Во всех справочниках понятие «аристократия» толкуется как «родовая знать». Но, как с печальным смирением написал Доминик Ливен, автор одного из лучших исследований по этому вопросу, «что такое «аристократия» известно всем, но вот вы решили написать об аристократии книгу, и сразу перед вами встает вопрос, как определить это понятие». Действительно, трактовок множество, еще более – разночтений.
Поскольку излишняя углубленность в кодификацию разночтений вряд ли вообще позволила бы появиться на свет этой книге, автор взял на себя смелость свести воедино несколько наиболее почтенных точек зрения.
Итогом этого симбиоза стала выработка критерия, легшего в основу этой книги: аристократы – представители родовой знати, в подавляющем большинстве своем имеющие высшие титулы (там, где развита система титулования). Хотя могут быть и нетитулованные исключения – старый дворянский род с заслугами нескольких поколений (такой, например, к которому принадлежал М.И. Голенищев-Кутузов). Аристократом не может быть самый знатный и титулованный человек, если он, по принятому сейчас определению, «сделал себя сам», если его род – пусть даже самый знатный – начинается с него самого. То есть не парвеню, не фавориты судьбы, как, например, Потемкин и Орловы, не взлетевшие наверх фаворитки, как гражданская жена Людовика XIV Ментенон или последняя утеха следующего Луи – Дюбарри.
Аристократом может стать как минимум второе поколение – уже выросшее с пониманием принадлежности к этому статусу (пример – Румянцев-Задунайский)
Есть и ограничения: множество аристократов, люди талантливые и с амбициями, достигали верховной власти и становились владыками – сюзеренами, основывая новые династии. Их нельзя в полной мере считать аристократами, это уже главы царствующих домов. Исключение – ненаследственные диктаторы, такие как Ю. Цезарь или С. Боливар.
Теперь о принципах отбора конкретных персоналий книги. Тут ограничение шло по двум критериям. С одной стороны, недостаток христианско-европеидного образования отсекает от обыденной образованности множество эпох, народов и их вождей. Поэтому на слуху весьма ограниченно-упорядоченный круг имен. С другой стороны, Китай, исповедывая конфуцианство, не знал аристократизма во всю свою историю. В основе структурирования правящего класса стояла чиновничья выслуга и экзамен на чин. Господствовавшая долгие столетия в Индии кастовая система делала бессмысленной идею аристократии. С приходом же Великих Моголов стал доминировать другой принцип, характерный для всего мусульманского Востока предыдущих столетий. Здесь общество было в большей степени авторитарно, все внимание концентрировалось на главе царствующего дома, так что в исторические анналы практически никто из аристократов Востока не попал.
Привычные нам и лежащие в основе нашей нынешней цивилизации Греция и Рим знали – по мнению современных исследователей – понятие «аристократия», ассоциируя его со знатностью и древностью рода, идущего, как правило, от богов или древних властителей. Отсюда – первые герои книги, биографии которых уже много веков назад стали объектом всеобщего изучения.
Северная Америка, Африка, Австралия до недавнего времени аристократию в сформулированном выше понимании знали чересчур выборочно. В Южной Америке было мало старой родовой – в основном испанского происхождения – титулованной знати. Отсюда и небольшое количество ее представителей в истории. И здесь круг замкнулся – и остается Европа.
Северная и Южная Европа дали не очень много лиц, нашедших свое признание у музы истории Клио. Остаются многовековые доминанты европейской истории – Франция, Англия, Германия, Россия. Причем Англия, с середины XVIII века разрабатывавшая и применявшая понятие «джентльмен» и в отличие от иных держав с большим пиететом относившаяся к своей высшей знати – пэрам, не особенно охотно рисковала жизнью знатных представителей своего общества (так как все же большинство аристократов стали известны прежде всего как военные деятели, затем как государственные, в гораздо меньшей степени – как люди науки и искусства). Она предпочитала давать титулы отличившимся простолюдинам. Знать занималась своими поместьями и своей страной. По большому счету история подтвердила правоту данного подхода, поскольку британская монархия, в отличие от французской, российской и германской, существует и ныне.
Три последние названные страны, имеющие весьма бурные истории, достаточно часто востребовали от всех слоев общества запредельных усилий – отсюда и примат наиболее ярких представителей высшего слоя каждой из трех держав в этой книге.
Кимон происходил из аристократического рода по линии обоих родителей. Его отец, Мильтиад, принадлежал к роду Филаидов. После смерти брата Стесагера Мильтиад унаследовал все его состояние и власть в Херсонесе. Здесь, став тираном, он был вынужден подчиниться персидскому царю Дарию и в составе персидского флота участвовал со своими кораблями в походе против скифов. Мильтиад не желал покоряться персам, и когда представилась возможность их уничтожить, он предложил разрушить мост через Истр (Дунай), чтобы обречь персов на гибель. Но его предложение не встретило поддержки, и о замыслах Мильтиада стало известно Дарию. Чтобы избежать расправы, Мильтиад бежал из Херсонеса.
В 500 году до н э. он поддержал восстание ионийских греков против персидского владычества и завоевал остров Лемнос, который передал Афинам. Восстание вскоре было подавлено, и Мильтиаду вновь пришлось бежать от персов в Афины. Там он был предан суду за суровое обращение с афинянами в Херсонесе, но затем оправдан. А когда стотысячная армия персов вторглась в Аттику (490 год до н э.), Мильтиад был избран одним из девяти стратегов для ведения войны против Дария. Он стал фактическим руководителем афинского войска и нанес персам сокрушительное поражение при Марафоне. В следующем году он выступил против островов, примкнувших к персам, но этот поход был для него неудачным. После месячной осады острова Парос он был вынужден вернуться в Афины без славы и с пустыми кораблями. Политические противники Мильтиада обвинили его в злоупотреблении общественным доверием, что, по законам Солона, наказывалось смертью. На суд Мильтиад был доставлен на кровати, так как полученные им раны не позволяли ему ходить. Говорить он также не мог, за него объяснялись друзья. Прежние заслуги Мильтиада были оставлены без внимания, и по решению суда он должен был выплатить штраф в 50 талантов – затраты на неудачный поход. Заплатить такую большую сумму он не мог и поэтому был заключен в долговой дом, где и скончался.
Матерью Кимона была дочь фракийского царя Олора – Гегесипила. По этой линии Кимон состоял в родстве с греческим историком Фукидидом.
В юности Кимон не отличался безупречным поведением и в родном городе, по словам Плутарха, «пользовался дурной славой». Невыплаченный Мильтиадом штраф лежал позором на его сыне. Бедность не давала возможности Кимону найти для своей сестры Эльпиники подходящую ее происхождению партию, но вскоре один из афинских богатеев, Каллий, предложил себя в качестве мужа для Эльпиники и за это обязался уплатить штраф. Кимон дал свое согласие – долг с семьи был снят.
Военный опыт Кимон приобрел еще при жизни отца, когда участвовал с ним в походах. Простым воином он сражался в битве при Саламине в 480 году до н э., и его решительность и мужество были отмечены. А через два года Кимон уже командовал афинской эскадрой в составе общегреческого флота.
В 478 году до н э. Кимон помог афинскому полководцу Аристиду добиться гегемонии над государствами, недавно освободившимися от персидского владычества. Кимон активно боролся за создание Афинского морского союза и каждый год избирался стратегом. Ему удалось раскрыть заговор спартанского полководца Павсания, ведущего переговоры с персами, и изгнать его из Византия. Кимон боролся и с пиратами, ликвидировав их базу на острове Скирос. Захватив Скирос, Кимон доставил в Афины останки легендарного героя Тесея – царя Афин, убитого и похороненного, согласно легенде, на этом острове.
В 470 году до н э. Кимон стал во главе афинского флота и продолжил борьбу с персами. Перейдя с флотом из 300 кораблей в Малую Азию, Кимон вынудил провинции Карию и Ликию отложиться от персов. В сражении у Кипра Кимон наголову разбил персидский флот и, перейдя в Памфилию, высадился в устье реки Евримедона, где нанес жестокое поражение персидским войскам. Затем он изгнал персов из Фракии, покорил несколько островов и перенес военные действия в Египет. Вначале Кимону сопутствовал успех, однако потом царь Артаксеркс, собрав большой флот, запер Кимона на реке Нил у Мемфиса и, отведя воду, посадил греческие корабли на мель. Тогда Кимон сжег корабли и, готовый к отчаянной защите, вынудил персов согласиться на мир.
После окончания греко-персидских войн Кимон ратовал за политику сближения со Спартой для большего возвышения Афин. Но такая политика была прямо противоположной той, которую проводил Перикл и его сторонники. Еще в 465—463 годах до н э. Кимон захватил остров Фасос, который славился своим богатством. Фасос решил выйти из Афинского союза, но Кимон разгромил островной флот и жестоко расправился с жителями острова. И вот теперь Перикл решил использовать этот случай, чтобы подорвать доверие к Кимону. Вожди демократической партии обвинили Кимона в том, что он не двинул войска против царя Македонии, который оказывал поддержку Фасосу, что сделало победу неполной. Слава Кимона в то время была еще очень велика и ему удалось оправдаться, хотя позиции его все-таки слегка пошатнулись.
В 462 году до н э. Спарта попросила у Афин помощи для борьбы против мятежных илотов. На помощь Спарте был отправлен отряд в 400 человек во главе с Кимоном. С приходом отряда в Спарту положение не изменилось, что дало повод спартанцам подозревать афинян в предательстве, и афинскому отряду было велено удалиться обратно. В Афинах это было расценено как оскорбление, и популярности Кимона, ратовавшего за дружбу со Спартой, пришел конец.
В 460 году до н э. Кимон был подвергнут остракизму и изгнан из Афин на десять лет.
Начавшаяся война между Афинами и Спартой привела Кимона в ряды афинских войск. Он просил разрешить ему принять участие в решающей битве, но получил отказ. Афины проиграли сражение, многие близкие друзья Кимона пали в бою. И тогда общественное мнение снова повернулось в пользу Кимона. Сам Перикл предложил вернуть его из ссылки до истечения ее срока.
Вернувшись, Кимон стал добиваться заключения мира со Спартой, а когда мир был заключен, он получил под свое командование новый большой флот.
Встав во главе флота, Кимон продолжил боевые действия против персов. Он вновь разбил персидский флот у Кипра и персидскую армию в Киликии и осадил главную твердыню Кипра – Саламин. Он вынудил Артаксеркса пойти на заключение чрезвычайно выгодного для греков мира. По его условиям персы обязывались освободить все греческие города в Малой Азии, ни один военный корабль персов не должен был показываться на пространстве между Понтом Эвксинским и Памфилией, а войска персов не должны были приближаться к этим берегам на расстояние трехдневного перехода.
Смерть Кимона была неожиданной. Скончался он во время осады финикийского города Кития в 449 году до н э., так и не дождавшись ратификации договора. Кимон опасался, что враги воспользуются его смертью, чтобы вновь напасть на афинян. Поэтому, умирая, он приказал скрыть свою кончину до возвращения в Афины. Плутарх написал об этом так: «Флот вернулся в Афины под предводительством Кимона, умершего тридцать дней назад».
Перикл происходил из аристократического рода Алкмеонидов, ведущего свою родословную от легендарного Алкмеона. Представители этого рода издавна принадлежали к правящей элите Афин. Так, например, Клисфен, время жизни которого падает на период острой политической борьбы между аристократией и демосом, в 509—507 годах до н э. провел ряд реформ, направленных на разрушение в государстве старинных аристократических установлений, связанных с традиционной родовой организацией общества. Реформы Клисфена значительно усилили позиции афинского демоса и во время греко-персидских войн определили демократический характер афинского войска, принесшего ему победы в войне. Введение остракизма, сыгравшего впоследствии большую роль в борьбе демоса с неугодными политиками, также связывают с именем Клисфена. Плутарх писал о нем как о человеке, который «изгнал Писистратидов, мужественно низвергнул тиранию, дал афинянам законы и установил государственный строй, смешав в нем разные элементы вполне целесообразно для согласия и благополучия граждан».
К более ранним представителям этого рода принадлежал архонт Мегакл, во времена которого род Алкмеонидов опорочил себя причастностью к так называемой килоновой скверне – убийству находившихся под священной защитой богини Афины участников заговора Килона в 632 году до н э. За это злодеяние на род было наложено проклятие, и Алкмеониды были изгнаны из Афин. При Солоне им разрешили вернуться, но во время правления тирана Писистрата и его сыновей Алкмеониды снова были изгнаны. Вернулись они в Афины только после изгнания тирана Гиппия в 510 году до н э.
Представители этого рода принимали активное участие в восстановлении храма Аполлона в Дельфах.
Отец Перикла Ксантипп был из филы Акамантиды, из дема Холарга. Он отличился во время греко-персидских войн, особенно в битве с персами при мысе Микале у берегов Малой Азии, где командовал афинским флотом. Он был женат на племяннице законодателя Клисфена Агаристе из рода Алкмеонидов. Как с отцовской, так и с материнской стороны Перикл принадлежал к родам, занимавшим высокое положение в афинской аристократии. Древние историки отмечают, что Перикл был красив и великолепно сложен, только голова у него была странной удлиненной формы. На дошедших до нашего времени его скульптурных портретах он везде изображен в шлеме. Очевидно, что, как пишет Плутарх, «скульпторы не хотели изображать его в позорном виде», маскируя шлемом «продолговатую и несоразмерно большую голову».
Перикл получил прекрасное образование. Кроме обязательного для любого афинянина изучения музыки и стихосложения, он обучался ораторскому искусству у знаменитого философа Зенона. Естественные науки Перикл изучал под руководством философа Анаксагора и благодаря учителю был избавлен от всяческих суеверий и не верил предсказаниям.
Знатное происхождение, богатство, большие связи и прекрасное образование – все это предвещало Периклу успешную политическую карьеру. Он решил начать свою карьеру воином, а только потом вступить на политическую арену. Перикл принял участие в нескольких военных походах, в которых отличился мужеством и отвагой.
Но обстоятельства сложились так, что против своей воли Периклу пришлось рано оказаться вовлеченным в политику. Несмотря на знатность своего происхождения, он примкнул к партии демоса, которой остался верен всю последующую жизнь. Перикл перестал встречаться со своими родственниками-аристократами и прекратил дружбу со знатными приятелями. Он стал выступать на народных собраниях, и речи его были красочными и образными, а прекрасное образование и хороший учитель – Зенон – позволили ему развить имеющиеся ораторские способности.
Близким другом Перикла стал вождь демократов Эфиальт – человек безжалостный к тем, кто совершал преступления против народа. Аристократы ненавидели Эфиальта и подослали к нему наемного убийцу. Со смертью Эфиальта руководство демократической партией перешло к Периклу.
В это время на первом плане стояла борьба с внешними врагами, требовавшая огромного напряжения сил. В Египте Афинам пришлось воевать с персами, а на территории самого Пелопоннеса – с Коринфом, Эпидавром, Эгиной, а затем со Спартой. В 457 году до н э. Перикл участвовал в битве при Танагре, в которой афиняне были побеждены спартанцами. После этой неудачи в Афинах стали раздаваться голоса в пользу возвращения Кимона, опытного полководца, изгнанного не без помощи Перикла. И Перикл сам пошел навстречу народному желанию и внес предложение о возвращении своего соперника из изгнания раньше срока. Вернувшийся Кимон вскоре начал войну с Персией за остров Кипр и во время похода скончался от болезни. Его смерть сильно ослабила партию аристократов.
Вопреки заключенному в 451—450 годах до н э. перемирию, спартанцы вторглись в Среднюю Грецию, чтобы помочь дельфийцам в войне против фокеян. Перикл возглавил войско, пришедшее на помощь Фокее, и после изгнания спартанцев сразу же вернул ей Дельфийское святилище.
В 445 году до н э. между Афинами и Пелопоннесским союзом был заключен Тридцатилетний мир. Его еще называют Перикловым миром и по нему афиняне отказались от всего, что принадлежало им в Пелопоннесе, и возвратились к тому положению, которое занимали до войны.
С прекращением военных действий Перикл направил все силы на решение внутренних проблем. Он начал борьбу за равные права бедных граждан. Перикл предложил оплачивать им каждый день, потраченный на общественные дела, например, участие в судопроизводстве в качестве присяжных. Такой порядок позволял любому гражданину, вне зависимости от его материального положения, пользоваться всеми политическими правами. Кроме того, чтобы дать людям заработок, по его инициативе ежегодно стали снаряжать 60 триер и набирать для них экипажи из свободных граждан, которые получили плату за работу на кораблях. На землях государств-членов Афинского союза были созданы поселения – клерухии, где каждый афинянин мог получить небольшой участок земли для обработки. На этих же землях были организованы гарнизоны, что позволило решить сразу две задачи – облегчить положение простого народа и создать военные поселения за пределами Аттики. Клерухии были наблюдательными постами, опорой и охраной афинского могущества и, кроме того, имели важное торговое значение.
