине, растет число монахов, укрепляется экономическое положение монастыря. В XVII в., когда монастырь вновь стал процветать, возобновились фундаментальные работы по восстановлению соборного храма и возведению новых монастырских построек. В этот же период обитель обносится крепостными стенами.

В первой половине XVII в., в годы строительной деятельности католикоса Мовсеса, были возведены триумфальные «Трдатовы ворота», которые вели к западному (главному) входу в собор. Теперь под его аркой в дни церковных праздников проходит торжественное шествие из нового здания католикосата в храм и обратно.

За долгое время своего существование соборный храм Эчмиадзина много раз разрушался и вновь восстанавливался, поэтому его архитектурное единство до наших дней не сохранилось. Дошедший до нас храм Эчмиадзин представляет собой однокупольное церковное здание, но какими были его первоначальные формы — на это счет среди ученых нет единого мнения. На северной и западной сторонах храма можно увидеть старинные стены с характерными для IV–V вв. деталями (например, две плиты с барельефами, из которых одна изображает святых Павла и Феклу, а другая — птицу и надпись на греческом языке).

Последняя значительная реставрация производилась в 1956–1965 гг. при католикосе Вазгене I. Во время этих работ железобетоном были укреплены основания пилонов, несущих купол, да и сами пилоны, к тому времени уже опасно потрескавшиеся, тоже были основательно укреплены.

Соборный храм находится в центре монастырского комплекса, в который входят еще несколько зданий и сооружений. Так, в некотором отдалении от монастырского сада расположилась церковь Гаянэ — одна из достопримечательностей Эчмиадзина. Построена она была в 630 г. при католикосе Езре на месте существовавшей до нее часовни, которая в свою очередьбыла возведена на месте погребения тела мученицы Гаянэ, убитой вместе со своими подругами за распространение веры Христовой. В 1652 г. при католикосе Филиппосе церковь основательно отремонтировали: восстановили разрушенные стены, каменную кровлю и барабан с куполом. В 1683 г. (уже при католикосе Егиазаре) с западной стороны к церкви пристроили сводчатую галерею, ставшую местом погребения служителей монастыря.

На восточной стороне Эчмиадзина расположена церковь Шогакат, неподалеку от которой сохранились заросшие развалины небольшой часовни. По предположениям ученых, часовня эта была сооружена в начале IV в. на месте погребения подруги девы Рипсимэ, убитой в садах Вагаршапата. Сама же церковь Рипсимэ, стройная и величественная, высится на восточной окраине города. Легенда об этом храме связана с принятием в Армении христианства.

Римский император Диоклетиан, желая избрать себе супругу, послал во все концы своей империи художников, чтобы те написали портреты всех красивых девушек. Гонцы прибыли в один римский город, в котором находился женский монастырь. Игуменью обители звали Гаянэ, и была в монастыре прекрасная воспитанница Рипсимэ (из царского рода).

Когда император увидел ее портрет, красота девушки ослепила его, и он решил немедленно жениться на ней. Послы Диоклетиана подняли на ноги всю империю, чтобы все участвовали в свадебных торжествах. Когда же весть эта достигла монастыря, Гаянэ решила удалиться с девушками из империи, и все пустились в бегство. После долгих скитаний они прибыли в город Вагаршапат и укрылись в виноградной давильне в одном из садов. Пищу добывали продажей своих одежд и стеклянных бус, которые изготовляла одна из них.

Побег монахинь вызвал великое смятение в стране греческой. Во все концы империи были посланы гонцы на их поиски, и одно из посольств прибыло к армянскому царю Трдату с грамотой от императора Диоклетиана: «Если эти христиане нашли убежище в твоей стране, то позаботься отыскать их. Убей тех, кто с Рипсимэ, а ее отправь ко мне. Если же красота ее тебя прельстит, то возьми ее себе, ибо подобной красавицы не рождалось еще в стране греческой».

Гонцы Трдата нашли беглянок в садах Вагаршапата, и три дня воины держали их в окружении. На третий день молва о красоте Рипсимэ разнеслась по городу, и все горожане — мужчины и женщины, знать и простолюдины — собрались на площади, чтобы увидеть красавицу. Царь приказал привести ее невестой к нему во дворец, а остальных девушек оставить в давильне.

Когда придворные рано утром понесли Рипсимэ драгоценные наряды и золотой трон, чтобы достойно ввести ее во дворец, Гаянэ начала увещевать, чтобы та не давала ослепить себя дарами царя-язычника, а оставалась верной Христу.

Рипсимэ не захотела идти во дворец, и подданные силой отвели ее в царские покои. Не желая принадлежать царю, она в поединке победила его силой небесной, хотя царь был богатырем, о храбрости которого ходили легенды не только в Армении. В разорванной одежде Рипсимэ выскользнула из дворца, пробралась через толпу и направилась к восточным воротам города. Проходя мимо давильни, она позвала своих подруг, и все отправились дальше. В ночной тьме добрались они до песчаного холма и стали молиться. Тут их и настигли гонцы царя Трдата. Схватив Рипсимэ, они привязали ее за руки и за ноги к кольям и сожгли на костре. Подруги Рипсимэ стали выпрашивать ее прах, но палачи поубивали их всех.

Трдат исполнился гневом на христиан, вера которых привела к гибели стольких людей. И по его повелению были умерщвлены и Гаянэ с двумя подругами. Шесть дней оплакивал царь потерю Рипсимэ, а на седьмой день отправился на охоту, во время которой превратился в кабана. В зверей превратились и все население города, и придворные.

После этого приснился Хосровидухт (сестре царя) сон, что исцелить всех может только Григорий, ввергнутый Трдатом за преданность вере христианской в яму. Извлекли его из ямы, и он исцелил их, а потом всех армян обратил в веру христианскую. А на могиле святых мучениц воздвиг часовни.

Церковь Рипсимэ была возведена в 618 г. при католикосе Комитасе. В 1776 г. ее территория была огорожена сырцовыми стенами с башенками, но теперь они сохранились только с северной и частично с западной сторон. С присоединением Армении к России в 1828 г. в обители началось новое строительство, и в конце XIX в. были возведены каменная стена, ограждающая церковь с южной и восточной сторон, а также жилой дом во дворе церкви.

Звартноц (Храм бдящих сил небесных) еще в конце ХIХ в. был покрыт толстым слоем земли, и только в результате раскопок 1901–1907 гг. были обнаружены остатки этого великолепного сооружения, возведенного при католикосе Нерсесе III, которого за его выдающуюся деятельность назвали Строителем. Архитектура храма Звартноц — местная^[15]. По свидетельству армянского историка Каланкатуваци, византийский император Константин III, прибывший в Армению в 652 г. с важной политической миссией, участвовал в освящении храма. И был настолько поражен его красотой, что повелел строителю следовать в Константинополь, чтобы возвести и там столь же великолепный храм. Но строитель (имя которого историк не называет) скончался в пути.

К сожалению, и жизнь храма Звартноц оказалась недолговечной. Уже в Х в. он разрушился, и теперь лежит в развалинах, но и по ним можно представить его былое величие. С 1937 г. при развалинах храма действует небольшой музей, в котором выставлены найденные во время раскопок предметы древности.

ВАТОПЕДСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Ватопедская обитель расположилась на северо-восточном склоне Святой горы. С трех сторон монастырь окружен горами, покрытыми густым лесом, а с северо-востока перед ним простирается безбрежное море. Ватопед считается на Афоне одним из богатейших монастырей, и иногда его даже называют «Ватопедской лаврой».

Основателем монастыря считают византийского императора Константина Великого, который воздвиг здесь первый храм в память благодатного пришествия на Святую гору Пресвятой Богородицы. Так что Ватопед — это очень древняя обитель. Но Юлиан Отступник в IV в. разрушил ее, однако в конце того же столетия монастырь был восстановлен, и связано было это со следующим случаем.

^{Один из храмов монастыря}

«Царевич Аркадий (сын императора Феодосия I), возвращаясь из Рима в Константинополь, попал на море в страшную бурю. Корабль его поравнялся с островом Имвро, располагавшимся по соседству с Афонской горой. Аркадий ходил по кораблю взад и вперед и молился Пресвятой Богородице. Когда он находился неподалеку от борта, от налетевшего ветра корабль покачнулся, и царский сын упал в воду. Спутники его были в отчаянии, боясь императорского гнева, и стали слезно молиться Пресвятой Богородице. И молитва их была услышана: когда они пристали к Ватопедской обители, то, к своему изумлению, нашли царевича спящим в тени колючих кустарников. Этот случай и дал монастырю название — Ватопед (дитя в кустарнике, или колючие кустарники)».

В благодарность Богу за спасение сына император Феодосий I в 390 г. восстановил прежний Благовещенский храм, устроил великолепную обитель, сделал в нее богатые вклады и подарил ей богатые дачи в Македонии и вблизи Солуня. На том месте, где был найден царевич, теперь устроен алтарь величественной соборной церкви.

В соборе хранится величайшая святыня христианского мира — пояс Божией Матери, ранее находившийся во Влахернском храме в Константинополе. Ватопедской обители пояс был подарен святым Саввой Сербским. К святыням собора относятся также большая часть Животворящего древа Креста Господня; крест императора Константина Великого, с которым он ходил в военные походы; часть трости, которой бичевали Иисуса Христа. Монастырь очень дорожит этими святынями и не всем их показывает.

Много в Благовещенском храме мощей сподвижников Иисуса Христа и мощей угодников Божьих: все они хранятся в серебряных ковчегах в алтаре храма.

Купол собора поддерживают четыре прекрасные порфирные колонны — дар императора Гонория. На горнем месте в храме — чудотворная икона Божией Матери, называемая Ктиторскою. Когда в IX в. сирийцы расхищали обители Святой горы, добрались они и до Ватопеда. Экклесиарх взял образ Божией Матери и крест, спрятал их в колодце и зажег перед святынями свечу, а потом вровень с полом все искусно замаскировал мраморной плитой. Монастырь был разрушен, но святыню так и не нашли.

Несколько десятилетий экклесиарх томился в плену, но наконец он получил свободу. Ватопедская обитель между тем стала оправляться после разбойничьих набегов, но никто не знал о скрытой иконе, пока экклесиарх не объявил, где он скрыл святыню. Когда подняли плиту, то, к великому удивлению, все увидели теплящуюся перед святынями свечу. Сейчас эта огромной величины севча обложена оловом и серебром; она горит и не сгорает, потому что сверху на нее всегда кладется воск. Восьмиконечный крест, который называют Константиновским, стоит за престолом. Однако высказываются сомнения как в том, что он мог принадлежать императору Константину, так и в том, что император был ктитором монастыря. Тем более что надпись на кресте — славянская.

В алтаре соборного храма хранятся два небольших складня, которые называются игрушками царицы Феодоры — супруги императора Феофила, который хотел уничтожить иконопочитание. Но царица Феодора, выдавая иконы за игрушки, скрытно поклонялась им.

Во внешнем притворе храма обращают на себя внимание мозаичные изображения — единственные на Святой горе. В полукруге над входными дверями изображен Иисус Христос с молящимися по сторонам от Него Пресвятой Богородицей и Иоанном Крестителем. На обеих сторонах дверей тоже есть мозаичные изображения, вместе составляющие образ Благовещения. В соборном приделе во имя Дмитрия Солунского находятся два поясных изображения Божьей Матери, которые признаются чудотворными. Одно из них называется «Закланная», и предание повествует о нем следующее.

«Один здешний экклезиарх иногда приходил в трапезу в не положенное время, а после всех. Однажды недовольный трапезарь в сердцах сказал, что надо приходить вместе со всеми, а не как вздумается. Дьякон оскорбился и еще настойчивее стал требовать обед, на что трапезарь сказал, что у него нет даже куска хлеба.

Злой и голодный экклезиарх вышел из трапезы и пошел в церковь, но мрачные мысли его не только не утихли, а еще больше разгорелись. В совершенном исступлении он подошел к иконе Богоматери и стал укорять Пресвятую Богородицу: „До какого времени я буду служить тебе, Богородица? Трудись, трудись, а за все не только нет ничего у меня, но даже и куска хлеба в подкрепление усталых сил моих не дают“. С этими словами он схватил нож, которым перед тем очищал воск от лампады, замахнулся и сильно ударил в щеку Пресвятой Богородицы. Кровь хлынула из раны, и лик Богородицы побледнел, как лицо умирающего от смертельной раны. Тут экклезиарх затрепетал от ужаса, упал перед иконой и сделался, как помешанный.

Скоро в монастыре узнали о случившемся. Когда игумен и братия пришли в церковь, то с изумлением увидели, что кровь на щеке Пресвятой Богородицы еще не засохла. А убийца ослеп и стал совершенно безумный.

Братия усердно молилась за него, но целых три года он, оставаясь в помешательстве ума, не сходя с места, оплакивал свое преступление. Перед смертью Божия Матерь явилась ему во сне и объявила о Своем прощении. Однако рука у него отсохла. Теперь она представляет собой почерневшую кость, которая до Страшного Суда хранится в особом ящике. На лике Божией Матери, названной Закланной, виден небольшой бугорок, как будто здесь запеклась кровь».

Один священник, прибывший на Афонскую гору для поклонения ее святыням, нечаянно (или из любопытства!) коснулся раны Закланной Богородицы. От этого прикосновения запекшаяся кровь осыпалась на самого священника. Но едва он вышел за порог церкви, как рука Владычицы Небесной покарала его, и он тут же скончался.

С наружной стороны этого придела, в нише, находится икона Божией Матери «Живоприятная», от которой совершилось следующее чудо:

«Плакида, супруга императора Константина (дочь Феодосия Великого), в 382 г. захотела побывать в Константинополе, чтобы повидаться с братом своим Аркадием. Она попросила у мужа разрешения посетить и святую гору Афон, и когда царица прибыла в Ватопед, ее торжественно встретили и повели в монастырь. По смирению своему она ступила в Благовещенский собор не через главный вход, а через боковые двери и уже хотела пройти из притвора в сам храм. Но вдруг с высоты раздался грозный голос: „Остановись, ни шагу далее, если хочешь себе добра!“. Испуганная Плакида бросилась на помост и стала молить о прощении. А потом в память об этом событии воздвигла здесь придельный храм во имя святого Димитрия Солунского. А на том месте, где послышался таинственный голос, царица повелела изобразить лик Пресвятой Богородицы и заповедала теплить перед ним неугасимую лампаду. С тех пор святогорские старцы законоположили не пускать женщин на Святую гору, что до сих пор строго соблюдается».

Другая икона с образом Пресвятой Богородицы возвестила молящемуся иноку о приближении разбойников. Предвечный Младенец, желая наказать иноков, поднял уже руку, но не успел заградить возгласа из уст Своей Матери, и это спасло монахов. В 1280 г., когда под давлением императора Михаила Палеолога, некоторые монастыри Афона приняли унию, ватопедские монахи остались верны православию. Тогда игумена Евфимия связали, увезли на стоящую среди моря скалу и сбросили в воду. Впоследствии благочестивый император Андроник (сын императора Михаила) возобновил обитель и сам скончался здесь.

В Ватопеде, неподалеку от соборного храма, богатыми греками было устроено училище, чтобы сохранить православие от «наскакивания» католических миссионеров и противодействовать мусульманам. Училище было вверено Евгению Булгарису — замечательному человеку, который был известен и в России, и в Греции. Он хотел сделать училище центром богословия, высшей греческой академией, но оно просуществовало всего лишь 5 лет (1753–1758). Монахи обвинили Е. Булгариса в неисполнении церковных постановлений, и святое дело было загублено. А от здания училища остались только развалившиеся стены, заросшие колючим кустарником.

Библиотека Ватопедской обители всегда была богаче, чем в других монастырях. В ней хранилось много древних рукописей, например, Толкование митрополита Эфесского Марка на Евангелие от Матфея, некоторые сочинения против латинян, произведения Исаака Сирина, текст Священного Писания, собранный пресвитером Лукианом около 1600 лет назад, и др.

МОНАСТЫРЬ ЖИВОНОСНОГО ИСТОЧНИКА В БАЛУКЛИИ

В окрестностях Константинополя, на расстоянии семи километров от центра города, находилась небольшая, но прекрасная роща, в которой росли кипарисы и платаны. С древних времен чудесное место это, называемое Балуклией, посвящалось Пресвятой Богородице. Посреди него находился источник, от которого благодатью Божьей совершалось много чудес. Место это располагалось за пределами древней городской стены, которую не раз разрушали, причем русский князь Олег даже повесил на ней свой щит. Но долгое время место это оставалось неухоженным, отчего источник засорился, а потом и само место заглохло от множества кустарников и накопившейся тины, которая препятствовала течению воды.

Однажды проходивший здесь воин Лев Макелл, воевода императора Маркиана, увидел слепого человека, блуждавшего по непроходимым местам и не знавшего куда идти. Он подал слепцу руку и повел его по тропинке, но тот от сильного утомления и дневного зноя очень хотел пить. Так они приблизились к густому лесу, но слепец от жажды так ослаб, что не мог даже стоять. Поэтому Лев посадил его в тень, а сам отправился на поиски воды. Однако он долго не мог найти хоть какого-нибудь источника и, опечаленный, уже решил вернуться к слепому. Но тут в вышине раздался голос: «Лев, не печалься! Вода, которую ты ищешь, близко — обернись назад и отыщешь ее». Лев вернулся, но как будто и сам сделался слепым: долго осматривался кругом, но воды не находил. И тут он вновь услышал тихий и приятный голос, не только называющий его по имени, но и предсказывающий царское достоинство: «Император Лев! Войди в эту густую и тенистую рощу и найдешь воду; почерпни этой воды и утоли жажду слепого. А потом помажь илом его глаза. Кто Я, здесь живущая, ты скоро узнаешь. Устрой Мне на этом месте храм, в нем Я буду внимать молитвам и подавать желаемое всем, с усердием и верой сюда притекающим. Ничто не сильно будет противиться Моей власти: болезнь ли неисцелимая, демонское ли наваждение или что другое — только бы просили Меня благоговейно».

^{Икона Божией Матери «Живоносный Источник»}

Лев с верой исполнил повеление: он быстро отыскал воду, напоил слепого, илом помазал ему глаза, и тот, слепой от рождения, тотчас прозрел. Случилось это в 450 г., в царствование императора Маркиана, но по пророчеству Пресвятой Богородицы через короткое время после него в царское достоинство был возведен Лев Макелл. Он сразу же повелел очистить чудотворный источник, после чего воздвиг над ним великолепный храм во имя Божьей Матери, назвав его храмом Живоносного источника. Вскоре его окружила небольшая обитель.

Храм, сооруженный вдоль родника, имел вид продолговатого четырехугольника. Восточный и западный портики его высоко поднимались, а два других примыкали к соседним стенам. Над зданием возвышался купол — «прекрасный, как небо, и блиставший, подобно огню».

Внешнему изяществу строения соответствовало и его внутреннее убранство: «свод храма был украшен золотом, а стены выложены мозаикой, так что свет, входя окнами и отражаемый сводами и стенами, освещал весь храм, подобно молнии». Внутри купола были изображены чудеса Иисуса Христа и Его Пречистой Матери, а на самой середине — Живоносный источник и Пресвятая Дева Мария с Предвечным Младенцем на руках, так что вода истекала как бы из лона их и казалось, будто сверху проливается тихий и бесшумный дождь. Лик Царицы Небесной, обращенный к воде, отражался в источнике как в зеркале. И Богоматерь взирала на воду — дело Свое, придавая ей целительную силу.

Сам Живоносный источник находился почти в центре храма. К нему вели 25 ступеней, а мраморная решетка, служившая украшением, еще и охраняла от падения людей, сходивших вниз по скользкому пути. В верхней части источника в мраморе было сделано круглое углубление, в которое и втекала вода, вливавшаяся потом в мраморный бассейн. Посреди храма стояла круглая каменная чаша, а у алтаря находилось другое вместилище, узкое и продолговатое, откуда люди и черпали животворящую воду. В храме паломники могли поклониться замечательной иконе Пресвятой Богородицы, скопированной с иконы, писанной святым апостолом и евангелистом Лукой.

Храм Живоносного источника хранит много преданий о чудесных мсцелениях. Например, царица Зоя, много лет не имевшая детей, по обету ходила к Живоносному источнику и усердно молилась Царице Небесной, а возвратившись, скоро зачала и родила сына — будущего императора Константина Багрянородного. Несколько лет был болен водянкой император Юстиниан, но лишь только с верою помолился он у святого источника, как тотчас исцелился. Позже он восстановил храм Живоносного источника, разрушенный землетрясением, и великолепно украсил его, а после следующего землетрясения храм был восстановлен императором Василием Македонянином и сыном его Львом Мудрым.

Число совершавшихся здесь чудодействий было так великого, что еще в древние времена православная церковь установила в пятницу Светлой седмицы совершать празднование в честь Божьей Матери в воспоминание великих и чудесных исцелений у Ее источника. Чудотворная сила источника не только исцеляла больных, но и мертвых воскрешала. Так, например, однажды из Фессалии ехал к святому источнику по морю один паломник. Но в пути он умер, однако перед смертью успел попросить корабельщиков перенести его в храм Живоносного источника и там вылить на него три ушата целебной воды. Как только это было исполнено, мертвый ожил.

А однажды во время очередного землетрясения людям, находившимся в храме, грозила смерть. И тогда Пречистая Дева явилась на воздухе и поддерживала храм до тех пор, пока все не вышли из него.

Храм Живоносного источника, неоднократно обновлявшийся и украшавшийся греческими царями и царицами, стоял много веков, но за измену благочестивой жизни Константинополь лишился заступничества и покровительства Пресвятой Богородицы и в 1453 г. был завоеван турками. В Живоносном источнике плавают рыбки, о которых предание рассказывает следующее:

«В середине XV в., когда после долгой борьбы и осады Константинополь был уже взят турками, об этом сообщили одному старцу, подвизавшемуся в монастыре близ Балуклийского источника. „Тогда поверю, — ответил он, — что Константинополь пал, когда вот эти рыбки, уже поджаренные на сковороде моей, снова оживут и вновь опустятся в Живоносный источник“. И действительно, невидимой силой рыбки ожили и унеслись в живительный ключ. Они и поныне плавают в нем, не вырастая: один бок у них поджаренный, а другой — настоящий, чистый».

Как и Влахернская церковь, храм Живоносного источника был разрушен до основания, а цветущая местность вокруг него со временем превратилась в мусульманское кладбище. Монастырь долго не возобновлялся, и святое место это оставалось в запустении: источник животворящей воды почти заглох под грудой камней, но чудесные исцеления от него продолжали совершаться.

Впоследствии, при особенном покровительстве России, слава Живоносного источника была восстановлена. В 1830 г. патриарх Иерусалимский с разрешения султана Махмуда II восстановил из развалин каменную церковь во имя Живоносного источника Пресвятой Богородицы, и хоть она была небольшой, но сделали ее с благолепием, приличествующим этому святому месту. И вновь заструились чудотворные воды источника, чудодейственная сила которого, дарованная свыше, привлекает в эти места не одних только христиан.

Турецкий султан сам не раз приходил в церковь Живоносного источника и даже присутствовал на патриаршей службе, которая ему очень нравилась. Он и еще хотел побывать на ней, но между его подданными стал раздаваться ропот, что их повелитель изменил вере мусульманской. Однако в монастырской церкви Живоносного источника сохранился памятник посещения ее султаном — это икона с образом праведного Захарии. Как-то обозревая храм, на восстановление которого он выделил значительные средства, султан увидел икону с образом Иоанна Крестителя. «Где же отец его? — спросил повелитель. — Если сына так почитают, то отец должен быть участником славы его». По повелению султана тогда же, вне иконостаса, была поставлена икона с образом святого Захарии.

СЕН-ГАЛЛЕНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

До возникновения монастыря местность эта была суровой и дикой. Здесь тянулся глухой первобытный лес, звуки человеческой речи не раздавались в альпийских долинах, и никто не забрасывал невода в шумные воды Штеймаха. Первыми в этот пустынный уголок Альп пришли образованные ирландские миссионеры, стремившиеся повсюду распространить христианство. Они покидали свой остров и через Францию расходились по разным уголкам тогда еще варварской Западной Европы. К числу таких мирных миссионеров относился и святой Галлен.

^{Монастырский храм Сен-Галлена}

Он прибыл сюда со своим товарищем, освятил это место, поставил в землю крест, сделанный и веток деревьев, и повесил на него ящичек с реликвиями, который принес с собой. В дикую пустынную местность пришли скромные, но энергичные и преданные своему делу люди. Закипела работа, и вскоре все вокруг преобразилось. Те же горы, та же долина и те же стремительные потоки, но все это озарилось светом веры Христовой. Вскоре молва о жизни и подвигах поселившихся здесь миссионеров привлекла к ним людей, и местность эта начала быстро заселяться. Центром колонии стала новая церковь.

Но развиваться обитель стала только спустя 100 лет после смерти святого Галлена, когда в ней ввели устав святого Бенедикта Нурсийского. Благочестивому устроению монастыря способствовали и другие благочестивые влияния. Так, все аббаты Сен-Галлена стремились привлекать в монастырь свежие силы из Британии, Германии, Италии. Аббат Отмар, например, после введения Устава святого Бенедикта учредил в обители школу.

Сначала Сен-Галленский монастырь находился в зависимости от Констанцского епископа, в епархии которого он находился. Но монастырь энергично боролся за свою самостоятельность, и в правлении аббата Гримальди она была получена. При этом же аббате была значительно увеличена монастырская библиотека, что повлекло за собой дальнейшее развитие монастырской школы. Высшей же степени своего развития монастырская наука достигла при аббате Соломоне, правление которого продолжалось 30 лет (890–920).

Школ в Сен-Галлене, как и в большинстве средневековых монастырей, было две: внутренняя и внешняя. Первая предназначалась исключительно для тех лиц, которые впоследствии становились монахами. Здание ее одной стороной примыкало к монастырской церкви, школьные помещения располагались вокруг широкого двора, но между ними и двором протянулась по всем сторонам крытая галерея. Церковь эта предназначалась для учеников внутренней школы. В некотором отдалении от школьных построек располагались кухня и баня с четырьмя котлами, очагом и двумя скамьями. По другую сторону школьной церкви находилась монастырская больница.

Внешняя школа размещалась в другой стороне — между покоями аббата и гостиницей для знатных посетителей. Ее окружал забор, на котором была сделана любопытная надпись: «Эта ограда стесняет желания учащейся молодежи», т. е. должна была способствовать усилению внимания и углублению в изучаемый предмет.

Основой средневекового преподавания были семь так называемых свободных искусств, но прежде школяры должны были пройти элементарный курс. Учить начинали с 7-летнего возраста, перед началом занятий читалась молитва: «Дай рабу сему пригодный к учению ум, чтобы он преуспевал и во внешних науках (светских. — Н. И.), и удостоился бы приобрести способность к пониманию вечной науки (богословия)».

В элементарный курс входили: псалтирь (латинская), письмо, церковное пение, церковное счисление и курс грамматики. Чтобы научить школяров читать, пользовались маленькими дощечками или листочками, на которых в алфавитном порядке были расположены буквы. Когда ученики осваивали азбуку, переходили к изучению псалтири, написанной крупными буквами. При этом стремились добиться, чтобы ученики читали без малейших ошибок; если же ошибки при чтении случались, учеников наказывали.

При освоении письма сначала учились писать на покрытых воском дощечках; после них переходили к пергаменту, на котором писали пером и чернилами. За дурное письмо, как и за дурное чтение и за ошибки в церковном пении, провинившегося наказывали телесно. В одном из средневековых стихотворений говорилось:

Телесное наказание считалось необходимым при учении, и даже «правило монашеской жизни» святого Бенедикта признавало эту необходимость. Били учеников обычно по рукам или по спине, и в некоторых монастырях был даже обычай сечь учеников на Рождество, видимо, в воспоминание об избиении царем Иродом младенцев. В Сен-Галленском монастыре в первой половине Х в. произошел даже трагический случай.

Решили наказать нескольких учеников, и одного из них послали на чердак за розгами. Но тот, вместо того чтобы исполнить приказание, вытащил по пути из топившейся печи полено и положил его под самую кровлю здания. Когда загорелись балки, он сбежал вниз и стал кричать о пожаре. Потушить огонь не смогли, и монастырь почти весь сгорел.

Научив учеников читать и писать по-латыни, приступали к изучению элементарного курса грамматики, т. е. учили школяров различать части речи, склонять и спрягать. При этом старались, чтобы и бытовые разговоры ученики вели на латинском языке. Для этого учителя составляли небольшие словари и разговорники. В соответствии с текстами разговорников разыгрывались сценки, где попеременно участвуют монах, крестьянин, охотник, рыбак, повар и т. д. Каждый из них отвечал на вопросы, касающиеся его занятий, и называл предметы своего обихода.

Когда ученики приобретали некоторые навыки в латинском языке, их заставляли заучивать псалмы. Только после этого следовало обучение семи свободным искусствам, которые средневековыми монастырскими школами были унаследованы от императорского Рима: это грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Один из средневековых авторов сравнивал семь свободных искусств с семью ступенями, по которым человеческий дух поднимается к мудрости. Если в монастырских школах было достаточное число преподавателей, эти науки изучались одновременно; если же учителей не хватало — изучались лишь некоторые из перечисленных предметов.

Главнейшей из всех светских наук была грамматика, которая в то время имела гораздо большее значение, чем в последующие века. Кроме того, что она изучает в настоящее время, в нее входило чтение и обстоятельное толкование произведений различных авторов, а также стилистика, метрика и отчасти риторика. В Сен-Галлене, как и в некоторых других культурных центрах, ученики знакомились с сочинениями Цицерона и Квинтилиана, а касаясь судебного красноречия, изучали памятники римского права.

Средневековая геометрия скорее соответствовала географии, т. к. в ней сообщались описание Земли и сведения о ней. Любимейшим чтением учеников были так называемые «физиологи», в которых рассказывалось о животных, существующих в действительности, и о фантастических, а также о редких камнях и деревьях. «Физиологи», в которых было много религиозно-мистического и символического, переводились на все языки и иногда излагались стихами. Изучение астрономии в монастырских школах основывалось на положении Птолемея о движении Солнца вокруг Земли. Ночью, когда небо сияло звездами, ученики с учителем наблюдали движение светил в разных частях небесного свода. Следует отметить, что вообще преподавание астрономии преследовало чисто практическую цель — разъяснение церковного календаря, определение времени празднования Пасхи и т. д.

Рим оставил средневековым школам в наследство и подходящие руководства. Особой известностью пользовалось сочинение Марка Теренция Варрона, в котором (кроме семи свободных искусств) указывались также медицина и архитектура. По образцу римских руководств в монастырских школах составлялись и собственные руководства.

В отдельном флигеле, который примыкал к соборной церкви монастыря, размещались библиотека и скрипторий — комната для переписывания рукописей. На стене скриптория была сделана надпись: «Здесь пусть сидит только тот, кто пишет реченья Святого Закона или Святых Отцов, одаренных разумом и благочестием. Да остерегается всякий говорить здесь что-либо легкомысленное; из-за легкомысленной беседы ошибается рука. Прилежно собирайте сочинения, в которые не вкралось никакой лжи, чтобы рука пишущего двигалась по безопасному пути. Чудесное занятие — писать священные книги, и пишущего ждет верная награда!»

Ученики внутренних школ считались полной собственностью монастыря; они подчинялись всем правилам, которым подчинялись монахи, и с самых малых лет привыкали к монашеской жизни. Следует отметить, что дисциплина в школах была замечательная. В 911 г. Сен-Галлен посетил германский король Конрад I, которого встретили с подобающей пышностью. Желая побаловать учеников (а может быть, и испытать!), он вынул золотую монету и подал ее одному из них. Но ученик стал отказываться, т. к. воспитанникам запрещалось принимать что-либо от посетителей. Тогда король положил ему монету в рот, но ученик выплюнул ее и громко закричал. Через некоторое время Конрад I стал бросать в учеников яблоки, но те не обращали на них внимания. Прожив в Сен-Галлене три дня, король остался довольным воспитанниками и приказал, чтобы эти три дня стали ежегодными днями отдыха.

ЛАВРА САВВЫ ОСВЯЩЕННОГО В ПАЛЕСТИНЕ

Эта обитель еще издали заметна двумя массивными башнями; соединенные высокой стеной, они кажутся висящими над бездной. Проехав по крутому контрфорсу, странник достигал небольшой железной дверцы, устроенной за угловой башней в западной стене монастыря. Только через эту дверь и можно проникнуть в лавру Саввы Освященного.

^{Лавра Саввы Освященного}

Монастырь расположен на обрывах правого берега нижнего русла Кедронского потока, в 10 верстах отсюда впадающего в Мертвое море. Дикое, иссохшее ложе его, глубоко провалившееся в вулканической трещине между беспорядочно нагроможденными голыми скалами, страшит своей безжизненностью. Палящие лучи палестинского солнца прокалили горы и иссушили почву, так что здесь царят только утесы и могильное безмолвие. Поэтому у паломников и отцов церкви это место получило название «огненная река» и «юдоль плача». Это даже не уединенный уголок, а место, пригодное лишь для полного отречения от внешнего мира. В свою очередь монастырь — это каменная крепость, огражденная даже от скал и утесов мрачными стенами и башнями с редкими и неприступными отверстиями вместо окон.

На пути к монастырю находится небольшая долина, которую называют «монашеским базаром». В прежние времени отшельники приносили и продавали здесь свои изделия, покупая на вырученные деньги хлеб и другие нужные товары. Примерно за полчаса до подхода к Лавре дорога поднимается на дикие утесы и дальше идет по самому их краю. О приближении к монастырю паломников извещал колокольный звон с монастырской башни. И вскоре взору богомольцев представала наполовину высеченная в скалах, наполовину устроенная в пещерах обитель Саввы Освященного. Кроме скудного монастырского огородика и диких трав, растущих у струящегося в ложбине ущелья ручейка, нигде больше не встретишь даже признака растительности. Повсюду скалы и камни — излюбленное место ящериц и скорпионов.

Первыми избрали эту пустыню местом отшельнических подвигов святой Евфимий (V в.) и ученик его Савва, который родился в Каппадокии около 439 г. Он рано проникся христианским благочестием и уже 8-летним отроком посвятил себя иноческой жизни. Впоследствии святость жизни привлекли к великому подвижнику множество отшельников, которые приняли от него строгий иноческий устав святого Василия. В 484 г. они избрали его аввою (архимандритом) палестинских пустынников (или «пещерножителей»), к тому же святой Савва взял на себя еще и подвиг борьбы с ересью монофизитов, создав в лице иноков Святой Земли православное воинство. Собственно, Савве и принадлежит сооружение этой Лавры пустынножительской (502 г.), получившей от его имени и название свое.

Первоначально обитель состояла всего из нескольких келий и пещерной церкви. Но по ходатайству святого Саввы, ездившего в Константинополь, император Юстиниан оградил монастырь стенами и башней и одарил его многими приношениями. Потом около него начали селиться другие отшельники, искавшие спасения. Но вскоре у них стало не хватать воды, и святой Савва начал усердно молиться Богу: «Господи Боже, если тебе угодно, чтобы место сие населилось во славу имени Твоего, то благоволи даровать нам небольшое количество воды». Когда он так молился в тесной своей келье, то внизу в долине послышался стук. Посмотрев вниз, преподобный Савва увидел при свете луны онагра, который копытом копал землю, и когда уже довольно выкопал, то опустил в яму свою голову и стал пить. Святой тотчас пришел на это место, тоже немного покопал, и вскоре ему открылся источник чистой воды, что было неисповедимым благодеянием в этой безводной местности. С тех пор вода доставляла великое утешение братии, и хотя все черпали помногу, меньше ее не становилось^[16].

В другую ночь выше святой Савва из своей пещеры и, читая псалмы Давида, один пошел в долину. И вдруг над западным утесом, посреди соборной и пещерной церквей, увидел столп огненный, вершиной своей касающийся неба. Утром Савва пришел на это место и нашел большую и чудную пещеру, как будто самим промыслом Божьим уготованную для церкви. В восточной стороне ее находилось отделение со сводом, а в северной преподобный Савва нашел большую палату — наподобие той в которой хранятся церковные вещи; с южной стороны находился широкий вход. Святой, украсив пещеру, устроил в ней церковь во имя Благовещения и постановил собираться в ней в субботние и воскресные дни для богослужений.

Отовсюду стекавшиеся отшельники вскоре заселили не только монастырь, но и пещеры в соседних скалах. Когда число братии увеличилось до 150 человек и около долины были возведены всякие хозяйственные постройки, завели в обители рабочий скот. Преподобный Савва сам заботился, чтобы инокам не было нужды посещать мир, который они уже покинули. А так как слава о богоугодной жизни святого Саввы разнеслась повсюду, то многие приходили и приносили все нужное, и он большую часть употреблял на устройство монастыря. Во времена своего расцвета Лавра насчитывала до 5000 иноков.

Обитель эта была знаменита и прославлена святостью ее основателя и многих учеников его. Но некоторые иноки, завидуя преподобному Савве, привлекли однажды на свою сторону еще 40 человек. И тогда кроткий в обращении с людьми Савва удалился в Скифопольские страны, где и поселился в пустыне около реки Гадаринской. Сохранился и вертеп, в котором пребывал святой Савва до основания обители. А раньше в эту пещеру приходил на отдых лев.

«Увидев спящего человека, он взял его зубами за одежду и вытащил наружу. Проснувшись, Савва стал петь псалмы, а лев вышел из пещеры и сидел, пока Савва не кончил своего правила. А потом снова вошел в пещеру, и лев опять потащил его наружу. Тогда Савва смело сказал ему: „Пещера широка, она свободно может вместить нас обоих, ибо Творец у нас один. Если хочешь — оставайся здесь; если не хочешь — иди в другое место, ибо я создан рукой Божьей и почтен образом Божьим“. И лев, словно устыдившись, удалился прочь, оставив свое жилище святому».

В короткое время преподобный Савва прославился и здесь, и начали к нему приходить люди. Но они беспокоили угодника Божия, и он тайно удалился из этих мест и устроил еще несколько киновий. А дерзкие монахи, воспользовавшись длительным его отсутствием, распространили слух, что в пустыне святого отшельника растерзали дикие звери. И пришли они в Иерусалим к патриарху, и стали просить себе игумена, но святой патриарх Илия не поверил им. А когда наступил праздник обновления храма Воскресения, то пришел в Иерусалим и Савва. И патриарх очень обрадовался, увидев его, и стал уговаривать его вернуться в Лавру. А монахам написал такое письмо:

«Извещаю вас, возлюбленные братья, что отец ваш не съеден львами, а жив, ибо он пришел ко мне на праздник. Удержавши его у себя, я убедил его не оставлять своей лавры, которую он по промыслу Божьему основал своими трудами. Итак, примите его с должной честью и повинуйтесь ему совершенно, ибо не вы его избрали, а он избрал вас, почему вам и должно покоряться ему. Если же есть из вас некоторые упрямые, высокомерные, непослушные и не хотящие быть смиренными, то таковые не должны оставаться в лавре, ибо неприлично Савве оставлять свое место».

Когда это письмо прочитали в церкви, то дерзкие монахи в ослеплении злобы своей ополчились на своего настоятеля. Взяв шесты, багры, мотыги и секиры, они пришли к башне преподобного Саввы и в великом бешенстве разрушили ее до основания. А потом собрали свои вещи и ушли из Лавры. Остановившись у Фекуйского потока, они устроили себе здесь кельи и назвали свою обитель Новой лаврой.

Лавра же Саввы Освященного была замечательна не только своей историей, но и строгостью иноческого устава. Например, женщины не имели права входить в нее; даже для своей матери святой Савва не сделал исключения, и она подвизалась в отдельной келье — вне монастыря. Как орлиное гнездо, виднеется на высокой скале келья преподобной Софии — матери великого подвижника.

Устав в лавре Саввы Освященного исполнялся строго: скудость пустынной жизни и связанные с ней неизбежные лишения служили назидательным примером для всех посетителей. По свидетельству самих отшельников, самым трудным для них подвигом было переносить жару, когда температура в летние месяцы достигала + 40 °C и более.

Скончался преподобный Савва Освященный в 532 г. — на 94-м году жизни. Когда слух о кончине святого старца разнесся по окрестностям, то в Лавре собралось много иноков и мирян. Прибыл и святой патриарх Петр с епископами и со знатными мужами Иерусалима. Честные мощи святого угодника Божьего были положены в Великой лавре — на том месте, где он видел огненный столп.

После смерти Саввы Освященного обитель претерпела много бед. Дорога в Лавру через горную пустыню была очень опасна, и монастырь немало терпел от разбойничьих набегов. В 614 г. на монастырь напали войска персидского царя-огнепоклонника Хозроя, которые в надежде найти сокровища, долго мучили и избивали пещерножителей. Ограбив церкви, они убили 44 иноков: по очереди отсекли им головы на одном из камней. Святые главы их в настоящее время почивают в пещерной церкви святителя Николая.

После персидского нашествия рассеявшиеся иноки постепенно стали возвращаться в обитель, но и в последующие века Лавра не раз подвергалась нападениям арабов и бедуинов. Пострадала обитель Саввы Освященного и от крестоносцев, которые поступили в отношении ее особенно святотатственно. Хитростью или силой — неизвестно, но они увезли с собой в Венецию мощи великого угодника Божьего. Русский паломник игумен Даниил был едва ли не последним, кто поклонился мощам преподобного Саввы Освященного. Ныне кроме черепов иноков, убитых персами и сарацинами, в Лавре покоятся только главы святого Ксенофонта и его сыновей — Аркадия и Иоанна.

После изгнания крестоносцев из Палестины арабы снова разгромили лавру Саввы Освященного, и почти 300 лет о монастыре не было никаких известий. Но постепенно иноки вновь населили обитель, а в начале XVII в. хозяевами Лавры стали сербы; они обновили монастырь, но вскоре им пришлось покинуть его из-за неоплатных долгов. Претендентами на обитель стали богатые армяне, правда, они чуть было не уступили ее латинянам. Только патриарху Феофану удалось личным и решительным ходатайством у молдавского господаря Василия получить деньги и выкупить Лавру для православных.

В 1667 г. патриарх Нектарий восстанавливает Лавру после долгих лет ее упадка и разорения. Были построены внешняя стена (от Юстиниановой башни вниз до ворот) и странноприимный дом. Примерно через 20 лет патриарх Досифей завершает восстановление обители. При нем были подняты упавшие стены монастыря; он собрал две библиотеки древних рукописей, возобновил соборный храм и обновил малые придельные храмы (святого Николая, Сорока мучеников, священномученика Георгия, святого Иоанна Крестителя, святого Иоанна Златоуста). Внутри монастыря находится прекрасная башня Иоанна Дамаскина, в которой устроены его домовая церковь и гробница над бывшей кельей, где когда-то слагались боговдохновенные гимны и песнопения.

Русские паломники очень любили обитель Саввы Освященного, в ней и сейчас подвизаются несколько русских иноков. А было время, когда большинство отшельников монастыря состояло из русских! Даже к началу ХХ в. в монастыре много напоминало о России, например, вся живопись соборного храма была выполнена русскими художниками. Собор монастыря отличается благолепием, иконостас его выполнен очень искусно, храмовая икона «Успение преподобного Саввы» украшена богатой ризой. Перед иконой горит неугасимая лампада; на Царских вратах вместо евангелистов изображены четыре великих отшельника, проводившие равноапостольскую жизнь — преподобные Харитон, Евфимий, Савва и Иоанн-Молчальник. На площадке перед соборной церковью устроена небольшая кувуклия, в которой находится гроб основателя обители — преподобного Саввы.

Обитель Саввы Освященного не могла принять большое число паломников, но радушие и гостеприимство иноков этого монастыря известны всем. Внутри монастыря было поставлено несколько цистерн для сбора дождевой воды. На территории обители до сих пор растет вековое финиковое дерево, посаженное святым Саввой. Плодами с него иноки благословляют паломников.

На расстоянии двух часов ходьбы от Лавры находится Костеллийская гора, которая (как гласит предание) была неприступна и непроходима из-за множества бесов, соблазнявших разными мечтаниями всех проходивших мимо. Но святой Савва, укрепляемый благодатью Божьей, окропил место это елеем от Честного Креста Господня и оставался здесь в течение всего Великого поста, непрерывно славя Бога. И когда место это очистилось от злых бесов, он основал на горе, стоящей отдельно от других скал, обитель. На склоне ее располагалось братское кладбище, на котором открыто покоятся мощи преподобных подвижников, но никто не дерзает брать их, потому что наказание Божие настигает всех нечестивых расхитителей святынь, и этому было много примеров.

