100 великих городов мира

В каждом из нас живет путешественник-первооткрыватель: сидит и ждет своего часа, ибо неистребимо желание человека узнать о неизвестных землях, странах и городах. В наших представлениях, причудливо сплетаясь, встают видения чужих и незнакомых стран, встречи с которыми мы ждем с трепетным чувством.

Прошлое скрыто от нас толщей ушедших лет – столетий и тысячелетий, но по материалам археологических раскопок или письменных источников ученые узнают о событиях, происходивших в весьма отдаленное время. Оказавшись в незнакомом городе, человек поначалу невольно теряется, даже самые заядлые путешественники на несколько мгновений чувствуют это. На человека накатывает такая масса новых впечатлений, что ему трудно даже решить, с чего же в первую очередь начать знакомство с городом.

Города начинались по-разному. Одни вставали на перекрестке караванных путей, и вскоре на их базарах и торговых площадях начинала звучать разноязыкая речь. В городских лавках и магазинах можно было видеть северные меха и индийские алмазы, шелковые ткани Востока и узкогорлые сосуды с прохладным вином Средиземноморья.

Другие города поднимались в безлюдных пустынях, где сквозь песок просачивалась столь драгоценная вода. Здесь изнуренный зноем путник мог утолить жажду и отдохнуть в тени городских стен, благословляя того, кто пришел сюда первым и построил город. Одни города вырастали на земле, другие словно выходили из моря… Есть города-крепости, города-казармы и города, которые выросли вокруг пристани, фабрики или рынка.

По-разному начинались города, и по-разному складывались их судьбы. Многие из них когда-то были украшением земли, а теперь их развалины одиноко стоят среди пустынь и джунглей. Но путешествуя по руинам крепостей и храмов, по улицам и площадям древних городов, мы совершаем экскурс не просто любопытства ради. Это, прежде всего, познание человеком самого себя, ибо без знания прошлого не просто нет будущего, без него и жизнь часто теряет всякий смысл. Древние города жили, торговали, бурлили ежедневными заботами; их жители строили дворцы и храмы и создавали шедевры задолго до Рождества Христова. И в этом мире родилась гигантская духовная культура, не состарившаяся и через тысячелетия.

По-разному и возвращались города к жизни. В конце 1880-х годов по всему миру гремела сенсационная слава Генриха Шлимана, раскопавшего легендарную Трою. Ту Трою, которую считали сказкой не только великие поэты И.В. Гете и Д.Г. Байрон, но и все европейские ученые. Но Г. Шлиман не мог, не хотел верить, что Троя погибла безвозвратно, что ничего не осталось от столь могучего когда-то города – ни разрушенных стен, ни хотя бы камней. Немецкий археолог доверился античной сказке и победил всех.

Почти 2000 лет назад при извержении Везувия погибли три цветущих италийских города – Помпеи, Геркуланум и Стабии. Но с возрождением погребенных городов перед глазами людей нового времени античный мир впервые предстал во всей своей полноте. Древние камни дворцов, храмов и городов рассказали нам о великих и трагических страницах истории.

Знаменитые города мира тем и знамениты, что любой человек может перечислить их достопримечательности независимо от того, был он в этих городах или нет. Стоит только назвать имя французской столицы – и сразу встают перед глазами виденные в фильмах или на фотографиях огромные Лувр и Собор Парижской Богоматери, знаменитая Эйфелева башня или Вандомская колонна…

О строительной деятельности римского императора Августа еще Светоний писал: «Город Рим, не отвечающий своим внешним видом величию империи и подверженный наводнениям и пожарам, он так украсил, что по справедливости мог хвастаться, что, приняв его кирпичным… оставляет мраморным». Один немецкий ученый назвал Италию «огромным Лувром», но и это определение кажется слабым. Где найти слова, чтобы воспеть красоту каналов Венеции, площадей Пизы и Сиены, центральных кварталов Флоренции и Болоньи, знаменитый на весь мир фонтан Треви?!

Создавая книгу, которую читатель держит в руках, мы хотели рассказать об истории и судьбе как исчезнувших городов древности, так и тех, которые через века и тысячелетия пронесли свой нетленный облик. Не все города вошли в сборник серии «100 великих»: остались в стороне Троя и Микены^[1] , Помпеи и Тиауанако, Ангкор-Ват и Лос-Анджелес, Хива и Шираз, Загуан и многие другие… Надеемся, что вдумчивый и любознательный читатель сам продолжит этот увлекательный поиск.

Ниневия – древняя столица Ассирии

^{Охота на львов. Рельеф из дворца царя Ашшурбанипала в Ниневии.}

Многие народы древности бесследно исчезли с исторической сцены. Ничего, кроме археологических находок, не осталось от шумеров, филистимлян, хеттов, сыгравших значительную роль в человеческой цивилизации.

Ассирийцы – редчайшее исключение. Гибель их древней столицы в 612 году до нашей эры и последующее окончательное крушение государства не сопровождались уничтожением ассирийцев как народа или ассимиляцией их с завоевателями. Они «спаслись» в неприступных горах Курдистана и там, среди своих соседей-курдов, нашли убежище на долгие годы.

Через 100 лет после гибели Ниневии ассирийцы упоминаются в дворцовых надписях древнеперсидского царя Дария I. Так, в Сузах археологи обнаружили надпись, сообщавшую о строителях царского дворца: «Земля была вырыта… гравий засыпан, и кирпичи сформованы, и эту работу сделали вавилоняне. Дерево, называемое кедр, было привезено с гор Ливана. Ассирийцы довезли его до Вавилона».

Сведения об ассирийцах встречаются и у средневековых арабских историков, которые сообщают, что «потомки ассирийцев продолжают жить на тех же местах». Это подтверждается целым рядом бесспорных фактов, например, армянская церковь с древнейших времен и до наших дней называет епископство города Мосула ассирийским епископством. Сами ассирийцы называют его «курсий д’Нинви», что значит «епископство Ниневии». До сих пор в январе они отмечают «День Ниневии» как самый торжественный праздник. Как и их древние предки, нынешние ассирийцы соблюдают пост «Баута д’Нинви» («Пожелание Ниневии»), который считается самым важным и строгим постом. Они надевают на голову войлочные конусообразные шапки, какие носили их предки и какие можно увидеть на древних барельефах: такие шапки на Востоке были распространены только среди ассирийцев.

Но о Ниневии рассказывается не только в древних документах, об этом городе упоминается и в самой Библии. В книге «Бытие» (10, 11) говорится: «Из сей земли (Сеннаар. – Н.И.) вышел Ассур и построил Ниневию». Случилось это в глубокой древности, но о расширении Ниневии долго не было никаких известий – вплоть до того времени, когда туда был послан Иона. Господь повелел Ионе идти в город великий, в Ниневию, и возвестить там о ее разрушении, так как она всегда была полна гордыни и говорила в сердце своем: «Я – и нет иного, кроме меня».

Но Иона и сам, вместо того чтобы подчиниться Господу, бежал от лица Его. Только после второго повеления Иона послушал Господа и отправился в Ниневию – «великий город перед лицом Бога». Это был чрезвычайно большой город, окружность которого составляла примерно 150 километров. На этой территории располагались не только царские дворцы и храмы, но также сады и пастбища, необходимые для прокорма весьма значительной численности скота.

В исторической литературе основателем Ниневии считается Синахериб, сын царя Саргона. Он перенес сюда столицу из Дур-Шаррукина, обустроил город с невиданной роскошью и окружил его стеной (протяженностью около 12 километров) с 15 воротами. Чтобы снабжать Ниневию водой, по приказу Синахериба с гор провели канал шириной 20 метров. Сложенный из каменных плит, канал этот (длиной более 50 километров) то шел через тоннель, то пересекал долины по акведуку, стоящему на сплошном основании. В одной из найденных надписей ученые прочитали, что Синахериб щедро одевал и кормил строителей канала.

Ниневия была огромным городом, численность населения которого достигала 170 000 человек. Дома в городе были большие и светлые, улицы – прямые, широкие и зеленые. Центральная улица ассирийской столицы, прозванная Царской, в ширину равнялась 26 метрам, что шире Невского проспекта в Санкт-Петербурге. Царская улица была залита асфальтом, по обеим сторонам ее стояли статуи.

Стены дворца царя Ашшурбанипала в Ниневии были покрыты рельефными плитами. Действующие лица и сцены, изображенные на этих плитах, – это ассирийские воины, штурмующие вражеские крепости, форсирующие реки или готовящие коней к бою; колонны рабов и рабочих, перетаскивающих в корзинах землю и камень и возводящих дворцы. Однако главным героем на всех рельефах является сам царь Ашшурбанипал, который всегда изображается великим и могучим.

В Библии несколько раз упоминается о Ниневии, и многие пророчества предсказывают ее гибель: она станет безлюдной и сухой, как пустыня, потому что всегда была городом крови, грабительства, обмана и убийств. Еще при жизни царя Ашшурбанипала войска мидийского царя Фраорта пытались штурмом взять Ниневию, но тогда город выдержал все нападения противника.

По преданию, Ниневию спас стодневный пост. В дни осады царь повелел «провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его, чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбища и воды не пили. И чтобы покрыты были вретищем люди и скот, и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего, от насилия рук своих». Бог увидел их добрые дела и отвел от них бедствие, которым угрожал вначале.

Однако при жизни царя Ашшурбанипала участились и выступления покоренных народов, а после его смерти восстание против ассирийских правителей подняли Сирия, Финикия, Иудея, Египет. Отделился и Вавилон, на его престол вступил бывший наместник вавилонского приморья Набопаласар, который заключил союз с мидийским царем Киаксаром.

В 614 году до нашей эры мидийский царь при поддержке вавилонской армии под предводительством Набопаласара осадил Ниневию, но все их усилия были напрасны. Горожане дали завоевателям достойный отпор, и только получив подкрепление со стороны всех подвластных ему народов, мидийский царь преодолел сопротивление ниневийцев.

Этому помогло и одно природное обстоятельство: мидийцам удалось разрушить плотину на реке Хусур, Тигр вышел из берегов и смыл часть городских стен, что позволило мидийцам войти в ассирийскую столицу. Ворвавшиеся в город завоеватели начали беспощадно уничтожать жителей и грабить царские дворцы. Потом они предали город огню и сровняли его с землей, а все богатства Ниневии отправили в Экбатаны.

Поиски столицы ассирийского царства в 1842 году начал французский консул П.Э. Ботта, но они оказались безрезультатными. Через четыре года на земле древней Месопотамии появился другой археолог – Астон Генри Лэйярд, которому и посчастливилось открыть Ниневию.

Грешный и великий Вавилон

^{Современный Вавилон. Раскопки вблизи ворот Иштар}

В 90 километрах к югу от Багдада раскинулись покрытые пылью веков развалины древнего Вавилона, которые представляют собой четыре огромных холма из щебня. Здесь в Междуречье несколько тысячелетий назад зародился один из первых очагов человеческой цивилизации со знаменитыми «висячими садами Семирамиды» и райскими кущами, где, по преданию, прародительница Ева сорвала яблоко, соблазнившее Адама.

В течение всего времени своего существования Вавилон не раз переходил из рук в руки, и со временем он стал столицей одного из самых грозных и могущественных государств древнего мира. Мощное Вавилонское царство просуществовало вплоть до завоевания его персидским царем Киром в 538 году до нашей эры. Почти через два столетия город захватил Александр Македонский, который вначале даже намеревался сделать его столицей своей необъятной державы. Но потом великий завоеватель основал невдалеке другой город, который назвал своим именем.

Вавилон давно перестал существовать, но и сегодня эти величественные руины свидетельствуют о его былой грандиозности. В древности местные жители называли его «Бабили», что означает «Врата бога»; греки трансформировали это название в Вавилон, сами же иракцы до сих пор пишут и произносят это слово как «Бабилон».

Впервые упоминание о Вавилоне встречается в легенде о царе Саргоне, который правил Аккадом примерно в середине III тысячелетия до нашей эры. В ней рассказывается о том, что Саргон Аккадский подавил восстание в подвластном ему Вавилоне. Многие историки свидетельствуют об огромных размерах этого города, хотя до сих пор и не пришли к единому мнению относительно его протяженности. Согласно сообщениям Геродота, посетившего Вавилон около середины V века до нашей эры, город тянулся по обоим берегам Евфрата в виде огромного четырехугольника шириной и длиной по 22 километра. В нем было по 25 медных ворот с каждой стороны, от ворот шли улицы, которые пересекались под прямым углом. Дома в Вавилоне стояли не вплотную друг к другу, и поэтому между ними оставалось свободное пространство для садов и даже для полей и виноградников.

Лет через 100–150 после Геродота в Вавилоне жил жрец Бероз, который написал большое сочинение о городе. В своей книге жрец рассказал историю Вавилона и Ассирии, изложил много легенд о царях и главные мифы о богах. К сожалению, бесценный труд Бероза почти полностью погиб, до нас дошло только несколько отрывков из него, которые приводит в своих сочинениях христианский писатель Евсевий Кесарийский.

Так печально обстояло дело, и казалось, что вместе с Вавилоном, разрушенным во время упадка Римской империи, погибли и все письменные памятники, которые могли бы рассказать нам о судьбе города. На протяжении 44 столетий город дважды исчезал с исторической арены, но развалины знаменитого Вавилона не исчезли бесследно.

Руины Вавилона привлекли внимание археологов еще в 1850 году, их обследованием занимались А.Г. Лэйярд, О. Рассам, Дж. Смит и другие ученые. Среди предметов, обнаруженных в развалинах, было найдено несколько кирпичей с именами царей Нериглиссара и Левинета, однако на большинстве обнаруженных кирпичей значится имя Навуходоносора II. Именно во время правления этого царя, в VI веке до нашей эры, Вавилон достиг своего расцвета. Тогда ему были подвластны земли Аккада и Шумера, и Вавилон превратился в крупный торговый и культурный центр. По Евфрату в город с севера приходили корабли с медью, мясом, строительными материалами, а на север следовали караваны с пшеницей, ячменем и фруктами. В годы царствования Навуходоносора II притекавшие в Вавилон сокровища из Передней Азии употреблялись на перестройку столицы и возведение вокруг нее могучих укреплений.

С 1899 года Берлинский музей доверил начать раскопки в древнем Вавилоне Роберту Кольдевею. Сначала немецкая экспедиция раскопала два ряда вавилонских стен, которые тянулись вокруг города почти на 90 километров. Их длина в два раза превышала окружность Лондона XIX века, а ведь английская столица того времени насчитывала более 2 000 000 жителей.

В начале 1900 года немецкая экспедиция обнаружила еще и третий пояс вавилонских стен. Своей толщиной они не уступали стенам ассирийского Дур-Шаррукина, и потому на них были выстроены казармы для солдат гарнизона, охранявшего город. Если бы все кирпичи этих стен вытянуть в одну линию, то она опоясала бы земной шар по экватору 12–15 раз.

Превратив столицу в неприступную крепость, Навуходоносор приказал высечь в камне надпись:

Но еще больше, чем крепостные стены, Р. Кольдевея (а вместе с ним и весь мир) поразило другое открытие. Уже при пробных раскопках на холме Каср немецкая экспедиция нашла улицу, вымощенную большими плитами, часть которых была покрыта надписями. Эта улица оказалась «Дорогой для процессий бога Мардука», и шла она от Евфрата и Больших ворот до Эсагиле – главного храма Вавилона, посвященного богу Мардуку. На нижней стороне каждой плиты клинописью было выбито:

Роберту Кольдевею удалось раскопать в Вавилоне и знаменитые «висячие сады Семирамиды», которые, однако, были возведены не этой легендарной царицей и даже не во времена ее царствования. Они были построены по приказу Навуходоносора II для его любимой жены Амитис – мидийской царевны, которая в пыльном Вавилоне тосковала по зеленым холмам своей родины. Великолепные сады с редкими деревьями, ароматными цветами и прохладой в знойном Вавилоне были поистине чудом света.

Тот Вавилон, который в течение нескольких лет раскапывала немецкая экспедиция Р. Кольдевея, был построен на развалинах и останках многих других городов, следы которых удалось обнаружить в нескольких местах раскапываемой площади. Это были остатки того Вавилона, который на протяжении своей долгой истории не раз был осквернен, но не покорился ни ассирийцам, ни каким-либо другим врагам. Это были руины того Вавилона, который за 1000 лет до Навуходоносора II был резиденцией прославленного вавилонского царя Хаммурапи.

Древний Вавилон занимает значительное место в Ветхом Завете в связи со своими отношениями с Израилем: он упоминается почти в каждой главе «Книги Иеремии». Кроме того, он примечателен еще и тем, что является первой из четырех великих империй, о гибели которых пророчествовал пророк Даниил. Царство Господа, установленное в доме Давида и поддерживаемое в Иудее, на время прекратило свое существование из-за беззаконий, настали «времена язычников». В «Апокалипсисе» Вавилон назван «тайной», «матерью блудницам и мерзостям земным», где предавались пьянству и буйному веселью.

Но Вавилон был не только городом греха: как пишет Э. Церен в своей книге «Библейские холмы», Вавилон был религиозным «кладезем глубочайшего благочестия». В одной из раскопанных надписей упоминается, что в городе было 53 храма великих богов, 300 святилищ земных и 600 небесных божеств, одному только богу Мардуку было посвящено 55 святилищ. Вблизи храма Эсагиле раскинулся район Этеменанки, во внутреннем дворе которого стояла знаменитая Вавилонская башня. Подобные башни возводились не только в Вавилоне: любой шумеро-аккадский или ассиро-вавилонский город имел свой зиккурат – большой ступенчатый или башенный храм со святилищем на вершине, в которое «бог с небес вступал».

Та башня, о строительстве которой говорится в Библии, была разрушена, вероятно, еще до эпохи царя Хаммурапи. На смену ей была выстроена другая, в память о первой. Сохранились следующие слова царя Набопаласара:

По сообщениям Геродота, Вавилонская башня была тем сооружением, где башни возвышались «одна над другой»^[2]. На последней башне был воздвигнут большой храм. В этом храме стоит большое, роскошно убранное ложе и рядом с ним золотой стол. Никакого изображения божества там, однако, нет. Да и ни один человек не проводит здесь ночь, за исключением одной женщины, которую, по словам халдеев… бог выбирает себе из всех местных женщин.

В Библии говорится о том, что разгневавшийся на людей Бог смешал их языки, так что они перестали понимать друг друга, и рассеял вавилонян по всему миру. Но о разрушении самой башни в Библии ничего не говорится, однако то, что предстало перед глазами экспедиции Р. Кольдевея, было лишь грудой кирпичей, разбитых на тысячи кусков. Персидский царь Ксеркс оставил от Вавилонской башни только развалины, которые в 324 году до нашей эры на пути в Индию увидел Александр Македонский. Гигантские руины поразили его настолько, что он пытался вновь отстроить это сооружение, используя для этого 10 000 человек. Однако великий полководец вскоре заболел и умер – раньше, чем были разобраны развалины.

Сам Вавилон был захвачен Гобрием, военачальником персидского царя Кира. Древний город пал, хотя стены Навуходоносора II продолжали стоять и никто ими так и не овладел. Некоторые древние памятники свидетельствуют, что захвату Вавилона поспособствовало предательство некоторой части его жителей. Священное писание совершенно определенно говорит о полном разрушении города:

Иерихон – город пальм

История Иерихона насчитывает около десяти тысячелетий. Расположенный ниже уровня моря, город представляет собой оазис среди песков – с прекрасными пальмовыми рощами и фруктовыми садами. Здесь круглый год стоит теплая температура, и потому даже в марте, когда в России еще лежит снег, в городе цветут апельсиновые, абрикосовые и лимонные сады, цветы которых распространяют дивное благоухание. Аллеи из тополей и эвкалиптов окружают поля арахиса, капусты и помидоров…

Иерихон не раз упоминается в Ветхом Завете: например, когда Моисей взошел с равнин Моавитских на гору, лежащую против Иерихона,

Иерихон прославился из-за библейской истории, согласно которой он был первым городом, который захватили израильтяне, вступившие на землю Ханаана. Соглядатаи от Иисуса Навина были спрятаны в Иерихоне блудницей Раав, от которой они и узнали, что навели ужас на городских жителей. Шесть дней воины Иисуса Навина обходили Иерихон с ковчегом и в сопровождении священников.

Эрих Церен в упоминавшейся уже книге «Библейские холмы» пишет, что «в тысячелетней истории разнообразных осад, пережитых человечеством, нет ни одного случая, который можно было бы сравнить с осадой Иерихона. Хотя, согласно легендам, часто бывало, что боги благословляли оружие завоевателей». Поэтому даже только из-за одних своих оборонительных стен Иерихон может представлять интерес для археологических исследований.

Раскопки в Иерихоне впервые начали в 1868 году англичане, но успех был незначительным, и они приостановили работу. Через 30 лет сюда пришли немецкие исследователи, которыми руководил профессор Э. Зеллин. Они сразу увидели, что английская экспедиция копала недостаточно глубоко. Начав свои раскопки в 1908 году, немцы почти сразу наткнулись на старинную городскую стену. Археологи тщательно измерили эти удивительные сооружения и стали искать те слабые места, которые могли разрушиться.

Толщина наружной стены равнялась приблизительно полутора метрам, а внутренней – доходила до 3,5 метра: расстояние между ними достигало примерно 3–4 метров. И все-таки эти грандиозные сооружения упали на самом деле, причем обвал больших частей внешних стен происходил наружу, а внутренних – внутрь. Современные ученые считают, что разрушились они из-за землетрясения, случившегося в долине Иордана у Мертвого моря.

Немцы покинули холм Иерихона, состоявший из перемешанных с землей черепков и обломков кирпича. Из Библии они знали, что город впоследствии вновь был восстановлен и передан Вениамину, но позже город захватил Еглон – царь Моава. Иерихон был назван «городом пальм», которые и сейчас произрастают там во множестве – финиковые и бальзамовые. Затем там поселились «сыны пророков», которые сказали, что расположение города хорошо, но вода там нехороша. И тогда пророк Елисей сотворил свое первое чудо: он бросил в воду соль, и вода сделалась здоровой.

До того как Антоний подарил Клеопатре пальмовую рощу Иерихона и бальзамовые сады, о городе мало что было известно. От египетской царицы это место перешло к Ироду Великому, построившему здесь дворец, в котором он впоследствии и умер.

Благодаря своему географическому положению Иерихон издавна был ключом к Палестинскому нагорью, так как здесь сходилось множество дорог. В городе собирались богомольцы из стран, расположенных к востоку от Иордана, когда они в дни больших храмовых праздников направлялись в Иерусалим. Сюда же пришел из Назарета и Иисус Христос, когда впервые направил шаги свои к святому городу. Не доходя до Иерихона, Спаситель исцелил слепого от рождения человека, который сидел у дороги и просил милостыню.

…Недалеко от рыночной площади современного Иерихона стоит холм высотой 20 метров. Именно здесь в начале ХХ века и было отрыто то, что осталось от древнего Иерихона – одного из старейших городов мира. Однако на территории раскопок привлекают к себе внимание и остатки мощной, вросшей глубоко в землю башни; а к северу от раскопок древнего Иерихона находятся руины дворца Хишама ибн Аль-Малика – халифа Дамаска из династии Омейядов. Этот великолепный дворец был построен в VIII веке, но сейчас ученые нашли только остатки двух мечетей и нескольких купален. Основной достопримечательностью дворца Хишама являются сохранившиеся мозаичные картины: особенно примечательна одна из них, на которой изображены «древо жизни», усыпанное золотистыми плодами, и нападающий на газелей лев.

На западной границе современного Иерихона возвышается «Сорокадневная гора» (высота ее – 380 м), которую еще называют «Горой искушения». Именно на этой горе, по преданию, Иисус Христос, искушаемый дьяволом, постился 40 дней и 40 ночей после своего крещения. На вершине горы остались развалины византийской церкви.

По пути к этой горе и находится источник пророка Елисея, а развалины вокруг него обозначают местоположение древнего города, располагавшегося в пяти милях от реки Иордан. Однако некоторые ученые считают, что не на этом месте был расположен новозаветный Иерихон, который, возможно, совпадает (а может быть, совсем не совпадает) с местонахождением небольшой деревушки Ериха, которую иногда называют Иерихоном.

Воинственная Спарта

^{Торговая площадь в Спарте. Реконструкция}

Слава Спарты – пелопонесского города в Лаконии – в исторических хрониках и мире очень громка. Это был один из самых известных полисов Древней Греции, который не знал смут и гражданских потрясений, а его армия никогда не отступала перед врагом.

Спарту основал Лакедемон, царствовавший в Лаконии за полторы тысячи лет до Рождества Христова и назвавший город именем своей жены. В первые века существования города вокруг него не было никаких стен: их возвели только при тиране Навизе. Правда, позднее они были разрушены, но Аппий Клавдий вскоре воздвиг новые.

Создателем Спартанского государства древние греки считали законодателя Ликурга, время жизни которого приходится примерно на первую половину VII века до нашей эры. Население Спарты по своему составу разделялось в то время на три группы: спартанцев, периэков и илотов. Спартанцы жили в самой Спарте и пользовались всеми правами гражданства своего города-государства: они должны были выполнять все требования закона и допускались ко всем почетным общественным должностям. Занятие земледелием и ремеслом хотя и не было запрещено этому сословию, но не отвечало образу воспитания спартанцев и потому презиралось ими.

Большая часть земель Лаконии была в их распоряжении и возделывалась для них илотами. Чтобы владеть земельным участком, спартанец должен был выполнять два требования: в точности следовать всем правилам дисциплины и предоставлять определенную часть дохода для сиссития – общественного стола: ячменную муку, вино, сыр и т. д. Дичь добывали охотой в государственных лесах; сверх того каждый, кто приносил жертву богам, посылал в сисситий часть туши жертвенного животного. Нарушение или невыполнение этих условий (по любым причинам) вело к потере прав гражданства. Все полноправные граждане Спарты, от мала до велика, должны были участвовать в этих обедах, причем никто не пользовался никакими преимуществами и привилегиями.

Круг периэков составляли тоже люди свободные, но они не были полноправными гражданами Спарты. Периэки населяли все города Лаконии, кроме Спарты, принадлежавшей исключительно спартанцам. Они не составляли политически целого города-государства, так как управление в своих городах получали только из Спарты. Периэки разных городов были независимы друг от друга, и в то же время каждый из них находился в зависимости от Спарты.

Илоты составляли сельское население Лаконии: они были рабами тех земель, которые обрабатывали в пользу спартанцев и периэков. Илоты проживали и в городах, но городская жизнь не была характерна для илотов. Они могли иметь дом, жену и семью, продавать илота вне владений запрещалось. Некоторые ученые полагают, что продажа илотов вообще была невозможна, так как они являлись собственностью государства, а не отдельного лица. До нас дошли некоторые сведения о жестоком обращении спартанцев с илотами, хотя опять же некоторые ученые считают, что в таком отношении больше проглядывало презрение. Плутарх сообщает, что ежегодно (в силу постановлений Ликурга) эфоры торжественно объявляли войну против илотов. Молодые спартанцы, вооруженные кинжалами, бродили по всей Лаконии и истребляли несчастных илотов. Однако впоследствии ученые установили, что такой способ истребления илотов был узаконен не во времена Ликурга, а только после Первой Мессенской войны, когда илоты сделались опасными для государства.

Плутарх, автор жизнеописаний выдающихся греков и римлян, начиная свой рассказ о жизни и законах Ликурга, предупреждает читателей, что ничего достоверного сообщить о них невозможно. Тем не менее он не сомневался в том, что этот политический деятель был лицом историческим. Большинство ученых нового времени считают Ликурга личностью легендарной: одним из первых еще в 1820-е годы засомневался в его историческом существовании известный немецкий историк античности К.О. Мюллер. Он предположил, что так называемые «законы Ликурга» гораздо древнее своего законодателя, так как это не столько законы, сколько древние народные обычаи, уходящие своими корнями в далекое прошлое дорийцев и всех других эллинов.

Многие ученые (У. Виламовиц, Э. Мейер и др.) сохранившееся в нескольких вариантах жизнеописание спартанского законодателя рассматривают как позднюю переработку мифа о древнем лаконском божестве Ликурге. Приверженцы этого направления поставили под сомнение и само существование «законодательства» в исторической Спарте. Обычаи и правила, которые регулировали повседневную жизнь спартанцев, Э. Мейер классифицировал как «житейский уклад дорийской племенной общины», из которой почти без всяких изменений и выросла классическая Спарта.

Однако результаты раскопок, проведенных в 1906—1910-х годах английской археологической экспедицией в Спарте, послужили поводом к частичной реабилитации античного предания о законодательстве Ликурга. Англичане исследовали святилище Артемиды Орфии – один из самых древних храмов Спарты – и нашли много художественных произведений местного производства: прекрасные образцы расписной керамики, уникальные терракотовые маски (больше нигде не встречающиеся), предметы из бронзы, золота, янтаря и слоновой кости. Эти находки в большинстве своем как-то не вязались с представлениями о суровой и аскетичной жизни спартанцев, о почти абсолютной изоляции их города от всего остального мира. И тогда ученые предположили, что законы Ликурга в VII веке до нашей эры еще не были пущены в действие и хозяйственное и культурное развитие Спарты шло так же, как и развитие других греческих государств. Только к концу VI века до нашей эры Спарта замыкается в себе и превращается в тот город-государство, каким его знали античные писатели.

Из-за угроз мятежа илотов обстановка тогда была беспокойная, и потому «инициаторы реформ» могли прибегнуть (как это нередко бывало в древности) к авторитету какого-либо героя или божества. В Спарте на эту роль был избран Ликург, который мало-помалу из божества начал превращаться в исторического законодателя, хотя представления о его божественном происхождении сохранялись до времен Геродота^[3].

Ликургу пришлось приводить в порядок народ жестокий и возмутительный, поэтому надо было научить его сопротивляться натиску других государств, а для этого сделать всех искусными воинами. Одной из первых реформ Ликурга была организация управления спартанской общиной. Античные писатели утверждают, что он создал Совет старейшин (герусию) из 28 человек. Старейшины (геронты) избирались апеллой – народным собранием; в герусию входили и два царя, одной из главных обязанностей которых было командование армией во время войны.

Из описаний Павсания известно, что периодом наиболее интенсивной строительной деятельности в истории Спарты был VI век до нашей эры. В это время в городе были возведены храм Афины Меднодомной на акрополе, портик Скиада, так называемый «трон Аполлона» и другие постройки. Однако на Фукидида, видевшего Спарту в последней четверти V века до нашей эры, город произвел самое безотрадное впечатление. На фоне роскоши и величия афинского зодчества времен Перикла Спарта казалась уже невзрачным провинциальным городком. Сами же спартанцы, не боясь прослыть старомодными, продолжали поклоняться архаичным каменным и деревянным идолам в то время, когда в других эллинских городах создавали свои шедевры Фидий, Мирон, Пракситель и другие выдающиеся скульпторы Древней Греции.

Во второй половине VI века до нашей эры наступает заметное охлаждение спартанцев к Олимпийским играм. До этого времени они принимали в них самое активное участие и составляли более половины победителей, причем во всех основных видах соревнований. В дальнейшем, за все время с 548 до 480 года до нашей эры, победу одержал только один представитель Спарты – царь Демарат – и только в одном виде состязаний – скачках на ипподроме.

Чтобы добиться согласия и мира в Спарте, Ликург решил навсегда искоренить богатство и бедность в своем государстве. Он запретил употреблять золотые и серебряные монеты, которыми пользовались во всей Греции, а вместо них ввел железные деньги в виде оболов. На них можно было купить только то, что производилось в самой Спарте; кроме того, они были настолько тяжелые, что даже небольшую сумму надо было перевозить на повозке.

Ликург предписал и уклад домашней жизни: все спартанцы, от простого гражданина до царя, должны были жить в совершенно одинаковых условиях. Специальным предписанием указывалось, какие можно строить дома, какую одежду носить: она должна была быть такой простой, чтобы не было места никакой роскоши. Даже еда должна была быть у всех одинаковой.

Таким образом, в Спарте постепенно разлюбили богатство, так как пользоваться им стало невозможно: граждане меньше стали думать о добре собственном, а больше о государственном. Нигде в Спарте бедность не соседствовала с богатством, следовательно, не было зависти, соперничества и других корыстолюбивых страстей, изнуряющих человека. Не было и жадности, которая частную пользу противопоставляет государственному благу и вооружает одного гражданина против другого.

Воспитание детей считалось в Спарте одной из главных обязанностей гражданина. Спартанец, у которого было три сына, освобождался от несения сторожевой службы, а отец пятерых – от всех существовавших обязанностей.

С семилетнего возраста спартанец уже не принадлежал своей семье: дети были отделены от родителей и начинали общественную жизнь. С этого времени они воспитывались в особых отрядах (агелах), где за ними надзирали не только сограждане, но и специально приставленные цензоры. Детей учили читать и писать, приучали подолгу молчать, а говорить лаконично – кратко и четко. Гимнастические и спортивные упражнения должны были развивать в них ловкость и силу; чтобы в движениях была гармония, юноши должны были участвовать в хоровых плясках; охота в лесах Лаконии вырабатывала терпение к тяжким испытаниям. Кормили детей очень скудно, поэтому недостаток в пище они восполняли не только охотой, но и кражей, так как их приучали и к воровству; но если кто попадался, то били нещадно – не за кражу, а за неловкость.

Достигнувших 16 лет юношей подвергали очень суровому испытанию у алтаря богини Артемиды: их жестоко секли, они же должны были молчать. Даже самый малый вскрик или стон способствовали дальнейшему наказанию: некоторые не выдерживали испытания и умирали.

Плутарх и Ксенофонт утверждают, что Ликург узаконил, чтобы и женщины выполняли те же самые упражнения, что и мужчины, и сделались через то крепкими и могли рожать крепкое и здоровое потомство. Таким образом, спартанские женщины были достойны своих мужей, так как тоже подчинялись суровому воспитанию.

Брак в Спарте тоже был подчинен закону: личные чувства не имели никакого значения, потому что все это было делом государственным. В брак могли вступать юноши и девушки, физиологическое развитие которых соответствовало друг другу и от которых можно было ждать здоровых детей: брак между лицами неравных комплекций не допускался.

Однако у Аристотеля о положении спартанских женщин сказано совсем по-другому: в то время как спартанцы вели строгую, почти аскетическую жизнь, жены их предавались в своем доме необыкновенной роскоши. Это обстоятельство заставляло мужчин добывать деньги часто нечестными путями, ибо прямые средства были им запрещены. Аристотель пишет, что Ликург пытался и спартанских женщин подчинить такой же строгой дисциплине, но встретил с их стороны решительный отпор.

Предоставленные сами себе, женщины сделались своевольными, предались роскоши и распущенности, они даже стали вмешиваться в государственные дела, что в конце концов привело в Спарте к настоящей гинекократии. «Да и какая разница, – горестно вопрошает Аристотель, – правят ли сами женщины или же начальствующие лица находятся под их властью?» В вину спартанкам ставилось то, что они вели себя дерзко и нахально и позволяли себе роскошествовать, тем самым бросая вызов строгим нормам государственной дисциплины и морали.

Чтобы охранить свое законодательство от иноземного влияния, Ликург ограничил связи Спарты с иностранцами. Без разрешения, которое давалось только в случаях особой важности, спартанец не мог покинуть город и выехать за границу. Иностранцам тоже было запрещено появляться в Спарте, и если их иногда все же видели на улицах города, то это было лишь послаблением закона. Негостеприимство Спарты было самым известным явлением в древнем мире.

Граждане Спарты представляли собой что-то вроде военного гарнизона, постоянно упражнявшегося и всегда готового к войне или с илотами, или с внешним врагом. Законодательство Ликурга приняло исключительно военный характер еще и потому, что то было время, когда отсутствовали общественная и личная безопасность, отсутствовали вообще все начала, на которых зиждется государственное спокойствие. Кроме того, дорийцы в весьма незначительном числе осели в стране покоренных ими илотов и были окружены полупокоренными или совсем не покоренными ахейцами, поэтому только битвами и победами они могли держаться.

Такое суровое воспитание, на первый взгляд, могло представить жизнь Спарты очень скучной, а сам народ несчастным. Однако из сочинений древнегреческих авторов видно, что столь необычные законы сделали спартанцев самым благополучным народом в древнем мире, потому что везде господствовало только соперничество в приобретении добродетелей.

Существовало предсказание, согласно которому Спарта останется сильным и могущественным государством, пока будет следовать законам Ликурга и останется равнодушной к золоту и серебру. После войны с Афинами спартанцы привезли в свой город деньги, которые соблазнили жителей Спарты и заставили их отступить от законов Ликурга. И с того времени доблесть их стала постепенно угасать…

Аристотель же полагает, что именно ненормальное положение женщин в спартанском обществе привело к тому, что Спарта во второй половине IV века до нашей эры страшно обезлюдела и лишилась своей былой военной мощи^[4].

Ур Халдейский

Человеку, побывавшему сегодня в той части Ирака, которая, словно руки, с двух сторон обнимает Тигр и Евфрат, трудно поверить, что 5–6 тысячелетий назад это был один из самых густонаселенных и, может быть, самый цивилизованный уголок земли. Сейчас эти места пустынны: с безоблачного неба льет свои знойные потоки солнце, сильный ветер гонит тучи песка, дожди выпадают редко. Лишь на короткое время весной желто-бурая пустыня расцвечивается зеленью трав и яркой пестротой цветов.

Однако именно в этом угрюмом краю был очаг величайшей цивилизации на земле, здесь возникла древнейшая из известных культур и древнейшее из открытых до сих пор государств. Уроженцем Ура был Авраам – избранник бога Яхве, заключивший с ним «завет» и ставший родоначальником евреев и арабов (через Измаила). Из города Ура, располагавшегося в Южной Месопотамии, Авраам был призван Богом, который сказал ему: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего (и иди) в землю, которую Я укажу тебе».

Сейчас на голой и бесплодной пустыне высятся холмы, по названию самого высокого из них арабы называют всю местность «аль-Муккайир» – «Смоляной холм». Впервые изучение этого края началось в 1854 году, когда Д.Е. Тейлор, английский консул в Басре, во время одной из своих инспекторских проверок начал обследовать некоторые районы Месопотамии. Он и определил «Смоляной холм» как место, под которым скрыты развалины библейского города Ура.

На развалинах храмовой башни Д.Е. Тейлор обнаружил цилиндры с надписями, которые упоминали имя царя Набонида, но тогда консул еще не мог прочитать надписи вавилонского царя. Более того, в самой Англии не нашлось никого, кто бы заинтересовался ими. Сообщение Д.Е. Тейлора о его попытках проникнуть в тайны «Смоляного холма» в Лондоне было принято спокойно, даже равнодушно, а потом и вовсе сдано в архив. В своей книге «Библейские холмы» немецкий писатель Эрих Церен отмечает, что Англия, обогатив свои «музеи быками-колоссами с человеческими головами, чуть было не проспала славу первооткрывателей библейского Ура халдеев». Честь этого открытия она разделила с американцами, когда экспедиция Пенсильванского университета в конце XIX века предприняла на заброшенном холме пробные раскопки. Но и американцы не опубликовали ни одного сообщения о результатах своих исследований.

В конце Первой мировой войны попавший в Месопотамию английский солдат К. Томпсон, чтобы скрасить свою однообразную солдатскую жизнь, стал осматривать руины некоторых холмов. Но его ограниченных средств не хватало для серьезных раскопок огромного холма, однако, вернувшись в Лондон, он сумел заинтересовать Британский музей. Новые раскопки Ура начались только в 1922 году, когда музей Пенсильванского университета предложил Британскому музею совместную работу под руководством археолога Л. Вулли. Десять лет продолжались раскопки в Уре, а затем они были приостановлены, чтобы научно обработать и опубликовать накопившийся материал.

В Уре археологи раскопали огромную храмовую площадь, на которой постройки возводились в течение почти 2000 лет – от царей древнейшего шумерского времени до великих царей Персии. Раскопанные экспедицией храмы были ограблены еще в древности, но и сохранившиеся остатки позволили ученым установить многое. Например, что деревянные двери храмов когда-то были облицованы золотыми пластинками, а украшениями стен служили золотые звезды, гвозди и лучи.

Самые грандиозные постройки в Уре относятся приблизительно к рубежу III и II тысячелетий до нашей эры – ко времени правления царей III династии. На центральной площади Ура, как и в других древних городах Месопотамии, возвышался зиккурат – массивная многоступенчатая башня, в которой стояла статуя могущественного бога Нанна, покровителя города, – самое большое и красивое сооружение Ура. Башня называлась «горой Бога», и ее было видно далеко за пределами города. В стенах зиккурата археологи нашли множество глиняных конусов, которые закапывались в землю при закладке здания. На них была надпись:

Жилые дома в Уре были достаточно комфортабельны по тем временам. Фундамент дома и нижние части стен, чтобы предохранить их от дождя, были сложены из обожженного кирпича, а остальная часть стен – из кирпича-сырца. В некоторых кварталах Ура дома были высотой в два этажа: в нижнем, кроме обязательного центрального дворика, располагались еще праздничная горница и второй дворик-святилище (оно же было и семейной усыпальницей); во втором этаже находились жилые комнаты, которые выходили на галерею. Такие дома были рассчитаны на одну семью, но с ростом городского населения они стали заселяться несколькими, порой и не родственными семьями.

Население Ура составляли кузнецы, кожевники, рыбаки, сторожа, мастера-строители, жрецы и жрицы разного ранга. У немалой части населения Ура имелись и сельскохозяйственные интересы, но в основном жители были горожанами. Они уже не стремились переселиться за пределы города, несмотря на всю скученность и тесноту в нем. За городом могли безопасно жить только те, у кого уже нечего было отнимать, а большинство жителей Ура имели тесные связи с царским двором, храмами, с крупными мастерскими и т. д.

Экспедиция Л. Вулли вела раскопки и на большом погребальном поле в районе храмов Ура. На протяжении многих столетий из гробниц Ура было расхищено несметное количество сокровищ и бесценных произведений искусства, и все же археологам удалось найти две не потревоженные грабителями гробницы. Перед членами экспедиции предстала неожиданная и поразительная картина сложного погребального ритуала.

В углу огромной ямы (глубиной около 10 метров) был устроен каменный склеп, в который помещали тело умершего владыки. С ним оставались несколько приближенных, которых умерщвляли, прежде чем тоже положить в склеп. Затем на дно огромной усыпальницы, устланной циновками, по наклонному спуску сходили те, кто добровольно отправлялся с покойным царем в загробный мир: жрецы, руководившие всем погребальным обрядом, военачальники со знаками отличия, дамы из придворного гарема – в роскошных одеждах и драгоценных головных уборах, слуги, музыканты, рабы…

Следом за ними въезжали повозки, запряженные быками или ослами, а замыкали шествие воины, которые становились на страже у входа в гробницу, как и подобает солдатам: с медными копьями на боку и медными шлемами на голове. Все участники траурной процессии занимали отведенные для них места на дне могильного рва, и после заключительного священнодействия каждый выпивал чашу со смертоносным напитком и погружался в вечный сон.

Обширное собрание предметов было найдено в царских гробницах Ура, и среди них такие известные, как «золотой козлик в зарослях», «царский штандарт», шлем Мескаламдуга, головной убор Пу-аби, многочисленные печати со сценами «фриза сражающихся». А еще трапециевидные арфы, украшенные инкрустированными изображениями животных: орел с львиной головой парит над двумя рогатыми животными, у священного дерева стоят два быка, сцена борьбы между львом и быком, которые поднялись на задние лапы, обхватив передними друг друга. Кроме этих сюжетов, на инкрустациях арфы ученые обнаружили «человека-быка» с рогами и копытами. Это был особый тип музыкальных инструментов, которые можно определить как «инструмент-изображение». Но когда и почему в древнем Уре возникла ассоциация с быком, ученые пока не могут объяснить. Однако имелась в виду, вероятно, не просто фигура животного.

Так говорится в одном из гимнов о Нанна – боге Луны. Лазурит пользовался у шумеров особым почтением. В их мифах постоянно превозносилась красота этого камня, ведь и богиня смерти Ласу обитала в подземном царстве в лазуритовом дворце. Культ этой богини имел прямое отношение к теме смерти и загробного мира, поэтому появление быка с «лазуритовой бородой» в царских гробницах говорит о том, что он участвовал в погребальных церемониях.

В царских гробницах были найдены и две деревянные четырехколесные повозки, относящиеся к III тысячелетию до нашей эры. Колеса и края повозок были инкрустированы длинными рядами серебряных и лазуритовых бусин и украшены серебряными кольцами и амулетами, тоже изображающими быков.

За несколько прошедших тысячелетий дерево, конечно, сгнило, однако археологам удалось реконструировать повозку, так как она лежала в яме совершенно нетронутой. В каждую повозку были впряжены по три быка, их скелеты лежали вместе с остатками сбруи. Перед головами быков находились скелеты конюхов, которые держали животных за поводья. Внутри повозок ученые обнаружили останки возниц, сидящих на своих местах и держащих в руках вожжи так, как их застала смерть тысячелетия назад…

Старейшина столиц Дамаск

Даже кисть художника не может воспроизвести все многообразие и все сочетание красок, поражающих в Дамаске человеческий глаз. Здесь фантастическая смесь потускневших красок храмов, дворцов и мечетей 1000-летней давности и сверкающих новых улиц, площадей, витрин, вывесок и афиш…

О красоте Дамаска повествуют многие арабские книги и легенды. Древнее предание рассказывает, что, когда пророк Мухаммед впервые увидел Дамаск, город показался ему чудесным изумрудом, окаймленным желтым песком. Потрясенный его красотой, пророк боялся, что после Дамаска даже рай не покажется ему достаточно красивым.

Знаменитый средневековый путешественник Ибн Баттута, преодолевший за свою жизнь по суше и по воде 120 000 километров, побывал и на сирийской земле. Дамаск ему так понравился, что он назвал его «раем Востока» и остался в нем на весьма продолжительное время, чтобы закончить здесь свое образование.

Столица Сирии Дамаск – один из древнейших городов мира, ему около 6000 лет. По преданию, недалеко от Дамаска, в деревушке Бейт-Лахья, жила прародительница людей Ева. На одной из окрестных гор туристам и сейчас показывают место, где якобы похоронен ее сын Авель, ставший жертвой первого убийства на земле. Благочестивым паломникам и любопытным туристам показывают даже следы крови Авеля, оставшиеся на камнях…

С Дамаском связано много и других преданий и легенд, но и реальная история города читается как приключенческий роман. Археологи доказали, что на месте нынешнего Дамаска еще в IV тысячелетии до нашей эры стояло городское поселение. В XVI веке до нашей эры хетты, жившие в Анатолии и на севере Сирии, дошли до этого поселения и на своем языке назвали его Дамашиас. Полтора века спустя египетский фараон Тутмос III, который вел бесконечные войны с городами-государствами Сирии, захватил и Дамаску: так по-египетски звучало название этого города.

А в начале Х века до нашей эры Дамаск сам стал столицей одного из сильнейших арамейских царств. Это государство было очень воинственным, много воевало и завоевывало, но в 732 году до нашей эры ассирийцы захватили Дамаск, а его жителей выселили в Урарту. К середине VI века до нашей эры город отошел к персидской династии Ахеменидов, а после вторжения в Азию войск Александра Македонского начался новый период в истории Дамаска, растянувшийся на целое тысячелетие. Восточный город поневоле «повернулся на запад» и на 10 веков связал свою судьбу с европейской цивилизацией.

Даже краткое перечисление завоевателей, которые нападали на Дамаск, говорит о том, что судьба этого города не была безоблачной и благополучной: они приходили и уходили, оставляя в облике Дамаска и его истории свои следы. После того как войска императора Помпея в 66 году заняли город, он надолго вошел в состав Римской империи. Это было время расцвета Дамаска: в нем расширялась торговля, строились храмы и дворцы, театры и бани, прокладывались новые, по-римски прямые улицы. Одна из таких улиц, разделяющая Дамаск в пределах его старых стен на южную и северную части, сохранилась до нашего времени: она так и называется – Прямая.

Переход от римского правления к византийскому оказался для Дамаска почти незаметным. В городе был учрежден епископский престол, а в его окрестностях выросли десятки церквей и монастырей. Один из крупнейших монастырских комплексов, расположенный в Сейднае, своим возникновением обязан императору Юстиниану. Как свидетельствует предание, первой его настоятельницей была сестра Юстиниана. В маленькой комнатке-часовне хранится икона Богородицы, будто бы написанная с натуры самим евангелистом Лукой. В прежние времена с иконы сочился елей, который еще крестоносцы, как самую великую драгоценность, отправляли по капелькам в Европу – дамам своего сердца. Сейчас увидеть эту икону невозможно, даже если открыть сейф, в котором она хранится. Перед ней во множестве висят подношения верующих: иконки, брошки, бусы, золотые изображения ног и рук, подаренные больными и страждущими в надежде на чудесное исцеление.

Тысячелетняя связь Дамаска с греко-римско-византийской культурой окончилась так же внезапно, как и началась. Всего одним штурмом город захватили персы-сасаниды, а уже в 635 году его покорили арабы, и с этого времени начинается история Дамаска как мусульманского города. Когда арабские войска осадили город, их полководец Халид ибн аль-Валид обратился к жителям Дамаска с такими словами:

Поначалу арабы-мусульмане показывали себя защитниками местных христиан от византийского императора, держались осторожно и выполняли данные ими обещания. При халифе аль-Валиде из династии Омейядов в Дамаске была отстроена и украшена знаменитая Великая мечеть. До нашего времени в ней сохранились великолепные декоративные композиции с уникальными архитектурно-ландшафтными изображениями. В одной из таких композиций в своеобразной манере реально изображены архитектурные постройки и деревья, расположенные на берегу реки, через которую переброшены мостики. Вся композиция выглядит настолько натурально, что многие исследователи предполагают, что на ней передан архитектурный ансамбль самого Дамаска с протекающей рекой Барада.

Арабский халиф Муавия в 661 году провозгласил независимость Дамаска от тогдашней арабской столицы Медины, но столицей Дамаск был менее ста лет. Однако и впоследствии город продолжал играть весьма значительную роль, но уже только как центр культуры. Однако сменившие Омейядов халифы из династии Аббасидов старались отнять у Дамаска и эту привилегию.

Если халифы из династии Омейядов в какой-то степени были весьма терпимы к своим христианским подданным, то Аббасиды сочли это непозволительной роскошью. И потому халиф Харун-ар-Рашид, хорошо известный по книге сказок «Тысяча и одна ночь», направил в Дамаск войска во главе с военачальником Бармакидом.

Христиане Дамаска, недовольные политикой Аббасидов, были должным образом наказаны: все построенные при Омейядах церкви халиф Харун-ар-Рашид приказал уничтожить, а членам разрешенных христианских общин отныне надлежало носить отличительные одежды. Давление на христиан в Сирии все росло, и многие из них вынуждены были эмигрировать. Скоро их и вовсе бы не осталось, но тут сами правители спохватились, что без христиан основное бремя налогов ляжет на плечи самих же мусульман.

О бурной истории первых веков ислама напоминают в Дамаске в основном гробницы. Например, в небольшой комнатке в юго-восточной части Великой мечети стоит гробница, в которой, по преданию, покоится голова имама Хусейна – внука пророка Мухаммеда, которого мусульмане-шииты почитали едва ли не выше других своих святых. В этом уголке мечети постоянно слышится персидская речь, так как поток паломников из Ирана никогда не прекращается.

На южном краю Гуты возведена еще одна святыня шиитов – мавзолей «малой Зейнаб», внучки пророка Мухаммеда. Строили и отделывали этот мавзолей иранские мастера, и, таким образом, в Дамаске сложился уголок настоящего Ирана. Точно такие же стены, гробницы, ковры и толпы молящихся паломников можно увидеть в святых местах Шираза, Кума и Мешхеда. Среди других знаменитых гробниц Дамаска выделяется захоронение первого в истории мусульманства муэдзина – эфиопа Баляля, соратника пророка Мухаммеда.

Крестовые походы на Восток обошли Дамаск стороной: город не был взят крестоносцами, хотя они и пытались овладеть им. Но жители Дамаска дали им достойный отпор, и рыцари вынуждены были снять осаду и отступить. В 1147 году Дамаск перешел под контроль прославленного полководца Салах-ад-Дина, которого в средние века воспевали за благородство и милосердие к побежденным крестоносцам. При нем в Дамаске было возведено много прекрасных архитектурных памятников, и сам он похоронен в великолепном мавзолее у стен Великой мечети – под резным деревянным надгробием, на верхушку которого намотана огромная зеленая чалма.

До XIV века Дамаск охранял себя от возможных нападений – крестоносцев, сельджуков и монголов, считая главной своей задачей развитие ремесел, торговли и различных искусств. Но потом в Сирии почти 400 лет господствовали турки, и их владычество закончилось только в 1918 году, а потом последовали годы сопротивления французской оккупации. Только в апреле 1946 года последний французский солдат покинул многострадальную землю Сирии.

У большинства прославленных арабских городов есть свой постоянный эпитет, навсегда закрепленный за ними. Название Дамаска – аль-Фейха – переводится как «обширный», а иногда и как «душистый». Как и все древние восточные города, Дамаск делится на старую и новую части. Улочки старого города настолько узки, что, раскинув руки в стороны, можно потрогать стены стоящих друг против друга домов.

Чревом и сердцем Дамаска является базар «Сук Хамедие», где все выглядит почти так, как и несколько веков назад, разве только изменился ассортимент ввозимых товаров. На базаре есть улицы портных, сапожников, ювелиров, гончаров, ковровые и многие другие лавки: здесь продают абсолютно все – от антикварного кинжала из знаменитой дамасской стали до самой современной видеоаппаратуры. Зачастую торговля выплескивается прямо на улицу, занимая все пространство тротуаров. И здесь всегда царит сутолока – пестрая и яркая, как маскарад.

Гордостью и вечной славой Дамаска является всемирно известный христианский богослов и церковный писатель Иоанн Дамаскин. Он родился в ассирийской христианской семье и был визирем одного из арабских халифов. Написанные им произведения прославили и его самого, и город Дамаск. Главным среди них считается сочинение «Источник знаний», которое состоит из трех частей: «Диалектика», «О ересях» и «Точное изложение веры». В XVI веке многие произведения Иоанна Дамаскина перевел князь Андрей Курбский.

Легенды и быль Мерва

Руины древнего Мерва раскинулись на площади более 70 квадратных километров, далеко выходя за пределы первоначальной городской округи. Они включают в свою территорию несколько разновременных по происхождению городищ и развалины их бывших пригородов, которые лежат близ города Байрам-Али – в оазисе реки Муграб. Эти городища возникали одно за другим, потом одни медленно угасали, иные внезапно перемещались на другие территории… Рушились покинутые людьми дома, оплывали древние стены, и сейчас только холмы и увалы печально обозначают местоположение бывших кварталов, общественных зданий и рыночных площадей.

Руины старого Мерва давно обратили на себя внимание, предпринимались даже попытки начать здесь археологические раскопки. Однако всестороннее изучение Муграбского оазиса началось только в 1950-х годах, когда сюда была послана археологическая экспедиция под руководством профессора М.Е. Массона.

В истории цивилизации Востока, да, пожалуй, и всего мира, найдется не так уж много древних поселений, удостоенных пышного титула «матери городов». Одним из них является древнетуркменский город Мерв, о котором еще в 985 году знаменитый путешественник и ученый аль-Макдиси сообщал: «Передают, что Катада говорил о словах Всевышнего: «Мать городов в Хиджазе – Мекка, а в Хорасане – Мерв». Мерв представлял собой гигантский мегаполис, равных которому не было в Центральной Азии: даже прославленные Самарканд и Бухара, Варахша и Пенджикент рядом с ним казались провинциальными городками.

Муграбский оазис упоминается еще в священной книге персов «Авесте», где он именуется «Моуру» – третье «место благословения», созданное Ормуздом для жительства, и называется могучим, священным и чистым. Как провинция Ахеменидской державы Мерв упоминается в клинописных текстах на Бехистунском барельефе царя Дария.

На рубеже античности и средневековья Мерв только в пределах городской крепостной стены занимал площадь 235 гектаров, а ведь в мегаполис входили еще ремесленный пригород и обширная сельскохозяйственная округа, во много раз превышавшие площадь самого города. Может быть, потому и к без того пышному титулу Мерва арабские писатели добавляли торжественное имя «Шахиджан» – «Царская душа», «Повелитель Вселенной».

Многие арабские путешественники и географы восхищались красотой Мевра. Ибн-Хродадбех, древнейший из авторов, около 846 года составил «Книгу путей по государствам», в которой сообщает о Мерве как о городе, красота которого пережила века, нисколько не поддавшись губительному действию времени.

Прошлое Мерва загадочно, словно над ним застыл туман тысячелетий: даже о его возрасте в науке нет единого мнения. Проникнуть сквозь этот туман пытались еще античные писатели (Курций Руф и Исидор Харкский, Страбон и Плиний Старший, Птолемей и др.), официальные китайские хронисты, армянские летописцы, а также арабские и персидские историки и географы. В середине XII века выходец из родовитой мервской семьи Абусаид ас-Самани создал 20-томную «Историю Мерва», которая до нас дошла, к сожалению, только во фрагментах. Но даже и этот титанический труд мервского историка не смог прорвать завесу тайн над историей великого города.

Древнейшее ядро Мерва в науке именуют Эрк-Кала – «крепость-цитадель». Средневековая легенда рассказывает, что цитадель эта была возведена по повелению мифического царя Тахумарта. На протяжении II – первой половины I тысячелетия до нашей эры Эрк-Кала была лишь одним из многочисленных населенных пунктов, причем даже не самым главным и не самым крупным. Но впоследствии именно Мерву выпало сыграть видную роль в истории.

Здесь господствовали правители Ахеменидской династии, он находился под властью Александра Македонского, в правление селевкидского царя Антиоха Сотера (конец III века до нашей эры) весь Муграбский оазис был обнесен стеной, длина которой равнялась 230 километрам. Стена эта ограждала богатые земли Мерва от наступающих песков пустыни и одновременно преграждала путь воинственным кочевникам-скифам.

В VI–VII веках вся Маргианская область распалась на небольшие удельные княжества, лишь номинально подчиняющиеся новым правителям – сасанидским шахам. Фактически же правителем Мерва являлся местный феодал, который носил титул «марзубан». Мерв в ту пору и вплоть до монгольского нашествия становится видным культурным центром не только Хорасана, но и всей Средней Азии. Отсюда вышло немало выдающихся деятелей, например, высоко просвещенный человек и тонкий дипломат Бузуртмирх – визирь царя Хосрова Великого, знаменитый врач, философ и путешественник Барзуе, несравненный певец и музыкант Барбут, про которого говорили, что у него на каждый день есть новая песня.

В Мерве в IX веке проходила деятельность врача-христианина Ибн-Масы, который работал в городской больнице и славился как один из выдающихся врачей своей эпохи. Он оставил после себя труды о режиме питания, влиянии на организм человека отдельных видов пищи, значении для здоровья водных процедур, правилах кровопускания. Ибн-Маса был еще и незаурядным ботаником: он подробно описал внешние признаки растений, указал места их произрастания, интересовался микологией… Аль-Бируни в своей «Фармакогнозии» неоднократно ссылался на труды Ибн-Масы.

Первоначально официальной религией в Мерве был зороастризм, именно сюда последний сасанидский царь Иездегерд принес Великий священный огонь и поместил его в одном из храмов-аташкедов. В городе существовала и крупная христианская община. Во время раскопок археологи откопали в северо-восточной части Гяур-калы («Крепости неверных») остатки христианского монастыря, возведенного на руинах одного из парфянских зданий. Монастырь имел овальный план, в него входил внутренний двор, окруженный сводчатыми кельями.

В Мерве были и буддистские общины. В юго-западном углу Гяуркалы располагался буддистский монастырь с высокой ступой, которая была возведена в III веке. Но особым почитанием в Мерве пользовался храм Кей-Марзубан, который в описаниях арабского географа Ибн-аль-Факиха выглядел так:

Большим уважением пользовался у местных жителей памятник «Султан-Санджар», о котором старинная легенда повествует следующее.

Этой легенде верили и русские, поэтому не раз делали попытки овладеть драгоценным ларцом. Сам мавзолей султана Санджара, последнего представителя могущественной сельджукской династии, был возведен примерно в первой половине XII века и поражал современников и последующие поколения своими размерами и четкостью архитектурной композиции. В начале XV века Исфизири писал о мавзолее, что «это одна из величайших построек царств вселенной и до такой степени прочна, что порча не может коснуться ее». Однако время не пощадило этот памятник, и постепенно усыпальница султана Санджара потеряла свой величественный первоначальный облик.

Мервская цивилизация отличалась высочайшим уровнем технологий, утраченных еще в далеком прошлом и заново открытых лишь совсем недавно. В античном мире, например, очень ценилось «маргианское железо», из которого изготовлялись стальные изделия высокого качества. Плутарх в своем «Сравнительном жизнеописании» писал об «ослепительно ярко сверкавших» стальных шлемах и панцирях парфянских воинов. Плиний тоже свидетельствовал, что в Риме отдавали предпочтение именно «маргианскому железу», так как только его можно было сравнить со знаменитыми китайскими изделиями.