В годы правления Перикла отмечается наибольший расцвет и слава Афин. В городе шло большое строительство, и, как писал Плутарх, «весь город находился как бы на жаловании, сам себя украшая и в то же время содержа». Афинский Акрополь был украшен великолепными произведениями архитектуры и скульптуры. Для укрепления Афин были возведены так называемые Длинные стены и достроена третья стена между двумя существующими, чтобы сделать город неприступным. При Перикле был построен Одеон – круглое здание для музыкальных представлений. Самыми значительными работами руководил друг Перикла скульптор Фидий.
Строительство и огромные денежные затраты на него вызывали наибольшие нападки на Перикла со стороны его политических противников. Они обвиняли его в растрате денег союзной казны на украшение города золотом и дорогими материалами. Ответ Перикла своим врагам, приводимый Плутархом в биографии Перикла, показывает зрелость его как политического деятеля и мудрого правителя, стоящего во главе сильного государства: «Афиняне не обязаны отдавать союзникам отчет в деньгах, потому что они ведут войну в защиту их и сдерживают варваров, тогда как союзники не поставляют ничего – ни коня, ни корабля, ни гоплита, а только платят деньги; а деньги принадлежат не тому, кто их дает, а тому, кто получает, если он доставляет то, за что получает. Но, если государство снабжено в достаточной мере предметами, нужными для войны, необходимо тратить его богатство на такие работы, которые после окончания их доставят государству вечную славу, а во время исполнения будут служить тотчас же источником благосостояния благодаря тому, что явится всевозможная работа и разные потребности, которые побуждают всякие ремесла, дают занятие всем рукам, доставляют заработок чуть не всему государству, так что оно на свой счет себя и украшает, и кормит».
При Перикле Афины стали и самым крупным торговым городом, которому принадлежало посредничество между восточной и западной частями Средиземного моря. Город стал главным складом греческого мира, куда свозились разнообразные товары.
Главную силу Афин Перикл видел во флоте, на который он обращал особое внимание. При нем афинский флот состоял из трехсот триер. Перикл ввел в практику морские маневры, происходившие ежегодно в течение восьми месяцев. Сухопутное войско состояло при Перикле из 29 тысяч гоплитов, тысячи всадников, 200 конных и 1600 пеших стрелков.
Внешняя политика Перикла была направлена на расширение сферы влияния Афин и на упрочение и охранение существующего положения. На западе были заключены договоры с Эгестой (еще около середины V века до н э.), а затем, накануне Пелопоннесской войны, – с Регием и Леонтинами. Перикл сделал попытку созвать в Афинах национальный конгресс из представителей греческих городов, но эта попытка не удалась из-за противодействия Спарты. Но тем не менее зависимость союзников от Афин усилилась, а союзная казна с острова Делоса была перенесена в Афины. Общая сумма фороса (дани) перед Пелопоннесской войной равнялась шестистам талантам. Таким образом, Афины установили над союзными полисами жесткий военный и финансовый контроль.
Пока Афинам не угрожал внешний враг, они могли справляться с недовольными союзниками, но с началом Пелопоннесской войны опасность увеличилась.
Когда Керкира, вступившая в столкновение с Коринфом, обратилась к Афинам в поисках союза, Перикл доказал афинянам необходимость этого союза, поскольку Керкира обладала сильным флотом и занимала важное географическое положение на пути в Италию. До тех пор старавшийся сохранить мир, Перикл высказался теперь в народном собрании против требований спартанцев, видя в них лишь предлог к заранее решенному разрыву. Он старался ободрить афинян, указывая на их богатые средства и сильный флот, и предостерегал лишь от рискованных предприятий. Согласно его совету, афиняне отвечали, что «сами они войны не начнут, но с тем, кто начнет ее, будут сражаться».
431 год до н э. стал годом начала Пелопоннесской войны. Эта война для Афин была тяжелым испытанием. Спартанцы и их союзники вторглись в Аттику и, опустошая страну, дошли до афинских укреплений. Они вырубили сады в окрестностях города, разорили дома и угнали скот. Этим они провоцировали Перикла выйти за стены города и дать сражение на открытом месте – осаждать города спартанцы не умели, а в открытом бою им не было равных. Многие, в том числе и друзья Перикла, ждали, что он примет этот вызов. Но когда он отказался от такого шага, его стали обвинять в трусости. Оскорбления Перикл сносил спокойно, а граждан, потерявших свое имущество при спартанском вторжении, он утешал, говоря, что «вместо порубленных деревьев вырастут новые, а погибших воинов заменить невозможно». В первый год войны была захвачена союзная с Афинами Платея. Перикл не потерял самообладания. Он решил не проводить в окруженных Афинах народного собрания, чтобы разгоряченные граждане не приняли необдуманного решения. Но сидеть сложа руки он тоже не собирался. Вскоре он снарядил морской поход вокруг Пелопоннеса, но не возглавил его, а совершил с небольшим отрядом пехоты вторжение в Мегарскую область. Опустошив ее, он нанес спартанцам не меньший урон, чем тот, который понесли афиняне, потеряв сады и скот в окрестностях Афин. Положение изменилось, и спартанцы, возможно, прекратили бы военные действия.
Но неожиданное бедствие расстроило планы Перикла и помешало прекратить войну. На следующий год (430 до н э.) в Афинах вспыхнула чума, и народом овладело отчаяние. Враги Перикла снова воспользовались ситуацией, обвинив его во всех несчастьях. Чтобы как-то успокоить граждан, Перикл стал готовиться в новый поход, собрав большое войско и снарядив 150 кораблей. Перед началом похода произошло солнечное затмение, что было истолковано суеверными афинянами как дурной знак. Перикл в это время уже находился на триере и, увидев растерянность и испуг кормчего, подошел к нему и накрыл его своим плащом. Затем он спросил кормчего, видит ли он в действиях Перикла какое-либо предзнаменование несчастья, а получив отрицательный ответ, сказал: «Так чем же то явление отличается от этого, как не тем, что предмет, который был причиной темноты, больше плаща?»
Перикл пошел с флотом к восточному берегу Пелопоннеса, но из-за эпидемии вынужден был вернуться. Этой неудачей воспользовалась оппозиция, выступившая против Перикла, который, по ее мнению, стал виновником войны, принесшей столько бедствий. Его уже не выбрали стратегом и даже, несмотря на то что он всегда славился своим бескорыстием, обвинили в растрате общественных денег и присудили к большому штрафу.
В период чумы Перикл потерял двух своих сыновей от первого брака и много друзей. Он долгое время не выходил из дома и практически ни с кем не общался. Очень скоро афиняне поняли, что в городе нет человека, который, подобно Периклу, смог бы так же хорошо управлять государством. Периклу были принесены извинения за несправедливо наложенный штраф, и он вновь был выбран в стратеги, встав во главе Афин. Но чума не пощадила и его. Когда Перикл умирал, рядом с ним находились оставшиеся друзья, которые вспоминали его подвиги и деятельность на благо Афин. Они рассуждали о нем как о политическом деятеле, думая, что больной Перикл их уже не слышит. Но он все слышал и, прервав их разговор, сказал: «Вы хвалите меня за то, что совершали и многие другие, а о самом замечательном из того, что я сделал, не говорите ни слова – ни один афинский гражданин из-за меня не надел черного плаща». Черная одежда у афинян считалась знаком печали. Этими словами Перикл напомнил друзьям, что за годы его правления и по его приказу не был казнен ни один афинянин.
Перикл скончался в сентябре 429 года до н э. С его именем связывают представление о поре расцвета афинской демократии и греческого искусства, называя этот период Перикловым веком.
Сохранившиеся биографические сведения древних авторов о Фукидиде во многом имеют недостоверный характер. Частично биографию Фукидида можно пересмотреть, исходя из текста его «Истории». Так, например, Фукидид указывает на то, что он пережил Пелопоннесскую войну, продолжавшуюся с 431 по 404 год до н э., и часть его труда написана уже после ее окончания. Дату его рождения тоже можно определить более-менее точно. Он пишет, что на должность стратега был избран в возрасте 47 лет, а случилось это в 424—423 годах до н э.
Итак, датой рождения Фукидида условно можно принять 460 год до н э. Происходил он из знатной и богатой семьи. Его отец, Олор, был прямым потомком фракийского царя Олора. Мать и бабка Фукидида также принадлежали к фракийской аристократии. Про него писали, что он принадлежал к «Кимонову дому», то есть был родственником Мильтиада – победителя персов при Марафоне, и его сына Кимона – знаменитого греческого полководца. Действительно, Фукидид был типичным афинским эвпатридом, то есть «имеющим благородного отца» – аристократом. Семья его владела обширными поместьями и золотыми рудниками во Фракии.
О детстве Фукидида и годах учебы сведений не сохранилось. Правда, у древних авторов есть сведения о встрече молодого Фукидида и Геродота. Юноша присутствовал на одном из публичных чтений «Истории» Геродота и не мог удержаться от слез восхищения. Геродот обратил на него внимание, а его отцу, Олору, он принес поздравления с тем, что тот имеет сына, стремящегося всем сердцем к знаниям. Известно также, что Фукидид учился в Афинах у оратора Антифонта и был близок к софистам – платным преподавателям красноречия и всевозможных знаний – Протагору и Горгии. Большое влияние на его развитие оказал и философ Анаксагор.
Находясь в Афинах в первые годы Пелопоннесской войны, Фукидид стал свидетелем борьбы политических партий. Война явилась следствием растущего соперничества между Пелопоннесским союзом, возглавлявшимся Спартой, и Афинами – двумя мощными политическими центрами Древней Греции. Она была и ярким проявлением конфликта между демократией и олигархией – режимами, которые господствовали в Спарте и Афинах. Сам Фукидид по своим политическим взглядам был скорее приверженцем демократии, хотя весьма умеренным. Он поддерживал сторонников партии Перикла, а самому Периклу досталось немало лестных слов в «Истории».
На второй год войны в Афинах разразилась эпидемия чумы. Болезнь коснулась и Фукидида, но ему удалось быстро оправиться и избежать наиболее тяжелых осложнений.
В 424 году до н э. он был избран стратегом и во главе афинской эскадры послан к побережью Фракии для защиты афинских владений. Где и когда он обучался воинскому искусству – сведений нет. Но вряд ли бы афиняне избрали стратегом человека, не имеющего опыта в военном деле.
Шел восьмой год войны. Спартанский полководец Брасид предложил нанести удар по северным владениям Афин. На его стороне выступили македонский царь Пердикка, фракийский царь Севф и ряд городов Союза. Пройдя через Среднюю Грецию и Фессалию, Брасид подошел к Амфиполю. Защищавший этот форпост афинский стратег Евкл послал гонца к Фукидиду с просьбой о помощи. Но Фукидид опоздал и подошел к Амфиполю, когда тот был уже захвачен Брасидом. О своей неудаче Фукидид кратко рассказывает в четвертой книге «Истории», ничем не стараясь оправдать свою медлительность. Среди историков нет единого мнения о виновности Фукидида. Некоторые обвиняют его в медлительности, другие – в измене, но есть и такие, которые считают, что Фукидид стал жертвой оговора своих противников. Но для афинян виновность Фукидида была очевидной. За измену и потерю Амфиполя, а именно это ему и ставили в вину, он был приговорен к пожизненному изгнанию.
Изгнанный из Афин, Фукидид поселился во Фракии, в своем поместье. В течение следующих двадцати лет, находясь вдали от родины, он занимался сбором материала для своего исторического труда, оставаясь сторонним наблюдателем и стараясь беспристрастно излагать ход войны. Обладая значительными средствами, Фукидид мог позволить себе много путешествовать и, таким образом, стать свидетелем основных событий Пелопоннесской войны. Свой труд – «История» – он разделил на восемь книг. Первая из них посвящена обширному введению ко всему труду и предыстории Пелопоннесской войны. Труд его остался незаконченным, и события в нем доведены до осени 411 года до н э. Но, несмотря на незавершенность отдельных частей, «История» является цельным произведением. Первое десятилетие войны описано в книгах со второй по четвертую, Никиеву миру посвящена пятая книга, Сицилийская экспедиция (415—412 годы до н э.) отражена в книгах шестой и седьмой, а последняя книга рассказывает о Декелейско-Ионийской войне и установлении в Афинах олигархического правления Четырехсот.
В 404 году до н э. военные действия закончились. Афины потерпели поражение и были вынуждены заключить тяжелый для себя мир. Одним из его условий было возвращение всех изгнанников. Следующий год принес всем изгнанникам прощение – после восстановления демократии была объявлена амнистия. Но Фукидида она не коснулась. Для его возвращения в Афины, как для изменника, требовалось специальное постановление. Благодаря стараниям Ойнобия, который, возможно, был отцом стратега Евкла, командовавшего амфипольским гарнизоном, постановление было получено. (А если эти сведения принять за точные, то можно согласиться с теми историками, которые считали, что Фукидид пострадал незаслуженно.) Вернулся Фукидид в Афины около 400 года до н э.
Как и многие другие биографические сведения, время, причина и место кончины Фукидида точно не установлены. Павсаний, например, утверждает, что Фукидид был убит по дороге в Афины из ссылки. Плутарх и другие историки местом его кончины называют Фракию, но различные ее районы. Одни авторы его смерть считают естественной, другие – насильственной. Точно известно место его захоронения – усыпальница рода Кимона в Афинах, рядом с могилой Эльпиники – сестры Кимона.
«История» Фукидида была издана уже после его смерти. Как историк Фукидид ставил пред собой задачу отображать события наиболее объективно и придавал большое значение критической проверке сведений, которыми располагал для изложения. Он старался выяснить происхождение того или иного исторического явления, обращал особое внимание на причины и поводы событий. Фукидид исключает непосредственное вмешательство божественных сил в исторические события, хотя историк и не отвергает в принципе существования богов или божественного начала. Придавая первостепенное значение объективным историческим факторам, не только политическим, но и экономическим, он стремился подчеркивать роль и отдельных личностей, для характеристики которых использовал их же речи и выступления. Он воздерживался от эмоциональной оценки происходивших событий, не вдавался в мелкие подробности. Хотя Фукидид писал, прежде всего, военную историю, его отличает большое внимание к вопросам социально-политической борьбы. Одним из первых он оставил обстоятельные описания гражданских конфликтов, столкновений демократических и олигархических группировок.
Он утверждал, что его труд призван служить не развлечению читателя, а должен стать достоянием веков. Фукидид по праву считается величайшим историком древности, оставившим яркое и достоверное описание одного из наиболее значительных событий древней истории, современником которого он был.
По своему происхождению Алкивиад принадлежал к одной из богатейших и благороднейших семей афинской аристократии. Отец Алкивиада Клиний был из знатного рода Скамбонидов, возводивших начало рода к легендарному Аяксу Теламониду и через него к самому Зевсу. Мать Алкивиада – Дейномаха – дочь Мегакла, внука известного афинского законодателя Клисфена, происходила из рода Алкмеонидов. Через нее Алкивиад приходился родственником Периклу и, в более отдаленной степени, Кимону.
Предки по материнской линии издавна играли значительную роль в истории Афин и принимали участие в важнейших событиях афинской истории. Напротив, род, к которому принадлежал Алкивиад по отцу, несмотря на древность и знатность, вписал в историю не много знаменитых имен. Исключение составляет, пожалуй, его дед Алкивиад Старший – сподвижник Клисфена, старавшийся ниспровергнуть владычество афинской аристократии и преобразовать государственное устройство сообразно демократическим началам.
Что касается Клиния, то он был прославлен военными подвигами. Во время войны с персами он на собственные средства снарядил триеру и отличился мужеством и отвагой в морском сражении при мысе Артемисий. Он погиб в возрасте пятидесяти трех лет в битве с беотийцами при Коронее в 447 году до н э. После его смерти опеку над Алкивиадом и его младшим братом взяли на себя родственники со стороны матери – Перикл и его брат Арифрон.
Алкивиад был женат на Гиппарете – дочери самого богатого человека во всей Греции, которого афиняне уважали за знатное происхождение, ум, доброту и благочестивый образ жизни. От этого брака родился сын. Еще один сын – Леотихид – был у Алкивиада от жены спартанского царя Агиса Тимеи, но спартанцы не признавали Леотихида своим царем.
Алкивиад при жизни пользовался огромной популярностью. О нем самом и его деятельности оставили труды историк Фукидид, бывший его современником, Феопомп, автор «Греческой истории», продолжатель труда Фукидида, Плутарх, Корнелий Непот и другие. Благодаря их сочинениям мы имеем данные не только о роде Алкивиада, но знаем даже имена его воспитателя – Зопира и его кормилицы – Амиклы, которая была родом из Лаконии.