На обратном пути из лавры Саввы Освященного паломники посещают развалины монастыря преподобного Феодосия. На этом месте когда-то ночевали волхвы, возвращавшиеся на родину после поклонения Богомладенцу Иисусу Христу. Пещера, в которой они ночевали, находится под развалинами монастыря.

СИНАЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ

Этот православный мужской монастырь расположен на юге Синайского полуострова — в оазисе Фанар, который называют «изумрудом Синая». Такое сравнение вызвано красотой цветущего края, оттененной суровым величием скалистых гор, обрамляющих его своими остроконечными вершинами. В нескольких десятках километрах от Фанара, между тремя отдельно стоящими горами — Хорив, Моисеевой и Святой Епистимии — и разместилась святая обитель. На территории монастыря находится Неопалимая Купина, в которой Господь явился Моисею: «И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! (Господи!)» (Исх. 3, 4).

Стремясь быть поближе к Богу и спасаясь от преследования римских язычников, монахи начали селиться на Синайском полуострове уже с III в. А в первой половине IV в. монахи обратились к равноапостольной царице Елене, матери императора Константина, ища ее поддержки. И в 330 г. по ее повелению возле Неопалимой Купины были возведены небольшая церковь в честь Божией Матери — на том самом месте, где рос «пылающий терновник», где Бог разговаривал с Моисеем и поведал ему 10 заповедей; и башня — убежище для монахов на случай набегов кочевников. Сам же монастырь был основан в царствование императора Юстиниана, который повелел соорудить вокруг церкви и башни мощные стены. Главный вход в монастырь был сделан с западной стороны, а над ним устроена бойница, через которую на нападавших можно было лить кипяток или кипящее масло. Сейчас этот вход закрыт, но слева от него есть другой, поменьше — им и пользуются в настоящее время.

^{Здесь растет Неопалимая Купина}

Возводил монастырские стены архитектор Стефанос, который в северной части обители построил новую церковь, тоже посвященную Божией Матери. Часовня Неопалимой Купины, возведенная равноапостольной царицей Еленой, стало частью новой церкви, сооруженной из гранита в форме базилики. Над деревянными входными дверями сделана надпись: «Вот врата Господа; праведные войдут в них» (Пс. 117, 20).

Вдоль церкви было установлено 12 колонн — по числу месяцев, и над каждой колонной установлена икона с изображениями святых, память которых празднуется в данный месяц. Алтарь часовни Неопалимой Купины устроен не над мощами святых мучеников (как это обычно делается), а над корнями «несгораемого терновника». Для этого даже пришлось пересадить куст, и сейчас он растет в нескольких метрах от часовни^[17].

Через несколько десятилетий после возведения церкви, тоже посвященной Пресвятой Богородице, была создана удивительная мозаика — Преображение Господне. Создателями ее были, видимо, сами монахи, и церковь стала называться «Преображение Христа Спасителя». А монастырь свое название получил в честь святой Екатерины, которая родилась в Александрии в княжеской семье.

«Она отличалась необыкновенной красотой и мудростью, овладела многими науками и знала несколько иностранных языков. Многие знатные юноши сватались к ней, но она пожелала избрать равного себе красотой и ученостью. А когда познакомилась с учением Иисуса Христа, то решила стать христианкой. Император Максимиан, плененный красотой и умом святой Екатерины, предлагал ей выйти за него замуж. Но девушка ответила отказом, потому что она — невеста Христова. Для состязания с ней император созвал всех ученых, но она одержала верх над ними и обратила в христианство 50 самых ученых язычников. Все они были сожжены, а святую Екатерину по повелению императора подвергли истязаниям: сначала ее били воловьими жилами, а потом привязали к колесу. Но случилось чудо — колесо распалось.

И посрамленный мудрыми советами и непоколебимой твердостью святой Екатерины, нечестивый мучитель после самых изощренных пыток повелел отсечь ей голову. Пред смертью святая Екатерина молилась, чтобы тело ее не досталось мучителям, и тогда по преданию ангелы перенесли его на гору Синай, где оно почивало более 200 лет, а потом монахи нашли мощи и перенесли их в обитель».

Монастырь, обнесенный высокими и крепкими стенами, представляет собой неправильный 4-угольник и больше похож на крепость, чем на иноческую обитель. Ворота ее в прежние времена всегда были заперты, т. к. монастырь не раз подвергался нападениям со стороны кочующих бедуинов. Нападали они и на паломников, направлявшихся в монастырь, но впоследствии энергичными действиями египетских властей это зло было прекращено.

Согласно преданию, в 625 г. монахи монастыря Святой Екатерины направили в Медину делегацию, чтобы заручиться покровительством пророка Мухаммеда. Копия охранной грамоты, выставленной в галерее икон, гласит, что мусульмане берутся защищать монахов. Монастырь был освобожден и от уплаты налогов, а легенда гласит, что в одну из своих поездок в качестве купца эту святую обитель посетил пророк Мухаммед, и это вполне вероятно. Так что, когда в 641 г. Синайский полуостров завоевали арабы, монастырь жил привычной жизнью.

В XI в. в нем была выстроена мечеть — чтобы расположить к себе менее веротерпимых правителей. При крестоносцах монастырь пережил период возрождения, а когда Египет подпал под власть Османской империи, у святой обители появился новый покровитель. Турецкие власти не посягали на права монахов и даже предоставили настоятелю монастыря особый статус. Покровительствовал обители Святой великомученицы Екатерины и Наполеон Бонапарт, о чем сказано в выставленной в галерее икон Декларации. Император французов дал средства на восстановление северного крыла монастыря, поврежденного в 1798 г. сильной бурей.

На территории монастыря разбит тенистый сад, который возделывается на почвах, привозимых на верблюдах с берегов Нила.

Соборный храм расположился в центре монастыря; своды его поддерживаются 16 мраморными колоннами, в каждую из которых вложены мощи святых угодников Божиих. Мраморный пол собора выложен мозаикой, и все внутреннее убранство церкви устроено с большим великолепием. Иконостас храма, изготовленный в XVII в. на Кипре, и придельные храмы украшены в соответствии со святостью данных мест.

Всего в храме Преображения Господня устроено пять приделов; главный из них — придел Неопалимой купины — устроен позади центрального алтаря на том самом месте, где Моисею явился ангел Господень в пламени огненном. Святое место явления Неопалимой купины покрыто серебряной иконой с чеканным изображением горящего куста и чудес Божиих, здесь совершенных. Икона, освещаемая множеством драгоценных неугасимых лампад, расположена на мраморном полу; над ней на четырех мраморных столбиках установлен престол, находящийся в полусферическом углублении в восточной стороне храма.

Богослужения в приделе Неопалимой купины священники из уважения к святыне всегда служат без обуви. И все верующие, приближаясь к этому месту, тоже благоговейно снимают обувь.

В алтаре соборной церкви, в белой мраморной раке, под балдахином покоятся мощи святых угодников Божиих и преславной великомученицы Екатерины. Честная глава ее украшена золотым венком, а на святой руке ее — обручальный залог (золотое кольцо); эти святыни хранятся в серебряной шкатулке, украшенной драгоценными камнями.

В приделе во имя Успения Пресвятой Богородицы, в пещере под спудом, покоятся мощи Исаака Сирина, Ефрема Сирина и многих других, убитых сарацинами на Синае и в Раифе. Здесь же находится и гробница святого Иоанна Лествичника, но вход в эту пещеру закрыт. Когда-то, согласно преданию, епископ Синайский захотел осмотреть пещеру и приказал открыть дверь в нее. Но дверь не поддавалась, а когда начали ломать ее, из пещеры исторглось пламя и обожгло лицо епископа. С тех пор больше никто не дерзал войти в пещеру, а устрашенный епископ, в память о свершившемся, приказал повесить над входом икону преподобных.

В другом приделе паломникам показывают место, где во время молитвы святых отцов потекло деревянное масло. Но как только один из служителей дерзнул продать частицу его посетителям, оно исчезло.

В 1871 г. монах Григориус построил звонницу; в ней было 9 различных колоколов — дар российских царей, а также деревянный колокол (талантон), который использовался до появления металлических.

Братия Синайского монастыря состояла из греков, болгар, молдаван и русских. Со временем число иноков стало сокращаться, и в конце XIX в. их было не более 50 человек. Игумен почти постоянно жил в Каире и в обители бывал редко; всеми делами монастыря управлял его наместник.

Синайский монастырь — общежительный. Все средства на свое содержание монахи получают из Каира; рыбу и финики им в изобилии поставляют из Раифы с собственного подворья, а маслины и фрукты — из монастырских садов.

На территории монастыря находится колодец с пресной водой — тот самый, у которого Моисей отдыхал после своего исхода из Египта. Здесь он отогнал пастухов, которые оскорбляли дочерей Иофора; напоил их овец, а потом женился на одной из дочерей Иофора — Сепфоре — и сделался его зятем.

В монастырском саду устроена братская усыпальница. В ней находятся мощи бывшего привратника обители — преподобного Стефана (в сидячем положении), а также частицы мощей двух братьев-царевичей, подвизавшихся в монастыре Святой Екатерины.

На скалистой горе Хорив, к юго-западу от Синая, стоит небольшая церковь во имя Приснодевы Экономиссы. Пресвятая Богородица однажды явилась эконому монастыря и укрепила его в терпении, так как все монастырская братия уже в течение нескольких дней терпела голод. Не получая продовольствия из Каира, монахи уже решились было оставить обитель. Но вскоре после явления Божией Матери в монастырь прибыл караван с продовольствием. В память об этом чуде и была устроена церковь — на том самом месте, где Пресвятая Богородица явилась опечаленному эконому, вышедшему за пределы обители проститься с ее окрестностями.

Одной из достопримечательностей обители стала ее библиотека, в которой собрано около 3500 древних текстов на греческом, латинском, арабском и других языках. Специалисты считают, что по своей ценности (бесценности!) это собрание уступает только библиотеке Ватикана. Самый древний манускрипт библиотеки — «Синайский кодекс» V в. (с копией VII или VIII вв.). Прежде же в монастырской библиотеке находился еще более ценный «Синайский кодекс» — греческий манускрипт IV в. Но в 1865 г. немецкий ученый Тишендорф взял его от имени русского царя на время для изучения. «Синайский кодекс» доставили в Санкт-Петербург, и в монастырь он больше не вернулся^[18].

Другим сокровищем Синайского монастыря является коллекция икон (2000), имеющих духовную, историческую и художественную ценность. Двенадцать древнейших из них написаны восковыми красками в период основания самой обители; а множество украшающих храмы лампад — дары монархов разных стран.

Ежедневно монастырь посещают многочисленные паломники и туристы. Многие из них поднимаются на священную гору, чтобы встретить там рассвет. Тропа в 2000 ступеней ведет на вершину, где рядом с молельней Моисея расположилась и мусульманская мечеть. Утром у стен монастыря начинают собираться паломники, приехавшие со всех концов света. Когда стихает разноязычный гомон, монах отворяет небольшую дверь, окованную железом, и все проходят в узкий монастырский дворик, ведущий к церкви.

Жизнь иноков этой обители мало зависит от внешнего мира и протекает словно в далеком прошлом. Каждое утро в 3 часа 45 мин. монахов будят удары монастырского колокола, который звонит 33 раза — по одному удару на каждый год земной жизни Иисуса Христа.

Синайский монастырь Святой великомученицы Екатерины принадлежит Греческой православной церкви и является автономной архиепископией. Архиепископа рукополагает Иерусалимский патриарх.

ДАВИД-ГАРЕДЖИЙСКАЯ ЛАВРА

В отрогах скалистого Гареджийского кряжа царит величавая и многозначительная тишина, которую нарушают лишь цикады, да еще прошуршат по тропе ящерица или змея. Над вершинами скал неизменно парят орлы, которые гнездятся в каменистых расселинах. Здесь нет ни деревьев, ни горных потоков — только зной, камни и сухие травы. Но именно здесь, на Гареджийских хребтах и отрогах, сохранились остатки целого комплекса грузинских пещерных монастырей, известных под общим названием Гареджийская пустынь. В нее входят Давидова лавра (собственно Давид-Гареджа), Нартлис-Мцхевели (монастырь Иоанна Крестителя), пустынь Удабно, монастыри Бертубани и Додос-Рка.

Эти крупные обители, расположенные к юго-востоку от Тбилиси примерно в 60–70 км, высечены в отрогах голых скал, которые разделяют бассейны рек Кура и Иора.

^{Твердыня Гареджийских гор}

Возникновение Давидовой лавры, старейшего из гареджийский монастырей, связано с миссионерской деятельностью основателя грузинского монашества Давида — самого известного из тринадцати «сирийских отцов», пришедших в Грузию. Некоторые грузинские ученые считают, что «сирийские отцы» были грузинского происхождения, принявшие монашество в Сирии и считавшиеся учениками Симеона Столпника Дивногорца (умер в 596 г.). В начале VI в. они вернулись на родину проповедовать слово Божие. И было их, по мнению грузинского академика К. Кекелидзе, не 13, а больше — по крайней мере, 17 человек; и пришли они в Грузию не одновременно, и вовсе не являлись учениками Симеона Столпника, а бежали на родину от преследований за свое монофизитство.

Вернувшись в Грузию, святой Давид поселился сначала на горе Мтацминда (святая гора), однако близость шумного и людного города показалась ему несовместимой с подвижнической жизнью монаха. И этот суровый человек исполинского роста и железной воли удалился в выжженные солнцем Гареджийские горы, взяв с собой ученика Лукиана. Здесь они нашли пещеру, которая служила логовом дракону, но по молитве святого Давида чудовище было низринуто в бездну и сгорело в клубах дыма и языках пламени, им самим изрыгаемого.

Давид и Лукиан стали жить в пустынной местности, где во всем ощущался недостаток. Питались отшельники корнями горных трав, росших среди каменистых осыпей, пили дождевую воду. Дикие оленухи с телятами со временем перестали бояться их и позволяли доить себя, и этим отшельники спаслись от голодной смерти.

«Брат Лукиан, возьми блюдо и подои этих оленей».

Эпизод с оленями стал одним из ярких иконографических сюжетов, которые изображали монастырские живописцы. Этот сюжет имеется и в церковных росписях трапезной в Бертубани (начало XIII в.), и в росписи большой церкви в Удабно^[19], и в самой Лавре, и на сохранившейся в ней позднейшей иконе.

При жизни святого Давида была вырублена церковь Преображения Господня, в которой потом похоронили его, а со временем и Лукиана. Согласно «Житию» Давида, церковь была устроена в нижнем дворе монастыря, а выше в расселине, с потолка одной из пещер, однажды потекла родниковая влага — прозрачная, как «слезы Давида», которыми он сопровождал свои молитвы о воде. Этот источник в пещере, впоследствии расширенной и превращенной в часовню, до сих пор утоляет жажду посетителей Давидовой лавры.

Монастырь Давида еще при жизни святого начал быстро расти, т. к. как к нему проходило много людей, которые хотели поселиться рядом. Давид велел им приносить с собой только инструменты, чтобы они могли вырубить себе жилища, потому что естественных пещер было мало. И «поселились мужчины во множестве, услаждавшие себя пустыннической жизнью, ибо изо дня в день прибавлялось к их числу множество великое».

Скоро места вокруг лавры Давида не стало хватать, и поручил он одному из учеников своих — Додо — основать самостоятельную обитель: «Иди, брат, на отрог этой скалы, который расположен прямо напротив нас и возьми также с собой других братьев». Так был основан монастырь Додос-Рка (обитель Додо), вырубленный в склоне горного хребта и ставший впоследствии самым длинным. В состав его входят комплексы самых разных эпох, а главная церковь была посвящена Пресвятой Богородице.

В Давид-Гареджийской лавре были как общежительно организованные группы иноков, так и отшельники, подвизавшиеся совершенно обособленно. Последние, по предположениям ученых, иночествовали скорее всего в Нартлис-Мцемели, основанном на рубеже VI–VII вв.

Справа за перевалом Гареджийского кряжа, на фоне неба, вырисовывается одинокая и сильно разрушенная сторожевая башня Чичхитури. По преданию между ней и лаврой некогда существовал подземный ход. По откосам глубокой расселины, которая как бы прорезает Гареджийский кряж, теснятся пещеры, подземные храмы, кельи, трапезные, часовни… Над главными воротами значится дата — 1695 г. Примерно к этому же времени относятся башни и стены монастыря Нартлис-Мцемели. Но сейчас от него осталась только нижняя часть 4-гранного каменного столба, на более широкой стороне которого изображен святой Евстафий на охоте с представшим перед ним видением. На другой, более узкой стороне, сохранился только орнамент.

^{Храмы, скрытые в скалах}

В эпоху основания Гареджийских монастырей Грузия состояла из отдельных княжеств, во главе каждого из которых стоял собственный правитель. Со времен арабского владычества стали возвышаться провинции Грузии, и одно из первых мест среди них занимала Кахетия. Даже когда Багратиды создали большое и сильное государство, Кахетия еще долго сохраняла свою самостоятельность. Но к началу XII в. и ее независимость была сокрушена. Поэтому наибольшего расцвета монастыри достигли в XI–XIII вв., когда они встали в непосредственное отношение к царской власти.

Незадолго перед этим Грузия подверглась опустошительному набегу сельджуков, разграбивших многие монастыри. Но жизнь в них не прекратилась, а только немного затихла и упростилась по сравнению с предыдущими временами. Но и в этот период Гареджийские обители занимали исключительное место в духовной жизни Грузии. Каждая обитель представляла собой единый устроенный организм; в них сооружаются соборные храмы^[20], общие трапезы, просторные кельи, а в некоторых обителях создаются небольшие коммуны. В каждом монастыре сооружается система скальных лесенок и ходов, для всего монастыря были вырублены наружные цистерны с канавками для притока в них дождевой воды. Кроме того, такие «водопроводы» были специально проведены в общие трапезные. В пещерах устраивались амбары в форме больших кувшинов, которые только сверху имели небольшое отверстие. А в лавре Давида была устроена специальная пещера с коновязью и яслями для корма. В ней и еще в монастыре Нартлис-Мцхевели ученые обнаружили и остатки плодовых садов.

Монастырь Бертубани был основан в самом конце XII в. Вместе с кельями и церквами в скалах сразу была высечена большая трапезная, которая представляла собой зал с плоским потолком и входом в один широкий пролет.

Нашествие татаро-монголов нанесло большой урон Гареджийским монастырям. Некоторые из них были разграблены, а Бертубани угас совершенно. Другие обители, если и не опустели окончательно, то значительно сократились по числу монахов. К тому же по прошествии некоторого времени на Грузию двинулись армии «железного хромца» Тимура, которые довершили монгольское опустошение.

Начиная с XV в., Гареджийские монастыри существовали настолько скудно, что не могли управлять даже собственными земельными угодьями. Опустели все обители, кроме Додос-Рка и самой Лавры. Но царь Александр (1412–1442), который стремился восстановить Грузию, для чего не жалел никаких усилий, не оставил без своего внимания и Гареджийскую пустынь. Но до середины XVI в. все сводилось к тому, чтобы сохранить в оставшихся монастырях хотя бы монашество.

Последующие грузинские цари, а также кахетинские магнаты стали жертвовать в обители богатые вклады. На их пожертвования (например, Я. Чавчавадзе и др.) во второй половине XVI в. началось возведение церквей и сторожевых башен, и среди них — башня Чичхитури, ставшая форпостом Лавры и до настоящего времени сохранившаяся лучше других. Хотя часть верхних ее этажей обвалилась, но исследователи установили, что была она трехэтажной. В нижний этаж вела дверь, а на каждый следующий этаж поднимались по приставной лестнице в отверстие, находившееся в своде. Подобные башни были в Додос-Рка.

В нижнем дворе Лавры до сих пор сохранились пещеры святых Давида и Лукиана, которые, по предположениям исследователей, были естественного происхождения, а уж потом их приспособили под жилье. Остальные пещерные кельи и церкви вырублены в скалах. Грузинские реставраторы обновили древние стены, исправили во дворе обе башни, одна из которых (более монументальная) называется «башня царя Александра». Она названа в память о ее строителе — кахетинском царе, затворившемся в Лавре и погребенном в пещерной церкви святителя Николая в самом начале XVII в. В этой башне сохранились следы фресковой живописи XVII–XVIII вв.

Если подняться на вершину Гареджийского кряжа, то сверху можно увидеть на севере башню соседнего монастыря Додос-Рка, а чуть восточнее — упоминавшуюся выше башню Чичхитури. В ясный день, когда прозрачны бесконечные горные дали, на фоне снежных вершин Кавказа виден весь Тбилиси с горой Мтацминда и крепостью Нарикала.

Двигаясь от лавры Давид-Гареджи вдоль кряжа на восток, можно добраться до развалин монастыря Бертубани, который сыграл особую роль в развитии гареджийской фресковой живописи. На стенах монастырской пещерной трапезной и церкви были созданы образцы духовной живописи великим мастером, имя которого до нас, к сожалению, не дошло. Но даже копии этих удивительных фресок, сделанные в 1920-е гг. для организации в Берлине выставки грузинского искусства, произвели огромное впечатление на западных искусствоведов. Они были потрясены оригинальностью грузинского мастера, который своим творчеством предвосхитил многие черты раннего итальянского Возрождения.

Академик Г. Н. Чубинашвили, искусствовед и археолог, предположил, что автором фресок монастыря Бертубани был не простой монах, а светский художник. Может быть, даже из числа приближенных к царице Тамар, потому что он создал на монастырских стенах фресковые портреты царицы и ее сына Георгия с такими подробностями, какие не мог знать человек, далекий от придворной жизни.

Здания храма и трапезной в Бертубани давно уже лежат в развалинах, да и судьба древнего мастера сложилась, видимо, трагически. Скорее всего он погиб во время нашествия татаро-монголов, разрушивших в XIII в. Гареджийские монастыри. Но художественные памятники Давид-Гареджи, с самого начала своего возникновения занявшей значительное место в жизни и культуре грузинского народа, частично сохранились на самом горном кряже, а частично в художественных музеях Тбилиси. В них запечатлена история грузинского народа и его культуры — история, полная трагической борьбы с многочисленными завоевателями и высоких взлетов в искусстве.

В ОБИТЕЛИ БЕНЕДИКТА НУРСИЙСКОГО

Святой Бенедикт родился в 480 г. в итальянской области Нурсия, отчего его и стали называть Нурсийским. В тот период блистательная прежде Италия изнемогала от междоусобной борьбы, теряла былую власть и силу, и провинции ее одна за другой отторгались врагами. Торжествующие варвары вторгались в Рим, безнаказанно грабя и опустошая его. Поэтому Бенедикта Нурсийского ничего не привлекало в «вечном городе», куда его отправили учиться родители, желавшие дать сыну хорошее образование. Он изучал грамматику, риторику и право, однако довольно скоро почувствовал отвращение ко всему, что видел и слышал в школе. В то время как его товарищи искали утешение в пирах, 14-летний Бенедикт тайком покинул дом, в котором он жил, и ушел из Рима, а потом и совсем решил порвать с миром. Он углубился в дикие ущелья с отвесными скалами — туда, где река Арно впадает в Тибр. Здесь Бенедикт выбрал для себя пещеру, почти недоступную для людей. Хлеб ему доставляли монахи близлежащего монастыря, спуская его на веревке с привязанным к ней колокольчиком, чтобы звоном его извещать святого о своем прибытии.

^{Бенедикт Нурсийский. Храмовая скульптура}

Но и в полном уединении, вдали от людской жизни святой Бенедикт испытывал тяжкие душевные муки. Его терзали воспоминания о прежней жизни, которые порой были такими сильными и яркими, что перед ним как наяву вставали человеческие образы. Ему казалось, что в пещере его толпятся люди, и среди них был образ дивной красоты, который манил его в Рим — к жизни, к людям. Святой отшельник пытался отогнать прекрасные видения, умертвить свои плотские чувства, даже бросался на терновник, чтобы причинить себе боль. Когда проходили часы и дни тяжелой нравственной борьбы, святой Бенедикт с еще большим рвением отдавался молитвам, размышлениям и созерцанию дивной красоты, окружавшей его.

Но не только видения терзали святого Бенедикта Нурсийского. Некоторые из священников, завидуя славе, распространившейся о нем по округе, пытались отравить его, но злые и преступные намерения их не сбылись. И однажды святой Бенедикт решил навсегда уйти из своего убежища. В сопровождении самых верных учеников своих он отправился к морю, а сопровождали его, как гласит легенда, три прирученных им ворона.

В дороге в образе прекрасных юношей явились ему два ангела и указали направление, по которому они шли несколько дней. А потом остановились у подножия горы Монте-Кассино, где в то время еще лежали руины города, который некогда имел свой сенат, сановников и жрецов, но в середине V в. был разорен и разрушен племенами германцев. Несмотря на 500 лет существования христианства, местные жители еще крепко держались языческой веры, и на вершине горы, господствовавшей над когда-то цветущим городом, возвышался храм Аполлона, утопающий в таинственных лесах богини Венеры.

Вот это место и выбрал святой Бенедикт для своего пребывания, хотя может показаться странным, что он поселился именно — среди язычников. Но святой Бенедикт даже рад был устроиться тут, т. к. перед ним разворачивалось обширное поле деятельности для обращения идолопоклонников в истинную веру. Вместе с учениками своими он сначала стал просвещать местное население, потом разбил их идола, разрушил его алтарь, а самый храм превратил в капеллу. Однако на этом святой Бенедикт не остановился, а приступил к сооружению просторного жилища для монахов.

Дело это для иноков было непривычным и тяжелым, и поначалу не все у них ладилось. Все неудачи в строительстве предание приписывает действию сатаны, который никак не хотел смириться с торжеством веры Христовой в тех местах, где так долго жило языческое заблуждение. Он наводил на иноков лень, осушал источники с водой, разрушал ночью то, что было построено за день. Иногда он садился невидимый для всех на камни, и они становились такими тяжелыми, что никакими усилиями их нельзя было сдвинуть с места. И тогда святой Бенедикт осенял их крестным знамением, дьявол стремительно уносился прочь, и братия могла приступить к работе.

Несмотря на многие препятствия, вскоре на развалинах старого замка Монте-Кассино был основан монастырь и создан новый монашеский орден, который со временем стал главной опорой папского Рима. После этого святой Бенедикт принялся за составление своего «Правила монашеской жизни», задумав провести реформу, т. к. хорошо знал об упадке нравов в среде современного ему монашества. У древних аскетов — греческих, египетских и ливийских пустынножителей — он взял главное: понимание того, что монашество — это не бегство от житейских бурь, не просто уход из мира, но одновременно и вызов миру, и вечное пребывание на духовном посту — на Христовой страже. Составленный впоследствии Бенедиктом Нурсийским устав так и назывался: «Закон, повинуясь которому, ты намереваешься воинствовать».

Более удобной формой жизни, доступной большинству монахов и менее опасной для спасающихся, Бенедикт Нурсийский считал не отшельничество и затворничество, а монашеское общежительство. Инокам основанного монастыря он заповедал в первую очередь не лишение и умерщвление плоти, а порядок и умеренность; при этом необходимым условиям такого общежительства святой Бенедикт считал труд.

Благодаря его неустанным заботам, пустынная окрестность со временем превратилась в цветущий край, т. к. монахи с усердием занимались земледелием и садоводством. Гора заселялась с поразительной быстротой, потому что отовсюду приходили люди, прослышав о благочестивой жизни святого Бенедикта и желая поселиться в основанном им монастыре.

В новой обители все обязаны были трудиться, но святой Бенедикт был врагом всяких излишеств. Как-то ему сказали, что на одной из ближайших гор спасается пустынник, который, не довольствуясь строгим образом жизни и изнурением плоти, прикрепил себя цепью к горе. Святой Бенедикт просил передать ему: «Если ты — раб Божий, сдерживай себя не железной цепью, а Христовой» (т. е. строгим исполнением заповедей Божиих).

Благодаря трудолюбию иноков, а также многочисленным пожертвованиям монастырь Монте-Кассино стал постепенно богатеть: житницы его наполнились хлебами, и в неурожайные годы все нуждавшиеся получали зерно из монастыря. Такая забота вызывала горячие симпатии местного населения к аббату и к самой обители. К тому же, когда властвовавшие в Италии готы обижали кого-нибудь, святой Бенедикт заступался за обиженных.

Но не одни только тяжкие труды и суровые испытания посылала святому Бенедикту жизнь. Широкое распространение написанного им «Правила монашеской жизни» доставляло ему целительное утешение. До появления этого устава западные монахи следовали различным уставам, занесенным с Востока (например, Василия Великого), или же руководствовались обычаями, заимствованными у монахов Египта и Сирии. В то время в западноевропейских обителях существовала полная свобода избирать себе тот или иной образ жизни. Так, некоторые монахи жили общиной под управлением настоятеля, в другом месте встречались общины без настоятелей; иногда собирались в одно место 2–3 монаха, не подчинявшиеся ни настоятелю, ни правилам. Существовали и монахи-скитальцы, которые постоянно переходили с места на место, отличаясь крайне беспорядочной жизнью. Под влиянием Востока появились в Западной Европе и отшельники (или пустынники), доходившие до самоистязаний.

Объединить монашествующих, собрать их под сенью одного общеобязательного правила, внести в их среду общий для всех порядок — вот та цель, которую ставил перед собой святой Бенедикт Нурсийский, приступая к составлению своего «Закона»^[21]. Главными положениями «Правила» святого Бенедикта, состоящего из введения и 73 глав, являются послушание и труд. Введение является своеобразным приглашением в монашескую жизнь, которая рассматривается как непрерывный путь от момента крещения. Это путь возвращения к Богу через послушание в воспитательном учреждении, каким является монастырь, и под руководством наставника-аббата. Такая жизнь готовит человека к встрече с Богом, но предваряется земным существованием, исполненным любви. Благодаря любви и соблюдению аскетических норм, монах учится даже в мучительных ситуациях добровольному и свободному послушанию воле Божьей.

Монах должен отказаться от собственной воли и повиноваться не только начальникам, но желаниям и просьбам своих товарищей. Необходимым спутником послушания является смирение: «Наша земная жизнь все равно, что лестница, которая, начинаясь в смиренном сердце человека, доходит до самого неба… Подняться к небу можно только по ступеням смирения и строгого порядка».

Если инок должен быть смиренным и послушным, то и аббат должен отдавать приказания в соответствии с Законом Божиим. Настоятель должен учитывать характер каждого из братий и ни в коем случае не делать различия между знатным и незнатным, свободными и рабами, бедными и богатыми. «Все мы составляем одно целое во Христе, все мы несем одну и ту же службу под главенством Бога».

Из самоотречения естественным образом вытекало и отречение от личной собственности, считавшейся пороком, который следовало вырвать с корнем. Всякий, кто хотел вступить в монашество, должен был публично отказаться от своего имущества в пользу родственников, бедных или монастыря. Монах не должен иметь ничего своего: «ни книг, ни табличек для письма, ни стилета» — все это он получает от аббата во временное пользование.

Положение об обязательном труде произвело в монашеской среде великий переворот. Святой Бенедикт обязал монахов заниматься физическим трудом — земледелием, в результате чего бенедиктинцы способствовали его развитию в Западной Европе. На физический труд в монастыре отводилось 7 часов, и если это время монах тратил попусту, ему делалось строгое взыскание: «Если по бедности монастыря монахам самим придется убирать жатву, пусть они не огорчаются; они только тогда и могут считаться настоящими монахами, если живут трудами своих рук, как жили наши отцы и апостолы». Но, говоря о необходимости работать, святой Бенедикт прибавлял, что и в труде следует соблюдать меру, т. к. есть люди со слабым здоровьем, и им следует задавать работу по силам.

Определенное время «Правила» святого Бенедикта отводили для чтения, и на уклонение от него смотрели так же, как и на уклонение от труда. С большими подробностями в «Правиле» устанавливались также религиозные обязанности братии. Продолжительность пения и богослужений зависела от времени года: весь Псалтирь прочитывался в течение недели, ночью монахи вставали для всенощной службы и, кроме того, 6 раз в день они должны были собираться на молитву. Присутствовать на богослужении обязаны были все, кроме тех, кто выполняет монастырское поручение где-нибудь в другом месте. Но и они в часы церковных служб мысленно должны были перенестись в свою обитель, преклонить колени и прочитать установленные молитвы.

Зная по собственному опыту всю трудность самоотречения, святой Бенедикт не хотел, чтобы монастыри пополнялись без разбора всеми приходящими. Поэтому кандидатами на монашескую жизнь были: дети, посвященные Богу самими родителями или взятые в монастырь из милосердия. Дети, попадавшие в обитель, получали соответствующее воспитание, жили в монастыре долгие годы, находясь под строгим надзором аббата и братии.

Брали и молодых, и зрелых людей, кто приходил к монастырским воротам и просил принять их. Но взрослых, приходивших со стороны, святой Бенедикт не очень поощрял, т. к. они могли поступить в монашество случайно — под впечатлением внезапно нахлынувшего чувства или случившегося несчастья. Таким давалось время, чтобы успокоиться: 4–5 дней им не открывали монастырские ворота, но если страждущий, почти не отходя от обители, все время стучался в нее — в любую погоду, только тогда перед ним открывались монастырские ворота.

На первое время такого человека поселяли на несколько дней в монастырской гостинице. Если и по прошествии их он оставался в своем намерении принять монашество, его переводили в отделение послушников, где он жил целый год. За ним постоянно наблюдал старший и опытный монах, которому поручалось внимательно изучить характер и склонности испытуемого, познакомить его с трудностями монашеской жизни, неизбежными на пути послушания. Если человек по-прежнему желал поступить в монастырь, ему в течение года три раза читали все «Правило», заканчивая его словами: «Вот закон, повинуясь которому, ты хочешь служить Богу. Если ты можешь соблюдать его — вступай в наше общество, а если не можешь — уходи; ты свободен». Если и после этого послушник сохранял стремление к иноческому подвигу, он уже лишался права уйти из монастыря.

В «Правиле» святого Бенедикта есть несколько положений, касающихся обязанностей аббата, который должен постоянно помнить, что он занимает место Иисуса Христа и должен будет дать Богу отчет за своих подопечных. Аббат должен учить иноков более собственным примером, чем словами, и всех любить одинаково. Главные заботы настоятель обязан направлять не на увеличение монастырских богатств, а на правильное руководство вверенными ему монахами. Святой Бенедикт, особенно в преклонном возрасте, избегал «демократического» руководства монашеским сообществом. Аббату предоставлялась по существу неограниченная власть, но он должен был спрашивать у братии их мнения и совещаться с ними: в серьезных случаях — со всеми, в маловажных делах — только со старцами. В обители устраивались собрания, и каждый мог внести свои предложения для улучшения общего блага. Монахи должны были высказывать свое мнение смиренно, не позволяя себе дерзко защищать то, что им кажется лучше и правильнее. Но решения принимает только аббат, руководствуясь основным положением «Правила монашеской жизни» святого Бенедикта Нурсийского — «Ora et labora!» (Молись и работай!).

СВЯТЫНИ МОНТСЕРРАТА

Символом Барселоны уже давно стал собор Саграда Фамилия, возведенный Антонио Гауди. Но для паломников не менее притягательны и окрестности Барселоны, и в первую очередь городок Монреса, неподалеку от которого находится монастырь Монтсеррат. Для испанских католиков эта обитель то же самое, что для русских Троице-Сергиева лавра или Оптина пустынь.

Гора Монтсеррат возвышается прямо посреди равнины, расположенной примерно в 40 км к северозападу от Барселоны. Гора имеет странной формы отсеченную вершину, и с каталонского название означает буквально «отпиленная гора» (или «зубчатая гора»). Древняя легенда повествует, что своей странной формой Монтсеррат обязана ангелам, которые с помощью пилы хотели превратить гору во дворец для Пресвятой Богородицы.

^{Деревянная скульптура Богоматери. XII век}

В 1025 г. почти на отвесном утесе у одной из вершин хребта, в долине реки Льобрегат, на высоте 1135 м над уровнем моря, епископ Риполский Олиба основал здесь монашескую обитель, в которой поселились монахи-бенедиктинцы.

^{Архитектурный ансамбль Монтсеррата}

Главной святыней монастыря является статуя Божией Матери Монтсерратской, которая согласно преданию была вырезана апостолом Лукой из черного дерева. А в Испанию эту святыню принес апостол Павел. Небольшой поначалу монастырь в скором времени стали посещать богомольцы и паломники, которые, возвратившись в родные края, рассказывали о чудесах, творимых Пресвятой Богородицей. Слухи об исцелении и получении благодати привлекли сюда еще больше богомольцев и увеличили пожертвования и вклады в обитель. В 718 г., во время очередного набега мавров, епископ и правитель Барселоны скрыли статую Девы Марии в одной из множества пещер, которые вырыты в горах Монтсеррата. В 880 г. святыня была обретена, и в честь этого события здесь была возведена первая часовня.

Со всех концов Испании сюда потянулись паломники, которых привлекали чудотворные исцеления Девы Марии, а также красота этих мест. С тех пор слава Монтсеррата начала быстро расти. Графы Барселоны, короли Арагона, Наварры и Кастилии тоже не раз приезжали сюда на поклонение и делали в обитель щедрые вклады. Чудотворную статую не обходили своим вниманием кардиналы и римские папы. Вскоре старая часовня оказалась слишком маленькой, и в XII в. в романском стиле была построена новая часовня, от которой до настоящего времени сохранился портал в одной из боковых стен паперти.

С XIII в. Монтсеррат становится самой почитаемой и самой посещаемой обителью Каталонии и одной из самых известных в христианском мире. Затем поклонение Богоматери Монтсерратской распространяется на восток и в Центральную Европу. Со времени завоевания и с самого начала христианизации Америки деятельность миссионеров была связана с со святыней Монтсеррата, т. к. во второй экспедиции Христофора Колумба представителем Папы Римского был Бернард Боил — бывший насельник монастыря. Когда 11 ноября 1493 г. мореплаватели открыли один из Малых Антильских островов, его назвали в честь обители — остров Монтсеррат.

Политические междоусобицы, разгоревшиеся в Испании в XV в., нанесли большой урон обители и усложнили быт монашеской жизни. Это привело к тому, что в 1493 г. из-за принудительного присоединения монастыря королем Фердинандом II (прозванным Католиком) к другой конгрегации в Монтсеррат прибыли монахи из Кастилии, не знавшие языка и обычаев Каталонии. Но несмотря на многие трудности, обитель переживает в этот период обновление. Аббат Гарсиас де Сиснерос, глубоко религиозный человек и хороший организатор, написал «Упражнения духовной жизни», которые оказали сильное влияние на сочинения Игнатия Лойолы — основателя «Общества Иисуса» (Ордена иезуитов).

Заботясь о культурном и духовном воспитании монахов, аббат Гарсиас в 1499 г. пригласил немецкого мастера Й. Лушнера, который ввел в монастыре новое искусство книгопечатания. В это же время продолжало процветать и отшельничество: жизнь отшельников, наполненная трудами и молитвами, протекала в разбросанных на горе скитах, а управлялась настоятелем монастыря согласно уставу и книгам с уставными обычаями.

Убогая романская церквушка к этому времени тоже стала мала для Монтсерратской святыни, и в 1560 г. началось возведение современной церкви. В небольшом дворике, расположенном на площади Святой Марии, перед паломниками предстает богато украшенный портал той средневековой базилики, которая была освящена в 1592 г. Войдя внутрь церкви, паломники видят статую коленопреклоненного Игнатия Лойолы: помещенная рядом табличка сообщает, что именно на этом месте будущий основатель Ордена иезуитов провел ночь в покаянных молитвах и наутро оставил здесь свой меч. А потом отправился отсюда сначала в Барселону, а дальше — в Святую Землю.

Чудотворная статуя Пресвятой Девы Марии помещена в алтарной части базилики — высоко над престолом. Чтобы приложиться к святыне, паломникам приходится подниматься сзади алтаря по высокой лестнице, куда пропускают по одному человеку. В какой-то момент перед ними открывается сверху весь интерьер церкви, а потом предстает Дева Мария с Богомладенцем, сидящим у Нее на руках.

Но в истории монастыря были и печальные страницы. Так, в 1808 г. армия Наполеона, вторгшаяся в Испанию, разрушила монастырь, оставив от него одни развалины, так что в 1812 г. Монтсеррат представлял собой груду почерневших камней и несколько полуразрушенных зданий. Богатые сокровища, накопленные в результате многочисленных пожертвований, монахи продали, чтобы на вырученные деньги организовать сопротивление завоевателям. К счастью, монахи успели спрятать Смуглянку (так еще называют чудотворную статую Пресвятой Богородицы), и святыня Монтсеррата не пострадала.

Несмотря на потрясения, монастырь понемногу стал восстанавливаться и обновляться, однако закон о роспуске религиозных орденов заставил братство покинуть монастырь. В обитель монахи вернулись в 1844 г. и сразу же столкнулись с множеством затруднений и проблем, но примерно в это же время монастырь получил независимость. Возрождение обители началось в 1874 г. и совпало с периодом так называемого Второго Ренессанса — политическим, культурным и литературным возрождением Каталонии, что послужило поводом для празднования в 1880 г. тысячелетия основания монастыря. А через год папа Лев XIII разрешил объявить Богоматерь Монтсерратскую покровительницей Каталонии, и в 1881 г. в Монтсеррате был совершен чин коронации Пресвятой Девы Марии.

Гражданская война 1936 г. в Испании хоть и не нанесла монастырю большого материального убытка, но унесла жизнь 28 монахов. После Второй мировой войны, в 1947 г., согласно католической традиции, было совершено торжественное возведение Пресвятой Богородицы на новый престол, возведенный на народные пожертвования. В последние годы делаются попытки восстановить отшельническую жизнь на святой горе.

Монтсеррат является действующим монастырем, поэтому посетителей пускают только в прекрасный готический клуатр, базилику и музей, в котором собрана одна из лучших в Испании коллекции работ П. Пикассо, С. Дали, К. Моне, К. Писсарро и других художников.

ВЕСТМИНСТЕРСКОЕ АББАТСТВО

Христианизация англосаксов продолжалась почти целое столетие — с 597 г., когда присланные римским папой миссионеры убедили короля Кента креститься, и до конца VIII в. Но общинники долго сопротивлялись чуждой им вере, т. к. языческие обряды были привлекательней для них не только своей привычностью, но и тем, что с ними ассоциировались взгляды и порядки общинного строя. Со временем христианство победило, потому что пользовалось мощной поддержкой короля и знати. А потом оно наложило свой отпечаток на быт, нравы и культуру англосаксонского общества. Монастыри, построенные в разных районах Англии и возникшие при них школы стали важными центрами культуры и образованности. Здесь развилась латинская письменность, которая в те времена носила международный характер и способствовала связям Англии со странами континента.

Первым аббатством Англии стало Вестминстерское, получившее свое название от бывшего здесь в старину монастыря, который именовался Западным (Вестминстер) в отличие от другого монастыря, располагавшегося в противоположной части Лондона и называвшегося Восточным. Основание Вестминстерского аббатства, посвященного апостолу Петру, относится к началу VII в. На месте аббатства в древности стоял языческий храм, хотя не всеми исследованиями этот факт подтверждается. В 616 г. саксонский король Зеберт построил при располагавшемся здесь бенедиктинском монастыре церковь Святого апостола Павла, но со временем она пришла в совершеннейшее запустение от беспрерывных междоусобных воин и беспорядков. В XI в. церковь в очередной раз была разрушена, и на ее месте король Эдуард Исповедник возвел новую — в виде креста.

Покровительство королевской власти сыграло большую роль в дальнейшем развитии монастыря. Само аббатство могло опираться лишь на местных ремесленников, король же приглашал лучших мастеров не только своей земли, но и из других стран. В это же время аббатство получило огромные доходы, недвижимые владения, светскую судебную власть и другие привилегии. К настоящему времени от аббатства того времени осталось немногое, т. к. король Генрих III заново перестроил его и придал ему тот вид, который почти без изменений сохранился доныне.

Начиная с 1065 г., Вестминстер стал не только местом коронации английских монархов, но и усыпальницей членов английской королевской династии. Королевская усыпальница располагается в часовне короля Эдуарда Исповедника: в ней за решеткой видны два узких королевских кресла. Слева — самый древний трон, в котором заключен знаменитый камень Зсопе: на нем, по преданию, почивала в Вефиле голова патриарха Иакова, и на троне этом во время коронации восседали короли Шотландии. Камень этот в знак окончательного покорения Шотландии в 1247 г. привез в Лондон король Эдуард I, и на троне с этим камнем восседали во время коронации уже английские короли. Сам камень представляет собой кусок красного песчаника, прикрепленный к трону желтыми крючками.