Во время археологических раскопок античных слоев Мерва были найдены виноградные и вишневые косточки, зерна пшеницы и риса, семечки дыни, арбуза и огурцов. Причем все они по своей величине значительно превосходили косточки и зерна современных сортов винограда и злаков. Арабский географ IX века ал-Истархи восторженно писал: «Мерв – лучший из городов Хорасана относительно съестных припасов: хлеб в Мерве таков, что более чистого и приятного на вкус хлеба нет в Хорасане, а сухие плоды Мерва – виноград (изюм) и прочие предпочитаются таковым из других мест; славится изобилием их Герат, много их и в других местах, но вкусом и достоинством их превосходят мервские».

Археологические раскопки предоставили ученым и образцы высококачественных хлопчатобумажных тканей. «Собирается в Мерве самый мягкий «мервский» хлопок и выделываются хорошие «мервские» ткани, которые вывозятся в разные страны» – так писал ал-Истархи. Спрос на «мервские» ткани был настолько велик, что багдадские халифы даже организовали в Мерве специальную мастерскую, ткани из которой поступали в их сокровищницу. После смерти халифа аль-Мустакфи в его сокровищнице обнаружили 65 000 отрезов «мервской» ткани и 13 000 «мервских» чалм, которые хранились там вместе с золотом и драгоценными камнями.

Мемфис

Более 6000 лет назад на территории современного Египта существовало два государства: Верхний Египет занимал нижнюю часть долины Нила, а Нижний Египет располагался в дельте Нила. Когда оба эти государства объединились, у разделявшей их прежде границы, у стыка долины и дельты Нила, на левом берегу реки вырос город Мемфис – столица объединенного Древнеегипетского царства.

Основал город царь Менес, по повелению которого было повернуто течение Нила, омывавшего прежде подножие Ливийских гор: течение Нила было направлено на несколько километров восточнее. Геродот в своих сочинениях указывал на место, где были выстроены плотины, находившиеся в 18 километрах к югу от Мемфиса. На отнятой таким образом у Нила земле сначала была возведена крепость «Белые стены», а потом вокруг нее фараон Менес построил город, который сначала был назван «Маннофер» (или «Мен-нефер»), что означает «хорошее место». В нем поселились фараон со своим войском, его приближенные и жрецы, и вскоре огромные богатства стали стекаться в Мемфис. В течение многих веков город видел в своих стенах все известные народы Азии, Африки и Европы.

С развитием торговли через город прошли два важнейших торговых пути, что и превратило Мемфис в один из крупнейших рынков того времени. Из стран Юго-Западной Азии сюда привозили различные ткани и оружие, из Восточной Африки – слоновую кость, золото и ароматические вещества. Здесь же продавались товары и египетского производства – зерно, гончарные изделия, украшения из драгоценных металлов.

В течение нескольких тысячелетий Мемфис оставался первым городом Египта и крупнейшим торговым центром Восточного Средиземноморья. Он достиг своего расцвета во время правления IV и V династий и при первых фараонах VI династии; затем он был покинут, но снова воскрес при фараонах XVIII династии, которые освободили Египет от чужеземных завоевателей. Но после перенесения столицы сначала в Фивы, а потом в Александрию город постепенно стал терять свое значение самой древней столицы Египта.

Ко времени завоевания Египта греками Мемфис еще сохранял свое величие и роскошь, хотя Страбон уже говорил о нем как об умирающем городе. Через несколько веков после Страбона наступило время, когда слово в слово оправдались грозные предостережения пророка Иеремии: «Готовь себе нужное для переселения, дочь – жительница Египта; ибо Ноф (Мемфис) будет опустошен, разорен, останется без жителя». В 640 году Мемфис был до основания разрушен арабами, но его развалины еще много веков спустя выглядели величественными.

В XII веке их увидел арабский писатель Абд эль-Латифа, который отмечал, что нужно затратить по меньшей мере полдня, чтобы пересечь их с юга на север. «Это было такое соединение чудес, которое подавляло ум и которое напрасно бы пытался описать самый красноречивый человек… Чем больше смотришь на эти развалины, тем больше растет чувство восторга, когда на каждом шагу встречаешь новый предмет удивления».

Вся огромная равнина была усеяна громадными развалинами, свидетельствующими о былом величии Мемфиса: виднелись фундаменты обширных зданий, местами стояли даже стены и монументальные ворота, возведенные из трех монолитов. Особенно поразили арабского писателя два колоссальных льва и статуя фараона Рамсеса II высотой около 13 метров, не считая пьедестала. Местные жители рассказывали ему, что люди, оставившие после себя все эти чудеса, были гигантами и владели всеми тайнами чародейства.

Во времена Абд эль-Латифы статуя Рамсеса II – современника юности Моисея – лежала в глухом месте в глубокой яме, лицом к земле. В нескольких шагах от нее, окруженные легким забором, лежали бесформенные обломки, собранные по окрестным полям.

В настоящее время статуя самого воинственного фараона Древнего Египта покоится на каменных подставках, чуть в стороне лежит на земле вторая, точно такая же, статуя Рамсеса II. Среди травы возвышается сфинкс из отполированного и великолепно отделанного алебастра. С величайшим мастерством древний скульптор передал силу и мощь льва и спокойное величие его человеческого лица.

От Мемфиса сохранились и самые древние на всем земном шаре колонны: они невысокие и стоят в 2 ряда. За ними раскинулся огромный двор, когда-то окруженный стеной из гладких известняковых блоков. От стены в настоящее время остались только развалины, но уцелели ворота, через которые и вступали на территорию двора, где находился ансамбль из храмов, гробниц и колоннад. Сейчас это все разрушено, только от храма Лотоса осталась стена с тремя расширяющимися наверху пилястрами, напоминающими цветок лотоса.

Когда-то на южной окраине Мемфиса, в Саккара, был расположен некрополь, памятники которого свидетельствовали о блестящей культуре Египта III тысячелетия до нашей эры. Перед входом в наиболее роскошные гробницы египтяне строили перистиль с колоннами, а над дверью писали молитву богу Анубису и просили, чтобы он даровал им хорошее погребение «после счастливой и продолжительной старости» и облегчил умершему путешествие по загробному миру. За перистилем помещалась поминальная комната, которая всегда была доступна для живых: сюда приносили яства, необходимые умершему во время его долгих загробных странствий.

В 1850 году здесь оказался французский археолог О. Мариетт и увидел выглядывавшую из песка голову сфинкса. Молодому ученому сразу же вспомнилось место из географических описаний Страбона: «В Мемфисе есть храм Сераписа, расположенный среди такой пустыни, что ветры нанесли на него целые горы песка, из которых мы увидели лишь выглядывающих сфинксов: одних полузасыпанных, других полностью скрытых песком».

Огюст Мариетт нашел четыре гробницы, которые оказались нетронутыми, остальные же были разрушены или обворованы. Центральной среди всех сооружений некрополя была пирамида фараона Джосера^[5], но лучше других сохранилась гробница Хер-Нейт – царицы I династии. Ее погребальная камера была вырыта в известковой скале: пол и потолок ее покрывали деревянные бревна, а стены были выложены кирпичом.

После многомесячных трудов и немалых препятствий со стороны местных властей О. Мариетту удалось отрыть аллею из 141 сфинкса, которая привела его к Серапеуму – подземному склепу священных быков, лежащих в гробах из цельного красного или черного гранитного монолита. Склеп был давно разворован, но на стелах остались надписи. С большим трудом ученый подбирал стелы с именем священного быка Аписа, и за три года он собрал до 7000 предметов, половина из которых связана с культом Аписа.

Главным богом в Мемфисе был Птах – покровитель искусства и ремесел, а земным воплощением его был священный бык Апис, который обитал в специально построенном для него храме. Апис всегда присутствовал на земле: как только священный бык умирал, жрецы подыскивали нового, в котором бы проявилось присутствие бога Птаха. Дело это было нелегким, так как избираемый теленок должен был отвечать 28 требованиям (например, определенному цвету шерсти, форме рогов и др. признакам). Находка нового Аписа являлась важным событием и потому всегда встречалась с радостью и ликованием, ведь всякое промедление считалось знаком божьего гнева. Могущественная каста жрецов не пропускала случая воспользоваться этим обстоятельством и, сообразуясь с политическими обстоятельствами, находила или не находила нового Аписа. Иногда стойло в мемфисском храме оставалось пустым в течение нескольких десятилетий.

Когда же новый Апис отыскивался, его вели в Мемфис, и празднества длились здесь 8 дней. Затем быка ставили в храм бога Птаха, где он и оставался всю свою жизнь, пользуясь великими почестями: ему прислуживали молодые девушки, а жертвоприношения перед ним совершали первосвященники или даже сам фараон. Любое движение божественного быка (взмах хвоста, поворот головы и т. д.) воспринималось как предзнаменования и воля бога Птаха.

Со смертью Аписа весь Египет предавался скорби и облекался в траур. Но если, достигнув 28 лет – возраста, в котором «умер» бог Птах, священный бык не умирал, то его умерщвляли насильственно: жрецы в траурных одеждах вели его на берег Нила и осторожно топили.

Церемония погребения продолжалась 70 дней: она совершалась с таким великолепием и так возбуждала религиозные чувства народа, что некоторые египтяне в порыве благочестия жертвовали весьма значительные суммы на сооружение могилы очередного Аписа. Только в эти 70 дней в подземелья Серапеума допускался народ, толпами приезжавший со всех концов Египта. Если за эти дни находили нового Аписа, то по окончании траура начинались народные празднества.

На одно из таких торжеств в июне 525 года до нашей эры попал персидский царь Камбиз, возвращавшийся из неудачного похода в Эфиопию. Одновременно он получил известие, что его армия была погребена в песках пустыни, а флот, которому он приказал покорить Карфаген, отказался выступить против этого города. И Камбиз подумал, что торжества в Мемфисе затеяны по случаю его неудач. Разгневавшись, он казнил все городское начальство, приказал высечь жрецов и собственноручно убил молодого Аписа. Затем он приказал своим солдатам разграбить все мемфисские храмы, а потом сжечь и сам город. Когда Камбиз очнулся от своего безумия, то сам пришел в ужас от того, что за несколько дней успело натворить его войско.

Анурадхапура – древняя столица Цейлона

Древние хроники, выдавленные стилом на листьях талипотовой пальмы, сообщают, что первое государство на Цейлоне основал индийский царевич Виджайя. Изгнанный из отчего дома за строптивость, он набрал отряд смельчаков и ушел искать счастье за море. Произошло это в VI веке до нашей эры, с того времени и ведет свое начало история Цейлона.

Греки называли этот остров Тапробаном, арабские купцы времен Синдбада-морехода нарекли его Серендибом, а Цейлоном его назвали англичане. Местные же жители с древнейших времен именовали свою родину «Шри-Ланка»^[6], что означает «благословенная земля». Этот великолепный остров называют «каплей, оторвавшейся от Индии»: он является своего рода мостом между Индией и странами, лежащими дальше к востоку. Цейлон многое перенял от Индии, его культура развивалась под индийским влиянием, идеология и религия тоже в значительной степени заимствованы из Индии. Отсюда на Цейлон пришел и буддизм – с одной из миссий, во главе которой стоял Махинда – сын индийского царя Ашоки, особенно ревностного приверженца буддизма.

Город, по преданию возникший в IV веке до нашей эры, просуществовал несколько веков и был столицей цейлонских царей династии Махавамса. Это была столица с поистине 1000-летней историей, и в этом отношении она превзошла многие города мира. В период расцвета территория Анурадхапуры превышала 12 километров в диаметре, в ней проживало более 3 000 000 человек.

«Поэмами в камне» называют на Цейлоне древние столицы острова – Анурадхапуру и Полоннаруву. И это не случайно: остатки древних городов напоминают пожелтевшие страницы «Махавамсы» и «Динавамсы» – древних исторических хроник Шри-Ланки.

После того как цейлонскую столицу из Анурадхапуры перенесли в другой город, жители покинули ее, но она осталась наиболее почитаемым собранием буддистских памятников. Ежегодно их посещают многочисленные паломники со всех концов Шри-Ланки и из других стран.

Первым из европейцев, кто посетил место древней столицы Цейлона, был итальянец Ф. Неграо (1630), который сделал обмеры нескольких каменных колонн. Более подробно памятники Анурадхапуры в 1679 году описал Роберт Нокс. Судя по старинным хроникам и сохранившимся памятникам, Анурадхапура возводилась по определенному плану. Четверо городских ворот были ориентированы по сторонам света, окружавшие город оборонительные стены уже в I веке достигали в высоту более трех метров. Во II веке стены Анурадхапуры надстроили и дополнили сторожевыми башнями.

Древняя Анурадхапура состояла из внутреннего города, который образовывали царский дворец и важнейшие религиозные сооружения, и выросшего позднее внешнего города. К внутреннему городу примыкал знаменитый парк Махамегха, заложенный при царе Мутасиве, а его преемник, известный правитель Деванампиятиссу, передал парк в дар буддистской общине.

При Деванампиятиссе в Анурадхапуре был посажен черенок, взятый от росшего в Северной Индии дерева, под которым произошло просветление Будды. Черенок прижился, и выросшее из него дерево, известное в буддистском мире под названием «бо» (или «бодхи»), сохранилось до наших дней. Оно слывет самым древним растением на земле, возраст его известен довольно точно – около 2250 лет.

Большинство построек частного и общественного характера в древней Анурадхапуре сооружалось из дерева. Из камня прежде всего создавались Будды и ступы – вместилища буддистских реликвий. Но и впоследствии, с распространением каменного строительства, дерево не потеряло своего значения.

В честь Будды цейлонские цари воздвигли много храмов, дагоб и других культовых сооружений. Высоко в небо устремилась одна из самых древних и почитаемых ступ Цейлона – Руванвалисая, построенная, по преданию, еще царем Дутагамини во II веке до нашей эры. Как и много веков назад, сюда приходят монахи-бхикшу и верующие буддисты-миряне. Часто приезжают в древнюю столицу студенты и школьники, чтобы еще раз вспомнить свою великую историю и лучше понять настоящее.

Как уже указывалось выше, в Анурадхапуре осталось много старинных памятников, особенно много дагоб, которые (по предположениям некоторых ученых) произошли скорее всего от могильных курганов. Сначала дагобы, как и ступы, представляли собой полушария, немногим отличающиеся от холмов и курганов. Впоследствии дагобы стали вытягиваться вверх, обрастая при этом дополнительными деталями, каждая из которых имела точный смысл и определенное значение. Так дагобы превратились в настоящие гробницы.

Старейшими из памятников Анурадхапуры считаются дагобы Тхупарама и Абхаягири. Одновременно с ними в городе был построен «Медный дворец», представлявший собой сооружение странное и удивительное: это было 9-этажное здание с 900 комнатами. В Анурадхапуре среди множества дагоб можно было видеть лес из резных каменных колонн. Все столбы имели одну высоту – 4 метра; их было 40 рядов по 40 колонн в каждом, то есть ровно 1600 колонн. Когда-то они были украшены серебряными пластинами, а поддерживаемая ими крыша – медными листами, отчего дворец и получил свое название. Вот что написано в хронике «Махавамса» о «Медном дворце»: «Карнизы его были украшены драгоценными камнями и золотом. Было в нем множество комнат – каждая с окнами – яркими, как глаза».

В дворцовый комплекс входили две больницы – для людей и для животных; в театральном здании перед публикой выступали сказители. На каждые 10 деревень государством назначался врач, получавший государственное жалованье. Вода на рисовые поля текла из огромных водохранилищ, которые летописи уважительно называют «морями».

Созданные искусными руками цейлонских зодчих огромные сооружения в Анурадхапуре стали замечательными памятниками искусству сингальских мастеров. Столетия донесли до нас и образцы светского искусства древних сингалов. «Влюбленные» – так называют скульптурную композицию, которая была выполнена 2500 лет назад на стене анурадхапурского храма Усурумуния. Легенда из поколения в поколение передает историю

Анурадхапура просуществовала до XI века, а потом подверглась опустошительному нашествию войск чольских правителей, после которого уже не смогла возродиться в былой своей славе. Главным городом и культурным центром Цейлона стала Полоннарува.

Мохенджо-Даро

Среди экспонатов одного из музеев города Дели есть небольшая статуэтка из темного металла. Только что закончив танец, застыла, гордо подбоченясь, нагая девушка. Уверенная в успехе, она словно ждет восхищенных аплодисментов от зрителей. Левой рукой, от запястья до плеча унизанной браслетами, танцовщица оперлась о колено, не без кокетства показывая, что она немного устала – то ли от танца, то ли от тяжести браслетов.

Эта статуэтка была найдена при раскопках Мохенджо-Даро – одного из древнейших городов мира. В 1856 году на территории нынешнего Пакистана, у небольшой деревушки Хараппа, археолог Александр Каннигам нашел камень цвета слоновой кости, на котором были высечены горбатый бык и неизвестные знаки, отчасти напоминавшие иероглифы.

Холм, где обнаружили эту находку, был буквально «сложен» из красного обожженного кирпича, которым много лет пользовались строители железной дороги и крестьяне окрестных деревень. Так постепенно исчезал с лица земли один из уникальных городов древности – Хараппа.

И только в начале 1920-х годов, после открытия города Мохенджо-Даро, мир узнал о существовании в долине Инда древнейшей цивилизации. Мохенджо-Даро отдален от Хараппы на расстояние почти 3000 километров, но оба города имеют между собой много общего. Разница заключалась лишь в том, что Мохенджо-Даро сохранился лучше.

Индийские ученые Р. Сахни и Р. Банерджи откапывали улицы городов-близнецов и находили в них одинаковые прямоугольные кварталы с четкой планировкой, застроенные одинаковыми кирпичными домами. На огромной площади почти в 260 гектаров разместились целые кварталы и отдельные сооружения Мохенджо-Даро – «Холма мертвых» (так переводится это название). Холм был увенчан буддийской молитвенной ступой, построенной во времена существования Кушанского царства – через 15 веков после гибели великого города.

Некоторые ученые и археологи, устремившиеся сюда из многих стран мира, долго отрицали самостоятельность индийской цивилизации в этом районе, считая ее восточным вариантом шумерской культуры. Другие исследователи, наоборот, полагали, что Хараппа и Мохенджо-Даро не были похожи на своих ровесников из Элама, Шумера и раннединастического Египта. У городов Двуречья была иная планировка, а строительным материалом служил кирпич-сырец. Только с постепенным освобождением из-под земли новых кварталов и строений миру явилась цивилизация, которую теперь называют протоиндийской.

Письменные источники шумеров рисуют иной образ жизни городов Двуречья и иное мировоззрение их жителей. И тогда ученые стали искать упоминания о вновь открытых городах в «Ригведе» – древнейшем литературном памятнике Индии. Но и там они обнаружили лишь туманные упоминания о «пура», населенном «хитрыми купцами». Однако легенды и предания о богатом и прекрасном городе в долине Инда существовали с незапамятных времен. Но свободные и красивые люди, населявшие этот город, прогневали богов, и те обрушили город в пропасть. Как бы подтверждая эти легенды, музеи в результате археологических раскопок пополнялись все новыми и новыми экспонатами. Вот высеченная из камня голова жреца, женские украшения, доски с изображениями жертвенных животных и, наконец, иероглифы, не расшифрованные до сих пор.

До середины 1960-х годов ученые считали, что Мохенджо-Даро не имел укреплений, хотя за 15 лет до этого английский археолог М. Уилер расчистил сооружения, которые можно было бы принять за оборонительные. Цитадель, располагавшаяся в центре Мохенджо-Даро, когда-то была обнесена мощными крепостными стенами толщиной 9 метров. Но полной уверенности в том, что это оборонительные укрепления, у археологов не было. Дальнейшие раскопки показали, что в южной части города тоже была массивная стена, сложенная из кирпича-сырца и облицованная обожженным кирпичом. Но не было установлено, для чего она предназначалась: для защиты от врагов или же для охраны города от наводнений.

От цитадели широкая прямая улица вела к зданию, которое ученые назвали «Залом заседаний». Рядом с ним размещалось вместительное зернохранилище, а неподалеку, на массивном кирпичном фундаменте с вентиляционными проемами, когда-то высилось двухэтажное строение из гималайского кедра.

Мохенджо-Даро был прекрасно распланированным городом: все его улицы проходили строго с севера на юг и с востока на запад, и таким образом они были хорошо защищены от ветров. По строительному уставу ни один дом не должен был выступать за общую линию. Главные улицы пересекались переулками под прямым углом, и потому в городе не было закоулков и тупиков. Длина главной улицы в Мохенджо-Даро составляла 80 метров, ширина – 10 метров, по ней одновременно могли проехать несколько воловьих повозок.

За стенами цитадели размещался нижний город, состоявший из кирпичных домов с плоскими крышами, которые одновременно служили и балконами. Здания возводились из кирпича, который обжигался в открытых ящиках, как и до сих пор это делают индийские крестьяне. Дома в Мохенджо-Даро достигали высоты 7,5 метра, вместо окон в них делались вентиляционные отверстия с решетками из глины и алебастра. Чтобы в дом не попадала пыль с главных улиц, вход в него делался в переулке. Стены и пол обшивались циновками, в домах были сделанные из кирпича ванны, а грязную воду сливали в глиняные сосуды с маленькими отверстиями для просачивания: эти сосуды ставились на землю.

В каждом квартале были общественные колодцы, превосходная для того времени система канализации и водопровод, по которому подавалась на вторые этажи зданий нагретая солнцем вода. В Мохенджо-Даро была и большая общественная баня с кабинами и детским отделением. Из бани вода вытекала по сточной трубе в главный крытый канал, который проходил по каждой улице: все каналы вливались в большую яму, находившуюся за городом.

Большую часть домашней утвари жители Мохенджо-Даро делали из меди или бронзы; для сельскохозяйственных работ изготовляли лемеха и серпы, для ремесленников – топоры, пилы, лопаты, для воинов – мечи, пики, копья и кинжалы…

Из одежды женщины города носили только короткие юбки с приколотой к ним брошкой, жемчужным поясом или лентой и веерообразный головной убор, в прохладную погоду набрасывали на плечи накидку. Мужчины были еще скромнее в одежде, довольствуясь лишь набедренной повязкой. Никто не носил обуви, зато прическе уделялось огромное внимание, причем большими щеголями были мужчины. Если женщины чаще всего только заплетали косу, то мужчины делали прямой пробор и связывали волосы лентой, иногда собирали их узлом.

Насколько женщины были непритязательны в одежде, настолько взыскательны они были к украшениям. Все носили серебряные украшения и налобные повязки, пояса из позолоченной бронзы, шпильки для волос с фигурными головками и гребни из слоновой кости.

Несмотря на многочисленные исследования, ученых до сих пор продолжают волновать существенные для истории этой цивилизации вопросы. Кто возвел эти города, процветавшие 40 столетий тому назад? К какой расе относились обитавшие здесь люди и на каком языке они изъяснялись? Какая у них была форма правления?

Признаки упадка культуры Мохенджо-Даро стали замечаться около 1500 года до нашей эры. Дома строились небрежнее, и уже не было в городе той строгой линии улиц. О причинах гибели Мохенджо-Даро в ученом мире выдвигалось много различных версий. Одни исследователи считали, что всему виной резкое изменение русла Инда, вызванное сильным тектоническим сдвигом. Исследования геологов показывают, что землетрясения не раз нарушали нормальную жизнь в Мохенджо-Даро и в конце концов привели к возникновению гигантского озера. Вода часто затопляла город, поэтому для защиты от наводнений и была возведена укрепленная стена. Однако эти предположения еще требуют доказательств. Другие ученые полагали, что город и его население погибли от нашествия арийцев, которые перебили всех жителей Мохенджо-Даро и разрушили их дома. Обнаруженные скелеты людей, живших в городе в последние годы его существования, версию о нашествии чужеземных племен не подтверждают. Так что окончательного ответа о причинах гибели Мохенджо-Даро наука еще не дала.

Ахетатон – город фараона-еретика Эхнатона

^{Вид раскопок центральной части Ахетатона}

В 1368 году до нашей эры на египетский престол вступил Аменхотеп IV – самый необычный из древнеегипетских фараонов, реформы которого породили исключительно интересный период в истории Египта. До него система мистико-религиозных представлений древних египтян была чрезвычайно сложной и запутанной. Поклонение многочисленным богам шло еще со времен обожествления животных, например, бога мертвых Анубиса изображали в образе человека с головой шакала, бог солнца Гор (который воплощался в фараоне при его коронации) изображался летящим соколом или человеком с головой сокола, бог Тот – с головой ибиса, богиня Хатор – с головой коровы и так далее. Их культ дополнялся поклонением верховным божествам – Ра, Амону и Птаху. Каждого из них сопровождал целый пантеон родственных божков, которые имели власть в каком-нибудь одном номе или городе. Столь громоздкая система дробила Египет и мешала его объединению.

Фараон Аменхотеп IV упразднил культ бога Амона вместе с поклонением другим – крупным и мелким – богам. Жрецы бога Амона составляли тогда самую большую и влиятельную прослойку в обществе, настолько сильную, что могли даже противопоставить свое влияние власти фараона.

Аменхотеп IV порвал с фиванским жречеством и прежней официальной религией. Уже в первые годы царствования рядом с храмом бога Амона в Фивах, в саду с благовонными деревьями, он возвел храм богу Атону – «единому всеозаряющему животворящему Солнцу» – и верховным жрецом нового бога объявил себя.

На шестом году царствования разрыв Аменхотепа IV с фиванским жречеством оформился окончательно: фараон запретил богослужения в честь Амона и всех прежних богов, громадные владения жрецов были конфискованы, бесчисленные храмы закрыты по всей стране, имена богов соскабливались со стен общественных зданий. Сам он сменил свое имя Аменхотеп («Амон доволен») на Эхнатон («Угодный Атону») и вместе с семьей, воинами, ремесленниками, новыми жрецами, художниками, скульпторами и слугами покинул Фивы – государственную столицу и центр культа бога Амона.

Поднявшись по течению Нила, фараон вышел на берег в широкой долине, окруженной неприступными скалами. На сверкающей золотой колеснице, в сопровождении приближенных Эхнатон прибыл к месту, где намечалось воздвигнуть храм богу Атону. Здесь совершилось «жертвоприношение большому отцу его (Атону) хлебом, вином, откормленными быками, безрогими тельцами, птицами, пивом, плодами, фимиамом, зеленью всякою доброю в день основания Ахетатона – Атону живому». Эта надпись была высечена на одной из 14 пограничных стел новой столицы, на другой стеле сохранилась клятва фараона никогда не переступать этих границ.

Чтобы в несколько лет на пустом месте построить большой великолепный город, мало было согнать туда много народу. Простую рабочую силу можно было использовать при возведении зданий, но для их отделки нужны были искусные мастера, которые и покрыли огромный храм бога Атона резными изображениями и надписями. Рядом с храмом, под прямым углом к нему, располагался главный дворец – самое большое гражданское здание древнего египетского зодчества. Площадь его составляла 700×300 метров, и это не считая смежных личных дворов и храма царской семьи. Основная часть дворца, как и храма Атона, была сделана из белого камня. Весь он был украшен золотом, изразцами, живописью, резными изображениями и надписями.

Возведенный город с храмами, садами, дворцами, богатыми кварталами вельмож, парками и прудами был объявлен «землей бога Атона». В этом городе даже тип древнеегипетского храма стал совершенно другим. Все прежние храмы вели из света во мрак культовой молельни, которая озарялась лишь светильниками у алтарей. Сумрачного состояния души требовала сама природа древних богов, рассчитанная на устрашающее почитание.

Культ бога Атона носил совсем иной характер. Главным ритуальным обрядом сопровождался восход солнца, при котором оживали берега Нила, распускались голубые и белые лотосы, из зарослей папируса поднимались стаи птиц, оглашая пробуждающийся мир своими криками. В этот момент в храме, который представлял собой громадный открытый солнцу двор, жители Ахетатона приносили солнцу свои дары: цветы, овощи и плоды. Храм был празднично оформлен пилонами, статуями фараона и живописью. Стоя на верхней площадке главного алтаря, Эхнатон взмахивал кадильницей с фимиамом, а музыканты, аккомпанировавшие на арфах и лютнях, придворные, жрецы и все молящиеся произносили нараспев слова гимна:

Новые идеи фараона-реформатора проявились также в поэзии и живописи, архитектуре, скульптуре, да и в обыденной жизни. Эхнатон не вел войны, поэтому он нигде не изображен захватывающим земли или карающим врагов. Поэтому рельефы, живописные и скульптурные портреты представляют его человеком, погруженным в философские размышления, с богатым внутренним миром: в изображениях фараона угадывается некоторая созерцательность, обостренное, почти чувственное ощущение полноты бытия со всеми его радостями и горестями.

Эхнатон умер рано, когда ему не было еще и 35 лет, и не оставил ни сыновей, ни достойных сподвижников. Некоторые исследователи даже предполагают, что он был отравлен, так как на одной из росписей изображено покушение на него.

Новые фараоны делали все, чтобы вычеркнуть из истории память о своем предшественнике и его новом боге. Они стерли, растоптали и уничтожили все, что было создано Эхнатоном. Особенно старался военачальник Херемхеб, воцарившийся на египетском престоле якобы по «воле бога Амона». Не имея законных прав на трон, он с особым рвением преследовал память о фараоне Эхнатоне. По приказу Херемхеба началось уничтожение Ахетатона, к тому времени уже и так окончательно покинутого. Прекрасный город громили с ненавистью: разбивали и крушили великолепные храмы и дворцы, статуи и рельефы. Потом руины Ахетатона постепенно занесло песком, и их на несколько тысячелетий укрыла пустыня. На том месте, где некогда сверкали белизной набережные, до 1880 года в царстве солнца и тишины тянулась узкая полоса посевов, а в тени густых пальмовых рощ приютились три небольшие деревушки.

Открыли город фараона-реформатора, как это часто случается, совершенно случайно. В конце 1880-х годов одна женщина из маленькой деревни Телль-эль-Амарна нашла несколько глиняных табличек с какими-то надписями. Она поняла, что это – те самые «древности», которыми так интересуются иностранцы. Чтобы увеличить рыночную ценность своей находки, она разломала таблички на несколько частей, которые и предложила торговцам-перекупщикам. Те отнеслись к ним довольно скептически и предложили за них весьма низкую цену. Только один из торговцев понял, что таблички покрыты какой-то письменностью, и предложил их различным музеям Европы.

Однако и ученые, испытавшие много разочарований из-за восточных подделок, отнеслись к табличкам из эль-Амарны недоверчиво. Лишь сотрудники Берлинского музея не только установили подлинность глиняных фрагментов, но и решили скупить все письменные таблички, к тому времени оказавшиеся во всех частях света.

Так в начале 1890-х годов в районе Телль-эль-Амарны начались первые раскопки, к которым приступил англичанин Уильям Мэтью Флиндерс Питри. Он был по образованию химиком и математиком, потом занялся коллекционированием древностей, а затем, в течение почти 50 лет, был «землекопом с метром и теодолитом в руках». Однако Ф. Питри, который до этого открыл уже много интереснейших памятников египетской истории, к раскопкам в эль-Амарне вскоре потерял интерес. Начавшая было приоткрываться тайна так и осталась неразгаданной.

Только в 1907 году Германское восточное общество решилось взяться за раскопки таинственных холмов близ эль-Амарны. Руководил этими работами Л. Бурхардт, которому принадлежит честь открытия всемирно известного теперь бюста Нефертити – необыкновенного памятника, подарившего человечеству совершенно новую страницу истории древнеегипетского искусства^[7].

Первая мировая война прервала исследования в эль-Амарне, и они были продолжены только после ее окончания. Археологические находки постепенно восстанавливали короткую историю Ахетатона – «могущественного города лучезарного Атона, великого в своем очаровании… и полного богатств».

Бóльшую часть огромной территории города-резиденции фараона Эхнатона сегодня уже можно себе представить. Она была построена на месте, до того никем не заселенном, и потому вопрос об ограниченности городской территории тогда не возникал. А так как Ахетатон существовал весьма недолгое время, то вопрос о земле и в дальнейшем не мог стать проблемой, поэтому для города были характерны широко раскинувшиеся дома усадебного типа. Планировка и богатых, и бедных домов не отличалась разнообразием, более того, характерная особенность всех построек – однотипность их планов. Существенным отличием бедных домов от богатых было лишь то, что к бедным не пристраивали молельни, хозяйственные службы, помещения для рабов и слуг.

Типичный богатый дом в Ахетатоне – это обычно целая усадьба, занимавшая площадь 68×55 метров. В центре ее находилось жилое здание, вокруг которого располагались сад, молельня и другие постройки. Вся усадьба обносилась стеной с двумя входами: от главного входа дорожка вела к небольшому дворику, откуда, поднявшись по нескольким ступеням, попадали в крытый подъезд дома. К подъезду примыкало небольшое помещение, через которое проходили в большую продолговатую комнату с 4 круглыми колоннами: это была своего рода приемная для гостей и одновременно комната, где отдыхали хозяева.

За приемным залом находилась центральная комната всего дома – большое помещение тоже с четырьмя колоннами, но уже квадратными. Отсюда двери вели в остальную часть дома – спальню хозяина, комнаты членов семьи и т. д. Все помещения освещались через окна, расположенные вверху наружных стен – почти у самой крыши. Чтобы осветить центральную комнату, стены ее были сделаны большей высоты, чем у соседних помещений.

Большие и хорошо спланированные дома знати располагались у самых дорог; дома поменьше – за ними, но тоже близко к дороге, а дальше, на кривых улочках с узкими проходами, беспорядочно ютились хибарки бедноты.

Жрецы солнечного бога Атона размещались в огромном районе с роскошными порталами и улицами для процессий, с украшенными колоннами молельнями, со скульптурами и рельефами. По замыслу Эхнатона все помещения иногда оформлялись в виде нильского берега: тонкие колонны напоминали стебли папируса, в росписях стен и пола повторялись цветы и бутоны лотоса, а также порхающие в зарослях птицы. Эти мотивы и раньше встречались в египетском искусстве, но никогда прежде в них не было такого богатства сюжетов и красок, такой свободы и изящества исполнения, такого увлечения красотой линий и цвета…

Эта же естественность, сменившая канонизированную стилизацию поз и жестов, проявилась и в изображении людей, например, Эхнатон часто запечатлен в семейном кругу – с женой Нефертити и дочерьми. Среди найденных в эль-Амарне памятников мало таких, где фараон изображен без Нефертити.

Основывая новую столицу Ахетатон, фараон Эхнатон обещал царице воздвигнуть в ней ее собственное место для почитания солнца – «сень Рэ». У Нефертити было свое большое и великолепное судно, качавшееся у дворцового причала рядом с ладьей фараона.

К сожалению, сейчас от дворца Нефертити остались одни развалины, однако известно, что в северо-восточном конце сада находилась длинная постройка, тянувшаяся вдоль северной стены дворца. Внутри этого зала столбы, поддерживающие потолок, стояли в один ряд – каждый на крохотном островке между перемежающимися водоемами. Эти водоемы были сделаны в виде огромных букв «Т»: в верхнем ряду они были повернуты отвесным концом вниз, а в нижнем – вверх. Вклиниваясь отвесными концами ряд в ряд, буквы «Т» образовывали строгий узор. Перила и пол вокруг водоемов, а также откосые стенки перил были сплошь расписаны растительным орнаментом и изображениями цветов.

Такова была эта «великолепная усадьба Солнца», украшенная небольшими храмиками, полная водных затей и утопающая в зелени и цветах. После Нефертити эти владения перешли к ее дочери Ми-йот.

Древняя Эбла на земле Ханаанской

До середины ХХ века об этом городе почти ничего не знали. На исторической карте Ближнего Востока III тысячелетия до нашей эры обозначались только две могущественные державы – Египет и Аккадское царство. Многие ученые и археологи считали, что других значительных цивилизаций между долиной Нила и Месопотамией просто не существовало. Однако неожиданное открытие крестьян из деревушки Телль-Мардих и дальнейшие археологические раскопки в районе сирийского города Алеппо изменили такое мнение.

Сначала крестьяне нашли базальтовую чашу, которую сдали в городской исторический музей. А в 1964 году сирийское правительство предложило итальянскому археологу Паоло Матье приступить к раскопкам холма Телль-Мардих. Раньше тут находилось незначительное поселение, но именно здесь, на севере Сирии, было сделано сенсационное открытие. Паоло Матье долго изучал художественные изделия, которые раньше были найдены в разных районах Сирии, и пришел к выводу, что все они должны были исходить из одного центра. Некоторые исторические хроники таким центром называли Эблу – город, существовавший в Сирии с древности, но никто из ученых не знал, где он располагался. Город Эбла упоминался лишь в одном шумерском тексте – в победных реляциях царя Саргона и его внука Нарамсина – и считался заштатным. А оказалось, что Эбла – столица могущественного государства на Ближнем Востоке, соперничавшего в третьем тысячелетии до нашей эры с Египтом и Аккадским царством. В 1968 году археологи раскопали цоколь базальтовой статуи, на котором была надпись на аккадском языке. Надпись сообщала, что статуя – это дар царя Эблы покровительнице города богине Иштар: «Для богини Иштар, я вазу изготовил Иббит-Лим, сын Игреш-Хепа, царя народа Эблы». Так было установлено, что под холмом Телль-Мардих находилась некогда могущественная Эбла.

В 1975 году экспедиция П. Матье обнаружила самый большой из когда-либо раскрытых сирийских архивов – 17 000 глиняных табличек с текстами XXV–XXIII веков до нашей эры. Это было величайшее открытие! До сих пор древнейшими считались письменные источники Месопотамии на шумерском языке. Таблички, найденные в Эбле, исписаны частью шумерской клинописью, частью неизвестным доселе языком, который ученые назвали «эблаитом». Открытие царского архива было поистине сенсационным, ведь в нем содержались самые разнообразные сведения: о дворцовых делах, исторические хроники, отчеты о военных походах, договоры и соглашения, описи закупленных и проданных товаров, переписка между чиновниками и правительственными учреждениями, литературные произведения. Дешифровка этих текстов продолжается и поныне, однако уже сейчас можно составить представление о политическом и государственном устройстве Эблы, ее экономике, торговле и культуре.

Периодом расцвета города было время с 2400 по 2250 год до нашей эры. Эбла тогда настолько окрепла, что подчинила своему влиянию огромную территорию – от побережья Средиземного моря до границ Аккадского царства. Причем не путем завоеваний^[8], а с помощью высокой культуры, развитой экономики и торговли. Эбла находилась на скрещении торговых путей между Месопотамией и Анатолией (современная Турция), поэтому именно торговля обеспечивала городу процветание. В столицу везли лес с прибрежных гор, шитые золотом ткани, керамику и шкуры, подчас товары доставляли из очень отдаленных мест.

Во главе государства стоял маликум (правитель, царь), которому подчинялись местные царьки, связанные с метрополией особыми соглашениями. Царь вершил все дела с помощью совета старейшин, в котором были представлены самые богатые семейства. Дань Эбле золотом и серебром выплачивали Ашур на Тигре и Мари на Евфрате, но однажды мятежный Мари отказался от своих обязательств. Войска Эблы решили усмирить непокорных, и уже вскоре полководец Эннадаган направил в столицу донесение о жестокой расправе над бунтовщиками: «Горы трупов я нагромоздил». В административном отношении Эбла была разбита на кварталы: делами каждого из них заведовали 20 чиновников, имевших в своем подчинении помощников. Свой особый штат был и у цариц, которые иногда осуществляли высшие руководящие функции. Следует отметить, что женщины Эблы играли большую роль в жизни общества. Так, например, посвящала царя в должность и вводила его на престол маликтум (царица). Ни в какой другой древневосточной цивилизации женщины не выполняли такие функции.

Царский дворец был не только официальной резиденцией правителей страны, но и центром ее экономической и культурной жизни. В многочисленных дворах и помещениях его располагались мастерские скульпторов и живописцев, краснодеревщиков, ювелиров, гончаров и других ремесленников. Во дворце была и школа, в которой готовили государственных писцов и чиновников, причем обучение велось на двух языках – шумерском и эблаите. Здесь на глиняные таблички переписывали литературные тексты, заносили в хронику важнейшие исторические события из жизни государства.

На некоторых табличках, написанных неуверенной рукой учеников, сохранились даже пометки учителя. Глиняные таблички рассказали, например, и о том, как проходили экзамены в этой школе. Школьник-писец писал табличку под контролем «старшего брата» – дуб-зузу. Затем учитель проверял написанную табличку, согласовывал отметку с «директором» школы и только после такого обсуждения ставилась окончательная отметка.

После каждого сезона археологических раскопок в районе Алеппо ученый мир все больше и больше узнавал об Эбле. До этих открытий ученые не могли и предполагать, что в ту далекую эпоху заключались и разрывались международные договоры. В одном их документов говорилось, что царь Эблы обращается с просьбой к царю Ассирии, чтобы тот гарантировал и облегчил торговлю Эблы в самых далеких районах от ее границ, хотя Эбла и сама осуществляла политический и экономический контроль над 17 тогдашними государствами.

Дешифровка глиняных табличек помогла ученым установить и классово-социальную структуру эблаитского общества. Жители Эблы делились на две группы – думу-ниты (привилегированные горожане) и бар-аны (немногочисленные иностранцы). Думу-ниты (что означает «сыны Эблы») были коренными эблаитами, родились в Эбле и пользовались всеми правами и привилегиями своей страны. К ним относились представители самых разных профессий: гончары, скульпторы, плотники, текстильщики, мельники, пекари и др. Вторая группа – собственно иностранцы, а также рабы, военнопленные, купцы и состоявшие в эблаитской армии наемники. В самой Эбле проживало около 40 000 человек, остальные 220 000 – в других местах.

В городе-государстве Эбла было много храмов, посвященных различным богам. Обслуживанием храмов занимались жрецы и жрицы, но из глиняных текстов видно, что духовенство и храмы не играли ведущей роли в политике и экономике государства: в основном они занимались религиозной деятельностью. В древний период Эблы жрецы не были связаны только с поклонением богам и отправлением их культов в храмах. Жрецы занимались также пророчеством, ходили из города в город, предсказывая события и провозглашая послания богов (а их в эблаитском пантеоне было около 500).

Жители древней Эблы всегда старались задобрить своих богов обычно путем жертвоприношений их статуям. Как правило, дарили пиво, хлеб, масло, овец, коз и другую живность. Однако были дары и из драгоценных металлов – золота и серебра: кубки, браслеты, кинжалы, фигурки животных, миниатюрные колесницы и тележки. Встречались золотые и серебряные статуи богов, например, одна из глиняных табличек сообщает, что статуя бога Дагана отлита из пяти килограммов серебра.

Кроме подношения богам даров, эблаиты отмечали и различные праздники, посвященные им: очищение – праздник бога Сикип, помазание – праздник бога Игиш. В праздники статуи богов переносили из города в деревни, а потом возвращали их назад.

Архивы Эблы содержат сведения о пяти царях, правивших здесь с 2400 до 2250 года до нашей эры. В 2350 году до нашей эры город разрушил царь Саргон I Аккадский: соседство с воинственным и могущественным Аккадом оказалось для Эблы трагическим. В 2250 году войска аккадского царя Нарамсина (внука Саргона I) вторглись в город, разорили и сожгли царский дворец. После этого Эбле удалось возродиться, и она просуществовала еще два-три столетия, пока окончательно не погибла под ударами кочевников.

Невеста пустыни Пальмира

Честь открытия Пальмиры история приписывает итальянцу Пьетро делла Валле. В XVII веке путешественники долго и с большими трудностями добирались до Пальмиры, но, когда они вернулись в Европу, им просто не поверили: город в сирийской пустыне? Разве такое может быть? Однако в следующем столетии в Англию были привезены рисунки, с опубликования которых и началась мода на Пальмиру. Потом появились путевые очерки и подробные описания древнего города: среди авторов была и русская путешественница Л. Пашкова, которая опубликовала в одном французском журнале очерк о Пальмире. Самую интересную находку того времени сделал тоже наш соотечественник, петербуржец С.С. Абамелек-Лазарев: он обнаружил и опубликовал греко-арамейскую надпись с подробным изложением таможенных правил – так называемый «Пальмирский тариф»^[9].

С древних времен местные жители называли и до сих пор называют Пальмиру «Тадмором», что означает «быть чудесным, прекрасным». Город как бы продолжает окружающую природу, и потому красота его тихая и естественная. Из желтого песка долины, окруженной лиловыми холмами, поднимаются колонны с кудрявыми, словно кроны пальм, капителями. До нашего времени Пальмира сохранилась неперестроенной, и потому золотые, нагретые солнцем стены ее зданий до сих пор украшают вырезанные листья и гроздья винограда, верблюды и ослы.

В истории имеется много удивительных парадоксов: например, Помпеи сохранила нам вулканическая лава, а Пальмиру – человеческое забвение. Город был брошен людьми и забыт на долгие столетия. А когда-то все начиналось с Эфки – подземного источника с тепловатой, чуть отдающей серой водой. Отчаянные путешественники, странники и купцы устраивали здесь привал, разбивали на ночь шатры, поили усталых верблюдов, коней и ослов. Со временем возле Эфки вырос целый перевалочный пункт – бойкий перекресток купли-продажи. В первом тысячелетии до нашей эры на этом караванном пути, ведущем от Дамаска к берегу Евфрата, он превратился в город таможен, постоялых дворов и харчевен, город менял, торговцев, разносчиков, коновалов, бродяг, воинов, лекарей, жрецов самых разных религий, беглых невольников и мастеров самых разных профессий. Здесь продавали рабов и рабынь из Египта и Малой Азии, из Индии и Аравии привозили пряности и ароматические вещества, постоянно был спрос на вино, соль, одежду, сбрую, обувь… Высоко ценилась и крашенная пурпуром шерсть: купцы, расхваливая свой товар, дружно утверждали, что по сравнению с пальмирскими другие пурпурные ткани выглядят блеклыми, словно их посыпали пеплом.

Под сводами Триумфальной арки всегда стоял многоязыкий гул, но Триумфальной ее назвали европейцы. В их представлении арки и ворота всегда ставились для прославления славных военных побед или в честь великих полководцев. Но пальмирские зодчие решали в данном случае другую задачу: двойные ворота Триумфальной арки были поставлены под углом и как бы скрадывали излом улицы, спрямляли ее.

Эти монументальные ворота из базальта, гранита и мрамора были возведены около 200 года. Огромная 20-метровая арка опирается на двойные колонны, а две небольшие арки по краям ведут в боковые улицы. Главной торговой магистралью Пальмиры была улица Больших колоннад, пересекавшая город из конца в конец. Во всю ее длину (более 1 км) тянулись четыре ряда 17-метровых колонн, за которыми располагались жилые дома, склады и лавки.

В стороне от улицы Больших колоннад находился театр, построенный в самом оживленном квартале Пальмиры. С правой стороны он примыкал к зданию сената: театр и сенат располагались на квадратной площади, окруженной портиками в ионическом стиле. Портики были украшены статуями римских и пальмирских полководцев, чиновников и других знаменитых людей города.

В Пальмире было много храмов, строили их весело и на совесть. Городские жители были многоязычким народом: скитальцы пустыни, они никак не хотели подчиняться единому богу. В своих религиозных ритуалах они чаще всего поминали Бэла – бога неба, которому был посвящен один из самых интересных храмов на Ближнем Востоке. Величественный храм выделялся среди всех остальных строений Пальмиры, площадь его центрального зала равнялась 200 квадратным метрам.

В Пальмире был сооружен и храм в честь бога Набо – сына бога Мардука, повелителя вавилонского неба. Бог Набо ведал судьбами смертных людей и был посыльным у богов разноплеменного пальмирского пантеона. Выходец из Месопотамии, он уживался с финикийским богом Баальшамином, арабской богиней Аллат и олимпийским Зевсом.

А земными делами Пальмиры ведали заседавшие в сенате вожди, жрецы и богатые купцы. Их решения утверждал губернатор, назначаемый из Рима, но во время правления императора Адриана город получил некоторую свободу: были снижены налоги, отозван губернатор, а власть передана местному вождю.

Шли годы, пролетали десятилетия, и постепенно Пальмира превратилась в один из самых процветающих городов Ближнего Востока. Богатства города привлекали внимание Парфянской и Римской империй, враждовавших между собой. В I веке римляне завладели Пальмирой, сохранив за ней некоторую самостоятельность. Но со временем пальмирские вожди перестали слушать римский сенат и начали проводить свою собственную политику.

Жители Пальмиры были мирными людьми, армия их была немногочисленной и в основном несла караульную службу. Но вот в 260 году персидский царь Шапур разгромил легионы императора Валериана, а самого его захватил в плен. Персидские войска подошли к самым стенам Пальмиры, и тогда римляне обратились к пальмирскому правителю Оденату с мольбой о помощи. И произошло то, что потом будет вызывать недоуменное восхищение летописцев и историков: Оденат, собрав лучших пальмирских лучников, разгромил персидскую армию.

Оправившись от разгрома, персы вновь выступили против римлян, и опять решающая роль в разгроме врага принадлежала пальмирцам. В благодарность римский император назначил Одената вице-императором Востока – вторым человеком в Римской империи. Однако правитель Пальмиры понимал, что любая его попытка возвыситься вызовет в Риме страх и озлобление. Однако уже независимо от его воли и Пальмира, и он сам приобретали все большее влияние на Ближнем Востоке. И действительно настало время, когда Рим стал бояться своего союзника. Лишить Одената титула и армии было не за что – он оставался верен присяге, объявить его врагом Рим уже не смел. И тогда Рим прибег, как это случается весьма часто, к проверенному и испытанному средству – убийству. Римские власти страны Сури в 267 году пригласили Одената для обсуждения текущих дел в Эмессу^[10] и там убили его вместе со старшим сыном Геродианом. По некоторым историческим сведениям, в убийстве Одената принимала участие его жена Зенобия, которая была мачехой Геродиану. Она будто бы хотела устранить их обоих, чтобы освободить дорогу к власти своему малолетнему сыну Вабаллату.

Римский император Галлиен надеялся, что второй сын Одената по малолетству своему не сможет управлять Пальмирой. Однако он не учел, что энергичная вдова, умнейшая и образованнейшая Зенобия сама была готова заняться государственными делами. По совету своего учителя, знаменитого философа Кассия Лонгина, она возвела на престол Вабаллата и стала при нем регентшей, фактически управляя самостоятельно. С большой осторожностью Зенобия выжидала часа изгнания с Ближнего Востока римских легионов, чтобы навеки утвердить в новом царстве власть своей династии.

До поры до времени Зенобия тщательно скрывала свои намерения в надежде, что ее сын унаследует трон отца. Но могущественный Рим боялся усиления окраин и сохранил за правителем Пальмиры лишь титул вассального царька. И тогда Зенобия объявила Риму войну.

Римляне были твердо убеждены, что войска Пальмиры откажутся идти в бой под командованием женщины. И сильно просчитались! Пальмирские начальники присягнули на верность Зенобии, а перешедшая на ее сторону армия вскоре овладела Сирией, Палестиной, Египтом, а на севере достигла проливов Босфор и Дарданеллы.

Военные победы Зенобии встревожили Рим, и император Аврелиан решил выступить против ее армии. После поражения при Эмессе Зенобия решила отсидеться в Пальмире, но длительную осаду выдержать не удалось. Оставалось только вывезти из города все богатства и отступить за Евфрат, а там спасут ширина реки и меткость прославленных пальмирских лучников. Но конница императора Аврелиана следовала по пятам, и у самой реки Зенобию захватили в плен.

Так семнадцать веков назад пала Пальмира. Дальнейшая судьба мятежной Зенобии таинственна и порождает у историков много догадок и предположений: будто бы своевольная царица была убита, будто бы в золотых цепях ее провели по Риму, будто бы выдали замуж за римского сенатора и она жила до самой старости.

Взяв Пальмиру, римские войска сбили статую Зенобии, но сам город не тронули. При императоре Диоклетиане здесь даже возобновилось строительство: резиденция Зенобии была превращена в римский военный лагерь, здесь расширили казармы, улучшили водопровод, возвели христианскую базилику…

Однако пальмирцы не хотели мириться с чужеземным господством и несколько раз поднимали восстания за независимость, но неудачно. Пальмира была разграблена и уже не смогла вернуть своего былого могущества. Постепенно городская знать покинула город, лишенные связей с Востоком ушли купцы, без дела остались водители караванов, чиновники, искуснейшие ремесленники… И Пальмира начала чахнуть, постепенно превращаясь в заурядный пограничный пост и место ссылок.

После римлян сюда пришли арабы, которым горожане даже не могли оказать серьезного сопротивления. Впрочем, они уже и не жили в городе, а сбились за стенами святилища бога Бэла, налепив там множество темных и тесных глинобитных лачуг. Потом сюда на долгие годы пришли турки, которые и сами ничего не хотели знать о культуре подвластных им народов, и другим не давали ее изучать. Никому не было дела до блистательной истории умирающего города, а многочисленные землетрясения довершили разрушения уцелевших храмов, дворцов и колоннад, и наступавшие пески Сирийской пустыни окончательно поглотили развалины Пальмиры.

Только в ХХ веке Пальмирой заинтересовались всерьез. Уверенно рос интерес России к этому городу: Русский археологический институт в Константинополе снарядил сюда экспедицию, исследователи и ученые сделали много рисунков, фотографий, схем, планов и топографических карт Пальмиры. Большой вклад в изучение истории и культуры Пальмиры внес русский ученый Б.В. Фармаковский, который в одной из своих статей писал: «Величественные памятники искусства древней Пальмиры давно уже привлекали внимание ученых и любителей прекрасного. Отрезанные от мира громадной безводной пустыней и расположенные среди леса пальм в далеком, роскошном оазисе развалины Пальмиры… всегда возбуждали воображение, всегда представлялись чем-то сказочно великолепным…

Древняя Пальмира была одним из выдающихся культурных центров на Востоке. И здесь было общество, у которого искусство было существеннейшей потребностью жизни, которое любило и преклонялось перед его создателями».

Возвышающиеся в пустыне колоннады легендарной Пальмиры манят к себе путешественников, которые с удивлением открывают для себя две Пальмиры – два Тадмора: одна из них – древняя, другая – новая, молодая. В одной из них уже давно не живут люди, она стала вечным музеем, в другой с 1928 года стали селиться бедуины и бедный народ. Именно в этом году сирийское правительство издало закон о строительстве новой Пальмиры. Город стал благоустраиваться, были проложены новые улицы, проведено электричество… Трудолюбивые жители заложили здесь пальмовые рощи, сады и огороды, вспахали поля и развели скот. По древней традиции пальмирцы занимаются и торговлей, а еще ткут ковры, шьют национальные одежды и продают их туристам.

Cамарканд – столица великого Тимура

Афрасиаб – городище древнего Самарканда, где за многие века накопились 10—15-метровые толщи археологических напластований. Это огромное холмистое плато площадью более двух квадратных километров расположено на окраине современного Самарканда. Само название «Афрасиаб» в науке отождествляется с именем легендарного правителя-тирана, повелителя среднеазиатских кочевников, который жил более 2000 лет назад. Однако городище это упоминается и в связи с завоеваниями Александра Македонского, значит, было оно еще древнее. По словам летописцев, Афрасиаб существовал «со времен неведения».

Самарканд – современник Древнего Рима: возраст его культурных нижних слоев восходит к I тысячелетию до нашей эры, именно в них таятся остатки Мараканды – главного города древней страны Согд, во многом загадочной еще и сегодня. Эту твердыню армия Александра Македонского атаковала в IV веке до нашей эры, здесь же протекали главные события борьбы согдийцев, возглавляемых Спитаменом.

Своего расцвета античная Мараканда достигает в I–III веках, когда Согдиана входила в состав Кушанского царства. Границы города разрослись тогда за пределы Мараканды времен военных походов Александра Македонского, но кризис рабовладельческого строя в Средней Азии привел снова к сокращению территории города. В VI–VII веках, с началом феодализации страны, вокруг Мараканды появляются сотни замков дихкан – мелкопоместных рыцарей, но ядро города остается на старом месте.

Много кровавых событий помнит Афрасиаб, а в самом начале XIII века монгольское нашествие прервало мирную жизнь Средней Азии, были разрушены города и уничтожены многие памятники искусства и материальной культуры. Войсками Чингисхана Афрасиаб был стерт с лица земли так, что на поверхности не осталось ровным счетом ничего: крепостные стены города были срыты, дворцы и дома сожжены, знаменитый водопровод, который в течение нескольких веков подавал воду в цитадель, разрушен. Там, где когда-то шумели сады, заворошились песчаные барханы…

Однако город не умер, более того, на рубеже XIV–XV веков начался его новый расцвет. Это случилось во время правления великого завоевателя Тимура (Тамерлана), который решил сделать Афрасиаб-Самарканд столицей своей империи. Рюи Гонзалеса де Клавихо, испанского посла при дворе Тимура, Самарканд так очаровал, что он написал о нем книгу: «Тимур всячески хотел возвеличить этот город. Какие бы страны он ни завоевывал и ни покорял, отовсюду привозил он людей, чтобы они населяли город. Особенно старался он собирать мастеров по разным ремеслам».

Теперь отсюда, из Самарканда, решаются судьбы народов и стран, здесь исключительного расцвета достигли ремесла и искусства. Тимур хотел сделать свою столицу недосягаемо прекрасной и грандиозной, превосходящей все другие города мира. Поэтому деревни вокруг Самарканда получили новые названия и отныне звались так: Багдад, Дамаск, Каир – величайшие города мира должны были казаться деревнями по сравнению с новой столицей Тимура. Вокруг Самарканда шумели 13 садов, самый большой из них был настолько обширен, что однажды (как рассказывают древние хроники) там заблудилась лошадь архитектора и ее искали целый месяц.

Архитектурный ансамбль Самарканда, тянувшийся от Железных ворот на восток в виде улицы, был обстроен по сторонам парадными гробницами и культовыми строениями. На окраине Самарканда, на склоне холма Афрасиаб, раскинулись мавзолеи Шахи-Зинда. Эту волшебную улицу никто не планировал и не проектировал, ансамбль возник сам по себе, а строили его сотни лет – один мавзолей за другим. «Шахи-Зинда» означает «живой царь», культ которого существовал еще задолго до прихода сюда ислама. Во времена расцвета Афрасиаба культ этот был настолько велик, что проповедники ислама не стали с ним бороться. Используя его во славу новой религии, они создали легенду о Мохаммеде Кусаме ибн-Аббасе – двоюродном брате Пророка.

И хотя, как установили ученые, Мохаммед Кусам в Самарканде никогда не был, его гробница стала первым мавзолеем комплекса Шахи-Зинда. Сейчас мазар Мохаммеда Кусама окружен другими мавзолеями, но им здесь тесно. Погребение возле могилы великого святого обеспечивает блага на том свете, поэтому многие вельможи и муллы хотели, чтобы их гробницы стояли как можно ближе к усыпальнице Мохаммеда Кусама. Давно уже нет Железных ворот, за которыми когда-то вздымались два грандиозных сооружения – соборная мечеть Тимура и стоявшее напротив медресе Сарай-Мульк-ханым, от него осталась лишь руина мавзолея, который в народе связывают с именем легендарной Биби-ханым.

Сам Тимур похоронен в мавзолее Гур-Эмир, который находится возле небольшого пруда на площади Регистан. Сначала Гур-Эмир предназначался для погребения Мухамеда Султана – любимого внука Тимура, но теперь здесь похоронены сам Тимур, его сыновья и другой внук – великий средневековый ученый Улугбек, при котором мавзолей и превратился в фамильную усыпальницу Тимуридов. Голубой ребристый купол мавзолея поднимается на высоту 40 метров, деревянные двери с инкрустацией из слоновой кости ведут в парадный зал… Лучи солнца, прорываясь сквозь мраморные решетки, полосами ложатся на восемь надгробных плит, сами могилы находятся внизу – в подземелье.

Центральной площадью старого Самарканда является Регистан, к ней со всех сторон подходят улицы, радиально пересекающие территорию Старого города. В древние времена через площадь протекал мощный канал, оставивший массу песчаных отложений. Песчаные наносы, вероятно, и дали название этому месту, так как «Регистан» в буквальном переводе означает «место песка», «песчаное поле».

До XV века Регистан был крупной торгово-ремесленной площадью, однако потом его значение как базарной площади отступило на второй план. При хане Улугбеке, который был правителем Самарканда с 1409 по 1447 год, Регистан становится площадью парадно-официальной: здесь стали совершаться торжественные смотры войск, провозглашались ханские указы и т. д.

Сейчас на самаркандском Регистане возвышаются три медресе: два из них (Шир-Дор и Тилля-Кари) были сооружены в XVII веке, а третье воздвигнуто еще в XV веке – при жизни Улугбека. Исторические хроники сообщают, что это медресе входило в интересный, но не дошедший до нас ансамбль монументальных построек, которые были возведены вокруг площади Регистан. Напротив медресе, по другую сторону площади, была построена ханака – странноприимный дом для дервишей. По словам султана Бабура, посетившего Самарканд в XVI веке, ханака славилась своим величественным куполом, который был «таких колоссальных размеров, что… равного ему нет в целом мире». Однако ханаку разрушили довольно скоро, и на ее месте выстроили медресе Шир-Дор.