Родился Алкивиад около 450 года до н э. и после гибели отца воспитывался в доме своего дяди Перикла. У древних авторов мы узнаем, что Алкивиад был необычайно красив, умен и способен. Он был прекрасным оратором, а то, что он немного картавил, придавало его речи убедительность и грацию. Когда требовали обстоятельства, Алкивиад был трудолюбив и терпелив, обходителен и обаятелен. В то же время он проявлял изнеженность, беспутство, сластолюбие и разнузданность тогда, когда дела не требовали душевного напряжения.
Можно сказать, что мы имеем биографии двух разных Алкивиадов. Так, в сочинениях Лисия и Андокида он предстает честолюбцем и взяточником, готовым продать родину и друзей. У них Алкивиад – кутила, нечестивец и развратник, для которого нет ничего святого. Он трус и изменник, думающий лишь о своем спасении. Он виновник гибели афинского флота и поражения Афин в войне. Талантливый полководец, дальновидный политик, мужественно переносящий удары судьбы, истинный патриот, ставший жертвой зависти и коварства, подвергшийся несправедливым обвинениям политических противников – так характеризуют Алкивиада Исократ, Демосфен, Ксенофонт и Диодор Сицилийский.
Некоторое время Алкивиад был учеником Сократа и вместе с ним участвовал в военных походах, живя в одной палатке. Боевое крещение Алкивиад получил в сражении при Потидее в начале Пелопоннесской войны. В бою Алкивиад был ранен, и Сократ спас его, отразив нападавших врагов и сохранив оружие Алкивиада, потеря которого считалась бесчестьем. Через некоторое время Алкивиад спас Сократа. В битве при Делии, когда греки потерпели поражение и отступили, Алкивиад, скакавший на коне, увидел отступающего пешего Сократа, отбивающегося от многочисленных врагов. Тогда Алкивиад развернул коня и вернулся к Сократу, чтобы рядом с ним отбиваться от неприятеля.
Философские беседы с учителем не долго увлекали Алкивиада – он стремился к власти. Но пока он был еще очень молод и не мог оспаривать славу у опытных лидеров, руководивших политикой в Афинах. Еще живя в доме Перикла, он как-то пришел к нему, чтобы поговорить о делах, но ему сказали, что Перикл занят и обдумывает выступление с отчетом о делах перед народным собранием. Услышав это, Алкивиад сказал: «А не лучше ли было бы ему подумать о том, как вообще не давать афинянам никаких отчетов?»
После смерти Перикла в 429 году до н э. должность стратега переходит к Никию. В Афинах шла ожесточенная борьба между партией Никия и сторонниками демапла (народного вождя) Клеона, настроенными более воинственно и решительно. После гибели Клеона его партию возглавил Алкивиад. К тому времени он уже привык быть на виду, привлекать внимание, вызывать овации и восторги. Его аристократическая натура требовала обожания и поклонения. Ему не было равных на Олимпийских играх – ни один царь (или частное лицо) никогда не присылал на Олимпию столько колесниц и никому не удавалось одержать сразу несколько побед. А Алкивиаду на играх 416 года до н э. удалось занять первое, второе и четвертое места, прислав на игры семь колесниц и превзойдя «все, что способны принести эти состязания».
Начало политической деятельности Алкивиада относится к 420 году до н э. Он стремился завоевать авторитет и любовь граждан своими речами и убедить в своей правоте народное собрание. Когда же этого не удавалось сделать, Алкивиад мог пойти на любые интриги, чтобы добиться того, чего хотел. Его политическим противником, как было сказано выше, был Никий, возглавивший партию аристократов после смерти Перикла. В 420 году до н э. Никий начал вести новые переговоры о мире со Спартой. Решив воспользоваться моментом и подорвать авторитет Никия, Алкивиад тайно встретился с послами Спарты, прибывшими на переговоры в Афины. Алкивиад знал, что Никий уверил народное собрание в том, что присланные спартанцы имеют все полномочия для подписания перемирия. На тайной встрече Алкивиад убедил послов, что предлагаемые им условия перемирия крайне невыгодны Спарте, и предложил им сослаться на то, что они не имеют полномочий для заключения мира, а присланы только обсудить его условия. На следующий день, когда Никий представлял народному собранию спартанцев, Алкивиад спросил их о полномочиях. Те ответили, что имеют право только вести переговоры об условиях мира, но не заключать его. Тогда Алкивиад обвинил Никия в том, что тот ввел в заблуждение народное собрание, что, естественно, подорвало авторитет Никия. В результате послы уехали ни с чем, собрание избрало Алкивиада стратегом и война со Спартой была продолжена.
Афиняне очень по-разному относились к Алкивиаду. Он, по свидетельству современников, вел роскошную жизнь, часто злоупотреблял напитками, щеголял своей расточительностью, не скрывал многочисленные любовные связи. Все это вызывало негодование у части населения. Люди боялись его своеволия и неуважения к законам, подозревая его в стремлении к тирании. Но другие восхищались его красотой и силой, красноречием, военной опытностью и храбростью. В заслуги ему ставились большие пожертвования и дары городу, и это заставляло афинян относиться к Алкивиаду снисходительно, прощать ему преступления, называя их честолюбивыми выходками или шутками. Интересна и история женитьбы Алкивиада. Поспорив с друзьями ради шутки, он, подойдя к Гиппонику, при людях ударил этого всеми уважаемого человека без малейшего повода для этого. Слух о его наглой выходке обошел весь город, и на следующее утро Алкивиад явился в дом Гиппоника. Он рассказал ему о споре, сказал, что раскаивается в содеянном и готов понести любое наказание за свой поступок. Гиппоник простил юношу и не стал требовать наказания, а, узнав его поближе, стал ему покровительствовать и выдал за него замуж свою дочь, дав огромное приданое в десять талантов. Брак этот нельзя назвать счастливым – жена Алкивиада Гиппарета страдала от постоянных связей мужа с другими женщинами и даже ушла жить к своему брату Каллию. После смерти отца она хотела расторгнуть брак, но, когда явилась в суд для подачи заявления, Алкивиад на руках унес ее в свой дом, где она и осталась до конца жизни.
Но вернемся к событиям 420 года до н э. Избранный стратегом вместо Никия, Алкивиад начинает лихорадочно готовиться к возобновлению военных действий против Спарты. Он действует привычными для него методами – плетет интриги, поддерживает демократов в разных городах, организует заговоры и перевороты. В короткий срок Алкивиаду удалось склонить на сторону Афин города Аргос, Элиду и Мантинею и, как замечает Плутарх, он «разъединил и потряс весь Пелопоннес». Поводом для возобновления военных действий послужило то, что Спарта оказала военную помощь Эпидавру, на который напали Афины в 419 году до н э. Алкивиад обвинил спартанцев в нарушении перемирия, и война возобновилась.
Партия Никия прилагала огромные усилия, чтобы потушить пожар войны, и ей удается настроить народное собрание, которое еще вчера рукоплескало Алкивиаду, против него. В 418 году до н э. стратегом был избран Никий. Летом того же года афиняне потерпели поражение при Мантинее – в этом сражении Алкивиад находился среди простых воинов.
Для Алкивиада это поражение стало новым взлетом его политической карьеры. Он предлагает создать под эгидой Афин Средиземноморскую морскую державу, охватывающую Пелопоннес, Италию, Сицилию, Карфаген и Африку. Первым шагом на пути к созданию державы должно было стать покорение Сицилии. Народное собрание с энтузиазмом принимает план экспедиции в Сицилию. Стратегами экспедиции были назначены энергичный Алкивиад, осторожный Никий и опытный Ламах.
Завоевание Сицилии, размеры и населенность которой даже приблизительно не были известны большей части афинян, представляло трудную задачу. Видимо, Алкивиад как дальновидный политик осознавал, сколь сложной будет данная экспедиция, но он также и понимал, что ее успех еще больше упрочит его власть в Афинах. Против экспедиции упорно выступал Сократ, но он был бессилен что-либо изменить. Его никто не слушал, как, впрочем, и астронома Метона, предсказывающего роковой исход задуманного мероприятия.
Все было готово к отплытию – корабли собрались в Пирее, запасы и снаряжение погружены на борт, народное собрание наделило стратегов неограниченными полномочиями. Но перед самым отплытием в Афинах произошло событие, которое для Алкивиада имело серьезные последствия. Ночью кто-то уничтожил все (кроме одной) гермы – четырехугольные уличные столпы, увенчанные головой Гермеса. Возможно, это была просто выходка подвыпившей компании, но горожане усмотрели в этом действие опасных заговорщиков, покусившихся на их свободу. В этом кощунстве обвинили Алкивиада и его друзей и потребовали суда над ними. Сам Алкивиад также настаивал на проведении расследования, но его противники решили провести суд после возвращения из экспедиции, прекрасно понимая, что в данное время и флот, и армия на его стороне и он сам легко сможет добиться оправдания.
В середине 415 года до н э. афинская экспедиция двинулась на запад. Начало ее было весьма успешным. Соединившись с союзниками у острова Керкиры, объединенный флот подошел к берегам Италии. Заняв города Накс и Катан, Алкивиад начал подготовку к осаде Сиракуз. Но многого он сделать не успел. В период подготовки к осаде из Афин прибыли гонцы, вручившие ему требование народного собрания о немедленной явке на суд. Алкивиаду пришлось подчиниться, но по дороге в Афины он в городе Фурии сошел на берег и не вернулся на корабль. Суд в Афинах прошел без него, и ему был вынесен заочно смертный приговор. Имущество Алкивиада было конфисковано, а жрецам было приказано проклясть его имя. Текст проклятия был вырезан на столбе, который установили на площади.
Алкивиад скрылся в Италии, а затем перебрался на Пелопоннес. Он объявляется в Спарте, где предлагает спартанцам план борьбы с Афинами. Для спартанцев было странным, что афинянин, тем более полководец, предлагает потенциальным врагам услуги. Чтобы развеять все сомнения, Алкивиад выступает с речью, в которой представляет себя честным и принципиальным человеком. Он говорит, что ведет борьбу не против Афин, а против своих врагов, которые являются также и врагами Спарты. Советы Алкивиада, уговорившего спартанцев возобновить войну с Афинами, были убедительны, дельны и сулили огромные выгоды. Многие союзники Афин через Алкивиада стали вести тайные переговоры со Спартой, чтобы при наступлении спартанского флота расторгнуть союз с Афинами. При помощи Алкивиада Спарта заключила военный союз с персидским сатрапом Тиссаферном, давший ей золото и корабли. Алкивиад уговорил спартанцев послать помощь осажденным Сиракузам, что привело к сицилийской катастрофе – разгрому афинской армии и части флота афинян.
В Спарте Алкивиад скоро сделался всеобщим любимцем. Он прекрасно сумел приспособиться к спартанскому образу жизни и строго следовал обычаям и традициям. Он превзошел многих спартанцев в простоте пищи и одежды. Но от его внимания не ускользали события, причиной которых был он. Так, понимая, что Спарта очень скоро может стать сильным и опасным противником, Алкивиад старался не допустить полного разгрома Афин. А вскоре ему пришлось бежать и из Спарты. Несмотря на то что он много сделал для спартанцев, там не приветствовали его растущую славу. Усилились недовольство и подозрительность правителей Спарты, опасавшихся его крепнущего влияния на жителей. Кроме того, Алкивиад сошелся с женой спартанского царя Агиса Тимеей, и у нее родился сын.
На этот раз Алкивиад бежал к персам. С их помощью он намеревался вернуться в Афины победителем. Он уговаривает Тиссаферна, которому стал близким другом, прекратить помощь Спарте в борьбе с Афинами. Располагая персидскими деньгами, Алкивиад устанавливает связь с афинской аристократией и помогает ей свергнуть демократическую партию. Но аристократы не спешили призвать Алкивиада обратно в Афины. Тогда он вступает в переговоры с руководителями афинского флота, стоящего у острова Самос. Он обещает флоту свою поддержку в борьбе с флотом Спарты при условии, что флот поддержит его при возвращении в Афины. Он хорошо рассчитал ситуацию, сложившуюся в то время в Афинах. Побежденные демократы пригласили его встать во главе флота. В октябре 411 года до н э. произошло сражение при Абидосе между афинским флотом и пелопоннесской эскадрой под командованием Миндара, которая значительно превосходила афинян по количеству кораблей. Когда же военная удача покинула афинян, с юга появился Алкивиад с восемнадцатью кораблями. Его появление и решило исход сражения в пользу Афин.
За эти три года Алкивиад участвовал в десятке битв, потопил или захватил 200 кораблей и огромную добычу и теперь мог вернуться в Афины победителем. Город встречал его как героя. Конфискованное по суду имущество Алкивиада было возвращено ему за счет казны, а жрецам было приказано снять с него проклятие. Но Алкивиад не доверял пылкой любви сограждан, понимая, что весь его авторитет держится только на военной славе, и достаточно малейшей неудачи, чтобы от него отвернулись.
Осенью 408 года до н э. он снаряжает новый поход – 100 триер, 1, 5 тысячи гоплитов и 150 всадников. Высадившись на острове Андросе, он наносит поражение отряду андросцев и их союзникам спартанцам. Но положение дел к тому времени изменилось не в пользу афинян. Противники еще копили силы и избегали решительных действий. Алкивиад также не стремился к решающему сражению и ограничивался небольшими стычками. Он держался очень осторожно, что вызывало недовольство в афинском обществе, ждущем от него громких побед. Ему часто приходилось покидать флот, чтобы добыть необходимые средства на его содержание. Во время одной из таких поездок, вопреки строжайшему запрету Алкивиада не вступать в боевые действия против Лисандра, афинский военачальник Антиох все-таки вступил в бой со спартанским флотом. Это произошло при Нотии, и Антиох попал в ловушку, расставленную Лисандром, и потерпел поражение, потеряв 15 кораблей. Узнав об этом, Алкивиад сразу же вернулся на Самос и пытался вызвать Лисандра на продолжение битвы, но спартанец от боя уклонился. Хотя поражение при Нотии никак не повлияло на ход военной кампании, оно дало повод противникам Алкивиада обвинить его в измене, настроив против него народное собрание.
Алкивиаду пришлось удалиться в добровольное изгнание во Фракию, где у него были построены три небольшие крепости. Однажды, когда афинский флот оказался в этих краях, Алкивиад, видя, как беспечно ведут себя на кораблях афиняне – отлучаются подолгу на берег, рассредоточивают корабли и так далее, – он решил предупредить их о последствиях такой беспечности, зная, что спартанский флот находится где-то рядом. Выслушав его, стратег Тидей велел ему убираться, сказав, что теперь он здесь не начальник. Но, к несчастью, произошло то, что предсказывал Алкивиад. Лисандр воспользовался беспечностью афинян и захватил афинский флот, а затем и Афины.
Алкивиаду снова пришлось покинуть свое убежище. Он направился к своему бывшему противнику, персидскому сатрапу Фарнабазу, «услуживая ему и вместе с тем пользуясь его уважением». Затем он решил ехать дальше, к персидскому царю Артаксерксу II, и предупредить его о заговоре, который готовили против него спартанцы и брат царя Кир. Он рассчитывал привлечь персидского царя на сторону Афин и с его помощью разгромить спартанцев и освободить город, где Лисандр установил власть «Тридцати тиранов».
Одним из этих «Тридцати» был афинский тиран Критий, который убедил Лисандра, что если Алкивиад останется в живых, то власть в Афинах спартанцы могут быстро потерять. К Фарнабазу был послан гонец, с требованием выдать Алкивиада живым или мертвым. Но и самому Фарнабазу Алкивиад был опасен, так как Фарнабаз был участником заговора Кира против царя персов. Он послал своего брата и дядю с приказанием захватить или убить Алкивиада. Ночью отряд персов окружил дом, где жил Алкивиад, и, боясь ворваться в него, персы обложили его хворостом и подожгли. Алкивиаду удалось вырваться из горящего дома с мечом в руке. Персы испугались вступить с ним в бой и забросали его копьями и стрелами. Тело Алкивиада забрала гетера Тимандра и похоронила его.
Некоторые древние авторы приводят и другую причину гибели Алкивиада. Он соблазнил женщину из знатной семьи и увез ее с собой во Фригию. Брат этой женщины, желая отомстить за оскорбление, ночью поджег дом и убил его, в то время когда он выскакивал из огня.
Но слава Алкивиада не умерла вместе с ним. Даже через сотню лет его имя не было забыто. Во время войны римляне обратились к оракулу, и тот повелел им воздвигнуть на площади, где проходило народное голосование, две статуи – умнейшего и мужественнейшего из греков. И вскоре две медные статуи украсили площадь: одна изображала Пифагора, другая – Алкивиада.
Ксенофонт был крупнейшим греческим историком после Геродота и Фукидида. Его называли аттической музой и аттической пчелой, подчеркивая тем самым прекрасный греческий язык, на котором он писал свои произведения, и необычайное трудолюбие этого историка и писателя. И если Геродот и Фукидид оставили потомкам только по одному произведению, которые прославили их имена, то из-под пера Ксенофонта вышло более десятка творений, различных по тематике.