После Эдуарда Исповедника его наследники со временем расширили церковь, а в 1245 г. Генри Рейне начал постройку собора. Он создал систему капелл, радиусами расходящихся от гробницы короля Эдуарда Исповедника. Капелла этого короля, в которой хранится рака с его мощами, находится в восточной части собора, прямо за алтарем. Рака богато украшена по заказу уже другого английского короля — Генриха III.

В 1502–1512 гг. на месте одной из капелл XIII в. к собору была пристроена великолепная капелла Генриха VII — настоящий шедевр поздней английской готики, удивляющий и восхищающий всех и до настоящего времени. Особенность ее — ажурные веерные своды с резными каменными подвесками, подобными искусственным сталактитам. Своды восьмигранного зала несут каменные нервюры, собирающиеся в один пучок на центральном столбе. Капелла с самого начала предназначалась для усыпальницы, и придел с гробницей Генриха VII находится напротив самого входа. Возле нее, но в отдельном приделе, — гробница герцога Бэкингемского и гробница герцога Ричмонда. В северной пристройке капеллы расположились гробницы королевы Елизаветы, убитых принцев Эдуарда и Ричарда, а также Софии и Марии — малолетних дочерей короля Якова I и других коронованных монархов Англии.

Самой примечательной в капелле является гробница самого короля Генриха VII и его супруги Елизаветы — последней представительницы дома Йорков. Через несколько лет после их брака в Англии разразилась война между двумя династиями, известная как война Белой и Алой роз. Саркофаги короля Генриха VII и его супруги достойны удивления. Корона в пучке травы с цветами отсылает к сражению у Босворта, которое король Генрих VII выиграл у Ричарда III. Как рассказывают хроники, корона была найдена в пучке травы близ поля сражения брошенная или самим Ричардом III, или его придворными. И Генрих VII короновался ею прямо на поле сражения…

Однако после Генриха VII и до короля Вильгельма III для аббатства ничего не было сделано. Потом начались гражданские войны, которые привели церковь в такое состояние, что едва можно было узнать ее прежний блеск и величие. Но наступило время, когда архитектору Кристоферу Рену предложили восстановить церковь в ее прежнем готическом стиле. Он присоединил к ней две колонны у главного входа с западной стороны и придал ей ее первоначальную форму. Особенно примечательным получился портал с северной стороны — самая древняя из сохранившихся частей храма, которую называют «Соломоновыми воротами». Внутренняя часть собора разделена на три части 48-ю колоннами из серого мрамора. Они держат высокие остроугольные своды и отделяют крестную часть собора от его остальной длины. Готические хоры — это сооружение уже новых времен, а алтарь, принадлежавший ранее другой капелле, Вестминстерскому аббатству подарила королева Анна. В южной стороне от хоров стоят памятники королю Зеберту, основателю самой первой церкви в Вестминстере, и Анне Сlevens.

Внутреннее убранство Вестминстерского собора просто великолепно, особенно поражает он своим изяществом и изумительной готической архитектурой. Ипполит Тэн о церкви Вестминстерского аббатства писал:

«Она является великолепной готической архитектурой, которая одна подходит к климату; необходим весь этот беспорядок форм, все эти тонкие переплетающиеся линии; все это бесчисленное количество нежных изваяний, чтобы наполнить туманный воздух и заселить мрачную пустоту».

Некоторые исследователи, правда, считают, что в соборе слишком много украшений и рядом с чудесными памятниками старины (часовнями королей Эдуарда Исповедника и Генриха VII) нагромождено много новейших памятников — холодных и педантичных, а порой и просто безобразных. Тем более, что при установлении их строители не щадили даже стен самого собора.

В церкви Вестминстерского аббатства хоронили не только английских королей, но и всех достойных сынов Англии, каким бы родом деятельности они ни прославили свое отечество. Это поистине национальный Пантеон Англии, ее храм славы, потому что упокоиться под сводами собора — величайшая честь, которую только может оказать нация своим великим и гениальным гражданам. Правда, в прошлые времена этой чести удостаивались и те, кто не заслуживал ее, поэтому в соборе можно увидеть целый ряд памятников, на которых значатся имена совсем неизвестные, но принадлежавшие богатым и знатным особам обоего пола. Однако в Вестминстере покоится столько великих людей, что их славные тени вполне затмевают всех этих неведомых лордов, леди, рыцарей и т. д.

Чаще всего иностранцы спешат в «Уголок поэтов», где находятся гробницы Дж. Чосера, Г. Спенсера, Ч. Диккенса, У. М. Теккерея и других сочинителей Англии; здесь же поставлены памятники, монументы, бюсты и статуи в честь В. Шекспира, Дж. Мильтона, О. Голдсмита, Б. Джонсона… В Вестминстере покоятся знаменитый актер Гарик, композитор Г. Ф. Гендель, историк Грот и другие.

От входа в собор вплоть до хоров тянется длинный зал со стрельчатыми сводами, по обеим сторонам которого расположены боковые галереи. В центральной части похоронен ученый И. Ньютон, на его надгробной плите выгравирована краткая, но красноречивая надпись: «Здесь покоится то, что было смертного в Исааке Ньютоне». Недалеко от его могилы нашел вечное упокоение прах Ч. Дарвина, в этой же части собора похоронены астроном У. Гершель и геолог Лайель.

Аббатство многое видало и испытало за свою долгую историю; это первое здание в Англии по соединенным с ним историческим воспоминаниям. Так, во время бурных XIV–XV вв. стены аббатства свидетелями рукопашных схваток между представителями враждующих партий. В 1659 г. в Вестминстер был торжественно перевезен прах Оливера Кромвеля, но вскоре после реставрации Стюартов прах его выкопали и бросили в Тибурн. Место, где была могила О. Кромвеля, сейчас обозначено только простым камнем…

В 1859 г. с западной стороны аббатства была возведена гранитная колонна (высотой 19 м) — в память воспитанников Вестминстерской школы, погибших в Крыму и в Индии. У подножия колонны расположились четыре льва, над ними — основатели аббатства (короли Эдуард Исповедник и Генрих III); после них — основательница школы — королева Елизавета, и соорудительница монумента — королева Виктория. Наверху колонны установлена статуя святого Георгия Победоносца.

ПЕРВЫЙ БУДДИЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ ТИБЕТА

Одной из первых знаменитых обителей Тибета стал монастырь Самье, основанный во время правления цэнпо (короля) Трисонг Децэна (755–797), решившего объявить буддизм государственной религией.

Этому воспротивились представители древней тибетской религии «бон» («бонпо»), обладавшие непререкаемым авторитетом в тибетском обществе. Неизвестно, чем бы закончилась борьба между цэнпо и жрецами, но у Трисонг Децэна появился могущественный сторонник — знаменитый маг и проповедник Падмасамбхава.

Все в этом человеке было необычно: чудесное рождение, воспитание, сила магического искусства… Падмасамбхаве приписывается основание школы «ньинмапа», создание цама, введение различных мистических ритуалов, связанных с учением ваджраяны (тантризма). Из всех буддийских стран учение это особенно широко распространилось сначала в Тибете, а потом в Монголии.

«В буддизме сутр, как говорилось в первой главе, состояния нирваны можно достичь в ходе бесчисленных перерождений, лишь постепенно очищаясь от скверны и накапливая добродетели. В тантризме предполагается достичь этого за одну жизнь — путем совершения мистических обрядов. Поэтому в нем так развиты йога и магические ритуалы (в том числе сексуальные)».

Оказавшись в Тибете, Падмасамбхава проявил уважение и терпимость к местным традициям и верованиям. Он нашел единственно верный путь, объявив бонские божества достойными почитания наряду с буддистскими, и тем самым погасил пламя вражды: буддисты признали боннские божества и наоборот. Примирение прежде враждовавших сторон было отмечено в 775 г. закладкой монастыря Самье. Сам цэнпо, его пять жен и приближенные пожертвовали на возведение будущей обители большие средства. За образец возводимого монастыря цэнпо предложил взять храм Одантапури, располагавшийся в индийском городе Наланде. Он же выбрал и место для обители — в Ярлунгской долине (примерно в 100 км от Лхасы), на берегу реки Цанпо, недалеко от Брахмапутры.

Вскоре там поднялся комплекс зданий, возведенных по образцу индийского монастыря-университета Одантапури, разрушенного мусульманами. В монастыре Самье была основана не только монашеская община, но и было открыто отделение переводов с санскрита, ставшее первым переводческим центром Тибета, финансировавшимся государством.

Обитель была окружена белой каменной стеной со 108 башенками-чортенами, а в стене было устроено четверо ворот, ориентированных по сторонам света. Весь ансамбль в плане воспроизводил мандалу — схематическое изображение мира, космоса и Вселенной. Центром его стал 5-этажный соборный храм — цогчен-дуган, обнесенный наружной стеной, уходящей под крышу. Между стенами образовывался узкий проход, по которому почти в полной темноте ламы и паломники обходят храм. Он окружен четырьмя ступами — черной, белой, зеленой и красной (по цветам, символизирующим стороны света). Первые два этажа были оформлены в тибетском стиле — с гладкими мощными стенами, чуть наклоненными к центру здания, и с небольшими узкими оконцами, прорезанными вверху.

Каждый этаж храма предназначался для поклонения определенному божеству. На первом этаже находилась статуя Будды Шакьямуни, на втором располагались покои далай-ламы — живого воплощения бодхисатвы Авалокитешвары, третий этаж был отведен бодхисатве Амитаюсу — божеству долголетия. На четвертом этаже, выстроенном в традициях индийского зодчества, помещалась статуя Майтреи — Будды грядущего, а на пятом был установлен деревянный столб, окрашенный в красный цвет. Согласно одной из легенд, маг Падмасамбхава покинул окружающий мир, войдя в этот столб.

Устройству этого монастыря придавалось огромное значение. При его освящении сам цэнпо с сыновьями исполнили песни-благопожелания, приличествующие торжественному случаю. Скульптурные и живописные образы монастыря, предметы декоративно-прикладного искусства надолго стали источником восхищения и вдохновения для потомков. Монастырь Самье долгое время служил резиденцией могущественных лам, но с основанием учения «гелукпа» и господствующим положением ее членов («желтошапочников») как представителей официального духовенства значение обители постепенно снизилось, а потом она и вообще была почти заброшена. Теперь по ее огромной территории бродят всего несколько десятков монахов, многие их прежние жилища заселены мирянами-арендаторами и превратились в фермы.

К тому же Самье в настоящее время наполовину поглощен пустыней и будто погружен в воспоминания о своем былом величии. А может быть, он погружен в состояние отрешенности и невозмутимо взирает, как вздымаются вокруг песчаные волны, готовые захлестнуть его. Из затопившего песка пробиваются унылые верхушки деревьев, оставшиеся от былой аллеи. По склону, на одинаковом расстоянии друг от друга, когда-то лепились тысячи миниатюрных чортенов. Выше них щетинились шпили других чортенов — белых или зеленых, а среди них блестели золоченые кровли нескольких храмов. При закате солнца все выглядело восхитительным, странным и призрачным… Теперь от великолепных прежде построек остались одни развалины да кучи щебня, но среди этого запустения некоторые храмы до сих пор содержатся в полном порядке.

Упадок некогда знаменитого монастыря был вызван, вероятно, и другими причинами, но многие склонны объяснить разорение обители действием оккультных сил. Что же касается призраков, то (если судить по народным поверьям и легендам) Тибет — это страна духов и демонов, численность которых намного превышает население страны.

Демоны эти принимают различные обличья и живут везде — на деревьях, в скалах, источниках, долинах и т. д. Они охотятся за людьми и животными и похищают у них «дыхание жизни», чтобы самим насытиться им. Некоторые из злых духов ведут кочевой образ жизни, поэтому запоздавший путник всегда рискует столкнуться с ними лицом к лицу. Неудивительно, что тибетцам волей-неволей приходится вступать с ними в какие-то отношения. Официальный ламаизм предписывает подчинять духов, перевоспитывать их в покорных слуг, а в случае неповиновения — обезвреживать или уничтожать.

Но есть и оседлые духи, обитающие в постоянной местности. Они довольствуются последними вздохами умирающих, которых им доставляют по заказу. Одно такое содружество «похитителей дыхания» и поселилось в монастыре Самье. Здесь, на юге Лхасы, раскинулась «Сахара в миниатюре»: белые дюны непрерывно наступают, отвоевывая все новые и новые территории. К и без того унылому монастырскому пейзажу примешиваются смутная тревога и ужас.

Обитель до самых отдаленных своих закоулков дышит таинственностью, и когда начинает вечереть, даже животные, мирно возвращающиеся с пастбищ, кажутся оборотнями. Монастырь Самье и на самом деле служит приютом ламе Тше-Кионгу — одному из величайших оккультистов и официальных оракулов Тибета, который жил в храме Угс-Кханг — Жилище Животворного Духа. Так называлось помещение, куда, по уверениям тибетцев, и доставлялось «последнее дыхание» умирающих. Переносят «последние вздохи» от места упокоения покинутого тела до монастыря определенные лица, которые в состоянии транса действуют бессознательно. Материальное тело такого человека в этом, естественно, не участвует и даже не покидает своего жилища. В состоянии бодрствования он ничего о своих странствованиях не помнит.

Почему «дыхание жизни» переносят именно в монастырь Самье, тибетцы объясняют тем, что его избрали своей резиденцией демоны-самки Сингдангмо (львиная маска). Они занимают покои в храме — обители ламы-прорицателя и туземного бога Пекара. Покои эти всегда заперты. В одной совершенно пустой комнате стоит колода мясника; на ней лежит ритуальный нож с кривым лезвием, которым Сингдангмо и рубят «дыхание жизни». Колода и нож остаются в жилище демонов в течение года, затем их заменяют новыми. Во время замены можно увидеть, что лезвие ножа сильно зазубрено, а колода иссечена и выщерблена от постоянного употребления.

Угс-Кханг тоже породил много страшных рассказов, в которых описываются терзания и борьба «последних дыханий». И даже случаи побега, когда «последние вздохи жизни», не помня себя от ужаса, мчались по всей стране, преследуемые голодными Сингдангмо. Поселившиеся в монастыре жители уверяют, что по вечерам из «Жилища Животворного Духа» доносятся крики, стоны, хохот и стук ножа о колоду. Само «Жилище» расписано изображениями мертвецов и скелетов, а перед входом в него лежат кожаные мешки, увешанные ритуальными шарфами (хадаками) и облепленные маслом и монетами. Хадаки символизируют упаковку, в которой доставлялись «последние вздохи», а сами тибетцы говорят, что в них «влетают души умерших».

Когда-то Тше-Кионгу полагалось брать себе монаха в провожатые. Однажды он, заменив ритуальные принадлежности, собирался уже покинуть логово Сингдангмо. Но сопровождавший его монах вдруг почувствовал, что кто-то схватил его сзади за одежду и тянет обратно в комнату. «Кушог! Кушог! — закричал в ужасе монах, обращаясь к ламе. — Кто-то держит меня!». Оба обернулись, но в комнате никого не было. Лама снова направился к двери и уже переступил порог, и монах-провожатый собирался последовать его примеру, но вдруг упал мертвым. С тех пор лама Тше-Кионг остался один, но тибетцы считают, что от опасностей его ограждала высокая степень посвящения в магические заклинания, тайной которых он владел.

ПАНТЕЛЕИМОНОВ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

Русского человека всегда связывало с Афоном самое сокровенное и святое. Сначала русские иноки подвизались в разных обителях Святой горы, а потом по просьбам и ходатайствам наших великих князей (начиная с Владимира), которые были в родстве с греческими императорами, им был дарован в 1080 г. греческий скит Пресвятой Богородицы Ксилургу (Древоделия) с церковью во имя Ее пречистого Успения. Скит, ставший очагом русского монашества на Святой горе, к XII в. сделался не только местом уединения и аскетических подвигов, но и русским духовным центром, откуда на Русь поступало множество церковных рукописей.

Ко второй половине XII в. число насельников скита увеличилось настолько, что игумен Лаврентий из-за тесноты места должен был искать другое место на Афонской горе, чтобы разместить возросшую русскую общину. В 1168 г. он обратился к Синоду Афонской горы с соответствующей просьбой, и через год Собор афонских игуменов безвозмездно отдал русской братии некогда процветавший, но к тому времени запущенный и полуразрушенный монастырь «Фессалоника», устроенный во имя Пантелеимона Солунского. Сохранился акт о передаче русским этой захудалой обители, находившейся в чаще леса на вершине горы.

На новом месте началась оживленная монашеская жизнь: очень быстро восстановились старые здания, начали возводиться новые, еще больше увеличилась иноческая община, и к концу XII в. русские на Афоне занимают уже третье место — после греков и иверов. Но, к сожалению, с того времени и до начала XIV в. сведений о русской обители почти не сохранилось, т. к. многочисленные пожары уничтожили монастырские летописи и документы. Лишь в 1312 г. византийский император Андроник II Палеолог новой грамотой возобновил все прежние владения и права русского Пантелеимонова монастыря.

Монголо-татарское иго надолго прервало оживленные связи Руси со Святой горой, и русских монахов в это время становилось все меньше. Монастырские строения приходят в упадок, да и вообще экономическое положение обители было тогда крайне бедственное. С 1345 г. монастырь переходит во владение сербских монархов, и король Стефан Душан своими щедрыми пожертвованиями способствовал новому расцвету русской обители.

Почти целое столетие монастырь находился под покровительством сербских правителей, которое излилось на него после пострижения еще в ските Ксилургу с именем Саввы сербского царевича Растка. Когда монголо-татарское иго на Руси было свергнуто, то восстановились и прерванные отношения со Святой горой. С конца XV в. на Святую гору прибывают многочисленные русские, начинают поступать в Пантелеимонов монастырь и пожертвования от московских князей. Первым прославил свое имя на святой горе царь Иван Грозный, сделавший в Пантелеимонов монастырь (а также в Хиландар и Пантократор) щедрые вклады. Преемники Ивана Грозного тоже покровительствовали обители Святого Пантелеимона, но после периода некоторого расцвета монастырь вновь приходит в упадок. К 1582 г. его положение настолько ухудшилось, что временно обитель была даже закрыта. В дальнейшем трудности сменились более благоприятными временами, но с царствования Петра I монастырь вновь стал клониться к упадку. Посетивший обитель в 1725 г. русский паломник В. Г. Барский нашел в ней только четырех монахов — двух русских и двух болгар. А позже в монастыре Святого Пантелеимона вообще не осталось ни одного русского.

За освобождение единоверцев от турецкого ига Россия вела с Турцией в XVIII в. три войны, а в XIX — четыре. В этот период русские не могли попасть на Афон, и количество наших монахов на Святой горе сильно сократилось. После поражения в войне с турками (1768–1774) Россия вынуждена была отозвать своих граждан, находившихся на турецкой территории, и тогда монастырь перешел в руки греков. Но святой угодник Божий явился во сне одному из старцев и сказал: «Если в моем монастыре не будет русских, монастырь придет в упадок». И вскоре он действительно пришел в такую нужду, что оставшиеся насельники вынуждены были оставить его. Они спустились к морю и, поселившись вокруг кельи епископа Христофора, основали нынешний Пантелеимонов монастырь — оплот всего русского на Святом Афоне.

Русских начали принимать в монастырь только с 1839 г., но с предварительным условием, что они никогда не будут претендовать на избрание настоятеля из своих соотечественников. Однако уже меньше чем через четыре десятилетия русская община в монастыре настолько увеличилась, что в 1875 г. игуменом обители вновь был избран русский. Негодование греков по этому поводу было настолько велико, что большинство из них покинули Пантелеимонов монастырь^[22]. Русское правительство разрешило монастырю содержать в России часовни и подворья для паломников, которые тоже приносили прибыль. В Москве полномочным представителем монастыря считалась известная в свое время Пантелеимонова часовня.

На рубеже XIX–XX вв. обитель переживает бурный расцвет, в ней возводятся новые грандиозные храмы и часовни; к 1903 г. в монастыре было уже полторы тысячи братий. Пантелеинов монастырь — общежительный, братия его живет как единое целое: ни у кого нет ни собственности, ни личных средств, ни хозяйства… Управляет обителью пожизненно избранный игумен, без разрешения которого ни один инок не может выйти за монастырские ворота.

Соборный храм монастыря, сооруженный во имя великомученика Пантелеимона по образцу прочих храмов Святой горы, был освящен в 1821 г. По размерам он невелик: его окружает светлая галерея, а главной святыней собора является находящаяся в алтаре глава великомученика и целителя Пантелеимона^[23].

«Пантелеимон происходил из Никомидии. Мать воспитывала его в христианской вере. По ее просьбе врач Евфросин учил Пантелеимона врачеванию, а священник Ермолай наставлял в вере. После смерти отца Пантелеимон раздал имущество бедным и стал исцелять больных не только врачеванием, но и словом Божьим. Наделенный даром исцеления, он врачевал людей безвозмездно. О нем донесли императору, подвергли мучениям и бросили в море с тяжелым камнем на шее, но Пантелеимон остался живым и невредимым. Потом на него выпустили диких зверей, но они мирно легли у его ног. Тогда царь приказал сначала обезглавить, а потом сжечь Пантелеимона. Но тело его осталось невредимым, и христиане с благоговением похоронили его. Мощи его были перенесены в Константинополь»^[24].

В 1852 г. в монастыре был возведен великолепный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, который занимает верхние этажи огромного братского корпуса. В обители есть еще 35 храмов и часовен, а монастырская колокольня славится самыми большими и мелодичными колоколами на всем Афоне.

После падения Османской империи греческие монахи благодарили монахов Пантелеимонова монастыря за вклад России в победу над иноверцами. И одновременно мечтали присоединить Святой Афон к Греции! Сначала у них ничего не получилось: на европейской конференции в Лондоне решено было создать на Афоне нейтральную территорию под покровительством России. Управлять ею должны были делегаты от России, Болгарии, Румынии, Сербии, Черногории и Греции. Первая мировая война помешала осуществлению этих планов, хотя на последующих конференциях был подтвержден международный статус Святого Афона. После Октябрьской революции связь русских со Святой горой оборвалась. В 1926 г. Греция в одностороннем порядке объявила полуостров своей территорией, а святогорцев — своими подданными. Вплоть до 1955 г. на Святую гору не был допущен ни один монах-иностранец. Русские монастыри на Афоне захирели, число насельников в них сократилось, всего несколько русских монахов остались доживать здесь свой век. Непоправимый ущерб нанес монастырю пожар 1969 г., когда выгорело более половины обители. Лишь чудом уцелели Покровский храм и библиотека, в которой хранится более 1000 бесценных рукописей и около 25 000 книг на русском, греческом и других языках.

Последующие пожары и стихийные бедствия тоже наносили большой вред Пантелеимонову монастырю, но самое большое бедствие для него — это катастрофическая нехватка насельников. Сейчас в обители монастыре живут около 100 монахов преклонного возраста, хотя разместить он может тысячи. Величественные строения, вмещавшие в начале ХХ в. более 40 000 человек (вместе с рабочими) постоянно разрушаются. Но с Божьей помощью наступят для обители и лучшие времена; русские монахи стараются не порывать с Родиной, однако всей жизнью своей показывают, что Афон — их последний удел.

В ЯПОНСКОМ МОНАСТЫРЕ ЯМАДЕРА

Монастыри и храмы Японии — это удивительный мир, в котором воедино сплелись суровая простота природы и высокая эстетика, величие истории страны и будничная суета сегодняшних дней. А вот в монастыре Ямадера жизнь всегда течет спокойно, потому что здесь свой отсчет времени: 1000 лет горит вечный огонь, один раз в 50 лет открываются створки алтаря главного храма… Кажется, что волны бурной истории пронеслись мимо монастырских стен, не коснувшись обители, чему способствовала и удаленность ее от центральных магистралей.

Монастырь Ямадера расположен на склоне горы, отсюда и его название: «яма» — гора, «дера» — монастырь. Однако так его называют только в народе, в истории же японского буддизма он известен как Риссякудзи и считается вторым по значению в секте «тэндай»^[25].

Последователи этого учения считают, что каждый человек — будь он добродетелен или порочен — несет в себе изначальную природу Будды, поэтому в учении «тэндай» большое внимание обращается на совершенствование личности. От человека самого зависит, какой путь он изберет — к совершенствованию или падению. Путь к совершенствованию лежит через практику созерцания, а она в свою очередь требует уединения. Поэтому монастыри секты «тэндай», как правило, строились в горах. Окрестности Ямагата как нельзя более подходили для этого.

Пройдя под аркой красиво орнаментированных трехстворчатых ворот, характерных для буддистских строений в Японии, паломники оказываются перед громадной курильницей. Здесь они очищаются священным дымом и только после этого приближаются к ступеням Кампонтюдо — главного храма Ямадеры. Оставив обувь на земле, как требует японская традиция, они входят в полутьму молитвенного зала.

Главная святыня храма Кампонтюдо — огонь, который зажгли в нем 1000 лет назад. Когда-то он горел только в монастыре Энрякудзи, но Дайкоку-дайси (основатель монастыря Ямадера) добился ряда существенных привилегий для горной обители, которую основал в 860 г. Монастырю были пожертвованы земли, открыта школа для изучения основ психофизиологического тренинга, а также права быть хранителями вечного огня.

За время своего многовекового существования сам монастырь Ямадера несколько раз горел и перестраивался^[26], но вечный огонь в нем не угасал ни на минуту. Он горит в двух светильниках, стоящих по обе стороны алтаря. Две небольшие чашки с сурепным маслом, два коротких фитиля, два язычка пламени и один служитель, который следит за расходом масла и регулярно подливает его в чаши… И так каждый день 1000 лет подряд.

Створки алтаря, перед которым горит вечный огонь, открываются, как указывалось выше, всего один раз в 50 лет. За ними скрыт лик эзотерического божества Якуси-нерая (Бхайшаджья-гуру) — одного из многочисленных «Будд», особо почитаемого в Японии как врачевателя. Видеть его могут только духовные лица, достигшие высоких степеней посвящения. Традиция нарушалась только при посещении монастыря императором — потомком самой богини солнца Аматэрасу, и тогда алтарь монастырского храма открывался дополнительно. Но императоры посещают монастырь нечасто. Очередная церемония открытия створок алтаря ожидается в 2013 г., и, конечно же, на нее соберется множество народа. Приезжают бонзы из всех монастырей секты «тэндай», паломники, ученые и просто любопытные. В обычные же дни в Ямадера живет всего 8 человек, но один раз в 4 года бонзы секты «тэндай» прибывают в монастырь на двухдневную сессию по изучению буддийской философии. Монастырь может принять и разместить одновременно не более 80 человек. Их сменяет новая группа, и так до тех пор, пока все, кому следует, не пройдут своего рода «курсы повышения квалификации».

Выходя из храма Кампонтюдо, паломники видят небольшую (высотой не более 50 см) фигурку буддийского божества, сидящего на лотосовом троне. Статуя находится у подножия лестницы, ведущей к храму, и каждый старается, проходя мимо, коснуться ее рукой. Монахи расскажут, что это Биндзуру-сондзя — один из любимых учеников Будды; прикосновение к его плечу излечивает от ревматических болей в спине. Можно увидеть, что у матово-бронзовой фигуры ярко блестят плечи, ведь Биндзуру-сондзя сидит на этом месте уже 400 лет.

Остальные храмы и кумирни монастыря Ямадера как бы взбегают по склонам горы на ее вершину. От одного к другому ведет вырубленная в скале каменная лестница, и паломникам рекомендуется при подъеме считать ее ступени. По дороге им встречается миниатюрная, почти игрушечная синтоистская кумирня. Перед входом в нее висят симэнава (пучок рисовой соломы) и гохэй (особым способом вырезанная из белой бумаги гирлянда) — это верные признаки того, что кумирня действует.

«Наличие синтоистских кумирен в буддийских монастырях и статуй буддийских богов в синтоистских храмах — обычное явление в Японии. На заре буддизма духи синто, не без воли императора, оказывали покровительство богам новой религии. И когда буддизм окреп и стал мощной политической и экономической силой, он все равно чтил местных духов, позволяя сооружать на территории своих монастырей кумирни и храмы в их честь».

Далее перед поднимающимися на вершину горы паломниками предстает площадка, занятая сотнями деревянных посохов высотой примерно в один метр. Каждый из них — это память о ком-либо из умерших. На посохах написаны фамилия, посмертное имя человека^[27] и строка из буддийской молитвы. Нижний заостренный конец каждого посоха воткнут в землю, а верхний вставлен в колесо, на котором тоже написана молитва о перерождении души умершего. Если паломник повернет это колесо по часовой стрелке, то тем самым он почтит покойного, и доброе дело это зачтется ему самому.

Память об умершем в Ямадера чтут и еще одним, весьма своеобразным способом. Родственники покойного несут в монастырь один его зуб, упакованный в маленькую коробочку, сделанную в виде миниатюрной буддистской ступы. Сначала эти зубы складывают в одном из храмовых помещений, а затем (по мере его заполнения) закапывают в недрах горы, освобождая место для новых поступлений.

На одной площадке перед паломниками предстает невиданное скопление детских игрушек — кукол, колясок, машинок, зверушек и пр. Значит, где-то рядом должен быть Дзидзо-босацу (Кшитигарбха) — покровитель путников и маленьких детей. Вскоре появляется и он сам, как всегда, в окружении ребятишек; а гора игрушек — это память о преждевременно умерших детях.

Сувениры, которые продают при каждом храме, обычно похожи друг на друга, но везде есть своя специфика. Префектура Ямагата, где расположен монастырь Ямадера, является ведущим в Японии центром по производству деревянной куклы кокэси. Среди множества однотипных кукол в монастыре можно увидеть фигурку благообразного старца в высоком черном цилиндре со свитком и кистью в руках. Поэт XII в. Басё Мацуо, проведя некоторое время в монастыре Ямадера, написал здесь свое знаменитое хокку, вошедшее во все антологии японской поэзии:

В глубине самого верхнего храма паломники видят несколько кукол совершенно иного типа, не похожего на кокэси. Юные японки в великолепном наряде — белом кимоно специального покроя; прическа каждой — это шедевр средневекового парикмахерского искусства, хорошо известного по традиционной японской гравюре. Такие куклы дарили храму семьи невесты, не дожившей до свадьбы.

СТУДИЙСКАЯ ОБИТЕЛЬ

В середине III в., когда на берегах Нила родился первый и самый знаменитый распространитель пустыннической жизни Антоний Великий, в древней Византии на крутом холме Петрион уже воздвигался монастырь. Около 240 г. его основал епископ Костин, посвятивший обитель святой Евфимии — «великой и знаменитой мученице» Халкидона, которую почитали все византийцы.

^{Феодор Студит}

Но в III в. Константинополь еще не был городом того религиозного значения, каким он стал во времена царствования императора Константина Великого, когда монашеская жизнь в нем получила широкое развитие. Но золотым временем для основания обителей было царствование императора Юстиниана (527–563). Он был неутомимым строителем и не переставал во все годы своего царствования воздвигать города, храмы и другие сооружения. Пожалуй, все императоры вместе не возвели столько зданий, сколько он. Юстиниан не только воздвигал церкви и монастыри во всех концах своей империи, но и дал правила для их устройства. И подданных своих поощрял к возведению культовых сооружений. Тех из них, кто не был богат, но хотел оставить после себя имя, император приглашал восстановить или украсить религиозные памятники, уже существовавшие. И говорил, что те, кто способствовал их восстановлению и возобновлению, могут называться основателями их.

Среди обителей были такие, которые находились в непосредственной зависимости и под прямым покровительством императоров, если они были возведены в императорских владениях или были одарены кем-нибудь из царей, даже если средства на их устроение были собраны обществом. Это были императорские монастыри; свободные от ведения Константинопольского патриарха, они не облагались никакими налогами и имели в неотъемлемой собственности все дарованные им владения. К числу таких монастырей относилась и знаменитая Студийская обитель.

Основателем ее был богатый римский патриций Студий, который около V в. переселился из Рима в Константинополь. Поступив на службу при императорском дворе, он уже в 454 г. (при императоре Маркиане) был консулом на Востоке, а в Византии приобрел известность своей благотворительностью. Студий построил странноприимный дом и богадельню и дал на содержание их весьма значительные средства. Предстательством архистратига Михаила он исцелился от сухотки у источника Гермия и воздвиг здесь храм, а при нем тоже устроил странноприимный дом и богадельню. Но более всего Студий прославил свое имя возведением в Константинополе, недалеко от моря — почти на полпути между древними Золотыми воротами и новыми — великолепный храм во имя Иоанна Предтечи и основал при нем в 462 (или 463) г. обитель^[28].

После Василия Великого смягчение наказаний за проступки монахов в значительной степени способствовало ослаблению строгости монашеской жизни в Константинополе. Так, в конце VI в. Константинопольский патриарх Иоанн Постник составил правила, отличавшиеся необыкновенной снисходительностью к согрешившим. Поэтому уже в начале IX в. патриарх Онисифор, а потом и патриарх Николай Грамматик со стыдом признавали факты о множестве падших монахов. Святой Онисифор старался противодействовать общему ослаблению монашеской жизни и в этом добродетельном деле нашел себе помощника в лице Феодора Студита — самого знаменитого из константинопольских игуменов. Многие другие отцы Церкви ставили в великую заслугу Феодору Студиту восстановление им древних отеческих уставов и вообще очищение всех трех видов монашеского жития — анахоретского, скитского и киновийного — от всяких примесей мирской жизни. Поэтому устав монашеской жизни, введенный Феодором Студитом, был более развит и распространен, чем другие — и не только в Константинополе, но и на всем христианском Востоке.

Состояние византийского монашества в конце VIII в. было крайне неудовлетворительным. Императоры-иконоборцы, особенно Константин V, с особым фанатизмом преследовали монахов, как главных зачинщиков почитания святых икон, и не останавливались ни перед какими репрессиями. Без всякого сожаления они разрушали монастыри, конфисковывали их имущество, уничтожали библиотеки и памятники искусства. Некоторые монастыри были превращены в казармы для солдат, другие стояли пустыми, т. к. иноки бежали из Византии в другие страны. Только с восшествием на престол благочестивой императрицы Ирины началось восстановление святых обителей. Уцелевшие быстро наполнялись монахами, с не меньшим усердием строились и новые обители.

Однако гораздо труднее было устранить те ненормальности, которые вкрались во внутреннюю жизнь монастырей во времена иконоборства. О неприглядных сторонах монашеской жизни того времени есть свидетельства VII Вселенского собора, который в своих постановлениях, в частности, отмечал: «Гнусность сребролюбия такую возымела силу над настоятелями церквей, что некоторые даже из так называемых благоговейных мужей и жен, забыв заповеди Господни, впали в заблуждение и посвящающих себя священному званию и монашеской жизни принимают за золото». Да и сами иноки в конце VIII в. были много заняты изысканием средств для своего обогащения в ущерб идеалу внутренней монашеской жизни. Феодор указывал на случаи, как многие состоятельные люди его времени, желая удовлетворить свои религиозные чувства и вместе с тем сохранить материальные блага и богатства, устраивали монастыри в своих владениях и приглашали туда руководителя. «Такие не знают, — писал Феодор Студит, — что трудятся тщетно и напрасно… Такое отречение несогласно с заповедью Господа».

Не только иноки, но и многие игумены нисколько не заботились о соблюдении древних уставов и устраивали жизнь по собственному усмотрению. «Иноки обращали взоры туда и сюда, каков этот монастырь, каков другой монастырь», поэтому часто переходили из одной обители в другую, и игумены принимали их в свой монастырь за деньги и позволяли заниматься житейскими делами и даже заводить собственное хозяйство.

Эти и другие обстоятельства свидетельствуют, что идея киновийной жизни в ее чистом виде была забыта современниками Феодора Студита, и они представляли ее как общину с целями более хозяйственными, чем религиозно-нравственными. Устранить все недостатки внутренней жизни иноков и преобразовать монастыри в настоящие киновии он и поставил своей задачей в Студийской обители.

«Мы избрали для себя не воинское звание, не гражданский чин, не военачальническое достоинство и даже не столь завидное для ромеев царское владычество. Мы избрали гораздо большее и беспредельно высшее всего этого — служение небесное и, выражаясь точнее, истинное и непреходящее, заключающееся не в словах, а в самом деле… Не допустим себя уклониться от цели нашей, но слыша Господа, говорящего: „Царствие Божие внутри вас есть“, — всеусердно всякий день будем домогаться стяжать его, не злато и серебро сокровиществуя, но веру правую и жизнь непорочную».

Но если религиозно-нравственные задачи у иноков и у христианских мирян одинаковые — спасение души и преуспевание в добродетелях, то средства для достижения их различны, поэтому иночество и выделяется в особый церковный институт. «Мы представляем нечто отличное от мирских людей; мы облечены иной одеждой и ведем иной образ жизни». Постриг монашеский Феодор Студит признавал церковным таинством, в котором постригаемый получает особую благодать Божию, которая возрождает его к новой, равноевангельской жизни, как благодать Крещения возрождает верующих к Христовой жизни. Поэтому снятие монашеской схимы Феодор Студит считал очень тяжелым грехом. Своему падшему ученику Евпрегиану он писал:

«В одном месте божественный Василий говорит (падшему): „Ты и сенаторство потерял, и монахом не стал“. И это он говорит потому, что тот ненадлежащую жизнь вел и держал при себе нечто из своего имущества. Ты же, прости, монаха не потерял, но отверг. Каким именем назвать нам тебя? Монахом?.. Лучше было бы тебе быть в общении с ересью и затем принести покаяние, чем сбросивши святую одежду, пребывать без покаяния: ибо отвергши схиму, ты Сына Божьего попрал ногами, Кровь Завета осквернил, благодать Духа оскорбил. Слагать монашество — то же, что слагать Крещение, поэтому ты недостоин участвовать в богослужении».

Феодор Студит считал, что для выполнения трудных обетов монашества (особенно обета послушания) киновия представляла лучшие условия, так как «сам Христос показывает это чрез совместную жизнь двенадцати учеников Его, затем и самовидцы и учители Слова — через такое же житие четырех тысяч и пяти тысяч, не говоря уже о последующих (отцах и учителях)… Киновия — это единственное тело, сгармонированное и направленное к единодейстствованию и единослужению, так что оно, будучи многодушно, многосердечно и многоумно, пребывает единомышленным и единосердечным не для чего-либо худого, а для совместного богоугождения и работания во славу Пресвятой Троицы при постоянной взаимной поддержке в подвигах аскетических».

Преподобный Феодор перешел в Студийскую обитель со своими иноками из Саккудийского монастыря в тот период, когда она после запустения при императорах-иконоборцах еще не успела восстановить свою прежнюю деятельность. Новому игумену сразу же пришлось вводить в монастыре свои порядки и свой устав, надеясь сделать обитель не только образцом для своего времени, но и для будущих поколений. К тому времени у преподобного Феодора Студита было уже около 1000 учеников, поэтому (как пишет один из первых биографов) «ему трудно знать каждого в лицо и руководить, а также следить за разговорами и образом мысли каждого. Поэтому он избрал из братьев самых видных и известных своей жизнью, поставил их надзирателями над остальными, чтобы они доводили до сведения общего наставника обо всем, что бы ни происходило, чтобы ничто не могло укрыться от их глаз и наблюдательности. Он назвал их особыми именами: епистимонархами, таксиархами, надзирателями и будильщиками. Затем, которые более успевали и вели высший образ жизни, тех он удостаивал высшей должности: помощника настоятеля, эконома, подъэконома. Каждый имел свое особое имя по смыслу служения».

Дальше биограф сравнивает Феодора Студита с Моисеем, который для управления иудейским народом тоже установил различные должности. Но тут же автор указывает, что Моисей это сделал по совету других, а Федор Студит в устроении монастырской жизни действовал самостоятельно. И хотя его устав в основе своей и был заимствован из аскетических наставлений Василия Великого, но был приспособлен к нуждам обители настолько, что может считаться его собственным творением.

Свои правила Феодор Студит вводил постепенно, в соответствии с естественным течением монастырской жизни, и в поучениях всегда разъяснял инокам смысл и значение этих правил. Первым лицом в киновии был игумен, избираемый братией по жребию из своей же среды. Игумен руководил всей монастырской жизнью — внутренней, релиозно-нравственной, хозяйственной и пр. Он, как пастырь, должен был охранять иноков от волков и других хищных зверей, от воров и разбойников. Он должен был подавать братии высокий пример для подражания, и сам быть самым строгим исполнителем устава, ни в чем не преступать законов и установленных правил.

Устав Феодора Студита предусматривал особенно строгие наказания тем, кто занимал в монастыре какую-нибудь должность (библиотекаря, каллиграфа, садовника, привратника, казначея и др.). Это были те, кто составлял иерархию монастыря и должен был каждый способствовать сохранению порядка и правильности монашеской жизни. Так, пост и отлучение от общины (редкие у святого Василия Великого) в Студийском монастыре употреблялись очень часто. Игумен монастыря осуждал на пост не только монаха, небрежного в молитве или отсутствовавшего в трапезной, но и того, кто пропускает службы или мешает их ходу; кто не слушает наставлений игумена, кто ведет светские разговоры и т. д. — т. е. тот, кто грешит против послушания. За мелкие нарушения полагалось отлучение от общины до пятнадцати дней, причем порой к такому наказанию добавлялись пост и молитвенные поклоны. Например, если инок владел чем-либо личным, он отлучался от общины на 15 дней, осуждался на хлеб и воду и еще на 50 поклонов; кто выходил из монастыря без разрешения игумена — на 8 дней и каждый день должен был класть по 40 поклонов. Наиболее продолжительное отлучение от общины (по уставу Феодора Студита) полагалось за неумеренность и невоздержание — до 12 лет.

Наказание поклонами употреблялось в Студийском монастыре чаще, чем у Василия Великого: за выход со службы более одного раза, за сидение на литургии, за неявку на службу после троекратного призыва, за разговоры после вечерни, за громкий крик и т. д.

Выше говорилось, что поклоны часто прибавлялись к другим наказаниям, например: кто ел вне трапезной, должен был 3 дня сидеть на хлебе и воде и класть по 200 поклонов; грешивший против целомудрия осуждался на хлеб и воду и каждый день и каждую ночь должен был класть по 300 поклонов, пока не проходило искушение. Самая главная разница между двумя уставами заключалась в следующем: в «Правилах монашеской жизни» святого Василия Великого игумену давался широкий простор для определения наказания, а устав Феодора Студита точно определял наказание каждому греху — заранее установленное и всем известное. По уставу Феодора Студита наказывает не игумен, а правило, повиноваться которому монах обещался до конца дней своих.

Но при всей строгости наказаний устав Феодора Студита заботился и о человеческом достоинстве монаха. Отлучение от общины, считавшее виновного недостойным даже находиться вместе с другими и производившее особенно гнетущее впечатление на души чувствительные, во времена Феодора Студита сделалось очень редким. Чаще стали употребляться такие наказания, как пост и молитвенные поклоны, которые совершенно соответствуют монашеским обетам воздержания и беспрестанной молитвы. Недаром устав Феодора Студита впоследствии был принят иноками Святой горы Афон, которые смотрели на него как на одного из своих отцов.

В СВЯТО-УСПЕНСКОЙ ПОЧАЕВСКОЙ ЛАВРЕ

Сейчас уже трудно с точностью определить, кто и когда положил первоначальное основание Почаевской лавре, но по некоторым предположениям, эта исконно православная святыня была основана в кон. IX в. учениками равноапостольного святителя Мефодия — пришедшего со Святого Афона греческого монаха, поселившимися на пустынной Почаевской горе. Поросшая густым лесом, со множеством пещер, эта гора стала местом их тайных аскетических подвигов, поэтому с уверенностью можно предположить, что обитель эта существовала едва ли не прежде всех монастырей на Волыни. Но точные сроки, когда на Почаевской горе началась монашеская жизнь, назвать трудно, т. к. в то время в ее пещерах и лесах подвизалось небольшое число монахов, так что монашеской братией в полном смысле слова их назвать нельзя.

После Крещения Руси святой равноапостольный князь Владимир привел на Волынь греческое и болгарское духовенство и принялся за крещение здешних сел и городов.

Видя благочестие князя, здесь могли появиться христианские подвижники, готовые и желавшие скрыть свою святую жизнь в горах и лесах. А после разорения Киева войсками хана Батыя в 1240 г. в пустынные леса, раскинувшиеся вокруг города Кременец, пришли уцелевшие иноки Киево-Печерской лавры. Здесь они находились в безопасности, т. к. татары хоть и несколько раз подступали к городу, но всегда терпели неудачу и потому вынуждены были отступать. Монахи принесли с собой строгий аскетический дух преподобных Антония и Феодосия, благословивших из Киева все русское монашество. Почаев принял их благословение вместе с укладом и устройством монашеской жизни^[29].