Судя по старинным описаниям, к югу от медресе Улугбека находилось здание главной соборной мечети Самарканда, возведенное на средства влиятельного и богатого вельможи Алике-Кукельташа. Неподалеку от нее были выстроены бани, считавшиеся самыми лучшими и красивыми не только в междуречье Сырдарьи и Амударьи, но и во всем Хорасане. Они назывались «банями мирзы», и главной их достопримечательностью был пол, выложенный из различных пород камня.

Медресе Улугбека начали возводить в 1420 году по указаниям самого ученого. Прямоугольное здание с четырьмя башнями-минаретами по углам, оно имело большой квадратный внутренний двор, по всем сторонам которого располагались худжры (кельи). Медресе Улугбека со своим богатым архитектурным убранством, великолепными мозаиками, геометрическими орнаментами и изображениями звездного неба на тимпанах главного портала было подлинным храмом науки. Сейчас, входя в арку портала с площади, нужно спускаться на несколько ступенек вниз. Однако при возведении медресе поверхность площади Регистан была иной: пол арки портала находился выше уровня площади, и на него, наоборот, приходилось подниматься по нескольким ступеням широкой лестницы.

Но время не пощадило это великолепное сооружение: исчезли вторые этажи худжр, увенчания порталов и минаретов, поднятые на барабанах купола дарсхана – все это сильно исказило высотные пропорции медресе. И тем не менее даже неискушенный глаз ощущает удивительную соразмерность всех его частей и горделивую стройность пропорций.

Во времена Улугбека Самарканд был центром научной жизни Средней Азии, сюда съезжались знаменитые математики, астрономы, историки… В медресе, для которого Улугбек лично подбирал преподавателей, и его обсерватории ученые прикасались к тайнам науки. Купцы и ремесленники, паломники и поэты, странники и дипломаты – все стремились сюда, все дороги вели в «драгоценную жемчужину мира» – сверкающий город Самарканд.

Стовратные Фивы

Город Уасет, который в Библии упоминается под именем Но, греки называли «стовратными Фивами». Знаменитая столица фараонов простиралась на правом берегу Нила. Около реки поднимались величественные храмы бога Амона, за ними тянулись дворцы фараонов и важных сановников и теснились узкие, темные и прохладные улицы. Шум и движение жизни наполняли этот цветущий город.

Совсем другой вид имел город на левом берегу реки. Там тоже поднимались величественные здания и храмы, но они стояли особняком, далеко один от другого, и окружены были глиняными домиками. Все здесь было тихо и торжественно. Если на правом берегу Нила над городом стоял непрерывный гул, то здесь царили тишина и неподвижность, нарушаемые лишь отправлением религиозных культов. А между тем к этому берегу тоже причаливали тысячи барок и длинные процессии двигались по долине к горе. Но привозили эти барки умерших, и процессии шли за гробами. Это были другие Фивы – город мертвых. В этой Долине царей находятся 62 гробницы, принадлежащие в основном фараонам. Все они давно и хорошо изучены, но не все открыты для посещения.

В самом центре Долины царей, в окружении других усыпальниц, расположилась гробница фараона Сиптаха. Он правил недолго и, по-видимому, не оставил памяти о себе. И тем не менее его гробница с огромным саркофагом украшена очень богато. Длина ее вместе с коридором составляет 105 метров, что значительно больше, чем у многих других гробниц^[11].

Блистательные Фивы подарили всему человечеству свет величественной цивилизации и красоту своих древних святилищ. Наивысший расцвет город пережил в эпоху Нового царства (1580–1085 гг. до н. э.). Фиванское искусство этого периода призвано было укреплять твердую централизованную власть внутри страны и расширять ее внешнее влияние. Поэтому фараоны старались придать еще больший блеск и пышность своей столице и храмам своих богов.

Во время правления фараонов XIX династии, при кажущемся внешнем спокойствии, продолжалась борьба фараона со знатью и жрецами. Рамсес II не рискнул, подобно фараону Эхнатону, явно порвать с вновь усилившимся жречеством бога Амона, однако все же хотел несколько ослабить его влияние. Иногда фараон лично исполнял обязанности верховного жреца, иногда назначал на этот пост преданного жреца из другого города.

Два великих храма были в Фивах – Карнак и Луксор, и оба были посвящены богу солнца Амону-Ра. Каждое утро он – юный и могучий – восходил на небе, чтобы дать жизнь всему сущему на земле. А к вечеру старел и умирал, чтобы наутро вновь родиться юным и могущественным. Такой круговорот жизни боги предначертали и людям – стареть и умирать, чтобы потом вновь возродиться…

Главным центром строительства был храм бога Амона в Карнаке, возле которого было вырыто священное озеро. Расширение этого храма должно было показать торжество культа бога Амона после поражения Ахетатона и удовлетворить фиванских жрецов, а также прославить мощь новой династии фараонов. Масштабы строительства были поистине грандиозными. Никогда прежде колонны, пилоны и монолитные статуи не достигали таких колоссальных размеров; никогда раньше убранство храмов не отличалось такой пышностью. Большой гипостильный зал Карнака занимал площадь в 5000 квадратных метров. На этой огромной территории возвышался целый лес исполинских колонн (высотой с 3-этажный дом), возведенных из песчаника.

Строить гипостильный зал начал фараон Сети I, а заканчивал уже его сын Рамсес. Сверху донизу колонны гипостильного зала были покрыты барельефами с изображениями победных походов фараонов. Эти картины образуют целую эпопею в барельефах, картинах и надписях, где фараоны представлены в разные моменты своей мирной и военной жизни. Эпический характер этих картин вызвал у ученого Г. Вильсона предположение, что Гомер был в Египте, видел эти барельефы и, вдохновленный ими, написал батальные песни своей «Илиады».

В середине гипостильного зала поднимались 12 «папирусных колонн», высотой в 21 метр и более 10 метров в окружности: каждую из них не могли обхватить и пять человек. Капители этих колонн сделаны в форме раскрытых цветков папируса.

Воздвигнутый Рамсесом II храм затмил все, что было построено до него. Он строился очень много лет: один зодчий умер, и его место занял другой. Десятки тысяч рабов погибали на изнурительных работах, но их никто не считал. На место умерших пригоняли других, а храм все строился и рос, утверждая могущество фараона и всесильных богов.

Однако в архитектурных формах карнакского храма уже сочеталось старое и новое. Зодчие XIX династии должны были вернуться к архитектурным традициям Фив, которые были прерваны Эхнатоном. Но после Ахетатона в египетском зодчестве появилось и много нового, от чего мастера уже не могли и не хотели отказываться.

Фиванские жрецы и высшая знать стремились заглушить все то, что еще сохранялось от их поражения при фараоне Эхнатоне. Жречество, сохраняя каноны в религии, вело борьбу с отступлениями от них в искусстве. Особенно показательно это отразилось на царских статуях. Наряду с прежними типами скульптуры, в Фивах появляются и своего рода светские образы фараонов и цариц. Лучшим из таких памятников является статуя Рамсеса II, которая сейчас находится в Турине. Скульптор, создавая образ могучего правителя, как того требовало официальное искусство, решил эту задачу уже новыми средствами. Здесь не видно чрезмерно выдающихся мускулов, прямой, кажущейся несгибаемой шеи и бесстрастно смотрящих вдаль глаз – то есть всего того, что было присуще прежним образам фараонов.

Непривычен был уже и сам факт изображения фараона в бытовом одеянии и с сандалиями на ногах. Основное впечатление силы и могущества достигнуто скульптором не обобщением образа фараона – «сына бога Ра», а созданием образа земного владыки Египта. Это достигалось спокойной позой статуи со слегка наклоненной головой и внимательно смотрящими вниз глазами. Вероятно, именно так сидел Рамсес II в тронном зале во время приема сановников иностранных посольств.

Вторым святилищем бога Амона-Ра был храм в Луксоре, стены которого были покрыты золотом, а пол – серебром. Храмы соединялись между собой 3-километровой аллеей вырубленных из камня сфинксов с бараньими головами. Эту аллею называли «тропой богов», так как во время праздников и религиозных торжеств священная барка со статуей бога Амона шествовала из одного храма в другой.

Сейчас Луксор – небольшой пыльный городок с несколькими десятками тысяч жителей, но славе его может позавидовать любой столичный город. Его называли «городом дворцов» и здесь обитали те, «чья слава покорила весь мир».

В 663 году до нашей эры Фивы были разрушены войсками ассирийского царя Ашшурбанипала, и от самого города мало что осталось. Но до сих пор величественные руины храмов Луксора и Карнака, которые сейчас находятся под открытым небом, производят неизгладимое впечатление на всех посетителей.

Благородная Бухара

Так говорится в одной из легенд о рождении этого удивительного города, история которого насчитывает более 2000 лет. Однако данные археологических раскопок более прозаичны: к настоящему времени достаточно подробно изучен период средневековой Бухары, что же касается ранней истории города, то сведения о ней очень скудны. Археологические исследования показывают, что уже в античные времена на территории нынешней Бухары существовало крупное поселение. Памятники тех далеких времен раскопать очень трудно, так как Бухара (в отличие от многих других среднеазиатских городов) всегда оставалась на одном месте, и новые постройки в ней наслаивались на остатки прежних сооружений. И хотя нет данных о первоначальной территории города, плане, фортификации и даже его названии, ученые не сомневаются, что поселение это было городским.

Как феодальный город Бухара начала складываться в VI веке, когда тюркский предводитель Шири-Кишвар, подавив восстание бедноты, сделал город cвоей столицей. Город, называвшийся тогда Нумиджгат, возник в низовьях Зеравшана – там, где река, уже отдавшая свои воды полям и садам, терялась в камышовых зарослях. Коренное население Бухары было тогда иракского происхождения: оно исповедовало зороастризм, о чем говорит построенное здесь святилище огня.

В VII веке правитель Бидун восстанавливает цитадель и сооружает в ней замок, «по плану подобный созвездию Большой Медведицы». С тех пор крепость Арк и стала ядром феодальной Бухары: в ней расположились дворцы, правительственная канцелярия, храм, казначейство и тюрьма. Вокруг цитадели и начинает слагаться собственно город – шахристан, обведенный четырехугольником крепостных стен. С западной стороны простиралась площадь Регистан, за которой тянулись поместья феодалов, где среди зелени садов высились укрепленные замки. Вне шахристана стал формироваться торгово-ремесленный пригород (рабад), который в 850 году тоже был обнесен стенами.

Но эти стены не спасли город от нашествия армии правителя Арабского халифата. Защитники Бухары наносили сильные удары по арабским войскам, но путем обмана и вероломства тем удалось захватить город. Когда военачальник Кутейба взял Бухару, он потребовал, чтобы половина домов в городе была передана арабам, а жители близлежащих окрестностей должны были поставлять им дрова, съестные припасы и клевер для конницы.

Целое столетие в истории Бухары связано с арабским завоеванием, что, конечно же, отразилось на жизни города. Однако военные действия в течение столь длительного времени и неоднократные народные выступления не нанесли Бухаре серьезного ущерба: город ни разу не был взят штурмом и разграблен. В трудных случаях бухарцы предпочитали заключать пусть самый тяжелый мир, нежели держать изнурительную оборону.

После арабов в Бухару пришел Чингисхан, который отдал город на разграбление. Нашествие монголов превратило эти цветущие оазисы в груды развалин: от пожара сгорела большая часть города, уцелели только соборная мечеть и некоторые дворцы, построенные из кирпича. Однако ни войны, ни раздоры местных феодалов не могли остановить развитие Бухары, которая росла сказочно быстро. Строительство здесь не прекращалось даже и тогда, когда Бухара, вошедшая в состав империи Тамерлана, потеряла свое политическое значение и отошла на задний план, так как великий завоеватель сделал своей столицей Самарканд. После распада империи Тамерлана и последовавшего за этим завоевания страны узбеками Бухара мало-помалу вновь начала приобретать значение столичного города.

Самым ранним из сохранившихся в Бухаре исторических памятников является мавзолей Саманидов. Народные предания связывают возведение мавзолея с именем Исмаила Самани – самого выдающегося представителя этой династии, правившего в 892—907-е годы. Однако научные исследования приводят к выводу, что перед нами фамильная усыпальница многих представителей этой династии.

Архитектурная композиция здания очень проста: это куб, увенчанный полушаром. Здание имеет очень толстые стены (до 1,8 м), благодаря чему мавзолей и сохранился. Все фасады усыпальницы равнозначны: в середине каждой стены – большая стрельчатая арка, включенная в орнаментальную прямоугольную раму, составленную из кирпичных кружков. По верху мавзолея, опоясывая все его стороны, идет аркада из больших стрельчатых окон – по 10 с каждой стороны.

Почти девять столетий возвышается над древней Бухарой минарет Калян – «Великий минарет», который виден еще издалека, с какой бы стороны вы ни приближались к городу. Он был воздвигнут караханидом Арслан-ханом после того, как старый минарет, находившийся у стен цитадели, срыли, а соборную мечеть передвинули в сторону города. Минарету Калян была придана оригинальная форма, послужившая впоследствии предметом неоднократных подражаний: он строг, величав и уравновешен в своих монументальных формах, а его пропорции и членения выдержаны с большим вкусом. Минарет представляет собой массивную, слабо суживающуюся кверху колонну, сложенную из квадратного жженого кирпича на алебастровом растворе. Минарет увенчан сталактитовым карнизом, на котором возведен павильон-фонарь с 16 стрельчатыми окнами. Все это завершается вторым, уже сильно выступающим, сталактитовым карнизом.

Мостиком-переходом минарет соединяется с мечетью Калян, из которой можно попасть внутрь башни и по узкой, крутой лестнице, насчитывающей 105 ступеней, подняться наверх – в ротонду: здесь пред вами откроется прекрасный вид для полного обозрения Бухары. Пять раз в день через 16 арочных просветов неслись отсюда голоса муэдзинов, призывая правоверных на молитву. Однако «Великий минарет» служил и другим целям: в неспокойную пору дозорные день и ночь следили с вершины Каляна за окрестностями, чтобы не пропустить приближение врага. Позднее, в XVIII–XIX веках, минарет был местом публичной казни: с его 46-метровой высоты сбрасывали на мостовую осужденных, поэтому он и заслужил еще одно название – «Башня смерти».

Сама мечеть Калян пережила несколько этапов постройки, но дошедшее до нас здание восходит к 1514 году, когда в Средней Азии правили первые Шейбаниды. Ее называют еще «Джума мечеть» («Пятничная мечеть»), и она является одной из самых грандиозных мечетей Средней Азии. Масштабами своими она почти не уступает соборной мечети в Герате, которая в XV веке перестраивалась по указанию великого узбекского поэта и мецената Алишера Навои.

Мечеть Калян занимает большую площадь (180×130 м) и имеет традиционный двор, окруженный галереями. Вокруг двора располагаются купольные галереи, где 288 куполов покоятся на мощных столбах, а внутри галерей царят полумрак и прохлада. Во время празднеств в бухарской мечети могли одновременно разместиться до 10 000 человек.

В XVI–XVII веках Бухара вновь достигла своего былого расцвета, что сказалось и на ее архитектурном облике. Город был коренным образом перестроен, изменилась его планировка, появились ансамбли, которые и определили лицо города, сохранившееся до наших дней. Однако внутри стен старой Бухары всегда была страшная теснота, еще в Х веке из-за антисанитарии, нечистот и зловония город называли «отхожим местом страны». Положение усугублялось еще и тем, что многочисленные кладбища, ранее находившиеся за городскими воротами, после возведения в XVI веке новых стен оказались в черте города.

Скученность жилищ в Бухаре достигала невероятных масштабов, и зодчим приходилось проявлять чудеса небывалой изобретательности, сооружая 2—3-этажные каркасные жилища. Например, в старой еврейской махалля жилые дома в несколько этажей представляли собой прижатые друг к другу и сильно вытянутые вверх строения с внутренним двором-колодцем, в который выходили окна: на дне таких колодцев всегда было темно, грязно и душно.

Бухара была разбита на большое число гузаров (кварталов), которые представляли собой исторически сложившуюся административно-бытовую систему города. Жители издавна селились в Бухаре слободами, что нашло свое отражение и в названиях многих гузаров: в Пухтабофон жили лучшие ткачи, Ахтачи – оскопители баранов, коз и телят, Зубда – продавцы пахучих трав, Лойхуракон – едоки глины, Гарибия – безродные и т. д.

Дворец эмира на площади Регистан – это небольшая, но высокая и неприступная крепость с одними воротами. В средние века вход в него шел по пандусу, круто поднимающемуся вверх через башенные ворота и крытый проезд. В одной из стен дворца на недосягаемой высоте виднеется окошечко, в которое эмир показывался народу. Под ним располагался бухарский арсенал – небольшой навес, из-под которого выглядывали пушки.

Рядом с входными воротами висела огромная плеть (камчин) – символ эмирской власти. В верхнем ярусе ворот Арка были установлены вывезенные из Коканда трофейные часы-куранты, которые звонили каждый час. Во время религиозных праздников, отъезда и приезда эмира, а также во время выдачи войскам денег в цитадели играл оркестр.

Внутри цитадели, под самым пандусом, находились помещения страшной «канахоны» – камеры для заключенных. Персидские клопы (кана), которые обитали в этих печально известных камерах, впивались в тела узников, доставляя им жестокие мучения. Под террасой, располагавшейся справа от входа, умерщвляли женщин, обвиненных в прелюбодеянии или в занятиях «самой древней профессией». Несчастных привязывали к доске, которую потом сталкивали вниз: жертвы почти всегда умирали, не достигнув земли. Площадь перед входом в эмирский дворец не раз обагрялась кровью, когда здесь совершались тоже печально знаменитые бухарские казни – вспарывание горла ножом.

Недалеко от эмирского дворца красуются башня и высокий столб – все, что осталось от древнего дворца Тамерлана, так называемого «Белого замка». Предания рассказывают, что с этого столба когда-то бросились вниз 40 придворных, чтобы подхватить бумагу, которую ветер выхватил из рук их повелителя.

Средневековье царило в Бухаре еще и в середине XIX века, и мало кто мог заглянуть в этот скрытый мир. За несколько веков до этого только нескольким русским посольствам удалось побывать в Бухаре, а некоторым путешественникам их любопытство стоило жизни. В 1823—1824-е годы здесь побывали англичане Муркрафт и Дэври, но на обратном пути они по приказу эмира были отравлены, а дневники их бесследно исчезли.

В 1837 году в Бухаре встретились русский прапорщик Виткевич и британский лейтенант Бёрнс. О том, что им удалось узнать, они тоже не успели рассказать миру: англичанин вскоре был убит, а Виткевича в тот день, когда он должен был докладывать царю Николаю I о своем путешествии, нашли мертвым в номере петербургской гостиницы.

Но в настоящее время громкая слава этого древнего города привлекает тысячи туристов со всех концов земного шара. Около 140 исторических памятников далекого прошлого сохранилось в Бухаре, и почти о каждом из них сложены легенды и предания.

Ни один город не имел столько названий, как Бухара. Русский ученый Б. Бартольд считал, что название «Бухара» происходит от санскритского слова «Бихара», что означает «монастырь». «Бухара-и-Шариф» («Благородная Бухара») – с почтением произносили на всем Востоке в знак особого уважения к городу талантливых мастеров, зодчих и великих ученых древности.

«Благородная Бухара» – это своего рода учебник оригинального зодчества для архитекторов и строителей. Войдите в любое медресе – медресе Улугбека, медресе Абдализ-хана или Кош-медресе, – и вы сразу увидите, как извилист коридор, по которому вы идете. Это делалось для того, чтобы горячий воздух быстрее остывал, циркулируя по зданию непрямым путем. И еще для того, чтобы входящий лучше обдумывал цель своего визита, идя по этим длинным коридорам…

Древние Афины

Олива – священное для греков дерево, дерево жизни. Без него невозможно представить греческие долины, зажатые между горами и морем, да и сами каменистые склоны гор, где оливковые рощи чередуются с виноградниками. Оливы взбираются почти к самым вершинам, они господствуют и на равнинах, своей сочной зеленью скрашивая желтоватую почву. Они тесным кольцом окружают деревни и выстраиваются вдоль городских улиц. Непритязательные и жизнелюбивые, оливы уходят своими корнями не только в каменистую почву Греции, но и в причудливый мир ее мифов и легенд.

Местом рождения священного дерева считается Акрополь – холм, вокруг которого и раскинулась греческая столица. Города античного мира обычно появлялись возле высокой скалы, на ней же возводилась и цитадель (акрополь), чтобы жителям было где укрыться при нападении врагов.

Начало Афин теряется во временах баснословных. Первый царь Аттики Кекроп, прибывший в страну в 1825 году до нашей эры, построил на Акрополе крепость с царским дворцом. При Кекропе состоялся и известный спор между богом Посейдоном и богиней Афиной за обладание Аттикой. Олимпийские боги во главе с Зевсом выступали судьями в этом споре, когда Афина и Посейдон принесли свои дары городу. Ударом трезубца рассек Посейдон скалу, и из камня ударил соленый источник. Глубоко вонзила в землю свое копье Афина, и на этом месте выросла олива. Все боги поддержали Посейдона, а богини и царь Кекроп – Афину. По другому преданию, Посейдон произвел лошадь, но и она была признана для жителей Аттики менее полезной, чем оливковое дерево. Разгневанный проигрышем бог послал на равнину вокруг города огромные волны, от которых можно было укрыться только на Акрополе. За жителей заступился громовержец Зевс, да и сами горожане умилостивили Посейдона, пообещав воздвигнуть в его честь храм на мысе Сунийон, что впоследствии и сделали.

Первоначально весь город и состоял только из крепости, только потом вокруг Акрополя стали селиться люди, стекавшиеся сюда со всей Греции как в безопасное от нашествий кочевых племен место. Постепенно здесь образовались группы домов, которые затем были объединены вместе с крепостью в единый город. Предание, которому следовали и греческие историки, указывает, что произошло это в 1350 году до нашей эры, и приписывает объединение города народному герою Фезею. Афины лежали тогда в небольшой долине, окруженной цепью скалистых холмов.

Превращать Акрополь из крепости в святилище первым стал властитель-тиран Писистрат. Но он был умным человеком: придя к власти, он приказал приводить к себе во дворец всех бездельников и спрашивал их, почему они не работают. Если выяснялось, что это бедняк, у которого нет вола или семян, чтобы вспахать и засеять поле, то Писистрат давал ему все. Он считал, что безделье таит в себе угрозу заговора против его власти. Стремясь обеспечить население Афин работой, Писистрат развернул в городе большое строительство. При нем на месте царского дворца Кекропа был возведен Гекатомпедон, посвященный богине Афине. Греки так высоко почитали свою покровительницу, что отпустили на волю всех рабов, участвовавших в строительстве этого храма.

Центром Афин была Агора – рыночная площадь, где размещались не только торговые лавки; это было сердце общественной жизни Афин, здесь располагались залы для народных, военных и судебных собраний, храмы, алтари и театры. Во времена Писистрата на Агоре были воздвигнуты храмы Аполлона и Зевса Агорая, девятиструйный фонтан Эннеакрунос и алтарь Двенадцати богов, который служил прибежищем для странников.

Строительство храма Зевса Олимпийского, начатое при Писистрате, затем по многим причинам (военным, экономическим, политическим) было приостановлено. По преданию, место это с древних времен было центром, где поклонялись Зевсу Олимпийскому и Земле. Первый храм здесь был устроен еще Девкалионом – греческим Ноем, впоследствии здесь указывали гробницу Девкалиона и трещину, в которую стекала вода после потопа. Каждый год, в февральское новолуние, жители Афин бросали туда пшеничную муку, смешанную с медом, как приношение усопшим.

Храм Зевса Олимпийского начал строиться в дорическом ордере, но ни Писистрат, ни его сыновья не успели закончить его. Заготовленные для храма строительные материалы в V веке до нашей эры стали использовать для возведения городской стены. Возобновили строительство храма (уже в коринфском ордене) при сирийском царе Антиохе IV Эпифане в 175 году до нашей эры. Тогда были построены святилище и колоннада, но из-за смерти царя и на этот раз возведение храма не было завершено. Разрушение недостроенного храма было начато римским завоевателем Суллой, который в 86 году до нашей эры захватил и разграбил Афины. Он вывез^[12] несколько колонн в Рим, где они украсили Капитолий. Лишь при императоре Адриане было закончено строительство этого храма – одного из самых больших сооружений античной Греции, по размерам своим равнявшегося футбольному полю.

В открытом святилище храма возвышалась колоссальная статуя Зевса, выполненная из золота и слоновой кости. Позади храма стояли четыре статуи императора Адриана, кроме того, много статуй императора стояло в ограде храма. Во время землетрясения 1852 года одна из колонн храма Зевса Олимпийского рухнула, и сейчас она лежит, распавшись на составляющие ее барабаны. К настоящему времени от 104 колонн, которые были самыми большими в Европе, осталось только пятнадцать.

Ученые предполагают, что Писистратом (или при Писистратах) был заложен и знаменитый Парфенон, впоследствии разрушенный персами. Во времена Перикла этот храм отстроили заново на основании вдвое больше прежнего. Парфенон воздвигли в 447–432 годах до нашей эры архитекторы Иктин и Калликрат. С четырех сторон его окружали стройные колоннады, а между их беломраморными стволами виднелись просветы голубого неба. Весь пронизанный светом, Парфенон кажется легким и воздушным. На его белых колоннах нет ярких рисунков, какие встречаются в египетских храмах. Только продольные желобки (каннелюры) покрывают их сверху донизу, отчего храм кажется выше и еще стройнее.

В скульптурном оформлении Парфенона участвовали самые известные греческие мастера, а художественным вдохновителем был Фидий – один из величайших скульпторов всех времен. Ему принадлежат общая композиция и разработка всего скульптурного декора, часть которого он выполнил сам. А в глубине храма, окруженная с трех сторон двухъярусными колоннами, горделиво высилась знаменитая статуя девы Афины, созданная прославленным Фидием. Ее одежда, шлем и щит были сделаны из чистого золота, а лицо и руки сияли белизной слоновой кости. Творение Фидия было настолько совершенно, что правители Афин и иноземные властители не решались возводить на Акрополе другие сооружения, чтобы не нарушать общей гармонии. Парфенон и сегодня поражает удивительным совершенством своих линий и пропорций: он похож на корабль, плывущий через тысячелетия, и можно до бесконечности смотреть на его пронизанную светом и воздухом колоннаду.

На Акрополе находился и храмовый ансамбль Эрехтейон с прославленным на весь мир портиком кариатид: на южной стороне храма, у края стены, шесть высеченных из мрамора девушек поддерживали перекрытие. Фигуры портика – это, по сути, опоры, заменяющие столб или колонну, но они прекрасно передают легкость и гибкость девичьих фигур. Турки, захватившие в свое время Афины и не допускавшие по своим исламским законам изображений человека, уничтожать кариатид, однако, не стали. Они ограничились лишь тем, что стесали лица девушек.

Единственным входом на Акрополь являются знаменитые Пропилеи – монументальные ворота с колоннами в дорическом стиле и широкой лестницей. По преданию, однако, есть и тайный вход на Акрополь – подземный. Он начинается в одном из старых гротов, и 2500 лет назад по нему уполз из Акрополя священный уж, когда армия персидского царя Ксеркса напала на Грецию.

В античной Греции Пропилеями (буквальный перевод – «стоящие перед воротами») называли торжественно оформленный вход на площадь, в святилище или крепость. Пропилеи афинского Акрополя, сооруженные архитектором Мнесиклом в 437–432 годах до нашей эры, считаются самым совершенным, самым оригинальным и в то же время самым типичным сооружением подобного рода архитектуры. В древности в обыденной речи Пропилеи называли «Дворцом Фемистокла», позднее – «Арсеналом Ликурга». После завоевания Афин турками в Пропилеях действительно был устроен арсенал с пороховым погребом.

На высоком пьедестале бастиона, некогда охранявшего вход на Акрополь, высится небольшой изящный храм богини победы Ники Аптерос, украшенный невысокими барельефами с изображениями на темы греко-персидских войн. Внутри храма была установлена позолоченная статуя богини, которая так понравилась грекам, что они простодушно упросили скульптора не делать ей крыльев, чтобы она не могла покинуть прекрасные Афины. Победа непостоянна и перелетает от одного противника к другому, поэтому афиняне и изобразили ее бескрылой, чтобы богиня не покинула город, одержавший великую победу над персами.

После Пропилей афиняне выходили на главную площадь Акрополя, где их встречала 9-метровая статуя Афины Промахос (Воительницы), также созданная скульптором Фидием. Она была отлита из трофейного персидского оружия, захваченного в битве при Марафоне. Пьедестал был высоким, и позолоченный наконечник копья богини, сверкавший на солнце и видимый далеко с моря, служил своеобразным маяком для мореплавателей.

Когда в 395 году Византийская империя отделилась от римской, Греция оказалась в ее составе, и до 1453 года Афины входили в состав Византии. Великие храмы Парфенон, Эрехтейон и другие были превращены в христианские церкви. Вначале это нравилось и даже помогало афинянам, новообращенным христианам, так как позволяло им совершать новые религиозные ритуалы в привычной и знакомой обстановке. Но к Х веку сильно уменьшившееся население города стало неуютно чувствовать себя в огромных величественных постройках прошлых времен, да и христианская религия требовала другого художественно-эстетического оформления храмов. Поэтому в Афинах стали строить значительно меньшие по размерам христианские церкви, к тому же совершенно другие по художественным принципам. Самая старая церковь византийского стиля в Афинах – это церковь Святого Никодима, построенная на развалинах римских терм.

В Афинах постоянно чувствуется и близость Востока, хотя трудно сказать сразу, что именно придает городу восточный колорит. Может быть, это мулы и ослики, запряженные в повозки, какие встречаются на улицах Стамбула, Багдада и Каира? Или сохранившиеся кое-где минареты мечетей – немые свидетели былого владычества Великой Порты? А может быть, наряд гвардейцев, стоящих на страже у королевской резиденции – ярко-красные фески, юбочки выше колен и войлочные туфли с загнутыми вверх носами? И конечно, это древнейшая часть современных Афин – район Плака, восходящий еще ко временам турецкого господства. Этот район сохранили в том виде, в каком он существовал до 1833 года: узкие, не похожие друг на друга улочки с небольшими домами старой архитектуры; лестницы, соединяющие улицы, церквушки… А над ними возвышаются величавые серые скалы Акрополя, увенчанные мощной крепостной стеной и поросшие редкими деревьями.

За небольшими домиками расположились римская Агора и так называемая Башня ветров, которую в I веке до нашей эры подарил Афинам богатый сирийский торговец Андроник. Башня ветров – это восьмигранное сооружение высотой чуть больше 12 метров, грани его строго ориентированы по сторонам света. На скульптурном фризе Башни изображены ветры, дующие каждый со своей стороны.

Башня была построена из белого мрамора, а наверху ее стоял медный Притон с жезлом в руках: поворачиваясь по направлению ветра, он показывал жезлом на одну из восьми сторон Башни, где в барельефах было изображено восемь ветров. Например, Борей (северный ветер) изображался старцем в теплой одежде и полусапожках: в руках он держит раковину, которая служит ему вместо трубы. Зефир (западный весенний ветер) предстает босоногим юношей, который из полы своей развевающейся мантии рассыпает цветы… Под барельефами, изображающими ветры, на каждой стороне Башни помещены солнечные часы, которые показывают не только время суток, но также оба поворота солнца и равноденствие. А чтобы можно было узнать время в пасмурную погоду, внутри Башни помещена клепсидра – водяные часы.

Во времена турецкой оккупации почему-то считалось, что в Башне ветров похоронен философ Сократ. Где умер Сократ и где точно находится гробница древнегреческого мыслителя – у древних писателей прочитать об этом нельзя. Однако в народе сохранилось предание, указывающее на одну из пещер, которая состоит из трех камер – частью естественных, частью специально вырезанных в скале. Одна из крайних камер имеет еще особое внутреннее отделение – наподобие низкого круглого каземата с отверстием вверху, которое закрывается каменной плитой…

Нельзя в одной статье рассказать обо всех достопримечательностях Афин, ибо каждый камень здесь дышит историей, каждый сантиметр земли древнего города, на которую невозможно вступать без трепета, священен… Недаром греки говорили: «Если ты не видел Афин, то ты – мул; а если видел и не был восхищен, то ты – пень!»

Святой град Иерусалим

Иерусалим – святой город для многих миллионов жителей нашей планеты. Первое упоминание о нем относится к середине II тысячелетия до нашей эры, с тех пор Иерусалим входил в состав или становился столицей целого ряда государств, в которых господствующими религиями были иудаизм, христианство и ислам. Это наложило определенный отпечаток и на архитектуру всего города в целом, и на характер отдельных его святилищ.

По преданию, именно в Иерусалиме находится «Пуп земли» – на Храмовой горе, с которой Господь Бог и начал творить земную твердь. Храмовая гора была тем местом, где Авраам готовился принести в жертву своего сына Исаака, поэтому ее еще называют Мориа – «явление Божие».

В Библии об Иерусалиме впервые упоминается в «Книге Иисуса Навина» (10,1), где сказано, что Адониседек был царем Иерусалима, прежде чем Израиль захватил его, и было это за 400 лет до того, как царь Давид полностью завладел этим городом. Во второй «Книге Самуила» об этом говорится так:

Возможно, название городу дали хананеи, хотя город называли также и Иевусом. Иерусалим был взят иудеями у иевусеев и предан огню, но не все иевусеи были изгнаны из него. Когда царь Давид начал царствовать над всеми коленами Израиля, некоторые иевусеи поселились в районе укрепленного Иерусалима. Эта крепость впоследствии была тоже взята, и Иерусалим стал царским городом.

Сам град Давидов располагался на невысоком холме Офел. В ходе археологических раскопок ученые установили, что город строился на террасах, которые поддерживались мощными стенами. Остатки этих стен толщиной около 2,5 метра были обнаружены археологами на восточном склоне холма, кроме того, удалось раскопать остатки сооружений и зданий, относящихся к эпохе иудейских царей (VIII–VII вв. до н. э.).

На территории Города Давида находятся Силоамская купель и источник Гихон, который известен также под названием «Фонтан Марии» (по преданиям, Пресвятая Дева Мария приходила сюда стирать). От этого источника в основном зависело водоснабжение древнего Иерусалима. К юго-западу от «Фонтана Марии» находится Силоамский пруд, в котором Иисус Христос исцелил человека, слепого от рождения. Сегодня над прудом высится минарет мечети, построенной на развалинах древнего христианского храма.

При царе Соломоне Иерусалим, расположенный на холмистой и сильно пересеченной местности, сильно разбогател, и в нем был построен Первый иерусалимский храм. Храм был возведен по плану, данному для скинии Моисеевой, только в больших размерах и с теми приспособлениями, какие были необходимы в богатом и неподвижном святилище, поэтому он был великолепнее скинии.

Вавилонский царь Навуходоносор в 589 году до нашей эры захватил Иерусалим, сжег город и до основания разрушил Храм Соломона, а народ иудейский был уведен в рабство. В разрушенном Иерусалиме остался пророк Иеремия, плакавший на развалинах города, который он называл «столицей, слывшей совершенством красоты и радостью всей земли». Только через 70 лет, при персидском царе Кире, иудеи возвратились в Иерусалим и положили основание Второму иерусалимскому храму.

Почтенный возраст Иерусалима приближается к 4000 годам, и за этот период город пережил много превратностей судьбы. К временам Иисуса Христа он уже входил в состав Римской империи, а в период Иудейской войны, когда в 70 году уже новой эры иудеи подняли восстание, Иерусалим был разрушен римлянами. В старинных хрониках записано об этом так: «Римский легат прошел несколько шагов за плугом, запряженным волами, и этим символическим жестом «закопал» город».

Долгое время город лежал в развалинах, и только в 136 году он был заново отстроен императором Адрианом и назван «Элия Капитолина». Когда император Константин принял христианство, он разрушил все языческие капища в Иерусалиме, а в 326 году его мать, царица Елена, начала возводить храм над Гробом Господним. Но храм этот простоял менее 300 лет: в 614 году Иерусалим был захвачен и разграблен Персией, потом он перешел в руки турок, в 1099 году его захватили крестоносцы, от которых его освободил султан Саладин. Иерусалим пережил еще несколько осад, пока в 1517 году не попал под влияние Османской империи.

Исторически Иерусалим состоит из Старого и Нового города. При разделе Палестины в 1948 году к Израилю отошел в основном Новый город, который от мусульманской части отделен массивной стеной. Старый Иерусалим – музейный город: он остался таким, каким был много веков назад, и никогда не подвергался реконструкции или перепланировке. Пройти сюда можно только пешком: автомобили остаются у белоснежных ворот, за которыми тянутся узкие улочки, сплошь застроенные маленькими лавочками.

В Старый город сегодня можно попасть через одни из семи действующих ворот, например, через Шхемские, построенные в XVI веке на месте, где был проход в стене, существовавшей еще во времена царя Ирода. Даже и сейчас в основании стены у Шхемских ворот видны гигантские тесаные блоки, оставшиеся от того времени. Эти ворота издавна считались отправной точкой путешествий в Шхем и Дамаск, и потому их называют еще и Дамасскими. Через эти ворота когда-то пришел в Иерусалим праотец Авраам, через них же перед иудейской Пасхой въехал в город на ослице и Иисус Христос, принимая восторженные приветствия народа иудейского.

Наибольшей популярностью у туристов пользуются Яффские ворота, получившие свое название от начинавшейся у них дороги на Яффу. Построены они были в середине XVI века, а в 1898 году для проезда германского императора Вильгельма в них была пробита широкая брешь, оставшаяся с тех пор незаделанной. Справа от Яффских ворот (с внутренней стороны) расположилась так называемая «Цитадель Давида», но именуют ее так больше в духе народных традиций. В действительности оборонительные сооружения на этом месте впервые были возведены во времена хасмонеев. Впоследствии царь Ирод на фундаменте этого сооружения построил цитадель для защиты царского дворца. Цитадель имела три башни, названные Гиппикус, Фасаэль и Мариамна – по именам друга, брата и жены царя Ирода. Цитадель издавна являлась мощнейшим оборонительным сооружением Старого города, в частности, именно она явилась единственным укреплением, которое крестоносцы не смогли взять приступом. Но бурные века истории не прошли для Цитадели бесследно, и от времен царя Ирода до нас дошли лишь ее фундамент и нижняя часть башни Фасаэль.

Место, где стоит гробница царя Давида, находится вне стен Старого города. По мнению некоторых исследователей, оно даже не является местом достоверного захоронения царя Давида, однако многовековые народные предания настаивают на том, что именно здесь похоронен прославленный царь Израиля.

Здание, в котором находится усыпальница царя Давида, увенчано минаретом. Это произошло в XVI веке, когда стоявший на этом месте христианский храм был превращен турками в мечеть пророка Давида. На первом этаже здания разместился просторный каменный саркофаг, накрытый бархатным покрывалом. На саркофаге в день празднования независимости Израиля можно увидеть небольшие серебряные короны: число их равняется числу лет существования современного государства Израиль.

Непосредственно от Цитадели начинается Армянский квартал Старого города. Армяне обосновались в Иерусалиме в IV веке нашей эры, спасаясь от преследований у себя на родине. В этом квартале разместился Армянский монастырь, на территории которого находится Кафедральный собор Святого Иакова – первого христианского епископа Иерусалима. Возведение собора относится к XII веку, и потому он является памятником раннего христианского зодчества.

Рядом с Кафедральным собором расположена резиденция армянского патриарха, воздвигнутая в 1853 году. В этом же здании находится хранилище древних манускриптов и бесценных реликвий, в числе которых и скипетр последнего царя Армении.

Неподалеку от духовной семинарии находится церковь Масличного дерева – дом жреца Анна. Прежде чем отправить Иисуса Христа в дом первосвященника Каиафы, Его привели и привязали к старому масличному дереву именно в этом месте.

В Армянском квартале расположился и Ассирийский ортодоксальный монастырь, а в нем богато орнаментированная по фасаду церковь, относящаяся к XII веку. Построена она на месте предполагаемого дома Марии – матери Святого апостола Марка. Согласно преданиям, именно в этот дом пришел Святой апостол Петр, выведенный из темницы ангелом.

В этой церкви находится каменная купель, покрытая серебром, в которой была крещена Пресвятая Дева Мария. Обращает на себя внимание и позолоченный резной трон патриарха, расположенный возле алтаря. Монахи этой церкви отправляют свои службы на арамейском языке – языке времен праотца Авраама.

На юго-западе к Армянскому кварталу территориально примыкает Еврейский квартал Старого Иерусалима. В нем особенно выделяется заново отстроенный комплекс из четырех действующих синагог, первоначально возведенных в XVI веке сефардскими евреями. Эти синагоги являлись центром еврейской общины: по преданию, рабби Иоханан бен Заккай, величайший знаток талмудического учения своего времени, именно здесь в последний раз молился перед уходом из Святого города, осажденного римлянами. Здесь же на протяжении веков посвящался в сан главный раввин сефардов, носивший титул «Ришон Лецион» («Первый в Сионе»).

Все четыре синагоги, разместившиеся в одном здании, представляют собой скромных размеров молельни. Самой большой из них является синагога имени рабби Иоханана бен Заккая. Ее стена у амвона украшена росписью по иерусалимским мотивам в голубых и золотых тонах. Из этой синагоги три двери ведут в помещения других синагог…

В северо-восточной части Старого города находится Мусульманский квартал со знаменитыми мечетями «Купол скалы»^[13] и Аль-Акса («Отдаленнейшая»). В VI веке на части территории Храмовой горы византийским императором Юстинианом была возведена христианская базилика «Введение Богородицы во храм». Но когда войска халифа Омара захватили Иерусалим, то на ее руинах возвели мечеть, которую потом назвали Аль-Акса. Строительство мечети Аль-Акса обычно приписывают Абдул Малику ибн-Марвону, знаменитому багдадскому халифу из династии Омейядов, который построил ее будто бы в 693 году. Однако некоторые историки считают, что честь возведения мечети принадлежит его сыну – халифу аль-Валиду; другие сходятся на том, что строительство мечети начал отец, а закончил сын, проявлявший большой интерес к архитектуре.

Землетрясение 747 года сильно повредило «Отдаленнейшую» мечеть, и она нуждалась в срочном ремонте, особенно восточная и западная ее части. Халиф Абу Джафар аль-Мансур (уже из династии Аббасидов) хотел отремонтировать ее, но достаточных средств у него не было. И тогда он приказал снять золото и серебро с дверей мечети, продать их и на вырученные деньги сделать ремонт. Восстановление мечети Аль-Акса было закончено только через 25 лет, но уже через три года новое землетрясение разрушило бóльшую часть здания. После захвата Иерусалима крестоносцами часть мечети была превращена в церковь, которую назвали «Палатиум» (или «Тамплум Соломонис»): в ней разместилась резиденция рыцарского Ордена тамплиеров, в другой части расположились жилые помещения для членов Ордена.

Султан Саладин, изгнавший крестоносцев из Иерусалима, приказал вернуть мечети Аль-Акса ее прежний вид: по его указанию пол и стены мечети покрыли плитами, а внутреннее убранство ее обогатилось новой мозаикой. «Отдаленнейшая» мечеть построена в виде прямоугольника, все пропорции которого очень четко соблюдены. Два ряда колонн делят длинный зал на три примерно равные части. В северном крыле зала обозначено место, откуда вознесся на небо пророк Мухаммед. Пол мечети застлан толстыми коврами, а сквозь витражи, помещенные высоко под потолком, льется мягкий неяркий свет.

Мечеть имеет огромное подвальное помещение более древней кладки, которое известно под названием Соломоновых конюшен: эти подземные помещения рыцари-тамплиеры действительно использовали в качестве конюшен.

Северо-западная часть Старого Иерусалима занята Христианским кварталом. Заселение его началось в IV веке, когда над развалинами римского языческого храма византийский император Константин воздвиг храм Гроба Господня, много претерпевший впоследствии от пожаров, землетрясений и войн. Этот храм можно представить себе наподобие русских церквей, отделенных оградой от других мест. На самом деле это не так: около главного храмового здания сделано много различных пристроек, так как все стараются быть поближе к Гробу Господню. В настоящее время храм принадлежит общинам римских католиков, православных греков, армян, коптов, сирийцев и эфиопов.

Русские паломники издавна пользовались особыми привилегиями в Святой земле, находившейся под управлением турецкой администрации. Со всех посетителей Храма Вознесения турки брали плату, но богомольцы из России от нее освобождались. Русские цари присылали греческому духовенству, состоявшему при Гробе Господнем, не только золото и «мягкую рухлядь» (меха), но также великолепные иконы, драгоценные предметы церковного искусства и богослужебные книги. А в 1841 году возникла идея учредить в Иерусалиме Русскую духовную миссию. Тогда в Святейшем синоде Российской империи решили утвердить постоянное пребывание на Святой земле русского архимандрита и нескольких монахов. Официальное открытие миссии состоялось в 1847 году. Тогда Палестина являлась частью Османской империи, и, когда вспыхнула Русско-турецкая война, всему составу русской духовной миссии пришлось вернуться на родину.

После заключения в 1858 году мира с Турцией в Иерусалим был направлен новый состав миссии, и в том же году здесь было учреждено Русское императорское генеральное консульство. Русская духовная миссия выполняла в Иерусалиме и дипломатические функции, подчиняясь одновременно Святейшему синоду и Министерству иностранных дел России.

В 1859 году был образован Палестинский комитет, который впоследствии стал называться Российским императорским палестинским обществом. Эта организация заботилась о быте русских паломников, занималась просветительской деятельностью, вела научно-археологические изыскания, издавала свои журналы. На пожертвования царского дома Романовых и простых паломников Палестинское общество приобретало в Святой земле участки земли, на которых строились православные храмы и возникали русские поселения.

В 1889 году Палестину посетил великий князь Сергей Александрович. Увлекавшийся древностями, он за свой счет производил на приобретенных Россией землях раскопки: по некоторым сведениям, именно великий князь Сергей Александрович обнаружил и доказал, где находится Голгофа – место распятия Спасителя.

На основании Ветхого Завета нельзя было устраивать кладбища в черте города. Служитель претора, сопровождавший осужденного на казнь, доходил с ним до ворот городской стены, вешал на шею приговоренному приговор, который уже не подлежал обжалованию. Место пересечения выхода из города и стены получило название Судных врат: эти врата и стена были разрушены римским императором Титом в 70 году и никогда потом не восстанавливались. Их следы удалось обнаружить только в 1859 году, когда царское правительство купило часть земли для постройки здания консульства, которое потом начали возводить в другом месте.

При расчистке купленного участка и были найдены старая стена (высотой до трех метров), римская мостовая и следы ворот с порогом, которые и были признаны Судными вратами. На месте раскопок были построены Александровское подворье и церковь во имя Святого Александра Невского.

Александровское подворье – это дом, выкрашенный белой и зеленой краской, и потому он кажется кусочком Эрмитажа. В Александровском подворье хранится картина И.Е.Репина «Голова Христа» и множество других даров от русских паломников. И сам дом, и картины принадлежат русским монахиням.

Деятельность Российского императорского палестинского общества навсегда прервала Первая мировая война. Весь его персонал, как и состав Русской духовной миссии, был выслан со Святой земли, храмы закрыты, а монастыри и приюты заняли турецкие солдаты. Только в 1919 году, после распада Османской империи, в Иерусалим стали возвращаться монашествующие, и возобновились богослужения в Троицком соборе, построенном в 1867 году.

Виа Долороза (Крестный путь) – одно из самых почитаемых христианских мест Иерусалима. Двадцать столетий наложили непроницаемую завесу на топографию святого города, а новые поколения перенесли путь, по которому Сын Человеческий шел на Голгофу. Но каждый попавший в Иерусалим непременно старается последовательно пройти путь страданий Спасителя от Гефсиманского сада, где Он был схвачен стражей, до места Его распятия.

Свою историю современный Иерусалим отсчитывает с середины XIX века, когда началось строительство Нового города за пределами городских стен. Это строительство связано с именем лондонского банкира Мозеса Монтефиоре, по происхождению сефардского еврея. В 1849 году он купил участок земли вне стен города, а потом по его инициативе и при его финансовой поддержке был основан «Мишкенот Шеананим» («Обитель мира») – первый район нового Иерусалима. Тот скромный одноэтажный дом, положивший начало Новому городу, сохранился до наших дней, и сейчас в нем размещена гостиница Иерусалимского муниципалитета.

В 1868 году был заложен еще один квартал Нового города – «Маханэ Исраэль» («Пристанище Израиля»), через год еще один, и со временем за пределами Старого города возникло много жилых районов, попасть в которые можно было только через железные ворота, запиравшиеся с наступлением темноты.

Дома в Новом городе строились в виде каре, а обращенные внутрь двери квартир выходили на длинные террасы. Внешние окна с крепкими решетками были подняты над землей выше человеческого роста. Таким характерным кварталом является «Меа Шеарим» («Сто крат»), общий вид которого сохранился и до наших дней. Этот квартал был основан в 1874 году, когда еще одна группа евреев решила построить себе жилища вне пределов Старого города. Строительство его было начато в ту неделю, когда в синагогах читали раздел Торы, где сказано: «И сеял Ицхак в земле той и получил в тот год ячменя во сто крат: так благословил его Господь».

К конце XIX века за пределами Старого города начали возникать также многочисленные церкви и монастыри различных христианских организаций. Сейчас в Иерусалиме развернуты строительные работы по воссоединению Старого и Нового города, но категорически запрещено строить слишком высокие здания, чтобы они не могли возвышаться над древними сооружениями.

Императорский Пекин

Слово «Пекин» – не собственное имя города, а нарицательное, и означает оно «Северная столица». Это название город носил, пока существовала «Южная столица» – город Нанкин. История не сохранила свидетельств о начале основания Пекина. Первым императором, который имел резиденцию на месте нынешнего Пекина, был потомок Хуанди, получивший страну в удел в 1121 году до нашей эры. Город тогда назывался Цзи, но с падением династии Янь в 922 году до нашей эры Пекин перестал быть столицей. С того времени в течение 11 веков в его истории было много перемен, и Пекин назывался по-разному – Дасин, Бэйцзин, Бэйпин и т. д. Это зависело от того, какая династия господствовала в Северном Китае в тот или иной исторический период.

В 936 году Пекин захватили кидане, и через два года Тхай цзун «одел» городские стены кирпичом, ибо до этого времени городскими стенами служили просто глиняные валы. Случалось и так, что город утрачивал свое имя после того, как в своей многовековой истории подвергался очередному разрушению. Например, император монгольской династии Хубилай приказал до основания разрушить город и на его руинах построить новый. Приказ был приведен в исполнение с той неумолимостью, с какой всегда действовали монгольские завоеватели: старый город назывался Дасин, новый получил имя Дайду.

Но несмотря на все опустошительные набеги, которым Пекин подвергался на протяжении многих столетий, он остается едва ли не единственным большим городом Китая, который сохранил свою древность. Ни один из городов страны не дает такого полного представления о древней китайской архитектуре, как Пекин. Одна из его архитектурных особенностей заключается в строгой геометричности планировки: улицы, словно стрелы, пронизывают китайскую столицу из конца в конец.

Пекин разделяется на две части – Внутренний город и Внешний. Во Внутреннем городе, в свою очередь, располагаются еще два – Императорский и Гугун («Запретный город»), спланированный с особой тщательностью.

Во Внутреннем городе были распланированы довольно широкие улицы, идущие с юга на север и с запада на восток. Главные из них застроены красивыми зданиями, окруженными зелеными деревьями. На боковых улицах располагаются постройки с небольшими двориками, скрытые от глаз прохожего глухими серыми заборами.

В прежние времена во Внутреннем городе жили только знатные феодалы. Простому народу запрещалось не то что селиться, но даже просто переночевать в нем. До сих пор еще сохранилась высокая каменная стена, которой с XV века была обнесена эта часть Пекина для защиты от вторжения неприятеля и от частых восстаний народа против своих правителей.

Весь Внутренний город принадлежал императору на правах частной собственности. Он жаловал дворцы, а иногда и целые кварталы своим придворным, особенно щедро награждал военных, возвращавшихся из победных походов. Военачальники, потерпевшие поражение или впавшие в немилость, если и оставались в живых, то лишались права жить во Внутреннем городе и вместе со своей свитой удалялись за его пределы.

Каждый из районов Внутреннего города был обнесен своей собственной крепостной стеной, а Императорский город – стеной, длина которой составляла около 24 километров, высота – 13 и толщина – 11 метров. Эту стену с девятью воротами возвели в 1421 году при Минской династии, а укрепили ее в 1439 году. Вдоль стены сооружено много башен с амбразурами и бойницами, а угловые и надвратные башни представляли собой многоэтажные сооружения – огромные дома с массивными кирпичными стенами, крытые многоярусной черепичной кровлей. Десятки квадратных окон прорезаны в стенах этих башен-крепостей.

«Запретный город», кроме того, был окружен глубоким рвом с водой. Берега этого рва отвесно выложены гранитом. Все площади в «Запретном городе» выложены тем же кирпичом, что и городские стены, а прямая дорога – большими плитами серого или беловатого гранита^[14].

В «Зале совершенной гармонии» Запретного города император принимал министров и военачальников и лишь иногда иностранных послов, но случалось это очень редко. Китайский император считался Сыном Неба, а все другие народы, не китайцы, относились к варварам. Поэтому иностранных послов и принимали в Пекине как представителей некультурных народов.

Жизнь европейцев в Пекине была совершенно обособлена от китайской общественной жизни вплоть до 1900 года. Китайское общество совершенно чуждалось европейцев, и отношения между ними складывались только деловые или служебные. Первый шаг к знакомству с европейцами сделала императрица Цы Си, пригласив к себе во дворец 1 декабря 1899 года супруг иностранных посланников, находившихся в Пекине. Но и после этого дело сближения китайского общества с европейцами мало продвинулось, и китайская жизнь оставалась для европейцев столь же чуждой и замкнутой, как и прежде.

Простые китайцы селились во Внешнем городе, основанном в середине XVI века на окраине Внутреннего города. Внешний город тоже был обнесен прочной крепостной стеной с башнями и несколькими большими воротами. Здесь проживали бедные рабочие, ремесленники, мелкие торговцы, рикши и кули. Жили тут и крестьяне, привозившие для города продукты. Их поля и огороды располагались тогда на окраине Внешнего города, а иногда и прямо на его территории.

Знакомство с Императорским городом обычно начинается с площади Тяньаньмэнь, которая являлась своего рода административным центром Пекина. Здесь размещались военное министерство, министерства финансов, строительства и другие, среди которых особое место занимало министерство церемоний. Не только торжественные события и празднества должны были проходить по строго определенному ритуалу, но и каждый час жизни правителя «Поднебесной империи», каждый его шаг были обусловлены регламентированными правилами. Например, с высоты ворот Тяньаньмэнь спускали позолоченную фигурку птицы Феникс, которая в своем клювике приносила народу свиток с императорскими указами.

В конце 1980-х годов в архитектурный ансамбль площади Тяньаньмэнь органично вписался мавзолей Мао Цзэдуна. Этот «Дом Памяти», построенный в небывало короткие сроки (всего за 6 месяцев), сооружен в форме куба, высота которого равняется 33,6 метра. Это на 10 метров больше башни «Ворот небесного спокойствия», хотя по древним китайским канонам нельзя было возводить здания выше императорских сооружений.

Мавзолейный комплекс занимает территорию в 6 гектаров и весь утопает в зелени кипарисов, ив, боярышника и других растений. Перед фронтоном усыпальницы посажено 13 сосен, символизирующих число лет, которые Мао провел на революционной базе в Яньани. Всего в мавзолее 10 залов, но для посетителей открыты не все. Сначала они поднимаются в большой северный зал, который освещается 100 лампами, сделанными в форме соцветий подсолнечника. Здесь посетителей встречает мраморный Мао, сидящий в кресле. Стену этого зала украшает ковер небывалых размеров, общая площадь которого равняется 157 квадратным метрам. На нем изображены горы и реки, символизирующие просторы «Поднебесной империи».

Отсюда посетители направляются в центральный зал, в середине которого на высоком постаменте из черного гранита стоит хрустальный саркофаг: в нем, одетый в серый штатский френч, и покоится Мао Цзэдун.

В древнем Пекине есть много улиц, история которых восходит к временам правления императоров разных династий. Например, история улицы Люличан начинается в Танскую эпоху (618–907). Позже, во времена правления династии Юань, здесь стали появляться печи для обжига глазурованной черепицы, откуда и произошло название улицы. При династии Мин, когда Пекин превращался в императорскую столицу и шло бурное строительство дворцов и храмов, производство глазурованной черепицы расширилось. В люличанских мастерских стали изготовлять глазурованные навершия для крыш, керамические фигурки, наличники для обрамления окон и т. д. Здесь же можно было купить книги и «четыре драгоценности» для занятия каллиграфией – кисточку, тушь, тушечницу и бумагу.

Расцвет улицы Люличан пришелся на XVIII век, когда она стала местом встреч ученых, поэтов, а также людей, приезжавших для сдачи императорских экзаменов, чтобы получить государственную должность. Эти экзамены проводились только в Пекине, и к ним допускались лишь кандидаты, выдержавшие третью ученую степень. Экзамены проводились в специальном зале «чао-као», который представлял собой целый квартал, обнесенный каменной стеной. В зале располагалось около 20 каменных рядов, в которых помещались отдельные комнатки, не сообщающиеся друг с другом. В разных местах над этими комнатами возвышались открытые беседки, с которых надзиратели наблюдали, чтобы кандидаты писали свои работы самостоятельно и не могли общаться между собой. Принимались и другие меры предосторожности, чтобы экзамен был выполнен добросовестно, так как только получение высшей ученой степени открывало все двери для карьеры.

В этот период на улице Люличан было открыто около 30 книжных лавок, работали типографии. Особенно оживленно на улице становилось под Новый год – в Праздник фонарей, когда здесь во множестве продавались бумажные фонарики всевозможных форм и цветов, игрушки, лубочные картинки и т. д.

Сейчас старинная Люличан реконструируется: она расширяется, сносятся старые лавки и магазины и строятся новые здания. Каждый магазин старой Люличан имел свою специализацию, и сегодня над входами в современные магазины, на черных лакированных досках, с любовью выписаны иероглифы, воспроизводящие прежние поэтические названия: «Студия чарующей древности», «Кабинет изящной каллиграфии», «Храм счастливого облака».

В одном из районов Пекина бросаются в глаза наполовину красные столбы, а на них – окрашенные под золото двухъярусные крыши и многоцветные росписи. Это дворец «Юн хэ гун», построенный в 1694 году и служивший резиденций императора Юн Чжэна до того, как он вступил на престол.

В 1744 году на этом месте по повелению императора Цянь Луна начали возводить ламаистский монастырь. Монастырь представляет собой комплекс великолепных храмов и павильонов, в которых собраны шедевры буддийского искусства. Едва пройдешь под цветистой аркой этого храма, как сразу же почувствуешь терпкий запах курящихся ароматических палочек. Он присутствует в каждом зале, где восседают буддистские божества со своим окружением. Смешение красок и огромные размеры статуй просто потрясают. Вот, например, 25-метровая статуя Будды Майтреи, сделанная из цельного ствола южного кедра. Из провинции Юньнань это дерево везли в Пекин несколько лет, а потом еще три года продолжались работы над статуей. Сосредоточенно смотрит с высоты своего 18-метрового роста и другое изваяние Будды Майтреи, изготовленное из цельного сандалового дерева.

Есть в «Храме мира и спокойствия» (так переводится это название) изображения и не божественных деятелей. Держа перед собой ладони, сидит Цзонхава – основатель секты «желтошапочников» в Тибете. Голову его венчает подобие клобука, а с пальцев ниспадают ленты. На лице Цзонхавы выражение человека, который только что выполнил важное дело и теперь как будто постепенно приходит в себя…

В глубине одного из залов висит портрет и самого Цянь Луна. Висит очень высоко, а из-за расположенной внизу утвари подойти к нему поближе нельзя, словно «Сын Неба» держит всех на расстоянии. Изображение выдержано в бледных пастельных тонах, выражение глаз на этом портрете трудно различить: взгляд императора призрачен, как будто он и сейчас пребывает в состоянии медитации, которой предавался в стенах монастыря.

От верховного ламы император получил доспехи и освященный меч, они тоже находятся здесь, как и парчовая конная сбруя Цянь Луна. Охотясь в маньчжурских лесах, император уложил двух медведей весом почти 6000 килограммов: черные каменные изваяния этих гигантов стоят тут же – напротив друг друга. Их раскрытые пасти всегда наполнены бумажными деньгами, которые засовывают многочисленные паломники и туристы…

Невозможно рассказать во всех подробностях об истории и многочисленных достопримечательностях Пекина. Сейчас туристы со всего мира стараются побродить по старому городу ранним утром. В тумане пустынные буддистские пагоды и конфуцианские кумирни, словно сошедшие со старинных гравюр, напоминают о солидном возрасте китайской столицы – почти 3000 лет!