Сведения о жизни Ксенофонта приходится искать в основном в его собственных сочинениях, и хотя существует его биография, составленная Диогеном Лаэртским, она дает лишь немногие и часто малодостоверные факты. Отрывочность и краткость сведений не позволяет восстановить полную реальную биографию Ксенофонта, но основные события его жизни и деятельности вполне могут быть установлены.
Диоген Лаэртский начинает биографию Ксенофонта словами: «Ксенофонт был сыном Грилла, афинянином, по дему – эрхийцем». И это все о его происхождении. Ряд более поздних историков на основании косвенных источников по социальному происхождению относят Ксенофонта ко второму афинскому сословию – сословию всадников. Но источники также подтверждают, что Ксенофонт получил традиционное аристократическое образование и воспитание, что он входил в кружок Сократа, объединявший виднейших представителей олигархически настроенной молодежи, что симпатии Ксенофонта всегда были на стороне Спарты, ее режима правления и таких спартанских государственных деятелей, как Клеарх и Агесилай. Если все это принять во внимание, то с большей долей вероятности можно утверждать, что Ксенофонт по своему происхождению принадлежал к аристократии.
Его жизненный путь можно условно разделить на три периода. К первому периоду относится время от рождения до участия в военном походе Кира Младшего. Активная военная и политическая деятельность, участие в походе греческих наемников в Персию, а также пребывание на спартанской службе составляют второй период жизни Ксенофонта. Последний, третий, период он провел в Скиллунте и Коринфе, занимаясь хозяйством и литературной деятельностью.
Во временном отношении наиболее продолжительным, но наименее известным, был первый период. Родился Ксенофонт в Афинах. Годом его рождения можно приблизительно считать 444-й до н э., или чуть ранее, основываясь на его собственных произведениях. Так, он пишет, что принимал участие в сражении при Делии в Беотии и был спасен Сократом. Исходя из того, что сражение это произошло в 424 году до н э., а молодые люди несли воинскую службу только внутри Аттики, к 424 году до н э. Ксенофонту было не менее 20 лет, что и позволяет приблизительно установить год его рождения, который подтверждается и другими вычислениями. Подобным же образом устанавливается и год его смерти – около 356 года до н э.
В своем родном городе Ксенофонт получил блестящее аристократическое образование и был воспитан в духе ненависти к демократии и преклонения перед олигархическим режимом Спарты. Большое влияние на него оказало знакомство с Сократом. История сохранила рассказ о том, как Ксенофонт познакомился со своим будущим учителем. Однажды, встретив в узком переулке Ксенофонта, Сократ загородил ему дорогу палкой, а затем спросил, где можно купить съестные припасы. Ксенофонт ответил и решил пойти дальше. Но Сократ снова преградил ему путь и спросил, где люди делаются добродетельными. На этот вопрос Ксенофонт ответить не мог. Тогда Сократ сказал ему: «В таком случае иди за мной и учись».
Вскоре Ксенофонт вошел в кружок Сократа и, став его слушателем, вел литературные записи бесед своего учителя, которые позднее использовал при написании своих трудов.
Молодость Ксенофонта пришлась на годы Пелопоннесской войны, войны между Афинами и Спартой за главенство в Греции. В эту войну был втянут практически весь мир греческих полисов. О Пелопоннесской войне потомкам поведал Фукидид, доведя описание событий до 411 года до н э. Спустя много лет именно Ксенофонт продолжил описание дальнейших событий этой войны в «Греческой истории». Он описывал события как очевидец, принимая участие в военных действиях, но не на командных постах. Война помогла ему приобрести боевой опыт, который пригодился в дальнейшем. В Афинах во время войны шла ожесточенная внутриполитическая борьба, и победы той или иной партии были тесно связаны с военными удачами или поражениями. В это время происходило и формирование мировоззрения Ксенофонта. Происхождение, влияние Сократа и его кружка, участие в войне и политических событиях – все это сделало Ксенофонта ярым противником демократии. Считая спартанское общественное устройство совершенным, он приписывал именно ему победу Спарты в войне. Нельзя сказать, что Ксенофонт не любил родину, Афины, но он никогда не смог простить афинской демократии, ее лидерам поражения в войне и гибели своего учителя Сократа.
После заключения унизительного для Афин мира в 404 году до н э. власть в Афинах перешла к олигархам. В историю этот период вошел как время правления 30 тиранов. Период этот был кратковременным – очень скоро сторонники олигархов и демократов начали вооруженную борьбу между собой и, несмотря на контроль и помощь Спарты, олигархи потерпели поражение в этой борьбе. В Афинах был заключен гражданский мир с восстановлением демократии. У Ксенофонта это не вызвало восторга, а в возможность гражданского мира он просто не верил. И был прав. Во время правления 30 тиранов он служил в коннице, естественно на стороне олигархов. Сам Ксенофонт не поддерживал крайних мер в борьбе со сторонниками демократов. Он с большой долей симпатии относился к Ферамену, одному из тридцати тиранов, который открыто выступал против политики репрессий, проводимых олигархами, за что и был казнен. Придя к власти, демократы старались любым способом избавиться от олигархов и их сторонников. Поэтому, когда спартанцы попросили у Афин военной помощи для борьбы с персами в Малой Азии, демократы, как пишет Ксенофонт, «послали тех, кто служил в коннице в правление тридцати, полагая, что для демократии будет благом, если они вдали от родины погибнут». В 401 году до н э. Ксенофонт покинул Афины и больше никогда уже не возвращался туда. В его жизни начинается новый, второй, период.
Поводом покинуть Афины послужило письмо, полученное Ксенофонтом от своего друга, беотийца Проксена, который служил у царевича Кира Младшего. Проксен, по просьбе Кира, набирал войско для военной экспедиции. Он обещал Ксенофонту в случае его приезда содействовать его дружбе с Киром, который для самого Проксена стал «дороже отчизны». Ксенофонт с радостью принял предложение, надеясь на службе у Кира прославиться и разбогатеть. Зачем Кир набирал наемников, Ксенофонт даже не задумывался. Но Сократ предупреждал его о том, что не следует доверять Киру, который выступал на стороне противника в годы Пелопоннесской войны, говорил, что эта дружба может повредить репутации Ксенофонта в Афинах. Но решение было принято, и Ксенофонт покидает Афины.
Об истинных мотивах экспедиции Кира, вероятно, знали только самые посвященные. Еще в 424 году до н э. в Персии царствовал Дарий II Нот. У него было двое сыновей: Артаксеркс и Кир. Кир был любимым сыном матери их, Парисатиды. Она очень хотела сделать наследником престола Кира, который был младшим из братьев, но Дарий распорядился иначе. Когда Кир достиг 17-летнего возраста, отец сделал его сатрапом, то есть правителем области, занимавшей большую часть Малой Азии, а Артаксеркса назначил наследником престола.
Лишь только Дарий умер, Кир сразу был обвинен в заговоре против брата, вступившего на престол. Он не избег бы смерти, если бы мать не выпросила своему любимцу помилования и не отправила его обратно в сатрапию.
Вернувшись туда, Кир немедленно приступил к тайной организации нового заговора, но действовал очень осторожно. Распустив слух, что соседний сатрап Тиссаферн имеет замыслы против греческих городов в Малой Азии, он стал собирать новый отряд греческих солдат для их защиты. С этой целью он поручил спартанцу-эмигранту Клеарху, Проксену и другим искателям приключений, собравшимся при его дворе, набирать для него войско под предлогом похода против Тиссаферна – все истинные замыслы были тщательно скрыты. Сам «великий царь» Артаксеркс находился в полном неведении относительно намерений брата: он думал, что один сатрап собирается воевать с другим, что случалось нередко, поэтому наемники и не заслуживали его внимания.
О том, что произошло в дальнейшем, мы знаем из «Анабасиса» Ксенофонта. Вероятно, во время похода Ксенофонт вел записи, так как в «Анабасисе» присутствует изобилие подробностей, имен и даже точное расстояние между населенными пунктами по пути следования войска Кира. Отряд греческих наемников составил в нем 13 тысяч человек.
Весной 401 года до н э. Кир выступил в поход против Артаксеркса. Дойдя беспрепятственно до деревни Кунакса (недалеко от Вавилона), его войско встретилось с войском Артаксеркса. В происшедшем здесь сражении Кир был убит, но греческое войско одержало победу. Со смертью Кира для греков исчезла и цель похода. После сражения персы пригласили греческих военачальников к себе как бы для переговоров, но отправили их к Артаксерксу, который повелел их казнить. Греческие наемники рассчитывали на щедрое вознаграждение в случае победы, но остались и без денег, и без предводителей. Надо было возвращаться в Грецию, от которой они были очень далеко, а обратный путь пролегал по территории противника. Они решили с оружием в руках проложить себе дорогу в Малую Азию и возвратиться на родину, выбрав себе новых предводителей, в числе которых, и притом одним из главных, стал Ксенофонт.
Греческая армия начала обратный поход. Отбиваясь от войск персидского царя, ежедневно преодолевая сопротивление местных племен, неся большие потери, греки упорно продвигались к южным берегам Черного моря. После восьмимесячного пути, потеряв около трети своего состава, они достигли греческого города Трапезунда. Позволив себе длительный отдых, наемники снова двинулись в путь – к Армене. Два месяца шли греки до Армены, и два месяца Ксенофонт стоял во главе войска. Затем, вплоть до прибытия в Византий, он постоянно находился на командной должности либо над всем войском, либо над большим самостоятельным отрядом. Используя положение фактического главнокомандующего, Ксенофонт дважды за время похода пытался склонить своих соратников остаться в Понте и основать новое поселение. Вероятно, он рассчитывал на то, что сможет оказаться во главе администрации нового города и таким путем осуществить честолюбивые надежды, которые ранее связывал с участием в экспедиции Кира. Но наемники не желали оставаться в Понте и стремились скорее попасть домой, так что мечтам Ксенофонта сбыться было не суждено.
Достигнув Фракии, большая часть наемников поступила на военную службу к фракийскому царю Севфу. Царь уже неоднократно вел переговоры с Ксенофонтом, возглавлявшим греческое войско. В это время Спарта не желала обострять отношения с персами и по их просьбе согласилась выдать уцелевших греческих наемников Кира персидскому царю. Была даже сделана, правда неудачная, попытка захватить Ксенофонта. В такой ситуации для греков было лучше поступить на службу к фракийцу, чем достаться персам. Севф обещал предоставить Ксенофонту убежище, если тот подвергнется преследованиям со стороны Спарты, и передать часть своих владений в благодарность за помощь в династической борьбе. Свои обещания Ксенофонт и его воины выполнили, Севф – нет.
Но политическая ситуация вновь изменилась. Спарта начала войну с Персией. Во Фракию прибыли посланцы спартанского командующего Фиброна, чтобы пригласить бывших наемников Кира на службу. Под командованием Ксенофонта в то время оставалось всего 6 тысяч человек, а сам он собирался ехать в Афины. Он пишет, что близкие ему в лагере люди стали просить, чтобы он не уезжал до тех пор, пока не отведет и не передаст войско Фиброну. Ксенофонт согласился и довел войско из Фракии до Пергама, а затем остался на спартанской службе, так и не уехав в Афины.
В 396 году до н э. для руководства военными действиями против Персии в Малую Азию прибыл спартанский царь Агесилай. Ксенофонт быстро с ним сблизился и на долгие годы стал ему верным другом. Вместе с ним он возвратился в Грецию, когда войско Агесилая было переброшено туда из Малой Азии в связи с начавшейся Коринфской войной. Ксенофонт участвовал на стороне спартанцев в битве при Коронее в 394 году до н э., где спартанцы сражались не только против фиванцев, но и против афинян, бывших с фиванцами в союзе. Вернуться на родину Ксенофонту так и не пришлось (да, может быть, он и не стремился). Если раньше Ксенофонт был добровольным изгнанником, то после битвы при Коронее он был заочно приговорен афинянами к изгнанию из отечества. В спартанском войске Ксенофонт оставался до конца Коринфской войны, сопровождая Агесилая в походах.
Затем начинается третий, последний, период жизни Ксенофонта. Спартанцы отблагодарили его за оказанные им услуги, стоившие ему лишения родины: они подарили ему дом и участок земли в местечке Скиллунте в Элиде близ Олимпии. Здесь он жил с женой и двумя сыновьями, Гриллом и Диодором, и провел много лет вдали от общественной жизни – занимался сельским хозяйством, охотой, литературными трудами и принимал друзей. Эта спокойная, идиллическая жизнь в очаровательном уголке продолжалась до 371 года до н э., когда во время войны между Спартой и Фивами спартанцы потерпели тяжелое поражение при Левктрах, и Ксенофонт вынужден был оставить Скиллунт и переселиться в Коринф. В 369 году до н э. Афины и Спарта заключили союз между собою, и приговор об изгнании, тяготевший над Ксенофонтом, был отменен. Тем не менее на родину он не вернулся. Но в 362 году до н э. он послал обоих сыновей в Афины, и они в числе афинских всадников участвовали в кавалерийском сражении, которым началась битва при Мантинее между спартанцами и афинянами, с одной стороны, и фиванцами – с другой. В этом сражении Грилл был убит. Когда известие об этом пришло к Ксенофонту, он совершал жертвоприношение. Услышав о гибели сына, он снял с головы венок, но когда гонец добавил, что сын его умер смертью храбрых, он снова надел венок и сказал: «Я знал, что сын мой смертен».
Ксенофонт еще долго жил после этого в Коринфе, где и умер в глубокой старости (не ранее 356 года до н э.).
Он оставил после себя как исторические труды, так и литературные произведения. Наибольшее значение среди них имеют «Греческая история» в семи книгах, содержащая описание Пелопоннесской войны с 411 по 362 год до н э., «Анабасис», где рассказывается о походе греческих наемников в глубь Персии и обратном пути домой. В «Киропедии» Ксенофонт развивает взгляд на воспитание идеального правителя, а в «Лакедемонской политии» описывает государственное устройство Спарты и конституцию Ликурга. Перу Ксенофонта принадлежали и философские сочинения, посвященные жизни и деятельности своего учителя Сократа – «Воспоминания о Сократе» и «Апология Сократа». Кроме перечисленных произведений он написал еще ряд сочинений по вопросам экономики, военного искусства, по устройству хозяйства и быта. Все произведения Ксенофонта в античном мире пользовались большой популярностью, а для историков они имеют первостепенное значение для изучения истории греческого полиса второй половины V – первой половины VI веков до н э.
Сын фиванца Полимнида Эпаминонд происходил из бедной, но знатной семьи, которая вела свою родословную от Кадмовых Спартов. Правда, в то недолгое время процветания этого государства знатность рода в нем не очень ценилась, предпочтение отдавалось иным качествам – уму, таланту, заслугам перед отечеством. Если римляне обращали особое внимание на происхождение человека, то фиванцы придерживались принципа, что не имя красит человека, а человек – имя. Но, тем не менее, Эпаминонд мог бы гордиться знатностью своего рода, считая своим предком легендарного Кадма, а следовательно, восходил к финикийским царям. Кадм был сыном царя Агенора. Отец отправил его вместе с братьями на поиски сестры – Европы, которую похитил Зевс. После этого Кадм выполнил указание дельфийского оракула и основал в Беотии крепость Кадмию, вокруг которой впоследствии и вырос город Фивы. Затем, по преданию, ему пришлось вступить в борьбу с драконом, а убив его, он вырвал зубы дракона и засеял ими поле. Когда же из земли выросли воины, то они вступили между собой в схватку. В живых из них осталось лишь пятеро, которые и получили имя «Спарты», то есть «посеянные» – отсюда и термин Кадмовые Спарты. Эти воины и стали прародителями знатнейших фиванских родов, к одному из которых и принадлежал Эпаминонд.
Он получил прекрасное образование и даже после достижения зрелого возраста долгое время держался в стороне от политики, изучая философию, которую ему преподавал бежавший из Тарента и до своей смерти живший в семье Эпаминонда пифагореец Лисид.
Эпаминонд не был ни ярым демократом, ни косным олигархом. В каждом отдельном случае его действиями руководила любовь к родине. Благодаря скромности, мягкости, уму и выработанной воспитанием силы воли он сумел соединить в себе такие качества, как гений полководца и доброе имя честного и гуманного человека.
Высшей должности геотарха Эпаминонд достиг в 371 году до н э. Это было самое критическое время во всей фиванской истории.
К этому периоду фиванцы успели восстановить Беотийский союз, государственным центром которого были Фивы, и почувствовали себя настолько сильными, что на мирной конференции в Спарте в 371 году до н э. могли настаивать на признании за Фивами значения не только самостоятельного города, но и государства в полном смысле слова.