Тогда же по преданию произошло и явление Пресвятой Богородицы. Предание гласит, что с началом монголо-татарского нашествия иноки Почаевских пещер, как и вся Русь, молились Божьей Матери, прося Ее заступничества. Однажды ночью один из монахов-подвижников взошел на самую вершину для совершения обычной молитвы. Внезапно он увидел в огненном столпе Пресвятую Богородицу, стоящую на камне. Старец известил о дивном видении другого монаха, и оба с благоговейным трепетом стали взирать на божественное явление.

Это чудо увидели пастух и мальчики, которые пасли под горой стадо. Поспешив наверх, они встретили там монахов, прославлявших явившуюся им Пречистую Деву Марию за благодеяние, которое Она оставила людям на месте Своего явления. Камень, на котором стояла Пресвятая Богородица, растаял, как мягкий воск, и источил живую воду. На камне остался след Ее правой стопы, который с тех пор и по сегодняшний день наполняется прозрачной целебной водой. В этой стопе вода никогда не убавляется, хотя множество паломников для исцеления своих недугов наполняют из нее свои сосуды.

До XVI в. монастырь был небольшой пустынной обителью, в конце же столетия он начал быстро расти за счет тех, кто искал в нем защиты от унии, угроза которой возрастала по мере того как Речь Посполитая (Польско-Литовское государство) усиливала свои стремления подчинить политически и экономически большую часть Украины и обратить православных украинцев и белорусов в католичество. В Почаевском монастыре в то время произошли два события, укрепившие его положение: в 1597 г. он получил в дар чудотворную икону и во главе его встал умный и энергичный настоятель Иов. Таким образом как общежительный монастырь, Свято-Успенская Почаевская лавра начинает свое существование с кон. XVI в., и связано это с именем Анны Гойской — вдовы земского судьи, православной владелицы Почаева и соседних с ним имений. В 1559 г. в ее имении остановился греческий митрополит Неофит, приезжавший на Волынь из-за сильно осложнившихся церковных дел в связи с готовящейся Брестской унией. В знак благодарности за оказанное гостеприимство митрополит подарил Анне Гойской древний образ Пресвятой Богородицы с Предвечным Младенцем, привезенный им из Константинополя.

Эта икона (канон «Умиление») была написана темперой на липовой доске. Первоначально икону покрывал, наподобие ризы, тонкий слой серебра. Со временем эту «ризу» заменили новой — жемчужной, а после пожара 1868 г. — золотой, украшенной драгоценными камнями. Надписи на Почаевской иконе Божьей Матери все славянские. Их на ней десять, так как, кроме лика Пресвятой Богородицы с Предвечным Младенцем на руках, на иконе есть еще 7 миниатюрных изображений святых: по сторонам — святого пророка Илии, мученика Мины, первомученика Стефана и преподобного Авраамия, а внизу — три святых женских лика: великомученицы Екатерины, преподобной Параскевы и святой Ирины.

Икона простояла в домашней молельне Анны Гойской 30 лет, а потом стали замечать, что она излучает необыкновенный свет. Сама же хозяйка, даже увидев образ «в великом свете», почему-то придала этому мало значения, но вскоре благодатная сила Пресвятой Богородицы известила о себе первыми чудесами. Слепой от рождения Филипп Козинский, родной брат Анны Гойской, с усердной молитвой повергся перед святым образом Божьей Матери и во время молитвы получил прозрение. Испытав такое необыкновенное чудо на своем брате, Анна Гойская посчитала и себя, и дом свой недостойными обладать столь великой святыней и решила передать ее в Почаевскую обитель. В 1597 г. она пригласила епископа, созвала священников и иноков, которые с крестным ходом и в сопровождении множества народа перенесли икону на Почаевскую гору и поставили ее в небольшой каменной церкви Успения Божьей Матери. С тех пор чудотворный образ Пресвятой Богородицы является святыней лавры, и чудодейственная сила Царицы Небесной низводит благодать Божью на всех молящихся, кто с верой притекает к Ее образу.

Анна Гойская щедро наделила монастырь всем, что было нужно в то время для его процветания, а предвидя будущее, подчеркнула нерушимость своей «фундушной записи» (завещания): «На содержание их (монахов. — Н. И.) в том монастыре, я наддала на вечные времена так, что это никогда не должно быть нарушено… потомками моими, которые после меня будут владеть тем моим имением Почаевым». Однако уже ее внук и наследник Андрей Фирлей стал судиться с монастырем, которому бабка его даровала ряд своих имений, земельных угодий и доходов. Будучи лютеранином, он после смерти Анны Гойской стал всячески нарушать завещание: чтобы удалить иноков с горы и чтобы вернуть земельные угодья, по его приказанию уничтожали пограничные межевые знаки, сжигали кельи, били монахов, не разрешали им пользоваться водой в имении, запрещали народу приходить на Почаевскую гору на поклонение чудотворной иконе. А в июне 1623 г. Андрей Фирлей послал в обитель вооруженных слуг, которые разграбили монастырское имущество и похитили чудотворную икону с серебряными привесками, на которых были изображены чудеса, сотворенные от нее. Жена Андрея Фирлея, по приказанию мужа одевшись в церковное облачение, явилась на пир с чашей в руках и стала хулить православную веру и чудотворный образ Пресвятой Богородицы. Но едва началось это срамное действо, как на нее мгновенно «напал бес лют, которым она удручаема была долгое время». И только когда испуганный Фирлей возвратил чудотворный образ монахам, прошло у нее «стрясение бесом»^[30].

С возвращением чудотворного образа Пресвятой Богородицы из родового замка Козинских православный народ для поклонения Ей и для получения благодати из цельбоносного источника стопы Божьей Матери стал приходить в монастырь отовсюду, так что Успенская церковь уже не могла вместить всех желающих. Пресвятая Богородица всегда оставалась заступницей древней православной обители. Среди множества чудес, сотворенных Почаевской иконой Божьей Матери, особенно замечательно избавление обители от турок в 1675 г.

Окружив монастырь, враги трое суток осаждали его, грозя полным разорением. Уже были сожжены окрестные монастырские сооружения, убиты двое священников, а в ночь на 23 июля враги решили направить на монастырь «множайшую силу», чтобы предать его огню и мечу. Для защиты своей иноки имели тогда лишь деревянную ограду, и им ничего не оставалось делать, как только уповать на помощь Божью. Рано утром братия и крестьяне, укрывшиеся в монастыре, встали на молитву перед чудотворной иконой Божьей Матери, сама Царица Небесная явилась над Свято-Троицкой церковью вместе с преподобным Иовом и многочисленным сонмом ангелов. Сначала враги приняли их за привидения и начали пускать в них стрелы, но стрелы возвращались назад и ранили их самих. И тогда неприятель побежал, бросив свой богатый лагерь. Многие из турок и татар, бывшие свидетелями этого чудного явления, были захвачены в плен; потом они приняли христианскую веру и остались в обители.

Следующей после Успенского собора по обширности своей и святыне, в ней находящейся, является пещерная церковь преподобного Иова — первого игумена Почаевской лавры.

С ранних лет в нем обнаружилась склонность к духовной жизни, и на 10-м году от рождения он ушел от родителей своих в Угарницкий монастырь Преображения Господня. Ревностное усердие юного подвижника было так велико, что на двенадцатом году жизни он уже был пострижен в монахи с именем Иов.

Слава о его редких добродетелях быстро распространилась по Волыни и Галиции, и на него обратил внимание князь Константин Острожский, по усиленной просьбе которого Иов был переведен в Дубенский Крестный монастырь для устройства братии. Это было около 1582 г., и вскоре дубенские иноки поставили Иова во игумена. В этом сане он подвизался около 20 лет, ревностно охраняя православную церковь от католической пропаганды. Пользуясь поддержкой князя Константина Острожского, он заботился о распространении православия и среди народа и для этой цели держал в монастыре искусных переводчиков и писцов. По свидетельству инока Досифея, игумен Иов и сам «писанием таковых книг упражняшеся».

После кончины князя Иов вынужден был удалиться из Дубенской обители, и около 1604 г. он тайно ушел на Почаевскую гору, где навсегда скрылся в ее пещерах от мирской суеты и треволнений. Здесь он продолжал ревностно бороться с врагами православия, но немало борьбы пришлось ему вынести и с прямыми врагами Почаевской обители. Так, в 1607 г. к монастырю подступили татары, которые немало зла причинили инокам и даже убили одного из них.

Церковь расположена на окраине Почаевской горы — на том месте, где прежде находилось старинное кладбище: по преданию именно здесь сначала и были погребены блаженные останки Иова Почаевского. Прежде чем попасть в эту церковь, надо пройти целую анфиладу лестниц, расположенных в особой галерее, устроенной вдоль горы с западной стороны. Галерея эта усердием лаврских живописцев расписана изображениями «всех русских святых угодников», начиная от святой равноапостольной княгини Ольги до святителя Тихона Задонского. Все святые как бы вместе с вами спускаются в пещерную церковь навстречу Господу нашему Иисусу Христу, написанному с распростертыми объятиями над входными дверями церкви. Вокруг Спасителя летают ангелы, своими ласковыми ликами навевающие тишину и радость в души молящихся.

Природная пещера, в которой преподобный Иов подвизался при жизни, соединена с церковью особой галерей и арками, опирающимися на уступы скалистого грота. В углублении скалы, под нависшими сводами, и почивают святые мощи преподобного Иова Почаевского. Открыты они были в 1659 г., и тогда же их положили в крепкую раку из букового дерева. Сначала святые мощи почивали в Свято-Троицкой церкви, а когда эта церковь была сломана графом Николаем Потоцким^[31], их в 1780 г. перенесли в пещерный храм.

С именем униата Н. Потоцкого, перешедшего в «восточный обряд», связано новое прославление Почаевской обители. Всю свою энергию, до того времени расточаемую попусту, и все свои средства он употребил на ее украшение и благоустройство. На месте древних церквей, лепившихся друг к другу, он построил грандиозный Успенский собор в стиле позднего барокко, ставший центром всего архитектурного ансамбля монастыря. А в живописи собора отразились все события, связанные с историей и прославлением святынь обители.

В октябре 1831 г. решением Русского правительства монастырь был возвращен православным, а через два года Святейший Синод присвоил Почаевскому монастырю наименование Лавры. В этом же году в пещерной церкви мощи преподобного Иова были приняты православными от униатов, а в 1842 г. усердием графини Анны Орловой-Чесменской, известной благотворительницы русских обителей, для них была устроена серебряная рака. На верхней доске ее вычеканено изображение преподобного Иова усопшего — в мантии и схиме. По сторонам от него изображены Пресвятая Богородица в облаках, а перед Ней — преподобный Иов, молящийся на воздухе; вид прежней Свято-Троицкой церкви, над которой последовало это явление, и явление Божьей Матери в столпе огненном двум инокам. Перед мощами преподобного Иова горит неугасимая лампада, пожертвованная графиней.

В 1875 г. над святыми мощами был устроен золоченый деревянный балдахин, возвышавшийся до самой скалы. Но существовала эта рака недолго: к 1888 г. она уже обветшала, поэтому решено было возвести над мощами преподобного Иова новую сень из белого мрамора. Устройство ее поручили итальянскому мастеру Л. Менционе, и уже осенью 1889 г. ее привезли на пароходе из Италии в Одессу, а оттуда по железной дороге доставили в Лавру и в октябре установили над ракой.

С 1831 г. в жизни монастыря начался новый период. Лавра стала пополняться новыми насельниками, и вновь с ранней весны и до поздней осени на Почаевскую гору потянулись богомольцы. В обители продолжилось строительство: с восточной стороны были поставлены святые врата, а в построенном униатами доме устроили архиерейский дом и крестовую церковь во имя апостолов Петра и Павла^[32]. В ней печатали духовную литературу, открыли церковно-учительскую школу, было основано «Археологическое общество», собиравшее древние рукописи, архивы, летописи, старинные иконы и т. д.

Трудами последующих настоятелей и наместников в Лавре поддерживалось строгое благочиние и возводились новые сооружения: церковь во имя преподобного Иова, гостиницы, колокольня, аптека, мастерские, свечной завод… В 1906–1911 гг. в память прежнего храма, построенного в 1649 г., в монастыре по проекту знаменитого зодчего А. В. Щусева был построен большой собор в древнерусском стиле — во имя Живоначальной Троицы.

После Октябрьской революции, когда была создана Польская республика, часть Волыни месте с Почаевым оказалась на польской территории. И католические епископы стали требовать возвращения многих православных храмов, строений и земель. В суд только на одну Почаевскую лавру было подано 724 заявления, но православным тогда удалось отстоять монастырь. Однако с началом перестройки и последующим распадом Советского Союза Свято-Успенская Почаевская лавра вновь сделалась объектом самых различных притязаний.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ ВАЛААМ

В северной части необъятной Ладоги разбросаны большие и маленькие, высокие и пологие, скалистые и поросшие лесом острова. Их более 50, и все вместе они образуют Валаамский архипелаг, на котором в течение нескольких веков располагался православный мужской монастырь.

Пожалуй, ни один из русских островов не отличается так сильно от материка, как Валаам. Россыпи валунов и скалы и на иных островах похожи друг на друга, валаамские же скалы совсем другие. Да и сами острова Валаамского архипелага — голые граниты, только коегде в их трещинах приютится одинокий кустарник. Другие сплошь покрыты лесом, и только внизу у самой воды виднеются голые камни чудного вида.

С какого времени возник на Валааме монастырь — точно неизвестно: по одной версии — еще во времена равноапостольной княгини Ольги, по другой — во времена равноапостольного князя Владимира. Основателем монастыря считается преподобный Сергий, о котором в церковной песне поется, что пришел он сюда от стран восточных в сане священника. Устраивая иночество, преподобный Сергий одновременно распространял и веру христианскую среди язычников; спасался он здесь и окончил жизнь свою в пещере.

После него устройство монашеской жизни на Валааме продолжил преподобный Герман, который тоже пришел от стран восточных. Оба они были великими подвижниками и еще при жизни имели особые дары Святого Духа. Так, они предсказали запустение обители, сбывшееся во время разорения монастыря шведами^[33].

Первое разорение монастыря случилось в XII в. Ожидая нового нападения, монахи перенесли мощи святых Сергия и Германа в Новгород, но уже в 1180 г. вернули их в обитель и скрыли их в глубокой могиле, которую высекли в камне.

До XII в. монастырь назывался обителью Пресвятой Троицы, а уж потом Свято-Преображенским. Произошло это потому, что прежнюю церковь шведы сожгли до основания, и сама обитель долго пребывала в запустении. Когда же монастырь был возобновлен, в нем возвели храм в честь Преображения Господня.

^{Ваалам на рисунке XIX века}

Спасо-Преображенский монастырь со всеми его скитами, рассеянными по Валаамскому архипелагу, омывают бурные воды сурового Ладожского озера.

«В 1371 г. во время сильной бури на Ладоге валаамские иноки спасли человека, который носился по волнам на корабельной доске. Им оказался шведский король Магнус II, который долго и упорно воевал с Россией и хотел обратить русских в католическую веру. Старцы в несчастии короля увидели особый промысел Божий: мирные кущи иноков, убеждения старцев, горькие воспоминания о прошедшей жизни сильно взволновали сердце шведского короля. В своей судьбе он тоже усмотрел промысел Божий и решил присоединиться к монахам, чтобы остаток дней провести с истинной Православной Церковью. Король составил духовное завещание и принял схиму с именем Григорий. Через 3 дня после пострига король-инок скончался, и монахи похоронили его под развесистыми кленами. Это монастырское предание подтверждают и сама могила короля — инока Григория, и его духовное завещание, внесенное в несколько русских летописей. Сами же шведы считаю своего короля утонувшим».

В обители уже в XIV в. были все виды монашества: общежительство, скитское и отшельническое иночество. В разное время здесь подвизались и приняли постриг многие благочестивые иноки, впоследствии основавшие свои монастыри, например, святой Арсений Коневский и святой Александр Свирский. Еще прежде святого Александра Свирского в Валаамском монастыре жил преподобный Савватий — постриженик Кирилло-Белозерского монастыря. Из Валаамской обители он удалился на Соловецкий остров Белого моря — крайний предел русских монастырей на севере. Здесь вместе со старцем Германом, тоже валаамским иноком, он положил начало монашескому житию.

В 1578 г. шведы вновь напали на Валаамский монастырь, и больше 30 благочестивых старцев и послушников погибли тогда мученической смертью. Оставшиеся в живых разбежались по горным лесам и ущельям; монастырь был разграблен, а часть зданий его сожжена. В мае 1595 г. по мирному договору со Швецией обитель была возвращена России, и великий князь Федор Иоаннович (сын Ивана Грозного) повелел возобновить ее на средства царской казны: устроить в ней церковь, трапезу, кельи — и все эти сооружения вновь обнести оградой, а монастырь наделить прежними вотчинами, угодьями и рыбными ловлями. Царь Борис Годунов подтвердил эти жалованные грамоты и сделал в монастырь новые пожертвования. Благодаря щедрым вкладам обитель быстро обустроилась и благополучно просуществовала до 1611 г.

В Смутное время шведы взяли Кексгольм (Корелу), разорили многие места и высадились на Валааме, где все предали огню и мечу. Игумен Макарий и братии, не захотевшие оставить места своих духовных подвигов, погибли мученической смертью. На месте разоренного до основания монастыря шведы поставили свои жилища, думая остаться здесь навсегда. Оставшиеся в живых монахи покинули обитель, но и на чужбине продолжали называть себя так: «Иноки Преображения Спасова и преподобных отцов Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев, монастыря».

Целое столетие Валаам находился в руках иноверцев, пребывая в совершенном запустении. Но как только Петр I вернул северные земли России, архимандрит Кирилло-Белозерского монастыря Иринарх в начале 1715 г. подал доклад о восстановлении Валаамской обители. И уже в марте из Кирилло-Белозерского монастыря было прислано на 11 подводах церковная утварь, серебряные позолоченные кресты, ризы, а также хлебные припасы и разные хозяйственные орудия. В 1717 г. на развалины и пепелище Валаама пришли иноки из Кирилло-Белозерской обители и приступили к возрождению древнего русского монастыря. Они восстановили храмы Божьи и монашеские кельи, но через несколько лет (в царствование Елизаветы Петровны) все деревянные строения погибли от пожара, а последующее восстановление их происходило очень медленно.

Все цари русские много жертвовали и делали в обитель богатые вклады, но при императрице Екатерине II у всех монастырей были отобраны крестьяне, и Валаамская обитель вновь стала приходить в упадок. Долгие годы монастырь был малонаселен, и только в 1785 г. митрополит Санкт-Петербургский Гавриил вызвал из Саровской пустыни старца Назария, славившегося духовной опытностью, и поручил ему наставничество над Валаамским монастырем.

Благодаря государственной поддержке Валаамская обитель стала расширяться, в ней увеличилось число братии. Игумен Назарий имел в монастыре отшельническую келью, в которую удалялся иногда на целые недели, чтобы внимательно углубиться в себя, а потом из собственного опыта и созерцаний черпать наставления для иноков, руководить их к исправлению и совершенствованию себя, как о том говорится в Евангелиях.

В Валаамской обители старец Назарий начал возводить каменные здания, какими они были в его родной Саровской пустыни. Тогда же была упорядочена и внутренняя жизнь монастырской общины, к тому же настоятель принял меры для юридического оформления прав обители на землевладение. При нем же был заложен генеральный план возведения монастырского комплекса.

Но своего наивысшего расцвета монастырь достиг в середине XIX в., когда хозяйство в нем было поставлено на широкую ногу. После смерти отца Назария восстановление Валаамского монастыря продолжил отец Дамаскин, назначенный настоятелем его в 1839 г. Он пригласил на Валаам академика архитектуры А. М. Горностаева и поручил ему проектирование и строительство скитов Всех Святых (Николькского, Предтеченского и др.), а также здания гостиницы и Водопроводного дома. Уже а 1853 г. на месте разобранной часовни была построена каменная церковь во имя Николая Чудотворца — покровителя мореплавателей. Рядом с ней в 1858 г. был возведен двухэтажный келейный корпус и разбит огород.

При отце Дамаскине было налажено монастырское хозяйство, проложены хорошие дороги, построены деревянные часовни, амбары; установлены деревянные и каменные кресты. Заработали кожевенный, смолокуренный, гончарный и кирпичный заводы; кузнечная, солярная, иконописная мастерские; на других островах были открыты каменоломни, добываемый из которых камень шел на строительство зданий, скитов, колодцев, пристаней. На островах Валаамского архипелага монахи добывали уголь, ежегодно выгоняли до 600 пудов смолы; в монастыре были устроены фотографическая и иконописная мастерские, больница, аптека, богатая библиотека… Занимались братии и цветоводством, украшая цветами сады, газоны и жилье.

«Аромат цветов чувствовался в воздухе по весенним вечерам. Садовой ромашкой, переплетенной стеблями вьюнков, облагораживали даже берега внутренних водоемов… Прекрасный сад представляло собой „Новое, или Игуменское кладбище“ монастыря, где розы, лилии и сирень росли как в джунглях».

Чтобы увеличить запасы рыбы в местных водоемах, монахи построили каналы, соединившие 10 внутренних озер между собой и с Ладогой. Монастырский образ жизни и отлаженное хозяйство обители вызывали восхищение всех, кто бывал на Валааме. Известный писатель И. Шмелев в своих путевых очерках писал: «Валаам — точно маленький промышленный городок, убежавший от мира и разбросавший свои постройки на скалах среди лесов и проливов, на неспокойных водах неприютной Ладоги».

В 1887–1892 гг. архитектором Н. Д. Прокофьевым был возведен грандиозный Спасо-Преображенский собор с колокольней, высота которой равняется почти 70 метрам. Ее было прекрасно видно отовсюду, по какой бы дороге вы ни подходили к монастырю.

Распоряжениями игумена Дамаскина расцвет монастыря везде был отмечен клеймами и знаками, поставленными на крестах и оградах, а то и просто на скале. Например, на колонне кованой решетки, которая идет вокруг апсидной части собора, видны буквы: «Труды братии Валаам монастыря 1892». А вот знак на одной из скал: «Сия дорога сделана 1863»; неподалеку от нее находилось жилище игумена Дамаскина, в котором он уединялся…

В прошлом туристы и паломники не наносили ущерба Валламу. На острове запрещалось рубить деревья, охотиться, нарушать птичьи гнезда. И хотя туристы имели большую свободу, чем богомольцы, но и для них существовали определенные правила. Им запрещалось свободное передвижение по острову и посещение скитов, но с разрешения игумена они могли получить лошадей с коляской, лодки с веслами и сопровождающего монаха, который давал им путевую информацию и одновременно зорко следил, чтобы туристы не нарушали порядок.

Еще в 1812 г. Выборгскую губернию, в том числе и Валаамский монастырь, император Александр I присоединил к Финляндскому княжеству Российской империи. А после провозглашения независимости Финляндии 31 декабря 1917 г. острова Валаамского архипелага отошли к Финляндии, в границах которой оказалась и Валаамская обитель.

В 1939 г. разразилась советско-финская война, и 5 декабря над островом появился первый самолет. Игумен Нестор (Яков Кисленков) в своей книге «В иных пределах» пишет:

«Мы, монахи, прожившие здесь по 40 лет, а иные и более, очень редко бывали в больших городах да и газеты мало кто читал; а если и читали, то вряд ли толком понимали происходящее, поэтому у нас создавалось весьма смутное понятие о самолетах… Первый самолет сбросил бомбу на конюшню, которая тогда была пустой, так как лошади находились на работе. Но все же одну лошадь ранило, а другую убило.

Вскоре самолеты стали показываться над монастырем все чаще, да и финские военные оборудовали на колокольне наблюдательную вышку. Это еще более стало раздражать советских летчиков, и они начали сбрасывать зажигательные бомбы, и братии не успевали тушить их.

4 января в 12 часов дня над монастырем появилось 15 самолетов, которые начали немилосердно громить собор и братские корпуса. Это было так неожиданно, что на некоторых повлияло психически. Более слабодушные разбежались, а пожары возникали то тут, то там. Собор богохранимый остался цел и невредим — только одна бомба попала в купол, но большого вреда не принесла…»

Монастырское начальство, уезжавшее в город, вернулось в этот день только в 10 часов вечера. Оставшаяся братия по распоряжению финского военного командования должна была покинуть святую обитель. «И было печально смотреть, — пишет игумен Нестор, — как полубольные суетились со своими узелками. Некоторые не могли вскарабкаться и беспомощно ждали, кто бы им помог влезть в кузов» (грузовика. — Н. И.)^[34].

В 1944 г. в монастырских кельях поселили людей; были устроены почта, больница, детский сад, а на монастырской ферме завели коров.

После 1945 г. на острове начал действовать Дом инвалидов Великой Отечественной войны.

Реставрационные работы начались на Валааме в 1980-е гг. Но, как это часто бывает, многое оказалось непродуманным, что вызвало резкий протест местных жителей. Больше всего люди противились строительству дизельной электростанции мощностью 15 000 квт, требующей 10 000 тонн мазутного топлива в год. И это на острове с уникальной природой, на котором произрастает почти половина всех растений Карелии! Лес, преимущественно сосновый, ни в какие времена не подвергался сплошной вырубке, потому что он бережет Валаам, его людей, животных и растительность от шквальных ветров Ладоги.

К тому же на Валааме есть сосны, которые с полным основанием можно назвать историческими. До сих пор стоит на берегу тихого лесного озера Сисиярви сосна, которую читатели наверняка помнят по картине И. Шишкина «На севере диком». Растет она на полянке у обочины дороги, ведущей к Белому скиту; растет совершенно одна, и потому могучая и гордая красота ее видна еще издали…

Летом 1987 г. без предварительной экспертизы были начаты работы по возведению грузового причала. А потом выяснилось, что до дна Монастырской бухты не докопаться, т. к. вместо ожидаемого твердого основания оно покрыто многовековым слоем илистых отложений…

Интерьер самого грандиозного сооружения на Валааме — СпасоПреображенского собора — почти не сохранился, но еще в 1970-е гг. можно было видеть стены, столбы и своды храма, расписанные библейскими сюжетами. Реставрация началась с остекления окон, но отопительные и вентиляционные системы при этом не были восстановлены. В результате в соборе нарушился температурно-влажностный режим, и по стенам потекли ручьи, разрушившие живописные картины.

Но есть на Валааме и завершенные объекты: три часовни, Успенская церковь Гефсиманского скита, переоборудованный под жилье бывший смоляной завод.

Ставропигиальный Спасо-Преображенский Валаамский монастырь был возрожден 29 сентября 1989 г. — в день памяти святого апостола Андрея Первозванного, который, согласно преданию, в свое время посетил остров Валаам.

«Однажды, после купания в Волхове, заболел сын новгородского князя, и все тело мальчика покрылось струпьями. Ему предсказали, что он излечится кровью чужеземца, поэтому каждого десятого, проезжавшего по Волхову, убивали. Задержали и шедшего на ладье апостола Андрея Первозванного, но он исцелил несчастного крещением и причастием — Кровью и Телом Христовыми».

Потом апостол прибыл на Валаам, где уже в I в. утвердил на скалах Крест Христов…

В МОНАСТЫРЯХ ЭФИОПИИ

Библия, летописи и египетские Книги говорят о существовании Эфиопии за 1500 лет до Рождества Христова. Когда христианство пришло на эту землю, здесь было богатое и сильное государство. Первыми проповедниками веры Христовой были апостолы Фома и Филипп и евангелист Марк, но сначала христианство много страдало от язычников.

^{Уникальный монастырь, целиком вырубленный в скалах}

В IV в. жители Тира предприняли в экспедиции Меропия путешествие в Эфиопию. Сначала плавание проходило благополучно, но в Красном море внезапно разразилась сильная буря, выбросившая путешественников на берег. Местные жители убили всех, кроме двух юношей — Фрументия и Эдессия, которых продали Аксумскому царю. Сначала их заподозрили в недобрых намерениях, но вскоре убедились в их невиновности и отпустили. Оба они много потрудились для распространения в Эфиопии света веры Христовой, а Фрументий впоследствии был поставлен епископом Эфиопской церкви. Благодаря его неустанным трудам христианство из Аксума распространилось по всей Эфиопии.

В IV в. аксумский царь Эзана ввел христианство в качестве государственной религии, и уже в начале VI в., как пишет в своем исследовании С. Б. Чернецов, в стране появились монастыри. Основателями их считаются египетские и сирийские монахи, бежавшие на рубеже V–VI вв. из Византийской империи, когда там начали преследовать монофизитов. В Аксумском царстве они нашли и убежище, и широкий простор для деятельности, а роль самих монастырей в деле христианизации Эфиопии, начиная с аксумских времен, была поистине огромной.

Монастырский устав был очень строгим, но некоторые эфиопские монахи все равно считали жизнь в монастыре роскошной и потому уходили в отшельники. Они жили просто, чтобы ничто не отвлекало их от служения Господу, и верили, что служить Богу можно и созерцая природу, потому что она — книга, написанная Им Самим. Поэтому эфиопские иноки никогда не нанесут вреда ни растению, ни даже камню…

В VII–VIII в. Аксумское царство, отрезанное от Красного моря, а следовательно, и от торговли, пало. Не стало городов, в которых сосредотачивались власть, ремесла, торговля, религиозный культ, образование и культура. Центром политической власти вместо прежней столицы стал походный лагерь царя, что было вполне обычным явлением и в раннефеодальной Европе. «Управлять государством, сидя во дворце, было невозможно. Чтобы держать страну в руках, приходилось беспрестанно разъезжать по ней во всех направлениях».

Торговля в Эфиопии перешла в руки странствующих мусульманских купцов, ремесло пришло в упадок и стало обслуживать только нехитрые потребности земледельцев. В этих условиях эфиопским монастырям пришлось взять на себя функции, которых они не знали во времена Аксумского царства. Во-первых, надо было христианизировать языческие земли юга страны, т. к. Эфиопия этого времени была страной «блуждающих столиц». И монахи бесстрашно двинулись в глубь языческих территорий, где начали возводить обители и просвещать местное население верой Христовой. Белое духовенство было им тогда плохим помощником, потому занималось совершением богослужений в уже возведенных храмах и обслуживало религиозные нужды уже своей христианской паствы.

Во-вторых, на монастыри легла обязанность по организации высшего богословского образования школяров. При местных церквах малолетние ученики, которых называли «псалтырными чадами», выучивались читать Псалтырь, иногда еще и писать. При некоторых монастырях существовали еще и «школы литургии», в которых молодых людей готовили к принятию сана и исполнению обязанностей иерея и диакона. Таким образом, это было образование, которое молодой эфиоп получал, не покидая родного края.

Однако Церкви нужны были и квалифицированные мастера хорового пения, которым в Эфиопии сопровождались все ритуальные действия и танцы. Нуждалась Церковь и в знатоках церковного календаря, канонического права, патристики и т. д. Предоставить все это могли только монастыри и богатые соборы, которые располагали большими библиотеками и могли содержать штат ученых преподавателей. Однако подобных соборов было мало, к тому же благосостояние их зачастую оказывалось переменчивым, поэтому задачи организации высшего богословского образования в Эфиопии и выпали на долю монастырей, располагавших для этого большими возможностями. Царь и знать из-за кочевой жизни не могли иметь значительные книжные собрания, и если они заказывали переписать книгу, то не для себя лично, а чтобы подарить ее храму или монастырю. И заказывали они чаще всего такие книги, в которых те действительно нуждались: для новых церквей и монастырей — напрестольные Евангелия, для старых — требники и служебники, жития святых и др. Книги Ветхого и Нового Заветов, писания Святых Отцов Церкви и монашеские правила попадали в монастыри, где имелись отделения высшей богословской школы. В последних не только переписывали и сохраняли произведения официальной историографии, но и создавали собственную историографическую традицию.

Образование в обителях было бесплатным, но ученикам приходилось уходить из отчего дома, причем иногда навсегда. Нередко родители были «против», не отпускали сыновей, потому что многие из студентов высшей богословской школы постригались потом в монахи и домой, естественно, уже не возвращались. Следует отметить и тот факт, что многих молодых людей манило не только желание продолжить учебу, но и романтика странствующей жизни.

С вступлением школяра в монастырь одеждой его становилась накидка из овечьей или козьей шкуры, пищей — собранные в дороге, а потом поджаренные зерна. На ремне через плечо у них висела сумка для подаяний, сплетенная из пальмовых листьев. Жизнь странствующего школяра была нелегкой: во время сбора подаяний их часто кусали собаки, они страдали и от голода, и от ночного холода; многие болели чесоткой и «куриной слепотой», которую даже называли «болезнью школяров». Многие из них, и ослепнув, продолжали учебу, поэтому слепой ученый с феноменальной памятью — нередкое явление среди богословов Эфиопии. Иногда именно такие незрячие получали титул «четырехглазого» — высшую степень богословской учености.

На получение полного образования требовалось 30 лет, но в одном монастыре получить его было невозможно, и школяры переходили из одной обители в другую, обходя порой чуть ли не всю страну. Так они избавлялись от областной привязанности, столь характерной для феодальных отношений, и учились мыслить уже в масштабах христианского царства. Кроме того, «назраци» — грамотные монахи в праздничные дни, по окончании литургии, часто выступали в церковной ограде с длинными поучениями. Поэтому праздники у эфиопов проходят большей частью в молитвах, а дома — в чтении Священного Писания, оттого народ эфиопский — богомольный, миролюбивый и милосердный.

В высших монастырских школах изучались богословие, древнеэфиопский язык «геэз», письменность и другие науки. Грамматика языка очень сложная: азбука его состоит из 34 букв, но каждая буква имеет до 7 и более переходов в соответствующий звук к известному слогу. Так, от буквы «б» к «в» насчитывается около 20 переходов. Есть в нем много звуков, которые нам вообще трудно уловить, а всего существует 260 звуков с различными оттенками.

Первым из всех монастырей с высшей богословской школой являлся Гандар, в котором были школы всех направлений: «дуга, мацгаф, макаон, кидасси» и др. Последняя являлась литургической, и в ней изучали объемистую книгу, содержащую 14 литургий, которые совершаются в эфиопских храмах. Школа «кидасси» была и местом приуготовления священников, поэтому она часто называлась Эфиопской семинарией.

Получивший полное богословское образование обладал большим авторитетом и мог занять высокий пост в церковной иерархии — стать настоятелем большого собора или даже монастыря.

Другой системы образования в Эфиопии тогда не было, поэтому «монастырские университеты» готовили кадры не только церковные, но и для светской администрации. Людей, получивших такое образование, нередко приглашали и на государственную службу — учителями царских детей, официальными историографами, духовниками, личными секретарями и разного рода чиновниками, включая и членов Верховного суда.

СРЕДНЕВЕКОВОЕ АББАТСТВО КЛЮНИ

Время наибольшего могущества Франкской империи приходится на правление Карла Великого (768–814), ставшего героем многих легенд и сказаний. Современников поражали его кипучая и неутомимая энергия, способность вникать во все детали управления государством — в дела административные, военные^[35], хозяйственные, дипломатические и т. д. По описаниям современников, Карл Великий был огромного роста, крепкого телосложения и для своего времени человеком образованным: он интересовался многими вопросами науки, знал латинский и греческий языки, хотя писать и не научился.

В результате многих завоевательных походов владения Франкского государства значительно расширились. На юго-западе они доходили до Барселоны и среднего течения реки Эбро, на востоке — до Эльбы, Богемских гор и Венского Леса, на юге включали значительную часть Италии. Однако за внешним благополучием империи скрывалась ее внутренняя слабость и непрочность. В состав Франкского государства входили различные племена и народности, стоявшие на разных уровнях социально-экономического и культурного развития (саксы, фризы, баварцы, алеманы, баски, кельты и др.).

^{У входа в аббатство Клюни}

По существу все войны Карла Великого велись за распространение христианства, и само Франкское государство строилось на основе христианских ценностей. Это ясно было выражено и в его законодательстве, в котором были оговорены нормы не только права, но и морали. Но каждая из территорий, населенных определенными племенными группами и народностями, жила своей внутренней жизнью и без постоянного военного или административного вмешательства не хотела подчиняться власти завоевателя. С течением времени удерживать завоеванные территории становилось все труднее, поэтому неудивительно, что через 30 лет после смерти Карла Великого его империя распалась.

Середина IX в. отмечена еще и упадком западного духовенства, когда после распада империи Карла Великого наступила пора феодальных междоусобиц, которая привела к глубокой деградации светских кадров Церкви. Даже папство зачастую было игрушкой в руках местной аристократии. Престол Святого Петра порой занимали отпрыски знатных родов, которые видели в нем лишь средство, чтобы жить в роскоши и разврате.

Почти везде местные сеньоры назначали епископов и аббатов, выбирая их из членов семьи, если только те не находили для себя более выгодного поста. Поэтому епископы, которых называли «светскими аббатами», если и были вполне компетентны в вопросах религии, то слишком часто основной их заботой становилось вовсе не духовное развитие паствы. Не думая о своем пастырском долге, они вели себя так же, как их братья, оставшиеся в миру. Оделон, второй аббат Клюни, говорил об этом прямо: «Руководители Церкви одержимы плотскими желаниями; их распирает гордыня, снедает жадность, расслабляет похоть, мучает злоба, обуревает гнев, раздирает несогласие, извращает зависть, убивает роскошь».

Возрождаться западные монастыри начали с Х в., и началось это движение в Клюни, где Гийом Благочестивый — граф Овернский и герцог Аквитанский — владел доменом. Будучи «благочестивым», он решил обновить монастырь и сделать его образцовым, для чего призвал аббата Бернона, которому и доверил Клюни. В документе говорилось, что монастырь освобождается от всякой светской и духовной юрисдикции и будет подчиняться только Святому престолу. Другие монастыри в той или иной степени зависели от сеньора или короля, контролировавших их доходы и назначавших по своему усмотрению монахов, которые должны были управлять обителями. Новое же аббатство должно было быть защищено от коррупции, и аббат Бернон и его последователи постарались из этой счастливой независимости извлечь максимум преимуществ. Это им вполне удалось, так как монахи Клюни довольно скоро прославились суровостью жизни, а также пышностью и великолепием своих богослужений.

По примеру Клюни начали реформироваться и другие монастыри, принимавшие зависимость от клюнийского аббата, который, таким образом, превратился в «главу ордена». В конце XI в. в Европе уже насчитывалось 1450 аббатств и приоратов, подчиненных Клюни; в них жило около 10 000 монахов.

Жизнь аббатов в то время не ограничивалась стенами монастыря, которым они руководили. Значительную часть времени занимали путешествия и поездки, т. к. настоятели навещали властителей, жаждавших их совета. Аббаты Клюни (в частности, аббат Майель) общались со всеми правителями своей эпохи: с королем Бургундии, Оттоннами и др. Аббат Майель был другом Гуго Капета, который отказался от титула «светского аббата» Мормутье и просил Майеля восстановить эту обитель. Одилон, ставший аббатом Клюни в 1000 г., не уставал мерять шагами Францию, Бургундию, Аквитанию, Италию…

Аббаты крупных монастырей относились к числу наиболее известных и наиболее влиятельных людей своего времени, и это стало возможным в результате их основной деятельности — проведения монастырской реформы. Целью ее было утверждение в монастырях (в несколько измененном виде) устава, выработанного святым Бенедиктом Нурсийским и дополненного святым Бенедиктом Ангианским.

Святой Бенедикт Ангианский основал в своем имении в Лангедоке монастырь, который прославился строгостью и полнотой исполнения устава Бенедикта Нурсийского. В 817 г. на Ахенском соборе был принят составленный им статут для монахов (из 80 пунктов), и один из этих пунктов гласил: «Утешать бедных, одевать нагих, помогать несчастным, поддерживать сокрушенных сердцем». И принцип этот, соответствовавший духу Евангелий, в полной мере воплощался в благотвори тельной деятельности монахов аббатства Клюни.

Особенно тесно с благотворительностью был связан монах, раздававший милостыню. Он должен был принимать бедных путешественников и паломников, странствующих священников и монахов и особенно бедняков, просивших пищи и приюта на несколько дней. Для этих целей предназначался специальный странноприимный дом, возведенный вне стен монастыря. Каждый, кто останавливался в обители, получал из монастырской пекарни хлеб, а когда странник уходил, ему давали хлеба и в дорогу. При приходе и уходе его угощали вином в том же количестве, какое полагалось монаху. С разрешения аббата раздатчик милостыни (елемозинарий) должен был приводить в трапезную бедных священников, путешествующих пешком, если встречал их на дороге. Для них в особой миске сберегалось то, что оставалось от ужина монахов, а также выделялось некоторое количество вина. Им также приносили крепкий посох из самшита.

Раздатчик милостыни должен был знать о всех нуждающихся в округе, для чего один раз в неделю ходил в деревню и расспрашивал людей. Во всех клюнийских монастырях, располагавших достаточными средствами, он каждый день раздавал еду беднякам. В самом Клюни каждый день готовили 12 «пирогов» (ржаных хлебов), каждый из которых весил 3 ливра, для раздачи детям, убогим и старым людям. В дни, когда монахи получали «генеральную» (дополнительную) пищу, для бедняков жарили мясо. Если кто-то из монахов умирал, его доля пищи в течение 30 дней раздавалась как милостыня.

Одежду, которую монахи носили в течение года, потом тоже раздавали бедным. Но этим уже заведовал монастырский эконом, полномочия которого были шире, чем у раздатчика милостыни. Он же выдавал монахам по 2 денье, которые каждый должен был в Святую субботу отдать какому-нибудь бедняку, предварительно омыв ему ноги.

Между собой монахи аббатства Клюни должны были соблюдать заповедь молчания, зато в обществе тех, кому давали приют, они становились словоохотливыми. И то, о чем они говорили, потом разносилось их гостями по разным краям. Так что можно сказать, что монахи во многом формировали общественное мнение того времени на всех уровнях социального общества, но в основном все-таки в низших его слоях.

Большое место в таких разговорах занимали рассказы о чудотворной силе покровителей монастырей, о совершенных ими исцелениях, воздаяниях за благочестивую жизнь и наказаниях для грешников. Святые были неотделимы от Бога, от имени Которого они совершали чудеса. Таким образом, мысль о том, что чудеса совершаются Иисусом Христом, а святые — Его посредники, постоянно высказывалась клюнийскими монахами. И идея вечного Бога — единственного и всемогущего, Который прощает грешников и поощряет благочестивых — постоянно распространялась среди населения.

Во всех средневековых обителях Западной Европы наблюдалась склонность монахов к безмолвию и желание соблюдать его повсюду. Но так как совместная жизнь предполагает общение, то, чтобы не нарушать безмолвия обители, монахи использовали либо деревянную дощечку, покрытую воском^[36], либо язык жестов. Так, в аббатстве Клюни (по словам Л. Мулена) насчитывалось 35 жестов для описания еды, 37 — для людей, 22 — для одежды, 22 — для богослужений и т. д. Чтобы «обозначить», например, молоко, монах клал мизинец в рот, как делают дети. Для «обозначения» хлеба большим пальцем руки рисовали круг, прижав к этому пальцу два других.

Язык жестов не был одинаковым для всех монашеских орденов, и потому язык жестов аббатства Клюни не был понятен в других обителях. В Клюни «говорили», например, «горчица», прижимая первую фалангу мизинца к большому пальцу; монахи же других монастырей для обозначения «горчицы» помешивали пальцами одной руки в другой руке, собранной в горсть, что обозначало соус, приготовляемый поваром…

Переписывание рукописей в массовом сознании до сих пор предстает как наиболее типичная повседневная работа монахов, и действительно, до XIII в. книги переписывались исключительно монахами. Переписывать Евангелие, Псалтирь или Молитвослов поручалось наиболее благочестивым монахам, и хотя в день они переписывали не более 5–6 страниц, в монастырях со временем составились богатые библиотеки. В XII в. говорили: «Монастырь без книг, что гарнизон без продовольствия». А так как книги были очень дорогими, то в аббатстве Клюни (а также и в других) их приковывали цепями. И если аббатству грозила опасность, то именно книги нужно было спасать в первую очередь…

ВЕЛИКАЯ ЛАВРА АФАНАСИЯ АФОНСКОГО

Лавра святого Афанасия Афонского расположена на южной оконечности Афонской горы и занимает пустынное, но прекрасное место. Освящено оно было еще подвигом греческого полководца Петра, который в начале IX в. попал в плен к персам и был заключен ими в темницу в городе Самаре. Освобожденный из неволи чудесным заступничеством святого Николая Угодника, он принял в Риме иноческий сан и ршил найти уединенное место, чтобы провести остаток дней своих в посте и молитве. В дивном видении Пресвятая Богородица указала Петру на Афонскую гору, где он и поселился в тесной пещере. Много претерпел он скорбей и горя, и после 53 лет пустынножительства отошел к Господу. В 956 г., через несколько лет после смерти Петра, сюда пришел святой Афанасий.