Ханчжоу – жемчужина Китая

Старинная китайская поговорка гласит: «Бог создал на небе рай, а на земле – Ханчжоу». И действительно, немного найдется на земле мест, которые бы живописностью своего расположения превосходили этот город. Редкое сочетание синеющих на горизонте горных вершин, обилие субтропических растений, безбрежная гладь озера Сиху уже 2000 лет назад привлекли внимание китайских градостроителей, основавших тут один из красивейших городов страны.

Некоторые путешественники считают Ханчжоу самым красивым городом Китая. А знаменитый венецианец Марко Поло, побывавший здесь в XIII веке, когда Ханчжоу был на вершине своей славы, назвал его самым великолепным городом мира.

Помимо живописных окрестностей, Ханчжоу интересен и в историческом отношении. В конце Х века он был столицей княжества Уюе эпохи Пяти династий. Потом этот древний город был столицей Китая во времена правления династии Южная Сун (1127–1279).

Жемчужиной самого Ханчжоу является озеро Сиху (Западное), которым можно любоваться в любое время года и в любую погоду. Когда-то озеро было морским заливом, потом оно обустраивалось трудом многих поколений и превратилось в одну из самых прекрасных достопримечательностей Китая. Сиху – не очень большое озеро: с трех сторон к нему подступают горы, сплошь покрытые развесистыми кленами, гранатовыми, сливовыми и персиковыми деревьями. С четвертой стороны озера и расположился Ханчжоу. Вода в озере проточная, благодаря специальной гидросистеме она полностью обновляется за несколько недель.

К западу от озера расположился буддийский храм Линъиньсы (Убежище души) – один из самых больших и древних храмов к югу от реки Янцзы, к тому же он является прекрасным памятником безэтажной архитектуры. По преданию, храм этот был основан буддийским монахом Хуэй Ли в Циньскую эпоху (примерно 1650 лет назад). Он представляет собой целый архитектурный ансамбль, состоящий из трех огромных залов. Центральный зал «Дасюнбаодянь» увенчан трехъярусной черепичной крышей с изогнутыми ажурными консолями. Высота его равняется примерно высоте трехэтажного дома: в центре зала совершенно отсутствуют этажные перекрытия и нет ни одной колонны, поддерживающей тяжелую кровлю.

В первом зале храма стоят фигуры четырех небесных стражей, охраняющих вход. Проходящих мимо этих статуй приветствует будда Майтрея – будда грядущего, изображенный с большим животом и широкой улыбкой. Рассказывают, что такой образ будды появился во время правления династии Южная Сун и копирует он одного жизнерадостного монаха той поры.

В главном зале монастыря расположилась 19-метровая статуя Будды Шакьямуни, вырезанная из 24 стволов камфарного дерева. Будда восседает на огромном пьедестале, сделанном в форме цветка лотоса.

Напротив храма Линьиньсы расположился монастырь «Прилетевший хребет». По преданию, основал его монах из Индии, который очень скучал по своей родине и часто видел ее в снах. Проснувшись однажды утром, он обнаружил, что перед монастырем появился холм – точно такой же, какой он видел во сне. Холм этот образован скальными породами и весь покрыт вырезанными более 1000 лет назад фигурами буддийских божеств и святых.

Две узкие дамбы – Боти и Сути, названные в честь крупнейших поэтов средневекового Китая Су Ши и Бо Цзюйи, пересекают озеро Сиху. Во время своей службы в Ханчжоу поэты проводили здесь крупные гидротехнические работы. О красоте озера Сиху поэт Су Ши написал такие строки:

Легкая зыбь на озере

Прекрасна в ясный день.

Чудесен вид гор

Сквозь пелену дождя.

Сравнивая Сиху

С красавицей Сиши,

Видишь, что озеру, как и ей,

К лицу любой наряд!

Одна из дамб соединяет город с большим островом «Одинокая гора». Здесь находится знаменитый музей, где собраны исторические памятники провинции Чжэнцян. Недалеко от дамбы Сути находится усыпальница знаменитого героя Ио Фэя. В XIII веке, когда складывалась династия Южная Сун с центром в городе Ханчжоу, военачальник Ио Фэй совершил несколько героических походов против чжурчжэней и нанес им не одно сокрушительное поражение. Но военные успехи Ио Фэя сильно обеспокоили знатных феодалов, и тогда продажные министры оклеветали народного героя. Под предлогом обсуждения обстановки Ио Фэя вызвали в столицу, где он в 1141 году был казнен по приказу именитого сунского феодала Цинь Гуя. Народ прославил своего героя в песнях, легендах и драмах: одно старинное предание повествует, что, когда казнили Ио Фэя, деревья у его дома окаменели, ужаснувшись этой чудовищной несправедливости.

Усыпальница Ио Фэя представляет собой небольшой комплекс сооружений из четырех беседок и нескольких групп каменных фигур. Сама куполообразная могила возвышается под сенью вечнозеленых деревьев. По обе стороны идущей к ней аллеи, словно охраняя сон боевого героя, стоят высеченные из камня фигуры его сподвижников. А поодаль под палящими лучами солнца за железной решеткой стоят коленопреклоненные фигуры предателей и их жен, погубивших Ио Фэя.

Сотни лет не зарастает травой эта аллея. Все приходящие сюда подолгу смотрят на тяжелую надгробную плиту, на которой высечено знаменитое изречение полководца: «Честно служить родине». Уходя отсюда, каждый считает своим долгом плюнуть в лица предателей, хотя таблички запрещают делать это. В центре храма, посвященного памяти Ио Фэя, установлена его огромная статуя – первая в Китае, имеющая портретное сходство.

За свою долгую историю Ханчжоу пережил немало и героических, и трагических событий. Во время тайпинского восстания город был сильно разрушен, а в 1895 году он был открыт для иностранной торговли; в дальнейшем, благодаря установлению пароходного сообщения с Сучжоу и постройке железнодорожного канала, город стал быстро разрастаться и богатеть.

Когда-то по берегам озера Сиху китайские богачи возвели десятки роскошных вилл и дворцов. На искусственных островках, под кущами ив и магнолий было выстроено много уютных дач с причудливыми беседками, тенистыми дорожками, открытыми аквариумами, в которых резвились сотни золотых рыбок… Однако в последние годы господства гоминдановского режима живописные уголки озера Сиху пришли в запустение. Старые хозяева перед освобождением Китая забросили свои поместья и сады, ил покрыл дно озер и водоемов, стали разрушаться многие исторические постройки, об охране которых никто не заботился. В июле 1949 года рухнули изъеденные муравьями колонны зала «Дасюнбаоянь», за ними рухнул и потолок храма. Ныне он полностью восстановлен и вновь обрел свое прежнее величие, гармонию и красоту.

Со времен далекой Сунской династии высоко поднялась в Ханчжоу знаменитая пагода «Лэйфэнсичжао». Народ считает эту пагоду священной: она приносит счастье, так как у нее 13 ярусов. Люди приходили к пагоде поклониться и вытаскивали из ее фундамента хоть маленький камешек на счастье. С веками фундамент пагоды был настолько разрушен, что в 1937 году она рухнула.

Сегодняшний Ханчжоу славится не только своими историческими памятниками. Сейчас это большой промышленный и культурный город: широкую известность получил лунцзинский чай, который считается одним из лучших сортов зеленого чая и выращивается в местечке под названием «Колодец дракона» близ озера Сиху. На весь мир знамениты производимые в Ханчжоу шелковые тканые портреты и пейзажи, а в библиотеке города хранится подлинник известной китайской энциклопедии «Сыкуцюаньшу».

Очень любил посещать Ханчжоу Мао Цзэдун, побывавший здесь более 40 раз. Сейчас его резиденция на берегу озера Сиху открыта для посещения и превращена в отель «Сицзы».

Карфаген должен быть…

Этот город возник на несколько столетий раньше маленького галльского поселения Лютеция, которое потом стало Парижем. Он существовал уже тогда, когда на севере Апеннинского полуострова появились этруски – учителя римлян в искусстве, мореходстве и ремеслах. Карфаген был городом уже тогда, когда вокруг Палатинского холма бронзовым плугом провели борозду, тем самым совершив ритуал основания Вечного города.

Как начало любого города, история которого уходит в глубь веков, основание Карфагена тоже связано с легендой. В 814 году до нашей эры корабли финикийской царицы Элиссы причалили около Утики – финикийского поселения в Северной Африке.

Эта легенда научного подтверждения пока не имеет, и наиболее древние находки, полученные в результате археологических раскопок, датируются VII веком до нашей эры.

Финикийцы принесли на эту землю знания, ремесленные традиции, более высокий уровень культуры и быстро утвердились как умелые и искусные работники. Наравне с египтянами они освоили производство стекла, преуспели в ткацком и гончарном деле, а также в выделке кожи, узорной вышивке, изготовлении изделий из бронзы и серебра. Их товары ценились по всему Средиземноморью. Хозяйственная жизнь Карфагена строилась в основном на торговле, сельском хозяйстве и рыбной ловле. Именно тогда по берегам нынешнего Туниса были посажены оливковые рощи и фруктовые сады, а равнины распаханы. Аграрным познаниям карфагенян дивились даже римляне.

Трудолюбивые и искусные жители Карфагена рыли артезианские колодцы, строили запруды и каменные цистерны для воды, выращивали пшеницу, разводили сады и виноградники, возводили многоэтажные дома, изобретали всякого рода механизмы, наблюдали за звездами, писали книги…

Их стекло было известно во всем древнем мире, может быть, в еще большей степени, чем венецианское в средние века. Красочные пурпурные ткани карфагенян, секрет изготовления которых тщательно скрывался, ценились необычайно высоко.

Огромное значение имело и культурное воздействие финикийцев. Они изобрели алфавит – тот самый алфавит из 22 букв, который послужил основой для письменности многих народов: и для греческого письма, и для латинского, и для нашей письменности.

Уже через 200 лет после основания города карфагенская держава становится процветающей и могущественной. Карфагеняне основали фактории на Балеарских островах, захватили Корсику, постепенно начали прибирать к рукам Сардинию. К V веку до нашей эры Карфаген утвердился уже как одна из крупнейших империй Средиземноморья. Эта империя охватывала значительную территорию нынешнего Магриба, имела свои владения в Испании и Сицилии; флот Карфагена через Гибралтар стал выходить в Атлантический океан, достигал Англии, Ирландии и даже берегов Камеруна.

Он не знал себе равных на всем Средиземном море. Полибий писал, что карфагенские галеры строились так, «что могли двигаться в любом направлении с величайшей легкостью… Если враг, ожесточенно нападая, теснил такие корабли, они отступали, не подвергая себя опасности: ведь легким судам не страшно открытое море. Если враг упорствовал в преследовании, галеры разворачивались и, маневрируя перед строем кораблей противника или охватывая его с флангов, снова и снова шли на таран». Под защитой таких галер тяжело груженные карфагенские парусники могли плавать без опаски.

Все складывалось удачно для города. В те времена значительно уменьшилось влияние Греции – этого постоянного врага Карфагена. Правители города свое могущество поддерживали союзом с этрусками: союз этот был своего рода щитом, который и преграждал грекам путь к торговым оазисам Средиземноморья. На востоке тоже дела складывались благополучно для Карфагена, но к тому времени в сильную средиземноморскую державу превратился Рим.

Известно, чем закончилось соперничество Карфагена и Рима. Заклятый враг знаменитого города Марк Порций Катон в конце каждого своего выступления в римском сенате, о чем бы ни заходила речь, повторял: «А все-таки я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!».

Сам Катон побывал в Карфагене в составе римского посольства в конце II века до нашей эры. Перед ним предстал шумный, процветающий город. Здесь заключались крупные торговые сделки, в сундуках менял оседали монеты различных государств, рудники исправно поставляли серебро, медь и свинец, со стапелей сходили суда.

Побывал Катон и в провинции, где увидел тучные нивы, пышные виноградники, сады и оливковые рощи. Имения карфагенской знати ничуть не уступали римским, а порой и превосходили их по роскоши и великолепию убранства.

Сенатор возвращался домой в самом ужасном настроении. Отправляясь в путь, он надеялся увидеть признаки упадка Карфагена – этого вечного и заклятого соперника Рима. Уже более 100 лет шла борьба между двумя могущественнейшими державами Средиземноморья за обладание колониями, удобными гаванями, за господство на море. Эта борьба шла с переменным успехом, но вот римляне навсегда вытеснили карфагенян из Сицилии и Андалузии. В результате африканских побед Эмилиана Сципиона Карфаген заплатил Риму контрибуцию в 10 000 талантов, отдал весь свой флот, боевых слонов и все нумидийские земли. Такие сокрушительные поражения должны были обескровить государство, но Карфаген возрождался и креп, а значит, снова будет представлять угрозу для Рима…

Так думал сенатор, и только мечты о грядущем мщении разгоняли его мрачные мысли.

Три года легионы Эмилиана Сципиона осаждали Карфаген, и как ни отчаянно сопротивлялись его жители, они не смогли преградить путь римлянам. Шесть дней длилась битва за город, а потом он был взят штурмом. На десять дней Карфаген был отдан на разграбление, а потом снесен с лица земли. Тяжелые римские плуги вспахали то, что осталось от его улиц и площадей. В землю была брошена соль, чтобы не плодоносили больше карфагенские поля и сады. Оставшихся в живых жителей, 55 000 человек, продали в рабство. Рассказывают, что Эмилиан Сципион, чьи войска взяли приступом Карфаген, плакал, глядя на то, как гибнет столица могущественной державы.

Победители забрали золото, серебро, драгоценности, изделия из слоновой кости, ковры – все, что веками накапливалось в храмах, святилищах, дворцах и домах. В огне пожаров погибли почти все книги и хроники о Пунических войнах. Знаменитую библиотеку Карфагена римляне передали своим союзникам – нумидийским князьям, и с тех пор она бесследно исчезла. Сохранился лишь трактат по сельскому хозяйству карфагенянина Магона.

Но алчные грабители, разорившие город и сровнявшие его с землей, не могли успокоиться на этом. Им все казалось, что карфагеняне, о богатстве которых ходили легенды, перед последней схваткой сумели спрятать свои драгоценности. И в течение еще долгих лет искатели сокровищ рыскали по мертвому городу.

Через 24 года после разрушения Карфагена римляне стали на его месте отстраивать новый город по своим образцам – с широкими улицами и площадями, с белокаменными дворцами, храмами и общественными зданиями. Все, что хоть как-то уцелело при разгроме Карфагена, было теперь использовано при строительстве нового города, который возрождался уже в римском стиле.

Не прошло и нескольких десятилетий, а восставший из пепла Карфаген превратился по красоте и значению во второй город государства. Все историки, описывавшие Карфаген римского периода, говорили о нем как о городе, в котором «царят роскошь и удовольствие».

Но и римское владычество не было вечным. К середине V века город оказался под властью Византии, а через полтора века сюда пришли первые военные отряды арабов. Ответными ударами византийцы опять вернули себе город, но всего лишь на три года, а потом он навсегда остался в руках новых завоевателей.

Берберские племена встретили приход арабов спокойно и не препятствовали распространению ислама. Во всех городах и даже небольших поселках открывались арабские школы, стали развиваться литература, медицина, теология, астрономия, архитектура, народные ремесла…

В период арабского владычества, когда враждовавшие между собой династии сменялись очень часто, Карфаген отодвигается на задний план. Разрушенный в очередной раз, он уже больше не поднялся, превратившись в символ величавого бессмертия. Ничего не оставили люди и безжалостное время от былого величия Карфагена – города, который властвовал над половиной античного мира. Ни Германского маяка, ни камня от крепостной стены, ни храма бога Эшмуна, на ступенях которого до последнего сражались карфагеняне.

Сейчас на месте великого города – тихий пригород Туниса. В подковообразную гавань бывшего военного форта врезается небольшой полуостров. Здесь видны обломки колонн и блоки желтого камня – все, что осталось от дворца адмирала карфагенского флота. Историки считают, что дворец был возведен так, чтобы адмирал всегда мог видеть корабли, которыми он командовал. А еще лишь груда камней (предположительно от акрополя) да фундамент храма богов Танит и Баала свидетельствуют, что Карфаген действительно был реальным местом на земле. И повернись колесо истории иначе, Карфаген вместо Рима мог бы стать владыкой античного мира.

С середины ХХ века здесь ведутся раскопки, и выяснилось, что недалеко от Бирсы под слоем золы сохранился целый квартал Карфагена. До сих пор все наши знания о великом городе – это в основном свидетельства его врагов. И потому свидетельства самого Карфагена приобретают ныне все большее значение. Со всего мира едут сюда туристы, чтобы постоять на этой древней земле и ощутить ее великое прошлое. Карфаген включен ЮНЕСКО в список Всемирного наследия, и потому он должен быть сохранен…

Многострадальный Ереван

Происхождение Еревана теряется в глубине веков, название же города, как принято считать, произошло от армянского глагола «эрэвель» – явиться. Это связывается с преданием, будто местность эта первой явилась взору спускавшегося с Арарата Ноя, который и построил здесь первый послепотопный город.

…В 1916 году на Ванской скале была найдена каменная летопись урартского царя Аргишти I, который взошел на престол в конце VIII века до нашей эры – в трудное для страны время, когда ее жителям пришлось вступить в борьбу с ассирийцами. Его отец царь Менуа, при котором началось возвышение Урартского царства, от других царей отличался своей строительной деятельностью, о чем говорят оставленные им многочисленные клинообразные надписи. Он строил крепости, дворцы и храмы, с его именем связано укрепление города-цитадели Тушпы и сооружение целой системы оборонительных крепостей на ближних и дальних подступах к нему. Царь Менуа соорудил множество ирригационных каналов, среди которых пользуется известностью канал Шамирам, до сих пор подающий воду в район города Ван.

Царь Аргишти I продолжил дело отца. На пятом году своего царствования, что было в 782 году до нашей эры, он построил крепость Эребуни и поселил в ней 6600 воинов.

Но в каком именно месте царь Аргишти I возвел крепость и с нее ли начинался Ереван – на эти вопросы наука не могла ответить до 1950 года. В тот год археологические раскопки проводились на холме Арин-берд, который возвышается на окраине Еревана. Археологи нашли тогда множество великолепных фресок, сохранившихся на древних стенах, но сразу извлечь все было невозможно. И тогда они решили всё отрытое на время засыпать землей – доверить ей бесценные фрески еще на год! Рядом лежала базальтовая плита, которая мешала брать землю. Когда рабочие отодвинули ее, то взорам ученых предстала клинописная надпись. Теперь надо было сравнить летопись, найденную на Ванской скале, с вновь обнаруженными сведениями. Факты совпали, и было установлено, что Эребуни – это первое название Еревана и что город был основан в 782 году до нашей эры. Так из далеких веков пришло в наше время каменное послание о том, как и когда возник один из древнейших городов мира.

При основании города царь Аргишти I несомненно учитывал свои стратегические цели, рассматривая Эребуни как военный плацдарм, укреплявший позиции Урарту в северной части завоеванных земель. Клинописные надписи указывают, что цитадель Эребуни постоянно расширялась, обрастая все новыми сооружениями.

Самым большим сооружением цитадели был дворец, который служил царю резиденцией, когда он бывал в этом районе Араратской равнины. Дворец сохранился настолько хорошо, что его уцелевшие стены, высота которых достигает четырех метров, вполне отчетливо обрисовывают его общий план – с парадными залами, культовыми сооружениями и т. д.

В нескольких километрах от Арин-берда возвышается другой холм – весь красного цвета. Он так и называется Кармин-блур – Красный холм. В конце 1930-х годов ученые обнаружили здесь клинопись, упоминавшую имя другого урартского царя – Русы. А на каменном фундаменте древнего храма было высечено название крепости и города – Тейшебаини, названного по имени бога войны Тейшебы. Город этот был моложе Эребуни, и потому археологические находки в нем оказались богаче. Из Эребуни в Тейшебаини перекочевали оружие, шлемы, колчаны, щиты, украшения из бронзы, золота и серебра. Тейшебаини была мощной крепостью, а город – крупным административным центром, окруженным садами, виноградниками и полями пшеницы.

Тейшебаини прожил одно столетие и погиб в начале VI века до нашей эры. Его штурмовали скифы, в крепости бушевал пожар, на века окрасивший холм в огненно-красный цвет. Жизнь в Эребуни продолжалась до V–IV веков до нашей эры. С падением Урартского царства на Араратской равнине возникли новые города – Арташат, Двин и другие, которые отодвинули Ереван на второй план, однако и при этом город продолжал играть важную роль в жизни страны.

Новое возвышение Еревана связано с ростом города Двина, который во второй половине V века стал столицей Армении. Двин быстро сделался крупным торговым центром, и одна из его торговых караванных дорог проходила как раз через Ереван, что и способствовало его расцвету.

Первые письменные источники о Ереване на армянском языке относятся к началу VII века. На церковном соборе, созванном в 607 году католикосом Абраамом в городе Двине, присутствовали (как сказано в «Гирк-Тхтоц» – «Книге писаний») два представителя от Еревана – настоятели Давид и Джаджик. К этому времени по своей территории и по числу жителей Ереван был уже выше обычных сельских поселений. В нем размещалась укрепленная крепость, из которой горожане не раз отражали натиски арабских завоевателей.

Иноземные нашествия приносили серьезный урон экономическому развитию Еревана и всей Армении. В XI веке начавшаяся было относительно мирная жизнь была вновь прервана чужеземным нашествием. Турки-сельджуки, а потом монголо-татары, огнем и мечом завоевывавшие Армению, разрушили многие города, а некоторые вообще стерли с лица земли. При монголах были сохранены только те из армянских городов, которые были превращены в административные центры, к их числу относился и Ереван. Со второй половины XIII века он вновь становится важным узловым пунктом на путях из Араратской долины в Северное Закавказье.

Как «столица Страны Араратской» Ереван впервые упоминается в XV веке, однако в течение еще почти долгих четырех столетий городу не довелось идти по пути своего естественного развития. Средневековый Ереван по уровню своего развития так и не достиг масштаба большого города: всякий раз, как только появлялись сколько-нибудь заметные признаки оживления и созидательной жизни, город разорялся иноземцами, после чего ему приходилось возрождаться заново.

В конце XIV века Ереван подвергся нападению армии Тимура, в 1554 году турецкие войска заняли город, предали его огню, а над жителями учинили дикую расправу. Не прошло и 50 лет, как персидская армия под командованием Шах-Аббаса окружила Ереван, где укрепились главные силы турецких войск. Впереди своих войск к стенам осажденной крепости Шах-Аббас погнал безоружных армянских крестьян, в это же время в самом городе турки учинили резню оставшихся жителей. Кроме того, солдаты обеих армий охотились за людьми, брали в плен женщин и детей и продавали их на невольничьих рынках.

Военные действия между Турцией и Персией прекратились только в 1639 году – за счет раздела Армении: западная часть страны отошла к Турции, восточная вместе с Ереваном – к Персии. Восточной частью Армении управлял сардар (персидский губернатор), а Ереваном – назначаемый им полицмейстер, которому подчинялся огромный чиновничий аппарат, содержание которого тяжким бременем ложилось на жителей.

Основная часть населения Еревана состояла из коренных жителей – армян, которые традиционно занимались земледелием, животноводством и садоводством. К концу XVII века в их занятиях весьма значительную роль стали играть ремесла – гончарное, столярное, лудильное и др. Как и в других средневековых городах, ремесленники Еревана были объединены в цехи, призванные ограждать их от феодального притеснения. Однако огромные богатства ежегодно присваивал сардар, двор которого по роскоши своей мало чем отличался от шахского. Один из последних сардаров, известный под именем Гусейн-Кули-хана, несмотря на свой преклонный возраст, содержал гарем, в котором томилось более 60 женщин. Этот сардар был настоящим тираном: он казнил людей, выступающих против иноземного гнета, по его прихоти многих лишали языка, глаз, рук… Особой жестокостью отличался брат сардара – Гасан-хан, о котором в романе «Раны Армении» зачинатель новой армянской литературы Х. Абовян писал как о самом настоящем звере, от «одного шага которого трепетали горы и ущелья. Для него что голова человека, что луковица – было одно и то же». Гасан-хан тренировался в стрельбе, стреляя из своего дворца в сторону дороги, располагавшейся на правом берегу Раздана. И часто попадал в крестьян, когда они со своими волами возвращались из города в деревню…

Расправа по малейшему поводу, а часто и без всякого повода, подстерегала горожан на каждом шагу, поэтому каждый старался как можно тщательнее спрятаться от всевидящего ока сардарских погромщиков. Хотя ереванцы платили особый налог за ночную охрану, нередко в их дома ночью врывались бандиты, причем зачастую это были сами помощники сардара. Х. Абовян в упоминавшемся уже романе отмечал, что «люди… всякую минуту ждали, что вот-вот на них упадет огонь с неба, – так каждый содрогался и трепетал за себя, так боялся ненароком попасть в беду… Вечером человек не знал, наступит ли для него утро; на рассвете не надеялся, что здоровым и невредимым закроет к ночи глаза».

Однако жестокое иноземное иго не поработило свободолюбивый армянский народ. Стремление армян и грузин освободиться от персидской тирании совпало и с восточной политикой царского правительства России. Русские войска под командованием П.Д. Цицианова в 1804 году вступили на территорию Ереванского ханства, где армянские жители оказывали им всяческую помощь: снабжали их продовольствием и фуражом, а также сообщали ценные сведения. Однако прошло еще долгих 20 лет, пока русские войска под командованием И.Ф. Паскевича не ворвались в Ереванскую крепость. План штурма Ереванской крепости был разработан декабристом М. Пущиным, а первым ворвался в осажденную крепость полк, которым командовал декабрист И. Шипов. Декабрист А. Лачинов, участник этого штурма, вспоминал впоследствии: «С трогательным энтузиазмом встречал нас везде угнетенный и измученный армянский народ. Как молились, плакали от радости… старые и молодые, мужчины и женщины – все бежали к русскому войску, восклицая: русь! русь! здрасти!»

Праздник в городе в честь падения персидского владычества продолжался несколько дней, а 6 октября состоялся торжественный военный парад, который завершился 101 залпом. В память одержанной победы в России была учреждена медаль «Взятие Ереванской крепости».

В честь многовековых свободолюбивых устремлений армянского народа на привокзальной площади Еревана установлен памятник Давиду Сасунскому – былинному герою с горячей и чистой душой, одаренному величайшей доблестью. Он изображен в стремительном порыве, готовый сразить коварного врага огненным мечом, разящим как молния. Джалали – сказочный конь, покоряющий в своем беге просторы небесные и глубины морские, – вздыблен на огромной базальтовой глыбе. В каменном пьедестале, поставленном в бассейне (диаметр его 25 м), высечена чаша, в которую стекаются выбивающиеся из глыбы струйки воды. Если кто-нибудь вздумает посягнуть на свободу Армении, тогда переполнится чаша народного терпения и Давид Сасунский вновь выступит на защиту угнетенных.

Ереван не похож на те города, по кварталам и улицам которых можно читать следы исторических эпох. Многого не сохранил этот город в тяжкие времена своего существования. Его грабили, сжигали, разрушали, а однажды даже выкупили у завоевателей-монголов. Об этом можно прочитать на стене церкви XIII века, которая приютилась во дворе одного из новых зданий на улице Абовяна. Армянин-негоциант, «сын Аветянов Сахмадин» из города Ани оставил такую надпись: «Купил Ереван с его землей и водой и превратил в наследственное владение. Год 1264».

Ереван является ровесником Вавилона, Ниневии и Персеполя – городов, которых сейчас нет. А он живет и молодеет, оставаясь древним и величественным. Просторный, сверкающий зеленью парков и чистыми струями фонтанов, город неотделим своими контурами, красками и характером от холмов, что высятся на его окраинах. Ереван – розовый, желтый, оранжевый, белый, красный, лиловый… Нельзя уловить все краски и оттенки туфа, базальта и гранита: каждую минуту все меняется от игры света и теней. Ереван, может быть, единственный город в мире, где никогда не красят фасады домов. Природа по своему разумению выкрасила эти чудо-камни и подсказала армянским зодчим самобытные и неповторимые архитектурные формы.

Легенды «вечного города»

Историческое возникновение Рима очень прозаично: спустились в долину горные пастухи и поселились на Палатинском холме. Потом поселения, возникшие на окружающих Палатин холмах, объединились и окружили себя укрепленной стеной. Так возник Рим, и было это в 753 году до нашей эры.

Однако античная традиция, как пишет профессор Московского университета Е.В. Федорова, утверждает, что римляне еще в древности знали: 753 год до нашей эры – дата весьма условная. Люди здесь обитали во времена столь давние, что римляне имели о них очень смутные представления. По мнению античных авторов, первыми вождями туземцев, живших на территории будущего Рима, были боги Янус (двуликий бог начала и конца, входа и выхода) и Сатурн – бог посевов и плодородия.

В этой картине, нарисованной писателем II века Юстином, можно увидеть черты первобытнообщинного строя, но потом пришел злой бог Юпитер и прогнал доброго Сатурна с его холма, который стал теперь называться Капитолийским, а раньше назывался Сатурновым. Дальше, по мнению древних римлян, история развивалась так. После Юпитера царем на Капитолийском холме стал Фавн, во времена которого прибыли в эти места чужестранцы. Они обосновались на соседнем холме, который назвали Паллантионом, возможно, отсюда впоследствии и появилось название «Палатин».

Вскоре после этих пришельцев появились еще одни – во главе с Гераклом – и обосновались на Капитолийском холме. Марика, дочь Фавна, родила от Геракла сына Латина, царствовавшего уже 35 лет, когда в будущий Рим прибыли новые переселенцы. Это были троянцы под предводительством Энея, которые после разгрома Трои пошли искать новые места для поселения.

Прибытие троянцев древние римляне считали бесспорным фактом и были убеждены в этом настолько твердо, что древнеримский писатель и поэт, мыслитель и историк Тит Ливий именно с этого факта начинает свою знаменитую «Историю Рима».

Дальнейшую историю рассказывают по-разному, но по одной версии разбитый в сражении царь Латин заключил с Энеем мир и даже выдал свою дочь Лавинию замуж за него. После гибели Латина в битве с войсками царя рутулов Турна, за которого ранее была просватана Лавиния, местные жители оказались под властью Энея и слились с троянцами в единый народ.

Один из потомков Энея отстранил от власти старшего брата, убил его сыновей, а дочь Рею Сильвию сделал жрицей и обрек на безбрачие. Однако она родила двух младенцев, Ромула и Рема, и объявила, что их отцом является бог Марс. Тит Ливий с присущей ему рассудительностью замечает по этому поводу: «Или она действительно так думала, или сказала это потому, что бог, как виновник преступления, выглядел несколько приличнее, чем простой смертный». Однако отцовство Марса не произвело никакого впечатления на злодея Амулия: он заключил Рею Сильвию под стражу, а младенцев-близнецов повелел выбросить в Тибр, что и было исполнено.

Римляне верили в историческое существование Ромула, о чем говорит следующий факт. На рубеже I века до нашей эры и I века нашей эры Октавиан Август, основатель Римской империи, повелел создать в Риме новую площадь – форум Августа. Он украсил ее статуями великих римлян, а на их пьедесталах приказал сделать элогии – официальные почетные надписи. Тогда же копии этих статуй были поставлены и в других городах Италии, и до наших дней в Помпеях сохранился элогий Ромула.

Хотя легендарная традиция утверждает, что Ромул прямо вознесся на небо, однако в Риме существовала его могила, о которой упоминают античные писатели. Среди многих памятников, украшавших римский форум, был еще и загадочный Lapis niger – «черный камень», отрытый во время раскопок в 1839 году. Недалеко от арки Септимия Севера археологи обнаружили что-то вроде пещеры, крытой черным мрамором, а внутри нее – фундаменты каких-то постаментов и колонн. Ученые предположили, что святилище это очень древнее, и древность его подтверждается небольшими идолами (глиняными и костяными), костями животных и плитой с архаической надписью. Грубые буквы идущей справа налево надписи были схожи с греческими и этрусскими буквами, но от надписи сохранилась только одна фраза: «Да будет священным!». Вот эту гробницу, на которой стояли два каменных льва, римляне и считали гробницей Ромула.

Рим времен Ромула располагался только на двух холмах: на Палатине жили истинные римляне, а на Капитолии поселились сабины. Пространство между этими холмами, окруженное в то время болотами, служило местом для их сходок и совещаний. На этом месте впоследствии и был образован Форум – самое замечательное место из всех мест древнего Рима.

Многие ученые считали, что «царский» период в истории Рима – это сплошная выдумка, не имеющая никаких реальных оснований. Однако первые же археологические исследования в Риме поколебали это убеждение, а раскопки ХХ века установили, что самые ранние культовые сооружения появились в городе между 720 и 630 годами до нашей эры, что вполне согласуется и с античной традицией. Древние источники сообщают, что второй римский царь Нума Помпилий, человек ученейший (то есть сведущий в религии и магии), учредил в Риме жреческие коллегии, ввел культы новых богов и построил святилища в честь двуликого бога Януса и Весты – богини огня в очаге.

В художественном отношении римляне находились в большой зависимости от своих соседей этрусков, которые обладали тогда более высокой материальной культурой. Во время раскопок археологи обнаружили в Риме так много этрусских предметов, что некоторые из ученых сделали вывод, что римляне в те времена пребывали под властью этрусских царей, хотя Тит Ливий и другие авторы об этом ничего не говорят. Но в значительной мере именно этрускам римляне обязаны тем, что стали великими мастерами скульптурного портрета, у них же они научились и многим приемам строительного дела.

Согласно древнему преданию, в VI веке до нашей эры в Риме работал выдающийся этрусский мастер Валка – единственный, чье имя дошло до нас. Именно ему приписывают создание знаменитой бронзовой статуи волчицы с младенцами Ромулом и Ремом. Фигурки малышей не сохранились и были сделаны заново много веков спустя.

В конце VI века до нашей эры римляне упразднили у себя царскую власть и учредили республику. Во времена Республики знаменитый Форум заметно меняет свой вид, становится центром политической, общественной и религиозной жизни Рима. Он был обставлен великолепными зданиями, здесь ежедневно выступали ораторы, собирался на свои заседания римский сенат, здесь же упоенные победами триумфаторы получали награды от народа и здесь же решались судьбы всего древнего мира.

На Форуме располагался Комициум – площадка для народных собраний, рядом с ней расположились Курия (место заседаний сената) и Грекостатис, где находили себе кров чужеземные послы. Окраины Форума занимали храм Януса, Регия – жилище первосвященника, святилище Ютурны – богини целебной воды, Волканал – святилище бога огня и круглый храм Весты. Из этих сооружений немногие дожили до конца империи: много раз перестраивались храм Весты и дом весталок, а источник Ютурны дошел до нас в развалинах императорских времен. Только ораторская трибуна, несколько раз менявшая свое местоположение на Форуме, да храм неугасимого огня, менявший свои украшения и форму, прожили всю историю Форума.

Римский Форум существовал до 1080 года, а потом был разрушен воинами Р. Гискарда, которые были недовольны пригласившим их римским папой Григорием VII. В знак своих обманутых надежд они разрушили многие здания, превратив их в развалины. В течение долгого времени после этого Форум служил свалкой, и только к середине XVI века папа Павел III приказал перерыть форум – но не для того, чтобы отрыть его величественные здания, а чтобы извлечь из-под земли мрамор и другие материалы.

История Римской республики – это история побед римского оружия. Война была для римлян естественным состоянием, и деревянные двери храма бога Януса почти всегда были открыты в знак того, что сам бог выступил на помощь легионерам. С течением времени Рим креп и разрастался, соседние племена одно за другим покорялись его власти, и через пять веков вся Италия была уже в его руках. Победоносные римские войска стали постепенно переходить границы Италии и завоевывать уже не отдельные племена, а целые государства. Победы следовали одна за другой, и вскоре владычество Рима распространилось почти на весь известный тогда европейцам мир. А потом последовали падение и гибель римской культуры, и все периоды в истории города оставили в его облике свои следы.

Памятники Рима неисчислимы, для полного изучения их мало человеческой жизни. Колизей, «Золотой дом» Нерона, термы Каракаллы, конная статуя Марка Аврелия, колонна Траяна… Чтобы только описать их и связанные с ними легенды и предания, нужно составить не одну главу и даже не одну книгу, а целую библиотеку. Например, на площади Виктора Эммануила в старинной стене одного из зданий сооружен весьма оригинальный памятник. На мраморной плите, которую охраняют два пузатеньких чудовища, выбиты какие-то каббалистические знаки. Древняя легенда утверждает, что тот, кто разгадает их, получит весьма простую формулу для изготовления золота в неограниченном количестве. Многие люди в прошлые века пытались расшифровать таинственную надпись, но безуспешно.

Рим часто называют «городом фонтанов», и это действительно так. Фонтаны придают неповторимое очарование большим и малым римским площадям. Например, к знаменитому на весь мир фонтану Треви неизменно приходят тысячи туристов, чтобы бросить в него монетку, которая вновь приведет их в Рим. А неподалеку от Треви, на площади Навона, стоит украшенный скульптором Л. Бернини фонтан с гигантскими фигурами, олицетворяющими богов самых великих рек мира. И вам обязательно расскажут здесь забавную историю.

Века связали из легенд и былей, преданий и реальных событий удивительное кружево смешного и печального, фантастического и правдивого. Рассказывают, что в древние времена отличить истину ото лжи в Риме было очень просто.

Нет на земле другого такого города, в котором скопилось бы столько памятников самых различных культур. Самое интересное в Риме – это как раз остатки величественной древности, памятники давно минувшим событиям. По всему городу рядом с современными зданиями рассыпаны развалины древних храмов и стадионов, дворцов и общественных зданий. Рим – особый город, это огромный музей, по которому с восхищением бродят туристы, зачастую забывающие о Риме современном.

В одной из своих поэтических импровизаций французский писатель Ф.Р. Шатобриан говорил, что

Под звездой Вифлеема

Небольшой городок Вифлеем находится в семи километрах от Иерусалима. И хотя история его очень древняя, незаметен он был между другими городами Израиля. Когда патриарх Иаков шел со своим семейством из Вефиля, на некотором расстоянии от Ефрафы жена его Рахиль родила сына Вениамина. Сама она умерла, и ее похоронили на дороге в Ефрафу, то есть в Вифлеем. Иаков поставил над ее могилой памятник, который и сейчас можно увидеть в долине Вифлеемской, хотя он имеет совсем другой вид.

При разделении Земли обетованной между 12 коленами израилевыми при Иисусе Навине Вифлеем с некоторыми другими городами был отдан колену Иудину. В Вифлееме жил Иессей, у которого было восемь сыновей. Когда пророку Самуилу пришло повеление от Бога избрать из семейства Иессея царя для Израиля, пророк пришел в Вифлеем, принес жертву и по указанию Божию тайно помазал на царство Давида – младшего сына Иессея. В Вифлееме царь Давид провел свои детские годы. Этому царю и пророку было обещано от Бога, что из племени его родится Спаситель мира.

Однако потомки царя Давида продолжали царствовать в Иерусалиме, и вряд ли кто из них жил в Вифлееме. Поэтому никто и не думал, что в этом городе родится великий потомок царя Давида по плоти, сын Божий – по Божеству. Но пророк Михей открыл иудеям, что местом рождения Спасителя будет Вифлеем, и пророчески обратился к городу: «Вифлеем Ефрафа! Ты мал, чтобы быть наряду с тысячами (столицами) Иудиными: но из тебя произойдет у меня долженствующий быть владыкою Израиля!» Это было за 700 лет до рождения Иисуса Христа, но чуткие к предсказаниям иудеи запомнили слова пророка Михея и нисколько не сомневались, что Спаситель родится в Вифлееме.

Пролетали годы, проходили столетия, за это время город неоднократно подвергался нашествиям и опустошениям. Во время нашествия царя Навуходоносора жители Вифлеема были выселены из города и рассеяны в Вавилоне. И никто не мог указать на потомков рода Иессея, от которых можно было ожидать рождение Спасителя в Вифлееме. Само племя царя Давида впоследствии потеряло власть в Иудее: многочисленные потомки его, хоть и знали о своем происхождении от рода царского, были очень бедны и жили уже не в Вифлееме, а были рассеяны по всей земле Иудейской.

Но настало время рождения Спасителя, предначертанное Богом. В далеком от Иудеи Риме решили переписать всех подданных, и иудеи, дорожившие своим Богоустановленным разделением на 12 колен, дорожили и своим происхождением. Поэтому старцу Иосифу, бедному потомку царя Давида, и Деве Марии, принадлежавшей к тому же роду по отцу своему Иоакиму, надо были идти в Вифлеем – записаться в числе потомков Давидовых.

Прибыли они в Вифлеем поздно вечером и не могли найти себе место для ночлега, так как по случаю переписи было очень много приезжих и всем места в гостиницах не хватало. В библейские времена вокруг Вифлеема простиралась пустыня, где пастухи пасли овец и коз. Чтобы укрыться от дождя и зноя, пастухи вырубали в скалах пещеры, в которые загоняли свои стада в плохую погоду. Вот в одной из таких пещер, в так называемом «Вертепе», и нашло приют в ночь под Рождество Святое семейство. И здесь, в этой пещере, у Святой Девы Марии родился сын – обещанный Богом Спаситель мира. Божья Матерь спеленала младенца и положила его в ясли на сено.

Была тихая, ясная ночь. Все спало кругом, никто не знал и даже не догадывался о том, что произошло. Не спали только пастухи, охранявшие свои стада около Вифлеема. Вдруг им явился ангел Господень, окруженный невиданным светом. Пастухи испугались, но ангел сказал им: «Не бойтесь, я возвещаю вам великую радость для всех людей. В Вифлееме родился обещанный Богом Спаситель мира. Вы найдете младенца, спеленатого и лежащего в яслях». Внезапно в небе появилось множество других ангелов, которые славили Бога и пели: «Слава в вышних Богу и на земли мир, и в человеках благоволение».

Когда ангелы скрылись, пастухи сказали друг другу: «Пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось и о чем нам говорили ангелы». Они поспешили к городу и нашли в пещере Младенца Христа, лежащего в яслях, и поклонились ему как Богу. А матери Его рассказали о случившемся в поле.

Над этой пещерой в 326 году византийская императрица Елена воздвигла храм «Рождества Христова», а через два века император Юстиниан расширил и украсил его. С тех пор в главных очертаниях храма и в его архитектуре больших перемен не производили, о чем свидетельствуют и богомольцы в своих многочисленных описаниях разных времен. Храм «Рождества Христова» остается в Палестине единственным храмом, который в течение вот уже почти семнадцати столетий не претерпел значительных разрушений: на протяжении всего этого времени в нем непрерывно совершались богослужения.

В храм «Рождества Христова» когда-то вели три входа, потом два из них замуровали (следы эти видны и до сих пор). Но и оставшийся вход показался слишком широким, так как его трудно было защищать во время вражеских набегов. Поэтому во входе оставили только узкий проход, а все остальное пространство заложили камнями. В настоящее время о прошлой ширине входа можно судить по сохранившемуся овальному завершению портала. Внутри храм разделен четырьмя рядами колонн из розового гранита с коринфскими капителями на пять нефов. На колоннах и стенах храма заметны остатки росписи на библейские сюжеты, сделанной еще византийцами.

Слева и справа от алтаря с роскошным иконостасом находятся узкие лестницы, которые ведут в «Пещеру Рождества», в которой Дева Мария родила Божественного младенца. Площадь пещеры составляет 32 квадратных метра, и вся она отделана мрамором. В неглубокой нише храма устроен небольшой алтарь, в пол перед ним вделана серебряная звезда со священной надписью на латыни: «Здесь Девою Марией рожден Иисус Христос». Эта звезда более 2000 лет назад указала путь восточным мудрецам – волхвам, которые тоже пришли поклониться Иисусу Христу. Она вела их во время долгого пути и остановилась как раз над местом, над которым сейчас свисают лампады разных религиозных конфессий. Каждый верующий хочет приложиться к этой звезде или хотя бы дотронуться до нее рукой. В нескольких шагах от звезды три ступени ведут в грот, где находятся ясли Христовы – небольшая ниша в стене грота, куда Богоматерь положила Сына.

Рядом с церковью «Рождества Христова» находится монастырь францисканцев, расположившийся на том месте, где в библейские времена стоял дом Иосифа-плотника. Неподалеку от него – церковь Святой Екатерины, где находится часовня «Невинных душ» – на месте, где по приказу царя Ирода убивали младенцев и бросали их в колодец.

Единственное место в Вифлееме, которое можно связать с именем царя Давида, – это двор и колодец прославленного царя: раньше они располагались на одной из узких улиц города и были окружены стеной. Из этого колодца доставали воду для царя Давида, когда он сражался с филистимлянами на Рафаимской равнине. Сейчас на этом месте находится греческий монастырь, основанный византийцами в VI веке. Здесь же можно посетить катакомбы – подземные захоронения монахов, живших в этом монастыре.

На восток от церкви «Рождества Христова» идет улица «Млечного грота». На этой улице стоит францисканская церковь, воздвигнутая над пещерой, где у Богоматери, кормившей грудью Божественного младенца, упало несколько капель молока на черный камень, сразу же после этого сделавшийся белым. С тех пор считается, что этот камень обладает чудодейственной силой: сюда часто приходят матери, чтобы вымолить обильное питание для своих детей.

Само слово «Вифлеем» означает «место хлеба», и это самое подходящее название для места, где появился Сын Божий, который был живым хлебом, сошедшим с небес.

Мероэ

Историческую область в среднем течении Нила – от Асуана на севере до суданского города Дабба на юге – принято называть Нубией. Название это скорее всего происходит от древнеегипетского слова «нубу», что означает «золото». Примыкающие к Нилу невысокие скалистые горы действительно изобилуют золотоносным кварцем, из которого еще в глубокой древности научились добывать драгоценный металл.

Для древних египтян Нубия с ее узкой прибрежной долиной была своего рода «воротами в Африку». Когда египетское государство переживало периоды расцвета, фараоны захватывали Нубию; когда Египет ослабевал, нубийцы восставали и снова обретали независимость. В VIII–VII веках до нашей эры нубийцы даже сами образовали XXV династию правителей Египта и полвека правили страной. После этого в Нубии столетиями процветали государства со столицами в Куше, Напате и Мероэ.

Раскопки в долине Муссаварат-эль-Суфра помогли ученым приоткрыть завесу тайны над историей древнего государства Мероэ – некогда обширного и могущественного. Здесь сделано немало открытий, в частности, раскопаны и исследованы пирамиды правителей Куша, правда, ограбленные уже в незапамятные времена; найдены сложные подземные ходы, которые вели к усыпальницам цариц…

Английский историк Б. Дэвидсон так описывал этот город, мало изученный еще и сегодня: «В Мероэ и прилегающих к нему районах сохранились руины дворцов и храмов, представляющих собой порождение цивилизации, которая процветала более 2000 лет назад. А вокруг руин, все еще сохраняющих свое былое величие, лежат могильные курганы тех, кто создавал эти дворцы и храмы… Стены из красного базальта, испещренные таинственными письменами; фрагменты барельефов из белого алебастра, некогда украшавших великолепные крепости и храмы; черепки окрашенной глиняной посуды, камни, не утратившие еще своих ярких узоров, – все это следы великой цивилизации. Там и сям печально стоят заброшенные гранитные статуи Амон-Ра… и ветер пустыни носит над ними тучи коричнево-желтого песка».

Первые века в истории Куша были связаны еще с египетским владычеством: царский дом, аристократы и жрецы во многом перенимали египетские обычаи и моды, хотя, как считает И. Можейко, эти чужие традиции вряд ли глубоко проникали в кушитское общество. Оно не только этнически отличалось от египетского, но и занятия его населения были другими: нубийцы не были связаны с рекой, как египтяне с Нилом, большая часть их территории представляла саванну, на которой они занимались скотоводством.

Примерно к 800 году до нашей эры слабые фараоны XXII египетской династии вынуждены были предоставить Кушу независимость. Столицей государства стал город Напата – центр культа бога Амона, которого кушиты изображали в образе барана. Через некоторое время кушитские цари сами начали продвигаться на север, воевали они и в южных номах Египта. Ряд завоевательных походов начал царь Пианхи, проявивший себя умелым полководцем: он находил слабые места в обороне противника, шел на союзы с враждовавшими между собой номархами, не забывая при этом чтить египетских жрецов.

Победив египетского фараона, кушитский царь и основал XXV, «эфиопскую», династию. Однако вскоре их владычество в Египте было прервано ассирийцами, вооруженными железными копьями и мечами, против которых бронзовые и каменные орудия египтян и кушитов были бессильны. Однако ассирийцы не стали преследовать их вверх по Нилу, и, таким образом, кушиты сохранили свою независимость.

Полтора тысячелетия желтые пески пустыни скрывали руины города Мероэ – столицы загадочного нубийского «царства Мероэ». Об этом городе греки и римляне узнали в I тысячелетии до нашей эры, когда Мероэ стал столицей Нубии вместо расположенной севернее Напаты. Однако на вопросы: «Почему была перенесена столица? Когда это произошло точно и какова предшествующая история самого города?» – античные историки ответа не дают. Лишь крохи сведений о Мероэ донесли до нас сочинения римских и греческих писателей. Известно, например, что территорию города Мероэ называли «островом Мероэ», который имел форму щита. На картах его изображали в виде круглого участка суши, со всех сторон окруженного притоками Нила.

Из Мероэ в Рим несколько раз отправлялись посольства, но посланники и купцы сообщали римлянам лишь отрывочные сведения о своей далекой родине. Известен также и тот факт, что император Нерон в I веке направил в Нубию своих офицеров, которым удалось проникнуть «дальше Мероэ». Полученные разведчиками данные знаменитый географ и естествоиспытатель Плиний Старший воспроизвел в своем труде «Естественная история». В нем он, в частности, сообщает об управляющих Нубией загадочных царицах с «наследственным именем» Кандака; о находящемся в городе храме, посвященном египетскому богу солнца Амону. С явным удивлением отмечает Плиний незначительные размеры города, а дальше следует весьма примечательная фраза: «Впрочем, этот остров, когда эфиопы добились государства, пользовался большой известностью; говорят, что он мог выставить 250 000 воинов и давал пристанище четырем тысячам художников».

Еще в 1822 году в том месте, где по описаниям должен был находиться Мероэ, ученые обнаружили руины большого города. Но с полной уверенностью сказать, что это именно Мероэ, было трудно, так как ни один античный автор не указал точных границ этого царства. Только через столетие удалось установить, что упоминаемый древними авторами Мероэ находился на правом берегу основного русла Нила – на той территории, которая с юго-запада ограничена голубым Нилом, а с северо-востока – рекой Атбарой. Правда, эта территория имеет не круглую форму (как думали в древности), а квадратную.

В начале 1920-х годов археологи исследовали только царские гробницы и храмы, и лишь в середине ХХ века на территории Мероэ начались систематические и планомерные раскопки. Столетия песок скрывал историю древнего царства, но он же и сохранил ее для нас.

Весной 1960 года в жарких песках Нубийской пустыни работала немецкая археологическая экспедиция. Когда ученые во главе с профессором Ф. Хинце приехали в долину Муссаварат-эль-Суфра, они увидели, что среди моря песка торчат только верхушки колонн да разбросанные в беспорядке каменные блоки. Однако уже во время пробных раскопок ученые обнаружили развалины храмов, гробниц и некоторых других сооружений. Потом работы начались в «Храме львов», который назван так был из-за находившегося в нем изваяния священного льва. Здесь же археологи обнаружили картуши с изображением царя Арнекамани, которого они и считают основателем «Храма львов». Сохранилось и большое количество надписей, рисунков и рельефных изображений, украшавших каменные блоки, из которых был сложен этот древний храм. Недаром название долины переводится как «Место, украшенное изображениями».

«Храм львов» в Мероэ, посвященный львиноголовому богу войны и плодородия Апедемаку, по предположению Ф. Хинце, был разрушен какой-то внезапной катастрофой, поэтому при его реконструкции ученым пришлось прилаживать одну к другой многотонные каменные глыбы. Когда работы были закончены, перед ними предстало великолепное прямоугольное сооружение, почти сплошь покрытое рельефными изображениями и надписями. На одном из рельефов бог Апедемак изображен с луком в руке, на веревке он ведет пленника.

Особое впечатление производят грандиозные рельефы длиной до 15 метров, изображающие царя и наследного принца перед богом Апедемаком, а также статуи львов, которые некогда встречали всех входивших в храм. По своему художественному исполнению эти рельефы и статуи ни в чем не уступают египетским или вавилоно-ассирийским, так что слова Плиния о «четырех тысячах художников», видимо, были недалеки от действительности. Внутри «Храма львов» было найдено много листового золота, которым, по предположениям ученых, были покрыты внутренние колонны храма.

В 30 километрах от Мероэ лежат величественные руины дворца одного из правителей Куша. Немецкие археологи исследовали и «хафир» – круглый резервуар для сбора дождевой воды. Эта гигантская цистерна диаметром около 250 и глубиной до 10 метров могла обеспечить водой не менее 300 000 человек. «Хафир» был облицован камнем и окружен крепостной стеной. Ученые предположили, что он находился внутри укрепленного убежища, чтобы в случае длительной осады можно было сохранить столь драгоценный запас воды. Исследуя территорию вокруг «хафира», немецкие археологи обнаружили и водопроводную сеть – каналы и каменные подземные трубы. Остатки оросительной системы показывают, что вокруг дворца лежали возделанные поля, а зеленые деревья давали тень и прохладу каменным террасам.

Некоторые ученые считают, что Мероэ стал столицей кушитского царства еще в IV веке до нашей эры. Однако И. Можейко предположил, что это произошло только на рубеже нашей эры, исходя из того факта, что к этому времени гробницы богинь-цариц начинают возводить именно в Мероэ, а не в Напате. Он считает, что, возможно, одной из причин переноса столицы стала пустыня, которая все ближе и ближе подвигалась к Напате.

Однако на этот счет существуют и другие версии. Например, со времен Плиния считалось, что в Нубии в период ее расцвета господствовала египетская религия и особым влиянием пользовались жрецы бога Амона. Оракулов этого бога в Напате даже называли «высшей государственной инстанцией», так как от них зависело окончательное решение многих государственных вопросов.

Надписи и рельефы «Храма львов», построенного между 235 и 221 годами до нашей эры, показали, что расцвет Мероэ был связан с культом бога Апедемака. По отношению к нему все другие боги, даже египетские, занимали подчиненное положение. Таким образом, за «соперничеством» богов Амона и Апедемака скрывались весьма реальные социальные взаимоотношения. Поэтому ученые и предположили, что перемещение кушитской столицы из Напаты в Мероэ связано с борьбой против жрецов бога Амона, а признаком этой борьбы стало возвеличивание культа национального бога Апедемака.

Легендарная Петра

В сорока километрах на северо-запад от города Маана, где пересекаются дороги из Медины и Акабы, лежит Вади-Муса – долина Моисея. Именно здесь, на караванном пути, проходил путь евреев, которых Моисей выводил из Египта. Здесь, среди каменистых скал, голодали, мучились от жажды и умирали усталые беглецы в надежде обрести землю обетованную. Здесь Моисей ударом посоха рассек скалу и напоил из источника жаждущих и уставших. Сейчас по склонам гор разбиты сады и огороды, каждый участок земли любовно обработан, и потому плодородная долина щедро вознаграждает земледельцев за их труд: богатый урожай снимается три раза в год.

За зелеными садами простирается царство бедуинов-кочевников, а дальше лежит путь к Петре – городу розовых скал. Сотни путешественников, исследователей и писателей старались каждый по-своему передать неповторимое очарование Петры. Одни называли ее городом красным, как роза, и древним, как само время. Другие считали Петру городом пустыни, городом мертвых. Но, пожалуй, никто так и не сможет объяснить, что заставляет каждого пришедшего сюда останавливаться в благоговении при виде величественных храмов и дворцов, высеченных в красных скалах. Утесы Петры сравнивают с восточными коврами, так сочны и богаты их цвета: красный, пурпурный, голубой, желтый и белый проходят по их поверхности.

В Петру ведет очень необычный въезд: горловина ущелья Баб эль Зик настолько узка, что скалистые утесы почти задевают вашу голову, когда вы проходите по нему. Когда же она неожиданно расширяется, взору открывается древняя столица арабского племени набатеев, правивших южной Иорданией еще в VII веке до нашей эры.

Обосновавшиеся здесь набатеи были отважным, смелым и воинственным народом, подчас не брезговавшим и разбоем. Все караваны, направлявшиеся к Средиземному морю, проходили через их территорию, и пошлину за проезд набатеи брали немилосердную. Если купцы отказывались платить деньги, бывало, что их захватывали и били, а «добро брали на хранение».

Свою столицу Петру набатеи спрятали глубоко в горах, чтобы никакие враги не могли добраться до нее. К городу вел только петляющий более чем на километр глубокий проход в ущелье Баб эль Зик: он был очень узким, порой его ширина между нависающими отвесными скалами, вершины которых почти смыкаются на высоте от 90 до 180 метров, достигала всего двух метров. Скалы закрывали все небо, и только его узкая голубая ленточка временами мелькала над головой. Поэтому неудивительно, что даже небольшая группа набатейских воинов могла отразить набег вражеской армии.

Слава о непобедимости набатеев росла и крепла, а вместе с ней богатела Петра и ее цари. В период с I века до нашей эры до 40 года нашей эры государство набатеев достигло своего наивысшего расцвета, а их владения простирались до самого Дамаска. Слухи об их богатстве дошли до могущественного Рима и возбудили его зависть. Трижды римляне пытались захватить Петру, но каждый раз терпели поражение.

И все-таки римляне покорили Петру, но не штурмом, а хитростью и длительной осадой: они перекрыли водопровод, и набатеи стали гибнуть от жажды. С начала II века нашей эры Петра стала римской провинцией и даже какое-то время процветала, славясь своей необыкновенной красотой. Однако потом, с ростом Пальмиры, караваны пошли другим путем, и Петра стала терять свое влияние. В течение долгих столетий она была известна только местным племенам, а им было совсем не трудно держать на расстоянии любопытных чужеземцев.

Позже, в IV веке, Петра стала частью христианской Византии, но из-за частых землетрясений люди стали покидать город, и к VII веку он уже считался почти вымершим. Последние постройки в Петре относятся к XII веку, ко времени крестовых походов, но в дальнейшем лишь местные бедуины жили в многочисленных пещерах, храмах и мавзолеях из розового камня. Весь остальной мир о Петре забыл.

Первым из европейцев посетил Петру швейцарский путешественник и археолог И.Л. Бурхардт. Он слышал предания о таинственном городе, затерянном в горах, и в 1812 году решил пройти с караваном от Дамаска до Каира. И.Л. Бурхардт изучил арабский язык, и во время своего путешествия по Аравийской пустыне выдавал себя за мусульманина, желающего принести жертву на могиле пророка Аарона.

Город, представший перед швейцарским ученым, был розовым, желтым, голубым. Разноцветные скалы постепенно превращались в здания, украшенные колоннами и пышными портиками. Петра, казалось, жила своей обычной жизнью, только вот ее жители ушли куда-то, как будто позабыв закрыть за собой окна и двери. Но город был уже давно мертв. Устланные плитами мостовые были завалены щебнем, фонтаны и бассейны пусты, стены храмов и домов выщерблены знойным ветром пустыни.

Швейцарца поразила одна особенность, характерная для всех зданий Петры: и дворцы, и храмы, и гробницы – все было вырублено в монолитных скалах. Здания были врезаны в них неглубоко, иногда только тщательно обработанный фасад создавал иллюзию дворца, за ним же (кроме небольшой ниши) ничего не было. Получался своего рода город-декорация, словно какой-то шутник, не пожалев долгих лет труда, вырезал его для одного своего удовольствия.

Настоящие жилые дома тоже были вырезаны в скалах. Они были двухэтажными, и на второй этаж, видимо, надо было подниматься по вырезанным лестницам, которые до нашего времени не сохранились.

Фасады многих домов были римскими, а в одном месте И.Л. Бурхардт увидел целую улицу, строения на которой были похожи на египетские храмы; другие сооружения были вообще не знакомой ему архитектуры. Когда Петра вошла в состав Римской империи, в городе были возведены термы, великолепный театр, рассчитанный на 3000 мест, форум…

Отчет И.Л. Бурхардта о предполагаемом городе библейского Моисея был напечатан только через 10 лет после его смерти. И как ни короток он был, но сразу же вызвал интерес к загадочному городу. О нем заговорили, ученые всего мира начали строить всевозможные догадки, сюда потянулись путешественники, исследователи, а историки погрузились в древние рукописи… И в ученом мире разгорелся яростный спор.