Когда требование Эпаминонда заменить в тексте договора слово «фиванцы» словом «беотийцы» было отвергнуто и фиванцы были исключены из числа держав, участвовавших в заключение договора, Фивы спокойно приняли вызов и вступили в соглашение с ферским (фессалийским) правителем Ясоном, мечтавшим о гегемонии и искавшим случая сокрушить господство Спарты.
Чтобы принудить Фивы к принятию мира, союзники двинули войска под командованием царя Клеомброта. Взяв крепость Кревсис и захватив двенадцать триер в Коринфском заливе, Клеомброт пошел на Фивы.
5 августа 371 года до н э. у города Левктры (в 11 километрах от Фив) произошло сражение между спартанскими и фиванскими войсками. Численность спартанского войска (10 тысяч гоплитов и 1 тысяча всадников) значительно превосходила силы фиванцев (6 тысяч гоплитов и 1.5 тысячи всадников).
Перед сражением, вопреки установившейся традиции, Эпаминонд сосредоточил на левом фланге не только своих лучших воинов, но и главные силы, основу которых составлял «священный отряд» глубиной в 50 шеренг и резерв из трехсот отборных воинов. Создав таким образом значительное превосходство в силах на правом фланге противника, на котором находился их командующий, фиванцы отвели слабый центр и правый фланг назад и построили глубиной в восемь шеренг против двенадцатишеренговой (по всему фронту) фаланги спартанцев.
Удар Эпаминонда отборными силами левого фланга по правому флангу спартанцев решил исход сражения, в котором были разгромлены непобедимые до того спартанцы и погиб царь Клеомброт.
В сражении при Левктрах было положено начало применению тактического принципа неравномерного распределения войск по фронту в целях сосредоточения сил для нанесения главного удара на решающем направлении.
Одержав победу при Левктрах, фиванцы приобрели союзников в лице орхоменийцев, фокейцев, локров, эвбейцев, был уничтожен Пелопоннесский союз Спарты и во многих местах зародились демократические движения.
В 370 году до н э. на демократических началах образовался новый Аркадский союз, центром которого являлся вновь построенный город Меганополь. Образование Аркадского союза не обошлось мирно. Происшедшие в Тебее беспорядки дали Спарте повод прийти на помощь олигархической партии народа.
Беотийцы также не замедлили явиться в Пелопоннесе по призыву аргосцев, аркадян и элейцев. Не найдя царя Спарты Агесилая II в Аркадии, Эпаминонд вторгся в Лаконию. Этот поход в центр Пелопоннесского полуострова, находившегося длительное время под безраздельным господством Спарты, был совершен в середине зимы тремя отдельными колоннами, двигавшимися по сходящимся направлениям, тем самым заставляя противника рассредоточить силы и ослабить сопротивление. Однако Эпаминонд имел еще более глубокий стратегический замысел. После того как его войска соединились под Карне, в 32 километрах от Спарты, он обошел столицу и двинулся к ней с тыла. Маневр был рассчитан еще и на то, что вторгнувшимся войскам удастся привлечь на свою сторону значительное число илотов и других недовольных элементов. Однако спартанцам удалось предотвратить это опасное внутреннее движение срочным обещанием освободить илотов от рабства. Кроме того, своевременное прибытие в Спарту сильных подкреплений от ее пелопоннесских союзников предотвратило возможность падения города без длительной осады.
Эпаминонд вскоре понял, что спартанцев не удастся выманить из города и что продолжительная осада приведет лишь к ослаблению его разнородной армии, и отступил, ограничившись опустошением страны.
На горе Итом, являющейся естественной цитаделью Мессении, Эпаминонд построил город Мессена, ставший столицей нового государства Мессения. Он поселил в нем все недовольные элементы, присоединившиеся к нему, и отдал им всю награбленную в ходе войны добычу. Это государство противостояло Спарте в Южной Греции. В результате Спарта потеряла половину своей территории и более половины рабов. Благодаря основанию Эпаминондом нового города-государства Мегалополис в Аркадии, Спарта оказалась окруженной как в политическом, так и в военном отношении системой крепостей, в результате чего экономические корни ее военного могущества были подорваны.
В 369 году до н э. Эпаминонд предпринял новый поход в Пелопоннес, но снова не добился окончательной победы над Спартой и был смещен с должности геотарха.
В следующем году он был послан с войском в Фессалию против Александра Ферского, с которым Эпаминонду удалось заключить договор. По этому договору Фивы получили Фарсал, а друг и соратник Эпаминонда Пелопид, находившийся в фессалийском плену, был освобожден.
Последовавшие в 368—367 годах до н э. попытки эллинов заключить общий мир не привели ни к чему, так как ни одно из главных греческих государств ничем не хотело поступиться в своих требованиях, и в 366 году до н э. Эпаминонд вновь появился в Пелопоннесе с войском. Прежде всего он присоединил к беотийскому союзу остававшихся нейтральными ахейцев. Но вскоре Ахайя вновь отошла от Беотийского союза из-за того, что фиванское правительство, несмотря на возражение Эпаминонда, силой утвердило во вновь присоединенных городах демократию.
В результате, хотя и временной, отставки Эпаминонда демократическая партия Фив из-за своей близорукой политики и ошибочной дипломатии потеряла завоеванные для себя преимущества. Это дало возможность союзникам Фив воспротивиться их руководству. В 362 году до н э. Фивы были поставлены перед выбором: подтвердить свою власть силой или пожертвовать своим престижем.
Для превращения Фив в морскую державу Эпаминонд решил создать флот и настоял на постройке сотни триер и отправлении экспедиции на восток. Византий перешел на сторону Фив, а острова Хиос и Родос также заключили союз с Эпаминондом.
Но скоро против беотийцев образовалась достаточно сильная коалиция, в которую вошли такие крупные государства, как Афины, Спарта, Мантинеи. Эту коалицию возглавил царь Агесилай II.
Вступив на Пелопоннесский полуостров. Эпаминонд воссоединился под Тегоей со своими пелопоннесскими союзниками, оказавшись, таким образом, между Спартой и войсками остальных государств антифиванской коалиции, сосредоточившимися в районе Мантинеи. Когда спартанские войска выступили из города для соединения со своими союзниками, Эпаминонд ночью предпринял внезапный бросок на Спарту, использовав для этой цели свои подвижные войска. Он не добился успеха только потому, что один дезертир своевременно предупредил спартанцев, и они, совершив форсированный марш, возвратились в город. Тогда Эпаминонд решил добиться победы боем и двинулся от Тегеи через долину к Мантинее, находившейся на расстоянии около 19 километров. Противник занял сильную позицию шириной 1, 6 километра в наиболее узком месте долины.
27 июня (или 3 июля) Эпаминонд двинулся прямо к лагерю противника, заставив его построить свои войска в боевой порядок фронтом в направлении ожидаемого наступления Эпаминонда. Однако, не доходя нескольких километров до лагеря спартанцев, он неожиданно повернул влево, укрывшись от наблюдения противника за высотами. Этот внезапный маневр создал угрозу их правому флангу. Чтобы еще больше расстроить боевые порядки спартанцев, Эпаминонд, остановившись, приказал своему войску сложить оружие, показывая, будто собирается расположиться лагерем. Обманутый противник расстроил свои боевые порядки, воины вышли из строя.
Тем временем Эпаминонд под прикрытием легких частей уже закончил построение своих войск в тот порядок, который был когда-то применен в сражении при Левктрах, но еще более совершенный. Затем он подал сигнал к атаке, и воины, быстро разобрав оружие, бросились вперед. Правое крыло спартанцев уже было разбито, и фиванцы теснили центр. Но в этот решающий момент сражения Эпаминонд был смертельно ранен. В войсках беотийцев возникло замешательство, перешедшее в общее отступление.
С гибелью Эпаминонда закончился период возвышения Беотийского союза.
Баркиды – древний карфагенский торгово-аристократический род, давший истории немало знаменитых полководцев и политических деятелей. Начало рода Баркиды возводили к одному из спутников легендарной царицы Дидоны – основательницы Карфагена. По преданию, она была дочерью тирского царя Бела, и когда ее брат Пигмалион из алчности убил ее супруга, она вместе со спутниками бежала в Африку, где и основала город Карфаген.
Около VII века до н э. Карфаген стал самым сильным городом в Северной Африке и сам начал основывать колонии. Под его влияние попали греческие колонии на островах Корсика и Сардиния, а за богатые земли Сицилии шла постоянная борьба. К IV веку до н э. Карфаген прочно утвердился в Испании (Иберии).
В III веке до н э., когда полководцы стали выполнять ряд гражданских функций, в практику Карфагенского государства входит принцип сосредоточения в одних руках военной и гражданской власти над какой-либо областью. Особое влияние Баркиды имели в Испании. И фактическое положение их в этой стране было относительно самостоятельным. Об этом свидетельствует заключенный ими с Римом договор, а также чеканка собственных монет. Этому способствовала тесная связь Баркидов с армией, где они пользовались не только авторитетом, но и любовью солдат. Баркиды выступали не только как полководцы, но и как политические деятели, поддерживая тесную связь с «демократическими» группировками. Именно народ ставил Баркидов во главе армии – и Гамилькар, и Гасдрубал были провозглашены стратегами народом, хотя раньше полководцев назначал сенат.
Влияния в правящих кругах Баркиды сумели добиться не только успехами на поле брани, но и огромным богатством, поток которого шел из Испании. Это позволяло им в случае необходимости противопоставлять себя правительству, а их политические противники так и не сумели добиться установления действенного контроля за их деятельностью. Богатство Баркиды получали не только как добычу, захватываемую во время военных действий, но они имели и постоянные доходы с серебряных рудников. К примеру, у Плиния есть упоминание, что рудник Бебелон ежедневно приносил Ганнибалу 300 фунтов серебра, что свидетельствует о принадлежности данного рудника самому Ганнибалу. Кроме принадлежащих рудников существовал и десятинный налог на доходы местного населения, что давало Баркидам значительную прибыль.
Большую часть населения Испании, находившуюся под властью Карфагена, составляли местные народы. Баркиды не вмешивались без особой нужды во внутренние дела своих подданных, и многие испанские города даже не имели воинских карфагенских гарнизонов. Но при строительстве карфагенянами новых городов, которые становились опорными пунктами Баркидов (Новый Карфаген и другие) и местом расквартирования войск, в них находился постоянный гарнизон приблизительно в тысячу человек.
Значительным этапом в укреплении власти Баркидов на Пиренейском полуострове стали браки карфагенских полководцев с испанками. Эти браки способствовали началу новых отношений Баркидов с местным населением, для которого они стали не враждебными чужеземцами, а собственными вождями.
Самым известным представителем рода Баркидов является Ганнибал Барка, о котором и пойдет речь. Он был первенцем Гамилькара Барки. По древнему пунийскому обычаю первенец предназначался в жертву богу Ваалу. Но отец сумел заменить своего ребенка сыном одного из рабов, а Ганнибала переправил в Иберию и только спустя годы вернул обратно в Карфаген.
Ганнибал был воспитан как непримиримый враг Рима. Уезжая на войну в Иберию, Гамилькар Барка перед алтарем взял с сына клятву, что он никогда не заключит союз с вековым врагом Карфагена.
После гибели Гамилькара Барки и его сподвижника и зятя Гасдрубала в Иберии воины выдвинули Ганнибала полководцем. Он решил закончить покорение Иберии, прочно утвердиться на ней, а затем перейти реку Ибер (Эбро), Пиренеи и Альпы, войти через землю галлов в Италию, чтобы начать наступательную войну против Рима. Ганнибал опасался, что римляне могут начать военные действия первыми, высадившись в Африке, и потому спешил.
Стремясь подготовить войну дипломатическим путем, Ганнибал спровоцировал конфликт между союзным Карфагену племенем торболетов и союзным Риму городом Сагунгом. После того как между Сагунтом и торболетами начались военные действия, Ганнибал открыто вмешался в конфликт и после долгой осады разорил Сагунт, уничтожив всех его жителей.
После возвращения в Новый Карфаген, служивший ему резиденцией, Ганнибал стал готовить армию, составленную из испанцев и ливийцев, для похода в Италию. Перед походом Ганнибал через доверенных людей установил связи с галлами и узнал, что те готовы заключить союз с Карфагеном. Используя враждебное отношение галлов к Риму, Ганнибал решил избрать своим главным направлением северное, двинувшись через Альпы. Он рассчитывал поднять против Рима все покоренные им племена и с их помощью уничтожить Рим.
Ганнибал принял все меры для безопасности своего тыла, усилив гарнизон Карфагена и оставив значительные воинские силы под командованием своего брата Гасдрубала в Иберии. В распоряжении Ганнибала находилось войско из 90 тысяч пехоты, 12 тысяч конницы и 37 боевых слонов. Однако после передачи в восточную Иберию части своего войска и понесенных потерь в боях с икуртетами у Ганнибала осталось лишь 50 тысяч пехоты и 9 тысяч конницы. Эти пунийские войска и двинулись к Альпам.
Пройдя через земли галлов на Пиренеях, армия Ганнибала к середине лета 218 года до н э. достигла реки Родан, и после первых стычек с римскими войсками под командованием консула Публия Сципиона Ганнибал на плотах-паромах смог переправить свои войска через Рону. Он стремился сохранить свои силы и потому избегал столкновений с римскими войсками.
С приближением Ганнибала к Альпам все племена кельтов восстали против Рима и перешли на сторону Ганнибала, пополнив его войска. В ноябре армия пунийцев начала переправу через Альпы и после труднейшего перехода вышла на равнину. За переход армия сократилась более чем наполовину, в ней осталось 20 тысяч пехоты, 9 тысяч конницы и несколько боевых слонов.
Дав своей армии отдых, Ганнибал перевел ее на земли тавринов, воевавших с инсубрами. Инсубры установили дружественные отношения с Ганнибалом, а тот помог им разгромить тавринов и взять их столицу Таврисию (Турин). После разгрома тавринов на сторону Ганнибала перешли остальные галльские племена.
В первых же сражениях при Тицине и Треббии римские войска были разгромлены. Немалую роль сыграли в этом пунийская конница, действовавшая на равнинах, а также полководческий талант Ганнибала, который сумел навязать римлянам бой в невыгодных для них условиях. Вся Северная Италия оказалась под контролем Ганнибала. Цизальпинская Галлия стала его базой, обеспечивающей продовольствием и живой силой.
Весной 217 года до н э. Ганнибал через Этрурию решил двигаться в Центральную Италию к Риму. Предварительно он провел разведку дорог и вскоре выяснил, что почти все они хорошо известны противнику, кроме той, которая проходит через болота. Именно она позволяла нанести внезапный удар по римским войскам, которыми командовал Гай Фламиний.
В течение четырех дней и трех ночей армия Ганнибала шла по дороге, покрытой водой, через топкие болота с ядовитыми испарениями. Ганнибал вышел в тыл войскам Фламиния в районе Тразименского озера. Здесь им была организована засада, в которую попала, а затем была уничтожена армия Фламиния.
Однако после этой победы Ганнибал не пошел на Рим, а занялся созданием коалиции из подчиненных Риму племен. Против Рима восстали почти все племена Северной Италии, кроме ценоманов. Через Умбрию Ганнибал двинулся к побережью Адриатического моря на Апулию; он рассчитывал разрушить римско-италийский союз в Центральной и Южной Италии. После официального сообщения Ганнибала в Карфаген о боевых действиях за два года карфагенский сенат принял решение оказать помощь пунийцам в Италии и Испании.
С назначением диктатором Фабия Максима Ганнибал стал терпеть неудачи. Для пополнения запасов продовольствия пунийцам приходилось отлучаться из лагеря или с места стоянки. Большей частью фуражиры погибали от рук римлян. Армия Ганнибала стала уменьшаться, а обещанные сенатом подкрепления не приходили.
Ганнибал не встретил поддержки в Центральной Италии и был вынужден прибегнуть к жестоким репрессиям, что еще более настроило против Ганнибала местное население. Его надежды на восстание рабов в Риме также не оправдались.
После зимовки в лагере около Гереония в 217—216 годах до н э. Ганнибал продолжал оставаться в Апулии. Здесь он одержал одну из самых громких своих побед, разгромив римские войска при Каннах (2 августа 216 года до н э.). В этом сражении были уничтожены около 70 тысяч римлян. Однако и тогда пунийский полководец не пошел на Рим со своей ослабленной армией. Карфагенский сенат по-прежнему не поддерживал Ганнибала ни деньгами, ни флотом, ни воинами, опасаясь усиления его войска. А сам Ганнибал все еще надеялся на выступления против Рима его союзников. Медлительность Ганнибала помогла Риму восстановить боеспособность своей армии. Однако для Рима стало страшным испытанием не столько поражение при Каннах, сколько переход на сторону Карфагена италийских общин, прежде всего самнитов, надеявшихся избавиться от римского порабощения. Ганнибалу удалось овладеть Самнием, Компсом и столицей Кампании Капуей, вторым по значению городом Италии. От исхода битвы за Капую зависело, какую позицию займут колеблющиеся общины.