^{Афанасий Афонский}

«Он родился в малоазийском городе Трапезунде в семье благородных и благочестивых родителей. Но уже через несколько дней после рождения остался сиротой, и его взяла на воспитание одна благочестивая вдова, которая и научила мальчика (когда он немного подрос) посту и молитвам. Случившийся в Трапезунде царский чиновник взял его с собой в Константинополь, где мальчик получил прекрасное образование, а потом и сам стал наставником в училищах. И так он преуспел в этой должности, что сделался известным самому императору. Но избегая мирских почестей и будучи склонен к иночеству, он удалился сначала в Кименскую обитель к преподобному Михаилу Малеину, от которого и принял постриг. Затем тайно ушел на Святой Афон под именем неграмотного Варнавы, однако и здесь его вскоре узнали».

Любя уединения, святой Афанасий ушел в пустыню, далеко от жилищ других отшельников, построил себе на лесистом холме келью и стал подвизаться в безмолвии. Но слава о нем распространялась быстро, и вскоре о нем узнал бывший его друг, а теперь император Никифор Фока. Он прислал святому Афанасию много сокровищ и умолял его устроить на Афоне кельи для совместного их жительства. Долго не соглашался отшельник покинуть свое уединение, но со временем уступил просьбам именитого друга и построил для него сначала монашескую келью с небольшим храмом во имя Иоанна Предтечи. Потом стал строить у подножия Горы большую церковь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы с тремя мраморными столбами и прекрасным помостом. Но окон в храме мало, поэтому он несколько темноват от множества притворов. Одновременно с церковью святой Афанасий устроил множество келий для собиравшейся вокруг него братии, трапезу, больницу, странноприимный дом — все, что нужно для монашеской жизни.

Когда строительство было закончено, святой Афанасий по подобию древних палестинских общежитий учредил общежительный монастырь, а устав иноческого житья взял из лавры Саввы Освященного. Так появился на Святом Афоне первый иноческий общежительный монастырь.

Вторым благодетелем Лавры, после императора Никифора Фоки, был его преемник Иоанн Цимисхий. Он тоже дал много средств, укрепил обитель высокими стенами и крепкими башнями. А между тем изза нововведений на Святой горе другие старцы вознегодовали на святого Афанасия, увидев в нем разорителя древних уставов пустынного и безмолвного жития. Недовольные старцы послали в Константинополь просить императора Иоанна Цимисхия удалить с Горы святого Афанасия и разрушить все здания его обители. Для решения спора император вызвал к себе святого Афанасия и после многих бесед убедился в личных его достоинствах. Он послал на Святую гору игумена Студийского монастыря, чтобы тот примирил всех, что и произошло на чрезвычайном собрании настоятелей всех афонских монастырей. С согласия успокоившихся старцев и по просьбе императора, был написан новый устав для будущего руководства всего Афона, его киновий и отдельно живущих отшельников.

С тех пор, с 972 г., лавра святого Афанасия стала процветать. А сам он так прославился благочестием и даром чудотворения, что к нему спешили не только простые иноки. Многие вельможи, покидая мирское величие свое и знатность свою, стекались на Афонскую гору искать душевный покой и отраду. Даже настоятели монастырей оставляли свои обители и поступали под руководство святого Афанасия.

Во время крестовых походов Великая лавра сильно пострадала от рыцарей, которые грабили побережье Средиземного и Архипелажского морей. В царствование императора Михаила Палеолога обитель Афанасия Афонского приняла унию, и гром небесный поразил ее. Монастырь был разрушен, и хоть не совсем запустел, но пришел в бедственное состояние, особенно после падения Константинополя в 1453 г. Такое положение сохранялось в Великой лавре почти до XVII в., а потом щедротами господарей Валахии она опять пришла в прежнее цветущее состояние.

Великая лавра представляет собой как бы небольшой городок с улицами, тротуарами, фонтанами и прекрасными кипарисами. Особенно красуются среди монастырского двора два кипариса-великана, которые по преданию посажены самим святым Афанасием, так что теперь им более 1100 лет. Великая Лавра была богаче других афонских обителей: она владела обширными земельными участками, а также многими метохами внутри полуострова. Она считается главной обителью Святого Афона и превосходит остальные в церковном устройстве и управлении. Кроме больницы и дома для престарелых, в ней были еще и архондарики (комнаты для гостей), в которых паломники всех званий и состояний жили 3 дня за счет монастыря.

Вне Лавры во все стороны простираются ее владения: множество пустыннических келий с малыми церквами при них и уединенных келий. На монастырской земле стоят два скиты — святой Анны и Кавсакалива, во владениях этого монастыря находится и сама Святая гора Афон.

Относится к Великой лавре и замечательное место Каруля — самая безмолвнейшая пустынь на Святой горе. Она расположена на отвесной прибрежной скале (на высоте около 300 м над уровнем моря) на южной стороне Афонской горы. На скале устроена церковь в честь великомученика Георгия Победоносца, при которой есть несколько келий. Путь к этой пустыне не только труден, но и опасен; чтобы добраться до этого места, в некоторых местах надо уцепиться за камень и даже повисеть над бездной. Около 80 метров приходится спускаться по веревке, цепляясь ногами за обрывистую каменистую стену. Здесь подвизаются самые строгие отшельники, достигшие последней степени самоотвержения. Продовольствие они получали из монастырей, но в основном его поставляли проходившие мимо Святой горы христианские корабли и рыбацкие лодки, для чего каждый иноки день спускали со скалы корзину.

Соборный храм, посвященный вначале Благовещению Пресвятой Богородицы (а ныне в честь основателя обители), возведен из дикого камня и увенчан тремя главами. В храм ведет внешний притвор, украшенный мраморными колоннами; прежде на хорах притвора находились келейная церковь святого Афанасия, его библиотека и сама келья, в которой можно увидеть на мраморе глубокие следы от его коленопреклонений. Потом следует внутренний притвор между двумя приделами, тоже украшенными мраморными колоннами. В одном из приделов, около стены, находится мраморная гробница святого Афанасия, мученически погибшего под развалинами при возведении нового храма. На гробнице лежит покров с вышитым ликом его, рядом стоят два железных посоха — пастырский и тот, который он брал в путешествия.

В Великой лавре хранится много святынь и реликвий, и одна из них — икона Божией Матери, именуемая Кукузелиса. Названа она по имени Иоанна Кукузела, которого любили при дворе императора Алексея Комнена за красоту и замечательный голос. Сам же он тяготился мирской жизнью и поэтому решил уйти в монастырь. И сделал это после того, как его пленил рассказами о Святой горе приехавший в Константинополь игумен Великой лавры. Тайно от императора Иоанн Кукузел ушел на Афон в Лавру, но в изодранных лохмотьях он не был узнан игуменом, который видел его при дворе в роскошных одеждах.

Иоанну назначили послушание быть пастухом, которое он принял с покорностью. Вознося в уединении хвалы Богу, он был уверен, что его никто из людей не слышит. Но живший неподалеку анахорет был поражен его чудным голосом и поспешил рассказать об этом игумену Великой лавры.

Когда Кукузела призвали в Лавру, радости настоятеля не было предела. Он хотел дать Иоанну другое послушание, но тот слезно упросил оставить ему прежнее. Вскоре он выстроил себе келью неподалеку от Лавры и церковь во имя Святых Архангелов, а в праздничные дни и в воскресенье приходил в обитель и услаждал иноков своим ангельским пением. Однажды Иоанну Кукузелу явилась во сне Божия Матерь и сказала: «Радуйся, Иоанн, чадо Мое! Пой Мне и не оставлю тебя», — и положила в руку червонец, с которым он и проснулся.

Другой святыней Лавры является икона Божией Матери Экономиссы.

«Как-то в обители случился голод, и братия разошлась в разные стороны. Поколебавшись духом, решил уйти и святой Афанасий, чтобы найти другое место для своих подвигов. Опираясь на свой железный посох, вышел он утром из обители и отправился в путь, а через два часа путешествия решил отдохнуть. Только он захотел присесть, как встретилась ему женщина под голубым воздушным покрывалом и стала упрекать за неверие в промысел Божий. А потом приказала вернуться в обитель, пообещала помочь в их горе и впредь заботиться о Лавре.

Святой Афанасий спросил незнакомую женщину, кто она, и услышал в ответ, что Она — Матерь Божия. Тогда он стал просить знамения в подтверждение Ее слов. „Видишь этот камень, — сказала Пресвятая Богородица. — Ударь в него твоим жезлом, и тогда узнаешь, Кто с тобой говорит. Только знай, что с этой поры Я навсегда остаюсь домоправительницей (Экономиссой) твоей Лавры“.

Как только святой Афанасий ударил в камень, из трещины тотчас забил источник и понесся по склону к самому морю. Святой Афанасий обернулся, чтобы пасть к ногам Приснодевы Марии, но Она уже стала невидимой. А тот ключ с чистой водой до сих пор струится…»

БОЛГАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ ЗОГРАФ

Монастырь Зограф расположился в ложбине на западной стороне Афонской горы. Место это очень красивое и живописное: кругом горы с богатой растительностью, зеленеющие долины и сады, поляны и шумящие потоки. Основание обители восходит ко временам еще более ранним, чем даже устроение лавры святого Афанасия. Основали монастырь три родных брата — Моисей, Аарон и Иоанн, происходившие из царского рода императора Юстиниана. Прибыв в 919 г. на Святую гору из Болгарии, они сначала поселились в глубоком уединении в кельях на отдельных столпах, неподалеку друг от друга. Затем братья построили небольшую церковь, но не могли прийти к согласию, какому же святому ее посвятить. Поэтому они стали усердно молиться, чтобы Бог указал, кому посвятить храм. Придя утром в церковь, они увидели, что на приготовленной доске написан образ святого Георгия. Обрадованные столь явным благоволением Господа, братья устроили монастырь в честь святого Георгия и назвали его Зограф (Живописец). По этому поводу сохранилось предание, рассказанное игуменом Фануиловой обители, находившейся в Лидде Палестинской — на родине Георгия Победоносца.

^{Зограф — это тоже Афон}

«Однажды напавшие на Палестину варвары подошли близко к обители, чтобы разграбить ее. Но икона с образом святого Георгия на глазах у изумленной братии поднялась с места и скрылась в неизвестном направлении. Огорченные монахи пали ниц и стали усердно молиться Богу, чтобы Он открыл, куда скрылась икона. И святой Георгий явился во сне игумену: „Не печальтесь обо мне: я нашел себе храм в жребии Божией Матери — на Афоне. Если угодно вам, то поспешите туда, ибо гнев Божией готов разразиться над Палестиной“. Иноки вместе с игуменом немедленно собрались и отправились на Святую гору, где поселились в Зографе и нашли там оставивший их образ святого Георгия уже на новой доске».

Когда весть о новой чудотворной иконе достигла Константинополя и соседних стран, благочестивый император Лев Премудрый и болгарский царь Иоанн пришли поклониться святыне. Царскими грамотами они утвердили основное владение нового монастыря и пожертвовали в него богатые вклады и приношения.

На лике святого великомученика Георгия виден небольшой бугорок: рассказывают, что это — часть пальца одного греческого епископа, усомнившегося в самонаписании иконы. Эта икона находится при колонне правого клироса монастырского храма, и при такой же колонне, но уже с левой стороны, стоит другая икона — тоже с образом святого великомученика Георгия. По преданию, вторая икона приплыла по морю из Аравии и остановилась у пристани Ватопедского монастыря. Обе обители хотели обладать этой святыней, и, чтобы узнать волю самого мученика, монахи положили образ на дикого молодого мула, не знающего пути на Святом Афоне. И решили: где мул остановится, тому монастырю и будет принадлежать икона. Мул остановился на холме против Зографа, и сам тотчас издох. И тогда решили икону оставить в Зографе, а на холме устроить небольшую келью во имя святого великомученика Георгия.

В монастырском храме есть еще третья чудотворная икона с образом святого Георгия, принадлежавшая Стефану Душану — воеводе Валахии и Молдавии, прозванному Сильным. Он часто воевал с турками, но сначала войско его было невелико, и Стефан со слезами молился Богу, чтобы Господь даровал ему победу. Часто падал он на колени и перед образом святого Георгия, тоже прося его помощи против врагов.

После очередной молитвы он погрузился в легкий сон, и явился ему в видении святой Георгий Победоносец в образе прекрасного юноши в богатырских доспехах. Дивный свет сиял в глазах его, и райская слава окружала его.

— Укрепи меня на врагов веры и Креста Христова, — стал молиться воевода Стефан. — Ты знаешь, как бесчинствуют турки, они не щадят храмов Божьих и упиваются кровью христианской. Я не могу без страданий смотреть на это, но у меня нет сил противостоять им.

— Если у тебя нет силы, — ответил святой Георгий, — то ее много у Бога. Он вооружает тебя на врагов; рази, бей и рассыпай их несметные полчища. Я буду с тобой и за тебя. Чтобы вооружить тебя и твои малочисленные дружины моим видимым присутствием, возьми мою икону у твоей матери. Эта икона будет залогом твоих побед над врагами. А по окончании своих ратных подвигов отнеси ее навсегда в Зографский монастырь, где я имею постоянное пребывание и обнови мой храм.

Ободренный небесным видением, Стефан много лет громил вражеские полчища, сам оставаясь непобедимым. После окончательной победы, исполняя волю святого Георгия, он отправил чудотворный образ в обитель, которую обновил и почти заново отстроил.

Все три иконы обрамлены серебряными ризами, украшены крестами и орденами и унизаны драгоценными камнями. Все украшения присланы из России. На этих иконах святой Георгий изображен не на коне, а просто в воинской броне и с копьем в руке.

В небольшой монастырской церкви, возведенной во имя Пресвятой Богородицы, находится чудотворная икона Божией Матери, называемая «Акафистная».

«В апреле 1204 г. рыцари-крестоносцы захватили Константинополь и разграбили его. Свою власть они распространили почти на все европейские провинции Византийской империи, в том числе и на Святой Афон. Крестоносцы всячески старались утвердить здесь свое влияние и склонить монахов к унии. Причем делали это не столько силой евангельского слова, сколько мечом и жестокостями. Особенно тяжелым было для Афона время при Константинопольском патриархе Иоанне Веке, который на втором соборе в Лионе согласился на подчинение восточной церкви папскому престолу. Для миссионерских целей в это время отправились на Афон латиняне.

Некоторые афонские монастыри принимали западных гостей, другие же твердо решили не открывать перед ними ворота, а в случае нападения — защищаться. К числу последних относился и болгарский монастырь Зограф. В это время неподалеку от обители подвизался один старец, который каждый день читал Акафист Пресвятой Богородице перед Ее иконой. Однажды на привет старца „Радуйся, благодатная Дева Мария!“ от иконы тоже отозвался привет: „Радуйся и ты, старец Божий!“. Отшельник был вне себя от восторга и испуга, но Богоматерь торопила его пойти в монастырь и предупредить иноков о грозящей им опасности: „Враги Мои идут на вас!“

Старец заторопился, но едва вступил в монастырь, как увидел ту самую икону, перед которой только что молился. Он рассказал обо всем инокам, и те сразу же стали готовиться к отпору. Слабые духом ушли, 26 монахов во главе с игуменом заперлись в башне вместе с этой иконой. Подошедшие латиняне убеждали их принять главенство папы, но иноки не соглашались, за что и были заживо сожжены.

Икону Божией Матери потом нашли на пепелище неповрежденной, но пламя оставило на ней следы, и она потемнела. А на месте сожженной башни в память мученической смерти оставшихся твердыми в вере монахов в 1873 г. был воздвигнут прекрасный памятник».

В 1641 г. царь Михаил Федорович дал зографским монахам грамоту на право раз в пять лет приезжать в Москву за сбором подаяний.

Монастырь Зограф считается богатым, братство в нем большое — около 200 монахов; богослужения совершаются на славянском языке. Обители принадлежит скит «Черный Вир», который по преданию в 1747 г. начал возводиться русскими с помощью императрицы Елизаветы Петровны и окончательно был устроен при зографском архимандрите Акакии в 1764 г. В нем есть храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы с двумя приделами: один — в честь Печерских святых, другой — во имя святого Иоанна Рильского.

ДЗОНГИ «СТРАНЫ ДРАКОНОВ ГРОМА»

Небольшое королевство Бутан, затерявшееся между Китаем и Индией — на южных склонах величественных Гималайских гор, часто называют «гималайским отшельником». На протяжении многих столетий его правители наглухо захлопывали двери перед европейцами, так что Бутан был полностью изолирован от мира. Два португальских священника-миссионера впервые побывали в этой стране в 1627 г., и с тех пор вплоть до ХХ в. Бутан посетили всего 13 европейцев, которые оставили отрывочные, часто противоречивые описания этой заоблачной земли.

«Страна утраченных горизонтов», «государство спрятанных сокровищ»! Загадочность этих образов тоже долгое время определялась отсутствием каких-либо данных о государстве, да и сегодня история королевства Бутан полностью еще не рассказана. Лишь с середины ХХ в. Бутан начал понемногу отказываться от традиционной политики самоизоляции, однако достижения современной цивилизации не распространяются за пределы его столицы — Тхимпху и еще нескольких городов. Остальные бутанцы и сейчас живут, как в средневековье, сохраняя в неприкосновенности древние традиции.

^{Так выглядят монастыри Бутана}

Похоже, что жители страны и сами не торопятся раскрывать миру свои сокровенные тайны. В сокровищницах их главных монастырей хранятся тысячи книг, в которых записаны хроники великих князей и лам — властителей крепостей-монастырей Тонгса и Пунакха, Джакара и Лхунци. Счастливцем окажется тот, кто получит доступ к ним, но за толстенные стены громадных цитаделей запрещен вход иностранцам и женщинам. Здесь действует только «кашаг» — пропуск с королевской печатью, на которой изображены два дракона.

Древнейший этап бутанской истории зафиксирован лишь в народных сказаниях и легендах, однако сказания эти грустны, а легенды печальны, т. к. долгое время страна находилась под властью индийских правителей. Но на основе даже таких зыбких фактов ученые установили, что господство индийских раджей закончилось около VII в. Упадок внешней власти привел к тому, что Бутан распался на несколько княжеств, которые тут же подверглись буйным набегам тибетцев.

А через два столетия отряды тибетского правителя Трилалчана, отправленные за богатой добычей, вдруг не вернулись: «страна на границах Тибета» так им понравилась, что они решили остаться здесь. Злоба и гнев их короля вылились в придуманное для дезертиров прозвище «милог» — «те, кто не вернулись». Но вскоре этим обидным прозвищем пришлось назвать еще нескольких тысяч человек — монахов-ламаистов, которых поразила девственная красота Бутана. К тому же страна оказалась для них поистине землей обетованной: их влияние расширилось здесь настолько, что к XVII в. «друкла» (название их религиозной организации) стала определять название страны. Сами бутанцы предпочитают называть свое государство более звучным именем: «ДрукЮл» — Страна драконов грома.

Последующие столетия в истории Бутана были не слишком спокойными, но и не особенно буйными. Князья продолжали воевать друг с другом, а в перерывах между сражениями возводили монастыри, которые, разрастаясь, превращались в величественные крепостные сооружения — дзонги. В них постепенно сосредотачивалась не только духовная, но и административная власть страны.

Практически все население Бутана исповедует буддизм ламаистского толка, и центрами религиозной жизни служат монастыри. Их в королевстве, численность населения которого едва достигает 1 000 000 человек, около двухсот — от огромного Ташичходзонга, в котором обитает более 10 000 лам, до скромных деревенских, где их всего несколько человек. А еще в каждом жилище, у каждой семьи есть свой домашний алтарь, перед которым бутанцы ежедневно молятся, размышляют о бренности земного существования и стремятся достичь буддистского идеала нирваны — состояния отрешенности от всего земного.

Дзонг — это не просто монастырь и не просто крепость^[37]; это замкнутые автономные миры в открытом море, только вместо воды вокруг них теснятся горы. Дзонг — это центр цивилизации, где сотни, а иногда и тысячи людей живут за общей массивной дверью, пробитой в стене. Тут и ремесленники, и мясники, и монахи, и повара рядом с целым сонмом господ, слуг, солдат…

Дзонги строят в неприступных местах — на откосе или на вершине горы, что обитателей не застали врасплох. Через реки и горные пропасти перекинуты сплетенные из бамбука мосты. Бамбук — не только гибкий и прочный строительный материал, но и надежная система обороны. При опасности такие мосты сворачивают, как ковровую дорожку, и тем самым надежно изолируют себя от непрошенных гостей.

Ламаистский монастырь в Гималаях — это не только обитель монахов. Это может быть и одинокий замок, где в одной-единственной келье живет отшельник, или даже целый город с населением, доходящим до 6000 человек. В Гималаях, где расстояние измеряется в днях, а то и в неделях пути, в монастырях находят приют и одинокие путники, и целые караваны.

В дзонги приходят жить монахи из более мелких монастырей, на заседания административных советов сюда являются главы всех деревень округи; крестьяне приходят сдать продукты, воины — получить оружие. Заведует дзонгом тримпон (властитель закона), который вершит правосудие в своем округе.

До 1964 г. главным дзонгом страны была Пунакха, похожая на какой-то фантастический корабль — своего рода каменный ковчег. Пунакха выстроена на холмистом мысе, а маленький рукав реки Мачу огибает ее с тыла, так что стены дзонга защищены со всех сторон. Твердыня поднимается над рекой на высоту 10-этажного дома, а в длину вытягивается на 300 метров. Стены, слегка отклоняющиеся назад, делают этот дзонг продолжением холма.

В Пунакху ведут два марша крутых ступенек; по обе стороны огромных ворот, усеянных стальными заклепками, располагаются маленькие тоннели, пробитые в толстой стене. Выше виднеются узкие бойницы, через которые ведется наблюдение за окрестностями. Укрытая в знойной долине, отрезанная со всех сторон зимними снегами и летними разливами, Пунакха выглядит совершенно неприступной. Такой она является и в действительности, т. к. за всю историю существования этого дзонга им никто не мог овладеть.

Знаменит и монастырь Тактсанг («Логово тигра»), возведенный безвестными монахами в конце XVIII в.: он замечателен уже тем, что не всякий может попасть в него. Обитель одной стеной упирается в скалу, а другой нависает над пропастью. К монашеским кельям не ведут горные тропы, т. к. они неожиданно обрываются, а дальше путь вверх идет только по деревянным лестницам, скрипящим от любого порыва ветра. Монументальные постройки Тактсанга хоть и пришли за прошедшие века в запустение, но до сих пор поражают человеческое воображение. Купола их покрыты чистым золотом, «Зал 1000 будд» погружен в таинственный полумрак, а в соседнем помещении, вырубленным прямо в скале, находится знаменитая статуя гигантского тигра, впившегося в голову двух зазевавшихся созерцателей…

По преданию в расщелинах этой скалы когда-то обитали тигры и злые духи. Монахи-отшельники вызвались разделаться со злыми духами, которые доставляли им и жителям городка Паро немало хлопот. Борьба была упорной, затягивалась не на один год, и монахам пришлось построить кельи, в которых они могли бы укрываться от ночного холода.

Злых духов они все же изгнали, а чтобы увековечить столь славную победу, монахи-отшельники и возвели монастырь «Логово тигра».

Этот монастырь, выдержав множество испытаний, стал не только крупнейшим центром паломничества, но и символом великого мастерства зодчих «Страны драконов грома»: он был выстроен без единого гвоздя.

Летней столицей Бутана является Тхимпху… Высоко вверх возносятся белокаменные стены крепости-монастыря Тонгса, в котором живут и несут нелегкую службу тысячи монахов. Здесь же располагается и летняя резиденция верховного ламы, власть которого равняется власти короля. Даже королева не имеет права заходить в Тонгса, потому что вход туда разрешен только мужчинам.

Со всех сторон вымощенного плитами двора Тонгса поднимаются 5–6-этажные дома, опоясанные галереями. Справа обрывается головокружительно крутой склон, так что этот дзонг занимает такое стратегическое положение, что может контролировать торговые пути всей округи. Цитадель, примыкающая к склону горы, заканчивается полукруглой башней, которая выдвинута вперед — на самый гребень. Эта башня называется тандзонг (форпост) и вместе с центральной башней и четырьмя бастионами поменьше составляет в плане римскую цифру V, причем угол цифры направлен на гору.

Анфиладой идут громадные залы и коридоры, а по мощеному полу мечется ледяной ветер. Без привычки ночлег в Тонгса может показаться не то что неуютным, а просто невозможным, но монахов такой ночлег устраивает. А холод? Ну что ж, холод в здешних местах царит 8 месяцев в году, так стоит ли обращать на него внимание!

Монахи просыпаются рано — в 5 часов утра, когда на низкой крыше каменной пристройки раздадутся звуки длинных (3-метровых) труб. По сигналу послушники должны немедленно вскочить и свернуть свой спальный коврик, а для лежебок дополнительным стимулом становятся щелкающие плетки в руках монахов-надзирателей. Одевание тоже не составляет проблемы, т. к. послушники, как и монахи, спят в одежде. Ее составляет тога из красной верблюжьей шерсти и жилет из красного шелка.

Монастырская кухня размещается в глубине цитадели. Вдоль стен сложены глиняные очаги с решетками, на которых молодые монахи готовят себе чай. Этот напиток не имеет ничего общего с нашим чаем: в него наливают молоко яков и кладут масло, соль, сырое яйцо и совсем немного плиточного чая. Все это перемешивается, затем в чай-суп добавляют вареный рис или ячменную муку.

Омовение послушники Тонгса совершают обычно один раз в неделю. Целой процессией они спускаются к реке, где стирают свою одежду, окунаются в воду с головой и при этом резвятся так, словно они на загородной прогулке.

Для младшего отпрыска многодетной семьи идти в послушники — единственный выход. В Бутане мало пригодной для обработки земли, поэтому по вековой традиции крестьяне не делят ее, а целиком передают старшему сыну. За это он должен содержать младшего брата, отданного на ученье в монастырь. Бедные ученики ищут монастырь побогаче или работают на состоятельных монахов.

Послушников порой называют бездельниками, но это ошибочно и несправедливо. Во-первых, каждый член братии должен платить за науку — деньгами или работой. Послушники сами делают бумагу, сами изготовляют чернила (из сажи и жира), возделывают монастырское поле, ремонтируют стены и крышу своей обители. Кроме того они готовят на продажу посуду и ткани, выделывают шкуры, шьют меховые одежды. Чтобы перейти в следующий класс монастырской школы, монах-послушник должен выдержать экзамен, который обычно устраивается в монастырском дворе. Ученик садится на «скамью ответов», а перед ним на низеньких стульчиках восседают экзаменаторы. Если послушник ошибется в ответе, он тут же получит щелчок по лбу и уступит свое место следующему. Сдать экзамен непросто, ведь в каждом монастыре может быть строго определенное число монахов среднего и высшего ранга. Только без запинки ответив на все коварные вопросы, ученик получает свое первое звание.

Местом уединенного размышления в цитадели Тонгса является гунь-кхань — молельня, расположенная над часовней. Кроме того, это еще и своеобразный арсенал, где собрана внушительная коллекция сабель, кольчуг, серебряных шлемов, щитов из шкур носорогов и дубин, инкрустированных золотом. А еще здесь выставлены длинные кожаные цилиндры, опоясанные металлическими кольцами. Это пушки XIX в., сделанные из многих слоев ячьих шкур, скрепленных вместе и прошитых проволокой. Стволы их получались крепкими и в то же время намного легче металлических. В свое время англичане были потрясены, увидев их в действии. Подумать только, сшить пушки из кож и поднять их в самые недоступные места! Действительно, когда солдаты английской короны отважились вступить в Гималаи, на них вдруг обрушился огонь с таких уступов, куда, казалось бы, совершенно невозможно было затащить артиллерию.

У бутанцев много религиозных праздников, которые иногда продолжаются по несколько дней и завершаются красочными карнавальными шествиями и танцами масок. Главный из них — праздник в честь святого гуру Римпоче, который, как рассказывается в старинной легенде, распространил в Бутане учение Будды.

«В давние времена один местный правитель как-то разгневал демона зла, и тот в отместку наслал на него тяжелую болезнь. Не помогали никакие лекарства, и тогда жители призвали на помощь Римпоче, который умел творить всевозможные чудеса. И тот устроил праздник ритуальных танцев: как только демон принял облик змеи — Римпоче обернулся священной птицей Гарудой. Схватил он когтями демона-змею и держал до тех пор, пока тот не снял порчу с правителя. Благодарные жители приняли учение Римпоче и с тех пор стали каждый год устраивать в его честь праздник».

Искусство священного танца является важнейшей частью религиозного культа в дзонгах. В день праздника на центральную площадь Тхипху уже с утра приходят люди, одетые в национальные костюмы. И вдруг из шатра танцоров, словно молния, вырывается какое-то белое бесформенное существо, за ним — еще трое. Так появляется смерть — нелепая, отвратительная и вместе с тем грозно величественная. Барабан замедляет ритм, словно успокоившись, что породил этих чудищ в масках.

Костюмы играют существенную роль в этих мистериях: у каждого персонажа танца строги определенные маски и тоги. Например, в «Пляске смерти» участвуют только «статисты» — потомки тех, кто был захвачен в плен во время войн, часто случавшихся в те времена, когда князья воевали друг с другом. Рабы-статисты танцуют «Пляску смерти» каждый день, и горе тому, кто не воспринимает ее всерьез: он тут же получит по ногам удар кнутом.

В «Пляске смерти» белые широкие балахоны четырех мужчин заканчиваются рукавами с громадными перчатками. Необычайно больших размеров маски изображают черепа с провалами глазниц и оскаленными зубами. Но актеры смотрят не через прорези глазниц, а через широко разверстые рты… Медленно кружась, актеры олицетворяют ужас, которым охвачено каждое живое существо перед лицом смерти. Этот страх преследует души до момента перевоплощения, когда дух достигнет совершенства, ибо только так можно разорвать адское вращение человеческой жизни на колесе бытия, приводимом в движение богом смерти.

Второй танец в этой ритуальной церемонии немного повеселей. Через какое-то время под ритмичные удары барабанов, звуки труб и огромных раковин появляется процессия масок. Мелькают изображения домашних животных, диких зверей, птиц, мифических драконов. 35 мужчин облачены в туники, сшитые из оранжевых, красных, синих и зеленых шарфов и перехваченные широким поясом; грудь их закрывает парчовый передник. С ускорением ритма музыки все приходит в движение, раздаются мистические заклинания, и несколько часов подряд «маски» выделывают сложные движения под звуки пронзительной музыки, сражаясь деревянными мечами с демонами. Шуршат шелковые туники, ярко переливаясь красками, задубевшие пятки (все танцы исполняются босиком) вырывают пучки травы с поверхности лужайки. Так вошедшие в транс танцоры своими движениями и прыжками «покоряют» злых духов и демонов…

РИЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В лесных дебрях Рильских гор, на высоте почти 1150 метров над уровнем моря, расположился монастырь, основанный в X в. святым пустынником Иваном Рильским. В юности презревший богатство, славу и все утехи мира, после смерти своих благочестивых родителей он на время поселился в тихой обители, где принял иноческий постриг. Но здесь он пробыл недолго, т. к. желал всецелого отречения от мира, чтобы ничто не отвлекало его от общения с Богом. Инок Иван решил удалиться в такое место, где бы можно было вдали от людей совершенно предаться иноческим подвигам, и просил Господа указать ему такое место. Во сне ему были указаны близлежащие горы, и, оставив обитель, не взяв с собой ничего, кроме кожаной одежды, взошел инок Иван на высокую и необитаемую гору. Здесь он поселился в темной пещере, где и пробыл ровно 12 лет, проводя дни и ночи в молитве, трудах и подвигах.

Оставил он это место поневоле. Однажды ночью на него напали разбойники, избили до полусмерти и, утащив далеко от пещеры, запретили возвращаться в нее. И отправился Иван Рильский искать новое место, где бы он мог спокойно продолжить свои монашеские подвиги. Долго ходил он и наконец дошел до безлюдной пустыни, на окраине которой, между реками Рило и Ильинка, нашел пустой дуб и поселился в нем. День и ночь он славил Бога в своих песнопениях и молитвах, ничто не возмущало его покоя, лишь дикие звери воем своим оглашали по ночам пустыню да воды потоков шумели, быстро катясь по стремнинам диких ущелий и скал. Не видя ни одного человеческого лица, прожил он здесь целых 60 лет, спокойно созерцая Бога и беседуя с Ним.

Но совсем укрыться от людей Ивану Рильскому не удалось, и первыми место его пребывания обнаружили пастухи. Возвратившись домой, они рассказали родным и знакомым о подвигах пустынника, и весть эта быстро разнеслась по окрестностям.

Все спешили посмотреть на великого подвижника и принять от него благословение, а некоторые захотели и остаться с ним, чтобы тоже предаться подвижничеству, но старец отклонил их намерение.

Чтобы избежать славы человеческой, удалился он в глубь пустыни, где в одном из ущелий нашел очень высокий камень, взошел на него и с еще большим усердием предался молитвам. Терпя ночной холод и дневную жару, прожил Иван Рильский здесь 7 лет и 4 месяца. Слава о его подвигах достигла болгарского царя Петра, который повелел своим слугам во что бы то ни стало разыскать великого отшельника и не разыскавши — домой не возвращаться. Долго ходили они по Рильским горам, обошли там все пустынные места, но преподобного не отыскали и не знали, что делать им. Домой возвращаться не смели, а продолжать поиски от слабости уже не могли. Последний раз решили они попытать счастья и в скором времени нашли Ивана Рильского, поклонились ему и попросили у него благословения.

Предание рассказывает, что Иван Рильский не пожелал встретиться с царем, не принял от него драгоценности и золотые предметы, заявив, что для жизни среди природы они ему не нужны. Слава о преподобном и на этот раз разнеслась по всем окрестностям, и народ стал отовсюду стекаться к нему. Одни просили пустынника помолиться за них, другие ждали исцеления от недугов, немало нашлось и таких, кто захотел остаться с ним. Они и стали его первыми учениками-последователями, положившими начало монастырю.

Место, где жил Иван Рильский, было таким скалистым и неудобным, что лишь небольшое число иноков могло поселиться с ним. Но когда число их увеличилось, они нашли новое место для поселения, и через некоторое время дикая пустынная местность со своими высокими горами и неприступными ущельями и скалами превратилась в «место обительное» с благочестивой братией, во главе которой встал избранный ею игумен. Время от времени Иван Рильский приходил к ним, давал наставления, а потом вновь возвращался в свою пещеру. Монахи соорудили в ней храм, названный именем преподобного, в котором хранится и гроб его. Согласно устным преданиям, первоначально монастырь был построен в трех километрах от нынешнего его месторасположения. Первые насельники старались во всем подражать своему учителю, всячески соблюдая его иноческие законоположения, что благотворно сказывалось и на внешнем устройстве монастыря, хотя сначала он был невелик и все его здания были деревянными. Достоверные данные о Рильском монастыре встречаются только с 1335 г., когда он находился во владении полунезависимого феодала Хреля. В этот год в целях обороны была возведена крепкая и мощная башня, которая должна была внушать страх врагам и покорность закрепощенному населению и в то же время украшать монастырь. Кроме защиты от неприятеля, башня должна была служить и удобным жилым помещением для феодала и его семьи. В первой половине XIV в. в монастыре была возведена новая каменная церковь, а также обновлены и укреплены все здания.

Во второй половине XIV в. на Балканский полуостров из Малой Азии двинулись турки, подвергая все на своем пути разграблению и опустошению. Благодаря тому, что монастырь стоял в стороне от дорог, по которым могли передвигаться турецкие войска, его положение было относительно безопасным. Но взятие турками в 1382 г. Софии и битва на Коссовом поле осложнили положение монастыря, так как его связь с Тырновским царством была прервана. Монастырь вошел во владения кюстендилского феодала Константина, сделавшегося вассалом турецкого султана, что сильно встревожило братию. Через три года тогдашний игумен Дометиан приказал зарыть все монастырские ценности и древние рукописи в окрестностях. Тогда же был переписан и «Завет» Ивана Рильского, оригинал которого, спрятанный в неизвестном месте, не найден до сих пор.

Около 1395 (или 1396) г. турки почти до основания разрушили и разорили монастырь: целыми остались только каменная церковь и Хрельова башня. Несколько десятилетий монастырь находился в запустении и скорее всего в нем никто не жил, так как на развалинах выросли деревья, из-за которых виднелись только церковь и башня.

Когда вся Болгария оказалась под властью Османской империи, монастыри оставались почти единственными очагами болгарского национального духа и культурных традиций народа. Однако общий упадок порабощенной страны отразился и на положении Рильского монастыря. Уменьшился поток паломников, несмотря на фирманы турецких султанов, монастырь лишился части своих земель. Во второй половине XV в. при султане Мураде II монастырь вновь был разорен, и монахи вынуждены были уйти из него. О бедственном положении говорит, например, летописец Владислав Грамматик: «Много стран и селений вместе с честными монастырями и Божьими храмами были разрушены огнем и по причине этого обречены на полное запустение. Тогда же разрушена была и опустела… пресвятая обитель боголюбивого отца в Рильском монастыре».

Вновь Рильский монастырь восстановили, немало потрудившись, три брата-иеромонаха — Иоасафан, Давид и Феофан. Наряду с обновлением монастыря, возродился и культ мощей Ивана Рильского, ставших символом могущества христианской церкви и роста самосознания болгарского народа. В мрачные годы ига Османов, когда болгарскому народу грозила ассимиляция, восставший из руин Рильский монастырь возглавил борьбу против духовного порабощения народа. Для возрождения былой славы монастыря монахи решили вернуть мощи святого Ивана Рильского, находившиеся в Тырново. Немалых усилий стоило получить разрешение турецких властей, однако в 1469 г. состоялось торжественное перенесение мощей святого в Рильский монастырь, которое превратилось во всенародный праздник. В восстановленный монастырь шли на поклонение со всех концов страны, ведь здесь сберегались и другие реликвии прошлого, а церковная служба велась на родном языке. Здесь болгарский народ чувствовал свою общую сплоченность, здесь жил болгарский дух.

За счет щедрых дарений монастырь стал быстро богатеть, а благодаря умелому руководству в нем развернулась огромная литературная работа. Именно в те годы в обители работали известные литераторы Владислав Грамматик, Димитр Кантакузин и Гавриил Мардарий.

На рубеже XVI–XVII вв. в Рильских горах свирепствовали разбойники, но монастырь пострадал не от них, а от турецких солдат, которых послали преследовать разбойников. И многое из восстановленного было снова разрушено. Но несмотря на все перипетии судьбы, Рильский монастырь оставался религиозным и культурным центром Болгарии. В нем работали многие книжники, и, в частности, были написаны «Апостол» и «Евангелие» Спиридона Афанасия, сборник житий и другие сочинения. Кроме того, монастырь приобретал рукописи, которые создавались и в других литературных центрах. В 1577 г. крупницкий митрополит Иоасаф подарил Рильскому монастырю «Четвероевангелие» в позолоченном окладе, выполненном с большим художественным мастерством. На его лицевой стороне изображены болгарские святые Иван Рильский, Прохор Пшинский и Иоаким Сарандапорский, а по краю выгравирована надпись: «Поминайте в своих молитвах брата Матея, золотых дел мастера из Софии, который потрудился над окладом сего Евангелия».

В 1833 г. в Рильском монастыре случился большой пожар, после чего его пришлось восстанавливать заново. Но не так-то просто было получить на это разрешение турецких властителей, которые рьяно следили за тем, чтобы монастырь не расширялся. В фирмане Мехмедхана II дается разрешение на обновление сгоревших помещений, но «на старых основах согласно старому положению». С внешней стороны восстановленный Рильский монастырь своими мощными каменными стенами с несколькими оборонительными башнями, которые в случае нападения должны были выполнять свое прямое назначение, напоминает крепость. Узкие бойницы в стенах башен использовались осажденными, чтобы лить на головы нападавших кипяток и горячую смолу.

В 1876 г. в монастыре скрывался участник антитурецкого восстания поп Стоян Разловский, но потом его схватили и заключили в Хрельову башню уже как пленника. Когда вооруженная турецкая стража вывела его из башни, чтобы переправить в город Дупницу, он покончил с собой, но не выдал своего отряда.

Насколько строг и суров монастырь внешне, настолько внутри него все исполнено изящества и гармонии. Четырехэтажные монастырские строения опоясаны галереями, своды и колонны которых покрыты росписью. Это подлинный дворец эпохи Возрождения: например, монастырский двор строился так, чтобы в первую очередь гарантировать надежную безопасность насельникам. Однако когда впервые попадаешь сюда, любого охватывает восхищение от красоты ажурных фасадов монументальных монастырских построек, от легкости и изящества деревянных лестниц и галерей…

Хрельову башню, высота которой 23 метра, поддерживают 12 пилястров (по три с каждой стороны): наверху они объединены арками, украшенными карнизом из красного кирпича. Симфония красок — желтых, красных, зеленых, черных и белых — еще больше усиливает ваше восторженное чувство. Очень живописна и дорога, которая ведет к монастырю: кругом горы, поросшие вековыми соснами и буками, зубчатые скалы и белые полотна водопадов…

СКАЛЬНЫЕ МОНАСТЫРИ МЕТЕОРЫ

В горном массиве, расположенном недалеко от городка Калабака на берегу Средиземного моря, на одной из скальных вершин, от эпохи турецкого владычества остался остов древней крепости. А рядом с замком есть место, вызывающее трепет и у христиан, и у любопытных туристов. Узкий проход в скале заканчивается кристально чистым источником, символизирующим непорочность девы Параскевы, положившей здесь жизнь свою за Иисуса Христа. В этой же скале высечен храм во имя этой святой мученицы. Сейчас здесь проложена извилистая асфальтовая дорога к тем, кто когда-то так тщательно хотел скрыться от мира, кто оставил все (вплоть до царской власти) ради блаженной радости пребывания с Богом.

По преданию первые отшельники поднимались сюда еще задолго до X в. Они жили в пещерах и в углублениях скал, так и появились первые маленькие поселения с небольшой молельней, в которую бежавшие от мира собирались для молитв и чтения Священного Писания. Однако христианская молитва и литургий с причащением, а для этого нужен был священник. И подвижники начали собираться в древней церкви селения Калабака, позднее построили церковь во имя Пресвятой Богородицы. Так, около XI в. образовался скит «Дупиан» — первое организованное монашеское поселение Метеоры. Впоследствии из него вырос монастырь «Дупиан Протат», устроенный в соответствии с монастырской жизнью Святого Афона.

^{Монастырь под скалой}

В царствование византийского императора Андроника Старшего морские разбойники (каталанцы) часто нападали на Афон и грабили тамошние монастыри и скиты, которые были плохо укреплены или вообще не имели ограждения. Их частые нашествия вынудили старца Григория искать более спокойное место, и, взяв с собой ученика своего Афанасия, он отправился было в Македонию — в скит, располагавшийся неподалеку с города Веррия. А потом услышал о дивных и удобных для спасения души Метеорских утесах и решил поселиться там в Стагонском скиту. Придя туда в 1320 г. (или 1324), он осели на утесе Стилос («Столб капель»), однако Григорий оставался тут недолго. Не привыкнув к трудному и угрюмому месту, он отправился в Константинополь, а святой Афанасий остался жить в пещерах Стагонских. После многолетних подвигов с испросил у Стагонского епископа и у скитского протата благословения взойти на широкий утес Метеоры, возвышавшийся на 616 метров над уровнем моря. Получив благословение, он в 1334 г. с двумя другими братиями поселился на этом утесе. Святой Афанасий построил здесь небольшую церковь во имя Пресвятой Богородицы, а сам остался в тесной пещере на северном склоне утеса.

Около 1350 г. на один из метеорских утесов взобрался иеромонах Варлаам и соорудил на нем келью и маленькую церковь во имя Трех Святителей. Он подвизался по соседству с преподобным Афанасием, и когда тому угрожали разбойники, поражал их из своей пращи камнями.

Обширность и неприступность Метеорских утесов, здоровый воздух, а более всего благочестие святого Афанасия привлекли к нему несколько учеников. Он хотел создать по типу афонских обителей хорошо организованный монастырь, для чего собрал из окрестных земель 14 монахов. На «Широкой скале» во имя Преображения Господня был заложен монастырь «Великая Метеора» и создан новый устав. Но следовало позаботиться о пропитании и поддержании обители, и преподобный Афанасий нанял плодородный, но запущенный участок земли под виноградник, сад и пашню.