Сторонники библейской версии уверяли, что город, называемый Петрой, на самом деле и есть тот самый Синай из Библии (по-гречески Петра – «Скала»). Именно здесь, по их версии, останавливались евреи во время своего 40-летнего странствия, и именно они основали этот таинственный город. Но чем больше людей побывало в Петре, чем больше находилось документов об его истории, тем слабее становились позиции сторонников библейской версии. А первые раскопки в начале ХХ века полностью разрушили ее.

Сейчас в глубоком разломе Баб эль Зик можно увидеть участки старой мощеной дороги и таинственные лики набатейских идолов, вырубленные в камне и обрамленные рельефными порталами. По мере приближения к прежде забытому античному городу открывается удивительная картина: освещенный лучами солнца многоярусный портал, вырубленный из монолитного розового камня – резиденция царственных особ легендарной Петры, от красоты которой захватывает дух.

Все свои здания набатеи вырезали из цельных скал, а их цветовые прожилки не просто поражают, а как-то магически завораживают многочисленных туристов. Вот, например, розово-красный амфитеатр, такого же цвета храмы и гробницы, украшенные колоннами с капителями. А вот Триклиниум – здание суда, которое украшают чередующиеся бордовые волнообразные и серые линии естественной породы.

Самым красивым зданием Петры является сокровищница Эль-Касна – здание цвета охры – с колоннами и пилястрами, капителями, фризом и просторным залом. Фасад его глубоко врезан в скалу, а каменный навес укрывает сокровищницу сверху, надежно защищая ее от воды и солнца…

Этот памятник, наверное, самый знаменитый в городе, хотя его стиль скорее можно назвать классическим, чем собственно набатейским. Резиденция набатейских правителей, построенная в I веке, – уникальный архитектурный памятник, все детали которого вырезаны из массива скальной породы. Капители ее колонн представляют собой корзины с листьями аканта – местной разновидностью нашего чертополоха. На Ближнем Востоке акант характеризуется многочисленными видами, поэтому форма его листьев существенно отличается от таких же растений в Италии и Греции. Именно поэтому набатейские мастера-камнерезы, высекая рельефы в мягкой скальной породе, создали свой особенный стиль архитектурных деталей и скульптурных изображений. Особенность этого стиля заключается в обобщенных очертаниях форм, лишенных мелких деталей, что было характерно для аналогичных композиций из итальянского и греческого мрамора.

В урне, установленной в центре ротонды, когда-то хранились сокровища набатейских владык, и люди взяли на нее прицел. И хотя выстрелы исковеркали Эль-Касна, она все-таки выстояла, как выстояла и каменная статуя на ее фасаде. Статуя тоже была обстреляна со всех сторон, особенно досталось голове и ногам. Неведомые разрушители перешибли одну колонну у входа в сокровищницу, но и много веков спустя здание продолжает стоять и без своей опорной колонны.

За сокровищницей открываются долина и целый ряд скальных гробниц из песчаника нежно-розового и других оттенков. Археологи предполагают, что первоначально гробницы не были розовыми или бледно-розовыми, фасады их были облицованы и производили совсем иное впечатление, чем теперь. Петра особенно и богата гробницами, поэтому город теперь часто называют некрополем, вырубленным в непроезжем месте на высоте 900 метров над уровнем моря. Гробницы находятся на таких высоких утесах, что теперь они совершенно недоступны, хотя и не настолько далеки, чтобы их резные фасады нельзя было рассмотреть.

На холме Атуф, лежащем гораздо выше Петры, находилось Место жертвоприношения – один из тех жертвенников, которые часто упоминаются в Ветхом Завете. Немного выше расположена еще одна площадка, на которой когда-то стоял большой алтарь. Он был сделан со сточными желобами, по которым стекала кровь жертвенных животных. Но многое указывает на то, что в жертву приносили и людей.

Один английский поэт как-то сказал, что Петра – город, который «вполовину вечности древен». Это самый знаменитый памятник Иордании, который оставляет многие вопросы открытыми, но поволока тайны делает его еще более чарующим, и потому сюда едут туристы со всего света.

Константинополь – Стамбул

Стамбул практически начинается от Черного моря – от маяка Румелифенери, который возвышается у входа в Босфор. В окрестностях европейской части Стамбула величественно высятся мощные башни и зубчатые стены крепости Румелихисары. Она возводилась 500 лет назад в том месте, где ширина Босфора составляет всего 450 метров. Именно здесь и переправлялись через пролив бесчисленные полчища завоевателей.

А начинался город в 658 году до нашей эры, когда на острове, расположенном между бухтой Золотой Рог и Мраморным морем, греческие колонисты из Мегары основали Византию. Сначала здесь поселились рыбаки и торговцы, но выгодное географическое положение привело к быстрому росту Византии, и вскоре она заняла видное место среди других греческих полисов.

В 196 году до нашей эры римский император Септимий Север после 3-летней осады захватил Византию и разрушил ее, но вскоре по его же приказу город был восстановлен. В мае 330 года император Константин со своим двором переехал в Византию, так как решил сюда перенести столицу Римской империи. Он назвал город Новым Римом, но название это не прижилось, и город стал называться Константинополем.

Император Константин стремился, чтобы новая столица превзошла красотой и великолепием Рим, поэтому по его приказанию из Коринфа, Афин, Эфеса, Антиохии и других городов сюда были вывезены лучшие скульптуры, ценные рукописи, церковная утварь, мощи святых. Он предоставил множество льгот переселенцам, выдавал жителям за счет казны хлеб, масло, вино, топливо… Архитекторов, ваятелей, живописцев, плотников, каменщиков освободили от всех государственных повинностей.

Дело императора Константина продолжили и его потомки. В Константинополь были доставлены мраморные и медные колонны, которые раньше украшали римские храмы и площади. Предание гласит, что на украшение города было израсходовано 60 тонн золота.

Константинополь, раскинувшийся, как и Рим, на семи холмах, был прекрасен. Широкие улицы с крытыми галереями, просторные площади с колоннами и статуями, великолепные храмы и дворцы, триумфальные арки восхищали всех, кому доводилось в нем побывать. Поэтому неудивительно, что многие правители Востока и короли Запада мечтали овладеть Константинополем. Его осаждали греки и римляне, персы и болгары, дружины киевских князей, арабы и турки. В XI веке на Константинополь двинулись крестоносцы, и во время одного из походов они разгромили город и разграбили все его церкви.

В XV веке Константинополь стал столицей Османской империи, и его переименовали в Инстанбул (Стамбул). Город начал быстро приобретать восточный облик, все стало приспосабливаться к турецкому укладу жизни. При этом каждый строил свой дом там, где ему нравилось. Улицы сужались, дома отгораживались от внешнего мира глухими заборами, балконы затеняли и без того темные уличные проходы.

Но город и украшался. В 1607—1619-е годы была возведена самая знаменитая мечеть Стамбула – Голубая мечеть. Строительство ее началось по распоряжению султана Ахмеда, которому было тогда 19 лет. По преданию, он хотел из-за некоторых грехов юности вымолить прощение Аллаха, к тому же султан подписал соглашение с одним из представителей династии Габсбургов, в котором признавал того равным себе. Это, видимо, и было одним из решающих моментов: султан счел себя обязанным публично проявить свою веру и особую приверженность исламу.

В Голубой мечети создается ощущение, будто ты опускаешься под воду: все окрашено дивным голубым цветом – голубая мозаика, фаянс голубых цветов, разноцветные витражи… Неподалеку от Голубой мечети высятся три обелиска, вывезенные из Египта. Об одном из них, обелиске императора Феодосия, сохранилось весьма интересное предание.

В михраб Голубой мечети вкраплен кусочек черного камня из Каабы, поэтому именно в ней совершались самые торжественные молитвы и именно здесь отмечались дни рождения Пророка.

Самой большой мечетью Стамбула считается мечеть султана Сулеймана Великолепного: она может вместить до 10 000 человек одновременно. По указанию архитектора Мимара Синана, возводившего мечеть в 1550– 1557-е годы, в ее стены и купол были заложены полые резонирующие кувшины. Из-за этого в ней образовалась такая великолепная акустика, что проповедник может говорить без особого напряжения и его голос будет слышен в самых отдаленных углах.

Внутри мечети обращают на себя внимание четыре колонны, поддерживающие купол. Одна была привезена из Баальбека, другая – из Египта, а остальные вырезаны на месте. Сам купол искусно расписан арабской вязью с назидательными изречениями из Корана.

Но Сулеймание-джами – это еще и яркий пример просветительской и благотворительной деятельности Великолепного султана. По периметру ее окружали четыре медресе, бесплатная столовая для учеников и паломников, библиотека, больница, постоялый двор и бани. Чтобы содержать этот невиданный в XVI веке комплекс учреждений, султан Сулейман приказал создать специальный фонд, в который передал часть своих владений.

Султан был похоронен на небольшом кладбище, примыкающем к мечети. Его восьмиугольная гробница (тюрбе) высится среди камней, а рядом – тюрбе меньшего размера, на котором висит табличка: «Гробница султанши Хюррем». История этой женщины удивительна и почти невероятна.

…Поначалу Стамбул производит впечатление города мечетей. И действительно, над ним возвышаются купола и копьевидные минареты примерно 500 мечетей, обычно называемых именами султанов, по приказу которых они строились или памяти которых посвящены. А в самом конце бухты Золотой Рог притаилась очаровательная мечеть Эюп: под развесистыми платанами находится могила Эюпа – знаменосца султана Мехмеда, павшего в 670 году во время первой осады Константинополя. Ограда его могилы за прошедшие века зацелована так, что в медной доске у окошка, через которое виднеется высокий тюрбан, образовалось углубление.

Мечети Стамбула послужили образцом для культового зодчества на всей территории огромной Османской империи, в то же время сами они строились по образцу храма Святой Софии. Великая церковь Айя София возводилась во время правления императора Юстиниана, который не жалел никаких денег на ее строительство и сам почти каждый день посещал стройку. Все доходы Римской империи за пять лет не покрыли расходов на сооружение храма: например, только на амвон и хоры был потрачен годовой доход от Египта.

Многое в строительстве этого храма было необычным, например, известь замешивали на ячменной воде, а в цемент добавляли масло. Для верхней доски престола был «изобретен» новый материал: в растопленное золото бросали ониксы, топазы, жемчуг, аметисты, сапфиры, рубины – все самое дорогое. Церковь Святой Софии была самой пышной византийской постройкой, гордостью императора Юстиниана.

Завоевавшие Константинополь турки превратили собор в мечеть, пристроив к нему четыре минарета. Однако они расположены дальше от основного здания, нежели минареты мусульманских мечетей.

Внутри церковь Святой Софии выложена мрамором разных цветов, украшена богатыми орнаментами и двумя рядами стройных колонн коринфского ордера: на верхних галереях сохранились старинные византийские фрески и мозаичные портреты. Наряду с ними храм украшают и работы турецких мастеров: искусно вырезанные михраб (ниша в стене, обращенная в сторону Мекки), минбар (кафедра проповедника) и максура (окруженное резной решеткой особое возвышение для султана). В середине XIX века собор украсили огромные диски с золотым тиснением арабской вязью имен Аллаха, пророка Мухаммеда, его внуков Хасана и Хусейна, а также имен первых халифов – Абу Бекра, Омара, Османа и Али.

Стамбул пробуждается на рассвете. Раньше всех на улицы выходят торговцы с корзинами, наполненными хлебом, фруктами, овощами… Неотъемлемой частью стамбульских улиц являются и продавцы воды: с огромным медным кувшином за спиной, увешанным колокольчиками, и небольшим ящиком со стаканами бродят они по улицам и базарам.

Стамбул, как и всякий другой восточный город, невозможно представить без базара. Самым старинным из них является крытый базар Капалы-Чарсы – целый город с темными и светлыми улицами и переулками, нескончаемыми рядами магазинов и магазинчиков, лавок и лавчонок… А над ними крыши в виде сводов и куполов. Здесь можно купить все: иголку и бриллиантовое колье, клубнику и спальный гарнитур, медный бак, чтобы сварить суп на целый батальон, и ночные туфли, французские духи и семена голландских цветов…

Такой же старый, как и базар, ресторан «Пандилли» – ему больше 450 лет. Ресторан выложен голубыми изразцами, перемежающимися синими полосами. На стенах небольших, соединяющихся между собой залов висят тарелки; с высоких куполообразных потолков спускаются люстры; через окна, пробитые в невероятно толстой стене и забранные решетками, доносится несмолкаемый шум стамбульских улиц. «Пандилли» знаменит на весь мир, сюда специально приезжают любители восточной кухни из Франции, Испании, Южной Америки, Японии и других стран.

В Стамбуле много достопримечательностей, и одна из них – площадь Атмейдан. На ней находится целый ряд исторических памятников, например, «Змеиная колонна» императора Константина, а также колонна византийского императора Константина Багрянородного, воздвигнутая в Х веке в честь другого императора – Василия Македонского.

Стамбул расположен на двух материках сразу, и здесь много людей, которые живут в Азии, а работают в Европе, или наоборот. Поэтому пролив Босфор всегда был запружен сотнями лодок, паромов и катеров, люди тратили много времени на переправу с одного берега на другой, автомобили часами стояли в очереди на паромы. Древние историки повествуют, что еще много веков назад, неподалеку от нынешней крепости султана Мехмеда Завоевателя, персидский царь Дарий через шаткий настил из бурдюков-поплавков переводил в Европу свою армию. Достоверно известно, что великий Микеланджело предлагал соединить арками моста оба континента.

Поэтому именно здесь и стали строить Галатский мост из Европы в Азию. А так как на берегу Босфора раскинулся рыбный рынок Стамбула, рыбу ловят прямо с моста или у берега с лодок и продают тут же – живую или жареную.

Александрия Египетская

Путешественник, прибывающий в Александрию морем, непременно обратит внимание на крепость из желто-серого камня, расположенную в восточной части порта. На ее месте некогда возвышалось одно из семи чудес света – знаменитый Фаросский маяк. С незапамятных времен египтяне, враждебно относившиеся к иностранцам, были очень довольны, что рифы и отмели северных берегов Африки мешали им высаживаться. Но греки, обосновавшись в Египте, построили маяк и зажгли на нем огонь, так как имеющийся здесь залив был единственным местом на 500-мильном пути от Туниса, где бы корабль мог бросить якорь.

Когда Александр Македонский прибыл на место нынешней Александрии, здесь была небольшая рыбацкая деревушка Ракотис. В окружении прославленного полководца, наряду с военачальниками, историками, зоологами, ботаниками и танцовщицами, был и архитектор Дейнократ. Он предложил Александру Великому «план, достойный его славы», но не знакомый с планировкой городов полководец только посмотрел на проект и сказал: «Я вижу, Дейнократ, что твой рисунок прекрасен, и он мне нравится. Но если бы я основал здесь город, это противоречило бы здравому смыслу. Не может быть город густонаселенным без достаточного количества продуктов и других запасов, которые бы обеспечили существование его населения. И хотя я считаю, что твой труд заслуживает признания, я не могу одобрить твой проект. Но я хочу, чтобы ты остался у меня, ибо намерен прибегнуть к твоим услугам».

Своего «звездного» часа Дейнократу пришлось ждать до тех пор, пока Александр Великий не стал владыкой Египта. Когда царь увидел между морем и озером Мариут естественную гавань, прекрасное место для порта, плодородные египетские нивы и близкий Нил, вот тогда он и повелел Дейнократу возвести здесь город.

Архитектор разложил на земле свой военный плащ и покрыл его тонким слоем песка, а потом провел пальцем поперечные и продольные линии и посыпал их мукой – так образовались улицы… Когда Дейнократ показывал свое творение великому полководцу, прилетели голуби и стали клевать муку: все сочли это счастливым предзнаменованием.

Строить город стали уже после отъезда Александра Македонского, и Александрия росла невиданно быстро. Это был типично эллинистический город, который имел около 5 километров в длину и чуть больше одного километра в ширину. Сегодняшняя Александрия протянулась на 25 километров по песчаной косе, которая когда-то перерезала морской залив, образуя большое соленое озеро.

Когда Александр Македонский внезапно умер в Вавилоне, Александрию тут же сделал своей резиденцией македонский полководец Птолемей. Свидетельства многих античных авторов воссоздают красочную жизнь Александрии – столицы последнего египетского царства, столицы эллинистического мира, величайшего центра наук и искусств. Так, например, известный ученый Афиней, живший некоторое время в Александрии, назвал ее «золотым городом». А в одном из диалогов, дошедшем до нас на папирусе, некий собеседник в порыве безграничного восхищения восклицал, что Александрия подобна всему миру, остальная же земля – ее окрестности, а другие города – ее деревни.

Город с востока на запад пересекала центральная улица шириной 30 метров, которая под прямым углом перекрещивалась с другой улицей, идущей с севера на юг. Посередине ее были высажены деревья, которые разделяли дорогу как бы на две части. Улицы в Александрии имели названия, в основном они носили культовые или царские имена, например, «улица Арсинои II» (жены Птолемея).

Через 50 лет после основания Александрия была уже крупным городом с населением 300 000 человек, а к началу нашей эры число ее жителей достигло миллиона. Александрию рубежа нашей эры видел собственными глазами греческий путешественник и географ Страбон. В одном из томов своей книги «География» он писал, что в городе «есть прекраснейшие общественные здания и царские дворцы», занимавшие чуть ли не треть всей территории Александрии. Весь царский район был окружен стеной и был похож на неприступную крепость. Ее надежно охраняла царская гвардия, палаты которой располагались вблизи царского дворца.

Одну из частей дворца занимал знаменитый Храм муз – Мусейон, возведенный по предложению философа Деметрия Фалерского. Сюда со всего эллинистического мира сразу же стали стекаться ценнейшие и редчайшие рукописи. А с ними и за ними потянулись в Мусейон ученые, которые должны были разбирать, изучать эти рукописи и к произведениям каждого автора писать комментарии.

Здесь занимались философией, историей, географией, астрономией, физикой, математикой и другими науками, но усерднее всего поэзией. Особенно тщательно выискивались и исправлялись противоречия в разных вариантах рукописей. Исследования велись индивидуально, но результаты их обсуждались коллективно. Философы излагали свои учения, поэты читали стихи, филологи декламировали и комментировали Гомера и других классиков.

В центре Александрии располагалась канцелярия, в которой размещались государственные учреждения. Жилые дома часто были в несколько этажей, и квартиры в них сдавались в аренду. В западной части города, но недалеко от его центра, возвышался искусственно созданный в виде еловой шишки холм со святилищем бога Пана.

Недалеко от Большой пристани, у правого ее входа, располагался остров со стоящим на нем Фаросским маяком. Снабженный всеми техническими достижениями того времени, он возвышался на высоте 150 метров. На верхней платформе маяка, под куполом, горел огонь, сияние которого усиливалось зеркалами из полированного гранита так, что его видели на расстоянии 90 километров. Иногда моряки признавали его даже за новую звезду.

На другом берегу канала были расположены посвященные богам святилища, и среди них – величественный Серапийон. Культ бога Сераписа был введен в Александрии Птолемеем I Сотером при содействии египетского жреца Манефона и афинянина жреческого рода Тимофея. Новое божество было создано для сближения на религиозной почве египетского и греческого населения Египта, поэтому в Сераписе соединились греческие боги Зевс и Асклепий и египетские боги Осирис и Апис.

Экономическое значение Александрии для птолемеевского Египта было огромным, так как сюда сходились многие торговые пути. Из разных стран доставляли в город товары, которые из александрийского порта отправлялись дальше – в Италию, Карфаген, Малую Азию, Сирию и другие страны. В самой Александрии изготовляли папирус, спрос на который был велик во всем эллинистическом мире. Знали на всех рынках и александрийское литое стекло; в ювелирных мастерских города обрабатывались египетские аметисты, драгоценные камни из Индии и африканская слоновая кость. Здесь процветало гончарное дело и другие отрасли ремесленного производства.

К сожалению, в настоящее время в архитектурном облике Александрии от античности осталось очень мало. Нет знаменитого Мусейона и Александрийской библиотеки, в которой хранилось более 700 000 рукописей: точно не установлено даже место, где стояла знаменитая библиотека. По свидетельству Страбона, она находилась в царском квартале, то есть неподалеку от мыса, довольно далеко выдающегося в Средиземное море. В 1970-е годы этот район был закрытым военным объектом, так как на мысе располагалась ракетная батарея, прикрывавшая подступы к порту.

Нет в Александрии и Большого театра, со ступенек которого зрители видели гавань и замок на острове Антиродос; нет знаменитых царских дворцов, а о месте захоронения Александра Македонского ученые спорят до сих пор. Археологи пока не могут найти руин этих сооружений, более того, нельзя даже установить место, где они когда-то стояли. От Серапийона – самого большого александрийского храма – остались лишь подземные коридоры, напоминающие катакомбы раннего христианства.

Единственным памятником древности в Александрии является «Колонна Помпея», но даже почему она так называется – никому неизвестно. «Колонна Помпея» не имеет ничего общего с великим противником Цезаря, да и кто бы мог поставить здесь колонну в честь Помпея: его убийцы или его победитель?

Некоторые исследователи, основываясь на греческой надписи на пьедестале колонны, считают ее триумфальной аркой, вроде колонны Траяна в Риме. Согласно этой версии, в 297 году ее поставил египетский префект Помпей (по другим источникам – Публий) в честь императора Диоклетиана после его победы над Ахиллеем, провозгласившим себя владыкой Египта. По другой версии ее поставил в 391 году император Феодосий I – в честь «подлинной победы христианства в Египте».

«Колонна Помпея» стоит на песчаном холме – недалеко от того места, где некогда возвышался Серапийон. Она сделана из асуанского красного гранита и от пьедестала до прекрасной коринфской капители имеет высоту почти 27 метров. Некоторые исследователи даже предполагают, что «Колонна Помпея» была одной из нескольких сотен колонн храма Сераписа, так как пьедестал ее сооружен из плит уничтоженных древнегреческих храмов. Стерегут колонну три красных гранитных сфинкса, но происхождение и возраст их тоже неизвестны.

Рассказывают, что однажды некий арабский гимнаст влез на «Колонну Помпея», прибегнув для этого к следующему способу. Он привязал тонкую бечевку к стреле и так ловко запустил ее, что продел в один из завитков колонны. По привязанной веревке он добрался до верха колонны и увидел, что капитель ее сверху пустая.

В сегодняшней Александрии не увидишь и еще двух обелисков, которые почти до конца XIX века находились в конце улицы пророка Даниила, на самом берегу моря. Один из обелисков, называвшихся «иглами Клеопатры», стоял, а другой лежал, наполовину засыпанный песком. Оба они были привезены в Александрию в 19 году из города Гелиополиса римским префектом Барбаром и оба имели картуши с именами египетских фараонов Тутмоса III, Рамсеса II и Сети II. С 1879 года один обелиск возвышается в Лондоне, а второй в 1880 году увезли в Нью-Йорк.

За свою почти 2500-летнюю историю Александрия пережила много нашествий и разорений, а в сентябре 642 года, после 14-месячной осады, ее захватили арабы. После этого Египет перестал быть частью Византийской империи, и значение Александрии как портового города упало: через 200 лет ее территория и численность населения уменьшились наполовину. Окончательный упадок города связан с открытием морского пути на Восток вокруг мыса Доброй Надежды. Мертвую пристань постепенно занесло песком, и древние здания превратились в руины. В 1798 году, когда здесь появилась армия Наполеона, в Александрии насчитывалось всего 7000 жителей.

Возрождение города относится ко времени правления султана Мухаммеда Али (1805–1849). Порт Александрии снова становится центром морской торговли, а с его подъемом стала расти и численность населения города.

В отличие от Каира Александрия не может похвастать и шедеврами арабской архитектуры – старыми мечетями и медресе. Редко покажется на фасаде какого-нибудь дома закрытый балкон в восточном стиле, украшенный замысловатой резьбой. Зато на прямых и широких улицах Александрии многое напоминает Италию, особенно здания XIX века: белые пилястры, ковры из плюща, широкие, с частым переплетом окна, лепные фигуры, а со стороны двора – галереи, радушно открытые ветрам. Однако Александрия привлекает не столько архитектурным обликом, сколько своей историей и теми именами, что творили эту историю. Где еще можно найти подобный город, который основан Александром Великим, защищал бы Юлий Цезарь и который приступом был бы взят Наполеоном?

Священная Мекка

В небольшой долине среди гор, спрятанный от всего мира, расположился город Мекка – святая святых ислама. Именно к нему пять раз в день обращаются взоры мусульман всего земного шара. Мекка находится в 70 километрах от побережья Красного моря, на границе гористого Хиджаза и знойной Тихамы. Область эта крайне засушливая и совершенно непригодна для земледелия. Не славилась она и скотоводством: в ее окрестностях, покрытых скудной растительностью, с трудом могли отыскать для себя корм лишь небольшие стада верблюдов, овец и коз.

Но для торгового поселения место это было хорошее и относительно безопасное, так как защищали его горы и полупустыни. Здесь проходили удобные караванные пути в Южную Аравию, Иран, Сирию и к средиземноморскому побережью. В самой Мекке и поблизости от нее находились святыни, почитаемые многими арабскими племенами, благодаря этим святыням и вся округа признавалась священной территорией. Со всех концов Аравии стекались сюда паломники, торговля с которыми вполне могла прокормить небольшую Мекку. Поэтому жителей городка паломники совсем не стесняли, напротив, – они приносили доход.

В отличие от других восточных городов Мекка не была обнесена стеной, естественной оградой ей всегда служили горы. Через весь город тянется широкая улица Массаи, к которой с гор многочисленными ярусами сползают большие и маленькие дома. Посреди улицы, в самой нижней части долины, расположена базарная площадь, на которой стоит знаменитая мечеть Месджид-эль-Гарам («Дом бога»), или Запретная мечать – главная святыня Мекки. Этот храм из-за своей кубической формы получил у арабов название «Кааба». Мусульмане уверены, что именно в этом месте находится центр мироздания, потому что это даже и не земля, а опрокинутая на землю часть неба. В последний день существования мира она на небо и вернется.

Площадь похожа на традиционный восточный двор, только очень больших размеров. Она окружена в три, а где и в четыре ряда колоннами из мрамора, гранита и обыкновенного камня. Поверху колонны соединены стрельчатыми арками и покрыты маленькими белыми куполами, а над ними возвышаются семь стройных минаретов.

Сначала Запретная мечеть имела шесть минаретов, но когда у Голубой мечети в Стамбуле было построено тоже шесть минаретов, имам Мекки назвал это святотатством: ни одна мечеть мира не должна была равняться с Каабой. И тогда султан Ахмед приказал построить в Запретной мечети седьмой минарет.

Территория Запретной мечети – священное место для мусульман всего мира. Об этом много раз говорится во второй суре Корана: «И откуда бы ни вышел ты, обращай свое лицо в сторону Запретной мечети; и где бы вы ни были, обращайте ваши лица в ее сторону».

К Мекке обращали свои взоры еще древние арабы, потому что их языческие боги тоже сначала находились в Каабе. Этот храм был подлинным пантеоном богов и мог удовлетворить любые запросы. В нем было сосредоточено около 360 различных идолов и скульптурных изображений обожествляемых лиц. Среди них – арабские боги Илат, Узза, Хубал и другие; ассиро-вавилонские Мардук, Син, Самас, Астарта; еврейский патриарх Авраам и Дева Мария с младенцем Христом на руках.

По преданиям арабов, Кааба была воздвигнута прародителем людей Адамом как алтарь для молитвы. Адам очень страдал, что после грехопадения лишился не только рая, но и храма, в котором он молился. Тогда Бог смилостивился, и копия храма была спущена на землю. Чтобы Каабу легче было строить, ангел Джабраил принес Ибрахиму (Аврааму) плоский камень, который мог висеть в воздухе и служить в качестве строительных лесов. Камень этот до сих пор находится в Каабе, и верующие могут видеть на нем отпечатки ног своего праотца.

В центре площади находится большой каменный куб высотой около 13 метров с плоской крышей. Это и есть Кааба – некогда языческое святилище, а ныне главный храм мусульманского мира. Окон в Каабе нет, а обитая листами серебра дверь поднята от земли примерно на высоту 120 сантиметров, поэтому в храм можно попасть только по деревянной лестнице, которую специально подкатывают во время религиозных празднеств. Сверху, примерно на три четверти своей высоты, Кааба покрыта кисвой – черным шелковым полотном, сшитым из восьми кусков материи. На нем золотыми и серебряными буквами вышиты изречения из Корана. Долгое время эта материя высылалась в Мекку из Египта, а право вышивать ее имеет только одна семья, которая передает его по наследству из поколения в поколение.

Когда строительство Каабы было почти закончено, Ибрахиму понадобился другой заметный камень, чтобы обозначить им на стене то место, с которого следует начинать ритуальное обхождение храма. В раю Адам и ангелы, наученные самим Богом, семь раз обходили храм, и Ибрахим хотел, чтобы и на земле богослужение проходило правильно. Семикратное обхождение вокруг Каабы (таваф) символизирует божественный порядок, согласно которому все существа подчинены единому центру – солнечной системе, воплощенной в боге. И тогда ангел Джабраил принес Ибрахиму знаменитый Хеджер эль-Эсвад – Черный камень.

По одной из версий это был ангел-хранитель Адама, обращенный в камень за то, что допустил грехопадение своего подопечного. Когда Черный камень спустили с неба, он был ослепительной белизны и блестел так, что его было видно за четыре дня пути до Мекки. Но постепенно от грехов людских он темнел и темнел, пока совсем не превратился в черный. Паломники набожно прикладываются к Черному камню и целуют его в надежде, что в день Страшного суда, когда камень заговорит, он будет называть перед Аллахом всех верных, которые лобзали его чистыми устами.

Неподалеку от Каабы находится священный источник Замзам. Родник с обильной водой появился в этих местах благодаря чуду, которое Бог сотворил ради праотца Ибрахима и его сына Исмаила – родоначальника северо-арабских племен. Когда служанка Хаджар, изгнанная Саррой, скиталась вместе с маленьким Исмаилом по пустыне, ни малейшего следа воды не было заметно среди безжизненных холмов и раскаленных скал. Мучительная смерть от жажды казалась неизбежной. Отчаявшись, Хаджар оставила Исмаила, чтобы не видеть его предсмертных страданий, облегчить которые она была не в силах.

А маленький Исмаил заплакал и стал ударять ножкой о землю. И на этом месте вдруг забил источник прохладной пресной воды! Вернувшаяся Хаджар увидела, что они спасены, напоила сына и напилась сама. А чудесный источник, из боязни потерять воду, она оградила землей и камнями. В память о мучительных метаниях Хаджар по раскаленной пустыне в поисках воды правоверные мусульмане во время хаджа должны семь раз пробежать (туда и обратно) по главной улице Мекки, длина которой более 400 метров. Этот источник, по преданию, был вновь обнаружен Абд аль-Мутталибом – дедом пророка Магомета, сторожившим идолов доисламской Каабы.

Каждый мусульманин хотя бы раз в жизни должен совершить хадж – паломничество в Мекку. В прошлые века дело это было нелегким, хлопотным и даже опасным. Кроме того, хадж совершался при условии достаточных средств для посещения Мекки и обеспечения семьи паломника до его возвращения. Если есть все условия, а хадж не совершается, шариат грозит нарушителю очень страшными карами на том свете, и пренебрегших своим долгом приравнивают к неверующим. Наоборот, исполнившим паломничество в священную Мекку отпускаются все грехи, совершенные до того времени.

Много церемоний совершал паломник в Мекке. Он должен был прикрыть свое тело особой рубашкой, так как пророк Магомет заповедовал, чтобы все мусульмане (богатые и бедные) являлись в Мекку в одинаковой одежде (ихрам) в знак того, что перед Аллахом все равны. Ихрам состоит из двух кусков белой материи без единого шва: один кусок оборачивается вокруг бедер, другой набрасывается на плечи.

Паломник должен подняться на гору Арафат и слушать там проповедника, который творит молитву, не слезая с верблюда. В реку Мине паломники бросают камни, приносят жертвы, семь раз обходят Каабу, целуют Черный камень, пьют воду из священного колодца Замзам, семь раз пробегают расстояние между священными холмами Сафу и Марву… И только после этого они получают титул «хаджа» и право носить белые чалмы.

Барселона

Ровесница Римской республики и в то же время, по утверждению ее жителей, Барселона – один из самых современных городов Испании. Это главный город Каталонии – наиболее развитого в индустриальном отношении района страны. Холодный серый камень величественного готического собора и зеркальная стена современного небоскреба, скромные дома тружеников и фешенебельные пригородные кварталы, деловитая суета центральных улиц и площадей и узкая улочка в старом городе – все это Барселона.

С моря на Барселону открывается вид очень величественный. Как гигантский страж, стоит при входе в порт величавое создание природы – огромная гора Монтжуих с обрывистыми скалами. Прямо против входа в порт поднимается из моря широкая лестница, которая ведет на городскую площадь, где высится 60-метровая бронзовая колонна, увенчанная статуей Христофора Колумба. У подножия колонны расположились колоссальных размеров львы, а у причала стоит копия каравеллы «Санта-Мария»: Барселона оспаривает у Гибралтара и некоторых других городов Средиземноморья право называться родиной великого мореплавателя.

Почти 300 лет испанские короли, а вслед за ними и Франсиско Франко не жаловали Каталонию своими милостями. Эта своеобразная «традиция» идет еще со средневековья, когда, объединившись с другими городами Испании в общей борьбе против мавров, каталонцы при каждом удобном случае старались подчеркнуть свою особенность. Гордились, например, тем, что еще в XIII веке в Каталонии возникли кортесы – представительный орган власти местной аристократии, церкви и городских сословий.

Процесс формирования кортесов начался в Барселоне во время правления графа Рамона-Беренгера I Древнего, а время правления графа Рамона-Беренгера III (1096–1131) было периодом образования Барселонского графства. В 1115 году Рамон-Беренгер III при поддержке пизанского флота предпринял экспедицию на Балеарские острова, другим его достижением было установление торговых отношений с Генуэзской республикой.

Как всякий другой город, в средневековье Барселона была центром ремесел. Одной из главных отраслей его было суконное производство, развивались и другие виды ткацкого ремесла, причем ассортимент выпускаемых тканей был довольно широк – бумазея, ситец, льняные ткани, шелк и т. д. Существовали в городе и цехи красильщиков тканей, чесальщиков шерсти, а также цехи собственно ткачей. Городские власти специальными указами регламентировали длину и ширину тканей, их плотность, окраску и т. д. В Барселоне развивались кожевенное, ювелирное, гончарное ремесла; кроме того, городские жители занимались коралловым промыслом, в основном у берегов Северной Африки.

Крупной отраслью городского ремесла средневековой Барселоны было и судостроение. Флот Барселоны состоял из судов различного типа – галер, каравелл, баланер и др. Развитию местного судостроения способствовал ряд королевских указов, например, указ от 20 августа 1453 года запрещал перевозить на иностранных судах товары, изготовленные в Арагонском королевстве. Расширение границ королевства, защита торговых судов от пиратов – все способствовало тому, что в Барселоне строили не только торговые суда, но также и военные.

Особой заботой королевской власти было состояние барселонского порта, который не один раз реконструировался и расширялся. Чтобы находить средства для таких реконструкций, порой устанавливались даже дополнительные пошлины, например, пошлина за якорную стоянку.

Средневековая Барселона имела прочные торговые связи со многими странами Средиземноморского бассейна: Египтом, Сирией, Тунисом, Византией, итальянскими городами-республиками (Венецией и Генуей), а также с Англией, Нидерландами, Португалией, Германией и т. д. Барселонские купцы, торгуя различными тканями, шафраном, кораллами, фруктами, сахаром, посещали острова Сицилию, Кипр, Родос, Корсику. В Барселону же ввозились изделия из металла – иголки, ножи, проволока, а также зеркала, шляпы, белье и другие товары.

Из-за постоянного политического и торгового соперничества с Барселоной итальянские купцы не пользовались в городе никакими привилегиями, а в 1401 году купцам из Тосканы и Ломбардии вообще было запрещено торговать в Арагонском королевстве. В то же время купцы других стран (Германии, герцогства Савойского), наоборот, пользовались правом беспошлинной торговли. Естественно, что положение барселонских купцов в других странах тоже было различным.

В 1479 году в результате династического брака Каталония и Арагон объединились в одно государство – Испанскую монархию. Главой Каталонии как испанской провинции с этого времени становятся вице-короли, но и в составе Испании Барселона сохранила свою муниципальную организацию. В войне за испанское наследство Каталония поддержала австрийского эрцгерцога Карла в его противоборстве с Филиппом Анжуйским. Австрия и ее союзники проиграли войну, а Каталония, поторопившаяся провозгласить эрцгерцога своим королем, продолжала упорствовать и после заключения мира.

В сентябре 1714 года испанские войска взяли Барселону, и окончание войны за испанское наследство ознаменовалось для Каталонии отменой всех привилегий и представительных органов – кортесов, женералитета и Совета Ста. Особенно тяжелый удар политика первых Бурбонов – Филиппа V и Карла III – нанесла развитию каталонской культуры. Были ликвидированы все университеты, кроме одного – в городе Сервере, на протяжении XVIII века был издан ряд указов, ограничивающих употребление каталонского языка в области образования и правосудия, написанные на каталонском языке сочинения обычно не издавались.

Но каталонцы сумели сохранить себя и свою культуру: они разговаривали между собой на запрещенном, но не умершем языке, сооружали дома, похожие на маленькие крепости… Они устраивали шествия кукол-великанов и драконов, разыгрывали сцены войны христиан с сарацинами…

Лишь после смерти Ф. Франко испанский король Хуан Карлос I вернул каталонцам былые вольности. Наряду с другими историческими областями Испании, Каталония получила статус автономной области, здесь восстановлены парламент и женералитет, каталонский язык получил статус официального. «Каталония – это не Испания, а Барселона лучше Мадрида», – любой житель объяснит это вам в два счета. Однако определенный комплекс «второго города страны», видимо, в этих словах все же присутствует. И, может быть, потому каждое воскресенье недалеко от кафедрального собора барселонцы танцуют сардану.

Сардана – очень старинный танец. Он исполняется на протяжении вот уже 500 лет, и только в Каталонии. Под музыку духового оркестра пять-шесть хороводов по 20–30 человек в каждом размеренно двигаются под довольно быструю мелодию, причем танцующие не улыбаются и не пытаются отколоть замысловатое «коленце». Сардана похожа на ритуальное действо: сомкнутые руки, поднятые над головами, и неразрывный круг – все это знаки особого каталонского единства. Любой турист может присоединиться к танцующим, но то, что для него будет развлечением, для каталонцев имеет глубокий смысл, который иностранцы вряд ли смогут понять и прочувствовать.

Строительство кафедрального собора Саграда Фамилия (церковь Святого семейства) началось в 1884 году и продолжается по сей день. Через несколько десятилетий, если сломают окрестные дома, собор будет выглядеть таким, каким его задумал гениальный Антонио Гауди: со всеми восемнадцатью башнями, в число которых входят и 170-метровый «Христос», и «Дева Мария», и «евангелисты», и «апостолы».

Собор Саграда Фамилия вырастает из-под земли с геологическим упрямством, какое свойственно лишь горным породам. Он вызывающе инороден и архитектурному стилю города, и всем эпохам. Одни его проклинали, другие превозносили, а в результате, даже недостроенный, он стал символом Барселоны и останется им надолго, может быть, навсегда.

Вокруг собора раскинулись тесные городские улочки и площади, которые образуют Готический квартал Барселоны – средневековый район, почему-то называемый «Яичным Желтком». Может быть, потому, что здесь, благодаря усилиям мифологического Геракла или предприимчивости финикийских торговцев, и зарождалась Барселона – город, в котором танцуют полуденную сардану.

Блистательная Кордова

Уже почти 500 лет не существует страна аль-Андалус, название которой переняла историческая область на юге Испании – современная Андалусия. Однако духовное и материальное наследие аль-Андалуса, андалусские традиции в музыке, эстетике, поэзии, архитектуре и в других сферах современной жизни живы и сегодня, особенно в арабском мире.

При исследовании истории государства аль-Андалус ученых особенно привлекает период его наивысшего расцвета – IX–XI века. В это время страна была единой и могучей, управлялась независимыми эмирами, а потом халифами, которые блеском и роскошью своего двора затмевали правителей Багдада. Центром этой страны в 717 году стал город Кордова, располагавшийся в излучине реки Гвадалквивир, пересекающей Андалузскую равнину с северо-востока на юго-запад, близ южных склонов Сьерра-Морены.

История древней Кордовы подобна истории многих других городов Андалусии. Город существовал еще во времена финикийской цивилизации, а в период римского господства он был известен под названием Кордуба; его жители участвовали в походе Ганнибала на Рим, в войнах Вириата, Сертория, Помпея и Юлия Цезаря. Здесь родились великие римляне – философ Сенека и поэт Лукиан, и, конечно, все это нашло свое отражение и в традициях городской жизни, и в культуре Кордовы.

Когда-то Кордова была большим, богатым городом, средоточием мавританской культуры, науки и искусств. По данным средневековых источников, в городе насчитывалось более 113 000 домов простолюдинов и более 60 000 домов знати, 3711 бань, множество ремесленных мастерских и лавок торговцев. Кордова славилась производством керамики, тончайших изделий из золота, серебра, хрусталя, слоновой кости. Золотых, серебряных и медных денег в Кордове ежегодно чеканилось на сумму до 200 000 динаров. Ныне это небольшой провинциальный городок; расположенный среди плодородных полей и садов, он является одним из самых живописных уголков Испании. Путешественники и туристы, попадающие в Кордову, обязательно взберутся на древние городские стены, пройдут по мосту, построенному арабами из остатков римского моста, посетят мавританский дворец и осмотрят залы с колоннами в знаменитой мечети Альгамы.

Во времена вестготов о Кордове было известно мало, так как столицей их был Толедо. Именно к Толедо двинул свои войска арабский полководец Тарик бен Саид, вступивший на испанскую землю в 711 году. Для осады Кордовы он оставил лишь небольшой отряд, и комендант города, зная об этом, решил защищать его. Жители сражались отчаянно и самоотверженно, и только предательство одного пастуха, указавшего врагам путь в город, заставило защитников сложить оружие. Однако и после этого комендант Кордовы, запершись со своим гарнизоном в одной из церквей, продолжал сопротивление. Они сдались только тогда, когда завоеватели перекрыли источник, снабжавший их водой.

Через 50 лет после взятия города в Кордове утвердился халиф Абд ар-Рахман I из династии Омейядов. Со времени его правления и начались рост и расцвет Кордовы, которая получила во всем мире известность как «второй Багдад» и «обитель науки». Позднее появилось любопытное изречение, подтверждающее славу Кордовы как «города ученых и книжников». Великий арабский ученый Ибн-Рушд (Аверроэс), уроженец Кордовы, писал: «Когда в Севилье умирает ученый и хотят продать его книги, их везут в Кордову; когда же в Кордове умирает музыкант и хотят продать его инструменты, то их, наоборот, везут в Севилью».

Аверроэс родился в Кордове в 1126 году. Дед его был великим кади Кордовы, правоведом-маликитом, склонным, судя по некоторым его трудам, к примирению философии с религией. Тот же пост занимал его отец, и, следуя фамильной традиции, Ибн-Рушд с ранних лет изучал теологию, юриспруденцию, арабскую литературу. Источники сообщают, что он проявлял особые способности к медицине.

Государственная служба, несмотря на свои положительные стороны, отнимала у Аверроэса много времени и отвлекала от осуществления научных замыслов. Однако творческое наследие Ибн-Рушда является свидетельством исключительной трудоспособности и разносторонности его научных интересов. Оно включает в себя сочинения по философии, естественным наукам, медицине, юриспруденции и филологии.

Временем расцвета науки и культуры в Кордове были IX–X века. Город приобрел такую известность в ученом мире того времени, что его стали называть «украшением мира». Тогда в нем проживало 500 000 человек – больше, чем в любом другом европейском центре. В Кордове было 70 библиотек, а библиотека Хакема II насчитывала 400 000 томов, среди которых находились редчайшие манускрипты. Однако не только правители Кордовы обладали драгоценными книжными собраниями: например, знаменитым собирателем был судья Кордовы, который так ценил и берег свои книги, что никогда и никому не давал читать их в подлинниках – только в копиях.

Практически все население Кордовы было грамотным, книгами увлекались и собирали их и женщины. Ежегодно в Кордове переписывалось до 18 000 книг. Многие знатные люди считали для себя делом чести иметь большие собрания книг и рукописей, для чего содержали целый штат переписчиков. Зная о любви жителей к книгам, а также об известном во всем мире мастерстве кордовских переписчиков, византийские императоры прислали правителю города послание, написанное золотыми буквами на коже голубого цвета. Это послание было вложено в серебряный цилиндр, на крышке которого чеканкой был исполнен портрет императора. В Кордове очень высоко оценили это послание, ведь и сам город славился производством тисненой кожи.

Подлинным взлетом блистательной культуры Кордовы стал Х век. Эмир Абд ар-Рахман II, самый могущественый из Омейядов, в 929 году объявил себя халифом и стал носить титул «повелителя правоверных». В пяти километрах от Кордовы он построил роскошную резиденцию-город – изумительный по красоте комплекс дворцов, назвав его в честь своей возлюбленной Захры – Мадинат аз-Захра. Великолепием этого своеобразного Версаля восхищались все видевшие его европейские и арабские путешественники и поэты. Для украшения резиденции из Византии сюда был привезен фонтан, выполненный из зеленого мрамора, с двенадцатью стилизованными фигурами животных из золота и драгоценных камней.

Византийский император прислал халифу в подарок 150 мраморных колонн, еще 1003 колонны прислали из Карфагена и Туниса, 19 – из Франции, всего же колонн было 40 000. В «Зале для приемов» стояли колонны из слоновой кости и эбенового дерева, а еще в нем был водоем из ртути, отсветы которой рассеивались по всему залу. Халифский замок Каср аль-Хулафа и дворцовый комплекс Дар аль-Мулюк были богато декорированы резьбой по дереву и гипсу, позолотой, росписями и скульптурами. У главных ворот резиденции была воздвигнута мраморная статуя Захры. Арабские историки с восторгом отмечали, что при взгляде на пейзажные изображения дворца казалось, будто «слышно пение птиц, шелест ветра в листве, и чувствуется опьяняющий аромат цветов». К сожалению, в настоящее время от всего этого мало что осталось, и о былом великолепии Мадинат аз-Захра можно судить лишь по сохранившимся фрагментам и деталям колонн, цоколей и росписей.

В XI веке нашествие берберов опустошило Кордову, кроме того, сыграли свою роль и беспрерывные внутренние распри, которые положили конец единству халифата, и он распался на отдельные провинции. В 1236 году Кордова перешла в руки испанского короля Фердинанда III, но к этому времени город уже не являлся ведущим центром.

Самая большая и широкая улица Кордовы – Гран Капитан, названная в честь одного из правителей города – Диего Фернандеса де Кордова, человека необычайной храбрости. Улица эта не считается древней: хотя на ней и встречаются здания различных эпох, в основном преобладают постройки XIX века.

Все лучшее, что в течение веков было связано с историей и расцветом Кордовы, сосредоточено в ее знаменитой мечети. Мечеть была заложена в 785 году эмиром Абд ар-Рахманом I на месте вестготской церкви Святого Висенте, которую эмир за большие деньги выкупил у христианского населения Кордовы. Мечеть обнесли стенами, которые кажутся бесконечными, так как строители не выделяли их над городскими строениями, а применили весьма своеобразный способ их возведения. В зависимости от рельефа местности высота стен колебалась от 8 до 20 метров: там, где рельеф понижается к Гвадалквивиру, стены словно вырастают до своей предельной высоты. Прежде вдоль них шла колоннада, защищавшая пешеходов от дождя и солнца.

Через ворота колокольни можно пройти во внутренний двор мечети – Апельсиновый, на котором расположены 5 фонтанов для омовения.

Кордовская мечеть знаменита не столько своей более чем 1000-летней историей, сколько разноцветными мраморными колоннами, хотя многие из них и были уничтожены. Колонны поддерживают двойные, расписанные двумя цветами арки, и это производит чарующее, ни с чем не сравнимое впечатление. Русский путешественник В.П. Боткин так описывал свое впечатление от мечети: «Вдруг вступаешь в лес мраморных колонн, глаза разбегаются в бесчисленных рядах их, теряющихся в призрачной дали; редкие маленькие окна едва пропускают свет, так что полусумрак, царствующий здесь, еще более увеличивает необыкновенность впечатления».

Высота колонн – чуть больше трех метров, но она искусственно увеличена сложнейшей системой подковообразных двухъярусных арок, расцвеченных красновато-коричневыми и белыми полосами. Длинные, расходящиеся во все стороны коридоры колонн и бесконечное повторение арок производят впечатление безграничного пространства, которое как будто поглощает находящегося в нем человека. Многие исследователи сравнивали внутреннее пространство кордовской мечети с пальмовым лесом: эмир Абд ар-Рахман I очень любил пальму и даже посвятил этому дереву стихотворение.

Мечеть в Кордове не раз расширялась и подновлялась. При Абд ар-Рахмане II в мечети было добавлено 7 поперечных нефов. Этот правитель был любителем музыки и литературы, увлекался астрономией, изучал старинные книги по философии. В годы его правления в Кордову из Багдада приехал знаменитый иранский певец Зириаб, который стал одним из основателей знаменитой андалусской школы музыки и открыл в городе консерваторию.

Кордовский халиф Абд ар-Рахман III построил при мечети новый минарет, который арабские историки считали прототипом знаменитой севильской Хиральды. Но самой прекрасной частью мечети был пышно декорированный михраб, перед которым при Хакеме II было воздвигнуто купольное помещение. Этот правитель для украшения михраба специально выписал из Византии искусных мастеров. Внутри мечети находился и трон Хакема II, сделанный из самшита, эбена и сандалового дерева. Над созданием его в течение семи лет трудились 6 выдающихся мастеров со своими помощниками. В кордовской мечети хранился и Коран, обернутый расшитым покрывалом. Коран был столь тяжел, что поднять его могли только два человека.

Когда в Испании была завершена реконкиста, нужно было переделать мечеть под христианский храм. Еще в XIII веке в ней были заложены пролеты, соединявшие внутренние помещения мечети с Апельсиновым двором. Вскоре богатые кордовские семьи вдоль внутренних стен мечети, не меняя ее общей планировки, стали строить собственные капеллы.

Существенные изменения произошли в XVI веке, когда в центре мечети – самой большой после Каабы – была сооружена церковь. Население Кордовы было против этого строительства, по поводу возведения церкви разгорались нешуточные страсти. И тогда после долгих споров архиепископ Кордовы обратился к императору Карлу V, который и дал свое разрешение на строительство церкви внутри мечети. Однако при посещении Кордовы в 1526 году император уже сожалел о своем согласии, якобы сказав следующее: «Вы построили то, что можно было построить, где угодно; и разрушили то, что было единственным в мире». Стены церкви оказались выше кровли мечети, хотя архитектор Р. Руис старался использовать уже имевшиеся конструкции и по возможности сохранить прежний облик здания.

После XIII века в судьбе Кордовы мало что менялось, славой города стало величие его исторического прошлого и культуры, а также красота архитектурных памятников стиля «мудехар», чарующая всех до сегодняшнего времени. Типичным образцом этого стиля является синагога, выстроенная в Кордове в 1315 году. После изгнания евреев из Кордовы она использовалась как больница, а потом была передана братству сапожников.

Во дворе синагоги установлена каменная плита в честь 800-летия со дня рождения известного средневекового философа, медика и юриста Маймонида, который тоже родился в Кордове. Один из крупнейших представителей средневековой еврейской философии, Маймонид вскоре покинул Кордову: он жил в Фесе, где изучал медицину, а в Каире был личным врачом знаменитого султана Саладина. В целом следуя учению Аристотеля и многому научившись у Аверроэса, Маймонид везде оставался представителем образованных кругов аль-Андалуса. На площади Кордовы, носящей его имя, стоит памятник – на каменном постаменте бронзовая скульптура ученого, сидящего с книгой в руках.

У Севильских ворот Кордовы возвышается памятник Абу Мухаммеду Али ибн Хазму – политическому деятелю, философу и поэт. Он был непримиримым участником многочисленных религиозных споров, за что сам не раз оказывался в тюрьме, а его сочинения – на костре. Но он же написал и трепетное «Ожерелье голубки» – одно из самых проникновенных сочинений средневековой любовной прозы.

Кордова дала миру особенно много известных личностей в мусульманскую эпоху. Они были людьми разного социального происхождения и разного времени, иногда и разного вероисповедания, но все способствовали славе Кордовы как «обиталища наук и центра культуры».

Сиань

Сиань, один из древнейших городов Китая, был столицей во время правления целого ряда китайских династий. Расположенный в красивейшем районе страны, на территории плодородной равнины Гуаньчжун близ излучины реки Хуанхэ, этот район уже в древние периоды истории был заселен и благоустроен человеком. Все способствовало этому: обилие рек и удобных для возделывания речных пойм, богатые леса и полезные ископаемые в невысоких горах. Только узнав Сиань, можно постигнуть Китай, ибо в нем запечатлелась история развития великой китайской цивилизации.

Здесь все напоминает о седой старине: сам город и его окрестности, в сущности, один большой музей. До настоящего времени сохранились тысячи могильных курганов и памятников китайской древности. В окрестностях Сианя археологи раскопали более 30 различных стоянок, которые относятся к эпохе неолита. Наиболее крупным из всех поселений является стоянка в пригороде Сианя – на территории деревни Баньпоцунь. Здесь в 1950-е годы ученые вскрыли площадь в 45 000 квадратных метров и нашли остатки 43 строений прямоугольной, квадратной и круглой форм. Внутренние стены этих домов-полуземлянок были обшиты досками, дома соединялись между собой траншеями, а все поселение ограждали ров и защитный вал.

Неподалеку от жилья ученые обнаружили остатки гончарных печей, которые служили для обжига керамических изделий. Среди них преобладали в основном сосуды, начиная от огромных – для хранения зерна и воды (вместимостью в несколько ведер) – и кончая миниатюрными флакончиками. Последние, по предположениям ученых, использовались для хранения соли.

Согласно историческим хроникам и преданиям, район Сианя был колыбелью племени чжоусцев, история которого начинается с легендарного Хоу Цзи. Археологические раскопки вокруг Сианя обнаружили могильник, в котором в эпоху Чжоу были захоронены шесть лошадей с колесницами и богатой сбруей… Драгоценная утварь и украшения из бронзы, раковин каури и перламутра – все свидетельствовало о том, что это богатое погребение имело какой-то ритуальный смысл.

После крушения в 770 году до нашей эры Западного Чжоу его правители переселились на восток, а район Сианя подпал под власть древнекитайского царства Цинь. В течение нескольких веков этот район хотя и упоминался в исторических документах, но значительной роли в истории Древнего Китая не играл. Однако уже в середине IV века до нашей эры здесь возводится новый город Саньян, ставший столицей царства Цинь. Император Цинь Шихуанди, объединивший Китай и начавший строить Великую Китайскую стену, позаботился и о том, чтобы увековечить свое правление еще одним величественным сооружением. Он повелел возвести в Саньяне дворцовый комплекс Афангун: до сих пор в пригороде Сианя можно видеть остатки высокой земляной насыпи – все, что осталось от знаменитого дворца, в котором могли разместиться 10 000 человек и знамена высотой 16 метров.

Здесь было возведено много дворцов, красивых храмов, пагод и других памятников величественной китайской архитектуры. К их числу относится и Даяньта – «Большая пагода диких журавлей», построенная в 652 году, а до нынешней высоты ее надстроили в 704 году. Пагода состоит из семи ярусов и по своей форме напоминает ступенчатую пирамиду. Ее верхняя, чуть усеченная часть завершается невысоким толстым шпилем. Входные арки пагоды украшены орнаментом с вплетенными в него буддийскими сюжетами и каменными плитами с выбитыми на них буддийскими текстами. «Большая пагода диких журавлей» возведена на территории монастыря, основанного китайским путешественником и проповедником буддизма Сюань Цзаном, работавшим здесь над переводом привезенных из Индии буддийских текстов.

Не менее знаменита и Саояньта – «Малая пагода диких журавлей», возведенная в 707 году. Она связана с именем другого китайского путешественника – монаха-пилигрима И Цзина. Высота пагоды равняется 45 метрам, по форме она напоминает усеченную пирамиду, которая тоже состоит из нескольких ярусов. После землетрясения 1555 года пагода дала трещину, но стоит до сих пор.

Сиань – не только древняя, но также наиболее пышная и богатая столица Китая в эпоху его наивысшего расцвета, который пришелся на период правления династии Тан – этого золотого века феодализма в Китае. Город был обнесен прямоугольной крепостной стеной, а общая площадь его равнялась почти 85 квадратным километрам, что в 7 раз превышает нынешний Сиань. Прекрасные здания Императорского и Дворцового городков оживляли строго распланированные улицы с цветниками и деревьями по обочинам. Постройки в дворцовых комплексах с их расписными балконами и колоннами поражали своей красотой и пышностью. Подобно древним египетским фараонам, китайские императоры сооружали для себя грандиозные гробницы.

В середине VII века танский император Тайцзун повелел выстроить на склоне гор Дворец Нефритового Цветка, а другой император – Сюань Цзун – возвел Великий Лучезарный дворец, который сравнивали со священными постройками древних царей.

Литературовед Л. Бежин в своей книге, посвященной жизни и творчеству Ду Фу, пишет, что в древние времена существовал храм со сходным названием – Лучезарный Зал, как бы в миниатюре отражавший устройство Вселенной. Кроме того, этот храм способен был притягивать к себе космические силы, благотворно влиявшие на жизнь народа.

Для дворца императора Сюань Цзуна астрологи и гадатели выбрали место с тем расчетом, чтобы могущественные силы Земли оказывали на него наиболее благотворное воздействие. Великий Лучезарный дворец был построен на возвышенности, к которой вела вымощенная голубоватым камнем дорога, извивающаяся наподобие хвоста дракона. Поднимающихся по этой дороге посетителей встречало множество самых разнообразных павильонов: залы для аудиенций, павильоны для развлечений, библиотеки, храмы, воинские казармы… Постройки были окружены зарослями бамбука и экзотическими деревьями, а через ручьи перекинуты мостики. В прудах и озерах отражались плакучие ивы и редкие по красоте цветы, в воде плавали диковинные рыбы, в гуще деревьев пели невиданные птицы. Неудивительно, что гостям из дальних стран казалось, будто они попадали в волшебную страну – обитель небожителей и бессмертных.

Не меньше чудес было и во внутренних покоях Великого Лучезарного дворца – искусная резьба, живопись, вышивка… Драгоценные курильницы, мешочки с ароматическими веществами насыщали воздух душистой пряностью. Во дворце день и ночь звучала музыка и устраивались всевозможные зрелища и развлечения.

Императора Сюань Цзуна прозвали Блистательным: подвергнув коренной перестройке армию, он укрепил границы Танской империи. Кроме того, император подчинил все сферы экономики строжайшему государственному контролю, установил твердые цены на зерно, государственную монополию на соль, учредил должность цензоров, которые следили за выполнением императорских указов. Деятельный, энергичный и смелый во всех начинаниях, император Сюань Цзун проявил себя и покровителем искусства и литературы. Еще в самом начале своего правления он повелел навести порядок в дворцовой библиотеке, пополнил ее новыми свитками книг, число которых достигало 6000.

Император Сюань Цзун умел ценить беседу с мудрыми людьми, поэтому пригласил в свой дворец поэта Ли Бо, чья слава гремела по всей Поднебесной. С Сианем связано имя и другого великого китайского поэта – Ду Фу, который жил здесь, пока нужда не заставила его покинуть столицу Танской империи. В 1526 году на склоне небольшого холма была построена кумирня, в которой находится статуя сидящего поэта.

Как указывалось выше, в окрестностях Сианя высятся тысячи могильных курганов. В марте 1974 года крестьяне одной из деревень, находящейся неподалеку от Сияня, рыли колодец и случайно натолкнулись на туннель. Так было сделано сенсационное мировое открытие – циньская монументальная скульптура. Во время раскопок могилы императора Цинь Ши-хуанди археологи обнаружили целую глиняную армию из более чем 6000 всадников и пехотинцев, выполненных в натуральную величину. Статуи, изготовленные из обожженной глины и внутри полые, сделаны очень тонко и тщательно. Древним мастерам удалось даже передать национальные особенности воинов и различные выражения их лиц. По форме одежды и разным позам можно установить различие в рангах и даже принадлежность их к разным родам войск. Сейчас в целях сохранения от непогоды и для удобства дальнейших раскопок над захоронением сооружен павильон со сводчатым потолком.

Обо всех достопримечательностях Сианя рассказать невозможно, но хочется остановиться еще на Историческом музее, начало которому положила «Роща стел» (Бэйлинь). В 837 году, чтобы избежать ошибок при переписке древних текстов, по приказу императора Вэнь-цзуна на больших каменных плитах были высечены канонические тексты 12 важнейших книг древности, позже к ним присоединился текст 13-й книги. Для хранения этих стел в 1090 году построили специальное здание, с которого и началась история галерей Бэйлинь. Впоследствии к первоначальным плитам добавлялись другие, в том числе и знаменитая «Несторианская стела», которая повествует о сущности учения и обрядах несторианских христиан.