Капуанцы вступали в союз с Ганнибалом с целью захвата власти над всем Апеннинским полуостровом. Так же как и Капуя, другие италийские города добивались равноправного союза с Ганнибалом, который обещал сохранить их независимость, земли, а также освободить от всех повинностей и налогов.
Скоро Ганнибал убедился, что его планы по созданию антиримской коалиции из центральных, южноиталийских и греческих городов во главе с Капуей терпят провал. Несмотря на все попытки подчинить себе города Кампании, Ганнибал и примкнувшая к нему Капуя так и не смогли добиться успеха.
Численность пунийской армии продолжала уменьшаться Чтобы отвлечь силы римлян, Ганнибал заключил союз с царем Македонии Филиппом V, который надеялся вернуть Иллирию, частично находившуюся под властью Рима. Ганнибал также рассчитывал на создание антиримского союза из эллинистических государств. К союзу с ним присоединились Сиракузы, рассчитывавшие освободиться от римской зависимости.
Ганнибал понимал, что с имеющимися силами он не может ни захватить Рим, ни покорить латинов, и продолжал надеяться на помощь сената. Снабжение пунийского войска продолжало ухудшаться, союзники отказывались брать на постой его армию, а грабить их Ганнибал не мог, поскольку это могло бы окончательно оттолкнуть их от него. Ганнибалу пришлось довольствоваться разорением земель римских союзников.
В 212 году до н э. после продолжительной осады римляне овладели Капуей. Во время осады Ганнибал почти вплотную приблизился к городу, чтобы оказать помощь капуанцам, но так и не смог прорваться сквозь римские заслоны.
Ганнибал решил устроить демонстративный поход на Рим, чтобы отвлечь внимание от осажденной Капуи, но римляне скоро убедились, что реальная опасность отсутствует. Ганнибал не смог ни овладеть Римом, ни поднять против Рима латинские племена и снова ушел на юг Апеннинского полуострова.
Сразу же после падения Капуи от Ганнибала стали отпадать присоединившиеся к нему италийские города. Ганнибал был вынужден размещать в них гарнизоны и еще более ослаблял свое войско. Иногда он прибегал к жестоким репрессиям в отношении изменивших ему городов, и это еще более настраивало против него их население.
Не получая подкреплений из Карфагена, Ганнибал уже потерпел несколько поражений в сражениях с римлянами в Центральной Италии. Здесь он рассчитывал на соединение с войском своего брата Гасдрубала, шедшего из Италии. Однако в 207 году до н э. армия Гасдрубала была разбита в сражении на реке Метавре, а сам командующий погиб.
С разгромом войска Гасдрубала Ганнибал лишился последней надежды на подкрепление. С остатками своего войска он удалился на самую крайнюю точку Апеннинского полуострова – в город Бруттий. Он даже не смог оказать помощь своему брату Магону, высадившемуся с войском в Лигурии.
Постепенно главный театр военных действий перемещался в Африку, куда весной 204 года до н э. высадились легионы Сципиона. Но Ганнибал продолжал оставаться в Италии. Карфагенский сенат был готов уже заключить мир с Римом, но встретил сопротивление со стороны группировки Баркидов, которые настаивали на необходимости отзыва Ганнибала из Италии, надеясь, что непобедимый полководец сможет изменить ход войны.
Осенью 203 года до н э. Ганнибал с остатком своего войска высадился у города Лептиса и поспешил в глубь страны, где уже находились римляне. Ему удалось установить контакты с некоторыми нумидийскими племенами и ливийскими городами и общинами.
В 202 году до н э. у селения Нарагарра состоялась встреча Ганнибала со Сципионом. Однако эта встреча не принесла никаких результатов, и скоро последовало сражение при Заме – Нарраггаре. Это сражение стало последним сражением 2-й Пунической войны. Войска Ганнибала попали в окружение и были наголову разбиты. С небольшим отрядом Ганнибал бежал в Гадрумет.
Теперь все свои силы Ганнибал приложил к тому, чтобы убедить жителей Карфагена принять унизительные условия мира, продиктованные Сципионом.
Сам Ганнибал был избран суфетом и сразу же после своего избрания стал осуществлять программу внутреннего обновления страны. Поскольку члены олигархического совета (совета ста четырех), избираемые на свою должность пожизненно, не подчинялись закону, Ганнибал при поддержке народного собрания полностью обновил совет. Он также ввел строгую финансовую дисциплину, что позволило ему, не прибегая к повышению налогов на граждан, использовать все взимаемые на суше и на море пошлины на государственные нужды. Ганнибал не только смог выплатить Риму контрибуцию, но и пополнил государственную казну в надежде рано или поздно возобновить войну с Римом.
Карфагенская аристократия, ранее бесконтрольно распоряжавшаяся финансами страны, теперь лишилась этой кормушки и стала обвинять Ганнибала в ущемлении их прав и свобод. В Рим полетели доносы на Ганнибала.
В самом Риме было хорошо известно, что Ганнибал ведет переговоры с сирийским царем Антиохом III с целью создания военного союза против Рима. Приехавшие в Карфаген послы из Рима потребовали выдачи Ганнибала. Это вынудило полководца бежать к Антиоху III. Вместе с ним Ганнибал стал разрабатывать план новой войны.
В Риме опасались новой войны с Ганнибалом, и в 193 году до н э. к Антиоху III было направлено посольство с целью разрешения всех сложных вопросов. Посольство также предполагало установить личные контакты с Ганнибалом.
Римскому посольству удалось скомпрометировать Ганнибала в глазах Антиоха, породив недоверие к нему. Теперь с мнением Ганнибала на военных советах уже не считались. Антиох не стал заключать союз с Филиппом V и переносить войну в Италию, как ему советовал Ганнибал. Войну с Римом Антиох решил вести самостоятельно.
После того как войска сирийского царя переправились через Геллеспонт, Рим в ноябре 192 года до н э. объявил войну Сирии. Этолийский союз провозгласил Антиоха III своим верховным стратегом. Однако только этолийцы и афаманы (Эпир) были готовы поддержать Антиоха III. В войне принял участие и Ганнибал, командовавший одной из сирийских эскадр.
Первое поражение войска Антиоха III потерпели в сражении при Фермопилах, а в 190 году до н э. Антиох был вторично разбит в сражении при Метнезии. По Арамейскому миру сирийский царь отказался от своих владений в Европе и Малой Азии и лишился права вести наступательную войну с западными государствами. Но одним из главных условий договора была выдача Ганнибала.
Ганнибал был вынужден бежать в Армению, затем на Крит, а оттуда в Вифинию к царю Прусию. Здесь он пробыл пять лет, пока о присутствии Ганнибала в Вифинии не узнал победитель Филиппа V Македонского Тит Фламинин. Не сообщив об этом в сенат, он сразу выехал в Вифинию и, придя к царю Прусию, заявил, что ему известно, где скрывается Ганнибал. Царь Вифинии сразу же согласился выдать Ганнибала и поставил у всех входов в подземелье, где жил пунийский полководец, надежную охрану.
Узнав, что к царю Прусию прибыл римлянин с чрезвычайной миссией, Ганнибал почувствовал опасность и пытался бежать. Но, наткнувшись на стражу, он понял, что наступил конец. Не желая попадать в руки римлян, Ганнибал принял яд, от которого последовала мгновенная смерть. Похоронили Ганнибала в Вифинии.
Плутарх писал: «Когда это известие дошло до сената, многим из сенаторов поступок Тита показался отвратительным, бессмысленным и жестоким, он убил Ганнибала… убил без всякой необходимости, лишь из тщеславного желания, чтобы его имя было связано с гибелью карфагенского вождя. Приводили в пример мягкость и великодушие Сципиона Африканского… Большинство восхищалось поступками Сципиона и порицало Тита, который наложил руку на того, кого сразил другой».
Династия Сципионов относится к патрицианскому роду Корнелиев, из которого в III и II веках до н э. вышли выдающиеся полководцы и государственные деятели, имена которых вошли в историю. Все они способствовали укреплению гегемонии Рима в Средиземноморье. Об их жизни и деяниях сохранились сведения у античных авторов – Тита Ливия, Аппиана и Полибия, хотя ни у кого из них нет полной и подробной биографии ни одного представителя рода Сципионов. Возможно, что их биографии утрачены с течением веков, как и многие другие древние тексты, но по многочисленным разрозненным сведениям о представителях этой династии воинов можно составить описание их жизни. Известен также фамильный склеп Сципионов, высеченный в скале на Аппиевой дороге.
Имя «Scipio» переводится словом «Посох». Оно связано с легендой о молодом человеке, который везде сопровождал своего слепого отца, как бы служа ему посохом. Все представители рода Сципионов отличались строгим патриархальным воспитанием, скромностью, почитанием и преданностью своим старшим родственникам.
В течение двух столетий Сципионы занимали должности консулов и цензоров. Наибольшую славу представители этого рода достигли в период Пунических войн.
Во время 1-й Пунической войны с карфагенянами сражались два брата – Луций Корнелий Сципион и Гней Корнелий Сципион Азина («Ослица»).
Луций Корнелий был избран консулом в 259 году до н э. и отправился на завоевание Корсики и Сардинии, находившихся под властью Карфагена. Он без особого труда покорил Корсику, жители которой ненавидели пунийцев, опустошавших их остров. Затем Луций Корнелий направился в Сардинию. По пути к острову он встретился с карфагенским флотом, и тот, не принимая сражения, повернул обратно. Это позволило войскам Луция Корнелия Сципиона беспрепятственно высадиться на острове и осадить хорошо укрепленный город Ольбию. Однако консул вскоре понял, что для длительной осады у него не хватит сил, и возвратился в Рим с целью набора нового резерва для своего легиона. После вторичного прибытия на остров Сципиону удалось взять Ольбию. Римляне на правах победителей разграбили Корсику и Сардинию, приведя оттуда тысячи пленных.
Гней Корнелий Сципион Азина стал консулом в 260 году до н э. и принял командование над римским флотом, направленным к Липарским островам вблизи Сицилии. Незадолго до этого липарцы обещали сдать римлянам свой главный порт, чем и спешил воспользоваться Сципион, приведя свой авангард в составе 17 судов к городу. Однако, дав возможность Сципиону войти в гавань, командующий пунийской эскадрой Ганнибал Гискон заблокировал их в гавани, взял в плен и вместе с консулом и всеми судами отправил в Карфаген. Из плена Гней Корнелий вернулся в 254 году до н э. и вновь был избран консулом. Вместе с Гаем Семпронием Блезом он был поставлен во главе римского флота, состоящего из 300 кораблей. Флот отплыл к берегам Сицилии и, пристав к городу-крепости Панорму, осадил его. Несмотря на сильные укрепления города, консулам удалось, использовав осадные сооружения, быстро захватить Панорм. Вслед за тем римлянам добровольно сдались ряд других сицилийских городов, жители которых сами изгоняли пунийские гарнизоны. В 253 году до н э. 260 судов под командованием Сципиона и Блеза подошли к берегам Африки. Римляне опустошили окрестности Карфагена, однако это не помогло изменить ход войны. По возвращении к берегам Сицилии флот был застигнут бурей, в результате которой 150 судов погибли. Итогом похода стало решение сената не посылать больше флот для плавания за пределы Италии, ограничив его численность 60 судами.
В период между войнами представители рода Сципионов воевали с галлами, исконными противниками Рима. В сражениях с галлами отличился Гней Сципион Кальв («Лысый»), а в 218 году до н э. 2-ю Пуническую войну начал в должности консула его брат – Публий Корнелий Сципион, отец будущего героя, победителя Ганнибала, Сципиона Африканского.
Незадолго до начала войны Сципион получил назначение в Иберию для предстоящих действий против армии Ганнибала. Армия Сципиона состояла из двух легионов, в которых насчитывалось до 23800 воинов. Действия его войск поддерживали 60 пятипалубных кораблей и 8 легких вспомогательных судов.
Сципион выступил в поход, еще не зная, что Ганнибал уже вышел из Иберии и перешел Пиренеи. Получив наконец известие об этом, консул преградил путь Ганнибалу на реке Роне. В первых столкновениях Сципиону удалось одержать победу над авангардными отрядами пунийцев, и консул решил, что Ганнибал не рискнет переправляться через стремительную реку. Однако пунийскому полководцу удалось переправить армию в верхнем течении Роны и двинуться к Альпам, о чем Сципион получил сведения со значительным опозданием. Тогда он направил часть сил под командованием своего брата Гнея в Испанию, а с остальной, меньшей, частью своей армии направился к Пизе. Здесь он узнал, что Ганнибал, совершив труднейший переход через Альпы, вышел в Северную Италию, где почти не было римских легионов.
Перед Сципионом встала труднейшая задача – сдержать армию Ганнибала и подавить выступления кельтов, перешедших на сторону пунийского полководца. Переправившись через реку По, Сципион повел свое войско навстречу Ганнибалу.
В ноябре 218 года до н э. у реки Тицин оба полководца во главе своих небольших отрядов провели рекогносцировку местности, в ходе которой случайно встретились друг с другом. В ходе боя пунийская конница обошла с тыла римскую пехоту и обратила ее в бегство. В этом бою Сципион получил тяжелое ранение и спасся лишь благодаря своему 17-летнему сыну – будущему победителю Ганнибала.
В 216 году до н э. Сципион во главе 8 тысяч воинов и 20 кораблей был направлен на помощь своему брату Гнею в Испанию. Вначале братьям сопутствовал успех – они не дали Гасдрубалу прорваться на помощь брату в Италию, но вскоре обстановка изменилась, а через некоторое время на Пиренейском полуострове появились нумидийские отряды царя Масиниссы, против которых и стала действовать армия Сципиона. Кроме нумидийцев против Сципиона выступил и испанский царек Андобал. Чтобы не дать соединиться Андобалу с Масиниссой, Сципион ночью тайно вышел из лагеря, стремясь разбить испанца. Однако нумидийский полководец внимательно следил за действиями римлян и в разгар боя с отрядами Андобала ударил в тыл войска Сципиона. Одновременно действия Масиниссы были поддержаны отрядами Гасдрубала. Римляне были наголову разбиты. Сципион, пытавшийся собрать свои войска, был сражен брошенным копьем.
После поражения римских войск в Испании в Риме встал вопрос о новом командующем войсками, способным заменить погибших полководцев. В назначенный день граждане Рима собрались на Марсовом поле, чтобы принять решение о новом полководце. Но никто не изъявлял желания принять на себя сей тяжкий груз – верховную власть в Испании. Тогда на возвышение поднялся Публий Корнелий Сципион – сын погибшего полководца, и заявил о своей готовности занять место погибшего отца. Было ему в то время 24 года. Его заявление римляне встретили одобрительными возгласами и пожелали ему «счастливого и благополучного служения».
Публий Корнелий Сципион, прозванный впоследствии Африканским Старшим, родился в 235 году до н э. По линии отца он принадлежал к славному патрицианскому роду Корнелиев Сципионов и носил то же имя, что и отец. Его дед и дяди прославились на военном поприще. В дальнейшем он продолжил воинские традиции своего рода и как полководец даже превзошел своих предков. Матерью Сципиона Африканского была представительница плебейского сенатского и всаднического рода Помпониев, имевшего этрусские корни. Первые консулы в роду Помпониев появились в 233 и 231 годах до н э. Они воевали в Сардинии, захваченной у Карфагена, нанесли серьезное поражение восставшим сардам и были удостоены триумфа.
Спустя столетия, уже в имперскую эпоху, о рождении Сципиона Африканского было сложено несколько легенд, так как великому человеку полагалось и на свет появиться необычайным образом. Рассказывали, что Помпония, уже отчаявшись родить ребенка, увидела на своей кровати змея, который исчез при поднятой тревоге. Публий Сципион-отец испросил гадателей об этом явлении. Те ответили, что очень скоро бесплодная женщина родит сына, которому выпадет судьба стать великим человеком. Сципиону Африканскому предписывался и пророческий дар, который объясняли особыми отношениями его с богом Юпитером, имея в виду, что Юпитер принимал непосредственное участие в рождении Сципиона. Но все это лишь создавало поэтический образ «римского Александра». При жизни Публий никогда не отрицал слухов о своем даре видеть вещие сны, но и в то же время не подтверждал сложившегося мнения.
В детстве Публий Сципион и его брат Луций получили прекрасное образование. Они свободно владели греческим языком и отдавали предпочтение изысканной литературе эпохи эллинизма. Публий одевался в греческий плащ и носил длинные кудри. Этой моде позже стали подражать его потомки. Одновременно братьям были привиты начала строгой римской доблести, отличавшей несколько поколений Сципионов, которые считались в народе образцом чести, за что и были любимы римлянами.