В последние годы жизни святого Афанасия утесе вместе с ним подвизался на Метеорском утесе царственный инок Иоасаф — сын сербского царя Симеона Уроша. На пожертвования сестры своей Ангелины он увеличил храм во имя Пресвятой Богородицы и пожертвовал в него много утвари, которую она дала из другого монастыря и из имущества своего супруга Фомы — правителя Этолии.

Монастырь «Великая Метеора» расположился на вершине обрывистой скалы — самой высокой в округе. При входе в монастырь в скалах высечена маленькая пещерка, служившая преподобному Афанасию убежищем. Старинная церковь обители была возведена святыми Афанасием и Иоасафом в 1388 г. Как и все храмы Метеоры, в плане она — крестовидная, с 24-гранным куполом; нее его поддерживают 4 колонны, на которых изображены покровители монастыря.

Соборный храм Преображенского монастыря был возведен в 1545 г., точнее, он был пристроен к старинной церкви, которая теперь превращена в его алтарь. К длинной стороне храма пристроена паперть с оконцами, а его южная сторона настолько близка к вершине утеса, что проход между ними остался очень узкий. По подобию афонских соборов этот храм тоже разделен на три части: алтарь с куполом, церковь и литийный притвор. Колонн в храме нет, окна узкие и низкие, пол вымощен плитками.

В юго-западном углу притвора, в большой мраморной раке, покоятся мощи основателя обители, которые по греческой традиции пеленой покрыты не полностью. Однажды по приказу свирепого Али-паши эту раку открывали албанцы, так как их кто-то уверил, что там спрятаны несметные сокровища. Но устрашенные появившимся из раки пламенем, они отступили…

Стенная живопись была выполнена в алтаре в 1484 г., но кем — неизвестно. Однако по манере иконописи исследователи отмечают, что художник был не местный. Возле жертвенника на стене изображен святой Климент, архиепископ Ахридский — ученик славянских просветителей Кирилла и брата его Мефодия. У Царских врат, внутри алтаря, на стене во весь рост изображен святой Иоасаф — второй отец Метеорских обителей. Лицо его — благообразно, волосы — светло-русые, в руках он держит хартию со словами: «Старайся, сколько можешь, любить всякого человека. А если еще не можешь, то, по крайней мере, не питай к нему ненависти».

В алтаре, по левую сторону святой трапезы, к стене приставлена икона с образом Пресвятой. Богородицы. Монахи почитают ее чудотворной: некогда этот образ Божьей Матери явился одному пастуху, которому Царица Небесная повелела объявить метеорским столпникам, чтобы они взяли Ее образ и поставили в алтаре. Пастух нашел икону в лесистом участке близ олимпийского монастыря Каналон, поэтому этот образ Пресвятой Богородицы называется Каналиотисса.

Другим древним строением обители является небольшая часовня во имя Иоанна Предтечи с резным иконостасом и приделом в честь святых равноапостольных Константина и Елены. Все пространство часовни занимает огромная печь, в которую помещались большие чаны. Рядом с ней — довольно большая трапезная, в которой устроен высеченный из монолитного камня стол; за ним сидел, игумен. Два других продолговатых столы были устроены для братии. Сейчас трапезная превращена в музей, котором выставлены уникальные реликвии: икона Пресвятой Богородицы — дар сестры ктитора монастыря преподобного Иоасафа, часть вышитого золотом покрова с автографом Андроника Палеолога, большой серебряный крест, покрытый эмалью, икона с образом святого Иоанна Богослова и др.

В 1490 г. турки, захватившие всю Фессалию, решили ограбить монастырь. Но как войти неприступную обитель? Притворившись христианами, они на мулах прислали сюда 5 больших ящиков — якобы с имуществом. Начальника обоза впустили в монастырь, и он убедил игумена и братию укрыть имущество, дал им большой вклад деньгами на помин души таких-то христиан. Игумен разрешил втащить ящики в монастырь, а ночью повторилась история, как с Троянским конем. Спрятавшиеся в ящиках бандиты вышли и обшарили все монастырские уголки — церкви, трапезу, кельи… Не найдя сокровищ, они подступили к игумену и стали требовать, чтобы он открыл им место, где они спрятаны. Но игумен молчал, и тогда они убили его и многих других старцев.

Позади трапезы в 1572 г. была выстроена больница, от которой до настоящего времен сохранился лишь первый этаж. Некогда была богатой и библиотека монастыря, в которой хранились древние рукописи. Лучшие из них в 1669 г. скупил за бесценок грек Афанасий Киприянин, а потом выгодно сбыл их в Риме и в Венеции. Среди бесценных сочинений сохранилось «Врачевание душ» царя Льва. Оно глубокомысленно назидательно, но изложено было так загадочно и замысловато, что без толкований монахов было бы трудно понять его. Приводим несколько отрывков из него, которые показались нам интересными:

«Жизнь прерывается скоро. Высота добродетели достигается с трудом. Человек склонен к падениям, поэтому его суждение о пороке бывает неверно.

Дружба с миром (то есть с чувственностью) доводит человека до того, что он ни во что не ставит свою любовь к Богу.

Если грешник позовет добродетельного и благочестивого, пусть тот идет к нему с радостью и в надежде, что принесет помощь звавшему. А если он не исправится, ходить к нему более не надо.

Многословие зазорно и неприступно. Говоруны быстро наскучивают всем, кто прежде желал сблизиться и жить с ними.

Постыдные речи губят душу. Ибо враг рода человеческого, заметив их, овладевает душой твоей».

В период расцвета Метеора представляла собой большой город, состоявший из множества монастырей. Но постепенно это теократическое государство стало увядать, и сейчас в Метеоре насчитывается всего 6 действующих монастырей.

ИВЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

Этот монастырь расположился на северо-восточном склоне Святой горы, а с запада обитель окружают горы, покрытые лесом и ущельями. Когда молва о святой жизни афонских отшельников достигла Иверии (Грузии), сюда во множестве стали стекаться любители уединения. Впервые иверы появились на Афоне в 787 г. — в царствование императора Константина VI и императрицы Ирины. Вместе они построили небольшой храм во имя Иоанна Предтечи^[38], вокруг которого вскоре образовалась малая обитель.

^{Иверской обители более 1000 лет}

В 965 г. на Афон прибыли и приняли иночество два знаменитых грузина из царского рода Багратионов — Иоанн и Евфимий. Они вели строгую жизнь и удивляли всех высокими духовными подвигами, но стремились к еще большему совершенству и безмолвного уединения. С благословения святого Афанасия они вышли из его Лавры и поселились в шести часах ходьбы от нее — на берегу моря неподалеку от небольшой церкви, основанной в давние времена подвижником Климентом.

В числе подвижников в новую обитель пришел и знаменитый полководец Георгий Торникий (родственник ктиторов Иоанна и Евфимия), прославившийся многими военными победами. И однажды царица Феофания, вдова императора Романа Младшего, вызвала его из монашеского уединения, чтобы он усмирил угрожавших нападением сарацин. Успешно выполнив возложенное на него дело, Торникий возвратился в обитель с большими богатствами, которыми его наградила благодарная царица Феофания. На эти деньги иноки расширили монастырь до его настоящего вида, укрепили стенами и башнями и соорудили великолепный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы. С тех пор монастырь стал именоваться Иверским, хотя еще долгое время его называли и Климентовой обителью.

По преданию в один из вечеров иноки Иверского монастыря увидели в море огненный столп высотой до неба. Объятые изумлением и ужасом, они только могли повторять: «Господи, помилуй! Владычица Небесная, спаси нас!». Видение повторялось несколько дней и ночей подряд, и в Иверскую обитель стеклись пустынножители изо всех окрестных монастырей. Наконец все увидели, что огненный столп поднимается от находящейся в море иконы. Но когда иноки подходили к морю, чудотворная икона удалялась от них. Тогда монахи Иверской обители собрались в храме и стали слезно молить Бога, чтобы даровал Он их обители это неоценимое сокровище. Принять чудотворную икону в свои руки сподобился старец Гавриил, отличавшийся строгостью жизни и простотой нрава. Осенив себя крестным знамением, он твердо вступил в море и прошел по воде, как по суше. А приняв икону, с веселым и радостным лицом пошел обратно к берегу. Ожидавшие его иноки устроили на берегу молитвенное помещение, в котором три дня и три ночи совершали молебствования перед чудотворной иконой, потом внесли ее в соборную церковь и поставили в алтаре. Однако на следующий день, перед утреней, новоявленной иконы в храме не оказалось, а нашли ее иноки над монастырскими воротами. Они отнесли образ Пресвятой Богородицы на прежнее место, но и на другой день икона была найдена над воротами. И тогда иноки поняли, что Царица Небесная именно это место избрала для образа Своего: «Доколе будете видеть икону Мою в обители сей, дотоле благодать и милость Сына Моего не оскудеет к вам!» Поэтому икона эта называется Вратарницею, а по имени монастыря — Иверской.

Спустя некоторое время после явления чудотворного образа персы на пятнадцати кораблях пристали к Афонской горе и угрожали разрушить Иверский монастырь. Монахи взяли из храма святую икону и священные сосуды и укрылись в крепкой башне, а враги ворвались в монастырь, опустошили его, опутали канатами столбы соборной церкви и хотели обрушить их, а вместе с ними и храм. С великой скорбью видели все это монахи: слезно стали молиться они Пресвятой Богородице, и всесильная Царица Небесная услышала их молитвы. По Ее велению началась на море великая буря, от которой корабли персов с находившимися на них воинами потонули в морской пучине. В живых остался только полководец Амира, который в то время находился в монастыре. Увидев гибель своих судов и войска, он раскаялся в своей дерзости и просил иноков умолить Царицу Небесную и Истинного Бога об избавлении его от погибели. А потом вручил монахам много золота и серебра на возведение новых стен вокруг их обители…

Когда император Михаил Палеолог стал принуждать всех православных признать римского папу главой Церкви Христовой, братия Иверского монастыря отказалась, что сказалось на его дальнейшей судьбе. Но временем рассеянные иноки вновь стали собираться в своей обители, однако нашествие турок и падение Константинополя привели монастырь к окончательному запустению, которое продолжалось до 1500 г. В этом году Иверская обитель была возрождена грузинским царем Георгием и его сыном Каем-Хозроем.

Только обитель начала приходить в цветущее состояние, как в конце XVI в. из-за сильных притеснений турецких правителей монастырь впал в долги. Заплатил их кахетинский царь Александр; с помощью его и венгерского воеводы Радула обитель была восстановлена.

В Иверской обители создана поразительная симметрия в расположении зданий, отчего монастырь представляет собой крепость: в середине его расположились храмы, к которым лицом обращены все грандиозные жилые здания. Монастырь представляет собой крепкий 4-угольный замок с бойницами, обнесенный высокими стенами, а со стороны моря охраняемый высоким пирсом. Главный храм монастыря — Успенский — был построен по образцу крестообразного собора Великой Лавры. Арки сводов Успенской церкви поддерживаются четырьмя мраморными столбами, помост в храме тоже мраморный, даже стены снизу доверху одеты в белый мрамор, а сверху покрыты еще узорчатыми изразцами. На потолке хоровод играющих юношей и девушек, олицетворяет Псалтирь царя Давида. Здесь же изображены деяния Вселенских соборов и картины Апокалипсиса. На стенах внешнего притвора изображены царственные ктиторы, византийский император Роман, его супруга Феофания, полководец Торникий и грузинские цари. При вратах, ведущих в этот притвор, во весь рост изображен Деисус (Иисус Христос с Богоматерью и Иоанном Крестителем). Русский паломник В. Г. Барский в своих записках о посещении Святой горы рассказывает, что в монастыре с давних пор сохраняется поэтическое предание. Согласно ему, одному благочестивому художнику очень хотелось видеть лик Иисуса Христа, каким Он обладал во плоти. И было художнику откровение идти на Афонскую гору в Иверский монастырь и созерцать образ Спасителя, изображенный на стене. Этот священный лик во всем подобен живому Спасителю.

Прекрасная колокольня возведена еще во времена основателя монастыря — при святом Евфимии. В ее придельной церкви хранится замечательная икона, на которой ангел передает Божественному Младенцу орудия Его будущих страданий. Видна рана и на чудотворной Иверской иконе Божией Матери, оставленная рукой неверного по имени Варвар, который потом раскаялся и умер святым отшельником. Он представлен на стене открытой галереи вместе с Фукидидом, Платоном, Аристотелем и другими древнегреческими философами, которые (судя по надписям) пророчествовали о воплощении Спасителя мира. Каждый из них держит в руках хартию, на которой написано его пророчество. Например, у Платона: «От Матери невесты непорочной имат всеятися Божий Сын», у Плутарха — «Безначальный, неприступный, един Бог — Слово, Его же небеса трепещут, Человецы и Ангелы».

Последний грузинский монах Иверского монастыря умер в 1955 г., и в обители уже давно живут греки.

ЮРЬЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

Князь Ярослав правил долго и счастливо. Крепко держал он бразды правления, цвела при нем Русская земля, и прозвали его на Руси и в других государствах Мудрым. Столицу свою — город Киев — принарядил он не хуже Царьграда-Константинополя, и новые храмы поставил князь в Киеве. Одним из них был Георгиевский, возведенный Ярославом Мудрым в честь своего небесного покровителя Георгия Победоносца, потому что христианское имя князя было Георгий.

А в 1030 г. после победы над чудью Ярослав Мудрый основал в Новгороде, возможно, первый в Русской земле Георгиевский (Юрьев) монастырь. Обитель поднялась недалеко от Рюрикова Городища, хоть и стоявшего на новгородской земле, но территорией Господина Великого Новгорода не являвшегося. Потому что жили здесь князья, которых вольнолюбивые новгородцы часто меняли, а изгоняя, кричали: «Ступай к себе на Городище».

В 1119 г. на месте старой деревянной церкви начали возводить колоссальный по тем временам каменный храм во имя святого Георгия. Шестистолпный, трехглавый, с лестничной башней для наблюдения собор вознесся над округой, подобно воину, которому и был посвящен. Храм окружали мощные стены.

Для содержания его, согласно грамоте, относящейся к временам правления князя Владимира Мономаха (1128–1132) и скрепленной серебряной печатью, монастырю передавалась волость. Кара Божия, Пресвятой Богородицы и святого Георгия грозила тем, кто осмелился бы отнять у обители подаренное ей владение. Естественно, никто не осмеливался.

Георгиевский собор был расписан, но древние росписи сохранились только в лестничной башне и на откосах оконных проемов.

Юрьев монастырь почитался главным в новгородских землях, и игумены его носили титул архимандритов. После архиепископов Великого Новгорода не было на севере Руси духовных владык выше, чем настоятели Юрьева монастыря. Они осмеливались перечить даже московским митрополитам, как это произошло в случае с князем Дмитрием Шемякой — одним из внуков Дмитрия Донского.

Во времена владычества шведов Юрьев монастырь, как и многие другие северный обители и храмы, был разграблен и пришел в упадок. Восстановление его связано с именами архимандрита Фотия и известной благотворительницы А. А. Орловой-Чесменской^[39].

Когда Фотий стал архимандритом первоклассного Юрьева монастыря, первоклассной обитель считалась скорее на бумаге, чем на деле. Прибыв к месту назначения в праздник иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», Фотий застал картину поистине удручающую. После случившегося в январе 1823 г. пожара «всюду были крыши гнилые, стены падающие, то входы, то проломы»… Московский митрополит Филарет, недоброжелатель Фотия, заподозрил, что тот «с намерением сам сделал пожар, дабы иметь через то случай весь монастырь снова обновить». Много лет спустя монах Евводий, старец Перынского скита, вспоминал: «Говорили, что Фотий сам поджег храм, чтобы построить новый. Действительно, огонь разом охватил все стены, точно оне были намазаны каким-нибудь горючим веществом. Но мог ли он решиться на такой великий грех?».

Графиня А. А. Орлова-Чесменская внесла большие вклады на восстановление обители. Одну лишь новую серебряную раку для мощей преподобного Феоктиста, архиепископа Новгородского, оценивали в полмиллиона рублей. В Георгиевском соборе на иконостасе установили многопудовые золотые и серебряные ризы, усеянные изумрудами и рубинами. В рукоять меча на окладе иконы святого Георгия вставили жемчужину размером с голубиное яйцо — это был трофей, вывезенный графом Алексеем Орловым из Турции после Чесменской победы. Монастырская ризница по своему богатству уступала только патриаршей и ризнице Троице-Сергиевой и Почаевской лавр.

В 1841 г. по проекту знаменитого Карло Росси в Юрьевом монастыре началось сооружение 3-ярусной колокольни с 32 колоколами. Одно за другим строились здания: больничный корпус с церковью во имя иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», церковь князей Феодора и Александра Невского, братская трапезная, новые корпуса келий, каменная ограда; разбиты два фруктовых сада, построена новая дорога в Юрьево с тремя мостами, возобновлен Перынский скит.

Архимандрит Фотий жаждал через архитектуру, иконы и стенную роспись возродить в обители дух старины. Он стремился восстановить древнюю архитектурную и живописную традицию, пытался создать при монастыре живописную школу, для росписи храмов пригласил не художников из Академии, грешивших «итальянщиной», а крепостных крестьян-иконописцев — братьев Сапожниковых. Писатель-путешественник А. Н. Муравьев, посетивший Юрьев монастырь в середине XIX в., восхищался: «Все, что ни обновляла рука его, принимало на себя характер древности: не только зодчество и внутреннее устройство, но и сам чин богослужения и церковные напевы отзывались давно минувшим». Правда, академик живописи М. П. Боткин, под руководством которого в обители в конце XIX века писали новые фрески, отмечал, что прежний стиль росписей Юрьева монастыря был весьма невысокий, а некоторые фигуры просто карикатурны. Но заслуга архимандрита Фотия в другом: он верно угадал требование времени, и с 1840-х гг. в России стало заниматься серьезной подготовкой иконописцев.

Кончив перестройку монастыря, архимандрит Фотий обратил внимание на внутренний быт обители. Так, он захотел, чтобы монахи в свободное время занимались разными рукоделиями, для чего устроил мастерскую. Выписал знающих мастеров, и те стали обучать иноков слесарному, токарному и столярному делу. Устроил он еще и школу живописи, куда тоже призвал одного художника.

«Занятия монахов по мастерству и живописи не оставались без поощрения. Бывало, какой-нибудь монах принесет Фотию показать дело рук своих, например, солонку, чашку и тому подобное. Фотий, сурово хмурясь, возьмет вещь, пойдет в кабинет, а оттуда выносит монашеское рукоделие, уже не порожнее, а с червонцами до верха. И также принимая суровый тон, будто сердясь, отдает монаху его изделие, приговаривая: „На, вынь оттуда мусор-то“».

Архимандрит Фотий разработал и подробный монастырский устав, в котором точно определялось времяпрепровождение монахов: была увеличена служба, введены поклоны, сделаны ограничения и по трапезе. Свои реформы архимандрит Фотий начал с того, что побросал в Волхов несколько цибиков чая, заготовленного графиней на братию. Чай попал под запрещение «как идоложертвенное китайское зелье», а вот кофе архимандрит помиловал…

Кроме объемистого устава, Фотий написал множество молитв и других религиозных сочинений, но духовная цензура не одобрила их для всеобщего употребления. Тем не менее архимандрит приказывал читать свои апокрифы на трапезе…

Монахам не по душе пришлись нововведения архимандрита Фотия. Привыкнув к прежней вольготной жизни, они не остались в долгу. Как только представился случай, они настрочили донос, что настоятель сошел с ума. Графиня А. А. Орлова-Чесменская немедленно взялась его выручать: использовав все свои связи, она добилась того, что донос оставили без последствий.

В 1919 г. часть сокровищ монастыря вывезли в Москву, объявив их достоянием республики. В начале 1920 г. обитель закрыли, оставшиеся сокровища реквизировали для оказания помощи голодающим Поволжья. В 30-е годы, когда все храмы Юрьевского монастыря были закрыты, некоторые из этих художественных ценностей осели в Оружейной палате Московского Кремля, другие — в Новгородском музее, но отсюда их перед войной вывезли в неизвестном направлении. Большинство мощей из вскрытых гробниц оказались в Новгороде, где они погибли во время оккупации.

В послевоенные годы на территории монастыря размещались различные учреждения, например, в некоторых его зданиях был устроен Дом инвалидов. В Георгиевском соборе открыли музей.

В 1991 г. Юрьев монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. Сейчас на территории монастыря ведутся большие восстановительные работы.

В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ

В 1075 г. в Киево-Печерскую обитель пришли четыре грека, вручили преподобным Антонию и Феодосию икону с образом Пресвятой Богородицы и спросили: «Где надо строить церковь?». Преподобные отцы стали спрашивать, по какому случаю греки хотят строить церковь и как они попали в Киев. Те удивились недоумению преподобных и рассказали им: «Мы — строители. Однажды утром в Царьграде, при восходе солнца, пришли к нам благообразные юноши и повелели скорее идти во Влахернский храм: там Царица Небесная ждет вас. Мы пошли и увидели в церкви дивную Царицу, окруженную множеством воинов. И она сказала им: Хочу воздвигнуть Себе церковь в Киеве. А нам обещала в награду за труды, которые мы приложим при возведении церкви, даровать такое, о чем ухо не слышало и глаз не видывал. Сказав это, Пречистая Богоматерь обещала также, что Сама будет пребывать в сей обители, и вручила нам образ Успения Своего, чтобы он стал местным. А еще вручила частицы мощей святых мучеников (Артемия, Леонтия, Полиевкта, Акакия и др.) и повелела положить их в основание церкви при ее закладке». Когда каменщики вышли из Константинополя, им был показан на воздухе образ той церкви, которую они должны будут построить в Киеве.

^{Святая Лавра на «горах Киевских». Рис. XIX века}

Преподобные отцы Антоний и Феодосий возблагодарили Царицу Небесную за милость Ее к их обители, однако не знали, где же начать строить храм. Но однажды ночью киевляне, жившие вблизи Печерской обители, услышали в полночь пение множества голосов. Все тотчас вышли из своих домов и с удивлением увидели над старым Печерским монастырем великий свет и в этом свете целый сонм иноков, выходивших из старой церкви. Одни из них несли икону Пресвятой Богородицы, другие шли позади иконы со светильниками и священным пением, а впереди всех шел преподобный Феодосий. Дойдя до избранного места, иноки остановились, помолились и возвратились в старую церковь. По этому дивному видению ясно открылось благоволение Пресвятой Богородицы к указанному месту.

В 1075 г. преподобные Антоний и Феодосий заложили большую церковь, и князь Святослав, преемник князя Изяслава на киевском престоле, своими руками начал копать ров для нее, а также дал много золота на ее устройство. В возведении церкви принимали участие многие лица, в их числе был и варяжский князь Шимон.

«У одного варяжского князя было два сына — Фрианд и Шимон. После смерти отца молодые князья были изгнаны из отечества своего, враги отняли у них и наследство предков. У Шимона после отца остался только большой крест с Распятием, украшенный золотым поясом, а на голове Спасителя был золотой венец.

Оставляя родину, Шимон захватил эти реликвии с собой и однажды услышал голос, говоривший ему: „Человече, не возлагай венца этого на голову свою, но снеси его на предназначенное ему место“. Вскоре после этого Шимон сел на корабль и по Балтийскому морю отправился на Русь. Во время плавания поднялась страшная буря, и Шимон подумал, что она послана в наказание за то, что он взял украшения от Христова образа. Он стал горько раскаиваться, но тут увидел на облаках изображение церкви и услышал глас небесный: „Вот церковь, которая имеет быть создана Преподобным во имя Божьей Матери, и ты будешь положен в ней. Отдай Преподобному в руки венец, и пусть повесит его над жертвенником. Поясом же размерь величину церкви: 20 локтей в вышину, 30 — в длину и 30 — в ширину“.

Буря утихла, и Шимон благополучно прибыл в землю Киевскую. Однако он не выполнил данного ему повеления и оставил венец и пояс у себя. Он стал служить у князя Всеволода, брата великого князя Изяслава. В это время на Русскую землю напали половцы, и тогда братьякнязья — Изяслав, Святослав и Всеволод — объединили свои дружины, чтобы идти на врагов. Перед выступлением в поход, они поехали в Печерскую обитель испросить себе благословение великого старца Антония. Тот благословил князей, но предсказал им неудачу и великую потерю на поле брани.

За князьями подошел к старцу и Шимон, поклонился ему в ноги и стал молить, чтобы миновали его в предстоящем походе беды и несчастья. И тогда прозорливый Антоний сказал ему: „Сын мой, многие падут от острия меча, многие будут поражены и изранены, ты же останешься жив. Тебе суждено лежать в Печерской церкви, которая здесь воздвигнется“.

Князья, как и предсказывал старец, понесли сильное поражение на реке Альте, много воевод было убито и ранено. Шимон тоже был сильно ранен, лежал в поле среди мертвых и умирающих, но возмолился к Богу и был исцелен от ран.

Вернувшись в Киев, он поспешил в Печерскую обитель к преподобному Феодосию и отдал ему венец и пояс. Старец принял дары и сказал: „Отныне, сын мой, ты не будешь больше зваться Шимон, а назовешься Симон“.

Вчерне церковь Киево-Печерской лавры была окончена за три года при святом игумене Стефане, которому большую помощь оказывал князь Владимир Мономах, в юности исцеленный от недуга тем, что его опоясали поясом варяга Симона. А еще через 7 лет в Константинополе наняли мастеров-иконописцев писать для Успенской церкви иконостас. Они поплыли из Царьграда к Киеву, но близ города увидели во сне Киево-Печерскую церковь и так испугались ее громадности, что хотели вернуться назад. Но ночью их ладья проплыла против течения столько, сколько и за несколько дней трудно проехать.

В следующую ночь они увидели во сне чудотворную Киево-Печерскую икону, от которой раздался голос: „Что всуе мятетесь и не покоряетесь воле сына Моего и воле Моей? Если не послушаете Меня и задумаете бежать, то я возьму вас с ладьею и поставлю у Моей церкви“. Однако иконописцы и после этого дивного видения хотели вернуться в Царьград, но, сколько они ни плыли вниз по Днепру, ладья их всегда оказывалась у монастыря. Наконец покорились они воле Пресвятой Богородицы и принялись за украшение иконостаса в Ее церкви, а невидимая сила помогала им.

Когда иконописцы начали покрывать мозаичными изображениями стены церковного алтаря, образ Пресвятой Богородицы сам собою изобразился в алтаре. Все иконописцы, в том числе и преподобный Алипий, видели это чудо и с удивлением взирали на Богом данный образ, который вдруг засиял так ярко, что они не могли более смотреть на него и пали ниц. А когда встали, то увидели новое благодатное явление: белый, как снег, голубь вылетел из уст Богородицы, вознесся вверх к образу Спасителя и там скрылся. Потом он прилетал и к другим иконам, после чего из новоявленного образа Божьей Матери в алтаре опять влетел в уста образа Спасителя и снова сделался невидимым. Так все бывшие в церкви сподобились видеть явление Святого Духа»^[40].

Когда настало время освящения храма, то не оказалось каменной доски для престола. А киевский митрополит не хотел, чтобы в такой великой церкви на престоле была деревянная доска, поэтому освящение было отложено на несколько дней. 13 августа иноки пришли по обыкновению в церковь петь вечерю и увидели около алтарной преграды каменную доску и каменные же столбцы для престола. Об этом сообщили митрополиту, и для освящения церкви был назначен день 14 августа.

Но наутро митрополит вновь очень опечалился, что не пригласил к этому дню для служения с собою ни одного епископа. И вдруг, по Божьему промыслу и к радостному изумлению митрополита, предстали пред ним епископы — Иоанн Черниговский, Исаия Ростовский, Антоний Юрьевский и Лука Белгородский. И они рассказали, что были призваны посланными от митрополита юношами. А епископ Юрьевский поведал, что был болен, когда ночью к нему пришел какой-то черноризец и сказал: «Завтра будет освящение Печерской церкви, и ты должен быть там». И епископ Антоний тотчас выздоровел…

Все собравшиеся ужаснулись, видя такие чудеса, а они между тем продолжились. Когда архиерей и священнослужители обошли церковь Успения три раза и митрополит возгласил перед дверями: «Возьмите врата князи ваша», — из церкви вдруг раздался голос, подобный ангельскому, и продолжил стих псалма: «Кто есть сей Царь славы?». И все вновь ужаснулись, потому что в это время в церкви не было ни единого человека.

Икону Успения Пресвятой Богородицы, которую привезли из Константинополя, впоследствии поместили в золоченую раму, украшенную драгоценностями, повесили над Царскими вратами и временами спускали до середины их. Вскоре икона прославилась чудесами. Однажды боярин Климент Тецевич, отправляясь в военный поход, дал обет Пресвятой Богородице пожертвовать на Ее образ две гривны золота и золотой венец, если Бог сохранит его здоровым и невредимым. Но вернувшись домой, он позабыл об этом, и однажды во сне услышал он голос необыкновенный, который строго позвал его по имени. Боярин проснулся и с ужасом увидел перед собой тот самый образ Богоматери, который находился в Печерской церкви, и услышал от него: «Почему же ты, Климент, до сих пор не исполнил данного обета?». После этого икона сделалась невидимой, и Климент немедленно отправился к преподобному Федосию и отдал ему две гривны золота и золотой венец на образ Царицы Небесной.

До нас до не дошло ни плана, ни фасада первоначальной Печерской церкви, однако она была так прекрасна, что современники зачастую не находили слов для описания ее красоты. В киевском «Синопсисе», например, сказано, что «внутри она была украшена превосходной живописью и мозаикой, помост был устлан разноцветными мраморами, иконы горели драгоценными камнями, а наверху возвышался крест, выкованный из чистого золота».

Киево-Печерскому монастырю благоволили все киевские князья, делавшие в него богатые вклады, но все эти украшения были разграблены татарами в 1240 г., и «небеси подобная» церковь оставалась в запустении более 200 лет. В 1470 г. усердием князя Симеона Олельковича она была восстановлена и украшена, но через 12 лет — после нашествия хана Менгли-Гирея — снова запустела, и начала восстанавливаться только во второй половине XVI в.

Важной святыней Великой церкви были святые мощи угодников Божьих, почивавшие в разных местах ее. Например, в правой стороне, перед алтарем святого архистратига Михаила, в кипарисовой раке покоился череп великого равноапостольного князя Владимира, просветившего Русь верой Христовой. Глава князя была обретена митрополитом Петром Могилою между развалинами Десятинной церкви, основанной самим князем Владимиром.

Эта церковь, возводившаяся во имя Рождества Пресвятой Богородицы, строилась на десятую часть доходов, выделенных князем Владимиром от своего имения, поэтому ее часто называли Десятинной. После смерти он был погребен в ней в великолепной каменной гробнице: кисть руки святого князя находится в Софийском соборе, а нижняя челюсть — в Успенском соборе Московского Кремля.

Десятинная церковь существовала до 1240 г., а потом татары под предводительством хана Батыя разорили ее. От храма не уцелело ни одной стены, и почти 400 лет он лежал в развалинах. В 1635 г. митрополит Петр Могила захотел восстановить храм Святого равноапостольного князя Владимира и в новопостроенной церкви поставил образ Святителя Николая, отчего в народе она стала называться «Церковью Николая Десятинного».

Митрополит Петр Могила, по обыкновению своему посещавший святые храмы каждую субботу, однажды пошел в церковь Святителя Николая. После молитвы он вышел из храма и, обозревая окрестности, случайно увидел недалеко от церкви небольшую ямку. Когда по повелению митрополита ее раскопали, то нашли два каменных гроба, в которых (как потом установила синодальная комиссия) лежали останки князя Владимира и супруги его — греческой царевны Анны. Голову князя сначала положили в церкви Преображения Господня, а потом перенесли в Великую церковь Киево-Печерской лавры.

В левой части церкви, у южной стороны придела святого архидиакона Стефана, в серебряной раке открыто почивали нетленные мощи святителя Михаила — первого митрополита Киевского, который был сподвижником князя и в 988 г. крестил 12 его сыновей и весь русский народ. В этом же приделе, возле южной стены, под золотой с нью находился серебряный ковчег с изображением святого первомученика Стефана, побитого камнями еще в первые века христианства за проповедь среди евреев веры Христовой. В раке хранилась часть мощей (в частности, указательный палец) святого первомученика Стефана: мощи эти в 1717 г. были принесены из молдавского Нямецкого монастыря архиепископом романским Пахомием, который 8 лет жил в Лавре и скончался в 1724 г.

В приделе Иоанна Богослова, под золотой с нью, находится кенотафия с частицами мощей святых, пророков, апостолов, святителей и мучеников. Здесь же хранятся часть древа трапезы Христовой, часть ризы Господней, капля крови Иоанна Крестителя, часть мира великомученика Дмитрия Солунского.

В 1718 г. пожар уничтожил многие надгробия, находившиеся в Великой церкви. Сохранились только величественная гробница князя Острожского да смиренное надгробие архимандрита Иннокентия Гизеля — уроженца Пруссии, в 1684 г. перешедшего из лютеранства в православие и ставшего благодетелем и покровителем киевских школ. На дворе церкви Успения лежал камень, под которым почивали останки двух страдальцев, обезглавленных не на поле брани. Здесь покоился прах генерального судьи Василия Кочубея и полковника Ивана Искры, безвинно казненных в 1708 г. злой волей украинского гетмана Мазепы… Рядом с ними — выдающегося государственного деятеля П. А. Столыпина, убитого в Киеве в 1911 г.

После Октябрьской революции на территории Лавры была создана сельскохозяйственная и ремесленная трудовая артель, а церковные ценности советская власть изъяла. В 1923 г. в Лавре открыли Музей культов и быта, а еще через три года было создан Киево-Печерский историко-культурный музей-заповедник. Все монастырские ценности перешли в ведение Всеукраинского комитета по охране памятников. Во время голода в Поволжье часть драгоценных реликвий была продана, чтобы купить хлеб голодающим.

С 1929 г. Киево-Печерская лавра вообще перестала существовать как общежительный монастырь. Большинство монахов из Лавры выселили; часть оставшихся примкнула к так называемому обновленческому движению, пытаясь приспособить свою деятельность к новой действительности. Заявив о «демократизации церкви», они даже добились разрешения проводить богослужения в Успенском соборе.

В первый месяц немецкой оккупации Киево-Печерский заповедник был открыт для населения, но уже в середине октября захватчики выселили с территории Верхней лавры всех гражданских лиц. Здесь расположилась немецкая полиция, и эта часть Лавры стала закрытой зоной, которую охраняли часовые. Из штатских людей туда допускали только работников Музея.

А 3 ноября 1941 г. прогремел мощный взрыв^[41], в результате которого от величайшей православной святыни остались лишь груды щебня. Сохранились только часть восточной стены, часть крещальни, придел Иоанна Богослова и два столпа. На следующий день в передачах местного радио и в газетах, издававшихся оккупационными властями, ответственность за это варварское злодеяние была возложена на советских подпольщиков. Что же случилось на самом деле — на этот счет существует много предположений и версий, еще больше слухов и домыслов…

В 1946 г. эта драматичная история фигурировала в обвинительном акте советской стороны на Нюрнбергском процессе, однако разрушение Успенского собора не было включено в перечень доказанных преступлений и не попало в заключительный акт обвинения. А советские представители в Нюрнберге почему-то не опротестовали решение Международного военного трибунала.

Сейчас уже не является секретом тот факт, что перед оставлением Киева советские войска заминировали многие административные здания, после чего они были взорваны специальной группой, оставленной в городе. Но в Советском Союзе этот факт официально никогда не признавался.

Есть, однако, еще одна версия: Успенский собор взлетел на воздух потому, что немецкие саперы не смогли обезвредить советские мины. Таким образом, вопрос о том, кто же взорвал Успенский собор КиевоПечерской лавры, до сих пор остается открытым, и подлинные обстоятельства этого чудовищного злодеяния до сих пор одна из неразгаданных тайн Великой Отечественной войны.

В первые дни оккупации Н. Черногубов, главный хранитель фондов Музея, возможно, предчувствуя надвигавшуюся беду, перевез чудотворную икону Успения Пресвятой Богородицы из Лавры в Киевский музей западного и восточного искусства^[42].

Через два года после окончания войны ученые начали разбирать руины Успенской церкви, сотрудники Географического факультета Киевского университета составили проект восстановления Великой церкви, которую предполагалось отстроить к 1988 г. — к 1000-летию Крещения Руси. Деньги государство выделило в полном объеме, но начавшиеся работы вскоре были свернуты, а проект восстановления церкви послали на вторичное рассмотрение. А потом Советский Союз распался…

В начале 1990-х гг. Церкви стали постепенно возвращать ее владения. Киево-Печерский заповедник передал вновь образованному мужскому монастырю сначала Дальние пещеры и наземные сооружения Лавры, а через два года и Ближние пещеры. Киево-Печерская лавра по решению ЮНЕСКО внесена в Список памятников всемирного наследия. Руководство Украины решило воссоздать Успенский собор в его первоначальном виде, но у государства нет денег. По некоторым данным этот проект на определенных условиях собирается финансировать Федеративная Республика Германия.

МОНАСТЫРЬ ИОАННА БОГОСЛОВА НА ОСТРОВЕ ПАТМОС

Остров Патмос состоит из двух возвышенностей, в окружности равняющихся примерно 30 километрам. В конце XIX в. эти возвышенности, соединенные между собой перешейком, были заселены исключительно православными греками — главным образом, пастухами. Но скалистый, безлесый и малозастроенный остров, расположенный в Эгейском море, вынуждал жителей промышлять и мореходством. Центром острова является городок Патмо, который находится неподалеку от пещеры святого евангелиста Иоанна Богослова — любимого ученика Иисуса Христа. И он был достоин любви Спасителя, отвечая на Божью любовь Его любовью чистой, возвышенной и ничем неколебимой. Во время крестных страстей Господних только Иоанн Богослов остался верен Спасителю: он один устоял перед искушениями и испытаниями и единственный из апостолов был на Голгофе.

В своем исследовании о жизни Иоанна Богослова иеромонах Евдоким писал, что жизнь этого апостола небогата внешними событиями и он не испытал многих скорбей и страданий, как другие апостолы. Зато жизнь Иоанна Богослова богата другой деятельностью: у него была своя собственная стихия — горний мир, царство бесконечной Истины и Любви, в котором он постоянно пребывал. И взор его всегда был устремлен туда, где стоит престол этой Истины. Всю свою жизнь он стремился проникнуть за завесу, которая отделяла землю от неба, и видеть там жизнь не только небожителей, но и Самого Бога. Внешняя блестящая и шумная деятельность никогда не соблазняла Иоанна Богослова, никогда и никаких соблазнов «мира сего» для него не существовало, даже самые тяжелые гонения не могли отвлечь его от «горнего мира». Правда, временами взор апостола падал и на грешную землю, но только для того, чтобы находить здесь отражения жизни небесной.

^{Иоанн Богослов. Икона}

Во вторую половину своей жизни апостол Иоанн подвизался в Малой Азии. Тяжелые годы наступили тогда для христианской церкви: смолкли два первоверховных апостола — Петр и Павел, скончались и почти все другие апостолы, замученные за проповедование веры Христовой. А между тем среди народа началось такое сильное брожение умов, что даже само христианство многими отождествлялось с язычеством: некоторые христианские истины искажались, другие — причем самые главные и существенные — и вовсе отвергались. Поэтому христианам нужно было дать верное направление, чтобы они сами, уже без руководства апостолов, могли жить, не уклоняясь от христианских истин. Вот эту трудную и сложную задачу и выполнил апостол Иоанн, хотя он и подвергался вместе с христианами Малой Азии различным гонениям и бедствиям.

Особенно тяжело стало христианам после вступления на престол в 81 г. императора Домициана. Гонение возникло отчасти из-за слухов о том, что из Иерусалима (из потомства Давидова, из родства Христова) должен явиться великий царь, которого христиане давно ожидают и которому хотят передать верховную власть. Поэтому они отказывались называть Домициана богом, чего он требовал по своей неумной гордыне. И тогда император без всякого суда «умертвил немало римских дворян и мужей знаменитых, бесчисленное же множество других замечательных людей, без причины, осудил на изгнание из пределов империи и на лишение имущества».

Из Рима гонения распространились на Малую Азию, где они были даже жестче, чем в самом Риме. Кто-то из граждан Эфеса донес на апостола Иоанна самому императору, и тот послал проконсулу Малой Азии такое письмо: «Мы узнали, что у вас есть какой-то Иоанн, сын Зеведея, по свидетельству многих христиан, и что он ученик того Назарянина, который за свои злодеяния был распят иудеями; пусть он оставит свое заблуждение и живет, или же погибнет». Но напрасно проконсул увещевал Иоанна покориться воле императора, на все уговоры апостол отвечал: «Должно повиноваться более Богу, чем людям. Я не отрекусь от Христа Бога моего и Наставника, Который возлюбил меня, и не оставлю проповеди Евангелия, пока не окончу служения, которое я принял». И тогда проконсул повелел заточить апостола в темницу, а потом по приказу императора закованного в цепи привел его в Рим. Здесь на суде Домициан стал порицать Иоанна за то, что своим учением он обольстил весь народ эфесский, проповедуя какого-то неведомого им Бога. После этого он приказал одному магу приготовить смертельный яд, действующий мгновенно. Но яд не причинил Иоанну никакого вреда, и тогда апостола стали жестоко истязать, но он оставался целым и невредимым^[43]. По повелению императора после всех мучений апостола снова отправили в Эфес, а позднее заковали в цепи и вместе с учеником его Прохором привезли на пустынный остров Патмос.

Покрытый терновником и другими сорными травами, остров напоминал тюрьму. Корабли редко причаливали к его неприступным скалистым берегам, поэтому бежать отсюда было невозможно. В знойные месяцы солнце выжигало последнюю травинку и чахлые посевы, но и здесь жили люди — всего около 5000 человек.

Ссылка на остров Патмос считалась у римлян тяжелым наказанием, равносильным смертной казни. Но однажды ночью в сонном видении узнику явился Сам Господь Бог и, утешив его, сказал: «Этот остров весьма в тебе нуждается». И действительно, за довольно короткое время Иоанн Богослов обратил в христианскую веру все население Патмоса; по его молитвам слепые прозревали, мертвые воскресали, прокаженные очищались, бесы из людей изгонялись…

После смерти Домициана на римский престол вступил император Нерва — государь гуманный и не преследовавший за религиозные верования. При нем несправедливо осужденные и сосланные при императоре Домициане были возвращены на родину, им вернули их имущество. Император Нерва написал властям острова Патмос, чтобы они освободили всех христианских мучеников, и апостол Иоанн получил разрешение вернуться в Эфес. Но жители острова толпами стали приходить к нему и просить, чтобы он остался с ними. Апостол отвечал им, что Иисус Христос, «Который теперь уже между вами… повелевает мне возвратиться в Эфес по причине многих болезней, посетивших там братьев наших». И тогда жители стали просить у Иоанна «письменное повествование обо всех знамениях, бывших от Сына Божьего, и о словах, слышанных тобою из Святых уст Его, дабы нам не впасть в заблуждение и не уклониться от Него, и от светлого твоего учения, но пребывать в нем твердо и непоколебимо».

И тогда апостол Иоанн и ученик его Прохор уединились в местечке, которое называлось Покой, взошли на небольшую гору, где апостол провел три дня без пищи — в молитве, прося у Бога благословения, чтобы сообщить христианам Патмоса благую весть. А потом он отправил Прохора в город за хартией и чернилами, и когда ученик возвратился, то снова нашел Иоанна молящимся. «Возьми чернила и хартию и стань по правую руку мою», — сказал апостол ученику своему, и только Прохор исполнил это, как засверкали молнии и так сильно загремел гром, что задрожала земля. А апостол Иоанн, помолившись, сказал: «Сын мой! Будь внимателен; все, что услышишь из уст моих, запиши на хартии». Так было составлено Евангелие от Иоанна.

По свидетельству мужей апостольских, отцов и учителей церкви, на Патмосе апостол Иоанн написал и свое «Откровение» (Апокалипсис). Однажды апостол Иоанн со своим учеником Прохором уединился в пустынной пещере, где они провели 10 дней. Потом апостол пробыл еще 10 дней в пещере один — ничего не ел и не пил, только молился Богу. И позвал его голос свыше: «Иоанн! Иоанн!». — Тот ответил: «Что повелеваешь, Господи?». — И голос свыше ответил: «Истерпи еще десять дней, и будет тебе Откровение великое».