Тексты на большинстве этих памятников написаны выдающимися китайскими каллиграфами и потому являются не только исторической, но также и художественной ценностью. Каждая стела представляет собой большую отполированную каменную глыбу в форме параллелепипеда. Все они установлены на каменных черепахах, а сверху украшены изображениями драконов.

Аксум – священный город Эфиопии

До середины XVII века Эфиопия (Абиссиния) в представлении россиян была скорее cтраной сказочной, нежели реальной. Редкие паломники рассказывали о тамошних обитателях, с которыми им доводилось встречаться на Святой Земле, истории больше экзотические и небывалые. Только при Петре I, который увидел в контактах с Эфиопией интерес для России, было решено отправить туда посольство. Но в 1725 году царь умер, и проект этот не был реализован.

А между тем уже полторы тысячи лет назад Эфиопия была одной из четырех великих держав мира. Об этом писал еще персидский пророк Мани, который и называл эти великие царства: царство персидское и вавилонское, царство римское, царство Аксум и царство китайское. Одно из первых упоминаний об Аксуме встречается в «Перипле Эритрейского моря» – наиболее старой из дошедших до нас лоций древнего мира. Старинные летописи Эфиопии называют Аксум священным городом, который был столицей этой части страны уже за 200 лет до нашей эры, а аксумская устная история относит появление города к временам библейским.

С VII века древнее Аксумское царство героически выдерживало бешеный напор мусульман, сокрушивших церкви Нубии, Южной Аравии и почти уничтоживших христианство в Египте. Тяжкие испытания выпали на долю народов этих стран, земли которых опустошала война между Византией и Ираном. Особенно плохо приходилось монофизитам – последователям учения о единой природе Святой Троицы, к числу которых принадлежали армяне, египетские копты и часть сирийцев. В Южной Аравии иудеи, которые были тогда союзниками Ирана, устроили массовые казни монофизитов, и тогда духовные вожди Египта и Сирии воззвали к Калебу Элла-Эсбехе – правителю Аксумского царства, который объявил христианство в своей стране государственной религией. В нем они видели политического деятеля, способного сплотить народы Ближнего Востока для борьбы против обеих империй.

К этому времени Аксум был уже старым городом с 700-летней историей, а жители его были известны в древнем мире как народ культурный и цивилизованный. Языка аксумитов (геэз) за пределами царства не знали, поэтому образованные люди того времени – купцы, священники, дипломаты – обучались греческому – международному языку того времени. Торговые суда из Адулиса (главного порта Аксумского царства) ходили в Египет, Индию, на Цейлон; их торговые караваны ежегодно отправлялись на юг Эфиопии и в страны, которые ныне известны как Сомали и Судан.

В свою очередь, купцы из других африканских стран, а также из Европы и Азии были частыми гостями в Аксумском царстве. Среди них встречались весьма образованные люди, например, известный географ VI века Козьма Индикоплов, сочинения которого в средние века были очень популярны. Он назвал Аксум «великим городом» и описал его достопримечательности, среди которых упомянул и «четырехбашенный дворец» царя Калеба Элла-Эсбехе, украшенный бронзовыми изображениями единорогов.

В период расцвета Аксумского царства посол византийского императора Юстиниана писал о дворе аксумского правителя: «Царь обнажен, на нем только полотняное одеяние с золотым украшением. Шея украшена золотым воротом. Царь Калеб стоит на четырехколесной колеснице, в которую впряжены четыре слона. Колесница обита золотыми пластинами. Царь держит в руках небольшой щит и два копья. Его окружают царский совет и группа музыкантов, играющих на флейтах».

Дворец входил в грандиозный комплекс Такха-Мариам, все сооружения которого стояли на общем фундаменте. Развалины этого ансамбля в 1906 году начала исследовать немецкая археологическая экспедиция, но тщательно изучить их тогда не удалось. Перед началом Второй мировой войны Эфиопию оккупировали итальянские фашисты, которые через территорию дворцового комплекса провели военную автостраду и тем самым уничтожили его.

В Аксуме сохранились фундаменты и других дворцов, еще древнее царского. Полы их, как и в Такха-Мариам, представляли собой «паркет» из чередующихся белых и зеленых мраморных плит или из кирпичей. Стены и окна были украшены аппликациями из драгоценных металлов, позолоченной бронзы, редких сортов мрамора и пород дерева.

Одним из самых священных мест Эфиопии являлся собор Аксума и его двор: даже обвиняемые в убийстве пользовались в этом убежище неприкосновенностью. Желающий воспользоваться этим правом приходил к церковным воротам и три раза громко объявлял, что хочет воспользоваться убежищем. Пропитание ему доставляли друзья, и таким образом даже преступник находился здесь в безопасности и избегал наказания. В священную ограду собора не могли вторгаться даже правитель Аксума и царица, но они могли свободно заходить на передний двор, где заседал аксумский суд – иногда в доме, иногда на зеленом холме. Здесь же стояла обыкновенная церковь, в которой могли молиться женщины, а перед церковью была установлена купель для крещения младенцев. Современные эфиопы твердо верят, что в тайниках аксумского собора хранится подлинный табут – ковчег завета, принесенный царем Менеликом из Иерусалима.

Священное назначение Аксума всегда служило городу защитой, он никогда не подвергался нападению во время многочисленных междоусобиц. Рассказывают, что однажды некий галльский вождь покусился ограбить Аксум, но при въезде в город бесследно провалился вместе со своим конем.

Однако после падения Римской империи об Аксумском царстве забыли и не вспоминали почти до эпохи крестовых походов. Тогда по Европе стали распространяться слухи о христианском царстве пресвитера Иоанна, которое находится где-то на востоке и терпит бедствия от «неверных». Таким образом, крестоносцы устремились, кроме освобождения Гроба Господня, еще и на помощь единоверцам. Но где находилась держава пресвитера Иоанна, в Европе представляли весьма смутно. Впервые точные сведения об Эфиопии получили португальцы, так как их король Энрике Мореплаватель был правителем весьма прозорливым. Он стал посылать своих послов, а зачастую и шпионов, во все края света, чтобы они собирали сведения о восточных странах, которые персы отрезали от Европы.

Сейчас у въезда в Аксум стоит стела, на которой видна надпись на трех языках – греческом, арабском и геэз. Ученые отнесли эту плиту ко времени правления царя Эзана, который таким образом увековечил память о своем походе против взбунтовавшихся соседей. Царская надпись повествует, что

От дохристианской архитектуры в Аксуме главным образом и сохранились стелы. На пыльных улочках современного Аксума вам без смущения расскажут, что их возводили великаны-циклопы, которые умели плавить камень. Они разливали его в длинные деревянные формы, а когда камень остывал, его обтесывали, полировали и превращали в гигантские стелы. Некоторые из них, к сожалению, разбиты, а одну стелу во время войны вывезли итальянцы, и теперь она украшает одну из римских площадей.

Во время раскопок ученые обнаружили к западу от царского дворца холм Бетэ-Гиоргис. Холм этот весь был превращен древними строителями в трехъярусную платформу, сложенную из массивных плит. На ней были установлены три гигантских монолитных обелиска из числа самых высоких в мире. Высота их соответственно равнялась 21, 24 и 33,5 метра. Только стела египетской царицы Хатшепсут в Луксоре и Латеранский обелиск в Риме чуть выше крупнейшей аксумской стелы.

Все три обелиска созданы из цельных глыб голубоватого базальта – самой твердой горной породы, используемой в строительстве. Даже обработанные, эти стелы весят несколько десятков тонн, а в Аксум базальт надо было доставлять специально, так как ближайшие выходы этой породы находились в нескольких километрах от города.

В Аксуме стелам придавали форму многоэтажных зданий, как бы повторяющих стройные, вытянутые вверх линии царских дворцов. Законченные монолиты представляют собой многоярусный дом-крепость, у подножия которого находились жертвенники с вырезанными в них углублениями, куда стекала кровь убитых животных. Затем следовала ложная дверь, иногда с замком и засовом, а иногда просто с дверной ручкой, вырубленной в гранитной глыбе.

Самый большой из найденных обелисков воспроизводил 14-этажный дом. На передней стороне одного из монолитов находилась металлическая пластинка, а на задней – изображение солнечного диска. Украшенной стороной обелиски всегда были обращены на восток.

Большинство стел завершалось двумя широкими углублениями: одно в форме круга, другое – полумесяца, а углубление одной из стел было сделано в форме копий. Ученые предположили, что в них, видимо, вставляли золотые и серебряные пластины, изображавшие Солнце и Луну, а также золотые и серебряные копья – символы власти аксумских царей. Назначение этих обелисков долгое время было не известно науке, но потом ученые предположили, что они являлись памятниками почитателям языческих культов Солнца, Луны, звезд и змей. Кроме того, они служили «домом» душе умершего царя, который обожествлялся при жизни и еще больше после смерти. Согласно верованиям того времени, стелы эти должны были стать дорогой, по которой душа умершего восходила на небеса.

В VI веке, после окончательной победы христианства в Эфиопии, царей стали хоронить в гробницах, которые тоже являлись предметами многовекового культа. Знатных людей хоронили на холме, который до сих пор возвышается на северо-востоке Аксума. Чтобы попасть туда, нужно пройти мимо огромного водохранилища, которое у местного населения считается бассейном царицы Савской. Водохранилище это издавна снабжало город водой, а теперь используется во время религиозного праздника Тимкат. Царские могилы были вскрыты и разграблены еще в далеком прошлом, потому что заполнены они были богатствами несметными. Сейчас в склепах находятся пустые саркофаги с высеченными на них крестами.

В конце VI века Южную Аравию захватили персы. Аксум сохранил свою независимость, но его торговля с азиатскими странами была подорвана. Однако еще и в начале VII века авторитет царя аксумитов был столь высок, что на его помощь и защиту надеялись первые мусульмане, покинувшие Мекку из-за гонений. Веротерпимость эфиопских царей была известна далеко за пределами царства, поэтому пророк Магомет и повелел своим родственникам и близким последователям отправляться на юг. «Бегите в Эфиопию, – сказал он им, – царь которой никого не угнетает».

В конце VIII века Аксумское царство было окончательно подорвано, и священный город Эфиопии опустел. Но несмотря на перенесение столицы страны в другое место, а также на все исторические превратности судьбы, Аксум еще и в XIX веке был весьма значительным городом. В настоящее время Аксум, который, по преданию, был основан внуком Ноя, – это небольшой тихий городок, но и до сегодняшнего дня он остается религиозным центром Эфиопии.

Толедо – старая столица Испании

«Когда Бог создал солнце, Он поместил его над Толедо», – говорится в одной древней легенде. Но точной даты, когда был основан этот старинный город, история не сохранила.

Панорама Толедо иногда открывается столь неожиданного, что ее воспринимаешь как что-то нереальное. Через неширокую реку Тахо переброшены мосты с башнями; за крепостной стеной, на скалистом правом берегу, жмутся друг к другу невысокие здания восточного типа, а над ними врезается в небо островерхая башня кафедрального собора и возвышается величественная крепость Алькасар. Идешь по узеньким улочкам города, и вдруг перед тобой возникает рыцарь в латах и с алебардой в руке, за ним другой, третий… Это торговцы сувенирами, чтобы привлечь внимание, выставляют у дверей своих магазинчиков манекены. Но немного воображения – и тогда можно представить себе средневековый Толедо.

Толедо рано появился на исторической арене, может быть, поэтому о нем рассказывается так много романтических легенд – больше, чем о других испанских городах. Об этом укрепленном пункте писал еще Тит Ливий в своем труде «История Рима». Рассказывая о завоевании Пиренейского полуострова римлянами, историк сообщает о взятии в 193 году до нашей эры небольшого, но малодоступного благодаря своему местоположению городка Толетума, который сдался только после упорного сопротивления.

Под властью завоевателей римская культура стала быстро распространяться на Пиренейском полуострове. Толедо украшался храмами, цирками и театрами, которые возводились в римском стиле, однако от этого времени в городе осталось мало архитектурных памятников. Захватившие впоследствии Толедо вестготы брали строительный материал римских зданий для возведения своих храмов и монастырей. Овальный в плане римский цирк, вмещавший более 20 000 зрителей, сейчас лежит в развалинах неподалеку от Толедо. В окрестностях находится и «грот Геркулеса», с именем которого римская легенда связывает основание города.

Пришедшие в 456 году вестготы основали здесь свое королевство, столицей которого стал Толедо, превратившийся к этому времени в политический, культурный и религиозный центр. В королевской резиденции бурно закипела жизнь. Новая столица, сильно пострадавшая во время борьбы римлян с вестготами, стала быстро обстраиваться. Особенно много возводилось церквей и монастырей, так как в молодом государстве все нити политической жизни взяло в свои руки духовенство. Особого могущества оно достигло в VI веке, когда постановления церковных соборов, собиравшихся в Толедо, приобретали силу государственных указов.

Жизнь в городе в те времена редко протекала мирно и спокойно, так как Толедо постоянно был ареной борьбы за власть между представителями вестготской знати. Эта борьба осложнялась еще и религиозными распрями, поэтому от искусства вестготов в Толедо тоже осталось немного: сохранились в основном фрагменты орнаментов.

На смену вестготам сюда пришли арабы. Получив известие о нашествии мавров, король вестготов Родриго двинул свои войска им навстречу. В июне 711 года произошла знаменитая битва при Гуадалупе, в которой последний король вестготов потерпел бесславное поражение. Древняя легенда рассказывает, что вестготы видели в этом наказание королю Родриго, который нарушил многовековой запрет и открыл двери в «грот Геркулеса», запертые многими замками.

Арабы, двигаясь с юга Пиренейского полуострова на север, покоряли один испанский город за другим. Конечной их целью был Толедо – столица вестготов, куда после поражения бежали остатки армии короля Родриго. Узнав о приближении врага, толедцы храбро встали на защиту родного города, и лишь предательство одного из жителей помогло маврам пробраться за его стены. Но жители Толедо долго не могли примириться с победой арабов: ни в одном испанском городе не было столько восстаний, сколько здесь. Один арабский летописец отмечал, что «ни у одного государя не было столь беспокойных и мятежных подданных, как толедцы». В течение почти 400 лет Толедо находился под властью мавров, которые называли его Толаитола.

Несмотря на частые восстания против завоевателей, толедцы не могли не подпасть под влияние высокой арабской культуры. Завоеватели-мавры украсили город многочисленными дворцами и мечетями. Во второй половине XI века при эмире Ал Мамлюке была построена загородная резиденция, красоту которой отмечали все арабские историки. По их словам, особенно изумителен был павильон, расположенный в саду посреди большого пруда. Внутри павильон был украшен изразцами, переливающимися всеми цветами радуги. Но самым привлекательным в нем было хитроумное техническое приспособление, благодаря действию которого вода могла из пруда подниматься и закрывать павильон до самого верха, не проникая внутрь.

Однако и от эпохи арабского господства в Толедо осталось не очень много памятников. Большое количество зданий было разрушено при наступлении испанских войск, другие позднее были перестроены. Например, мечеть Баб ал Мардом была превращена в церковь Санто-Кристо де ла Лус, которую позже украсили фресками с изображениями святых Леокадии, Касильды, Обдулии и Евлампии. Рядом с ними изображен пожилой человек в красной мантии и с епископским жезлом. Искусствоведы предполагают, что это может быть Бернгард – первый епископ Толедо после отвоевания города у мавров.

Испанские войска под предводительством короля Альфонса VI освободили Толедо в 1085 году и водрузили испанское знамя над Алькасаром – дворцом мавританских правителей. Став столицей Испании, Толедо начал играть ведущую роль в реконкисте. Здесь формировались главные силы испанцев, сюда же съезжались рыцари из всех христианских государств Европы, готовые сразиться с приверженцами ислама.

В борьбе с маврами крепли сила, богатство и могущество испанских городов. Богатейшим городом стал и Толедо, превратившийся к тому же в центр литературной и художественной жизни Испании. В XII веке город считался и одним из научных центров Европы, особенно пользовалась известностью его школа переводчиков. Здесь переводили с арабского языка произведения греческих и римских авторов (Аристотеля, Платона и др.). Чтобы познакомиться с этими переводами, в Толедо приезжали многие светила средневековой науки. Из местных ученых своими научными трудами выделялись рабби Абен Эзра и Ха Леви.

В 1226 году по инициативе Хименеса де Рада, архиепископа Толедо, начали возводить величественный готический собор, строительство которого продолжалось более двух веков. «Первый в Испании и первый из немногих в Европе в том, что касается красоты и совершенства», «величественный и звучный гимн, в котором поет готика», «памятник гению нации» – так называют это грандиознейшее сооружение. По своим размерам собор в Толедо уступает только соборам в Милане и Севилье. С течением веков в нем накопилось столько произведений искусства, что это сказочное богатство поначалу просто изумляет. Толедский собор в 1845 году посетил русский композитор М. Глинка и играл там на органе.

Но в средневековой Испании Толедо был не только политическим и культурным, но также промышленным и торговым центром. Толедская сталь считалась лучшей в Европе для изготовления кинжалов и шпаг; толедские шелковые ткани высоко ценились за красоту и разнообразие рисунков; керамические изделия (вазы, изразцы, посуда) тоже были широко известны далеко за пределами Толедо.

После взятия Толедо испанцами католическое духовенство стало всячески бороться с мусульманской культурой, но она еще долго оказывала влияние на все стороны жизни толедцев. Главным образом это чувствовалось в архитектуре, так как кастильских королей привлекали живописная игра архитектурных линий и изящество арок, покоящихся на стройных колоннах; обилие декоративных украшений из раскрашенного гипса и причудливая резьба деревянных и сталактитовых потолков. Даже в постройках религиозного назначения толедские мастера смело соединяли характерные черты мавританского зодчества с романским и готическим стилями, заимствованными в Европе. В результате такого синтеза в Испании создается особый декоративно-живописный стиль, который получил название «мудехар».

Чрезвычайно привлекательны остатки архитектуры «мудехар» в монастыре Санта-Исабель де лос Райес, северный фасад которого украшен аркадами в мавританском стиле. Во внутренних покоях монастыря сохранились арки с изящными украшениями из гипса, особенно нарядна причудливая арка из гипсовых сталактитов во дворике Лаурель. Богатство украшений этого монастыря объясняется тем, что сначала здесь размещался дворец Фердинанда Кастильского, гербы которого до сих пор украшают портал монастырской церкви^[16].

Как только Толедо стал столицей, испанские аристократы начали охотно селиться в городе, чтобы быть поближе к королевскому двору. При возведении своих дворцов они брали за образец постройки мавров. Снаружи фасады дворцов испанских грандов были довольно просты и строго молчаливы: редкие прорези зарешеченных окон, массивные деревянные двери с тяжелыми металлическими скрепами… Зато внутри они пленяют архитектурным изяществом своих двориков, окруженных галереями, богатством и красочностью цветущих растений, журчанием фонтанов, богатством орнаментальных украшений и блеском разноцветного кафеля.

Толедо всегда стремился к защите своих вольностей, и это было весьма не по душе королю Филиппу II – ярому защитнику неограниченной монархии. К тому же Толедо расти было некуда, и поэтому в 1561 году король перенес столицу в Мадрид. Потеряв статус столицы, Толедо лишился части своих жителей, которые последовали за королем. Сначала это не очень сильно отразилось на благосостоянии города, по-прежнему здесь шла веселая жизнь и устраивались торжественные религиозные церемонии. В Испании, где религия так тесно переплеталась с жизнью, эти празднества нередко принимали характер народных увеселений.

Не затихала и художественная жизнь Толедо. Богатыми заказчиками-меценатами по-прежнему оставались гордые и вольнолюбивые аристократы, которые не хотели склониться перед властью Габсбургов и продолжали жить идеалами средневековой Испании. Поэтому в Толедо всегда тянулись лучшие представители испанской интеллигенции, которые словно состязались, как лучше назвать город. «Славой и светом мира» называл его Сервантес, Лопе де Вега видел в Толедо «сердце Испании», а Бедекер величал его «каменным свитком испанской истории».

С Толедо связано имя величайшего «живописца кастильской набожности» – художника-критянина Эль Греко. Перебравшись в Испанию, он сначала поселился при королевском дворе в Мадриде, но не признанный здесь, переехал в Толедо. Само расположение города на высоком каменистом плато, окруженном обрывистыми берегами реки Тахо, архитектурный облик города с его наслоениями разных культурных эпох благоприятствовали возвышению души, располагали к философским раздумьям и религиозной сосредоточенности. Старый Толедо с его древними аристократическими гнездами, устойчивыми традициями средневековой культуры, сама атмосфера древнего города сотворили из Эль Греко своего певца.

Прибыв в Толедо, художник поселился в бывшем дворце маркиза де Вильена. В начале ХХ века часть этих владений была восстановлена в стиле XVI века, и здесь был устроен Дом-музей Эль Греко. С его террасы открывается тот же великолепный вид на окрестности Толедо, которым когда-то любовался художник.

В комнатах дома Эль Греко висело много написанных им картин, так как каждое выполненное произведение он сохранял в копиях. Сейчас в Доме-музее можно видеть один из написанных художником видов Толедо, на котором самым значительным памятником является госпиталь кардинала Таверы. Город освещен неровным светом, падающим из-за туч, и потому он сам как бы превратился в живой, двигающийся на зрителя массив.

Но многие произведения «самого испанского художника» сейчас находятся вне Толедо. В американском Метрополитен-музее выставлен еще один «Вид Толедо», в котором не следует искать пейзажное сходство с городом. В этом полотне Эль Греко передал дух города, его суть, какой она ему казалась, несмотря на точную подробность объектов и прихотливую фантазию в их размещении.

М. Коссио, автор первой большой работы о творчестве Эль Греко, в начале ХХ века писал, что живописец был второразрядным художником, пока не слился с Толедо. Действительно, город и художник слились воедино и сделали друг друга. Толедо стоит в Испании отдельно и одиноко, как и сам Эль Греко в мировом искусстве.

Но постепенно жизнь в Толедо, прежде бурная и кипучая, угасала. Город как бы погрузился в волшебный сон, сохранив почти нетронутым свой архитектурный облик. В то время как многие старинные города Испании рушились под ударами строительного бума 1960-х годов, Ф. Франко не позволил трогать Толедо. И сейчас в городе все остается почти таким же, как во времена Эль Греко.

Кабул – столица «страны, которая выше полета орла»

Первое письменное упоминание о Кабуле относится ко II веку до нашей эры. В труде одного древнегреческого ученого впервые встретилось название местности Кабур, которую сейчас занимает афганская столица. Город располагался на выгодном месте – на пути из Средней Азии в Индию, что способствовало развитию в нем торговли. Однако это же притягивало к себе и алчные взоры завоевателей, поэтому в определенные периоды истории Кабул входил в состав разных государств. В свое время через долину проходили армии Александра Македонского, войска персидского царя Дария и многие другие завоеватели.

Судьба не всегда была благосклонна к Кабулу и впоследствии. В XIII веке он подвергся разрушительному нашествию тюрко-монгольских племен, но когда город вошел в состав империи Великих Моголов, то стал быстро расти и восстанавливаться. Бабур, основатель династии Великих Моголов, очень любил Кабул, считал самым красивым городом своей империи и сделал его столицей. Он верил, что заложил город один из сыновей Адама, имя которого по-персидски звучит «Кабил». В письме к сыну Бабур так говорил о своей привязанности к городу: «Я никогда не смогу вырвать из своего сердца прелести Кабула, как никогда не смогу выразить силу моей жажды вернуться в него». Бабур умер в Агре, но завещал похоронить себя в Кабуле.

В 1737 году город захватил персидский властитель Надир-шах Афшар, который тоже подверг Кабул страшному разрушению. Так бывало и раньше, но, подобно сказочному фениксу, город каждый раз возрождался.

Откуда произошло название города, среди ученых нет единого мнения. Зато сами кабульцы могут рассказать много легенд о том, как их город получил свое имя. Вот, например, одна из них.

Так это было или нет, но сами афганцы, когда речь заходит об их столице, с удовольствием рассказывают эту историю. Когда-то Кабул размещался у подножия двух горных хребтов, но время шло, и город разросся. Теперь он вырвался из ущелья на запад и ушел на многие километры вверх по течению реки Кабул. Река разделяет город на две части: старую – южную и новую – северную. Старая часть Кабула, разместившаяся у подножия хребта Шер-Дарваз, некогда была окружена крепостной стеной, и потому строения скучены здесь до невероятности.

Если на самолете подлетать к Кабулу вечером, он предстает гигантской чашей, окруженной огнями небоскребов. Но утром вместо многоэтажных зданий взору открывается множество маленьких домиков, карабкающихся на головокружительную высоту по крутым склонам горных хребтов. Это их скромные лампочки и составляют вечером алмазное ожерелье афганской столицы.

В глиняных, саманных или сложенных из самодельного кирпича-сырца домах живет сегодня большая часть кабульцев. Город рос быстро и бесконтрольно: бывшие кочевники и крестьяне, переселившиеся сюда из провинций, вынуждены были взбираться все выше и выше в горы. Они и построили вокруг исторического ядра Кабула огромный горный кишлак, куда годами не заглядывал ни архитектор, ни санитарный врач. Такое стихийное градостроительство привело к тому, что многие улицы Кабула не имеют названий, и потому их жители не имеют точных адресов. Газеты и письма они получают по месту работы, в ближайшей лавке, а то и в мечети.

Древних памятников, до которых так охочи туристы, на первый взгляд в Кабуле немного. Однако при более близком знакомстве с городом здесь найдутся и древние памятники, и достопримечательности, не считая 583 мечетей, 38 шиитских молитвенных домов, индуистских храмов и христианских церквей, да и просто красивых уголков этого древнего города.

Торговое сердце Кабула – проспект Майванд, названный так в честь сражения у одноименного местечка под Кандагаром, где в 1880 году был наголову разбит английский экспедиционный корпус. В память об этой победе на проспекте высится устремленная вверх конусообразная башня, ажурные крылья которой отделаны глазурованными плитками.

Рядом с проспектом Майванд издавна располагались базары, о которых хочется сказать особо. Например, название одного из них – Чар-Чата («Четыре арки»), а на самом деле это целый лабиринт узеньких улочек и переулков. Тысячи заполняющих его людей разом говорят, спорят, торгуются, воздевая руки к небу и прижимая их к сердцу. Только продавцы тканей – сикхи – молча сидят, поджав ноги, рядом с горами цветного шелка, рулонами тяжелого бархата и легкой парчи, в которые можно одеть весь Кабул.

На другом базаре высятся горы арбузов и мешков с рисом, а рядом влажно сверкают пучки редиски и моркови.

Но король кабульских базаров – это Миндаи: ряды дуканов, лавок, магазинов и магазинчиков, мастерских, чайных и шашлычных тянутся насколько хватает взгляда. Здесь торгуют всем: мясом и мукой, кожаными изделиями и поделками из камня; в витринах и на прилавках – зажигалки и одеколон, лезвия и транзисторы, сигареты и пуговицы, тут же висят дубленки, а рядом на земле расположились чайники, сковородки, тазы… Не зря кабульцы шутят: «Если вы не нашли на Миндаи какую-нибудь вещь, значит, ее вообще не существует в мире».

На фоне шумного торгового города особенно выделяются молчаливые крепостные стены с большими неровными зубцами и слепыми отверстиями бойниц. То карабкаясь вверх, то круто сбегая вниз, стена тянется над Кабулом по гребню хребта Шер-Дарваз. Издали она может показаться даже игрушечной, однако высота стены достигает семи метров, а толщина ее у основания – не менее четырех метров. Благодаря столь внушительным размерам эта крепостная стена и сохранилась, хотя была возведена в V веке.

Немного ниже ее, у восточного отрога хребта, высится другое крепостное сооружение – цитадель Бала-Гиссар. По преданию, сюда еще в древние времена заточали народных вождей, восстававших против власти эмиров. Это грозное сооружение сослужило афганцам хорошую службу и во время их борьбы с англичанами.

Британские войска захватили Кабул в сентябре 1879 года. История сохранила много свидетельств их жестокости и вандализма, да они и сами не особенно скрывали это. Например, офицер Гринвуд писал, что он со своей ротой взорвал базарные склады и поджег город в нескольких местах сразу. Когда на другой день в Кабул вошли другие отряды английских войск, они довершили начатое: разрушили и сожгли почти весь город. В цитадели Бала-Гиссар англичане соорудили виселицу в форме круга, которую назвали «каруселью смерти»: на ней одновременно казнили по несколько десятков человек.

Сейчас Кабул – это разноликий город. Наряду с узкими улочками, затейливо петляющими по склонам гор, здесь можно увидеть и образцы архитектурного мастерства афганских зодчих. Спорят с голубизной неба бирюзовые купола «Шахской мечети», по преданию, названной в честь арабского полководца, который сражался против врагов сразу двумя мечами.

Старая часть Кабула – самая шумная. Здесь сливаются воедино крики зазывал, разносчиков угля, водоносов, оглушительный перезвон молоточков чеканщиков, протяжные завывания бродячих торговцев. В этот многоголосый шум то и дело врываются пронзительные крики ослов, яростно понукаемых погонщиками.

Есть в Кабуле улицы, где целый квартал можно идти по коврам, которые устилают землю перед дуканами. Множество ног месяцами безжалостно топчут багровую ткань, которая от этого становится еще ярче. Шерстяная пряжа для афганских ковров покрывается красками, полученными из корней марены, и краски эти не блекнут даже через сотни лет.

Новый город, расположившийся по левую сторону реки Кабул, имеет совершенно другой вид, в котором ясно прослеживается европейское влияние. Здесь много садов, улицы – прямые и широкие: в этой части Кабула находятся дворцы, иностранные посольства, министерства и другие правительственные учреждения Афганистана. Между собой обе части Кабула – старая и новая – соединены мостами.

Флоренция – цветок Тосканы

Прекрасный край, раскинувшийся по берегам реки Арно, был заселен еще до рождения Флоренции. Не у самого берега, а взобравшись на высокий холм, процветал задолго до Рождества Христова богатый этрусский город Фэзулы. Этруски появились здесь в VIII веке до нашей эры, но они обычно не селились на берегах рек, а предпочитали более безопасные вершины холмов. Однако остерегались они не столько наводнений реки Арно, сколько злых и воинственных людей, которые были столь же грозной силой, как и природные стихии. Во впадине между двумя горными вершинами отстроили этруски свои жилища, на одной горе поднялся их кремль, а все поселение было обнесено стеной.

Фэзулы не потеряли своего значения и когда Этрурию покорили римляне: независимость исчезла, но благосостояние осталось. Позднее, когда в стране установился мир, торговля в Этрурии вновь оживилась, однако город Фэзулы просуществовал недолго. В 90—88-е годы до нашей эры этруски вместе с другими итальянскими городами подняли восстание против римлян и потерпели поражение. «Горные Фэзулы» были пощажены, и впоследствии Юлий Цезарь вывел сюда своих воинов-ветеранов, которых отпустил в отставку. Легионеры построили новый город, придав ему квадратную планировку военного лагеря. Ученые предполагают, что отсюда и произошло нынешнее название города: «Castra Florentia» – «Процветающий военный лагерь».

Во времена Римской империи Флоренция процветала благополучно, но ничем особенным не выделялась. Как и в других итальянских городах, в ней были храмы, термы, амфитеатр, театр и, конечно, главная площадь – форум. После распада империи Флоренция, как и другие города Италии, пережила сначала набеги варваров, а потом феодальные войны и смуты. Заметный рост Флоренции наметился в IX–X веках, когда в Средней и Северной Италии ремесло отделилось от земледелия и начало складываться товарное производство. Во Флоренции главным образом стали развиваться банковское дело, посредническая торговля и производство тканой шерсти.

К XI веку город подпал под власть крупных и влиятельных сеньоров – герцогов Тосканских, которые правили Флоренцией мягко и умеренно. Население под покровительством герцогов достигло известного благосостояния, город рос и богател. Когда в XII веке владения сеньоров Тосканских распались, Флоренции удалось приобрести внутреннее самоуправление – права «вольной коммуны».

С этой победой флорентийцы вступили в яркий и бурный период своей истории. В свободном городе законодательная власть официально принадлежала всему народу (popolo), а исполнительная власть с 1138 года находилась в руках коллегии консулов, которые избирались сроком на один год от каждого района Флоренции. Как правило, консулами становились рыцари, влиятельные сеньоры и люди знатного происхождения, большое влияние на городские дела имел епископ.

Община флорентийских граждан в то время терпела большие притеснения со стороны мелких вооруженных рыцарей, замки которых тесным кольцом окружали Флоренцию. Рыцари имели дома и в самом городе, поэтому торговцам и ремесленникам трудно было развернуться. И тем не менее сила последних постепенно возрастала: в городе образовалась «денежная знать», владевшая коммерческим капиталом. Она и стала устраивать широкие ремесленные производства, которым предоставлялись льготы, а также торговать не только с другими городами Италии, но и с соседними странами. Эта аристократия была энергичной и предприимчивой, она привлекла в город много крестьян, освободив их от власти земельных сеньоров, правда, тут же подчинив их собственной эксплуатации. Но освобожденных крестьян привлекала более вольная и разнообразная жизнь во Флоренции и участие в общественных движениях, где они порой приобретали значительный вес.

Купцы вели упорную борьбу с промышленной знатью, поэтому к началу XIII века конфликт между этими социальными силами стал неизбежен. Эта борьба окрашивала кровью повседневную жизнь Флоренции, нравы людей ожесточились, ненависть разгоралась не только между социальными группами, но и между родами, семьями и отдельными их членами. Обычными явлениями стали смуты, предательства, заговоры и мщения… Одолевали Флоренцию и бурные события извне. В Италии за светское господство соперничали тогда две власти – священные римские императоры и римские первосвященники, которые добивались не только церковного верховенства, но и светской власти над миром и политикой государств в Европе. Флоренция держала сторону римской церкви, но окончательно освободиться от опеки императоров ей не удавалось. Всевозможные колебания сеяли новую вражду интересов, политических пристрастий и раздоров. В это время и зародились прославившиеся длительной борьбой партии гибеллинов и гвельфов. Гибеллинами в основном были феодалы, поддерживавшие императора; гвельфы, собственно городские круги Флоренции, – сторонники римского папы^[17].

В 1250 году гвельфы одержали победу, изгнали гиббелинов из Флоренции и приняли первую конституцию, которая закрепила права народа. В честь этого славного события Флоренция даже изменила свой герб: раньше на красном фоне помещалась белая лилия, теперь на белом фоне стала красоваться красная лилия. После этой победы во Флоренции была учреждена новая должность – «предводитель народа», который получил высшую исполнительную власть; а «подеста»^[18] утратил свое политическое влияние, сохранив за собой лишь некоторые административные функции.

Несмотря на политические распри и трудности существования, Флоренция росла и давно уже шагнула за старую римскую ограду. Из городских ворот вышли и побежали вдаль целые улицы, за городскими стенами росли новые пригороды, вокруг первоначального ядра Флоренции возникала Флоренция средневековая. К концу XII века понадобилось выросший город вновь окружить второй стеной, однако вскоре и за ней началось дальнейшее расширение города, окруженного очаровательной природой: светлая лента реки, цветы и зелень, темно-синее небо, холмистая равнина…

Сам же город был гораздо суровее: собора и роскошных дворцов, а также прекрасных общественных зданий тогда еще не было. Флорентийцы ощущали себя нераздельной частью родного города, их душа радовалась его блеску и растущей славе. Они горячо любили свой город и, когда достигли некоторого благосостояния, стали заботиться о его украшении. В XII веке горожане еще не могли возводить великолепные новые здания, поэтому начали перестраивать и заново отделывать старые церкви. Самым древним во Флоренции является, наверное, здание баптистерия Святого Иоанна Крестителя, который до середины XII века был главной церковью города и местом крещения новорожденных флорентийцев.

Время создания этого храма точно неизвестно: возможно, он был основан около 488 года, в дальнейшем несколько раз перестраивался, однако сохранил свою первоначальную восьмигранную форму. Фасады своего баптистерия флорентийцы облицевали белым и темно-зеленым мрамором и украсили тройными полукруглыми арками, которые опираются на пилястры с коринфскими капителями. По преданию, баптистерий был возведен на месте античного храма бога Марса, который считался патроном древнего города. Став христианской, Флоренция переменила своего покровителя, однако статую Марса в городе сохранили, только будто бы перенесли на берег реки Арно и поставили у моста. В средние века за нее принимали конную статую, действительно стоявшую там издавна. Среди народа крепко держалось поверье, что от сохранности этого загадочного изваяния зависит благополучие города: погибнет оно, пропадет и слава Флоренции.

Город развивал не только свои материальные богатства, но и духовные силы. В глубоком средневековье Флоренция была одним из наиболее просвещенных городов Италии. От римских времен там остались и действовали школы «семи свободных наук», в городе были и школы, которые епископ устраивал при своем дворе, а также монастырские школы, среди которых особенно выделялись те, которые действовали в обителях францисканского и доминиканского орденов. Они носили церковный характер, но в них изучались и философия и литература. И хотя в то время университета во Флоренции еще не было, но научное преподавание развивалось там в общих школах и в частных ученых кружках. Энциклопедически образованным человеком был Б. Латини, учитель великого Данте: ученый был известен всей Европе, и вокруг него создавалась атмосфера серьезного интереса к знаниям и интеллектуальной жизни вообще.

Для характеристики флорентийцев следует отметить рано развившуюся у них любовь к поэзии и поэтическому творчеству. Поэзию во Флоренции любили и чтили уже в начале XIII века, а в конце его она царила в городе безраздельно. В Сицилию и Северную Италию проникла поэзия провансальских трубадуров: напевы провансальцев, переработки этих напевов со всех сторон обвевали Тоскану, и Флоренция мало-помалу сделалась одним из главных художественных центров на севере Италии. Один провансальский трубадур, напутствуя своего собрата в Италию, говорил ему: «Если будете в Тоскане, ищите приюта в благородном граде Флоренции. Там собираются все таланты, там совершенствуются и украшаются радость, песня и любовь».

К середине XIV века на поверхность городской жизни Флоренции поднялись многие семьи, отличавшиеся неистощимой энергией и деловой хваткой (Строцци, Альберти и др.). Среди них выделился банкирский род Медичи, который к середине XV века был уже одним из самых богатых и влиятельных во Флоренции. Козимо Медичи вошел в историю под именем Старший, и хотя сам он не отличался большой ученостью, но был другом образованности и искусства. При нем составилось ядро знаменитой галереи Уффици, он был первым из Медичи, кто на свои деньги стал целенаправленно собирать произведения живописи и скульптуры для украшения как собственных дворцов, так и города. Примеру Козимо Медичи, которого называли еще «отцом Отечества», следовали и его потомки, поэтому коллекция их постоянно пополнялась.

Шло время, шла вперед и жизнь во Флоренции, отмирало старое и крепло новое мировоззрение – гуманизм, принципиально противоположное идеологии церкви. Хотя условия жизни во многом еще оставались суровыми, но сами люди уже во многом изменились: они осознали прелесть земного мира, главным в котором был признан человек – активный, мыслящий и нравственный. У Франческо Петрарки, предки которого жили во Флоренции, об этом сказано просто и ясно: «…какая польза в том, чтобы узнать природу диких зверей, рыб, птиц и змей и не знать, и даже не стремиться понять, природу человека; уяснить, ради чего мы рождаемся, откуда и куда идем».

Гуманистическое мировоззрение достигло во Флоренции подлинного расцвета, здесь оно стало благодатной почвой для формирования искусства Возрождения. Огромный интерес, пробудившийся в итальянском обществе к миру земному и человеку, обусловил возрождение искусства портрета, которое совсем было угасло в средние века. Первым великим скульптором эпохи Возрождения стал флорентийский мастер Донателло, создавший в 1411—1413-е годы статую Святого Марка, которую установили в одной из ниш в стене церкви Орсанмикеле. Святой Марк у Донателло – это благообразный старец с мягкой бородкой: он стоит в спокойной позе, опираясь на правую ногу и слегка отставив левую. Под красивой длинной одеждой, ниспадающей естественными складками, ощущается крепкая, отнюдь не старческая фигура. Великий Микеланджело говорил, что «никогда еще не видел статуи, столь похожей на порядочного человека, и если евангелист Марк был действительно таким, то его писаниям можно верить».

Новое мировоззрение нашло отражение в архитектуре (Ф. Брунеллески) и живописи, в которой молодой флорентийский художник Т. Мазаччо проявил себя как мастер, в совершенстве овладевший приемами реалистической живописи – светотенью и перспективой. Библейские герои предстают на его полотнах в облике обыкновенных людей, а в некоторых композициях на первый план выступают откровенно простонародные типы.

В конце XV века флорентийцы продолжали заниматься строительством на благо своего города. Когда Микеланджело вернулся сюда из Рима, где он прославился своей скульптурой «Оплакивание Христа», во Флоренции продолжались работы по отделке собора. Во дворе собора находилась прекрасная мраморная глыба, из которой некий ваятель собрался было создать статую, но только испортил мрамор и бросил работу. Микеланджело попросил отдать ему этот мрамор, на что руководители работ охотно согласились: мрамор, мол, все равно испорчен, и потому нечего ему здесь валяться. В 1504 году Микеланджело создал одно из величайших творений мирового искусства, изваяв библейского Давида в момент наивысшего напряжения сил, когда тот готов метнуть из пращи смертоносный камень в Голиафа.

С конца 1504 года в течение четырех лет во Флоренции работал великий Рафаэль, создавая своих знаменитых мадонн. Во Флоренции Леонардо да Винчи cоздал шедевр шедевров, всемирно известную «Джоконду» – творение поистине божественной, а не человеческой руки.

Однако цветущая жизнь Флоренции была прервана в конце XV века нашествием армии французского короля Карла VIII. Так как целью французских войск было завоевание Неаполя, они вскоре покинула Флоренцию, но жизнь в восстановленном городе оказалась не очень радостной. Фактическим хозяином города сделался молодой монах-доминиканец Д. Савонарола, который появился во Флоренции еще в 1480-х годах и уже тогда стал центром всеобщего внимания. Неистовый монах был убежден, что Господь направил его в мир для искоренения пороков высшего духовенства и светских властителей. Флорентийцы охотно внимали его пламенным речам, так как в них было много правды. Однако увлекшиеся поначалу горожане не сразу уразумели, что зажигательные речи Савонаролы направлены не только против пороков конкретных лиц, но и вообще против радостей земных. Придя к власти, Савонарола обрушил свой гнев на все мирское, сжигал на костре произведения Данте, Ф. Петрарки, Д. Боккаччо; уничтожал «непристойные» рисунки, гравюры, скульптуры, а также «множество «сладострастных предметов, зеркала, карты, шахматные доски… различные благовония и всяческие вещи подобного рода, возбуждающие похоть». Вскоре из атмосферы Флоренции исчезло ощущение всех прелестей земных, мысль и энергия оказались обречены на апатию, к тому же вследствие экономических неурядиц в городе начались беспорядки и голод. Безумный монах понятия не имел, как совладать с этими бедами, и еще больше стал бичевать пороки и самозабвенно молиться. Благополучие флорентийских дельцов напрямую зависело от связей с миром реальным, и потому их союз с юным фанатиком был невозможен. Против Савонаролы возбудили судебное дело, потом папа Александр VI отлучил его от церкви, и в мае 1498 года он и два его приверженца были казнены на площади Синьории.

Флоренция – сравнительно небольшой город, но он сыграл поистине великую роль в истории мировой культуры. Даже среди других городов Италии, богатых историческими и художественными памятниками, этот цветущий город по праву считается сокровищницей искусства. В нем, как уже говорилось выше, возникло и расцвело искусство Ренессанса, когда мысли и чувства людей после многих веков средневековья вновь обратились к земному миру. В 1403 году Л. Бруни сочиняет «Похвалу Флоренции», прославляя ее как самый совершеннейший из всех городов. В 1404 году К. Салутати называет город «цветком Тосканы, зеркалом Италии»:

Лондон

Сначала этим именем назывался небольшой кельтский поселок, хотя история до сих пор точно не определила эпоху, когда кельтские племена бретонцев водворились на месте нынешнего Лондона. Потом римляне построили здесь укрепленный лагерь, и долгое время (ровно 400 лет) в стране продолжалось римское владычество: Юлий Цезарь первый раз высадился здесь в 55-м, а второй – в 54 году до нашей эры. Но основное завоевание Англии началось лишь при императоре Клавдии в 43 году уже после Рождества Христова.

Лагерь римских легионеров как раз совпадал по территории с теперешним Сити, хотя с тех пор этот район и значительно расширился. Под римским владычеством Лондон впервые принял вид настоящего города. К этому времени он был уже довольно значительным торговым пунктом, римская башня, заканчивавшая стену Сити, стояла на месте нынешнего Тауэра, а холм, где сейчас возвышается собор Святого Павла, раньше был увенчан римским храмом Дианы.

Впоследствии Лондон очень сильно пострадал во время ожесточенной борьбы между королевой Баадикеей и римлянами. Город был истощен и осадой 367 года, пока не высадился и не рассеял нестройные ряды осаждавших полководец Феодосий. Но, несмотря на свое значение, в те времена Лондон еще не был возведен в ранг столицы.

Археологические остатки той отдаленной эпохи очень скудны, и самым главным является так называемый Лондонский камень, вправленный в фасад одной из церквей. Ученые относят его к III веку, когда во времена римского владычества камень находился в центре лондонского форума: от него расходились все дороги и отсчитывались расстояния.

Римляне ушли из Британии в 412 году, но окончательно их владычество прекратилось только к середине V века, когда в стране водворилась старинная бретонская власть. Однако воинственные и более сильные соседи еще долго мешали бретонцам установить свою полную самостоятельность. В 585 году страну покорили саксы, основавшие в ней семь своих графств: в их числе было и графство Эссекс, в пределах которого находился тогда Лондон. Когда саксы приняли христианство, Лондон стал резиденцией их первого епископа.

К началу XI века Лондон находился в расцвете своего развития, и король Эдуард Исповедник сделал город столицей Англии. Однако после битвы при Гастингсе, несчастливой для страны, победоносный предводитель норманнов Вильгельм Завоеватель торжественно короновался в Вестминстерском аббатстве английской короной. Римские стены, подновленные и укрепленные, служили лондонцам не только для обороны от внешнего врага, но и для защиты от королевской армии. Норманнские короли, завладев Лондоном, не рискнули поселиться в центре Лондона среди враждебного населения. Они стали укрепленным лагерем у стен Сити, а потом и свою стоянку обнесли стенами. Так возник Тауэр, и так существовали бок о бок Сити за своими стенами и король за укрепленными башнями Тауэра. Вскоре он даровал жителям Лондона первую хартию, в которой обещал сохранить в силе все их старинные права.

Крепостной замок Тауэр, таким образом, строился не только для контроля над устьем Темзы, но и для острастки непокорных горожан. Однако Тауэр был лишь частично построен Вильгельмом Завоевателем, потом он расширялся и перестраивался при многих королях.

За долгие годы своей истории Тауэр выполнял различные функции. В средние века в его стенах чеканили монету, позднее в нем хранился государственный архив и находилась обсерватория, пока ее не перевели в Гринвич. И, конечно, с самого начала своего существования Тауэр, как и другие средневековые крепости и замки, служил тюрьмой и местом заключения пленных коронованных особ. Пленниками Тауэра были французский король Жан Добрый, герцог Орлеанский, здесь 25 лет просидел Шарль Орлеанский. В 1535 году в замке был казнен знаменитый мыслитель Томас Мор, мечтавший о Городе Солнца. Туристам и сейчас показывают место у «Ворот изменников», где дочь великого гуманиста, прорвав кордон стражи, в последний раз бросилась на шею отцу.

Сегодняшний Тауэр стоит на широком поле коротко подстриженной травы. Высокие стены, казематы из потемневшего камня, засыпанные рвы… Узкими бойницами хмуро глядят на Темзу его квадратные башни, туда же смотрят жерла старинных пушек, поставленных на газоне у парапета набережной. Место прежнего вала теперь превращено в сад и плац для военных учений.

Среди многих достопримечательностей старинного замка есть низкий дом, построенный в голландском стиле королем Генрихом VIII. Сейчас в нем обитает коннетабль – комендант Тауэра, а во время Второй мировой войны здесь содержался Герман Гесс, заместитель Гитлера по партии, посланный им в Англию. В кабинете коннетабля стоит старинная алебарда, связанная с давней традицией: если ее острие было повернуто к преступнику, когда его везли по городу, все знали: он осужден на смерть. Мимо комнаты коннетабля можно пройти в большую темницу, где некогда томились Т. Мор и У. Рэйли – знаменитый мореплаватель, пират и одновременно известный английский поэт начала XVI века.

В Тауэре до сих пор совершается знаменитая церемония «Ключи королевы», которая происходит у одной из башен, где находится внутренний двор.

Эта церемония не прерывалась ни разу в течение более 700 лет, даже во время войны: только тогда солдаты были одеты в защитную форму.

Старина обступает вас в Лондоне на каждом шагу. Вот, например, в котелке и с лестницей в руках едет на велосипеде фонарщик. Неторопливо останавливается у каждого газового фонаря, приставляет лестницу, так же неторопливо залезает наверх и зажигает фонарь. А рядом с ним сверкает и переливается танцующими огнями неоновая реклама…

На стенах многих лондонских домов до сих пор красуются «опознавательные» знаки, заменявшие номера в те дни, когда посыльные и кучера еще не обучались грамоте. То это изъеденный временем барельеф, то голова мавра в тюрбане или грифон с отбитым носом… Таверны, приютившиеся в подвалах, гордятся своими знаменитыми посетителями. Как утверждают, в «Черте» засиживался Д. Свифт, в «Старом чеширском сыре» – У.М. Теккерей и Ч. Диккенс. Так же знаменит и один из старинных викторианских особняков на Бейкер-стрит, хотя писатель А.К. Дойл никогда в нем не жил. Но более ста лет назад он поселил здесь, в доме 221-б, знаменитого сыщика-детектива Шерлока Холмса и его друга доктора Ватсона.

До середины XVI века почти весь Лондон еще умещался в стенах Сити, небольшие слободы за его стенами тянулись на север и восток, а в западной стороне располагались Вестминстер, королевский дворец, здание парламента и некоторые другие постройки. Мало-помалу этот поселок стал разрастаться; дорога, которая вела сюда от Сити, начала обстраиваться домами и превратилась в улицу. Однако к северу от этой улицы еще в начале XVII века простирались поля, луга и деревни.

Только к XIX веку Лондон расширился во все стороны, Вестминстер вплотную сросся с Сити, а слободы превратились в пригороды. Но даже и в это время Оксфордская улица имела только один ряд домов (на северной стороне), а дальше шли луга и поля. Пригороды были заселены мало, ряды домов здесь перемежались пустырями, лугами и парками.

Рост пригородов стал возможен только с развитием путей сообщения: кроме железнодорожных линий, Лондон обслуживался еще подземной дорогой, омнибусами и трамваями. Первая подземная дорога была построена в английской столице в 1863 году. Комфортабельные, ярко освещенные вагоны мчались по узкой трубе, вентиляция здесь была образцовая: само движение поездов по трубам (всегда в одном направлении) способствовало циркуляции воздуха. Подземная дорога несколько раз проходила под уровнем дна Темзы, и для городского движения река уже не была препятствием: ее берега соединяли 25 мостов и четыре тоннеля.

Чтобы познакомиться с английской столицей, лучше всего сесть на второй этаж знаменитого красного лондонского автобуса и проехать на нем, обозревая достопримечательности этого древнего города. Самый лондонский район – это деловой квартал Сити, расположенный между Вестминстером и Тауэром. В административном отношении Сити делится на округа и приходы, и хотя по своим размерам этот «город в городе» совершенно невелик по сравнению со всем Лондоном, зато каждый дом здесь – настоящий дворец.

Чуть ли не касаясь друг друга фасадами, вздымаются солидные здания контор, банков, страховых и коммерческих компаний. Однако улицы Сити узки и извилисты, и дома здесь словно лезут друг на друга, так как район этот очень старинный. Еще в 1600 году купцы из Сити учредили особый синдикат для торговли с Восточной Индией, и с тех пор обособивший себя от всего Лондона район ревностно защищает свои привилегии, дарованные королевскими грамотами и парламентскими актами. По своему деловому значению Сити – это подлинное сердце Лондона и «контора всей Англии», недаром его герб служит и гербом английской столицы.

Одной из самых привлекательных достопримечательностей города являются и лондонские парки, которые мало напоминают парки других стран. В них почти не встречаются статуи и фонтаны, мало клумб и цветов. Скорее, они напоминают сельский пейзаж, и у каждого из них свое лицо. Например, в Кенсингтонском саду чаще всего можно застать обычную воскресную идиллию. Громадные пруды с плавающими в них птицами – величавыми лебедями, разноперыми утками, стаями стремительных чаек… Матери и няньки толкают перед собой детские коляски, маленькие дети кормят птиц или пускают по воде кораблики. Но здесь можно встретить и седого джентльмена, который пускает по воде свой пароходик так же деловито и самозабвенно, как и ребенок. В 1921 году в Кенсингтонском парке поставлен памятник вечно юному Питеру Пэну – герою сказочной повести Д. Барри: он вырос за одну ночь, как и полагается в сказке, и памятник этот полюбился лондонцам самых разных возрастов.

На главную аллею сада выходят цветники Кенсингтонского королевского дворца, в котором родилась и провела свое детство королева Виктория. В саду воздвигнута статуя королевы, а в южной части сада возвышается монументальный памятник ее мужу – принцу Альберту.

Своей особой жизнью живет знаменитый Гайд-парк, получивший свое название от замка Hyde’a, который первоначально принадлежал монастырю Святого Петра Вестминстерского. Главный вход в парк ведет с площади Пикадилли через колоннаду монументальных ворот, которая является копией с афинских Пропилей. Слева от входа возвышается знаменитая статуя Ахилла, воздвигнутая в честь герцога Веллингтона. Со стороны Оксфордской улицы находится другой монументальный вход в Гайд-парк, который представляет собой мраморную арку в римском стиле с барельефами знаменитых скульпторов. Первоначально она была воздвигнута перед Букингемским дворцом, но потом ее перенесли сюда.

Гайд-парк – один из самых интересных уголков Лондона, и знаменит он прежде всего своими митингами. Из всех его уголков раздаются голоса, силящиеся перекричать шум и гомон снующей мимо толпы: проповедник новой секты, представитель общества трезвости, ораторы рабочей партии, гринписовцы… Здесь можно натолкнуться на все оттенки мысли, познакомиться с различными мировоззренческими концепциями, ни один круг идей не остается здесь не представленным.

Как Париж немыслим без Эйфелевой башни, так нельзя представить и Лондон без знаменитого Биг Бена. Эта готическая башня Вестминстерского дворца давно уже стала одним из символов английской столицы. Однако есть у Лондона и еще один символ, может быть, не такой парадный и величественный, как Биг Бен, но не менее известный. Это статуя юного крылатого существа, венчающая фонтан на Пикадилли. Лондонцы назвали скульптуру «Эросом», хотя ее автор А. Гильберт намеревался создать ангела милосердия. Но вот уже более 100 лет шаловливое крылатое божество, отлитое из алюминия, парит над фонтаном со своим изящным оружием – маленьким луком и стрелами.

Одной из важнейших площадей Лондона является Чаринг-кросс, от которой получил название и весь округ. В XII–XIII веках на этом месте располагалась деревушка «Charring», в центре которой король Эдуард I в 1291 году воздвиг крест (сross) в память о своей супруге. Крест этот через 350 лет был уничтожен революционным парламентом Англии.

Северная часть Чаринг-кросс с 1830 года называется Трафальгарским сквером. Это одна из красивейших площадей Лондона, названная в честь победы адмирала Г. Нельсона над франко-испанским флотом в 1805 году. По своему архитектурному исполнению Трафальгар-сквер – единственная в Лондоне площадь, напоминающая подобные площади в других европейских столицах.

В южной части Трафальгарской площади воздвигнута конная статуя короля Карла I. Статуя эта была выполнена в 1633 году, но из-за начавшейся революции поставить ее не успели. Революционный парламент продал статую одному котельщику, обязав его обязательно перелить ее. Однако котельщик объявил потом, что он распродал ее по частям – и друзьям, и недругам Стюартов. Когда же произошла реставрация королевской власти, эта статуя вдруг оказалась в полной сохранности и была воздвигнута на месте эшафота, на котором погибли члены парламента, подписавшие смертный приговор королю.

В центре Трафальгарской площади возвышается грандиозная колонна Нельсона. Сам адмирал в сражении при мысе Трафальгар погиб, но сцена его смерти, а также эпизоды крупных морских битв, выигранных им ранее, представлены на бронзовых рельефах, украшающих пьедестал колонны.

На Трафальгарской площади всегда много народу. По ней идут и едут по делам, прогуливаются и отдыхают на ступеньках музеев, кормят голубей и с ними же фотографируются. Голуби так доверчивы, что «позируют», сидя на руках и даже на головах всех желающих.

О, Париж!

^{Собор Парижской Богоматери. Правый фасад}

Сейчас доподлинно известно, что Париж возник прямо посреди Сены на маленьком островке Сите. Первоначально это было одно из тех укреплений, которые строились галлами, чтобы облегчить охрану мостов и обеспечить безопасность дорог. Париж долгое время весь умещался на этом острове, который тогда был даже меньше нынешнего.

Первое в истории упоминание Парижа и населявшего его племени относится к 53 году до нашей эры, когда Юлий Цезарь созвал сюда в Лютецию (город паризиев) представителей покоренных народов. Попав под власть римлян, Париж вошел в состав Лионской провинции, где часто гостили римские императоры. В самом конце V века Париж открыл свои ворота перед франками, и в 508 году король Хлодвиг из династии Меровингов поселился во дворце Тэрмов, построенном на левом берегу Сены еще римским императором Константином Хлором.

При королях династии Каролингов Париж в своем развитии как будто пошел к упадку. Карл Великий редко бывал здесь и даже перенес отсюда свою резиденцию. При его преемниках Париж несколько раз подвергался разрушительным нашествиям норманнов, и король Карл Лысый даже повелел пристроить к уже существующей городской стене еще три деревянные башни, возведенные на каменном фундаменте. На смену этим владыкам пришли короли из династии Капетингов, которые соорудили вторую городскую стену, но сейчас место ее расположения в точности неизвестно.

Одной из важных вех в развитии Парижа было время правления короля Филиппа-Августа. В этот период в городе было построено много монастырей, больниц, школ, рынков, фонтанов, водопроводов и прекрасных церквей. Именно в это время было начато строительство знаменитого Нотр-Дам де Пари, описать который лучше, чем это сделал В. Гюго в своем романе «Собор Парижской Богоматери», невозможно.

Огромное здание собора стоит на площади рядом со старинными домами и угрюмым, словно изборожденным морщинами парижским госпиталем. На этой площади танцевала цыганка Эсмеральда с козочкой; отсюда, с паперти собора, следил за нею брат Фролло; по химерам Нотр-Дам де Пари карабкался трагический горбун Квазимодо. По соборной площади шествовали короли и королевы Франции, и до конца XVII века собор хранил на себе печать XIII века.

Впоследствии, почти до середины XIX века, он подвергался неумелым и варварским переделкам, а революция вообще изгнала из Нотр-Дам де Пари христианский культ, провозгласив собор в ноябре 1793 года храмом Разума. В нем зажгли светильники Истины, и балерина Майер, восседая на престоле и олицетворяя богиню Разума, принимала соответствующие почести. Ее окружала свита дев, которые без всякого стеснения отдавались поклонникам Разума в тех 37 часовнях, которые окружали внутренние стены собора. Наполеон Бонапарт в 1802 году прекратил эти оргии и возвратил храм христианскому культу, а потом под готическими сводами Нотр-Дам де Пари был провозглашен императором.

Для обеспечения безопасности Парижа при короле Филиппе-Августе на левом берегу возводится третья городская стена. Для ее сооружения был введен первый городской налог, который в течение последующих веков уплачивался за въезд в городские ворота с провизией.

Около 1204 года король Филипп-Август начинает перестройку Лувра, приблизительно в это же время парижские школы с их 20 000 учащимися были объединены в университет. Во время правления короля Людовика XI в Париже учреждается еще восемь новых учебных заведений, среди них и знаменитая Сорбонна.

В XIII веке Робер де Сорбон, духовник короля Людовика Святого, основал на берегу Сены скромную школу богословия. Сначала в ее классах не было ни столов, ни скамеек, зимой пол устилала солома, а летом – трава, на которой и сидели школяры. Со временем задачи Сорбонны расширились, скромная школа превратилась в Парижский университет, куда потянулись со всей Европы ученые, странствовавшие из одного университетского города в другой. Самое старое здание университета было построено в 1629 году по приказу кардинала Ришелье – того самого, с которым враждовали отважные мушкетеры из романа А. Дюма.