Публий рано женился. Его женой стала дочь прославленного римского полководца Луция Эмилия Павла. Со своей женой Эмилией Публий прожил во взаимном согласии долгую жизнь. Их дочь Корнелия стала матерью знаменитых трибунов Гая и Тиберия Гракхов.
Сципион начал военную карьеру в возрасте семнадцати лет, приняв участие в первых сражениях в войне с Ганнибалом в составе войск под командованием отца. В битве при Тицине в 218 году до н э. он спас жизнь отцу, когда тот был окружен нумидийской конницей. Он сумел прорваться сквозь линию конников и вывести раненого отца в римский лагерь. Через два года он получил чин военного трибуна 2-го легиона и участвовал в битве при Каннах, в которой римляне потерпели тяжелое поражение. Вместе с 10 тысячами воинов он отошел к одному из римских лагерей, а затем, несмотря на молодость, он возглавил 4-тысячный отряд, с которым пробился сквозь вражеский заслон к городу Канузий. Он восстановил дисциплину в войсках, потерявших веру в победу и решивших покинуть Италию.
В возрасте 22 лет Сципион выставил свою кандидатуру на должность курульного эдила, а на все возражения противников, которые считали его слишком молодым для столь высокого поста, он отвечал: «Если граждане захотят избрать меня эдилом, то мне достаточно лет».
Приняв римские войска после гибели отца, Сципион принял и высшую власть, которая была ему дана особым постановлением народного собрания – он получил права проконсула. За пять лет войны римские войска под его командованием одержали ряд блестящих побед. В 209 году до н э. ими была взята неприступная с суши крепость Новый Карфаген. Для ее захвата Сципион использовал время отлива, ворвавшись в крепость со стороны, обращенной к морю. Он проявил себя не только как хороший стратег, но и как дальновидный дипломат. Сципион отпускал захваченных в плен иберийцев и возвращал в семьи знатных заложников. Благодаря его действиям, Риму удалось заручиться поддержкой многих иберийских племен. В 206 году до н э. одержанная им победа в сражении при Илике поставила последнюю точку в споре Рима и Карфагена за Испанию. В этой битве 70-тысячная армия пунийцев была полностью разгромлена, и римские войска преследовали противника до Гибралтара. Тогда Сципион сказал слова, означавшие, что во 2-й Пунической войне произошел решающий перелом: «До сих пор карфагеняне воевали против римлян, теперь судьба дозволяет римлянам идти войной на Карфаген».
Вернувшись в Рим, Сципион дал сенату отчет о завоевании Испании. Это событие по решению сената было отмечено гекатомбой – торжественным жертвоприношением ста быков.
На следующий год Сципион был избран консулом, и ему было передано управление Сицилией. Она и стала плацдармом для римлян при вторжении в Африку, которое произошло в начале лета 204 года до н э. Флот в составе 40 военных кораблей и 400 транспортных судов отплыл с острова Сицилии к берегам Африки. Перед отплытием полководец обратился к богам с молитвой и, по обычаю, бросил в море части жертвенных животных. Через два дня римские войска вступили на землю Ливии и осадили крупнейшую карфагенскую крепость Утику. В период осады Сципион пошел на военную хитрость. Он заключил с пунийцами временное перемирие и под видом послов посылал в крепость опытных военных, которые провели разведку и собрали подробные сведения о противнике. После разрыва перемирия, благодаря этим сведениям, Сципиону удалось за одну ночь уничтожить сразу две армии – карфагенскую, под командованием Гасдрубала, и нумидийскую, под командованием царя Сифака. Дальше римляне двинулись на Карфаген.
Для защиты города в Карфаген был срочно вызван Ганнибал, который воевал на протяжении шестнадцати лет в Италии против римских войск. Под его командованием пунийские войска подошли к древнему городу Заме, расположенному в ста двадцати километрах юго-западнее Карфагена. Здесь весной 202 года до н э. и произошло сражение, положившее конец 2-й Пунической войне. По численности обе армии – римская и карфагенская – были приблизительно равны, но римляне превосходили противника по численности конницы в три раза, благодаря переходу на их сторону войск нумидийского царя Масиниссы.
Перед началом сражения произошла личная встреча двух великих полководцев – Ганнибала и Сципиона. В сопровождении только переводчиков они беседовали на полосе, разделяющей две стоящие друг против друга армии, но договориться о мире им не удалось. А на рассвете следующего дня началась битва. Ганнибалу не повезло: весь его план сражения был разрушен его же боевыми слонами, которых он решил использовать в битве. Животные, вероятно, испугались звуков труб и громких воинских криков. Они стали метаться, разметав на флангах карфагенскую конницу, а та, в свою очередь, при отходе врезалась в ряды тяжеловооруженной пехоты и смяла строй. Римляне также направили основной удар против этой части карфагенских войск, которая, отступая под их натиском, опрокинула ряды стоящих за ними своих же солдат. Разгром армии Ганнибала завершила нумидийская конница, вышедшая ей в тыл. После битвы при Заме, потеряв войска, Карфаген был вынужден согласиться на условия мира, предложенные Сципионом. По ним за Карфагеном сохранялись только владения на территории Африки, он лишался всего флота и в течение пятидесяти лет должен был выплачивать Риму контрибуцию в размере 10 тысяч талантов. Условия мира с Римом подписали 30 знатнейших карфагенян, прибывших в лагерь Сципиона в качестве послов.
Рим встретил Сципиона всенародным ликованием. Ему был устроен грандиозный триумф, после которого он получил к своему родовому имени приставку «Африканский».
В дальнейшем он занимал ряд видных государственных постов, и в 190 году до н э. как легат был направлен в Сирию. Он заключил выгодный для Рима мир с царем Антиохом III после победы римлян в битве при Магнесии. Брат Сципиона, Луций, как военачальник тоже получил триумф и добавил себе к имени приставку «Азиатский».
Но, как это часто случается, великие люди испытывают на себе изменчивость фортуны. Завистники обвинили Сципиона и его брата не только в хищениях и утаивании военной добычи, но и в государственной измене. Сципиону приписали стремление к захвату неограниченной власти и сговор с сирийским царем Антиохом, у которого в плену находился сын Публия Сципиона. Имущество героя 2-й Пунической войны подверглось конфискации, но никаких «спрятанных сокровищ» в его доме не было найдено. В отношении его брата Луция было даже принято предписание о заключении его в тюрьму, и только наложенное вето народного трибуна Тиберия Семпрония Гракха отменило это предписание. Гракх не разделял политических пристрастий Сципионов, но и не мог допустить, чтобы с братом победителя Ганнибала обошлись несправедливо.
В знак благодарности и восхищенный благородством Гракха, Сципион Африканский отдал ему в жены свою дочь Корнелию.
В день пятнадцатой годовщины битвы при Заме Сципион был вместо поздравления вызван в суд. Но он предстал перед судьями не как обвиняемый, в одежде смиренного просителя, а как победитель, в праздничном одеянии. В суде Сципион дал отчет римскому народу о своей прежней жизни, зачитав длинный список одержанных им побед во славу Рима, а затем предложил всем проследовать за ним на Капитолийский холм для совершения жертвоприношения в честь победы над Ганнибалом. Так Сципион ответил своим врагам, а затем удалился от дел.
Последние годы он прожил в своем поместье в Литерне, в добровольном изгнании. Постепенно всеми забытый, он скончался в возрасте пятидесяти двух лет. Сципион еще при жизни не пожелал быть захороненным в Риме. На его гробнице в Литерне высечены слова: «Неблагодарное отечество, да оставит тебя мой прах».
Его судьба похожа на судьбу другого полководца и его военного противника – Ганнибала. Оба великих военачальника окончили свои дни в изгнании и даже скончались в один год – 183-й до н э. Последний раз они встретились не на поле боя, а при дворе царя Антиоха III, который дал приют изгнанному из отечества Ганнибалу. Во время беседы Сципион спросил у Ганнибала, кто, по его мнению, лучший из известных в мире полководцев. Тот ответил, что лучшими он считает Александра Македонского, Пирра и себя. «А что бы ты сказал, если бы я не победил тебя?» – спросил Сципион. «Тогда бы не третьим, а первым считал я себя среди полководцев», – ответил Ганнибал.
Одним из самых древних римских родов является род Корнелиев, давший римской истории большое число государственных деятелей и полководцев. Род имел две ветви – плебейскую и патрицианскую. К плебейским фамилиям принадлежали фамилии Бальбы, Галлы, Мерулы и другие. Наибольшую известность в плебейской ветви рода Корнелиев получил Луций Корнелий Бальб, ставший одним из ближайших сподвижников Гая Юлия Цезаря и первым среди некоренных римлян получивший консульство. Из женщин рода Корнелиев самой знаменитой можно назвать дочь Публия Сципиона Африканского Старшего Корнелию. Она получила известность не только как мать народных трибунов Тиберия и Гая Гракхов, но и как очень образованная женщина. После смерти мужа, Тиберия Семпрония Гракха, Корнелия посвятила себя заботе и воспитанию детей, а их у нее было двенадцать. Она не согласилась стать женой царя Птолемея. Однажды, когда ее спросили о том, почему она не носит украшений, она ответила, показывая на своих детей: «Вот мое украшение».
Наибольшим влиянием в Риме пользовались фамилии патрицианской ветви рода Корнелиев. Из знаменитых полководцев стоит отметить Сципионов, самых знаменитых военачальников периода войн с Карфагеном. Представители Корнелиев выделились в республиканский период, они занимали должности старших сенаторов и верховных жрецов. Среди них стоит отметить Луция Цинну – знаменитого представителя демократической партии последнего периода Республики.
К Корнелиям относилась и патрицианская фамилия Сулл. Древние историки возводят эту фамилию не просто к патрициям, а к эвпатридам, что означает в буквальном смысле «происходящие от славного отца», то есть к представителям высшей родовой знати. К ним относился, к примеру, консул Руфин, прославившийся тем, что был исключен из сената за то, что имел более десяти фунтов серебряной посуды, чего закон не позволял.
Потомки Руфина уже были не так богаты, а многие существовали на грани бедности. Самым знаменитым представителем этой фамилии был Луций Корнелий Сулла.
Он родился в 138 году до н э. в семье, которая отличалась знатностью, но не богатством. Сулла получил традиционное для знатного римлянина образование. Его подробная биография есть у Плутарха, и из нее можно узнать, что свою молодость Сулла провел частично в легкомысленных увеселениях, частично в занятиях литературой. О его внешности Плутарх писал следующее: «Все лицо его было покрыто неровной красной сыпью, под которой кое-где была видна белая кожа». Еще Плутарх отмечал его взгляд – тяжелый и проницательный, а светло-голубые глаза в сочетании с цветом лица и огненно-рыжими волосами делали взгляд Суллы страшным и труднопереносимым.
Военную службу он начал поздно, но сумел быстро сделать карьеру. Своим успехам, как считал сам, он был обязан удаче и особому покровительству богов. Он отличался незаурядным умом, дерзкой смелостью и коварством. Сулла часто шел наперекор установленным правилам и традициям.
В 107 году до н э. он стал квестором консула Мария во время Югуртинской войны и содействовал ее окончанию, побудив путем искусных переговоров царя Бокха Мавританского выдать Югурту. Взяв Югурту в плен в 105 году до н э., Сулла снискал в Риме громкую славу и ненависть Мария. В 103 году до н э. он исполнял должность легата во время войны с германцами, а на следующий год был избран военным трибуном. Принимал участие в войнах с кимврами и тевтонами, отличился во время Союзнической войны. Вскоре в Риме заговорили о Сулле-полководце, и его военные победы позволили ему выдвинуться на первый план, оттеснив Гая Мария.
В 87 году до н э. Сулла был избран консулом и получил приказ вести войска на первую войну с понтийским царем Митридатом, что вызвало возмущение среди сторонников Мария. Сулла уже успел отправиться к войску, чтобы оттуда отплыть к Понту, как неожиданно узнал, что в Риме партия под предводительством народного трибуна Публия Сульпиция Руфа отстранила Суллу от командования и передала консульскую власть Марию.
Пользуясь в своем войске широкой поддержкой, Сулла отказался сложить консульство и повел свои войска на Рим. «Он не следовал заранее намеченному плану, но, потеряв власть над собой, предоставил своему гневу распоряжаться происходящим», – пишет Плутарх об этих событиях. Он стал первым из государственных деятелей Рима, кто использовал армию в борьбе с политическими противниками. Войдя с войском в город, он заставил народное собрание и сенат объявить главнейших из своих противников изменниками отечества, а за голову Мария даже была объявлена награда.
В течение следующего года, находясь в Риме, Сулла предпринял ряд шагов, направленных на закрепление здесь своей власти. Сульпиций и его сторонники подверглись жестоким репрессиям. Для упрочения власти олигархии Сулла реализовал ряд законодательных мер, после которых государственный строй Рима претерпел значительные изменения. Была ограничена законодательная власть народного собрания, все законы, предлагаемые народными трибунами, подлежали предварительному обсуждению в сенате. Число сенаторов было увеличено на 300 новых членов из числа сторонников Суллы.
Получив ожидаемое консульство, Сулла во главе шести легионов отбыл на войну. В 87 году до н э. его войска (30 тысяч) высадились в Эпире и повели наступление на Афины, которые были главной базой понтийских войск и флота. Разбив в Беотии высланные против него понтийские отряды, Сулла начал осаду Афин. После долгого сопротивления Афины и порт Пирей были взяты штурмом и подверглись страшному разграблению. Сулла широко прибегал к «конфискации» сокровищ греческих храмов. Он не пощадил ни Олимпию, ни Дельфы, а при осаде Афин по его приказу были вырублены священные рощи Академии и Ликея.
В 86 году до н э. армия Суллы разгромила в битве при Херонее (Беотия) численно превосходившую ее понтийскую армию (100 тысяч пехотинцев и 10 тысяч всадников), возглавляемую полководцем Митридата Архилаем. В результате этой победы многие греческие города стали переходить на сторону Рима. Несмотря на победы, одержанные Суллой, группировка его противников, вновь захватившая власть в Риме, решила отстранить Суллу от командования армией. В Грецию уже прибыл консул Флакк с двумя легионами и приказом сменить Суллу. Однако численное превосходство было на стороне Суллы, и Флакк решил не испытывать судьбу, а, напротив, усилить своими войсками Суллу в Малой Азии.
В 85 году до н э. при городе Орхомене (Беотия) произошло сражение между новой понтийской армией и легионами Суллы. Это сражение было наиболее кровавым из всех сражений первой войны с Митридатом. Под натиском превосходящих сил противника легионы были смяты и бежали. И тогда сам Сулла, вырвав знамя у легионера, повел войска в новую атаку. Это помогло переломить ход сражения, участь которого решилась в пользу Рима.
Скоро Сулла смог организовать флот, который оттеснил флот Митридата и взял под свой контроль Эгейское море. Одновременно армия Флакка в Малой Азии захватила город и базу Митридата – Пергам.
Митридат уже не мог вести войну из-за отсутствия у него новых резервов и запросил у Суллы мира. Сулла и сам хотел поскорее покончить с войной, чтобы отправиться в Рим для борьбы со своими политическими противниками. Поэтому он потребовал от Митридата очищения захваченных территорий в Малой Азии, выдачи пленных и перебежчиков и предоставления ему 80 кораблей и 3 тысяч талантов контрибуции. Заключив Дарданский мир и разгромив в Малой Азии войска Фимбрия, посланные против него, Сулла отбыл с армией в Италию. Весной 83 года до н э. он высадился в Брундизии. Его солдаты дали клятву не расходиться по домам и до конца поддерживать своего полководца. В Италии ему противостояли две армии. Часть населения Италии перешла на сторону Суллы.
Консулы ожидали его наступления в Кампании, куда они и стянули большую часть своих войск. Однако Сулла высадился в Апулии, которую превратил в плацдарм для дальнейшего наступления на Рим. Здесь его 40-тысячная армия получила значительное усиление – на его сторону перешел Гней Помпей с двумя легионами, и скоро Сулла перевел войска в Кампанию.
Здесь у города Тифата было разбито войско консула Норбана – одного из сподвижников Мария, а войско другого консула – Сципиона – перешло на сторону Суллы, соблазненное высоким жалованьем.
В течение зимы 83/82 года до н э. Сулла и его противники готовились к предстоящим боевым действиям. Сулла разделил свои войска на две группы. Одна заняла Пицен и Этрурию, а другая под командованием самого Суллы двинулась на Рим. У городка Сигния (Сакрипорта) армия Суллы разгромила численно превосходившие ее силы, состоявшие из новобранцев, под командованием сына Мария, Гая Мария Младшего. (Он покончил с собой после падения города.) Оставив часть своих войск в Риме, Сулла двинул армию на противника, сосредоточенного в городе Пренесте. Оставив отряд для блокады города, Сулла отправился в Этрурию, где разгромил армию консула Карбона. Сам Карбон, бросив армию, бежал в Африку.