Апостол Иоанн еще 10 дней провел в пещере без пищи, после чего совершилось диво дивное: сошедшие ангелы Божьи возвестили ему много неизреченного, и он два дня говорил ученику своему о бывших ему откровениях, а Прохор все записывал. Так на острове Патмос, который теперь является одной из святынь православного мира, была написана самая загадочная и таинственная книга Нового Завета. Дионисий Александрийский писал об «Апокалипсисе»: «Темнота (таинственность. — Н. И.) сей книги не препятствует удивляться ей. И если я не все в ней понимаю, то лишь по моей неспособности. Я не могу быть судией истин, в ней заключающихся, и измерить их скудностью моего ума; руководствуясь более верою, чем разумом, нахожу их только превосходящими мое понимание».

Столицей острова Патмос является небольшой городок Скала, от которого до пещеры Иоанна Богослова чуть более двух километров, но идти нужно в гору. В пещеру ведет крутая лестница с высокими ступенями, потом перед взором паломников предстают широкие, открытые настежь двери, над которыми сделана надпись: «Это место, производящее неизгладимое впечатление, не что иное как дом Бога; это — дверь на Небеса».

Пещера превращена в небольшой храм с двумя иконостасами; кругом мерцание свечей, старинные иконы, молящиеся паломники… Левый придел церкви — просторный, с высокими сводами и окном, выходящим на горный склон; а правый — это и есть пещера Иоанна Богослова, представляющая собой низкий скалистый свод. По мере того, как входишь в нее, скала становится выше и круче; почти ровный, но с небольшими трещинами «пол» — такой же, каким было девятнадцать веков назад. А вот и место, где стоял Иоанн Богослов в тот великий и славный день, когда услышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил:

«Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир^[44] и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу свою и сказал мне: Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего…»

А потом монолитная скала над головой Иоанна Богослова с грохотом раскололась на три части, которые можно увидеть и даже потрогать и сегодня. Они возникли, чтобы прославить Господа Вседержителя — Отца, и Сына, и Святого Духа, — и похожи на три пальца, которые мы складываем для крестного знамения. Потрясенный и просветленный Иоанн Богослов встал на ноги, чтобы слушать Господа и потом написать книгу, призывающую к покаянию и заставляющую трепетать и помнить свой последний земной рубеж: «Тайна семи звезд, которые ты видел в деснице Моей, и семи золотых светильников есть сия: семь звезд суть семь Ангелов семи церквей; а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей». А вот место, где стоял Прохор, когда записывал все то, что ему говорил Иоанн Златоуст. Он стоял за аналоем нынешней церкви, и писать ему было очень удобно, таким пологим оказалось углубление в скале. Есть в пещере и другое углубление; положив в него голову, здесь спал Иоанн Богослов. А на совсем маленькое углубление он клал ладонь, поднимаясь со своего ложа, т. к. был тогда уже в весьма преклонном возрасте.

В ясную погоду с моря виден большой монастырь, возведенный во имя святого Иоанна Богослова. Обитель расположилась на вершине горы Хора и видна почти отовсюду. В ширину обители расти некуда, и она растет ввысь, становясь похожей на неприступный средневековый замок. Монастырь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова был основан в XI в. святым Хосиосом Христодулосом, который говорил: «Мое горячее желание было поселиться на этом безлюдном островке на краю земли, где царит спокойствие и куда не пристают корабли». Нетленные мощи основателя монастыря покоятся в часовне, посвященной его имени. Кроме них, к драгоценным святыням обители относятся честные и цельбоносные главы апостолов Фомы и Филиппа и Пергамского епископа Антипы. Особым почитанием пользуются у паломников наручники Иоанна Богослова.

При монастыре была устроена школа, которую охотно посещали все окрестные жители. Сейчас в обители насчитывается около 40 монахов: они каждый день служат в храме (с 3 до 6 часов утра), поддерживают порядок в монастыре, принимают паломников, работают в саду… Слева на маленьком монастырском дворике расположен храм во имя Иоанна Богослова. Небольшой островок Патмос и небольшой храм во имя Иоанна Богослова невелики только по своим размерам, но велики своим духовным значением, поэтому паломники приезжают сюда в любое время года и в любую погоду…

В 1647 г. в Москву приехали монахи из Патмосского монастыря Святого Иоанна и поднесли в дар русскому царю «дивный и чудный камень с изображением Богородицы, выпавший из рук ангела в то время, когда евангелист Иоанн писал свое Евангелие». Сейчас эта святыня, как и часть мощей Лазаря Четверодневного, хранится в Благовещенском соборе Кремля.

КИККСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ КИПР

Главная обитель Кипра — Киккский мужской монастырь — была основана в XI в. при византийском императоре Алексее Комнене. Монастырь расположен в горной части острова рядом с вершиной, которая называется Олимп. Путь к монастырю представляет собой крутую серпантинную дорогу: с одной стороны ее нависают древние скалы, с другой — бездонные пропасти, которые начинаются, как кажется, прямо под колесами автобуса.

Склоны гор покрыты кедровыми деревьями, живописными пиниями (итальянскими соснами) и елями, которых на Кипре немного: их здесь берегут, поэтому на Рождество наряжают «кипарисовую елку». По дороге к Киккской обители растут еще деревья «харупи», которые называют «хлебом святого Иоанна». В глубине их длинных коричневых стручков скрываются капли душистого меда, которым питался в пустыне Иоанн Креститель. Паломникам показывают и так называемые «Иудины деревья», которые всегда цветут в день Пасхи.

В горах Тродос произрастает особый сорт очень сладкого черного винограда, который идет на изготовление уникального кипрского вина «Коммандария». Рассказывают, что древние иудеи задолго до Рождества Христова имели на острове собственные плантации и вино это употреблялось еще в ветхозаветном храме царя Соломона. Во времена своего господства на Кипре крестоносцы очень полюбили этого вино и наладили массовое производство его, а теперь вино «Коммандария» используется в кипрских церквах для Святого причастия.

^{Монастырь в горах Тродос}

Монастырь Киккос (он имеет еще и такое название) спрятался высоко в горох, но он не кажется суровым; наоборот, стены его украшены яркими мозаиками, которые сияют на солнце. Монастырь называется еще и Царским — в связи с личным вкладом в него византийского императора Алексея Комнена. Из трех икон, написанных апостолом и евангелистом Лукой и удостоившихся благословения Пресвятой Богородицы, одна называется Одигитрия (Путеводительница): на ней Пречистая Дева Мария изображена с Предвечным Младенцем на левой руке. Две другие иконы называются Милостивыми, потому что изображенная на них Богоматерь умоляет Сына Своего спасти род человеческий. На первой иконе Она изображена одна — без Своего Божественного Сына; на другой Пресвятая Богородица держит Сына Своего с правой стороны. Вторая икона в отличие от первой называется Милостивая Киккская — от горы Киккос, находящейся в северо-западной части Кипра. По этой причине, вероятно, на серебряной ризе, устроенной для иконы в 1576 г., и сделана надпись: Киккиотянка.

Эта икона тоже была послана апостолом Лукой в Египет к назореям, которые научились иноческой жизни у апостола Марка. В Египте икона с образом Божьей Матери Милостивая находилась долгое время, но из-за начавшихся здесь в 980 г. междоусобиц ее перенесли в Константинополь и поставили в царском дворце, где она и оставалась до времени правления императора Алексея Комнена (1081–1118).

В его царствование правителем Кипра был Мануил Вутомит, в жаркое время года уезжавший со своими придворными из столицы и охотившийся в ее окрестностях. Однажды около Мирианфусы, где неподалеку в пещере жил благочестивый монах Исайя, правитель во время охоты встретил старца и спросил: «Кто ты?». Но Исайя, не желая раскрывать своего уединения, побежал от него. Мануил счел это непочтением, догнал монаха и не только бранил его, но и бил немилосердно. А потом повалил на землю и стал топтать ногами. Преподобный старец все терпел, а затем кротко сказал: «Ужели тебе мало счастья и веселья на острове, в городах и селениях? А ты еще мучишь безвинно нас — пустынников. Отойди от меня. Бог накажет тебя за это, ибо я — грешный раб Его».

Правитель не обратил на слова монаха никакого внимания, но через некоторое время тяжело заболел. Только теперь вспомнил он о своей жестокости по отношению к старцу и стал со слезами молить Бога об исцелении, желая сам идти к пустыннику и просить о прощении. Между тем Исайе было откровение, чтобы икона Божией Матери из царского дворца была возвращена на Кипр. И чтобы старец требовал от правителя, когда тот придет к нему, помощи в возвращении иконы. А без этого грех ему не отпустится.

Но когда пришедший Мануил услышал об этом, то с испугом сказал: «Как я дерзну сказать императору что-либо подобное. Это дело выше моих сил, требуй от меня другое удовлетворение». Но Исайя настаивал, что именно такое было ему откровение, и тогда правитель согласился сделать все, что будет в его силах, но просил старца вместе с ним ехать в Византию.

Когда они прибыли в Константинополь, Исайя удалился в пустынное место, а Мануил пошел во дворец — доложить императору о своем правлении на Кипре. Но и в этот раз, и в другие случаи он не осмеливался заговорить о святой иконе, а старцу говорил, что боится докучать императору своими просьбами. Исайе наскучило напрасное ожидание, и он решил возвратиться на Кипр. Правитель очень опечалился, но не мог удержать старца. Однако по повелению Мануила лучшие живописцы написали две иконы: на одной был изображен Господь, сидящий на престоле; на другой — Святая Троица, а внизу Пресвятая Богородица. Подле ног Ее, с правой стороны — монах Исайя, а с левой — Мануил Вутомит. Правитель просил старца молиться и отдал ему эти иконы, а также достаточные средства на возведение храма.

Возвратившись в свое уединенное жилище, старец Исайя сильно скорбел о безуспешном путешествии и вдруг однажды во сне услышал голос: «Не скорби, старец! Источающая благодать чудотворная икона Богородицы скоро придет к тебе, как знает Господь и как угодно Пресвятой Богородице». Утешенный этими словами, Исайя начал возводить храм во имя Пресвятой Троицы, по окончании же строительства поставил в нем принесенные из Византии иконы и постоянно молился о возвращении святыни.

А в Константинополе в это время тяжело заболела дочь императора Алексея Комнена, и врачи уже не надеялись на ее выздоровление. Однажды Мануил, увидев слезы на глазах страдающего императора, сам заплакал, а потом сказал: «Государь! Я страдал такою же болезнью на острове Кипр и, если бы не помог мне Господь ради молитвы монаха Исайи, то давно бы умер. Если ты исполнишь, что я скажу, то дочь твоя скоро выздоровеет». И рассказал, что нужно отпустить икону Божией Матери на Кипр. Император обещал не только пожертвовать средства на возведение монастыря, но и отдать редчайшую икону с образом Пресвятой Богородицы.

Денег император действительно не пожалел, а вот с иконой ему расставаться не хотелось, и он приказал сделать с нее искуснейший список, думая отправить его на Кипр. Но Пресвятая Богородица явилась ему во сне и грозно сказала: «Оставь свою икону здесь, а Мою скоро пошли на остров старцу Исайе, ибо так Мне угодно»^[45].

По преданию, раздосадованный император в знак своей скорби и печали повелел запаять всю икону, даже лик Пресвятой Богородицы, золотым окладом и закрыть богатым покрывалом. И чтобы покрывало это оставалось на иконе всегда: «Если уж я больше не увижу образа Богоматери, — говорил император, — то пусть его никто не увидит». Согласно его воле Киккская икона Пресвятой Богородицы остается закрытой вот уже более девяти веков!

На Кипре святая икона прославилась многими чудесами, и в ее благодатную силу верят не только христиане, но и иноверцы, поэтому со своими скорбями и болезнями люди прибегают к ней отовсюду. В 1365 г. храм, в котором была поставлена чудотворная икона, сгорел вместе с церковной утварью, но образ Пресвятой Богородицы остался цел и невредим. В 1570 г. Кипром завладели турки, при них Киккская обитель была восстановлена, и чудотворный образ был поставлен на прежнее место. Многие чудеса, совершаемые силой чудотворного образа Пресвятой Богородицы, записаны в монастырских летописях. Благодатной силой иконы во время засухи проливался дождь, бесплодные женщины исцелялись, немые начинали говорить, слепые видеть…

Киккская икона Царицы Небесной закрыта драгоценным покрывалом от левого верхнего угла до правого нижнего, так что лика Пресвятой Богородицы и лика Божественного Младенца никто не может видеть. По покрывалу вышита небольшая пропись образа. В свое время не посмели открыть пелену ни патриарх Антиохийский Сильвестр, ни патриарх Александрийский Косма, ни архиепископ Кипрский Филофей. А за дерзновенное поднятие этого покрывала многие подвергались тяжкому наказанию.

К чудотворной иконе привешена медная рука — дар одного мавра, который однажды поднял руку на святой образ, но тут же был наказан: рука у него отсохла. Мавр искренне покаялся перед Пресвятой Богородицей за свой дерзновенный поступок, и Матерь Божия исцелила его. В благодарность он и оставил перед образом медную руку.

В иконостасе монастырского храма есть еще одна икона с образом Царицы Небесной. Эта русского происхождения икона попала в обитель в XV в., а в 1997 г. в течение недели она источала благоуханное миро.

МОНАСТЫРЬ «СЕСТРЫ СИОНА» В ИЕРУСАЛИМЕ

Католический монастырь «Сестры Сиона» расположен на территории бывшей крепости, которую в 36 г. до н. э. построил Ирод Великий в честь своего друга — римского полководца Марка Антония. Сначала крепость служила дворцом для самого Ирода, затем там расположилась Претория римских прокураторов Иудеи. В 70 г. уже нашей эры крепость разрушил римский император Тит, но потом крестоносцы построили на этом месте церковь. Землетрясение 1927 г. разрушило ее, и она больше не восстанавливалась. До наших дней от крепости Антония сохранились лишь остатки фундамента.

^{Обитель на Крестном пути Иисуса Христа}

Места, на которых расположены основные постройки монастыря «Сестры Сиона», традиционно связываются с событиями, происходившими во время осуждения Иисуса Христа на Крестную смерть: бичевание, которому Спасителя мира подвергли римские солдаты; вынесение приговора, а также момент, когда Иисус Христос был выведен Понтием Пилатом народу. На Виа Долороза (Скорбном пути) церковными правилами канонизировано 14 остановок (станций), каждая из которых обозначен какой-либо благочестивой постройкой или памятным знаком: церковью, часовней, колонной или мемориальной надписью.

Первая станция Крестного пути Иисуса Христа — место, где римский прокуратор судил Спасителя мира. «Пилат… вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемое Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа» (Ин. 19, 13). Лифостротон — буквально «Каменный помост», «Место, устланное камнем»; наряду с порогом Судных ворот, расположенным в русском подворье Святого Александра Невского, Лифостротон считается наиболее достоверным участком Крестного пути. Он представляет собой помост со стоками для дождевой воды и насечками, препятствовавшими скольжению лошадей на мостовой. Н нем остались пометы, оставленные римскими легионерами во время игры в кости. В IV в. святая равноапостольная царица Елена возвела здесь церковь, но теперь на этом месте как раз и расположился женский католический монастырь «Сестры Сиона». В нем бережно хранятся помост и те самые камни, на которых стоял Иисус Христос: это гранитные и известняковые плиты, потрескавшиеся и выщербленные временем, со следами колес от колесниц и от столбов, около которых несли вахту римские воины. В настоящее время над Лифостротоном находится часовня, построенная архитектором А. Барлуцци.

В монастырском дворе стоят две часовни византийского периода: слева разместилась «часовня Осуждения», связанная с осуждением Иисуса Христа и возложением креста на Него, чтобы Он сам нес орудие Своей казни. «И взяли Иисуса и повели. И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа» (Ин. 19, 16–1). Плиты пола и четыре колонны «часовни Осуждения» относятся к римскому времени, сама же часовня изначально была византийская. Внутренние стены ее покрыты сценами осуждения Иисуса Христа и Его встречи на Крестном пути с Пресвятой Богородицей.

На Виа Долороза «часовня Осуждения» в нововизантийском стиле была восстановлена в 1904 г. Г. В. фон Манзелем. На стенах ее сохранилась роспись с изображением осуждения Иисуса Христа и Его встречи со Своей Матерью. Кроме того, в часовне сохранились остатки михраба мечети времен мусульманского господства и фрагменты мозаичного византийского пола.

«Часовня Бичевания» (Вторая станция), тоже находящаяся на территории монастырского двора, отмечает место, о котором в Священном Писании говорится следующее: «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский и плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове» (Мер. 27, 27–30). В Евангелии от Иоанна об этом сказано так: «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам» (19, 1–3).

«Часовня Бичевания» была возведена итальянским зодчим А. Барлуцци в 1929 г. на месте францисканской капеллы ХII — ХIII вв. В настоящее время в часовне обращает на себя внимание искусно выполненный витраж, расположенный за алтарем, и мозаика в куполе с изображением Тернового венца.

На территории монастыря «Сестры Сиона» находятся еще храм и арка «Се Человек». Название их связано со словами Понтия Пилата, обращенными к народу: «Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!» (Ин. 19, 4–5). Одновременно слова эти служили и призывом к милосерд «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Ин. 19, 12).

Храм был воздвигнут в 1868 г. Арка «Се Человек», которую традиционно считают местом, откуда были произнесены эти слова, относится в более поздней эпохе (вероятно, ко времени императора Адриана). В глубине церкви, в нише над алтарем, установлена статуя Спасителя, выполненная из белого мрамора: Иисус Христос в терновом венце и со связанными руками. Внизу сделана надпись: «Ecce Hомо» (Се Человек).

На этом месте благочестивые паломники вспоминают, как Понтий Пилат, публично допросив Божественного узника внутри Претории, вывел Его к народу во внешний двор, чтобы ради праздника Пасхи отпустить Его, и сказал: «Вот Царь ваш!». По преданию солдаты преторианской гвардии, присутствовавшие при этом, грубо издевались над Спасителем, называя Сына Божьего «лжепророком». В это время Клавдия Прокулла, жена римского прокуратора, прислала сказать, чтобы он не осуждал Его, так как во сне она много пострадала за Него^[46]. Понтий Пилат ждал милосердия, но никто не заступился за Иисуса Христа, и, уступая требованиям народа, «он предал Его им на распятие» (Ин. 19, 16).

К монастырю «Сестры Сиона» примыкает здание греческой православной церкви, над входом в которую высечена надпись: «Заточение Христа». Церковь построена на месте преторианской тюрьмы, в которой содержался разбойник Варавва и недолгое время пробыл Иисус Христос. Темница эта представляет собой углубление в скале, в которой находилась каменная скамья: ноги заключенного, продевавшиеся в отверстия в скамье, внизу сковывались цепью. В настоящее время темница превращена в «Часовню в узах», в которой постоянно теплится лампада^[47]. Справа от того места, где был заключен Спаситель мира, находится ниша с иконой Пресвятой Богородицы. Лик иконы темный, но, пристально вглядевшись, можно рассмотреть глаза Божьей Матери. Иногда случается заметить, что они открываются и из них текут слезы, но видеть это удостаиваются немногие.

АНТОНИЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

На северной окраине Новгорода, на правом берегу Волхова, при князе Мстиславе Владимировиче преподобный Антоний основал в 1106 г. монастырь.

Сам преподобный родился в 1067 г. в Риме и жил в печальное время отделения западной церкви от восточной. Сын богатых и благочестивых родителей, по вере своей людей православных, он с юных лет решил посвятить себя Богу и после смерти родителей раздал бедным людям все доставшееся ему имущество, кроме нескольких священных сосудов и других драгоценностей. Их преподобный Антоний по необъяснимому влечению сердца положил в бочку и, плотно закрыв, бросил в море, а сам в 1086 г. удалился из Рима в иноческую обитель. На 19-м году жизни он постригся в монахи, а потом в полном уединении 20 лет провел в строгом посте и молитвах, подвизаясь в самых тяжелых испытаниях.

Гонения, воздвигнутые на православных христиан тогдашним римским папой, достигли и пустыни, в которой подвизался преподобный Антоний. Латиняне разгромили обитель, и монахи рассеялись в разные стороны. Преподобный Антоний некоторое время скрывался в горах, а потом нашел себе безопасное место на морском берегу. Здесь он поселился, как древний столпник, на камне, со всех сторон омываемом водой. Под открытым небом, без защиты от непогоды он прожил год и три месяца, и все это время в его сердце был начертан образ Божий. И как отражение этого дивного образа преподобному Антонию всегда виделась на облаках икона Божией Матери с Предвечным Младенцем на руках, осеняющая его от житейских бурь и стихий.

В таком духовном созерцании, посте и молитвах время проходило для преподобного Антония незаметно, и вот однажды (5 сентября) во время страшной бури волна оторвала от берега камень, на котором стоял угодник Божий, и он понесся в открытое море, как на легком корабле. Во время этого чудного плавания святой, углубленный в молитву, ничего вокруг не слышал и не замечал. Ветер и волны понесли камень сначала в Балтийское море, затем — в Ладожское озеро, а потом вверх по Волхову — против течения. Камень остановился под самым Новгородом, и случилось это 7 сентября.

От своего молитвенного созерцания преподобный Антоний очнулся только услышав благовест к заутрене и, подумав, что он у враждебного Рима, очень испугался. Скоро пришли на берег незнакомые люди, языка которых он не понимал. И те с удивлением смотрели на чудного пришельца, опасавшегося сойти со своего камня. Три дня святой Антоний молился Богу, чтобы тот открыл о земле, куда он прибыл таким чудесным образом, о населяющем ее народе и его языке. И вот на третий день Господь посылает греческого купца, который знал итальянский язык. И от него преподобный узнал, что город, куда он попал — это Великий Новгород, владеет им великий князь Мстислав — сын Владимира Мономаха, новгородские жители — люди православные, епископом у них — святитель Никита. Сказал купец еще, что Рим отстоит от Новгорода в полугоде пути, и очень удивился преподобный Антоний могуществу Господа, Который помог ему такой дальний путь преодолеть в несколько дней.

А потом пошел преподобный в храм Святой Софии помолиться, и при виде благолепия и торжественной службы великой радостью преисполнилась душа его. Не зная русского языка и поэтому не смея явиться к епископу, преподобный Антоний снова пошел на свой камень и усердно молил Господа, чтобы Он помог ему выучить новый язык. И Господь, услышав усердную молитву раба Своего, послал ему способность говорить на чужом языке. И тогда преподобный Антоний пошел к святителю и рассказал ему о своем дивном путешествии, а потом епископ отправился на место, где лежал удивительный камень.

В скором времени здесь построили келью для преподобного Антония и церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, т. к. накануне этого дня он приплыл к Новгороду. Церковь и келью обнесли оградой, а много позже здесь появилось еще несколько келий, в которые стала собираться братия. Но и после устроения обители преподобный Антоний становился на молитву на своем камне.

А однажды рыбаки неподалеку от камня вытащили бочку, окованную железный обручами. Преподобный Антоний сразу ее — это была та самая бочка, которую он когда-то бросил в море. Но рыбаки не хотели отдавать ее и говорили, что это их бочка, которую они бросили в море для сохранения. Когда дело дошло до суда, то рыбаки не смогли ответить, что находится в «их» бочке. А преподобный Антоний подробно рассказал, что в ней лежит, и когда бочку открыли, то нашли в ней все то, что он перечислил: много золотой и серебряной церковной утвари с римскими надписями.

Получив свои сокровища, преподобный Антоний купил новое место и в 1117 г. стал строить каменный храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Через 10 лет были устроены каменная трапеза, а при ней — храм во имя Сретения Господня. Была сооружена и колокольня, которую преподобный Антоний возвел во имя своего соименника — Антония Великого. После 1130 г. над западными воротами была сооружена еще одна церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы — с двумя приделами: один — во имя Николая Чудотворца, другой — во имя Иоанна Лествичника.

В сане игумена устроенной обители преподобный Антоний пробыл 16 лет. Предчувствуя приближение смерти, он собрал вокруг себя плачущих иноков, утешил их словами Священного Писания и поставил игуменомом инока Андрея, которому и рассказал свою чудесную историю, завещав передать ее — во славу Божию! — будущим поколениям.

Погребли преподобного Антония в устроенной им церкви — светлой, высокой и украшенной прекрасной живописью. Камень, на котором он прибыл, и паникадило, принесенное с родины, долгое время хранились в монастыре. Камень, на котором было сделано изображение преподобного Антония, был вделан в стену соборного храма.

Почти полвека после смерти преподобного Антония в монастыре продолжался прежний порядок дел, но потом для обители наступили тяжелые времена. Нашествия неприятеля, частые пожары и другие бедствия, опустошавшие Новгород, не обходили стороной и обитель. Так, в 1221 г. было сильное наводнение, затопившее большую часть города и 19 монастырей, в том числе и Антониев, который стоял на довольно низком месте. В начале XIII в. монастырь начал было возвышаться, но благоприятные времена скоро прошли. Новгородцы почти со всеми великими князьями были не в очень дружественных отношениях, и те посылали свои рати на усмирение их вольницы, поэтому не раз сам город и его обители подвергались разорению. Но монастырскую казну уносили сами новгородцы, чтобы ничего не досталось неприятелю. Так, в 1386 г. при походе на Новгород князя Дмитрия Донского новгородцы, готовясь к защите, истребили 24 монастыря, сами сожгли и «обитель Онтоньевскую». Уцелели в ней лишь каменные Рождественская и Сретенская церкви, сам же монастырь пришел в совершенное запустение.

Только начала обитель восстанавливаться в XVI в., как пошел на Новгород царь Иван Грозный. Под мечом его опричников пали игумен Геласий и еще 20 братий, монастырская казна была разграблена, из ризницы взято все самое ценное. После новгородских смут и казней при Иване Грозном основанный преподобным Антонием монастырь «вельми запустел», так что не было в нем даже богослужения. Обновителем запустевшей обители стал игумен Кирилл, отличавшийся теплой любовью к преподобному Антонию и созданной им обители. Настоятель восстановил в монастыре не только внешний порядок, но и деятельно содействовал обновлению духовной жизни братии.

Но, тяготясь строгим управлением игумена Кирилла, некоторые из братий решили отравить своего настоятеля и во время трапезы положили ему в пищу «злое смертное зелье». Мучимый страшной болью, игумен уже готовился к смерти и обратился с благочестивой молитвой к Пресвятой Богородице и преподобному Антонию. И вскоре, к удивлению всей братии, получил исцеление во время самой молитвы. Поднявшись, он пришел в церковь и с благодарственной молитвой припал к образу Пресвятой Богородицы и к гробнице преподобного Антония, над которой вскоре была устроена часовня.

Честное тело святого угодника Божьего покоилось в земле 450 лет (1147–1597), и над гробом преподобного Антония не раз совершались чудеса и исцеления. Однажды старцу Анании приснился сон, что тело преподобного почивает в раке — поверх земли; а «в возглавии» его была другая рака и в ней покоился святитель Никита, уже прославившийся нетлением своих мощей. Над святыми был устроен престол, а на нем — Господь, окруженный ангелами. В церкви сиял необыкновенный свет, а в обитель слеталось бесчисленное множество птиц. Проснувшись, он рассказал о видении своему духовному отцу и братиям, опытным в духовной жизни. И с тех пор его не покидала мысль, как бы сделать доброе дело — важное для духовной пользы обители, угодное Богу и преподобному Антонию.

Торжественное открытие мощей преподобного Антония совершилось 1 июля 1597 г., и с тех пор был учрежден крестный ход из Софийского собора кругом монастыря — в первую пятницу после Петрова поста. При открытии мощей святого Антония, как только была снята гробница, разлилось чудное благоухание. Нетленное тело его лежало на камне, как некогда совершил он свое чудесное путешествие из Рима. Мощи преподобного вместе с камнем были перенесены в раку, у которой совершались чудесные исцеления: слепые прозревали, немые начинали говорить, глухие слышать. Причем исцелялись не только у самого гроба, но даже когда мысленно молились, призывая имя преподобного Антония.

На стене алтаря Рождественской церкви, у раки преподобного Антония, висят 6 древних мозаичных икон: три из них изображают распятого Иисуса Христа, а три — сидящего на престоле с евангелистами. В храме находится и молитвенная келья святого Антония, а над ней была устроена небольшая церковь во имя подвижников Онуфрия и Петра Афонских. Чтобы пройти в нее, надо было подняться по довольно крутой лестнице в столпе, пристроенном к собору. Там спасался и ежедневно совершал Божественную литургию преподобный Антоний. Привыкнув к тесноте своего камня, он боялся простора возведенной церкви и добровольно заточил себя в каменном столпе.

Последним бедствием для монастыря было разорение от шведского воеводы Якова Делагарди, а с воцарением Михаила Федоровича Романова Новгород уже не подвергался никаким нападениям. Со спокойствием города началось и благосостояние святой обители. А царь Алексей Михайлович, с патриаршего благословения, в 1651 г. даже установил в монастыре настоятельство архимандритское.

Каменное строительство началось в монастыре в самом конце XVII в. К 1720 г. был построен корпус, в котором разместилась братская больница с церковью Александра Невского. Возведение этого корпуса осуществлялось большей частью на средства новгородского воеводы П. М. Апраксина и на другие добровольные пожертвования. Но и от зданий этого времени сохранилось очень немного, т. к. на рубеже XVIII–XIX вв. монастырь начал устраиваться заново. Но еще в середине XVIII в. в обители была учреждена семинария, основателем которой стал архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич — преемник Феофана Прокоповича. Он же исходатайствовал для нее и штат: 200 учеников и 12 учителей.

Учреждение семинарии сначала было даже неудобно для Антониева монастыря, т. к. игумену и братии пришлось на время перейти в соседнюю Деревяницкую обитель. Но уже в 1741 г. было увеличено число монастырских келий и выстроено для семинарии два отдельных корпуса. А через 20 лет возведено прекрасное здание для библиотеки.

В ризнице монастыря сохранилось очень мало древней утвари, т. к. обитель, о чем говорилось выше, часто подвергалась разорениям и пожарам. Особенно ценными в ней были вещи самого преподобного Антония, в частности, сосуды, обретенные в чудесно приплывшей бочке. Их было два: один — из цельного оникса, другой — из яшмы; оба оправлены в золото и украшены драгоценными камнями. На Соборе 1682 г. (против старообрядцев) патриарх Иоаким представил их в доказательство 4-частного на них креста^[48].

Антониев монастырь всегда пользовался уважением в лице своих настоятелей, которые среди других занимали весьма высокое положение. Не менее почетное место обитель преподобного Антония занимала и по отношению к светской власти. Многие из настоятелей, вместе с боярами и почетными духовными лицами, заседали во Владычном приказе, а также имели значительное влияние на дела судебные. Великие князья и цари много жертвовали в обитель преподобного Антония; например, еще Александр Невский подарил монастырю Бронницкий перевоз на реке Мсте при следующих условиях: пошлину с проезжающих и купцов монастырь мог брать в свою пользу, а лиц, состоявших на государственной службе, должен был перевозить бесплатно. Это же подтвердил в конце XIV в. и князь Дмитрий Донской.

Даже Иван Грозный после разорения Новгорода будто бы полюбил монастырь и в знак своего благоволения дал ему несколько грамот: о границах монастырских и земле, о владении которой обитель вела тяжбу с пятью концами Новгорода, и др. Впоследствии Антониев монастырь не раз удостаивали своим посещением монаршие особы. Так, в 1728 г. здесь был юный Петр II по пути в Москву для коронации; в 1742 г. — императрица Елизавета Петровна вместе с наследником престола Петром III.

После Октябрьской революции монастырь был закрыт и разорен; до настоящего времени деятельность свою не возобновил.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ПОЛОЦКЕ

Основание этой обители связано с именем преподобной Евфросинии Полоцкой. До пострига ее звали Предславой, и была она праправнучкой святого равноапостольного князя Владимира. В детстве она овладела грамотой и читала Псалтирь, Священное Писание и другие духовные книги, а также усердно молилась. Мудрости ее дивился не только отец — Полоцкий князь Георгий Всеславич, слава о ней разошлась далеко за пределы родной земли. К тому же Предслава была очень красива, но на все предложения о замужестве она отвечала отказом.

Когда Предславе исполнилось 12 лет, многие князья просили ее отца выдать девочку замуж за их сыновей, но она никак не соглашалась взять себе в супружество земного мужа т. к. готовила себя для Жениха Небесного — Иисуса Христа. Однако князь Георгий решил выдать дочь замуж даже против ее воли, и тогда Предслава тайно ушла из дома в женский монастырь к игуменье Романе и стала просить постричь ее в монахини. Юный возраст и красота Предславы казались матушке-игуменье несовместимыми с монашеством, однако глубокий разум молодой княгини, ее молитвенный настрой и твердое желание стать монахиней вскоре переубедили настоятельницу. Несмотря на возможный гнев отца ее, она постригла девочку с именем Евфросиния.

Некоторое время новопостриженная была на послушании в обители, но даже строгая монастырская жизнь казалось ей недостаточной для духовного подвига. По благословению Полоцкого епископа Илии она удалилась в затвор, поселившись в особой келье Софийского собора в Полоцке. Здесь она проводила время в молитвах, бдении и переписывании духовных книг, которые потом дарила тем, кто жажда духовного просвещения, или продавала, а вырученные деньги отдавала нищим.

^{Современный вид соборного храма обители}

Когда духовные силы княгини окрепли, она получила откровение оставить затвор. Однажды ночью ей явился ангел, который взял ее за руку и повел за город — к месту, которое называлось Сельцом. Здесь находились Софийский дворец и небольшая церковь, возведенная в честь Спаса. И ангел сказал преподобной Евфросинии: «Подобает тебе здесь пребывать, потому что Бог через тебя на этом месте многих приведет к спасению». Видение повторилось еще два раза, а затем ангел явился во сне епископу и сказал: «Веди рабу Божью Евфросинию к церкви Спасителевой и посели ее при той церкви, дабы там был монастырь из посвященных Богу девиц, которых Бог хочет спасти через сию блаженную Евфросинию».

Оставив келью в Софийском соборе, преподобная Евфросиния в 1128 г. поселилась при церкви Преображения для основания женского монастыря. Обитель, разместившаяся Сельце — на правом берегу реки Полаты при впадении в нее ручья, служила еще оборонительным форпостом на севере Полоцка.

Когда число насельниц в монастыре увеличилось, преподобная Евфросиния начала 1152 г. строить каменную Спасо-Преображенскую церковь, которая возводилась на месте более древней, служившей для погребения полоцких епископов. Возведение храма приближалось уже к концу, и вдруг оказалось, что для завершен постройки не хватает нескольких кирпичей. Тогда преподобная Евфросиния стала горячо молиться: «Всесильный Боже! Ты, даровавший нам большее, дай нам меньшее, дабы могли мы до конца довести дело построения храма, созидаемого во славу пресвятого имени Твоего».

На следующее утро строители нашли печь, наполненную обожженными кирпичами, уже остывшими и весьма крепкими. Все очень обрадовались и, вознеся благодарственную молитву Богу, быстро закончили строительство. Освященный в 1161 г. храм впоследствии стал всемирно известным, т. к. в этой жемчужине древнерусского зодчества проявились своеобразные черты полоцкой архитектуры.

В обители преподобная Евфросиния создала женскую школу (одну из первых на Руси) и «с радостью и прилежанием» обучала сестер грамоте. Древний жизнеописатель так передает слова преподобной Евфросинии, призывающие насельниц к подвижничеству:

«Вот я собрала вас ради имени Господа, подобно тому, как птица собирает птенцов под крылья свои; я собрала вас как овец Божиих на луг божественный. Паситесь же на заповедях Господних, возрастайте в добродетелях от силы в силу, чтобы я радостью, а не с печалью заботилась о спасении вашем и чтобы я возвеселилась духом, видя духовные плоды трудов ваших. Вот вы видите сами, со сколь великим трудом стараюсь я сеять в сердцах ваших слова Божии; но сердечные нивы ваши иногда остаются как бы не созревающими, не преуспевающими в добродетели; время же жатвы приближается. Вот уже лопата на гумне, она отделит плевелы от пшеницы. Старайтесь же, молю вас, сохранить себя от греховных плевел, чтобы вы могли избежать огня геенского. Приготовьте из себя чистую пшеницу Христову, измельчитесь в жерновах смирения, трудами постническими, чистотою, любовью и молитвой, и тогда вы приготовите из себя хлеб, приятный Богу».

В своей обители преподобная Евфросиния пожелала иметь икону Божьей Матери, именуемую «Одигитрия» — одну из тех, что была написана апостолом и евангелистом Лукой. Усердно помолившись Богу и прося Его даровать желаемое, она отправила со многими дарами одного из слуг своей обители в Константинополь — к благочестивому царю Мануилу и святейшему патриарху Луке — и просила прислать им икону образом Пресвятой Богородицы. Царь и патриарх, видя усердие преподобие Евфросинии в служении Богу и Его Пречистой Матери, решили послать ей одну из икон, писанных евангелистом Лукой. Когда преподобная Евфросиния получила бесценную реликвию, она поставила ее в Спасо-Преображенском храме и украсила золотом и драгоценными камнями.

За долгие годы своего существования монастырь пережил немало трудностей, а когда войска польского короля Стефана Батория заняли город, обитель была отдана иезуитам. Полоцкая епархия — одна из древнейших на Руси — перестала существовать. Но Господь не допустил тогда уничтожения православия на древней русской земле. Менее чем через 100 лет русские войска вернулись в Полоцк (1658), и в присутствии царя Алексея Михайловича совершилось освящение Спасо-Преображенского собора. Однако русской церковь оставалась очень недолго — только до 1667 г., после чего по Андрусовскому миру Полоцк был возвращен Речи Посполитой. К западному фасаду храма пристроили 4-колонный портик на высоком цоколе; на месте прежних монашеских корпусов построили двухэтажный каменный дом, предназначавшийся для летней резиденции генерала Ордена иезуитов.

В 1676 г. польские власти решили окончательно истребить православную веру в Западной Руси и начали преследовать православных. Из истории читатель знает о трех разделах Польши, и уже в конце XVIII в. все православные области (кроме Галиции) вновь были присоединены к России. А в 1833 г. была восстановлена Православная Полоцкая епархия, и Спасо-Преображенский храм вновь был возвращен Православной церкви.

Под руководством архитектора А. Порта были проведены его реставрация и частично реконструкция: заменена крыша, состоявшая частью из соломы, частью из черепицы; обветшавший к тому времени купол сложен заново, но «по старому образцу» и т. д. Освятили храм в 1833 г., а через два года архиепископу Смарагду были переданы все строения иезуитов и принадлежавшие им угодья.

Великой радостью явилось для верующих и возвращение шестиконечного креста, сделанного полоцким мастером Лазарем Богшей по заказу преподобной Евфросинии и принесенного ею в дар монастырю. Этот кипарисовый крест являлся редчайшим произведением прикладного искусства XII в.: к лицевой и оборотной сторонам его было прикреплено по 11 золотых пластин с многочисленными эмалями, восемь — с драгоценными камнями и жемчужной обнизью. С боковых сторон прикреплялись серебряные позолоченные пластины с выбитой пространной надписью. Но самым главным сокровищем были хранившиеся в кресте святые мощи: в верхнем перекрестии — кровь Христова, в нижнем — часть Животворящего древа Крест Господня. В верхнем перекрестии на обратной стороне креста хранилась частица от гроба Пресвятой Богородицы, в нижнем — частица от Гроба Господня; а также кровь святого Димитрия, частицы мощей святого первомученика Стефана и святого целителя Пантелеимона.

Достать эти реликвии на Руси было трудно, и можно предположить, что преподобная Евфросиния снаряжала за ними в Византию специальное посольство, ведь связи полоцких князей с византийскими императорами были самые прямые. Однако сооружение креста была настолько грандиозным предприятием, в него было вложено столько труда, что по распоряжению преподобной Евфросинии на боковых пластинах креста была выбита своего рода вкладная грамота. В ней сообщалось: когда и чьим иждивением сооружен этот уникальный крест, для какой церкви, сколько он стоил, и все это было «уравновешено» страшным заклятием о неотчуждении. А мастер Лазарь Богша решил проставить и несколько слов о себе.

Но в Полоцке крест преподобной Евфросинии находился недолго. В XIII в. город захватил смоленский князь, и реликвия, видимо, была перевезена в Смоленск. Здесь она пролежала в одном из монастырей до XVI в., и с нее даже сделали копию. Но потом сам Смоленск подпал под власть Польши, а когда город снова стал русским, великий князь Василий III повелел немедленно вывезти оттуда святую реликвию. Причем крест попал не в митрополичью казну, а в царскую и употреблялся в богослужениях только по большим праздникам.

Иван Грозный признавал за полоцким крестом (как и за многими другими реликвиями) большую «крестную силу». Вера эта была у него так крепка, а страшно заклятие о неотчуждении действовало так сильно, что набожный царь в 1563 г. взял реликвию в поход на Полоцк. И, очевидно, поклялся вернуть ее, если она поможет ему взять город. И невзирая на исключительную ценность креста, Иван Грозный, взяв город, исполнил обет.

Очень широко поклонялись кресту преподобной Евфросинии в 1910 г., когда в Полоцк из Киева были перенесены ее мощи. Но в конце 1920 г., в разгар борьбы советской властью с религией, крест у церкви был отнят. Сначала он хранился в Минском музее, а потом попал в особую кладовую Могилевского музея. В 1941 г. крест преподобной Евфросинии Полоцкой был похищен фашистами, и в настоящее время местонахождение его неизвестно.

МОНАСТЫРЬ БАЛАМАНД В ЛИВАНЕ

В 1157 г., когда на Восток двигались рыцари Второго крестового похода, на византийских руинах в Северном Ливане монахи Ордена цистерцианцев основали монастырь. Цистерцианское происхождение обители отразилось и на ее архитектурном облике, о чем свидетельствуют две галереи, сохранившиеся от второй половины XII — начала XIII вв.

Монастырь расположился на плоскогорье над Средиземным морем — в 5 км к юго-западу от Триполи и в 80 км к северу от Бейрута. Сохранилось документальное свидетельство о возведении в монастыре 11 мая 1157 г. храма во имя Успения Пресвятой Богородицы.

Имена монахов и настоятелей этого монастыря не часто упоминаются в документах крестовых походов, но сама обитель часто фигурирует в них как деятельный центр христианской жизни на мусульманском Востоке. Так, в булле римского папы Иннокентия IV (1250) отмечалось, что монастырь подпадал под юрисдикцию бейрутского епископата.

После ухода крестоносцев монастырь почти на 300 лет стал прибежищем православных греков. А вот вопрос о том, когда же монастырь перестал быть цистерцианским и с какого времени сделался православным, до сих пор остается открытым. К XVIII в. обитель уже владела весьма обширными землями в районе Кура и Триполи.

Относительно названия монастыря существует несколько версий, которые профессор Сауд Слим разбирает в своей монографии. Так, в «Хронике Святой Земли» под 1169 г. монастырь упоминается под именем Valmont. Легенда (правда, не совсем достоверная) связывает название обители с именем рыцаря-крестоносца Бальмонта. После раскола Унии монастырь в начале XVII в. был восстановлен как православный, и тогда появилась арабизованная форма названия — Falamand. По другой версии греческое название монастыря восходит к выражению Palia mandra (Древняя обитель). Существует и народная этимология, связанная со словосочетанием Phare de la montagne (Горный маяк).

В монастыре действует Богословский институт, созданный в 1971 г. и посвященный Иоанну Дамаскину. А с 1995 г. Баламанд считается центром так называемого христианско-мусульманского диалога. Но здесь нужно вспомнить о конфессиональной ситуации в Ливане, где существуют мелькиты (православные), несториане (так называемые старые сирийцы), яковиты (монофизиты), сирийские католики, католикиармяне и протестанты. Наиболее значительными мусульманскими общинами являются сунниты, шииты и друзы.

В такой сложной и пестрой обстановке в 1988 г. по инициативе и по благословении. Патриарха Антиохийского и всего Востока Игнатия IV Хазима на основе Богословского института был создан университет, а в нем — специальный Центр для проведения научных конференций, лекций, семинаров и издания научной литературы.

Монастырь Баламанд богат своими древностями, к которым в первую очередь относятся сами постройки его и убранство храмов. Например, в храме Святого Георгия есть прекрасный иконостас, «процветший» крест с изображением у его подножия двух драконов, а также сирийские и даже русские иконы. Черный деревянный фигурный иконостас храма во имя Успения Пресвятой Богородицы датируется концом XVII в. Кроме этих реликвий, во всех путеводителях по Северному Ливану обязательно упоминается монастырская башня-колокольня высотой 6,5 м — единственная из сохранившихся каменных монастырских башен на всем Востоке. С нее открывается замечательный вид на побережье Средиземного моря.