Разные эпохи оставили в Париже лабиринты узеньких улочек с обшарпанными домишками, мансардами и решетчатыми деревянными ставнями. Многие из них освобождены от автомобильного движения и полностью отданы пешеходам, как, например, живописный уголок около церкви Сен-Северэн. Крошечные лавочки, кафе и ресторанчики идут на этих улочках не только сплошной стеной, но зачастую и громоздятся друг над другом. Кухни здесь не прячутся за глухой стеной, они отгорожены от улицы лишь прозрачным стеклом, и потому ароматы специй просачиваются изо всей щелей.

Париж непрерывно строится и обновляется, причем новое часто вызывает взрывы страстей. Короля Людовика XIV критиковали за Версаль, Г. Эйфеля – за башню, сейчас спорят о Бобуре.

Возведенная для Всемирной выставки в 1889 году, Эйфелева башня породила гнев одних и вызвала восхищение других. С протестом против ее строительства выступили видные деятели французской культуры (Ги де Мопассан, А. Дюма-сын, Ш. Гуно и др.). Жители близлежащих кварталов даже подали в муниципалитет жалобу, возмущаясь «покушением на красоту Парижа». Но Эйфелева башня тем не менее устояла, а Г. Форд даже пытался ее купить и перевезти в Америку. Сейчас башня стала «самой знаменитой парижанкой», ее воспевали многие художники и поэты. А памятник гениальному создателю этого сооружения невзрачно примостился под самой башней – в одном из ее углов, и замечает эту зеленоватую фигуру разве что один турист из ста.

В Париже рядом со всем известной достопримечательностью всегда обнаруживается что-нибудь неожиданное и интересное. Не все, например, знают, что под площадью Бастилии протекает канал Сен-Мартен, где на катерах и баржах живут люди. Этот канал строили для перевозки грузов, а для подхода барж к складам и рынкам не нужно было никаких «архитектурных излишеств». Канал Сен-Мартен был очень функционален, а аромат времени могут навеять высокие и низкие, плоские и горбатые мосты, нависшие над его шлюзами.

От самой Бастилии сейчас остался лишь ее контур, выложенный булыжником на площади, да несколько камней в вестибюле станции метро. Посреди площади стоит позеленевшая от времени колонна высотой 52 метра, увенчанная позолоченным крылатым гением Свободы. Но сооружена она не в память взятия этой знаменитой парижской тюрьмы. В XIV веке король Карл V начал на этом месте возведение крепости, которая затем стала тюрьмой: сначала боялись врагов внешних, потом короли стали опасаться своих свободолюбивых подданных. В июле 1789 года восставшие парижане взяли Бастилию штурмом, а потом разрушили ее и сровняли с землей.

Начать прогулку по Парижу лучше всего с места встреч и свиданий – бульвара Сен-Мишель, расположенного в Латинском квартале. Здесь, в его узких и кривых улочках, – сердце Латинского квартала, столицы веселого племени французских студентов, где всегда царит шумная молодежная сутолока.

В Латинском квартале находится и знаменитый Люксембургский дворец, выстроенный в начале XVII века по повелению Марии Медичи. Сначала архитектор С. Деброс приступил к разбивке большого регулярного сада и только через два года – к возведению самого дворца. Сейчас прекрасный вековой парк – это подлинный зеленый остров, раскинувшийся в плотной застройке Парижа. Еще писатель Н.М. Карамзин в «Письмах русского путешественника» отмечал: «Сад Люксембургский был некогда любимым гульбищем французских авторов, которые в густых и темных его аллеях обдумывали планы своих творений… Туда приходил иногда печальный Руссо говорить со своим красноречивым сердцем, там и Вольтер в молодости нередко искал гармонических рифм для острых своих мыслей».

Люксембургский дворец напоминал дворцы Флоренции, по которым тосковала Мария Медичи, став супругой французского короля. Их любви была посвящена «Галерея Рубенса» – настоящая жемчужина всего дворцового комплекса.

Одним из самых выдающихся исторических памятников Парижа является Триумфальная арка. Когда-то из-за потока машин к ней трудно было подойти, но теперь под площадью проведен подземный ход и можно спокойно подняться на лифте на 50-метровую высоту, чтобы сверху полюбоваться чудесной панорамой Парижа.

Триумфальную арку начали возводить в 1806 году, но не для прославления императора Наполеона. Она сооружалась 30 лет и была закончена уже при короле Луи-Филиппе. Но Людовик XVIII не особенно спешил с возведением памятника: семь лет строительная площадка пустовала. И только когда герцог Ангулемский одержал победу в Испании, королю пришла в голову блестящая мысль: пусть арка прославляет именно эту победу. А после революции 1830 года Луи-Филипп решил вновь использовать арку: он повелел продолжить строительные работы, но объявил, что монумент будет посвящен «Славе французской армии с 1792 года». Таким памятник, открытый 29 июля 1836 года, является и поныне. Триумфальную арку украшают величественные барельефы, символизирующие Марсельезу, Триумф, Сопротивление и Мир, а также изображающие различные эпизоды французской военной жизни.

Бесчисленны музеи, художественные салоны, выставки и просто маленькие магазины, наполненные скульптурами и сувенирами. Если закрыт Лувр, то всегда открыты ателье художников и торговцев антиквариатом в Латинском квартале. Зимой и летом, днем и ночью выставлены картины на живописной площади Тертр, венчающей холм знаменитого Монмартра, откуда в большое искусство шагнули многие художники, взращенные в его атмосфере.

Для гостей французской столицы Монмартр – это «Мекка развлечений», однако само название этого известкового холма в 100 с лишним метров высотой совсем не веселое. Оно произошло от латинского слова «mons Marturum» («Гора мученика»), так как, по преданию, здесь был обезглавлен Святой Дионисий – первый епископ Парижа. Другое предание повествует, что на этом месте в 292 году были замучены христиане, а в XII веке на месте их мученической смерти был возведен монастырь, от которого сейчас осталась церковь Сакре-Кер («Священное сердце»). В своем нынешнем виде храм, построенный на общественные деньги в память о снятии осады Парижа в 1871 году, был возведен архитектором Абади. Несмотря на свое романо-византийское происхождение, эта базилика органично вписалась в парижский пейзаж: ее большой купол, подобный снежной вершине, и четыре малых видны из многих точек города.

А слева от площади кипит другая жизнь, навечно вобравшая в себя художнический дух Монмартра. На площади Тертр, некогда тихой и задумчивой, сейчас целый день шумит красочная людская круговерть. Здесь и сидящие с мольбертами художники, и многочисленные туристы со всех концов света. Непередаваемое очарование царит в этом столпотворении вокруг усердно сосредоточенных живописцев, которые сидят на таких же складных стульчиках и креслицах, какие были и сто лет назад. Весь Монмартр до сих пор пронизан духом славного прошлого – духом «свободной земли свободных художников», где бывали О. Домье, О. Ренуар, К. Моне, М. Утрилло и многие другие, кто рисовал свою первую любовь – Париж.

После Первой мировой войны свободные художники перекочевали на Монпарнас. Это квартал аристократической богемы – писателей, поэтов и художников, которые в свое время группировались в прославленных кафе «Купол» и «Ротонда». А в «Мулен Руж» («Красной мельнице»), например, много времени проводил А. де Тулуз-Лотрек. Не жалея себя, он схватывал кончиком кисти причудливые образы ночной жизни старого доброго кабаре, легкие движения танцоров, их торжество на сцене и личные драмы в жизни. Не признанные официальным искусством, артисты кабаре «Мулен Руж» достигли своего настоящего величия на афишах А. де Тулуз-Лотрека.

В 1977 году на старой улице Бобур был открыт Национальный центр искусства и культуры имени Жоржа Помпиду. В нем разместились картинная галерея современного искусства, выставочные залы, богатая библиотека, коллекция диапозитивов, собрание грамзаписей: каждый посетитель может соприкоснуться здесь с наукой, искусством и культурой, но по поводу самого здания развернулись бурные споры. На конкурс был подан 681 проект, но первое место заняли не французы. Жюри конкурса назвало победителями итальянца Р. Пьяно и англичанина Р. Роджерса, по проекту которых в старинный парижский квартал вписалось здание высотой 50, длиной – 150 и шириной – 50 метров.

Необычный вид Бобура снискал ему много названий: «ангар искусств», «супермагазин культурного самообслуживания», «предприятие по переработке культуры». На первый взгляд Бобур действительно напоминает то ли стройку, с которой не сняли леса, то ли промышленное предприятие с выведенными наружу лестницами, эскалаторами, переходами, вентиляционными трубами и т. д. Через месяц после открытия Бобура художник Б. Лоржу вместе с другими представителями культуры начал сбор подписей против этого музея. Он утверждал, что создатели здания вступают на путь тех музеев, где вместо произведений искусства выставляются кучи угля и отбросы. Но были и другие мнения, и прежде всего – это огромные очереди у входа в Бобур. Сам архитектор Р. Пьяно сравнивал здание с чем-то вроде космического корабля и говорил: «То, что было сооружено, предназначено не для той культуры, которая существует сейчас, а для той, какая будет через несколько десятилетий».

Париж непостижим, о нем нельзя рассказать даже тысячной доли. Вот незабываемо красивая улица Елисейские поля, которые точнее следовало бы назвать Элизейскими. Королю Людовику XIV понравилось название из греческой мифологии «Элезиум» – место, где чистые души праведников обретали блаженство.

Знаменитая площадь Согласия еще в XVI веке располагалась за городом, а план ее был намечен лишь при короле Людовике XVI, имя которого она и носила первоначально. На площади стояла и конная статуя короля, про которую говорили: «Он здесь, как в Версале, без сердца и внутренностей». В 1792 году восставшие парижане свалили эту статую, а площадь переименовали в Революционную. Через год здесь были казнены король Людовик XVI и Мария-Антуанетта. Когда королеву в телеге везли на казнь, ее зарисовал из окна своей комнатушки молодой художник, тогда еще никому не известный. Потом он стал всемирно известным Давидом, а кусок картона с наброском головы, которая через час скатилась с плеч, теперь находится где-то в Америке. На этой площади были казнены Робеспьер, Дантон и другие революционеры: за два года террора – около 2800 человек. Когда потоки крови и братоубийства прекратились, в октябре 1795 года площади было дано ее нынешнее название. На площади Согласия после побед 1812–1813 годов бивуаком стояли русские казаки, и ими очень интересовались многие парижанки…

Русский Париж! Это прежде всего мост Александра III, построенный на русские деньги. Кроме того, российский император сам положил первый камень в его основание. С одной стороны моста расположено литое изображение каравеллы, с другой – изображение двуглавого орла.

Об истории улиц с русскими названиями мало кто знает. Вот, например, от высокой серой башни на площади Шатле начинается Севастопольский бульвар. Когда-то эта башня служила церковной колокольней, а теперь в ней видны лишь щелевидные окна, перемежающиеся нишами, скульптурами и башенками…

На Севастопольском бульваре находились скотобойни, рыбные, мясные и сырные лавки «чрева Парижа». Главный парижский рынок – целый город, который занимает огромный район недалеко от центра. Днем он спит, и только уборщики расчищают бесконечные горы листьев, стружек, опилок, досок от ящиков, бумажных и пластиковых пакетов. Но ночью!..

Ночью со всех концов Франции и из-за границы, сверля мглу яркими фарами, мчатся по автострадам мощные рефрижераторы. Фрукты Лазурного берега, устрицы Северного моря, вина Бордо и Бургундии, цветы из Голландии, маслины из Испании, мясо, овощи, дичь, рыба – все это мчится в Париж. Шум и оживление наполняют огромные крытые ангары, в подземельях которых расположились холодильники.

К 6 часам утра рынок затихает, готовясь к торжественной минуте открытия. И вот появляются первые покупатели-оптовики – представители крупнейших ресторанов, продовольственных магазинов, хозяева «бистро». То, что останется, разбирают домохозяйки, и к 10 часам утра рынок пуст – все продано.

Севастопольский бульвар – это не единственная в Париже улица с русским названием. Туристы иногда думают, что названия эти увековечивают имена крымских городов, сел и речушек, на самом деле они названы в честь побед Франции в Крымскую войну 1853–1856 годов: так Наполеон III отмечал свои ратные завоевания.

Своим прекрасным, чисто русским видом пленяет каждого церковь Святого Сергия Радонежского. Она поставлена на кирпичное основание, но сама вся деревянная, резная, словно северная русская изба. На парижской улице Дарлю расположен православный собор Святого Александра Невского: в нем по воскресеньям проходят службы и можно встретить потомков тех, кто после Октября 1917 года оказался в Париже.

Многие люди во всем мире мечтают побывать в Париже, этот город будоражит воображение даже больше, чем, например, Рим или Нью-Йорк. Парижем восторгаются, в него устремляются, и каждый рассказывает историю «своего» путешествия, потому что Париж, как сказал Э. Хемингуэй, – это «праздник, который всегда с тобой».

Средневековый город Кёльн

Экономическое значение Кёльна определилось довольно рано, уже к XI веку город стал одним из крупных центров европейской торговли. В нем было много рынков, в том числе и специализированных – мясных, рыбных, овощных, хлебных и других. Купцы Кёльна торговали со всей Европой – Англией, Францией, Италией, Норвегией, Русью, имели свои представительства во многих городах. Торговая палатка кёльнских купцов в Лондоне находилась под покровительством самой английской королевы.

Однако лицо средневекового Кёльна определяла не только торговля. Город разрастался за счет своих пригородов, так что в Х – ХII веках его три раза обносили стенами. Один английский монах, побывавший в Кёльне в XI веке, назвал его «центром Германии, городом первой величины». И в этом не было никакого преувеличения, так как тогда в Кёльне проживало около 20 000 человек. Нужды горожан обслуживали ремесленники более 50 профессий: гончары, кожевники, пекари, каретники, сапожники, мельники и т. д. Изделия городских ювелиров и оружейников были известны по всей Германии и за ее пределами.

Важное положение занимал Кёльн и в политической системе Германии. Как отмечает в своем исследовании Л.Н. Солодкова, еще в Х веке кёльнский сеньор в лице архиепископа получил герцогский титул. Архиепископы Кёльна с давних времен владели землями, виноградниками, солеварнями и недвижимостью как в самом городе, так и в его окрестностях. Вместе с герцогским титулом они получили еще и право оставлять в своей казне две трети доходов от рынков, судопроизводства и монетного двора, собирали дорожные пошлины со всех въезжающих в Кёльн и выезжающих из него, за провоз товаров по Рейну, рыночные пошлины с продуктов и товаров первой необходимости и т. д. Таким образом, все, что можно было извлечь из городского хозяйства, присваивал себе сеньор-архиепископ.

Естественно, что население города не могло мириться с таким положением и часто бунтовало. В 1074 году оно подняло восстание против архиепископа Ганнона II, причем в нем впервые приняла участие и городская знать – «почтеннейшие, первейшие граждане». Поводом к восстанию послужило приказание архиепископа раздобыть для его гостя, мюнстерского епископа, подходящий корабль. Слуги архиепископа захватили корабль одного купца и выкинули с него все товары. Потом, как это водится, завязалась драка между людьми епископа и купеческим сыном и его товарищами.

Весть об этом случае быстро разнеслась по городу, возмущенные горожане окружили епископский дворец, стали бросать в него камни и грозить оружием. Архиепископ вынужден был сначала скрыться в соборе, а потом ночью тайно бежать из города. Через какое-то время кёльнский архиепископ жестоко расправился с горожанами: шестистам богатым купцам удалось бежать из города, но вызванное войско разрушило их дома и разграбило город. Некоторые из зачинщиков были ослеплены, других высекли розгами, Ганнон II наложил на горожан огромный штраф и отлучил их от церкви. В результате подавления восстания Кёльн был доведен почти до полного запустения.

Но к XII веку горожане добились для Кёльна вольностей, которые закрепили их право иметь своих представителей в органах государственного управления. Интересы кёльнцев выражали, конечно, наиболее богатые горожане, то есть купцы, причем наиболее знатные из них. Поэтому и появилась в Кёльне примерно в середине XII века необыкновенная корпорация «Цех богатых». Через несколько десятилетий эта корпорация забирает в свои руки контроль над деятельностью ремесленных цехов, фактически устранив архиепископа от управления цехами и вмешательства в свои собственные дела.

Однако средневековая жизнь Кёльна сводилась не только к борьбе горожан против сеньора-архиепископа. Издавна незаурядным, своеобычным и красочным событием был в Кёльне карнавал, за что город часто называли «северной Венецией». Страсть кёльнцев к шумным гуляньям идет еще от древних римлян с их сатурналиями – праздниками в честь Сатурна. Ведь именно Кёльн в начале нового летоисчисления стал столицей Нижней Германии и назывался Colonia Claudia Ara Agrippinensium – в честь своей знаменитой уроженки Агриппины-младшей (супруги императора Клавдия и матери Нерона).

К чувственной римской радости добавились тевтонская тяжеловесность, языческая страсть к переодеваниям в звериные шкуры, что впоследствии часто вызывало неудовольствие церкви. Правда, она действовала и кнутом (вплоть до жестоких штрафов и даже заключения ослушников в тюрьму), и пряником, смотря иной раз сквозь пальцы на такие, например, еретические действа, как избрание «папы дураков». В знаменитом Кёльнском соборе^[19] и по сей день подлокотники кресел на хорах сохраняют резные изображения шутовских рож.

В 1794 году, когда Кёльн был оккупирован войсками революционной Франции, по городу был расклеен приказ, подписанный генералом Дарье: «Злоумышленники, которые… принимают любую окраску и используют всякую возможность, дабы нарушить общественный покой и порядок, безусловно, не упустят того, чтобы воспользоваться карнавалом для разжигания смуты». И генерал запретил «надевать всякие маски и бегать туда-сюда по улицам, в одиночку либо группами». Шесть лет понадобилось французам, чтобы убедиться в безобидности кёльнских ряженых, и только в 1800 году запрет на проведение карнавалов был снят. Хронист Г.Т. Фабер так описывал карнавал 1800 года: «Артистами становились люди всех возрастов и сословий, а сценой – весь город. Невероятных размеров парики из пакли и льна, чудовищные носы, размалеванные всеми цветами и усеянные сотнями бородавок; там маски гермафродитов, под которыми не угадаешь ни пола, ни сословия, ни отечества».

В 1815 году Кёльн утратил статус вольного города и подпал под власть Пруссии, правители которой тоже омрачали жизнерадостность его жителей. Но в 1823 году была создана специальная «Праздничная комиссия», которая и ввела веселый нрав кёльнцев в строгие организационные рамки. С того времени это веселое торжество не проводилось в городе только шесть раз – во время и после Второй мировой войны, когда на месте прекрасного города остались лишь руины.

Возрождение и самого Кёльна, и его карнавалов стало составной частью «немецкого экономического чуда». Причина его отчасти заключается и в том, что даже ежегодную подготовку к своему шутовскому маскараду кёльнцы ведут «со зверской серьезностью», как говорят они сами. Карнавальные комитеты собираются заранее и обстоятельно – в 11 часов 11 минут 11 числа 11 месяца. Магического смысла в этом числе нет, однако с веселой серьезностью кёльнцы стараются и под него подвести теоретическую базу. Суть праздника, как они уверяют, это 11 «главных элементов», и первым из них является жизнерадостность «кельше» (так на рейнском диалекте называют себя жители Кёльна).

Конечно же, на время торжества из самых почетных горожан выбирается «Принц карнавала». Однажды этого титула удостоился фабрикант Э. Цанали – производитель знаменитой «кёльнской воды» (одеколона). Внешний облик карнавального принца на протяжении многих десятилетий почти не изменился. Его голову украшает «золотая корона с павлиньим пером» (древний символ бессмертия), а грудь охвачена широкой золотой цепью. На белоснежные одеяния, перетянутые сверкающим поясом, небрежно наброшена княжеская мантия, подбитая горностаем. В правой руке «Принц карнавала» держит скипетр, левой опирается на клинок, получивший славное прозвище «клюки».

Более миллиона человек выходит на улицы Кёльна, и три дня, предшествующие «пепельной среде» перед Великим постом, становятся временем масленичной комедии. Карнавал в Кёльне стал такой же достопримечательностью города, как и его всемирно известный собор – оба воспетые великим Гёте. В специальном бюллетене «Праздничного комитета» в феврале 1825 года было напечатано такое стихотворение поэта:

Возраст, как нам всем известно, —

Не спасенье дурака.

Но скажу я все же честно:

Для любого старика

Важно быть во граде Кёльне,

Где соседом мудреца,

Вольно это иль невольно,

Ты увидишь и глупца…

Камни древней Типазы

В 70 километрах к западу от алжирской столицы, у подножия горы Шенуа, раскинулся уютный белый городок Типаза. Его название, если судить по распространенной в африканской топонимике приставке «Ти», – берберского происхождения. История города уходит далеко за пределы того времени, когда название его появилось в древних хрониках, и кажется вечной, как море и скалы. Так же, как и сейчас, ласкало солнце чудесный берег в тот день, когда сюда причалили первые финикийские корабли. Сейчас уже трудно установить, как встретил финикийцев берберский вождь, но они здесь остались, и произошло это более 3000 лет назад.

Первые сообщения о Типазе появились в I веке нашей эры, когда она стала колонией Рима. За век до этого под ударами римских легионеров пал гордый город Карфаген, во владения поверженного врага вступил новый хозяин. Славные солдаты требовали награды, ведь их так радовали чудесные бухты Типазы! И они были щедро наделены землей в окрестностях этого древнего города.

В 1949 году французские археологи откопали и расчистили в Типазе 200-метровый отрезок дороги. Ровная, плотно замощенная лента шириной 14 метров оказалась почти не тронутой временем, поэтому ее даже не нужно было реставрировать. Между плитами даже трава не пробивалась, так тесно они уложены.

За поворотом дороги находился нимфей – главный фонтан Типазы, посвященный богиням воды. Сюда нес горную ледяную воду 3-этажный акведук, отчасти сохранившийся в окрестностях города и до настоящего времени. Чуть-чуть воображения, и можно представить, как между голубоватыми колоннами, окаймлявшими полукруг искусственного водоема, каскадами струится вода, растекаясь множеством ручейков по мраморным желобам. Воды было много, и ее хватало всем – и для нужд города, и для орошения виноградников.

В Типазе римляне возвели театр – один из немногих в Северной Африке, построенный в виде глубокой чаши. А неподалеку от него размещался амфитеатр, на арене которого под рев толпы сражались и умирали римские гладиаторы. Амфитеатр примыкал к главной улице античной Типазы, окруженной соснами и эвкалиптами. Выщербленные ступени ведут к каменным скамьям для зрителей, сохранились три первых ряда партера, ложи, кулисы, орхестра и просцениум.

По древней улице Типазы, ведущей точно на север – к морю, можно пройти к руинам патрицианских вилл, среди которых выделяется всемирно известная «Вилла фресок». Улицу обступают колонны портиков – то широких и монументальных, то узких и малозаметных…

А в стороне на холме можно увидеть развалины капитолия с тремя алтарями, поставленными в честь Юпитера, Юноны и Меркурия, и храмов, которые обрамляли форум – мощеную площадь длиной 50 и шириной 25 метров. Остатки фундаментов помогут представить курию – здание, где заседал муниципальный совет, и трибуны для ораторов. Спустя три века после завоевания Типазы римлянами город разросся настолько, что занял все близлежащие равнины, и, как сообщают древнеримские источники, в нем проживало около 20 000 человек.

Шло время, над языческой Типазой занималась заря христианства. Однако путь первых христиан был долгим и трудным. Древнее предание повествует, что молодая девушка по имени Сальса разрушила языческого идола, и тогда языческая толпа сбросила ее в море. Но волны, не приняв жертвы, осторожно вынесли девушку на берег. Церковь канонизировала Сальсу, и с тех пор у христиан Типазы появилась своя святая покровительница.

В IV веке над морем и городом поднялась величественная базилика, о которой сейчас напоминают лишь остатки чудесных мозаичных полов и обломки колонн, разделявших 9 нефов храма. У купели храма совершал обряд крещения епископ Александр, который заслужил уважение прихожан тем, что увековечил память первого епископа Типазы и восьми его сподвижников, построив на старом кладбище прекрасную капеллу. Девять резных саркофагов образуют круг на мраморном возвышении.

В 484 году король вандалов Хунерик ворвался в город и устроил там страшную резню, но христиане не отвернулись от своей религии. Часть их бежала в Испанию, а каждому из оставшихся король приказал отрезать язык и правую руку.

Много горя и крови видела Типаза, и потому пришедшие сюда в VI веке византийцы постарались защитить город каменной стеной и сторожевыми башнями. Одна из таких башен и поныне высится над морем. И все эти древние руины покрыты цветами: сквозь зелень и серые камни пробиваются нежно-лиловые ирисы, розы, герань, жимолость и желтые левкои…

Двадцатый век тоже оставил в Типазе свой след: на скале стоит мраморная часовня в честь Альбера Камю, автора знаменитого романа «Чума», а также прекрасных страниц о любимой им Типазе. Вот как описывал свои впечатления от Типазы французский писатель:

Типаза пережила немало землетрясений, и каждое из них было бедой не только для жителей, но и для древних построек. Выполняя правительственную программу восстановления этих исторических памятников, местные власти стараются сберечь выщербленный римский мрамор, а рука мусульманина-каменщика добросовестно заделывает трещины в крестильной купели.

Женева старая и международная

Женева расположилась на берегу Женевского озера, которое сами швейцарцы называют Леманом. Женевское озеро – самое большое и самое красивое из всех швейцарских озер: оно имеет форму месяца, рога которого направлены к югу. Вода Лемана пленяет взор своим нежно-голубым цветом, она настолько чиста и прозрачна, что на небольшой глубине можно отчетливо различить предметы, лежащие на его дне. Близость к югу и зеленые холмы и горы, за которыми возвышаются снежные вершины, наделили Женеву мягким климатом. Поэтому даже летом, когда жарко печет солнце, в городе бывает прохладно от свежего ветра, дующего с гор. Красота Женевского озера и его берегов воспеты многими известными поэтами и писателями – Д. Байроном, Вольтером, И.В. Гете; А. Дюма сравнивал Леман с Неаполитанским заливом, Ж.Ж. Руссо сделал озеро главным местом действия некоторых сцен романа «Новая Элоиза».

Вначале Женева представляла собой крепость, которая находилась в зависимости у галльских племен. Примерно в 120 году до нашей эры эти племена подчинились римлянам, а потом в районе современной Женевы появились вышедшие в отставку римские легионеры, которые получили здесь земли. Они построили ряд новых крепостей и укрепили Женеву, защищавшую мост через Рону, который вел в страны, где жили еще не покоренные Римом племена. От этих времен сохранилось название одного из районов Женевы – Колоньи, происшедшее от латинского «колонь» – мост.

Первое упоминание о Женеве содержится в «Записках о Галльской войне» Юлия Цезаря, где говорится об этом мосте, разрушенном им в 58 году до нашей эры в сражении с гельветами: римский полководец воспротивился массовому переселению гельветов, перебиравшихся через Рону в районе Женевы. Шесть строчек из «Записок о Галльской войне» высечены на камне, вделанном в стену башни, расположенной на острове в центре Женевы. А на стене Старого города выложена мозаика, изображающая вступление войск Юлия Цезаря в Женеву.

Во времена римского владычества Женева процветала: здесь сходились дороги на Лион, в долину Роны, на Базель и далее – в Южную Германию и Фландрию. Римляне построили дороги и акведуки, постепенно вокруг крепости стали появляться поселения, и маленький поселок со временем превратился в город. Вторгшиеся в III веке на территорию Швейцарии германские племена, а в следующем веке – бургундцы полностью стерли следы римского пребывания. Около 400 года в Женеву проникает христианство, в городе возникла первая христианская община и приступил к исполнению обязанностей первый из известных науке епископов.

Женева всегда занимала довольно небольшую площадь, и город, стиснутый кольцом крепостных стен, страдал от нехватки земли. Однако какой бы небольшой ни была занимаемая Женевой территория, нехватка земли с лихвой окупалась выгодным местоположением города, которое в средние века давало ему большие преимущества. Потому в Женеве еще издавна стали устраивать ярмарки, которые обычно приурочивались к большим религиозным праздникам. В XI веке здесь шла бойкая торговля пшеницей, которую везли из Ломбардии, французскими и фламандскими тканями, английским сукном; на женевских ярмарках продавали холодное и огнестрельное оружие, ювелирные изделия и драгоценные камни; из Испании и Лангедока привозили лен, из России – меха и мед, из немецких городов – металлическую посуду и оружие.

Ярмарки вызвали бурное развитие ремесел и в самой Женеве: в городе появились мелкие мастерские сапожников, портных, оружейников, перчаточников, художников, которые занимались росписью по дереву и тканям. Женева с этого времени и сама стала вывозить свои товары в Италию, Испанию, Францию и Фландрию. Доставка товаров в средние века была делом сложным и хлопотным: тюки с грузом везли через горы на лошадях, поэтому в одиночку купцы не ездили, а составляли большие караваны. Женевские власти организовали почтовые станции, на которых меняли и кормили лошадей, а также охрану таких караванов. Появились своего рода транспортные компании – предприниматели, бравшиеся доставлять товар, и первые страховые компании. А в XIV–XV веках возникли банки, например, в Женеве имел свой филиал знаменитый итальянский банк Медичи.

Став центром международных ярмарок, Женева начала быстро богатеть, но с началом эпохи Великих географических открытий женевские ярмарки стали приходить в упадок. Старые торговые пути сместились, возникли новые; кроме того, короли католических стран прервали связи с Женевой, которая к XVI веку утвердилась как один из крупнейших религиозных и политических центров, став «протестантским Римом». В это время многие европейские страны были охвачены широким социально-политическим движением, которое было названо Реформацией.

Крупнейшим феодальным собственником являлась католическая церковь, а между тем зарождались уже новые, капиталистические, отношения; поэтому борьба между феодалами и крепнувшей буржуазией обострялась. Однако сокрушение феодализма было невозможно без сокрушения католической церкви, именно против нее и была направлена борьба буржуазии, зачастую принимавшая форму различных учений.

Реформаторское учение еще с XIV века начали распространять в Женеве некоторые из немецких купцов. Потом пришли проповедники из Франции, и первым деятелем Реформации в Женеве был француз Г. Фарель, который организовал в городе первую публичную проповедь. В мае 1636 года народ Женевы заявил о своей готовности жить «в соответствии со святым евангельским законом и словом Божиим, в союзе и преклонении перед правосудием отказаться от месс, идолов и всяких других папских крайностей».

Через два месяца в Женеве появился молодой пикардиец Жан Кальвин, который, не занимая никакого государственного поста, преобразовал государство на теократической основе. Автор «Христианского закона» с этого времени и до самой своей смерти в 1554 году стал фактически духовным и светским правителем Женевы. В 1541 году Генеральный совет Женевы утвердил составленные под его руководством «Церковные установления», ставшие основой деятельности кальвинистской церкви. Ж. Кальвин сделал церковь дешевой и скромной, отменив католическую пышность обрядов, а заодно и некоторые католические праздники, чем увеличил число рабочих дней.

Ж. Кальвин и его ближайшие сподвижники – Г. Фарель и Без – потребовали, чтобы женевцы соблюдали строгие правила поведения: театральные представления и другие общественные развлечения были запрещены, искусство признано фривольным, и его почти на два столетия изгнали из Женевы. Законодательные акты запрещали женевцам излишества в одежде, прическах, украшениях; запрещалось носить дорогие пряжки на поясах, золотые пуговицы, бархатную обувь и шелковые чулки. Ограничивалось даже число блюд на званых обедах, поэтому Вольтер позднее сказал о Женеве как «о городе, в котором никогда не смеются».

Через печатное слово Ж. Кальвин и его сподвижники стремились распространить свое учение по всему миру^[20]. Кальвинизм шагнул далеко за пределы маленькой Женевы, которая до ХХ века была центром протестантизма в Европе. В дальнейшем ему уже не удалось сохранить в Женеве своих позиций: даже от знаменитой Духовной академии Ж. Кальвина в Женевском университете сохранился лишь небольшой факультет теологии. Однако Реформация сделала большое дело, утвердив за Женевой репутацию города международного значения, чему способствовал целый ряд обстоятельств.

В 1815 году Венский конгресс европейских держав объявил Швейцарию «вечно нейтральной страной». А на нейтральной территории удобнее собираться представителям разных стран и обсуждать спорные вопросы. Рассказывают, что во время работы Венского конгресса один из дипломатов в раздражении, что неприметной Женеве отведено столько места в переговорах о судьбах мира после разгрома Наполеона, заметил: «Но ведь ваша Женева – это не более чем песчинка». На что граф Каподистирия ответил: «Вы ошибаетесь: Женева – не песчинка. Это зернышко мускуса, которое наполняет своим ароматом всю Европу». А Ш.М. Талейран, один из самых искусных французских дипломатов, сказал: «Есть пять континентов: Европа, Азия, Америка, Африка и Женева».

С этого времени Женева становится местом проведения международных встреч. В 1830 году в городе было создано Общество мира, проводившее международные конкурсы сочинений на темы, как установить среди всех стран всеобщий и длительный мир. Общество стремилось организовать еще арбитражный суд и наделить его более обширными, чем у правительств, полномочиями, чтобы он мог регулировать все международные конфликты. Это сбылось только через 90 лет, когда была создана Лига наций. Но с началом Второй мировой войны Лига наций как-то незаметно прекратила свое существование, и в международной Женеве стало необыкновенно тихо. Из всех международных организаций в годы войны действовало только общество Красного Креста, созданное еще в 1864 году.

Но вот закончилась Вторая мировая война, и международный дух Женевы возродился к жизни, когда в городе обосновались новые международные организации. В июне 1946 года в Сан-Франциско была подписана хартия новой международной Организации Объединенных Наций. Работа первой ассамблеи ООН проходила в Лондоне, верховные органы этой организации разместились в Нью-Йорке, а в Женеве находится европейская штаб-квартира ООН, откуда осуществляется большая часть ежедневной оперативной работы этой организации.

С Женевой связано столько международных событий, что в воображении невольно возникает огромный город с многомиллионным населением, дворцами и небоскребами. На самом деле даже сегодняшняя международная Женева – не очень большой город: пешком его можно обойти за 2–3 часа. Дворец здесь только один – Дворец наций, в котором разместилась европейская резиденция ООН. Он расположен в парке «Ариана», который Г. Ревийо в 1890 году завещал Женеве. Здание Дворца наций очень внушительное: в нем разместилось 820 рабочих комнат, 20 залов для заседаний, зал Совета и Большой зал Ассамблеи на 2000 мест. Наискосок от Дворца наций высится старомодное здание общества Красного Креста; за густой зеленью парка «Мон репо» укрылась резиденция Международной организации труда…

Небоскреб в Женеве тоже один – «Отель дю Рон», в котором размещается генеральное консульство США: причем здание это выделяется не столько своей высотой, сколько точным копированием американских небоскребов.

В старой Женеве Большая улица была одной из главных, а сейчас кажется, что название ей дано по ошибке – она короткая и узкая, причем зажата между высокими темными домами. В доме № 40 на Большой улице родился великий французский философ Ж.Ж. Руссо, а в доме № 11, где размещалось Общество любителей чтения, часто бывал В.И. Ленин. Впервые в Женеву В.И. Ленин приехал в 1895 году, чтобы установить связь с плехановской группой «Освобождение труда», а в 1900 году приезжал договариваться с этой же группой о совместном издании газеты «Искра».

На барельефе старой башни Молар, которая стоит почти в самом центре Женевы, заботливо склонилась над изгнанником женщина. Над барельефом высечены слова: «Женева – город изгнанников». В суровые времена XIX и начала ХХ веков город давал приют всем гонимым на родине борцам против тирании и религиозного гнета. Здесь находили убежище французские гугеноты, гарибальдийцы, участники польского восстания 1863 года, немецкие революционеры из бисмарковской Германии и многие другие зарубежные деятели, отстаивавшие свои свободолюбивые идеи.

Пещерные города Каппадокии

Несколько миллионов лет назад, еще в третичный период, в Анатолии произошло извержение вулкана Эрджиеш-Дагы – самой высокой горы Малой Азии. Потоки лавы, смешанной с пеплом, хлынули в долину Гереме и толстым слоем покрыли территорию в несколько тысяч квадратных километров. Потом за долгие века ветры унесли, дожди смыли легкие породы, а застывшая лава и спрессовавшийся пепел постепенно превратились в туф – мягкий в обработке и одновременно прочный строительный материал. Так появились высокие конусообразные скалы Каппадокии (местности в средней Анатолии) – целый лес разноцветных каменных столбов, шпилей, грибов и башен, тянущийся на десятки километров.

Перед глазами путешественников встает очень необычная картина, когда повсюду простирается море… застывших каменных волн, сотворенных из туфа и песчаника. Волны эти гуляют в разных направлениях: то круто взмывая вверх, то обрываясь вниз или выстраиваясь в ряд, напоминающий гигантские мехи растянутой гармони.

В этих местах, изолированных от остальной части Малой Азии непроходимыми лесами и высокими горами, люди селились очень давно. В туфовых нагромождениях, легко поддававшихся обработке, они вырубали себе жилища и погреба, на плодородных землях долин выращивали зерно, овощи и фрукты.

В IV веке пустынные и уединенные пещеры долины Гереме привлекли монахов-христиан, которые стекались сюда из всех районов Римской империи. Они нашли пещеры, образовавшиеся в лавовых конусах, идеальным местом для отшельнического скита, где можно быть ближе к Богу. Пещер было много, а странной формы скалы можно легко выдолбить и превратить в жилища, в них можно было вырубить другие помещения и проложить множество ходов. Монахи усердно долбили пещеры, устраивая в них кельи и церкви, стены и своды которых украшали разноцветными фресками.

Церкви отличались друг от друга и по форме строения, и по своим размерам. Монахи недолго размышляли над названиями своих храмов. Церковные власти были далеко в Византии и не могли указать отшельникам на их легкомыслие. Потому большую церковь, где было темно, монахи назвали просто Темной; а другую – с растущими у входа яблонями – церковью Яблока.

В IV веке был основан монастырь Архангелов. По преданию, в 325 году на его месте был ночлег царицы Елены, когда она уже в весьма преклонных летах путешествовала в Иерусалим.

Все храмы Каппадокии богато расписаны: стены, потолки, колонны и своды покрыты красочными фресками. Роспись делалась в IX–X веках, но в сухой прохладе фрески и до настоящего времени сохранили первозданную чистоту красок. Основу красок во всех фресках составлял яичный желток в сочетании с растительными и минеральными компонентами. Благодаря такой основе краски, плотно положенные на туфовый грунт, не боятся сырости и не трескаются. Лишь кое-где лики святых иссечены прямыми полосами – это следы от сабель сельджуков.

История не сохранила имена тех, кто создавал эти иконописные шедевры. В литературе лишь туманно упоминается, что среди украшавших пещерные храмы живописцев были армяне, а также греки из Киликии и Византии.

Входы в подземные жилища и храмы тщательно маскировались, переходы из жилищ в церкви и монастыри перекрывались круглыми каменными блоками, которые выкатывались из потайных ниш. Наружу выводились дымоходы и вентиляционные стволы, не заметные для постороннего глаза.

Подземные города, а их в Каппадокии несколько, значительно старше по возрасту пещерных храмов. Исследователи считают, что их начали возводить еще во втором тысячелетии до нашей эры. Люди, занимавшие подземные катакомбы, были выходцами из государств хеттов^[21], ассирийцев и других районов Малой Азии. Здесь находили убежище рабы-беглецы и гладиаторы Римской империи, а позднее подземные города стали заселять рабы, бежавшие из Византийской империи.

Южнее долины Гереме находятся два города – Каймакли и Деринкюю, в которых до сих пор ведутся археологические исследования. Небольшой город Каймакли интересен тем, что под ним находится еще один город – подземный. Это довольно просторный, хотя и несколько мрачноватый лабиринт из ходов и залов, расположившихся на четырех уровнях.

Город Деринкюю имеет восемь подземных уровней и уходит в глубь земли на 85 метров. Эти города-катакомбы, вырубленные все в том же туфе, располагались на 6–8 уровнях-этажах и потому могли служить убежищем сразу для нескольких тысяч человек. Все в городах было приспособлено для длительного проживания: продовольственные склады, колодцы, кухни, вентиляция, выдолбленные в камне чаны, в которых давили виноград и делали вино. Здесь жили, справляли свадьбы, рожали детей, умирали. В городах-катакомбах, кроме монастырей и церквей, имелись мастерские, даже конюшня и загон для скота.

Когда не было непосредственной опасности нападения, люди выходили из подземных городов на поверхность и занимались сельским хозяйством. В случае же опасности они снова скрывались под землей, тщательно замаскировав все ходы в свои жилища.

Из поколения в поколение обитатели Каймакли и Деринкюю углубляли и совершенствовали свои подземные жилища, делали все возможное, чтобы обезопасить себя от вражеских нападений. Они сооружали ложные коридоры, которые заканчивались глубокими провалами, делали тайные переходы в жилые комнаты и залы. Воздух в городах был чистым и свежим, поэтому дышалось там легко. Через все этажи, под которыми протекают грунтовые воды, были пробиты вентиляционные шахты с проемами в каждом ярусе. Бадьями, привязанными к толстым канатам, подземные жители поднимали наверх воду.

Ученые предполагали, что города Каймакли и Деринкюю, возможно, были соединены между подземным тоннелем, но найти его долгое время не удавалось. Но вот спелеологи совершенно случайно обнаружили в Деринкюю, на уровне третьего яруса, высокий и широкий коридор, который отходил в сторону от одного из тоннелей. Оказалось, что именно этот коридор и соединял два города, так что их жители, даже не выходя на поверхность, могли общаться между собой и помогать друг другу в борьбе с врагом.

В XIV веке могущественная Византийская империя пала под ударами турок, и на смену христианству пришел ислам. Турки знали о проживающих здесь христианах, но довольно терпимо относились к ним, не разрушали их храмы и жилища. Но впоследствии монастыри в долине Гереме распались, и монахи разбрелись в разные стороны. Действующих церквей здесь в настоящее время нет, так как нет христианского населения: последние христиане покинули Каппадокию в 1924 году.

Однако опыт христианских монахов переняли турки-крестьяне. Так как не было дерева для возведения домов, они тоже стали вырубать себе жилища в лавовых конусах. Такие дома даже имели некоторые преимущества: они ничего не стоили (кроме собственного труда), не требовали ремонта и защищали от грабителей. Кроме того, их можно было постоянно расширять, добавляя к основному помещению кладовые: а если семья разрасталась, то и новые комнаты.

В таких жилищах обычно имеется большая комната высотой до трех метров, которая одновременно является и гостиной, и столовой. Посередине ее стоит большой стол, высеченный из камня, и каменные сиденья, которые тянутся вдоль стен. Они покрыты ковром и тонкими подушками; несколько ковров висят на стенах. Во всех помещениях вырублены обычно два окна.

Теплый город Тбилиси

Две крепости в Тбилиси смотрят друг на друга через реку Куру – это остатки Метехского замка и развалины статной Нарикалы, заложенной, как предполагают некоторые исследователи, еще Александром Македонским. Из их узких бойниц смотрит сама история, и многое помнят эти грозные стражи. Бережно хранит предания о возникновении Тбилиси и память народная. Грузинский летописец Л. Мровели так повествует об охоте царя Парнавоза (302–237 гг. до н. э.).

Этот отрывок из летописи имеет общие корни с народным грузинским преданием, в котором рассказывается, как

Есть у этого старинного предания и другой вариант.

Так повествуют об основании города древние легенды, известные каждому грузину. С самого начала своего возникновения город назывался Тбилиси (от слова «тбили» – теплый), что зафиксировано не только в легендах и преданиях, но и в многочисленных исторических документах, начиная с древних летописей. Сухие строчки летописи «Картли Цховреба» рассказывают, что «Вахтанг Горгасали строил город Тбилиси и положил его твердыне основание, а сын его Дачи достроил стены Тбилиси и, как было завещано Вахтангом, сделал город царской резиденцией».

Родословная Тбилиси начиналась на правом берегу Куры – в районе серных бань, приблизительно между нынешним Метехским мостом и плотиной «300 арагвинцев». Многие бани сохранились в Тбилиси со старых времен, и среди них старейшая Ираклиевская баня, за владение которой еще в XVI веке спорили члены царской семьи и князья церкви.

Все банные помещения находятся сейчас ниже уровня земли; они перекрыты круглыми сводами и освещаются через стеклянный фонарь над куполом банного зала. В старину время купания в банях не ограничивалось, и уже помывшиеся люди могли оставаться в них хоть до утра. Тбилисские бани были своего рода «клубами», где горожане любили проводить свой досуг, здесь назначали деловые встречи и даже задавали обеды. Городские свахи в специальные дни нередко устраивали в банях смотрины.

О тбилисских серных банях с восторгом писал А.С. Пушкин, приехавший в Тбилиси в 1829 году: «От роду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань». Через 100 лет после поэта писатель А. Толстой так же восторженно утверждал, что «сидя в мраморном бассейне, человек чувствует себя не то Помпеем, не то Лукуллом».

Самое раннее письменное упоминание о Тбилиси относится ко второй половине IV века, когда Иран укрепил свое политическое влияние в восточной части Грузии. В древней летописи говорится, что около 368 года питиахш (наместник) персидского шаха, избрав своей резиденцией укрепленный город Тбилиси, приступил к возведению дополнительных крепостных сооружений на Сололакской горе. Делалось это в противовес Мцхета – древней столице грузинских царей, за действиями которых и должны были наблюдать питиахши.

На протяжении своей многовековой истории Тбилиси пережил немало тяжелых испытаний. С древнейших времен через город шли торговые пути с Запада на Восток, и кто только не воевал с Тбилиси, не брал его штурмом. Из века в век шли на него войной, грабили и разрушали иранцы и турки, хазары и арабы, византийцы и хорезмийцы, армии Чингисхана и Тамерлана. Сорок раз за время своего существования Тбилиси подвергался опустошительным вражеским нашествиям, во время которых истреблялось его население, сжигались царские дворцы и жилища простых горожан, расхищались сокровища, уничтожались бесценные памятники грузинской культуры. Но город никогда не склонялся перед полчищами завоевателей и каждый раз вставал из руин и пепла еще более прекрасным.

Своими мероприятиями по укреплению политического единства страны, подъему ее хозяйственной и культурной жизни прославился царь Давид IV, прозванный за свою созидательную деятельность Давидом Строителем. Он восстановил независимость Грузии от сельджуков, вел борьбу с крупными феодалами, создал постоянное войско. В период правления этого царя (1089–1125) в Тбилиси основываются больницы и дома призрения, сооружаются новые здания, водоводы и караван-сараи. Дальнейшее развитие получают ремесла и торговля: сорок молодых людей были отправлены в Константинополь для получения высшего специального образования. По свидетельству иранских историков, тогдашний Тбилиси был богатым и многолюдным городом, изобиловавшим садами; в нем было 68 бань, в которых «лилась горячая вода без огня».

Тбилисские ремесленники изготавливали прекрасные инкрустированные уздечки, седла и колчаны; оружие и художественные изделия из керамики, драгоценных металлов, эмали и кожи пользовались доброй славой во всех странах Передной Азии и даже в далекой Индии. В Тбилиси занимались производством стекла и изделий из хрусталя, на городских рынках продавали ртуть и воск, бобров и выдр. На базары средневекового Тбилиси приходили караваны верблюдов и лошадей с богатыми товарами, здесь сгружались с арб огромные бурдюки с вином, здесь размещались торговые ряды с медной посудой (тазами и подносами) и ряды с глиняными кувшинами, мисками и тарелками.

За торговыми рядами со свертками шелковой ткани, парчи и сукна чувствовался то острый пряный аромат от лавок с перцем, имбирем, шафраном и гвоздикой; то резкий запах кожи, исходивший от шорных рядов и складов, заваленных конской сбруей, седлами и мягкими азиатскими сапогами. Особые ряды благоухали редкими бальзамами, среди которых можно было отыскать и ценные снадобья – касторовое или розовое масло, ревень или зеленую банную глинку, мгновенно удаляющую волосы.

На тбилисском базаре ковали лошадей, брили головы, шили бурки и папахи, играли в нарды… Разноязыкая речь – грузинская, армянская, персидская, турецкая, еврейская, русская – смешивалась с криками погонщиков, песнями ашугов, перестуком молоточков в мастерских чеканщиков, дыханием кузнечных мехов. А рядом жарили шашлыки и толпился праздный люд, азартно повышая ставки на петушиных боях и схватках баранов.

Периоды мирного развития Тбилиси были сравнительно недолгими. Чтобы вырваться из бедственного положения и найти союзника в борьбе с очередными врагами, в XVIII веке Грузия обратилась за помощью к России. Но политические и культурные связи Грузии и России начались гораздо раньше: первые грузинские послы появились при дворе московского царя еще в XV веке. Они искали сближения с могучим северным соседом, и царь Иван Грозный направил тогда в Грузию отряд казаков. Еще более прочными стали русско-грузинские отношения в XVIII веке, когда в 1722 году во время персидского похода Петра I между русским царем и Вахтангом VI был установлен военный союз.

Средневековый Тбилиси славился и как город замечательных поэтов, здесь расцвел гений Ш. Руставели, И. Шавтели, М. Хонели и других. Крупных успехов достигли науки, литература и искусство; в кельях монахов, на состязаниях стихотворцев в царских дворцах прославленные поэты перекидывались шаири (четверостишиями), здесь процветала духовная и светская литература.

С Тбилиси связаны многие великие имена и русской литературы. «Через Грузию неизбежно проходят в сердечном плане русские поэты», – сказал Н. Тихонов. Этот город был всегда притягателен для русских поэтов, писателей и художников; они связывали с ним свою судьбу, а покидая Тбилиси, мысленно всегда возвращались к нему. «Волшебным краем» называл этот город А.С. Пушкин, который был до глубины души взволнован приемом, который оказали ему в Тбилиси. «Я не помню дня, – писал поэт, – в который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят, и как это делает меня счастливым».

В Тбилиси и Грузии жили писатели-декабристы В. Кюхельбекер, А. Бестужев-Марлинский, А. Одоевский, поэты пушкинской плеяды – Д. Давыдов, А. Шишков, В. Тепляков. В Тбилиси служил корнет Нижегородского драгунского полка М. Лермонтов, сосланный на Кавказ за стихотворение «На смерть поэта» и посвятивший Грузии своих «Демона», «Мцыри», «Дары Терека» и другие произведения. Из Тбилиси поэт писал: «Если бы не бабушка, то, по совести говоря, я бы охотно остался здесь».

Через 14 лет после отъезда М. Лермонтова сюда приехал Л. Толстой. Готовясь вступить в Кавказскую армию, он поселился в доме немецкого колониста и вел дневники о своем пребывании в Грузии. Здесь Л. Толстой написал свое первое произведение «Детство», а десятилетия спустя – повесть «Хаджи-Мурат», в которой отразились многие из его тбилисских впечатлений.

Не один раз бывал в Тбилиси русский драматург А. Островский. В 1883 году, увидев в грузинском театре актрису М. Саларову-Абашидзе в роли Полины из пьесы «Доходное место», он сказал ей: «Пока вы живы, моя Полина не умрет». Свой первый рассказ «Макар Чудра» молодой Алексей Пешков опубликовал в тбилисской газете «Кавказ» и впервые подписал его именем «Максим Горький». Поэма «Девушка и смерть», наброски к легенде «Данко», несколько рассказов – все это тбилисский период творчества М. Горького. В разное время через Тбилиси пролегали литературные пути Г. Успенского, А. Белого, Д. Фурманова и других писателей и поэтов. В Тбилиси находили добрых друзей В. Маяковский, С. Есенин, Б. Пастернак, О. Мандельштам, К. Паустовский. С Тбилиси связаны имена художника И. Айвазовского и композитора П. Чайковского, В. Немировича-Данченко и Ф. Шаляпина; здесь бывали А. Чехов, И. Репин, А. Рубинштейн, М. Балакирев, художники В. Васнецов и В. Верещагин…

Друзей у русских писателей и других выдающихся деятелей русского искусства в «теплом» городе Тбилиси было немало. Многие останавливались в гостеприимном доме князя Александра Чавчавадзе – поэта-романтика и образованнейшего человека своего времени. Современники говорили о нем: «Все, что приезжало из Петербурга порядочного и сановитого, молодого и старого, составляло принадлежность гостиной князя. Прелестное семейство его… было в Тбилиси единственным, в котором заезжие гости с Севера и Запада находили начало святого грузинского гостеприимства в полном согласии с условиями образованного европейского общества».

С Тбилиси и семейством князя А. Чавчавадзе была тесно связана судьба А. Грибоедова, который, по словам одного из современников, «любил Грузию так пламенно, так чисто, как редкие любят даже родину свою». В доме своего тестя^[22] он встречался с передовыми представителями грузинского общества и вместе с ними активно участвовал в решении вопросов, связанных с благоустройством Тбилиси, учреждением публичной библиотеки, основанием газеты «Тифлисские ведомости». Еще до того, как комедия «Горе от ума» была выпущена в свет, ее ставили на тбилисской сцене любители. Неоконченную трагедию А. Грибоедова «Грузинская ночь» современники признавали достойной «украсить не только русскую, но и всю европейскую литературу».

Пантеон грузинских писателей и общественных деятелей находится на полпути к святой горе Мтацминда, нависающей с запада над Тбилиси щетинистым гребнем. А на искусственной террасе у подножия скалистого склона сооружена церковь Мамадавити. В VI веке, когда здесь были еще непроходимые леса, это место облюбовал святой Давид – один из 13 отцов-миссионеров, возвратившихся из Сирии в Грузию. Сначала на этом месте находились часовня и молельня монаха-подвижника, впоследствии воздвигли небольшой храм, который в эпоху средневековых войн был разрушен. Нынешняя купольная церковь Святого Давида возводилась в течение 10 лет – с 1861 по 1871 год. С церковным родником, вытекающим из расселины скалы, связано одно старинное поверье: женщине, задумавшей сокровенное желание, надо смочить в родниковой воде камушек и приложить его к церковной стене. Если камушек удержится, значит, Всевышний услышал молитву и желание счастливицы исполнится.

Возле церкви на двух разновысотных террасах и расположился Пантеон, где похоронены великие грузинские писатели и поэты – И. Чавчавадзе, Н. Бараташвили и Г. Табидзе, драматург Д. Эристави и другие. В южной части террасы находится один из четырех сложенных ступенями больших камней черного лабрадора с надписью на грузинском языке: «Акаки». Здесь похоронен любимый поэт грузинского народа А. Церетели. Неподалеку находится могила певца гор Важа Пшавела, а над ней – необработанная каменная глыба, привезенная с его родного района.

В скале на нижней террасе, в маленьком гроте с каменной аркой, видны две могилы. На арке высечена надпись на грузинском языке: «Здесь покоится прах Грибоедова. Воздвигла памятник этот супруга его Нина, дочь поэта Александра Чавчавадзе, в году 1832». Рядом с ним похоронена и его супруга.

В Тбилиси много музеев, но трудно определить, где кончается город и где начинается музей. Художником и бытописателем старого города был Н. Пиросмани. Своеобразие облика Тбилиси во многом определяется его местоположением: часть города находится в котловине, окруженной с трех сторон невысокими хребтами и возвышенностями; другая часть расположилась на склонах гор Мтацминда, Таборис-мта, Сололакского хребта и низких отрогах. Исторически Тбилиси, следуя рельефу местности, строился по склонам гор, дома в городе располагались уступами, скученно и плотно примыкая друг к другу. Современники отмечали, что в Старом городе, «не касаясь ногами мостовой, а только поднимаясь и опускаясь с одной крыши на другую, можно было обойти целый квартал и открыть себе вход в любой дом».

Старый Тбилиси многие десятилетия мало менялся в своей планировке. Да и современному городу не хватает места: он вытянулся по долине Куры уже более чем на 30 километров, а его улицы все равно взбегают на склоны и заворачивают за отроги гор. Природный рельеф всегда осложнял градостроительство в Тбилиси, но ему же город обязан и своим неповторимым очарованием. Расположенные террасами кварталы, меняющееся направление улиц, колоритное сочетание природы и архитектуры – все придает Тбилиси красоту совсем особую.

Злата Прага

Основательницей Праги считается Либуша – мифическая праматерь чешских князей, имя которой встречается в хрониках летописца Кузьмы, умершего в 1125 году.

Действительно, мало есть городов в Европе, которые при самом своем рождении получили бы в дар такое красивое месторасположение. Но прежде чем город стал «златой Прагой», прошло много веков. В Праге одновременно сосуществуют все эпохи и все архитектурные стили – романский, готика, Ренессанс, барокко, модерн, сооружения социалистического времени – и все это цело, потому что всегда бережно сохранялось. Город не разрушали, хотя и несколько раз оккупировали: Прага славна не только героическим сопротивлением, но и пассивным протестом. Недаром нацисты называли чехов «улыбающимися бестиями».

А начиналась Прага на Градчанском холме, где были возведены ее первые древние сооружения. Вероятно, славяне, заселявшие долину Влтавы с незапамятных времен, ставили свои постройки и на других холмах, но Прага начиналась именно тут. В 880-х годах первый, известный по летописям, чешский князь Борживой заложил Град, и доныне служащий резиденцией президента Чехии. Крещеный в Моравии просветителем славян Мефодием, князь Борживой построил на левом берегу Влтавы первую христианскую церковь в честь Пресвятой Девы Марии. До наших дней церковь эта не сохранилась, но и теперь в Праге можно видеть образцы романского стиля, который преобладал в Чехии до середины XIII века. Это ротонды Святого Креста, Святого Мартина, Святого Лонгина, а также церковь Святого Йиржи (Георгия) – самое примечательное из романских зданий города, несмотря на то что один фасад его и переделан в стиле барокко. Словно два белых пальца светятся над Пражским Градом стройные башни этой романской базилики: она была построена еще в 973 году, но свой нынешний вид обрела в 1142 году. От времени собор врос в землю, и подойти к нему можно лишь по ступенькам узкой, затемненной улочки.

В XIII веке на правом берегу Влтавы возникает Старо место (Старый город), сложившееся из небольших дворянских усадеб и купеческих домов. Самым маленьким историческим районом Старого города является Вышеград. По легенде, он был заложен еще до Пражского Града воеводой Краком, преемником праотца Чеха. Однако ученые считают, что на самом деле он появился, вероятно, только в Х веке, когда здесь была сооружена деревянная крепость. Впоследствии на Пражском Граде был выстроен замок-резиденция князей Пржемысловичей, но вскоре его затмил другой замок, выросший на противоположном берегу Влтавы и постепенно ставший центром королевской власти. Вокруг них на холмистой местности были разбросаны небольшие селения, которые сначала жили раздельно, а потом слились.

Через полвека вблизи Пражского кремля появляется еще один город, позже названный Малой страной. В самом начале XIV века у дороги, ведущей к Пражскому Граду, были основаны Градчаны, а при короле Карле IV к ним присоединился Новый город на правом берегу Влтавы. Тем самым к середине XIV века была определена территория исторического ядра Праги, которая потом без изменений существовала внутри городских стен в течение целых шести веков.

В 1784 году эти исторические районы Праги, в течение многих веков остававшиеся самостоятельными, император Иосиф II «собрал» в единый город. У каждого из них к этому времени была уже своя собственная история, ведь Прага принадлежит к древнейшим городам Европы. Уже тысячу лет назад купцы и путешественники рассказывали о нем как о чуде, их восторг вызывали многочисленные каменные дома, раскинувшиеся по обоим берегам Влтавы, и знаменитые базары, полные изделий искусных ремесленников. О каменной красоте Праги говорили еще в середине Х века. Так, например, Ибрагим ибн Якуб, посол халифа Кордовы, путешественник и купец, в 965 году отмечал в своем дневнике: «Город Прага построен из камня и известняка и является самым большим рынком славянских земель».

Вторым архитектурным стилем, который расцвел в Праге, была готика. Особенно много готических построек сохранилось в Праге от времен правления короля Карла IV, прославившегося в Европе своим благоразумием и мудростью. При нем был выстроен мост, соединивший берега Влтавы недалеко от Пражского кремля. Карлов мост находился на старинной королевской дороге, по которой король в сопровождении советников и охраны отправлялся от городских ворот к своей резиденции, располагавшейся в Пражском Граде.

Если процессия была особенно пышной, то пражане знали, что происходит что-то весьма важное. Когда вдобавок еще звонили пражские колокола и королевская свита бросала в толпу мелкие монеты, то если это была не коронация, значит, королевская свадьба или крестины наследника престола.

Королевская дорога была самой важной пражской магистралью в XII веке и еще долго после этого. Многие мечтали иметь там дом или мастерскую, небольшую лавку или винный погребок, потому что это было поистине «золотое дно». Чужестранцы оставляли здесь немало монет местной или иностранной чеканки. Достаточно было королю, королеве или кому-нибудь из их приближенных задержать взгляд на разложенных товарах, повелеть что-нибудь показать – уже одно это было великой честью!

Карлов мост пережил века, был свидетелем многих исторических событий, знал времена славы чешского народа и годы его унижения. С тех пор, как он был построен, многое изменилось в Чехии: не раз споры и междоусобные войны разделяли людей одной крови и одного языка, лишь мост оставался неизменно любим всеми на протяжении многих веков.

Из всех пражских мостов Карлов мост самый прочный, потому что, как гласит легенда, при строительстве его в раствор, скрепляющий камни, добавляли яйца.

Когда 520-метровый Карлов мост только был построен, на нем не было ни одной скульптуры. Лишь деревянный крест был установлен на выступе, перед которым в древние времена совершались казни. Человек, приговоренный к смерти, у того креста творил свою последнюю молитву. Сейчас на стене, которая соединяет одну из башен моста с монастырем Ордена Святого Креста, со стороны реки можно увидеть вытесанную из камня голову Бородача. Рассказывают, что эта голова изображает первого строителя моста, который приказал высечь на камне свое изображение на вечную память потомкам.

В настоящее время Карлов мост украшен триумфальной аркой и целой галереей скульптур, выполненных в стиле барокко. На одной из опор, за балюстрадой, стоит фигура рыцаря Брунцвика – пражского юноши, который отправился странствовать и сражаться за справедливость.

При короле Карле IV было начато и возведение собора Святого Вита – на месте первоначальной ротонды, воздвигнутой в 926 году князем Вацлавом. Своим фасадом собор напоминает Нотр-Дам де Пари. Он строился несколько столетий, работу прерывали войны, моровая язва, но дело переходило от отцов к сыновьям и внукам, и теперь собор Святого Вита является не только самым большим в Праге, но еще и жемчужиной мировой готики.

Пройдя по Карлову мосту, мы достигнем Староместской площади. Улицы, примыкающие к ней, так узки и запутанны, что писатель К. Чапек, неистощимый на выдумки человек, обронил об одной из них: «Улочка до того узкая, что осел едва ли пройдет по ней, если растопырит уши».

На Староместской площади высится и пражская Ратуша со своеобразной башней, увенчанной каменным шлемом. Рассказывают, что когда-то шпили на вершине башни были покрыты золотом и светились в лучах заходящего солнца вместе с другими позолоченными пражскими башнями. С тех пор и пошло название «Злата Прага». Живший в XIX веке ученый Больцано не поленился сосчитать все пражские башни, и тогда их набралось 103, а в нынешней Праге их гораздо больше.

В 1338 году Староместский район получил некоторое самоуправление, в ознаменование чего жители и приступили к строительству Ратуши. Но пражане не бросились строить ее сразу же: они без спешки, рассудительно выбрали в центре города дом, выкупили его у владельца, а позже пристроили к нему готическую башню. Слева к зданию Ратуши в XV веке пристроили еще один дом – тот, у которого над окном расположен герб «Praha regni» («Прага – глава королевства»). Следующий дом в том же ряду городу достался по наследству: в свое время он принадлежал лавочнику Кржижу, инициатору строительства Вифлеемской часовни, в которой читал свои проповеди магистр Ян Гус. С XIX века к комплексу пражской Ратуши были отнесены еще два дома, расположенные по соседству.

В старой Праге все напоминает о прошедших веках, и неторопливо отсчитывают время знаменитые часы на башне Ратуши, установленные в 1410 году, а потом не раз переделывавшиеся. По легенде, пражане приказали ослепить создателя курантов, мастера Гануша, чтобы ни в каком другом городе он больше не мог создать подобного чуда. Но магистр-звездочет отплатил им за такую черную неблагодарность: он попросил подвести себя к своему творению, твердой рукой прикоснулся к механизму, и часы остановились. Однако это только легенда, хотя часовых дел мастера тоже звали Ганушем.

Часы на пражской Ратуше состоят из трех частей. Верхняя часть – это два окошка, из которых появляются Апостолы. Пока они идут по кругу, в окошках «этажом ниже» Скелет переворачивает песочные часы, звонит в погребальный колокол и кивает Турку, но тот в ответ отрицательно качает головой. Щеголь смотрится в зеркало, Скупой с радостью позвякивает монетами в кошельке, но все это суета – все равно каждого в конце ждет Смерть…

Вторая часть часов – циферблат, который изображает движение небесных тел. Правда, художник исходил из средневекового представления о Вселенной, когда Земля считалась ее центром. Третья часть – это календарный круг со знаками Зодиака и символами 12 месяцев. Каждый день круг поворачивается на один зубчик большого колеса.

Многовековая Прага цела еще и потому, что ее жителей не одолевал пафос переустройства. Огромный Старый город – самый большой в мире – по сути дела остается нетронутым, несмотря на прожитые столетия. И потому, сколько бы вы ни знакомились с чешской столицей, ее никогда нельзя постигнуть до конца. Ни с каким городом мира не связано столько загадочных историй, как с Прагой. Сейчас уже даже неважно, выдуманные это истории или реальные, так как в этом городе мистика всегда была частью обыденного.

А есть еще Прага литературная… Хочешь – не хочешь, а ищешь на тротуарах и улицах города следы героев незабвенного романа Ярослава Гашека о бравом солдате Швейке. Помните историю про пана Паливца – трактирщика, который угодил в тюрьму за портрет Франца Иосифа? Портрет висел в трактире «У чаши», где его загадили мухи, а пан Паливец – человек осторожный, хоть и сквернослов, возьми да и закинь его на чердак… В трактире «У чаши» любил сиживать и промышлявший собачками Швейк. Всю эту историю можно было бы считать вымыслом Я. Гашека, но вот он – трактир «У чаши»! Стойка, небольшие залы и портреты целых двух Францев Иосифов! Посетители сидят себе, едят и пьют за столами под изображениями сценок из жизни всем знакомых героев, и кто скажет, что Швейк не живет рядом с нами?! Роман Я. Гашека пронизан Прагой; если выписать из него названия всех улиц и площадей, парков и пригородов, дворцов, домов и т. д., то получится своеобразный путеводитель по городу.

Стобашенная Прага, Прага музыкальная, «злата Прага»… Кто хоть раз видел Градчаны или Золотую улочку, на которой в средние века жили ювелиры и алхимики, кто бродил по древним площадям и улицам чешской столицы, тот никогда ее не забудет. Поднявшись на Ратушу, даже сами пражане не могут сдержать восхищенного вздоха: Старый город лежит не вдали, не в дымке, а рядом. Разбегаются в стороны его улицы-колодцы, до бесчисленных башен, кажется, можно дотянуться рукой; а кругом, на сколько хватит глаз, волны красно-бурой черепицы, и потому никакими словами не передать неповторимого очарования Праги. Рассказывают, что чешского патриота Юлиуса Фучика фашисты перед казнью долго возили по пражским площадям и улицам, потому что Прага – это город, которым искушается сердце человеческое…

Брюссель

Зарождение бельгийской столицы – города Брюсселя – относится к VIII веку. Город возник благодаря своему чрезвычайно выгодному географическому местоположению на древних транспортных путях, которые соединяли северную часть Европы с Францией, Германией и другими странами. Уже к Х веку Брюссель становится одним из главных городов княжества Брабант, а еще через четыре века, когда город перешел во владение герцогов Бургундских, он превратился в крупнейший торговый центр с богатым купечеством, аристократической верхушкой и патрициатом.

Брюссель во многом не похож на другие столицы мира. Ему более 1000 лет, и около 800 из них он находился под иноземным владычеством бургундских герцогов, императоров Австрии и Испании, Наполеона Бонапарта, голландцев и немцев. И каждый новый хозяин стремился насадить в городе свои порядки и обычаи. Но будучи столько веков в подчинении, Брюссель встал над центрами империй, которые когда-то им правили, и сделался столицей европейского государства. Более того, именно здесь размещаются штаб-квартиры многих международных организаций, например, Европейского союза, НАТО и других.

За свою долгую и бурную историю Брюссель не раз подвергался разрушениям со стороны многочисленных завоевателей. В конце XVII века, например, армия французского короля Людовика XIV уничтожила исторический центр, и сейчас во многом утрачен традиционный облик средневекового города – города мастеров-ремесленников и торговых гильдий. Потом была снесена часть «самого брюссельского квартала» Маролль, где сейчас возвышается Дворец правосудия. А совсем недавно, меньше полувека назад, был разрушен построенный в начале ХХ века Дворец народа – лучшее творение архитектора Виктора Хорта, основоположника стиля «модерн» в архитектуре.

Нынешний Брюссель живописно раскинулся на обширной равнине, одна сторона которой несколько приподнята на юго-восток. Это обстоятельство и обусловило разделение Брюсселя на верхний и нижний город, между которыми расположилась его центральная часть.

Главное место, куда устремляется всякий приехавший в бельгийскую столицу, – это Гранд-Плас, то есть Большая площадь, которая на самом деле невелика. Однако трудно представить Брюссель без этой площади со средневековым ансамблем окружающих ее зданий. Вид нарядных фасадов старинных зданий с большим количеством статуй, стрельчатых окон, устремленных в небо остроконечных башен, узорчатых карнизов, длинных коридоров, дверей с замысловатой резьбой настолько необычен, что путешественнику трудно сразу сосредоточиться на чем-то одном: пышное сочетание готики и барокко сразу очаровывает своей величавой красотой.

На Гранд-Плас, высятся старинные здания и среди них знаменитая городская ратуша, которая строилась на протяжении нескольких веков. Знаменита она еще и тем, что ее центральный вход несколько смещен, так как из-за ошибки архитектора он расположен не на оси башни.

На Гранд-Плас расположился и он – элегантное, точно сотканное из тончайших каменных кружев здание, покоящееся на десяти колоннах. Это готическое строение возникло из другого здания, находившегося здесь еще в XIII веке и известного в исторических хрониках под названием «Хлебный дом». В XV веке «Дом короля» подвергся большой реконструкции, а в XVI веке королем Карлом V вновь был переделан, причем весьма значительно. Некоторое время в этом дворце жили правители Брабанта, и потому его называли «Домом герцогов». Позднее дворец переименовали в «Дом короля», хотя ни один король в нем никогда не жил.

Сейчас в «Доме короля» разместился Городской музей, посвященный истории Брюсселя. В его залах представлена подробная экспозиция развития города со времени его основания. Множество моделей, планов и карт дают посетителям полное представление о том, как развивалась столица Бельгии. Со стен свисают знамена ремесленных корпораций, под стеклом витрин выставлены редкие документы, принадлежавшие виднейшим людям страны, создававшим ее историю и строившим город.

В последние десятилетия два раза в год Гранд-Плас превращается в ковер из бегоний, хотя в старину в Брюсселе не выкладывали цветочных ковров: на центральной площади в основном сжигали еретиков или рубили головы бунтовщикам. Увлеченный тропическими растениями, завезенными в Европу в середине XIX века, Стаутеманс решил сделать им рекламу. В 1950-х годах он создал цветочные ковры в нескольких маленьких городах Фландрии и во французском городе Лилле. В 1971 году он покорил брюссельскую Гранд-Плас, и с тех пор 700 000 корней бегонии с плантаций под Гентом привозятся в Брюссель и за несколько часов выкладываются поверх брусчатки прямоугольником 77×24 метра. Такой ковер украшает главную площадь бельгийской столицы в течение трех дней, так как в бегонии много воды, и она без труда может продержаться этот срок. Считается, что сегодняшние «цветочные ковры» берут свое начало от того ковра, который разостлали верноподданные горожане испанскому королю Карлу V – уроженцу Фландрии.

В 1549 году Брюссель устроил торжественную встречу Карлу V, и сейчас в городе ежегодно с большой пышностью проходит праздничное шествие «Омеганг» – воспроизведение той блестящей церемонии. Много часов продолжается торжество, в котором участвуют сотни людей и лошадей. При проведении празднества сохранены все атрибуты той эпохи, а многие знатные фамилии Фландрии и Брабанта представлены потомками, которые из поколения в поколение передают свои исторические традиции. Их дети начинают «придворными пажами», а потом вырастают в «баронов» и «герцогов». В Брюсселе вам покажут мостовые, по которым ходил Карл V; алтари, у которых он преклонял колени, и таверны, в которых он якобы любил повеселиться.

Рядом с Гранд-Плас, за углом, под темной колоннадой расположился барельеф лежащей святой. Некогда несчастные матери, которые из-за бедности сами не могли вырастить своих детей, клали новорожденных младенцев в специальный ящик, устроенный под свечой. Через отверстие с другой стороны детей забирали монашки. Сейчас медная рука святой натерта до ослепительного блеска, так как ее гладят все, кто хочет исцелиться от какой-нибудь болезни.

Особое положение приобрел в жизни Брюсселя, да и всей Бельгии, знаменитый «Маннекен-пис», которого бельгийцы любовно называют «старейшим гражданином столицы». «Писающий мальчик» – это небольшой фонтан, огороженный решеткой. На каменном возвышении в соответствующей позе стоит 2—3-летний бронзовый мальчик в натуральную величину. Существует множество легенд о его происхождении. Одна из них, например, повествует о шалуне, который был застигнут врасплох феей, когда пи́сал на крыльце ее дома. В наказание разгневанная фея превратила его в камень.

Другое предание рассказывает, что фигура «Писающего мальчика» изображает маленького сына герцога Готфрида Брабантского и была изваяна в 1619 году знаменитым бельгийским скульптором Ж. Дюкесноем. А сюжет статуи родился благодаря следующему эпизоду:

Нынешняя скульптура «Маннекен пис» высотой 61 сантиметр была изготовлена в XIX веке, но установлена она на месте древних изваяний, которые стояли тут издавна. «Писающий мальчик» пользуется всеобщей любовью, и по большим праздникам его одевают в нарядные костюмы. Ему преподносят в подарок национальные одежды, всевозможные костюмы и мундиры, и это уже давно стало традицией. По преданию, первый костюм «Писающему мальчику» прислал в 1698 году курфюрст Баварский, а через 50 лет французский король Людовик XV подарил ему наряд из золотой парчи.

В Городском музее выставлено более 100 копий «Маннекен пис», одетых в самые разнообразные костюмы. Тут и одежда французских революционеров, мундир придворного времен Наполеона Бонапарта, перья индейского вождя, форма американского полицейского. Есть среди них и русская национальная одежда. В залах музея хранятся и поднесенные «Маннекен пис» подарки, а также посвященная ему литература: об истории «Маннекен пис» писали многие бельгийские ученые и даже психологи.

«Писающий мальчик», который знаменит гораздо больше, чем любой другой памятник, награжден и многими орденами. В частности, высшим бельгийским орденом, который был дан ему «за гордое и пренебрежительное отношение к врагу, выразившееся в его независимой позе».

Среди старинных зданий, расположившихся на Гранд-Плас, внимание туристов неизменно привлекает «Дом портных и Виктора Гюго»: в этом доме французский писатель жил после того, как его изгнал из Франции Наполеон III. По существу это даже не один дом, а целый комплекс домов: в среднем из них, наверху которого стоит бронзовая женщина, протянувшая руку к площади, и жил великий француз.

В главе 35-й бессмертного романа Ш. де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле» есть такие строки:

Сейчас Уккле стало одним из пригородов Брюсселя, и здесь к одному из старинных каменных зданий, немало повидавшему на своем веку, примыкает средневекового вида постройка из красного кирпича. В ней и размещается небольшой ресторанчик «Охотничий Рог» – тот самый, где Тиль Уленшпигель накормил нищих слепцов за счет уккальского священника.

В бельгийской столице есть места, связанные и с Россией. В 1929 году Н.М. Котляревский – личный секретарь барона П.Н. Врангеля, живший тогда в Брюсселе, решил начать строительство храма во имя Иова многострадального. А кроме того, храм возводился, чтобы не забылась память о царственных мучениках и всех верных «белому делу».

Особая художественная комиссия, в которую входили академик живописи И.Я. Билибин, академик архитектуры Н.П. Краснов и другие выдающиеся деятели русской культуры, из 60 древнерусских памятников выбрала в качестве прообраза нового храма придел церкви в Остроге.

Как гласит старинное предание, эту церковь во второй половине XVI века выстроил царь Иван Грозный во имя преображения Господня: три шатра церкви были богато украшены восходящими кверху ярусами кокошников.

Торжественная закладка русской церкви в Брюсселе состоялась 20 января (2 февраля) 1936 года, но вскоре строительные работы прервала Вторая мировая война, и освящение храма состоялось только в 1950 году. Рядом с храмом была выстроена шатровая колокольня с колоколами «малинового звона». Во внутреннем убранстве церкви прежде всего привлекают внимание памятные доски, которые содержат имена 144 архиереев (претерпевших мученичество) и имена вождей «белого движения»; указаны на них также названия полков, кадетских корпусов и т. д. – всех тех, кто «помнит и чтит светлое прошлое родной земли».

По некоторым свидетельствам, в храме хранятся уникальные реликвии, принадлежавшие членам расстрелянной царской семьи: крест и найденные в Коптяковском лесу иконки и кольцо, Библия цесаревича Алексея, образ Святого Иоанна Крестителя, находившийся в Ипатьевском доме, а также погон государя-императора и его полушубок…

Чичен-Ица – город городов Майя

Так говорится в одной из легенд майя. Много было у них красивых легенд, не меньше, чем красивых городов с красивыми названиями – Паленке, Тикаль, Ушмаль, Чичен-Ица… В этих городах возводились каменные дворцы, украшенные резными узорами, ступенчатые пирамиды с храмами Солнца на верхних площадках, астрономические обсерватории, стадионы для игры в мяч, каменные арены театров.

Название майяского города Чичен-Ица означает буквально «рот колодца, пасть». В середине V века племя ица нашло на этом месте сенот (естественный колодец) и обосновалось вокруг него.

До Х века Чичен-Ица был богатым и красивым городом, одним из важнейших центров цивилизации майя, во многом загадочной еще и сегодня. В городе процветали искусства и ремесла, в храмах совершались пышные многодневные мистерии, часто с человеческими жертвоприношениями. В 692 году индейское племя ица по какой-то причине покинуло свой главный центр, уже тогда величественный и прекрасный. С их уходом все здания и храмы пришли в запустение.

В IX веке на полуостров Юкатан пришло племя тольтеков: они подчинили себе значительную часть государства майя, захватили город Чичен-Ица и сделали его своей новой столицей. По всей вероятности, майя и тольтеки не воевали друг с другом, слияние их было мирным. Тольтеки приняли язык майя, их достижения в астрономии и математике, научились у них возделывать землю. Сами они принесли новые порядки, вместе с ними пришли и новые боги. Майя переняли у тольтеков искусство возводить круглые здания, похожие на небольшие башни обсерваторий, начали поклоняться их богу. Ученые не исключают, что Чичен-Ица был столицей изгнанного из Тулы верховного бога-вождя Топильцина-Кецалькоатля, который у майя был известен под именем Кукулькана. Для этого бога была построена пирамида «Кастильо», возведенная на развалинах более древнего сооружения. Господствующая над всей окружающей местностью, пирамида представляет собой 9-ярусное сооружение с лестницами на всех четырех сторонах: каждая лестница состоит из 91 ступени.

Своим симметричным расположением, строгой ориентированностью по сторонам света и числом ступеней лестницы символизируют времена года, месяцы и дни. В дни весеннего и осеннего равноденствия здесь можно было наблюдать, как лучи солнца падают на камни пирамиды таким образом, что Пернатый змей-Кукулькан, голова и хвост которого были высечены соответственно на вершине и в основании пирамиды, словно оживает и, извиваясь, начинает выползать из храма.

Тольтекский правитель Пернатый змей прежде всего приказал построить в побежденном майяском городе святилище бога Кецаля, имя которого он носил. Завоевавшие Мексику испанцы назвали этот архитектурный памятник «Караколь» («Улитка»), так как морская раковина (улитка) была одним из обычных атрибутов Кецаля – повелителя ветров.

Цилиндрическую форму в Мексике имели только святилища Пернатого змея. Но майя связали эту постройку не только с богом Кецалем, но и со своим календарем. Здание, первоначально круглое, впоследствии обнесли террасой: над первым этажом Караколя строители возвели второй этаж, тоже круглый, но значительно меньших размеров. В стенах верхнего этажа проделали четыре квадратных отверстия, и в центре надстройки, таким образом, была создана обсерватория, откуда жрецы наблюдали за небесными светилами.

Звездочеты майя пользовались в Караколе двойным календарем, а следовательно, и двойной системой счета. Когда в Чичен-Ица вступил Пернатый змей, к этой системе прибавился и третий календарь, в котором продолжительность года определялась временем обращения Венеры – 584 дня. Индейские астрономы, которые искали во взаимоотношениях светил абсолютный порядок, быстро нашли соотношение между «гражданским» годом майя и годом планеты Венеры.

На расстоянии трех полетов стрелы от центра Чичен-Ица располагался «Колодец смерти», в котором жил Юм-Чак – бог дождя и влаги. Сенот майя считали священным: рек вокруг не было, и вдруг на этом месте известняковая порода провалилась и появилась вода. Под ней исчезли кусты и деревья, только белые стены колодца среди пышной зелени джунглей, как зубы бога Юм-Чака, требовали жертв. Если бог будет гневаться, то все на земле погибнет: деревья, птицы, звери. Без дождя все сгорит, и тогда погибнут сами люди: останутся только высокие горы и бездонное небо. Чтобы бог Юм-Чак проявил милость, ему нужны самые красивые девушки, которых он ждет на дне Священного колодца^[24].

Неподалеку от священного сенота высился «Дом черных письмен», названный так по изображению майяского жреца, которое находится в центральном помещении: фигуру жреца украшает венок из рисованных черной краской майяских иероглифов. Кроме черных письмен, стены этого здания имеют красные оттиски человеческих рук, какие нельзя увидеть ни в каком другом месте. Чешский ученый М. Стингл отмечал, что их могли оставить строители «Дома черных письмен», который производит впечатление незаконченной постройки, покинутой раньше срока. В среднюю часть здания ведет широкая лестница, однако до возведения следующего этажа очередь так и не дошла: кроме того, из 18 помещений «Дома черных письмен» рельефами украшено только одно.

В результате завоеваний тольтеков сложилась смешанная майя-тольтекская культура, просуществовавшая несколько столетий. Для архитектуры того времени были характерны внушительных размеров храмы, сложенные из рыхлого известняка. Храмы стояли на массивных основаниях-платформах, богато украшались барельефами и настенной росписью. Таким был и «Храм воинов», построенный в честь тольтекских воинов, чьи образы воспроизводят большинство колонн этого храмового комплекса. Вход в храм стерегут изображения бога, который привел воинственных тольтеков в Чичен-Ица: это две высокие колонны в виде Пернатого змея. «Храм воинов» был украшен множеством фресок с изображениями на мифологические, исторические и даже бытовые сюжеты, но особенно часто встречаются здесь образы ягуара и орла.

«Храм воинов» раскопал американский ученый Эрл Моррис, который и установил, что в фундаменте храма замуровано еще более древнее святилище. Он пробил стены внешнего храма и внутри него нашел точно такой же храм, только меньших размеров. А на внутренних стенах обоих храмов Э. Моррис увидел прекрасные фрески, изображающие героические подвиги воинов Пернатого змея при завоевании Юкатана.

Светлейшая Венеция

Венеция, пожалуй, единственный на земле город, без особых изменений сохранившийся на протяжении последних 500 лет. Окажись сейчас здесь Тициан, один из самых знаменитых ее граждан, он смог бы легко ориентироваться в городе. И площадь Святого Марка, и чудесные дворцы и храмы, и многочисленные каналы, и даже многие улицы с их магазинами и лавками – те же, какими они были в 1566 году.

Поезд въезжает в Венецию по огромному виадуку, который покоится на 222 пролетах. Только этот виадук и параллельно идущий с ним автомобильный мост связывают город с берегом. Венеция расположена на 118 островах, ее прорезают 175 каналов, самый большой из которых так и назван – «Большой канал»: его длина – около 3 километров, а ширина – около 50 метров. Автомобильная дорога упирается в небольшую площадь Рима, на которую выходят фасады многоэтажный гаражей – очень длинных и высоких зданий с широкими окнами. Площадь Рима является своего рода воротами в Венецию: миновав ее, вы можете передвигаться только по воде.

На Большом канале всегда царит оживление: плывут огромные моторные и весельные баржи с товарами, утлые лодочки, роскошные моторные лодки, какие-то парусные суденышки, курсируют маленькие пароходики. И, конечно, гондолы. Их происхождение относится еще к XI веку, но с тех пор они мало изменились. Всегда легкие и изящные, в дни чумы 1630 года гондолы были выкрашены в черный цвет и сохранили его до сегодняшних дней. С зазубренным металлическим украшением на носу и гребцом с одним веслом на корме, они отличаются друг от друга только величиной и большей или меньшей роскошью отделки. Когда-то в них катались галантные кавалеры и таинственные дамы в полумасках, а красавец-гондольер распевал любовные песни.

По Большому каналу плывешь словно по музейной галерее. Гондола скользит под знаменитым мостом Риальто – самым красивым в Венеции; мимо Золотого дома, получившего это название за обилие украшений на своем фасаде; мимо дворца Вендромин, в котором в 1883 году скончался великий композитор Рихард Вагнер…

По обе стороны Большого канала тянутся старинные здания, о стены которых плещется вода. Двери некоторых из них прямо прямо над водой и открываются так, что выйти из дома можно только в гондолу. Лишь иногда между дверью и водой располагается маленькая площадка или несколько ступенек.

Мост Риальто возвели в XVI веке. Когда смотришь на него издали, кажется, будто через канал перекинута мраморная глыба с выдолбленным сводом (внизу) и нишами (наверху). Вблизи эти ниши оказываются ювелирными магазинами, которые занимают чуть ли не весь мост, оставляя для движения лишь узкий проход.

А начиналась Венеция в конце V века, когда жители из северной Адриатики и Падуи, спасаясь от нашествия гуннов во время великого переселения народов, заселили небольшие островки обширной лагуны. Жизнь обитателей этих мест была в те времена достаточно сурова. Прежде всего необходимо было обеспечить себя твердой землей, на которой можно было бы возводить долговременные здания. Значит, надо было осушать озера, гатить болота, настойчиво и терпеливо отвоевывать у моря участки суши, возводить насыпи и прокладывать каналы.

Чтобы построить дома, переселенцы заостряли верхушки срубленных деревьев и вгоняли их в зыбкую почву. Лесов в ту пору здесь было много, так что нужды в дереве переселенцы не испытывали. Так были созданы свайные фундаменты, на которых построены почти все здания Венеции. Например, церковь Санта-Мария делла Салюте, возведенная в память об избавлении города от чумы, стоит на 1500 таких свай. До сих пор могучий лес вогнанных в землю стволов держит на себе весь город, не давая ему погрузиться в лагуну.

Географическое местоположение Венеции тоже было очень выгодным, и уже в IX веке город стал торговым посредником между Западом и Востоком, что способствовало его политическому росту и экономическому обогащению. Громадные выгоды извлекала Венеция и из крестовых походов: она захватила много земель, получила ряд привилегий и еще больше распространила свое торговое влияние. Вначале Венеция зависела от Падуи, потом входила в состав Византийской империи, а с конца Х века стала самостоятельным государством. Так небольшая группа островов лагуны выросла в обширную и могущественную державу.

Куда бы вы ни шли в Венеции, какой бы маршрут ни избрали, вы всегда попадете на площадь Святого Марка – единственную площадь в городе. Здесь же расположены самые знаменитые достопримечательности Венеции, и, как жемчужина в роскошной оправе, встает собор Святого Марка.

Первоначально небесным покровителем города считался Святой Федор, но к IX веку этот византийский святой сменился латинским Святым Марком. Тогда же появилась и легенда по поводу этой перемены.

Слова Божьего ангела «Мир тебе, Марк, евангелист мой!» впоследствии были начертаны на штандарте Венецианской республики. В 828 году священную реликвию доставили в Венецию. За несколько лет среди монастырских садов венецианцы построили собор своему новому святому. Через 150 лет первоначальное здание собора сгорело от пожара, который перекинулся сюда от резиденции дожей. Предание рассказывает, что при этом пропали и святые останки евангелиста Марка. Вскоре храм был восстановлен с некоторыми добавлениями, но через 100 лет его заменили совсем новым зданием.

История современного собора Святого Марка восходит к XI веку, когда в своих основных частях храм был уже завершен. Новый собор надо было освятить, и незадолго до этого дня власти Венецианской республики объявили о всеобщем посте. Был устроен молебен, чтобы с Божьей помощью отыскать пропавшие мощи своего святого. Вот тогда-то и произошло чудо.

Строительство собора продолжалось еще несколько столетий, и каждое поколение венецианцев вносило что-то новое в облик собора, украшало и обогащало его. Из всех подвластных Венеции стран сюда свозились поистине сказочные сокровища. Из вестибюля, расписанного величайшими художниками, посетитель попадает во внутреннюю часть собора, в глубине которого находится Золотой алтарь^[25]; за ним помещается картина на темы святой жизни, подаренная когда-то собору венецианскими аристократами. Картина выгравирована из золота, которого пошло 35 килограммов, и украшена 2500 драгоценными камнями.

На другом конце площади Святого Марка расположена кампанилла – 100-метровая колокольня собора. С ее верхней площадки открывается восхитительный вид на Венецию, прилегающие острова и море. Площадь перед собором обрамлена длинными зданиями Старых и Новых прокураций – древних административных учреждений Венецианской республики. На площади Святого Марка находится и самое грандиозное здание Венеции – Дворец дожей, который тоже строился и украшался несколько столетий. Трудами многих талантливейших умов и рук был создан этот ни с чем не сравнимый архитектурный памятник. Как бы в насмешку над всеми законами архитектуры массивная верхняя часть дворца покоится на легких ажурных арках. При первом взгляде на Дворец дожей кажется, что это здание опрокинуто фундаментом вверх и крышей вниз: два этажа колонн внизу и сплошная стена наверху.

Дворец Дожей производит совершенно особое впечатление. Может быть, оно вызывается тем, что дворец не был крепостью, так как в Венеции не существовало обычных для средневековой Европы крепких замков. Здесь море служило защитой, а вместо фортов у республики был великолепный флот, потому в архитектуре дворца с самого начала присутствовали декоративность и легкость.

В непосредственной близости от Дворца дожей стоит здание знаменитой тюрьмы Карчери, окутанное страшными легендами и преданиями, в которых переплелись вымысел и реальность. Когда-то в одной из ее камер добровольно провел ночь английский поэт Д.Г. Байрон, чтобы пережить ощущения, которые испытывает узник. Здание тюрьмы с Дворцом дожей соединено мостом Вздохов: сквозь его зарешеченные окна осужденные, прощаясь со свободой, бросали последний взгляд на море, солнце и небо… Иногда по нему проводили приговоренных к казни.

А снаружи мост Вздохов даже приветлив. Он повис над узким каналом, упершись концами в стены дворца и тюрьмы. В настоящее время многочисленные туристы могут полюбоваться отсюда видом лагуны, а по вечерам из проплывающих под мостом гондол слышатся звуки гитары и пение…

Венеция представляется каким-то таинственным, сказочным городом – золотым, голубым и розовым; городом дворцов и храмов, слепящего солнца и бархатной ночи, наполненным чудными песнями гондольеров, шелестом волн и ароматом моря. Это город, в котором воедино сливались роскошь и преступления, где бродили закутанные в плащи кавалеры, а преступники исчезали в молчаливых водах каналов.

Венеция прекрасна днем, она полна очарования и ночью… Здесь камни пахнут морем и каждое здание города – это живая история. Здесь столько фресок и картин, скульптур и мозаики, что город давно уже превратился в огромный музей. Сквозь века пронесла Венеция благородство своего облика и неповторимую красоту… В XIX веке писатель Ф. Грильпарцер в своих путевых заметках писал: «Тот, кто, стоя на площади Святого Марка, не чувствует, что его сердце бьется сильнее, может похоронить себя».

Но в начале 1960-х годов появилось сообщение, которое потрясло всю Венецию. Город медленно погружается в море – на 2,5 миллиметра в год; уже на 13 сантиметров погрузилась в воду статуя Кампо Сан-Стефано, находящаяся в центре Венеции. Понижение уровня островов привело к тому, что морские приливы стали вмешиваться в жизнь Венеции. Когда с моря дуют сильные ветры, вода остается в лагуне; наступает прилив, и площадь Святого Марка превращается в соленое озеро. Движение по каналам тогда прекращается, так как гондолы не могут пройти под низкими мостами. Море затопляет первые этажи домов и вливается в магазины.

Специалисты считают, что в Венеции половина из 200 дворцов нуждается в срочном ремонте, а десятая часть всех домов уже просто в безнадежном состоянии. Несколько лет назад подводные археологи, работавшие в венецианской лагуне, искали средневековые корабли, а нашли квартал древнеримского портового города. Они подняли несколько архитектурных фрагментов, но особенно ценным оказалось то, что поднять было нельзя, – остатки мола. Сооружение, построенное 2100 лет, состояло из дугообразных каменных стен длиною по 150 метров. Они превосходно защищали город от высоких приливов. Если нарастить эти стены, то сейчас Венеция была бы надежно защищена от затоплений. Однако такого проекта нет, и «Жемчужина Адриатики», как когда-то называли Венецию, страдает от наступления морской стихии.

На улицах Лхасы

Англичанин Д. Уолтер, посетивший в конце XIX века столицу Тибета, так описывал священный город ламаистов Лхасу.

Тибет не одно столетие оставался страной, запретной для иностранцев. Более того, Тибет был для многих не реальным местом на земле, а неким загадочным и таинственным мифом. На протяжении многих веков эта страна являлась «терра инкогнита» и для отдаленных от нее государств, и даже для соседних народов.

Недоступность Лхасы во многом зависела от непроходимости естественных преград, от положения Тибета за высочайшими горами мира. Но не только природа стояла на страже этой страны: в средние века государство упорно исповедовало закрытость страны, особенно по отношению к европейцам, «несшим на священную землю скверну». По пальцам можно пересчитать китайских монахов, посетивших этот далекий центр северного буддизма; католических священников-миссионеров, отправлявшихся в Лхасу; индийских лазутчиков, пробиравшихся туда под видом купцов и паломников и собиравших для англичан сведения о Тибете; путешественников-авантюристов и путешественников-ученых, которые сгорали от страсти достичь недостижимое и изведать неизведанное. Но Тибет и Лхаса оставались недоступными для европейских путешественников и случайных пришельцев.

Сменив европейский костюм на одежду мусульман, пытался проникнуть в Тибет доктор Муркрофт, но был зарезан. В 1885 году британский полковник Таннер начал пересечение Западного Тибета со стороны Гималаев, но под угрозами властей вынужден был повернуть обратно, так и не достигнув Лхасы.

Кара ожидала и тех, кто оказывал помощь пришельцам. В 1881 году сюда сумел попасть индиец Сарат Чандра Дас, которому помог первый министр панчен-ламы. Правительство Тибета узнало об этом случае только через год, когда Чандра Дас уже благополучно отбыл на родину, но кара была устрашающей. Министр Панчен-ламы был публично наказан палками, а затем умерщвлен с запретом перерождаться в дальнейшем. Его родные и близкие были осуждены на пожизненное заключение, а все их имущество было конфисковано.

Монахи монастыря Сэра, предоставившие ночлег другому путешественнику – переодетому паломником японцу, были посажены в тюрьму. Но предварительно им выкололи глаза за проявленную беспечность. Даже прославленный русский путешественник Н.М. Пржевальский, снискавший мировую известность, не достиг Лхасы и вынужден был отказаться от своей мечты. В конце XIX века он писал, что Тибет представляет «обширную неведомую площадь, какая не сыщется не только во всей необъятной Азии, но даже на всей нашей планете. Если отдельные части страны на юге кое-где, урывками, исследованы, то вся северная часть этого гигантского нагорья является неведомой землей, которая… известна менее, чем видимая поверхность спутника нашей планеты».

Более счастливым оказалось путешествие в Тибет бурята Г. Цыбикова: он был допущен в священную Лхасу, осматривал главные святыни «страны небожителей», изучал богослужения, быт и искусство жителей Тибета. Г. Цыбиков привез в Санкт-Петербург 333 старинные книги – трактаты по медицине, философии, истории и тибетской грамматике.

Официально «двери» Тибета начали открываться сравнительно недавно, когда иностранцы получили возможность, купив разрешение, проехать в Лхасу, возникновение которой предание относит к VII веку. Произошло это во время правления Сонцзэнгампо, который сначала царствовал в древней столице Тибета, а потом перебрался в местечко Раса, где и начал возводить новую столицу.

До конца VIII века город назывался «Раса» («Огороженное место»), что указывает на существование здесь укрепленного поселения еще до правления Сонцзэнгампо. А название «Лхаса» (в переводе с тибетского «Земля богов») город получил благодаря статуям Будды Шакьямуни, привезенным в Тибет двумя женами Сонцзэнгампо – из Китая и Непала.

В западной части Лхасы возвышается высокая продолговатая скала, на вершине которой возведена Потала – Дворец второго кормчего, который в течение последних трех веков служил резиденцией Далай-ламы – теократического правителя Тибета. Вход в Поталу представляет собой гигантскую каменную арку: верхняя часть ее закрыта грубым шерстяным занавесом, а по бокам спускаются две огромные кисти из тигровых шкур – символ монастырской власти. На одной из стен Поталы представлена карта Тибета, на которой изображено расположение всех монастырей, существовавших при Далай-ламе V.

Под мрачные своды Поталы никогда не проникает дневной свет. Только трепетное пламя масляных светильников в руках монахов выхватывает из темноты ступени узкой лестницы и стены с изображенными на них воинами – охранителями Поталы. За толстыми стенами галереи Красного дворца скрыты усыпальницы Далай-лам: только на сооружение гробницы Далай-ламы XIII пошло несколько тонн чистого золота. В зале, где покоится Далай-лама XIII, галереи расположены в три этажа, а соединены они почти вертикальными деревянными лестницами с перилами, до блеска отполированными от частых прикосновений^[26]. В центре полутемного зала вырисовываются контуры 20-метровой башни, сделанной из листового золота. Из него же выполнены стоящие кругом огромные лампады, которые больше похожи на купели: в каждую из них помещается 2–3 пуда ячьего масла.

Самым большим и самым священным храмом Лхасы и всего Тибета является Джукханг (Дом господина), возведенный Сонцзэнгампо для хранения буддийских святынь. Святилище Будды, расположенное на площади Бако, так тесно окружено домами, что издали рассмотреть его просто невозможно. Ноги паломников, приходящих к Джуконгу уже многие века, проделали глубокие желобки в каменных плитах, ведущих к храму. Еще больше их углубили головы и руки преклоняющихся богомольцев.

На площади перед храмом стоят три больших медных котла для чая, каждый примерно около трех метров в диаметре и около одного метра в глубину. По праздникам, когда на площади совершаются религиозные церемонии, в них заваривается чай для тысяч монахов. В прежние времена китайские императоры ежегодно присылали ламам сотни тонн чая в качестве субсидии. Чай – излюбленный напиток тибетцев, недаром старинная поговорка гласит: «Нет жизни, если нет чая».

Главный вход в храм Джукханг, обращенный на запад (в отличие от всех других тибетских храмов, ворота которых выходят на юг), украшен известными буддийскими символами – золоченым «колесом жизни» и двумя оленями. На крыше главного храмового здания расположились 4 золоченые часовни, посвященные Будде Шакьямуни, бодхисаттве Авалокитешваре, будде будущего Майтреи и правителю Сонцзэнгампо.

Главная святыня Джукханга – статуя Будды Шакьямуни, изображающая его в 16-летнем возрасте, когда он был еще юным царевичем у себя дома в Капилавасту. Статуя сидящего Будды размером приблизительно с человека. Будда сидит у восточной стороны храма на троне под балдахином, а перед ним на низком и длинном столике день и ночь горят золотые светильники с маслом.

В левом притворе храма стоят статуи китайской принцессы Вэнь Чэн и Сонцзэнгампо, а в боковом зале – статуя основателя храма Цзонхавы. В храме находятся статуи и других божеств, например, Пэл-Лхамо – покровительницы женщин. Перед ней обычно совершаются возлияния ячменным вином и разбрасываются ячменные зерна. Это привело к появлению в храме множества мышей, которые снуют по алтарю и складкам платья статуи. Но в храме с ними никто не борется, так как у благочестивых паломников они считаются перевоплощением душ умерших монахов и монахинь.

От созерцания храма Джукханг создается впечатление, будто вы перенеслись в совершенно иной мир. Непрерывно течет поток паломников-тибетцев, словно все население Тибета собралось на улице, кольцом охватывающей храм. Богомольцы одной рукой перебирают четки, другой крутят молитвенные колеса – металлический барабан на короткой палочке, к которой на цепочке прикреплен противовес, облегчающий вращение.

Всегда тесно и на маленьком молитвенном дворике. Как только освобождается место, паломники тотчас садятся, сразу же разуваются и связывают себе ноги под коленями. Затем, расстелив перед собой кусок ткани или шкуры, они берут в руки деревянные бруски, перехваченные ремнем наподобие половой щетки, и начинают священный ритуал: встают на колени, а затем, опираясь на руки, скользят вперед, пока не распластаются на каменных плитах, отполированных миллионами богомольцев. Неторопливо и методично бьют поклоны тибетцы – мужчины и женщины, старые и молодые, старухи с промасленными волосами и одетые в джинсы юноши и девушки…

Возраст монастырских стен исчисляется столетиями, но здесь же на площади можно увидеть и то, чего жители Лхасы не знали еще несколько десятилетий назад. Это – здание Народного банка, а чуть дальше – Дом государственной торговой компании.

Сейчас Тибет, а точнее, два его города – Лхаса и Шигацзе – стали открытыми для иностранного туризма. Поэтому здесь ведется интенсивное строительство, которое все больше набирает темпы. Улицы тибетской столицы сделались пестрыми и шумными, временами они напоминают восточный базар, где трудно сразу определить, кого больше – продавцов или покупателей. Почти в каждом доме расположилась лавка: в нижнем этаже торгует хозяин дома, а на втором и третьем – жилые помещения с обязательными цветами на окнах.

В крошечных лавках не хватает места, и тогда товары выносятся на улицу: иногда над палатками натягивают белые тенты или ставят зонты. И когда жаркое полуденное солнце освещает бесконечный поток людей, а ветер надувает белые полотнища тентов, кажется, что перед вами уже и не улица, а полноводная река, по которой плывут десятки парусных лодок.

Названия главных площадей и улиц Лхасы связаны с торговлей: центральная площадь именуется «Бако» – «Торговая», вторая по величине улица города называется «Вайдуйсика» – «Базарная» и т. д. На базаре Лхасы можно увидеть изделия всех ремесел Тибета и все, что привозят издалека караванщики. Ковры из Гьянцзе, кинжалы из Дэге, отороченные мехом шапки, седла с серебряным набором, невыделанные звериные шкуры… Здесь в одной лавке можно приобрести все, начиная от швейной иголки и кончая седлом, будильником, кастрюлей или ковром.

Прямо на мостовой разложили свой немудрящий товар торговцы, сбывающие паломникам разноцветные платки, пояса и другие предметы одежды. Иностранным туристам предлагают бронзовые колокола и кубки, статуэтки будд, старинные монеты, серебряные ящички для амулетов, молитвенные колеса и другие вещи. Встречаются в Лхасе и непальцы, торгующие индийскими благовониями.

Сотни звуков сливаются в незатихающем гуле толпы, идут жаркие споры покупателей с продавцами: ведь купить, не поторговавшись, просто неприлично. Звенит серебро, так как всю выручку торговец считает, проверяя каждую монету ударом о камень.

К ароматному запаху ритуальных свечей, которые жжет продавец благовоний, примешивается резкий запах прогорклого ячьего масла, которое перед продажей месяцами выдерживается в кожаных мешках.

Еще в 1960-х годах на улицах Лхасы можно было встретить девушек с лицами, вымазанными грязью. Когда-то, чтобы оградить монахов от искушения, в Тибете был издан указ, разрешавшей женщине выходить на улицу только вот с таким лицом. Прошло несколько столетий, и правило настолько вошло в обиход, что стало привычкой.

В последние десятилетия стала знаменита на весь мир тибетская медицина. Стены Мынцзикана, школы тибетской медицины и астрологии, завешаны пожелтевшими от времени рисунками: одни изображают строение человеческого тела и его органов, другие показывают причины различных болезней, третьи обозначают удобные для иглоукалывания или кровопускания места. Эти старинные рисунки были главным учебным пособием в Мынцзикане, по ним училось не одно поколение тибетских врачей.

Мынцзикана была основана при 5-м Далай-ламе, в год Огня и Дракона. Из монастырей всего Тибета присылают сюда наиболее способных молодых людей, которые в течение 12–15 лет изучают медицину и практикуются в лечении болезней. Сильно упрощая, скажем, что в основе тибетской медицины лежит идея о пяти первоэлементах (или стихиях), из которых состоит все живое, в том числе и человек: металл, дерево, вода, огонь и земля. Всякая болезнь происходит оттого, что их равновесие в организме человека нарушается. Врач должен искать избыток или недостаток какого-либо элемента и, зная взаимодействие стихий, устранять его.

Аптека Мынцзикана представляет собой настоящий музей, по экспонатам которого можно изучать флору, фауну и минералогию Тибета. Чего только нет в сотнях ящичков, из которых состоят стены аптеки! Тибетская медицина насчитывает около 6000 видов лекарств, которые подразделяются на восемь основных категорий. К первой категории относятся 64 вида лекарств, приготовленных из камней; затем следуют лекарства, созданные из почв, трав, цветов, коры деревьев и т. д.

Нелегок путь учения для того, кто решил посвятить себя изучению тибетской медицины. Почти 9 лет уходит на то, чтобы выучить Дюши – медицинский канон. В распоряжении тибетских врачей нет ни рентгена, ни анализов, даже термометра нет. Пульс человека, цвет его лица, глаз и языка – вот единственные признаки, по которым выпускник Мынцзикана должен распознать около 400 заболеваний, а опытный врач – до тысячи. Главное, с помощью чего тибетский врач заглядывает в организм больного, – это пульс человека. Многовековой практикой определены 26 мест на теле человека, где пульс может больше всего рассказать врачу. Слушать его – примерно в течение получаса – предпочтительнее на заре. Частоту пульса врач меряет своим дыханием: 5 ударов на один вдох считается нормальным, а вот по отклонениям от этой нормы тибетские медики и судят о здоровье человека…

Лиссабон – столица на краю Европы

Первые впечатления от Португалии могут быть самыми противоречивыми, все зависит от того, где начинается ваше знакомство с ней. Тот, кто прибывает в Португалию на пароходе, неожиданно попадает в красочное средневековье. При подходе к Лиссабону с борта судна открывается вереница живописных прибрежных городков и курортных поселков, крутые холмы, красные черепичные крыши, купола и высоченный стальной мост через широкую реку Тежу. Из окна электрички или автомобиля видишь прилепившиеся к самому берегу старые крепости. Самой изящной по архитектуре и самой знаменитой из них является Беленская башня. Белен – это португальское произношение Вифлеема. Набожные португальцы, давая крепости это название, оказались правы: именно здесь на рубеже XV–XVI веков рождалось могущество Португалии, здесь же возносилась и слава создателям империи. В XV веке Великие географические открытия вывели Лиссабон на новый исторический рубеж. В начале июля 1497 года напротив деревни Белен на якоре стояли четыре судна. Сотни людей пришли проводить отважных моряков, отправлявшихся в долгое и опасное путешествие. Так начиналось беспримерное плавание португальских мореходов к берегам Индии, открытие морского пути к ней и вывело Лиссабон в число первых городов Европы.

Беленская башня – один из самых элегантных лиссабонских памятников XVI века. Она была сооружена по приказу короля Мануэла I, но в то время называлась крепостью Святого Висенти у Белена. Башню построили на острове, и смотревшим на нее казалось, что она стоит на воде. Потом река Тежу в этом месте изменила свое русло, подавшись на юг: вода ушла, и башня оказалась на берегу. По своему прямому назначению башня, как крепость, никогда не использовалась. Лишь иногда она становилась тюрьмой, куда заточали государственных преступников.

Неподалеку от башни расположился монастырь иеронимитов Жеронимуш, который когда-то стоял на самом берегу реки, у гавани Рештелу, откуда и отправлялись в свои знаменитые плавания португальские каравеллы. Сначала на месте монастыря стояла небольшая часовня Энрике Мореплавателя. С именем этого португальского принца и связано начало Великих географических открытий Португалии. Однако сам он, вопреки прозвищу, никуда не плавал, но он создал морскую школу в Сагреше, в которую со всей Европы собрал лучших знатоков морского дела, и вообще всячески поощрял развитие мореходства. Так что не случайно именно в этой часовне Васко да Гама молился перед отплытием в Индию. В ней же через два года король Мануэл встречал его и после славного возвращения из похода.

Эпоха короля Мануэла I была периодом расцвета во всех областях деятельности. Даже урожаи тогда, по свидетельствам современников, были самыми высокими, а Лиссабон по роскоши своей превзошел все остальные европейские столицы. До 2000 кораблей, нагруженных драгоценностями, шелками, пряностями и черными невольниками, ежегодно причаливали к устью Тежу.

Возведение монастыря якобы было задумано в честь открытия морского пути в Индию, однако буллу на возведение монастыря король Мануэл I получил от римского папы в 1496 году – за год до отплытия Васко да Гамы. И тем не менее успех экспедиции оказал существенное влияние на то, каким монастырь стал впоследствии.

За счет поступающих сокровищ королевская казна Португалии получила огромные суммы, которые тратила на сооружение дворцов, монастырей и храмов. С притоком заморских сокровищ король Мануэл внес в проект будущего монастыря существенные изменения, не считаясь ни с какими затратами. Монастырь иеронимитов возводился почти 200 лет, за это время в его строительстве участвовали многие зодчие, отсюда и сочетание разных стилей в его архитектуре.

Триумфальный храм монастыря одновременно является и пантеоном: в нем покоятся бренные останки португальских королей и королев, принцев и принцесс. Здесь можно увидеть саркофаг Васко да Гамы, а напротив – саркофаг величайшего португальского поэта Луиса де Камоэнса. Но его саркофаг пуст: поэт умер от чумы и похоронен в неизвестном массовом захоронении. Иногда, правда, упоминается и другая версия: во время землетрясения 1755 года саркофаг поэта раскололся, и прах величайшего певца морской славы Португалии ветром разнесло во все стороны.

В соборе есть и памятник королю Себаштиану – человеку судьбы необыкновенной и во многом таинственной. В 1578 году король Себаштиан двинулся в Марокко – крестовым походом против мавров. Однако войска его были наголову разбиты, и только 60 из 18 000 солдат его армии вернулись на родину. Сам король пропал без вести, не оставив после себя наследников. Это событие сильно подорвало могущество португальской империи, и власть в стране захватил испанский король Филипп II. Но пропавшего в марокканских песках короля Себаштиана в самой Португалии не считали погибшим: его даже объявили «желанным», до сих пор ждут и уверены, что он вернется.

Португальцы гордятся своей историей, и в Лиссабоне на каждом шагу встречаются памятники былого имперского величия страны: огромные соборы и парадные монументы королям, главная площадь города называется «Праса-ду-Комерсия». И разве может быть иначе в стране, которая долгое время жила морской торговлей? По названиям лиссабонских улиц можно восстановить едва ли не всю историю географических открытий.

Неподалеку от Беленской башни стоит грандиозный монумент Первооткрывателям, выполненный из гранита. На фоне высокого и тонкого каменного корабельного паруса выделяются ступеньки, по которым цепочкой поднимается группа рыцарей, капитанов, ученых и монахов. Они направляются к носу корабля, где стоит Энрике Мореплаватель, держащий в руке модель каравеллы и указывающий путь в неизведанные морские просторы.

Возле монумента всегда много туристов, которые хотят запечатлеть себя на фото на том месте, откуда Васка да Гама отправился открывать морской путь в Индию. Под памятником, прямо посреди площади, раскинулась огромная мозаичная карта Земли, на которой отмеченные имена и даты указывают открытия, сделанные португальцами по всему миру. А с высокого противоположного берега на Лиссабон взирает колоссальный белый Христос, возведенный на народные пожертвования в 1962 году.

С историей Лиссабона можно познакомиться и в городском музее, который разместился во дворце Митра, раньше принадлежавшем епископу. В музее развернута экспозиция, рассказывающая об истории города с XVI века до наших дней. Один из музеев Лиссабона специально посвящен каретам. В нем собрана интересная коллекция, в которой представлены и пять карет XVII века. Все они роскошно отделаны, внутри обиты бархатом и шелком с вышивкой.

Появление в Лиссабоне в XIV веке карет обострило транспортную проблему города, так как улицы его не были приспособлены для таких средств передвижения. Во всей столице не было ни одной улицы, достаточно широкой, чтобы по ней могли разъехаться две кареты. Неизбежно возникали заторы, а вместе с ними и бурные споры, так как никто не хотел уступать дорогу и пятиться назад. В Лиссабоне было даже издано несколько указов: в одном, например, говорилось, «что спорящие по поводу того, кто имеет большее право на проезд по улице, будут подвергаться аресту». Для нарушителей указа вводился штраф – 2000 крузадуш, а в случае неуплаты виновного отправляли в далекую Бразилию.

В XVI веке центр Лиссабона представлял собой лабиринт бесчисленных улочек, переулков и тупиков. Они были настолько узки, что с полным основанием их можно назвать щелями. Улица «Оуривесариа да Прата» (серебряных дел мастеров) столь узка, что по ней не могло пройти вьючное животное.

В XVII веке Лиссабон насчитывал 70 000 жителей, но общественного транспорта в городе не было, а личным служили паланкины. Паланкин знатного человека несли двое слуг, а сбоку шел третий: он помогал хозяину залезать в паланкин и вылезать из него, а также разгонял толпу. У знатной дамы эскорт выглядел еще солиднее: кроме двух слуг, ее сопровождали еще трое, одетые в черные костюмы и восседавшие на лошадях.

Уличное освещение появилось в Лиссабоне в последнее десятилетие XVII века. Тогда король Педру II издал указ, согласно которому улицы в португальской столице ночью должны были освещаться, «чтобы, как это имеет место при дворах монархов других государств, граждане города имели возможность передвигаться с большими удобствами и с большей безопасностью».

Несмотря на скученность улиц, к середине XVIII века Лиссабон, утопающий в апельсиновых рощах, считался одним из красивейших и процветающих городов Европы. Город богател, в довольстве жили его граждане, которые были ревностными католиками. Самыми красивыми зданиями в городе считались королевский дворец и опера, кроме того, в Лиссабоне возводилось множество храмов. Жители с гордостью любовались на дело рук своих и свято исполняли все религиозные обряды, к которым готовились заранее – пышно и торжественно.

Так было и 1 ноября 1755 года, когда лиссабонцы собирались отметить один из традиционных католических праздников – День всех святых. Улицы были празднично украшены, над городом плыл торжественный перезвон колоколов… Все соборы португальской столицы широко распахнули свои двери, а после богослужения верующие намеревались пройти шествием по улицам своего города. Все было готово к торжественному моменту, но… шествие не состоялось.

Ранним утром без каких-либо признаков надвигающейся катастрофы город неожиданно вздрогнул от землетрясения. Лиссабон, будто погребальным саваном, накрыла огромная свинцово-серая туча: вслед за первыми двумя подземными ударами последовал третий, который и довершил начатое разрушение.

Из 20 000 домов, которые тогда были в Лиссабоне, более или менее уцелело только 3000. В центре города сохранились часть королевского дворца и здание оперы, только почернели от огня и копоти. Все церкви и храмы, служебные и жилые здания, которые не разрушили подземные толчки, оказались объяты разбушевавшимся пожаром. Многие жители, надеявшиеся переждать землетрясение в домах, сгорели заживо.

После случившейся катастрофы над Лиссабоном еще долго вились черные дымы пожарищ. Всюду плавали вырванные с корнем деревья, остатки мебели, домашний скарб, трупы людей и животных. Катастрофа была страшной, и Лиссабон надо было отстраивать заново. Город возродили, но и сегодня в архитектурном облике Лиссабона можно найти множество следов той страшной истории, которую пережила португальская столица.

Антверпен

Антверпен – старинный бельгийский город, о котором в летописях упоминается уже в VII веке. Поэтому история его, как пишет М. Герман в своем исследовании о городах Фландрии, началась задолго до того, как образовалось бельгийское государство, которому нет еще и двух веков.

В течение своей долгой истории Антверпен захватывался норманнами и германскими императорами, но Фландрия всегда возвращала себе знаменитый город и порт. Всемирная торговая слава пришла к нему в XVI–XVII веках, когда европейские купцы стали отправлять в Индию и Новый свет свои корабли.

А начинался Антверпен с замка, который сейчас, как и многие другие знаменитые и старинные сооружения города, обходится без собственного имени: его называют просто Замок (по-фламандски – Стен). Он был первой крепостью на реке Шельда, берега которой в те времена были пусты, низки и болотисты. Только дома норманнов свидетельствовали о том, что здесь заложен город. Историки предполагают, что, может быть, и Замок был заложен норманнами, однако достраивали его уже к Х веку.

Для того времени это была грозная крепость с могучими стенами и высоким, неприступным донжоном. Некогда Замок принадлежал Готфриду Буйонскому – знаменитому вождю первого крестового похода, позднее он стал резиденцией городского самоуправления, а во времена испанского владычества здесь размещалась инквизиция. Это были мрачные страницы в истории Стена^[27], когда каждого, заподозренного в ереси, неповиновении властям или вольнодумстве, ждали пытки и почти всегда один конец – костер-аутодафе («акт веры»). В XIX веке былое архитектурное благородство Замка несколько подпортили пристройки в стиле ложной готики.

Другие старинные здания Антверпена тоже мало что сохранили от своего первоначального облика и обросли архитектурными наслоениями разных эпох – порой изысканными, а иногда просто грубыми. Архитектурный облик Антверпена в основном определил XVI век – век великого П.-П. Рубенса. О городе часто говорят как о «родине Рубенса». Здесь, на Зеленой площади в центре города, стоит сегодня бронзовый Рубенс, приветливо встречая прохожих. Великий фламандский художник изображен в просторной блузе-безрукавке, в шароварах и сапогах, у ног его лежит палитра с красками…

Кто бы ни прошел по площади, всякий приветствует гениального фламандца поклоном или дружеским жестом. Здесь Рубенс – хозяин: он царит здесь, встречает гостей, сопровождая их по площадям, аллеям и бульварам Антверпена. Здесь долгое время летними вечерами, по средам и субботам, давались концерты в честь великого художника. Горожане бережно сохраняют домик своего прославленного земляка, построенный в стиле итальянского Возрождения: в настоящее время в нем восстановлена мастерская художника. Она захватывает, конечно, не своей подлинностью, а возможностью воочию представить себе обстановку, в которой создавал свои шедевры великий мастер.

В XVI веке в Антверпене был возведен и прославленный готический собор Богоматери, так как Дева Мария издавна считалась покровительницей города. На месте собора некогда стояла маленькая часовенка, в которой хранилась главная святыня Антверпена – статуя Богородицы. Нынешний собор был заложен еще в 1352 году неким мастером Жаном Амелем, который отдал этому сооружению 40 лет жизни. Но он умер, так и не увидев собор возведенным хотя бы на четверть, и завещал свое дело сыну Петеру.

Антверпенский собор рос неторопливо, будто в медлительности этой видел свое будущее величие. Башня собора, которая сейчас видна еще издали, к началу XVI века поднималась над еще маленьким и приземистым Антверпеном, поражая самих жителей и всех путешественников своей высотой и дивным звоном 40 колоколов. Немецкий художник А. Дюрер, побывавший в Антверпене в те времена, когда завершалось строительство собора, писал: «Церковь Богоматери в Анторфе чрезычайно велика, настолько, что там одновременно поют много служб, и они не сбивают друг друга. И там постоянно происходят роскошные празднования, и приглашают лучших музыкантов, каких только можно достать».

Антверпенский собор Богоматери украшает немало картин П.-П. Рубенса, но особое место в нем, да и в творчестве самого художника, занимает полотно «Снятие с креста», которое является частью триптиха (в него входят еще картины «Распятие» и «Вознесение»).

Легендарное прошлое Антверпена живет в реликвиях то трогательных, то величественных, а иногда и просто забавных. Одним из старейших памятников, посвященных основанию города, является знаменитый фонтан, расположенный на булыжной площади перед городской ратушей. Фонтан, автором которого традиционно называют К. Массейса, изображает композицию, как русалки поднимают юношу, держащего отрезанную руку поверженного рядом человека. Ажурное железное плетение увенчано фигуркой Брабо – легендарного героя, с которого и принято отсчитывать историю города.

О древности Антверпена говорит и причудливое сплетение его старинных улиц. Ратушную площадь, например, окружают неправдоподобно узкие и очень высокие дома (в 5–6 этажей) со стрельчатыми окнами, аркадами и тонкими высокими колоннами. Все эти здания принадлежат средневековью, и названия их словно взяты из рыцарских баллад: «Дом большого арбалета», «Дом старых весов» и т. д. В «Доме старых весов» долгое время размещался цех живописцев (гильдия Святого Луки), и сюда, вероятно, нередко �

Надежда Ионина 100 великих городов мира

Оглавление

Вступление