В Успенском храме хранится также прекрасная икона «Богоматерь Одигитрия» (Путеводительница) 1318 г., большинство остальных икон относится к более позднему периоду — XVII–XVIII вв. Создателями их являются в основном иконописцы из Дамаска и Алеппо, а имеющиеся в монастыре иконы XIX в. в большинстве своем созданы мастерами иерусалимских иконописных школ. Многие из икон — это вклады верующих, многие пожертвованы русскими консулами. Например российский консул князь А. А. Гагарин, помогавший жившему в Бейруте будущему арабисту А. Е. Крымскому, собирать ценные рукописи для Лазаревского института восточных языков в Москве.

Многие столетия монастырь Баламанд славился своей книгописной мастерской: более ранние книги написаны по-арабски (XII–XIV), на полях их сделаны пометки (а иногда и более пространные записи) на сирийском языке.

Греческих рукописей в монастыре немного, и это кажется удивительным, ведь после распада Унии в 1725 г. греческому языку в богослужениях отдавалось предпочтение. А во время войны 1976 г. из обители было украдено Евангелие XVII в. Оно до сих пор не обнаружено, хотя некоторые другие похищенные рукописи удалось возвратить.

МОНАСТЫРЬ ЦИСТЕРЦИАНЦЕВ В СОРЁ

Бенедиктинские монастыри быстро распространялись по Европе. Но вот в небольшом датском городке Сорё, который расположен на острове Зеландия и в истории страны упоминается с 1140 г., такой монастырь не прижился. И тогда Абсалон (сын знатного зеландца Ассера, которому принадлежал город), ставший в 1158 г. епископом в городе Роскилле, пригласил в 1161 г. из города Эсрум монахов Ордена цистерцианцев — одного из ответвлений Ордена бенедиктинцев. Они и создали в Сорё монастырь, просуществовавший 400 лет.

Название Ордена происходит от Cistercium — латинизированного названия села Сито близ Дижона, а основателями его считаются аббат Роберт и приор Альберих, вместе с братией покинувшие в 1098 г. монастырь Молезм, а также продолживший их начинание английский монах Стефан Гардинг. Он создал для цистерцианских монастырей модель свода законов «Charta cаritatis», которая развивала положения Устава Бенедикта Нурсийского.

Монастыри цистерцианцев, как правило, устраивались в укромных лесных долинах, воплощавших идеал бегства от мирской суеты, и монастырь в Сорё тоже расположился в красивом месте на берегу озера. Эти обители строились прочно и функционально — без башенок, украшений и ярких цветов; исключалось все, что могло отвлечь от служения Богу. Каждое аббатство было самостоятельным и одновременно строго подчинялось общему орденскому союзу.

Жизнь монахов-цистерцианцев жестко регламентировалась. День разделялся на две равные части, предназначенные для молитвы, работы и отдыха. Начиная с двух часов ночи (и еще 6 раз в день) монахи собирались для совместной молитвы в церкви; вершиной литургической жизни монастыря являлась ежегодная месса.

В трапезной два раза в день монахи принимали горячую пищу (зимой один раз), один раз в день имели право погреться в единственном отапливаемом помещении — калефактории. Вечерней молитве предшествовало чтение священных книг. Монастырский устав предписывал ежедневно заниматься от 5 до 8 часов физической работой, т. к. она тоже вела к познанию Бога.

В XII–XIII вв. монастыри цистерцианцев были многочисленными и влиятельными, к тому же Абсалон и его потомки — представители одного из наиболее заметных родов в Дании — покупали земли, передавали их в собственность монастыря, отчего тот становился все богаче.

Около 1180 г. в монастыре Сорё начали возводить церковь, которая стала одной из первых кирпичных церквей в стране. Кирпич, как строительный материл, был в XII в. в Дании новинкой, завезенной из Северной Италии. Первоначально церковь была соединена с жилым корпусом обители, который до настоящего времени не сохранился. Но аналогичные постройки средневековых монастырей Франции позволяют представить, как выглядел монастырь цистерцианцев в Сорё. Монастырская церковь до сих пор производит прекрасное впечатление на всех, кто видел ее интерьер. Ее прекрасный орган начала XVII в. высоко оценивается специалистами, и используется он не только во время богослужений, но и на концертах (например, во время ежегодного музыкального фестиваля).

В монастырской церкви похоронено много известных датчан. Так, рядом с алтарем храма погребли умершего в 1201 г. епископа Абсалона. За 800 лет могила его три раза вскрывалась, и некоторые из найденных предметов сейчас выставлены в витринах крохотного музея, разместившегося в одном из помещений церкви. На территорию монастыря входили через двухэтажные каменные ворота, возведенные одновременно с церковью и существующие до настоящего времени. Они известны еще и как старейший в Дании жилой дом, потому что второй этаж их использовался именно в этих целях.

В 1536 г. в Дании прошла Реформация, одним из последствий которой стало повсеместное закрытие монастырей. Монастырские постройки Сорё перешли в собственность датской короны, но монахам король разрешил пребывать здесь на прежних условиях всю оставшуюся жизнь. Когда в 1580 г. умер последний из них, встал вопрос об использовании монастырской территории. В 1586 г. король Фредерик II решил, что монастырь «со всеми владениями и окрестностями, рыбной ловлей, лесами и другими великолепиями» должен отойти школе, в которой будут получать образование 30 юношей благородного происхождения и еще 30 неблагородного.

Устав новой школы определял, что молодые люди, получив здесь образование, будут служить впоследствии в двух направлениях: церковном (т. к. церковь после Реформации находилась под властью короля) или в королевской администрации.

В начале XII в. школа получила название «Академия в Сорё», хотя не во все годы своего существования она имела характер, соответствующий названию. В 1737 г. она вообще закрылась, т. к. начинались большие работы по перестройке и приспособлению к учебным целям обветшавших монастырских помещений. Процесс этот затянулся на долгие годы, но когда все было закончено, оказалось, что нет концепции нового учебного заведения, которое должно было называться «Благородная Академия Сорё». Денег для развития ее деятельности тоже не было… С Академией тесно связано имя скандинавского писателя, драматурга, философа, просветителя и педагога Людвига Хольберга, которого в 1746 г. попросили написать проект устава и программы нового учебного заведения. В разработанном им уставе говорилось, что целью новой школы будет подготовка будущих дипломатов и министров. Рассчитана она была на юношей благородного происхождения, которые должны будут проучиться три года, а затем отправятся для усовершенствования образования за границу.

Через год Л. Хольбер завещал Академии все свое огромное состояние и все свои земельные угодья, за что король пожаловал ему титул барона. После смерти писателя (1754) Академия полностью существовала на завещанные им средства, и только два века спустя государство взяло на себя расходы на учебные цели. Владельцем же всех сооружений сейчас, как и раньше, выступает «Фонд Академии Сорё».

Пожар, случившийся в 1813 г., уничтожил старый монастырский корпус, и тогда по проекту архитектора Маллинга было построено новое главное здание. Потом постепенно появились и другие сооружения, а в 1985 г. был возведен спортивный зал. Сейчас «Школа Академии Сорё» является гимназией с тремя классами, в которой обучаются юноши и девушки 17–19 лет. Часть из них — жители самого Сорё, другие приезжают и живут в интернате, как это было всегда. Одно из интернатских зданий носит имя Людвига Хольберга. Способные, но неимущие учащиеся, живут и учатся бесплатно.

СЕРБСКИЙ ХИЛАНДАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В 1180 г. несколько русских иноков пришли со Святой горы к сербскому королю Стефану I Немани с просьбой, чтобы он разрешил собирать пожертвования для монастыря Святого Пантелеимона. Своими рассказами о тихой, безмятежной и богоугодной жизни афонских монахов они так пленили младшего сына короля — царевича Растка, что тот, от природы склонный к монашеской жизни, решил тайно от родителей удалиться на Святой Афон. Но те догадались, куда он ушел, и послали за ним верных людей. Не желая покидать Святую гору, Растка упросил игумена постричь его, и во время всенощного бдения, когда после обильного угощения послы уснули, в небольшом храме русского монастыря Ксилургу, располагавшемся на высокой горе, царевич принял иночество с именем Савва. На другой день он сбросил проснувшимся послам свои княжеские одежды и просил отвезти их к родителям вместе с письмом, в котором просил не скорбеть о нем, а лучше молить Бога, чтобы Он помог ему благоуспешно идти по избранному пути. Разгневанный король Стефан сам отправился в монастырь с жестокими намерениями, но Господь смягчил его сердце, и он тоже принял монашество с именем Симеон.

В XII в. на северной стороне Афонской горы святой Симеон и его сын святой Савва основали Хиландарский монастырь, относительно названия которого существуют две версии. Согласно первой, оно произошло от греческого слова, означающего «тысячная тьма», потому что всякий раз, когда варвары подступали к обители, по Божьему промыслу их внезапно покрывала мгла. Согласно второй версии, монастырская долина с обрамляющими ее высотами похожа на раскрытую пасть льва.

Позже святой Савва вернулся в Сербию^[49], а отец его святой Симеон остался на Афоне и умер в Хиландарском монастыре, пожалованном в вечный дар сербам византийским императором. В этой обители хранится одна из величайших святынь православного мира — икона Божией Матери «Троеручица».

В 730 г. греческий император Лев Исавр издал эдикт, запрещавший иконопочитание. Те, кто оставался верен христианству, подвергались мучениям и казням. В это тяжелое время на защиту веры в Спасителя мира встал святой Иоанн Дамаскин, прекрасно раскрывший на основе Священного Писания церковный догмат иконопочитания: «В древности Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался; теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, изображаем видимое Бога… Икона есть напоминание… Мы мысленно соединяемся с ней. И через то освящаем свои чувства: мы видим образ нашего Владыки и освящаемся через Него».

Перед ясностью слов Иоанна Дамаскина сами собой рассыпались все возражения иконоборцев, но вместо того чтобы вразумиться, они ожесточились и стали преследовать его, а под конец пустили в ход клевету… Император Лев Исавр послал «дружеское» письмо халифу Дамаска, в котором под видом «искреннего участия» указывал на святого Иоанна как на опасного и вероломного преступника. Разгневанный халиф повелел отрубить Иоанну Дамаскину руку и повесить ее на городской площади в назидание другим.

Наступила ночь, святой Иоанн закрылся в своей комнате, упал перед образом Пресвятой Богородицы и, приложив отсеченную руку к суставу, стал со слезами молиться об исцелении. После долгой молитвы он задремал и во сне увидел Божию Матерь, Которая смотрела на него светло и милостиво.

— Вот твоя рука теперь здорова, — сказала Она, — не скорби более и исполни то, что обещал Мне в молитве твоей.

Проснувшись, Иоанн увидел руку свою здоровой, только как свидетельство бывшего усечения на ней остался след в виде кровавой нити. В благодарность за чудотворное исцеление он сделал из серебра кисть руки и приложил ее к иконе своей Заступницы, отчего впоследствии икону стали называть Троеручица.

Чудесное исцеление руки Иоанна Богослова поразило всех в Дамаске, и халиф, убедившись в его невиновности, возвратил ему свою прежнюю дружбу. Но Иоанн желал исполнить обет, данный Пресвятой Богородице, и решил всего себя посвятить служению православной церкви. Издавна помышлявший о монашеской жизни, он отрекся от мира и, несмотря на просьбы халифа, оставил двор его и свою родину. Раздав имение церквам, родственникам и бедным и отпустив рабов на волю, Иоанн отправился с учеником своим и другом Космой сначала в Иерусалим для поклонения святым местам, а потом в лавру Саввы Освященного.

Образ Богоматери «Троеручица» был постоянно при нем, а после его смерти (ок. 780 г.) перешел в собственность лавры, где и находился до 1222 г. В этот год в Иерусалим прибыл святой Савва (сербский царевич Ростка) для своего посвящения в сан архиепископа Сербского от патриарха Гермогена. На обратном пути из Иерусалима братия по особому благоволению Богоматери поднесла святому Савве икону Троеручицы, которую тот и перенес в Сербию.

В конце XVI в. Сербия подверглась нападению турок, и благочестивые жители, желая сохранить святую икону от уничтожения, поручили ее благочестивому заступничеству самой Царицы Небесной. По преданию они положили чудотворную икону на осла и пустили его идти на произвол, а сами наблюдали за ним только издали. Животное направилось к Афонской горе, пришло к Хиландарскому монастырю и остановилось перед его вратами. Хиландарские монахи с великой радостью приняли святую икону и поставили ее в алтаре соборного храма. Там она находилась до смерти последнего игумена обители…

Приступив к избранию нового настоятеля, братии никак не могли прийти к общему выбору, и между ними начались ссоры и смуты. Однажды собрались они, как обычно, к утреннему богослужению и увидели, что икона Троеручицы стоит не в алтаре, а на игуменском месте. Иноки перенесли ее на прежнее место, но чудотворный образ каждый раз возвращался на игуменское место, несмотря на то, что двери церкви запечатывали. И однажды во сне Пресвятая Богородица объявила Свою волю одному затворнику, известному святостью жизни: Она Сама хочет занять это место Своим образом и Сама будет управлять монастырем. С той поры святая икона Божией Матери Троеручицы всегда пребывает на игуменском месте в знак того, что настоятельницей монастыря является Пресвятая Богородица. И с той поры не бывает в Хиландарском монастыре игумена, а только наместник, ведающий монастырскими делами.

Божия Матерь хранила Хиландарскую обитель от турок, которые часто совершали набеги на афонские монастыри. Нападавшие не раз видели таинственную Жену, Которая дозором обходила вокруг стен обители, охраняя монахов.

Русские люди издавна были тесно связаны с этой обителью. Так, царь Иван Грозный пожаловал монастырю на «вечный поминок» подворье в новом Китай-городе, что позднее было подтверждено Борисом Годуновым. Из Хиландарского монастыря верный список с иконы Троеручицы в июне 1661 г. был принесен в Москву патриарху Никону, который поставил его в Воскресенском монастыре в Новом Иерусалиме. И уже в 1668 г. монастырь получил от царя Алексея Михайловича вторую грамоту о пропуске в Москву один раз в семь лет старцев, приезжавших за сбором пожертвований.

В 1770 г. в Сербии началось восстание против турок, и до 1820 г. на Святой Афон почти никто не приходил. Потом в монастырь нахлынули болгары, так что ко второй половине XIX в. сербов в Хиландаре оставалось немного.

За долгую историю своего существования монастырь часто подвергался всяческим опасностям и разрушениям, поэтому в нем почти все устроено заново, за исключением соборного храма, построенного во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы, и братской трапезы. В соборе, по правую сторону клироса, стоит мраморная гробница святого Симеона Милостивого, на которой наклонно положен портрет бывшего короля Сербии (в рост), написанный в 1780 г. одним из афонских художников. Тела святого Симеона в гробнице нет, оно увезено на родину — в сербский Студеницкий монастырь, но из-под стены собора сама выросла виноградная лоза. Ей уже 700 лет, и она считается чудотворной: виноград от нее вылечивает женщин от бесплодия. Часто лозу посещают юноши и мужчины, благодарные ей за свое появление на свет. Монастырь посылает виноград от лозы Неманичей во все концы света — тем, кто верит в ее целебную силу.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ ВАРЛААМО-ХУТЫНСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

История этой обители началась в XII в., когда в Новгородских землях особенно широко распространяется иночество. Основной источник сведений о Хутынском монастыре и его основателе — «Житие преподобного Варлаама», одного из наиболее почитаемых святых Русского Севера. Преподобный Варлаам не был ни первым монастырским строителем в Новгороде, ни первым новгородским святым, но после смерти его очень почитали в городе.

«Сын богатых новгородцев Михаила и Анны, названный при крещении Алексеем, он рано приобщился к книжной премудрости и слову Божию, усердно молился и строго соблюдал посты. Родители, заботясь о его здоровье, всячески старались удерживать его религиозное рвение, но Алексей кротко отвечал им: „Любезные мои родители! Много читал я книг священных, но нигде не находил, чтобы сами родители недоброе советовали своим детям. Что нам дороже, что важнее Царства Небесного? Вот его и надо искать нам. Истинное богатство — душевное, а не телесное. Заботящийся о временном гоняется за суетною тенью и, как худой врач, слепыми делает здоровье и глаза. Так и богатство своей прелестью может ослепить взоры душевные“.

После смерти родителей он не воспользовался их состоянием, а раздал доставшееся ему наследство бедным, принял постриг с монашеским именем Варлаам и поселился в Лисицком монастыре, располагавшемся в семи километрах от города вниз по течению Волхова. В монастыре он поступил под руководство благочестивого иеромонаха Порфирия, однако жизнь в большой обители не давала настоящего уединения, какого жаждал сей подвижник.

Любя совершенное уединение и безмолвие, святой Варлаам часто ходил по окрестностям Новгорода, ища места для полного уединения. Однажды во время своего очередного странствия он забрел в живописную, но пользовавшуюся дурной славой местность Хутынь^[50], располагавшуюся в трех километрах ниже по течению Волхова. По народным преданиям, здесь с незапамятных времен свила себе гнездо нечистая сила, которая тревожила всех попадавших сюда людей. Но Варлаам удостоился необычного видения: однажды в чаще леса он был поражен лучом света, блиставшем ярче солнца. Он принял это за небесное знамение — за указание места для основания будущей обители.

На возвышенном холме святой Варлаам построил себе уединенную келью и начал самую суровую жизнь: днем работал, а ночью молился. Враг рода человеческого не раз старался смутить дух святого Варлаама, изгнать подвижника из пустыни, искушая его плотскими видениями, а то и нападая на него в образе зверя или гадов. Но преподобный Варлаам крестной силой и молитвами отгонял от себя козни и напасти лукавого врага. Вскоре по округе разнеслась молва о его высокой жизни, и к пустынному жилищу святого Варлаама стали приходить за советами и наставлениями и простолюдины, и знатные вельможи из Новгорода и его окрестностей, а также и из иных земель.

Со временем в память чудесного знамения устроили в той чаще церковь во имя Преображения Господня. Архиепископ Григорий освятил храм и поставил Варлаама игуменом учрежденного там монастыря, который известен как Хутынский Преображенский».

Мир и любовь царили в обители преподобного Варлаама. Еще при жизни Господь удостоил его дара прозорливости и чудотворения. Живя в пустыни, управляя братией и ведя строгую подвижническую жизнь, святой угодник Божий нередко посещал Новгородского архиепископа Антония. Путь к его двору, стоявшему рядом с Софийским собором, проходил по мосту через Волхов, в то время служивший и местом казни преступников, которых сбрасывали с него в воду. Проходя однажды по мосту, Варлаам увидел приготовления к казни; сжалился преподобный над несчастным, остановился и, благословив народ, стал просить, чтобы осужденного отдали в монастырь на служение братии. «Он исправится там», — говорил святой Варлаам. И действительно, преступник впоследствии постригся в монахи и стал вести жизнь самую строгую и благочестивую.

А однажды, прощаясь с Новгородским архиепископом, преподобный Варлаам пообещал ему снова приехать в пятницу, на первой неделе Петрова поста (т. е. в июне) — на санях! И пророчество это осуществилось самым неожиданным образом: в ночь на означенную пятницу выпало столько снега, что преподобный действительно приехал в город по санному пути. Он застал владыку в глубокой скорби о погибших хлебах, которые к этому времени уже обычно начинали колоситься. Старец же успокоил его, объяснив, что без мороза настал бы голод, ибо все хлебные корни были поражены червями, которые теперь погибли от холода. На следующий день наступила жара, растаявший снег напоил землю, и урожай в тот год собрали небывало богатый. В память этого события владыка Новгородский установил на все времена совершать в первую пятницу Петрова поста торжественный крестный ход из Софийского собора в Хутынский монастырь.

Достигнув глубокой старости, преподобный Варлаам хотел поставить каменный храм во имя Преображения Господня вместо старого деревянного, и уже приступил к его возведению. Но завершенным он новый храм не увидел; чувствуя близкую кончину, собрал он учеников своих и сказал: «Дети мои, я уже отхожу от сей жизни. Да будет начальником после меня друг мой Антоний; и его, и вас предаю покровительству Божию. Он сохранит и вразумит вас во спасение. Я же, если стяжу дерзновение перед Богом, не оставлю вас, но буду с вами духом. Знамением сего будет, что обитель и по смерти моей не оскудеет, а будет процветать. Храните между собой любовь». Затем, осенив себя крестным знамением, преподобный мирно скончался 6 ноября 1193 г.

С именем преподобного Варлаама Хутынского связано множество легенд, а в монастыре до настоящего времени хранятся памятники святых подвигов его: железные вериги весом 4 кг и власяница весом около 9 кг. В обители у гроба святого угодника Божьего совершалось много чудес: исцеление новгородского князя Константина — сына Дмитрия Донского, воскрешение Григория — постельничего князя Василия Темного и др. В 1472 году великий князь Московский Иоанн III, взяв Новгород, прибыл в Хутынский монастырь поклониться святому Варлааму и был очень удивлен, почему мощи святого не открыты. Игумен Нафанаил отозвался неведением, и тогда князь приказал отодвинуть каменную плиту, бывшую над могилой, и копать землю. Но едва приступили к этой работе, как из могилы повалил густой дым, а вслед за ним сверкнуло пламя, опалившее стены храма. Иоанн бежал из собора, бросив свой посох, который сохранялся в обители, как свидетельство того знамения.

С самого начала своего существования Хутынский монастырь пользовался особой почестью «великия обители». Права, которые он имел, были значительнее прав почти всех других новгородских монастырей. Владея с незапамятных времен разными землями и крестьянами, он получал много и других преимуществ. Согласно высочайшей воле князей (начиная от правления великого князя Василия III и до Петра I), монахи и крестьяне обители освобождались от светского суда, а угодья — от пошлин.

В 1685 г. к монастырю была присоединена Ксенофонтовская пустынь, основанная одним из учеников преподобного Варлаама. Это дало обители новые угодья и доходы, однако жизнь братии не отличалась излишествами. Писатель А. Г. Слезкинский, посетивший монастырь уже в начале ХХ в., был удивлен скромностью монастырской трапезы: в будни на обед подавались ботвинья, щи, суп или уха, гречневая или пшенная каша, а на ужин — щи и «разваришка» (жидкая гречневая каша). Лишь в праздники трапеза «украшалась» булками и осетриной, которую крошили прямо в щи.

Спасо-Преображенский собор 1192 г., с которого началось монастырское строительство, через 300 лет пришел в ветхость. В 1515 г. на месте разобранного храма вырос новый. Летопись отмечает, что его строительство велось за счет монастырской казны, но «повелением великого Государя и великого князя Василия Ивановича всея Руси». Огромное сооружение, увенчанное пятью главами, в общих чертах повторило облик знаменитого Успенского собора Московского Кремля, но в деталях сильно отличалось от него.

В 1552 г. к северу от собора построили новую церковь во имя Варлаама Хутынского — двухэтажную, с монашеской трапезной. В последующие века достраивались храмы и колокольни, братские корпуса, монастырская больница…

Обитель преподобного Варлаама была самой процветающей в Новгородской епархии. В дни памяти преподобного Варлаама на поклонение ему стекались сотни паломников из разных земель.

В 1646 г. к нему были пристроены приделы: с южной стороны — во имя Покрова Пресвятой Богородицы, с северной — во имя Иоанна Богослова. Последний был потом переосвящен во имя архангела Гавриила — после погребения в нем в 1816 г. поэта Г. Р. Державина, скончавшегося в своем новгородском имении Званка, находившемся от Хутыни в 60 верстах вниз по Волхову.

В 1919 г. Хутынский монастырь был закрыт. На его территории разместилась психиатрическая больница, а монастырские земли были переданным ее подсобному хозяйству. Во время Великой Отечественный войны вражеские снаряды превратили обитель в руины. Почти вся верхняя часть Спасо-Преображенского собора обрушилась. В мощных стенах, ограждавших обитель, образовались проломы. Церковь преподобного Варлаама пострадала еще больше. От архиерейского дома остались лишь стены. Но к гробнице Варлаама, где под спудом лежали его мощи, продолжали приходить люди. Разгребали снег и зажигали свечи, приносили цветы и молились преподобному.

В 1976 г. под руководством архитектора Г. М. Штендера начались работы по восстановлению ансамбля Хутынского монастыря. Но только через 20 лет закончилась реставрация собора и братского корпуса. А 19 ноября, в день памяти преподобного Варлаама, Спасо-Преображенский храм был освящен. Монастырь возродился как обитель женская.

МОНАСТЫРЬ БЕТАНИЯ В ГРУЗИИ

Монастырь Бетания расположился примерно в 20 км к юго-западу от Тбилиси. Эта небольшая древняя обитель, устроенная во имя Рождества Пресвятой Богородицы разместилась на уступе огромной горы, на вершине которой стоит большой деревянный крест. Когда паломники добираются до него, перед ними внизу открывается темно-изумрудная чаша крутых гор, покрытых девственным лесом. А на дне ее и приютился монастырь — древний храм и жилища монахов. Название Бетания происходит от имени палестинской деревушки Вифания, в которой, согласно Евангелиям, часто останавливался Иисус Христос, когда навещал преданное Ему семейство Лазаря и сестер его — Марфы и Марии.

О Бетании почти не упоминают историки, молчат о ней и летописи, однако о ее прошлом говорят древние фрески храма, орнаменты и надписи, высеченные в камне. А о том, почему храм построен у подножия горы, а не на ее вершине, существует следующее старинное предание.

«Первоначально ктиторы собирались строить храм по другую сторону пещеры Самадло — на плоской вершине высокой горы, с которой открывался прекрасный вид на окрестности. И храм, если бы его там поострили, царствовал бы над всей округой. Строители уже начали свозить на вершину горы камни, но промысел Божий судил иначе! Однажды утром, обнаружив, что строительные материалы исчезли, они стали искать и, к своему изумлению, обнаружили их глубоко внизу. Там, на дне ущелья, они были сложены на небольшой поляне — на уступе горы. Иноки поняли, что такова воля Божья, и начали строить монастырь на новом, чудесным образом указанном им месте».

Дальнейшая история монастыря окутана тайной; неизвестны даже имена отцов, подвизавшихся в нем в течение нескольких веков. Однако много святых подвижников видели этот древний храм и эта земля, горы и ущелья. А сколько слышалось здесь потаенных молитв, вздохов, прошений и славословий! Сколько покаянных слез вобрали в себя эти ручьи!

^{Монастырский храм в Бетании}

Бетания — это монастырский комплекс, расположившийся в отрогах хребта, возвышающегося справа по ущелью реки Верэ. Рассказывают, что когда-то здесь была лавра: еще и теперь на склонах горы, среди леса, нередко можно увидеть небольшие ямы с грудой камней внутри. Это все, что осталось от монашеских келий… На краю поляны ученые обнаружили огромный кувшин для вина, внизу у реки Верэ — остатки мельницы, дороги в лесу зарастают и превращаются в едва заметные тропы…

В XI в. обитель уже существовала как специально построенная усыпальница представителей крупного феодального семейства Орбели, владевшего обширными территориями в Квемо Картли — южно-восточной провинции средневековой Грузии. Члены этого рода занимали тогда в государстве наиболее почетные должности: амирспасалара (военного министра и главнокомандующего), мандатуртухуцеси (министра внутренних дел) и атабана (воспитателя наследника).

На обширной территории монастыря, некогда окруженного оградой, сохранилась большая крестово-купольная церковь, посвященная Пресвятой Богородице и украшенная росписью. С запада к ней примыкает маленькая зальная церковь, возведенная в 1196 г. во имя святого великомученика Георгия Победоносца. Еще сохранился широкий арочный проезд в нижнем этаже башни, которая одновременно являлась и колокольней.

Храм в Бетании, предположительно, был построен на рубеже XII–XIII вв. (во время царствования Тамар) — на месте более древнего храма, относящегося к XI или даже Х в. Потом эту раннюю церковь включили в новую постройку, и по предположениям исследователей (в частности, Е. Приваловой) древней церкви принадлежали вся современная алтарная часть^[51] и сложенный из кирпичей западный притвор, под которым находился склеп.

На северной стороне храма сохранились изображения (весьма значительных размеров) царственных особ: великого Георга III — «Царя царей», его дочери Тамар — «Царицы цариц» и юного царевича Георгия Лаши (сына царицы Тамар) при венце и с саблей. Эту древнюю фреску в более позднее время несколько раз переписывали, но с помощью достижений современной техники И. Н. Гильгендорфу удалось воспроизвести на фотографии лик царицы таким, каким он был изображен на первоначальной фреске. На фотоснимке просматриваются вполне конкретные черты лица: большие миндалевидные глаза, «стрелообразные» брови, прямой нос, мягкий овал подбородка.

На южной стене храма есть портрет (тоже внушительных размеров) ктитора в монашеской одежде и с моделью храма в руках. Надпись над портретом гласит: Великий «Сумбат, мандатуртухуцеси и амирспасалар». После долгих исследований ученые установили, что ктитором обители был Сумбат I Великий, упоминавшийся в исторических документах с 1120-х гг. По времени его изображение более раннее, чем изображение царицы Тамар, ее отца и сына.

Рядом с Сумбатом Великим видна другая фигура — с молитвенно воздетыми руками. Это один из главных вазиров царя — Сумбат Орбели, однако любопытно, что надпись над портретом перечисляет светские титулы и обязанности феодала, а изображен он в монашеской рясе. Видимо, вначале Сумбат был изображен в светской одежде, но потом одежды были переписаны.

После участия в заговоре против царя Георга III он был смещен с занимаемых должностей и пострижен (с именем Симеон) в Бетании, где и окончил дни свои. По некоторым сведениям, бывший вельможа, а теперь смиренный монах Симеон ушел в затвор в склепе усыпальницы. В каменном полу находились могилы его предков, а под полом — очень темный, тесный, низкий и сырой подвал с кирпичными сводами. Здесь в глубоком покаянии и молитвах окончил жизнь свою вазир «Царя царей».

Впоследствии было установлено, что от древней церкви сохранилась не только западная часть, но и вся восточная, которая тоже оказалась древней: она была «забрана» в постройку XII в. и «одета» в новую «рубашку». На основании этого и других установленных фактов Е. Привалова выдвинула гипотезу, что первоначальный (древний) храм был посвящен не Богоматери, т. к. в то время это было нехарактерно. Схема росписи фресок в Бетании довольно необычна для грузинских храмов XII–XIII вв., т. к. в эпоху царицы Тамар в конхе алтаря Богородичных храмов чаще всего изображали «Величие Пресвятой Богородицы», а в Бетании сохранился «Спас на престоле». Ниже Спасителя изображен ряд пророков, что тоже было необычно для того времени. Кроме того, на другое посвящение указывает монументальное изображение Иисуса Христа в конхе, а возможно, и текст развернутого свитка царя Соломона, изображенного в ряду пророков: «Премудрость построила Себе дом».

По предположению исследователей, роспись апсиды более древняя, чем другие фрески храма, и, возможно, принадлежит ранней церкви, которую при царице Тамар перестроили, оставив нетронутой алтарную часть и западный притвор. А если вспомнить о названии монастыря — Бетания (Вифания) — место, где произошло Вознесение Господне, можно предположить, что сначала ранний храм посвящался Вознесению Господню и назывался Амаглеба. Но это лишь догадки историков…

Росписи же северного и южного рукавов церкви, принадлежавшие уже совсем другому времени, отвечали новому посвящению храма. И хотя верхние части росписи (в куполе, сводах и т. д.) погибли, оставшиеся сцены говорят о том, что здесь были представлены двунадесятые празднества, Страстной и Богородичный циклы.

Много еще могут рассказать о славных и драматических временах обители сильно поврежденные, но все еще живые фрески, резные камни, стройная архитектура храма. Когда-то обитель процветала, потом не раз оказывалась на грани полного забвения и даже уничтожения. Долгое время она вообще была заброшена, так что почти все своды и купол ее провалились, территория заросла кустарником (деревья росли даже на крыше храма), роспись была сильно повреждена.

О забытой святыне грузинского народа стало известно только с середины XIX в., когда художник Г. Гагарин нашел храм, расчистил каменный завал и обнаружил портрет царицы Тамар. До конца столетия Бетания представляла собой лишь развалины, заросшие кустарником. Первым восстановителем обители стал иеромонах Спиридон (Кетиладзе), который пришел сюда один и почти все время своего пребывания в святой обители оставался без помощников. Поддерживали его лишь немногие верующие, приходившие потрудиться во славу Божию. Средств был мало, но иеромонах Спиридон нанимал рабочих для ремонта храма, а к 1896 г. обустроил обитель настолько, что она сделалась пригодной для жизни небольшого иноческого братства.

Монахи пришли сюда в самом конце XIX в. и продолжили восстанавливать разрушенное. Средств по-прежнему не хватало, и иноки поставили на дороге ящик с надписью: «Помогите монастырю». А потом постепенно все отстроили: покрыли и покрасили крыши, снабдили обитель всем необходимым, и она начала возрождаться.

Когда иноки строили для себя жилье, недалеко от ворот они обнаружили большое захоронение: множество костей и черепов лежали вместе с одной яме. Кому принадлежали они? Братиям, убитым при нашествии варваров? Или святым мученикам, пострадавшим за веру Христову? Установить это сейчас уже трудно, однако ясно, что не житейская случайность собрала эти останки в общую могилу во дворе древней обители. Теперь эти мощи почивают в склепе, где подвизался в затворе бывший вельможа Сумбат. Над мощами устроен престол во имя царицы Тамар.

И Бетанию так полюбили верующие тбилисцы, что на большие праздники стали приходить сюда целыми семьями. Не боясь уже никаких преследований, от всей души возносили хвалу Богу, устраивали крестные ходы, служили Всенощную. Ходили окунуться в благодатный источник, который зовется «Иордан». Спали люди на улице возле храма — кто на лежанках, кто на досках…

После смерти старцев Бетания опустела: покрылись пылью иконостас, подсвечники и аналои; стала зарастать кустарниками земля, расчищенная под сады и огороды; ржавели крыши, и по древним фрескам побежали струйки дождевой воды. Сторожил монастырские здания престарелый крестьянин, живший в двух километрах от обители. Он снес книги и иконы в одно помещение, там же сложил церковную утварь и запер все на замок. Сюда по-прежнему приходили туристы, но теперь уже посмотреть всего лишь на «любопытный памятник архитектуры».

Затем в Бетанию пришли реставраторы и искусствоведы, затеявшие изучение древних фресок. Они сделали небольшую реставрацию каменной обшивки стен, перестроили каменную крышу храма; подремонтировали дом, в котором когда-то жили монахи, а теперь поселились они сами. Но во время «реставрации» престол храма был сдвинут в сторону и завален разным хламом, внутри все было застроено лесами из необструганных сосновых бревен. Интерьер храма стал напоминать темную и сырую пещеру, что пришлось по вкусу лесным зверям и птицам. В храме поселились летучие мыши и филины; вход в древнюю святыню зиял пугающим черным провалом, из которого веяло могильным холодом и давящей скорбью.

Так продолжалось целых 15 лет… А в 1978 г. святейшему патриарху Илии II буквально чудом удалось отправить в Бетанию двух монахов, и после долгого запустения постепенно начал устраиваться мужской монастырь. До конца 1980-х гг., когда в Грузии наметились перемены в государственном строе и обществе, Бетания оставалась единственным прибежищем для многих верующих.

ТВЕРСКОЙ ОТРОЧ МОНАСТЫРЬ

Отроч монастырь был одним из древнейших и наиболее чтимых в Тверской земле. Точных сведений о его основании не сохранилось. В летописях (в частности, Воскресенской) о нем впервые упоминается под 1205 г. как о монастыре уже благоустроенном, которым управлял игумен Михаил — известный и уважаемый всеми за добрые качества души. Располагался монастырь на том водном пути, который через реку Тверцу соединял и верховья, и низовья Волги с Великим Новгородом. Это место было важно еще и тем, что на нем был устроен детинец, в котором жили отроки княжеские, наблюдавшие за новгородскими пределами, чтобы отразить великокняжеские владения от нападения. Под защитой отроков монастырю было безопасно и устраиваться, и заниматься благотворительностью, поэтому обитель и получила название Отроч монастырь. Около детинца и монастыря располагался небольшой тогда город Тверь…

^{Монастырь на реке Тверце}

В науке существует предположение и о том, что Отроч монастырь основали иноки Киево-Печерской лавры, которые с полным самоотвержением, с беззаветной любовью к ближним своим, с непобедимым терпением и кротостью возвещали слово Божье.

В 1238 г., когда было страшное нашествие татаро-монголов на Русь, не избежала общей участи и Тверь, а вместе с ней и Отроч монастырь. Город был разорен и опустошен, обитель уничтожена, братия погибла. Можно было опасаться, что монастырь полностью исчезнет с лица земли, но когда Русь мало-помалу стала подниматься великий князь Ярослав Всеволодович во второй половине XIII в. разделил княжество Владимирское между своими сыновьями — Ярославом и Александром, и первому выделил самостоятельное Тверское княжение, столицей которого должна была бы стать Тверь. Но и до татаро-монгольского разорения город не имел ничего такого, что могло бы сделать его столицей: не было в нем ни дворца княжеского, ни палат боярских, ни общественных зданий, ни безопасной крепости, ни соборного храма, ни в собственного епископа. Общей святыней был только Отроч монастырь с храмом Успения Пресвятой Богородицы. После же нашествия татар Тверь представлялась еще ничтожнее: детинец был разрушен, на месте монастыря рос лес…

Новому князю Тверскому — Ярославу Ярославичу, человеку энергичному и с твердой волей (хотя порой и своенравному), предстояло много трудов и хлопот. Из соображений безопасности он перенес столицу своего княжества на правый берег Волги — на то место, которое образует довольно обширное пространство между устьем реки Тьмаки и Волгой. В городе началось довольно обширное строительство: в 1252 г. стали возводить княжеский дворец, чтобы туда могли переселиться супруга его и дети, которые все еще жили в Переяславле у брата князя. Но в 1253 г. на город напали татары, убили многих его жителей, в том числе и супругу князя Ярослава, а двух сыновей его и дочь взяли плен. Ярославу Ярославичу следовало бы тотчас отправиться в Орду и представиться хану в качестве нового князя Тверского, но он не хотел подлаживаться под татар и Орду и в первый раз отправился только в 1258 г. Приняли его ласково и отпустили с великой честью.

Хлопоты по устройству столицы отвлекали Ярослава Ярославича от избрания себе второй супруги. Но после возвращения детей из плена и доброго отношения к нему хана князь решил взять себе жену, которая стала бы матерью его осиротевшим детям. И такую жену он нашел в лице Ксении — дочери сельского пономаря. Одно из повествований о браке между князем Ярославом и Ксенией заимствовано из сказаний о возобновлении монастыря отроком Григорием. Этот отрок всегда находился при князе и был так верен ему, что Ярослав Ярославич часто посылал его по своим селам собирать подати. Здесь и начинается романтическая легенда, с которой часто отсчитывается история Отроч монастыря, хотя из вышеизложенного видно, что начало ему было положено гораздо раньше.

«Раз случилось отроку Григорию быть в селе Едимонове, где он остановился церковного пономаря Афанасия. Увидев его прекрасную дочь Ксению, стал думать, как бы ему жениться на ней. Однако Григорий боялся, чтобы князь не рассердился на него за это. И стал отрок после этого очень печальным, никому из друзей не открывал он причину своей тоски, а только все думал о том, как бы ему жениться на красавице Ксении.

И однажды Григорий стал просить пономаря Афанасия, чтобы тот выдал за него свою дочь, и обещал быть ему во всем помощником. Но пономарь до того удивился, что даже не знал, что и ответить, и пошел спросить жену свою и дочь. Ксения же была не только хороша собой, но девицей кроткой и благочестивой, разум имела великий и исполняла все заповеди Божьи. Поэтому она сказала отцу своему: „Батюшка! Сделай ему все это, и в чем он обещался тебе — положись в том на волю его. Если Богу так угодно, то пусть так и будет“.

Григорий еще больше полюбил девушку за такие разумные речи. И уговорил он отца ее, чтобы и брак устроили в этом селе, и венчали бы их в церкви святого великомученика Димитрия Солунского. И жить отрок решил остаться в селе, пока князь не потребует его к себе.

Исполнив все княжеские поручения, Григорий вернулся в Тверь, но никому ни о чем не рассказал. А Ксения после его отъезда сказала своим родителям: „Не дивитесь тому, что обещал вам этот отрок. Он так порешил, но Бог иначе устроит! Не он будет моим супругом, а тот, кого мне Бог пошлет“. И родители были очень смущены такими словами дочери.

А Григорий, выбрав удобное время, пал к ногам князя и стал слезно просить его разрешить ему жениться, начал расписывать красоту невесты и свою любовь к ней Выслушав отрока, князь сказал: „Если уж ты задумал жениться, то бери себе жену богатых у вельмож, а не у простых и бедных людей. Не у каких-нибудь худородных и бездомных, чтобы не сделаться тебе позором и поношением для родителей своих, для бояр и друзей своих, и не быть у всех в презрении, И наконец, чтобы не быть удаленным от меня стыда ради моего“. Долго еще умолял Григорий князя, чтоб тот разрешил ему жениться именно на Ксении и жить с ней в Едимонове.

И Ярослав Ярославич дал свое разрешение на брак, а потом распорядился, чтобы все было исполнено, как просит Григорий. А потом приказал снарядить большое судно, поставить в него всего, что только душа пожелает. А также послал на торжество бояр своих, чтобы все выглядело прилично, а также и слуг, пригодных для обручения венчания. И на этом судне отпустил Григория по Волге, потому что село Едимоново стояло на берегу реки. А лошадей в качестве свадебного подарка князь обещал прислать по берегу. С радостью поклонился Григорий князю и отправился на судне в Едимоново.

Утром князь приказал готовить лошадей и соколов, чтобы поохотиться на птиц. Потому что ночью ему приснилось, что он охотился со своим любимым соколом, и тот принес ему голубку неописуемой красоты, которая сияла ярче золота. Проснувшись, князь долго размышлял, что бы значил этот сон, но никому не рассказе о нем. Он приказал взять на охоту всех своих птиц и отправился в ту же сторону, что и Григорий. Но князь не знал о селе Едимонове и хотел побывать там на другое утро, чтобы увидеть отрока своего уже женившимся. Он заночевал другом селе, и вновь увидел прежний сон. Утром князь снова стал размышлять о нем, а потом по обыкновению своему отправился на охоту.

Григорий же, не дождавшись обещанных лошадей, стал думать: „Вдруг государь мой передумает и пошлет за мной, и велит мне возвратиться назад. И я ничего не получу, что желал“. Он тотчас пошел в дом Ксении, где уже все было приготовлено к свадьбе. По обычаю они сели рядом, как положено жениху и невесте, так как вскоре должно было состояться их венчание. Григорий приказал все делать быстрее, но Ксения сказала ему: „Не вели торопиться. У меня будет еще один гость — незваный, но лучше всех званных гостей“.

А князь уже был неподалеку от села и, увидев стаю лебедей на Волге, велел спустить всех своих ловчих птиц. Много поймал он тогда лебедей, а его любимый сокол вдруг взвился и полетел в Едимоново. Преследуя его, князь подъехал к церкви, куда уже собирался народ на свадьбу. Сокол устроился на церковном кресте, и сколько князь не манил его, никак не хотел слетать.

Ярослав Ярославич вошел во двор, где находился отрок его Григорий, но так как князь был в дорожном платье, то люди не узнали его и не оказали ему достойной встречи Тогда Ксения встала и сказала всем: „Встаньте все и выйдите навстречу своему великому князю, а моему жениху“. Все только дивились ее речам, а князь между те уже входил в комнату. Когда все встали и поклонились князю, прося прощения, что не узнали его, Ярослав Ярославич приказал всем сесть, чтобы он мог лучше рассмотреть жениха и невесту. И Ксения сказала Григорию: „Отойди от меня и дай место князю своему. Он более тебя — и жених мой, а ты был только сватом его“.

Князь увидел, что девица собой прекрасна, а от лица ее словно лучи исходят, и сказал Григорию: „Уйди отсюда и поищи себе другую невесту. А это невеста моя, она мне нравится“. Взял он Ксению за руку и повел ее в церковь, где совершилось их обручение и венчание. И когда выходили они из церкви, сокол „начал трепетатися, яко бы веселяся и позирая на князя“, а затем по зову его спустился к нему на руку.

На Григория, пораженного всем происходящим, напала такая „великая кручина“, что он „и не яде, и не пия“. Он ушел от людей, долго молился Богу и Пресвятой Богородице, чтобы наставили Они его на путь, который Им будет угоден. Помолившись, он снял с себя богатые одежды, надел крестьянское платье, тайно от всех ушел из села и пошел лесом, сам не зная куда.

А князь утром вспомнил о своем отроке и приказал позвать его. Бояре долго искали Григория, а когда увидел