Основная часть сторонников Мария по-прежнему оставалась блокированной в городе Пренесте и скоро должна была сдаться. Однако в октябре 82 года до н э. на помощь к осажденным прорвалась 70-тысячная армия самнитов, которая деблокировала осажденных и вместе с ними двинулась на Рим. Наскоро стянув к Риму все имеющиеся в его распоряжении войска, 1 ноября 82 года до н э. Сулла преградил путь противнику у Коллинских ворот Рима. Сражение продолжалось в течение двух дней и одной ночи. Лишь к концу второго дня Сулла смог нанести противнику последний удар.
После одержанной победы Сулла обратился с письмом к сенату, в котором предложил для устройства государства наделить его диктаторскими полномочиями. Сулла был назначен диктатором на неопределенный срок. Теперь, для укрепления своего положения, удовлетворения своей мести и награждения своих сторонников, Сулла ввел так называемые проскрипции – списки своих противников, подлежащих уничтожению. В эти списки включались и богатые люди, имущество которых должно было перейти в казну. (По сведениям древних авторов, в эти списки было внесено около 300 имен.) Родственники и последующее потомство внесенных в списки Суллы лишались гражданских прав и не могли занимать государственные должности.
Террор также обрушился и на целые города и области, прежде всего на Самний и Этрурию, которые приняли активное участие в борьбе против Суллы. В период террора головы казненных выставлялись на форуме для всеобщего обозрения. За время проскрипций погибли 90 сенаторов и 2600 всадников.
После конфискации имущества и земель у противников в руках Суллы оказались огромные средства. Значительную их часть получили сторонники Суллы. Из конфискованных земель многие воины – участники военных походов под его началом, наделялись земельными участками. Каждый воин получал до 30 югеров плодородной земли.
В поисках новых союзников среди населения не только Рима, но и всей Италии Сулла был вынужден признать равноправие всех ее граждан. В Риме его опорой стали и отпущенные на свободу рабы, принадлежавшие погибшим при проскрипциях. По обычаю они получали права римского гражданства и имя того, кто их отпустил на волю – так в Риме появились 10 тысяч вольноотпущенников Корнелиев, при помощи которых определялись решения на народных собраниях. Часть вольноотпущенников вошла в отряд телохранителей Суллы.
При Сулле была особенно усилена роль сената и ограничена власть народного собрания. Сулла наделил сенат новыми полномочиями – передал ему контроль над финансами и право цензуры. Состав сената он также увеличил с 300 до 600 членов из числа своих сторонников.
Особенный удар Сулла нанес по народным трибунам. Все их предложения должны были предварительно обсуждаться в сенате. Было решено, что человек, занявший должность народного трибуна, не может дальше претендовать на более высокие государственные должности.
После того как Сулла убедился, что достиг своей цели, он неожиданно сложил с себя полномочия диктатора и поселился в своем поместье в Кумах, где отдавал предпочтение литературе и предавался удовольствиям. Здесь он и умер в 78 году до н э. от апоплексического удара.
Современники писали, что Сулла состоял из двух половин – лиса и льва, и неизвестно, какая из них была наиболее опасная. Сам Сулла говорил о себе как о баловне судьбы и даже приказал сенату называть себя Суллой Счастливым. Ему действительно везло, ведь на войне он не проиграл ни одного сражения.
Но своими удачами Сулла был обязан не столько благоприятствующим обстоятельствам, сколько своим личным качествам, чрезвычайной силе духа и тела, непреклонной последовательности и беспредельной жестокости. Отказ от диктаторской власти у него был вызван не столько нравственными соображениями, сколько стремлением жить в свое удовольствие, не неся никаких обязанностей, которые в конце жизни Сулле стали надоедать.
Лукулл, прозванный Понтийским, происходил из известного рода Лициниев. Его предком был знаменитый народный трибун Гай Лициний Столон. По линии матери он состоял в родстве с Метеллом Нумидийским, который приходился ему дядей. В дальнейшем Лицинии достигли императорской власти – получил ее Цезарь Лициниан Лициний Август, вошедший в историю под именем Лициний, став римским императором. Он был другом и военачальником императора Галерия, который провозгласил Лициния соправителем с титулом августа. Вначале его власть распространялась только на Рецию и Паннонию, но после смерти Галерия и одержанной победы над Максимилианом Дазой под Адрианополем он стал правителем всей восточной части империи. Единственным его противником, мешавшим Лицинию стать полным правителем всей империи, был Константин I. Некоторое время они были даже союзниками, и Лициний женился на его сестре. Ими совместно был издан Миланский эдикт (в 313 году) о свободном исповедании христианства. А власть они поделили. Константин присоединил к своим владениям Паннонию, Далмацию, Дакию, Македонию и Грецию, а Лициний – Малую Азию, Сирию и Египет.
Но примирение оказалось недолговечным, и в 324 году вражда возобновилась. Войско Лициния насчитывало 150 тысяч солдат, 15 тысяч конницы и около 350 галер. Константин противопоставил 120 тысяч конницы и пехоты и 200 кораблей. В решительном сражении Лициний был разгромлен, но успел бежать в Византий, а оттуда в Малую Азию, где собрал новое войско. Но и здесь удача была не с ним – Константин снова разгромил его. Лицинию было обещано сохранение жизни при условии, что он отречется от власти. Он принял условия победителя и в 324 году снял с себя императорскую мантию. Лициний был выслан в Фессалоники. В следующем году по приказу Константина он был тайно убит.
Сам Лукулл был третьим в роду, кто носил полное имя Луций Лициний Лукулл. Так же звались его дед и отец. Первый был в 151 году до н э. консулом, а второй (в 102 году до н э.) – наместником в Сицилии, где вел неудачную борьбу с восставшими рабами. Должность наместника была весьма доходной, и отцу удалось сколотить приличное состояние. Но затем его уличили в казнокрадстве и изгнали из Рима, что дало повод Лукуллу-сыну начать карьеру государственного деятеля с процесса против авгура Сервилия – обвинителя отца. Процесс он проиграл, но этот поступок очень понравился римлянам, и Лукулл приобрел популярность. Что касается матери Лукулла Цецилии, то Плутарх пишет, что она «слыла за женщину дурных нравов». Кроме него в семье был еще один ребенок – младший брат Марк. Об отношении Лукулла к брату говорит хотя бы тот факт, что он не пожелал добиваться какой-либо должности, пока брат не достигнет положенного возраста для начала карьеры, чтобы начать восхождение к власти вместе. Римляне одобрили и этот поступок и еще больше расположились к Лукуллу.
После отца Лукулл унаследовал очень крупное состояние (видимо, после обвинения Лукулла-отца в злоупотреблениях, конфискации имущества не было).
В юные годы Лукулл получил прекрасное образование и мог свободно изъясняться на двух языках. На военном поприще Лукулл отличился в Союзнической войне, где проявил отвагу и доказал приверженность Сулле. Вскоре он становится его доверенным лицом и отправляется с Суллой в Малую Азию на первую войну с Митридатом. При Сулле он несколько лет пробыл в Греции и Азии, выполняя обязанности квестора.
Набирая корабли по поручению Суллы, Лукулл прибыл в Египет, где был торжественно встречен юным Птолемеем. Ему не удалось заключить военный союз с Птолемеем, но суда он получил. По дороге на Кипр Лукулл узнал, что его ожидает в засаде неприятель, для сражения с которым у него еще не было достаточных сил. Тогда он отдал приказ об остановке на зимние квартиры, а сам, как только ветер стал попутным, велел кораблям двигаться к Родосу, которого достиг без потерь благодаря своей хитрости. Пополнив флот и кораблями с Родоса, он вытеснил с Хиоса и из Колофона приверженцев Митридата, который к тому времени сдал Пергам и заперся в Питане. Вот тогда Лукулл получил предложение от Фимбрия, который осадил Митридата с суши. У самого Фимбрия не хватало морских сил, чтобы блокировать Митридата и с моря, поэтому он и предложил Лукуллу прийти к нему и разделить славу победителя Митридата. Но Лукулл ставил долг перед Суллой выше личной славы победителя и от предложения Фимбрия отказался. Митридату удалось уйти морем. Идя на соединение с Суллой, Лукулл разбил понтийский флот в сражении при Тенедосе.
В 84 году до н э. был заключен мир, и Сулла поспешил в Рим, захваченный Марием и Цинной. Лукулл остался доверенным лицом Суллы в Азии, избежав тем самым участия в кровавой расправе над сторонниками Мария. В свою очередь, Сулла позаботился, чтобы имения и имущество Лукулла в Риме не пострадали при проведении проскрипций. В Рим Лукулл вернулся уже после смерти Суллы, который назначил его в завещании опекуном своего сына.
В 74 году до н э. Лукулл был избран консулом. Завещание Суллы положило начало неприязненным отношениям между ним и Помпеем, который тоже стремился стать восприемником Суллы. Завершив консульство, Лукулл получил должность наместника Киликии, вместо умершего правителя Октавия. Начала новой войны с Митридатом долго ждать не пришлось, да и повод нашелся быстро. Им стало завещание умершего царя соседней Вифинии, оставившего царство Риму. Митридат сразу объявил себя защитником интересов наследника вифинийского престола и вторгся с войском на территорию Вифинии.
С началом войны Лукулл возглавил войска на суше, а консул Котта стал главным на флоте. К новой войне Митридат подготовился основательно с учетом ошибок прошлого.
Из Рима Лукулл вышел всего с шестью тысячами солдат – один легион. В Азии он принял командование над войсками, оставленными там еще Суллой. Войска эти были опытные в военном деле, но строптивые и буйные. Лукуллу пришлось трудно, но он сумел в короткий срок восстановить в войсках порядок, заставив признать его как начальника и полководца.
Кроме войска Лукуллу пришлось решать и другие проблемы. Как в самой Вифинии, так и в городах Малой Азии местное население терпело большие и незаконные поборы от ростовщиков и сборщиков податей. Поэтому приход Митридата оно встречало как освобождение, и Лукулл мог ожидать отпадения любой из областей. В дальнейшем он наведет порядок и здесь, прогнав ростовщиков и защитив население, но пока ему приходилось действовать лишь увещеванием, призывая к умеренности в отношении местных жителей.
Еще одну проблему создал ему Котта, который решил сам победить Митридата и не делить славу с Лукуллом. Мечтая о триумфе, он поторопился со сражением, в результате чего был разгромлен и на суше, и на море, потеряв 60 судов с экипажами и 4 тысячи пехоты. И теперь он надеялся только на помощь Лукулла. Под началом Лукулла было 30 тысяч пехоты и 2, 5 тысячи конников, что составляло лишь четверть войска противника. Поступок Котта вызвал осуждение в солдатской среде, и даже раздавались голоса за то, чтобы оставить его без помощи и двинуться на столицу Понтийского царства, которую, по словам перебежчика Архилая, можно взять практически без боя. Тогда Лукулл сказал: «Я предпочту вызволить из рук врагов хоть одного римлянина, нежели завладею всем достоянием вражеским». После этих слов он отдал приказ двигаться навстречу Митридату, оставив в стороне город, суливший богатую добычу.
Тем временем враг подошел к городу Кизику – важному стратегическому пункту на берегу Мраморного моря. Лукулл подошел туда же. Увидев огромное войско Митридата, он понял, что битва будет тяжелой, и решил изменить тактику. Он перекрыл единственную дорогу, лишив тем самым возможности снабжения противника продовольствием. Чтобы подбодрить кизикийцев, Лукулл прислал в город известие о своем близком нахождении, что придало жителям города решительности и уверенности в своих силах.
Тактика Лукулла – «бил врага по желудку» – оправдала ожидания полководца. Чтобы сократить количество едоков, Митридат отравил часть войска и всю конницу вместе с обозом в Вифинию, надеясь, что Лукулл не будет их преследовать. Но просчитался. Узнав об этом, Лукулл во главе десяти когорт и конницы поспешил в погоню и разгромил противника, захватив 15 тысяч пленных и 6 тысяч коней. Кроме того, римлянам достался огромный обоз и вьючный скот. Лукулл провел пленных мимо вражеского лагеря, и Митридат был вынужден снять осаду с Кизика и уйти морем на запад.
В Кизике Лукулла встречали с заслуженными почестями. Предоставив солдатам небольшой отдых, он повел их обратно на восток через Вифинию в Понт. Лукулл не спешил, что вызывало непонимание у его воинов, так как задержка давала возможность Митридату собрать новое войско. Но здесь Лукулл проявил себя не только как хороший стратег, но и как дальновидный политик и психолог Он понимал, что если не дать Митридату шанса, то тот уйдет к своему зятю – могущественному царю Великой Армении Тиграну. «Царь царей», как величал себя Тигран, давно искал предлог для начала войны с Римом, а помочь родственнику в борьбе считалось святой обязанностью. Но зная Митридата, Лукулл верно рассчитал, что тот обратится к зятю только в крайнем случае, тогда, когда не останется ни малейшего шанса на успех. Поэтому Лукулл и дал ему этот шанс.
В 73 году до н э. римские войска провозгласили Лукулла императором, и уже три года он вел их в бой против понтийцев. Но война все еще продолжалась.
Наконец Митридату удалось собрать новое войско, насчитывавшее 40 тысяч пехотинцев и 4 тысячи отборных конников. Теперь он сражался на своей земле и решил взять реванш за прошлое поражение. Вначале ему сопутствовал успех, но военный талант Лукулла очень скоро превратил этот успех в новое поражение. И опять Митридату пришлось бежать, на сей раз к своему зятю в Армению. Но Тигран не стал мстить за поражение тестя. В его задачи не входило возвращение Митридату его царства. Предоставив ему убежище, Тигран даже не допустил Митридата к своему двору.
Лукулл мог праздновать победу, но как римлянин он не желал допустить, чтобы враг остался безнаказанным. Начать вторжение в неизвестную страну было рискованно. Лукулл пока ограничился тем, что оставил гарнизоны в городах так называемой Малой Армении и отправил ко двору Тиграна посла с требованием о выдаче Митридата.
В ожидании ответа Лукулл решил навести порядок в городах Азии, ведя решительную борьбу с римскими ростовщиками, которые обирали налогами население городов. Местные жители боготворили его, а в других провинциях мечтали заполучить такого правителя. Но своими решительными действиями Лукулл нажил большое количество врагов среди ростовщиков. Теперь они кричали в Риме о его неправомерных действиях, искали поддержку у сенаторов, многие из которых были их должниками. Они пытались найти поддержку и у народных вожаков и никак не хотели примириться с тем, что потеряли возможность безнаказанно грабить в городах Азии.
Наконец пришел ответ от Тиграна. «Царь царей» ответил не только отказом, но и резко изменил свое отношение к тестю. Теперь он принял Митридата во дворце и стал оказывать ему знаки любви и почтения. Тигран велел передать Лукуллу, что не выдаст Митридата, а «если римляне начнут войну, то поплатятся». Посланец передал ответ Лукуллу и рассказал обо всем, что ему пришлось видеть при дворе армянского владыки. Лукулл понимал, что скоро начнется новая война, причем не санкционированная сенатом и народом. Он снова пошел в Понт, решив опередить Тиграна, который намеревался в ближайшее время вторгнуться в азиатские провинции Рима. На следующий год Лукулл повел войско в Армению. Его враги в Риме стали говорить, что Лукулл ведет войну лишь для того, чтобы всегда оставаться главнокомандующим и извлекать для себя выгоду. Но уже ничто не могло остановить Лукулла – он уже перешел Евфрат и Тигр.
Тигран находился в своей новой столице Тигранакерте и с полным пренебрежением отнесся к этим сведениям, посчитав, что легко справится с римским войском. Посланный против Лукулла Митробарзан получил приказ – «самого полководца (Лукулла) взять живым, а остальных растоптать». Это сражение было выиграно Лукуллом – Митробарзан пал на поле боя с оружием в руках, а его солдаты были перебиты во время бегства. Римляне двинулись на Тигранакерт.
Царь Тигран ушел на север, чтобы собрать побольше воинов. Лукулл не пошел за ним, а осадил богатую столицу, справедливо полагая, что Тигран вернется и даст здесь генеральное сражение. И он не ошибся. Тигран вернулся к столице осенью во главе 20 тысяч лучников, 55 тысяч всадников и около 2 тысяч пехоты. Хотя численное превосходство было на стороне Тиграна, Лукулл разделил свое войско. Часть его – 6 тысяч пехотинцев – он оставил продолжать осаду Тигранакерта, а сам, взяв всю конницу и 24 когорты – около 10 тысяч пехоты – двинулся на главные силы Тиграна.
Зная тактику армян, Лукулл направил первый удар по их тяжелой коннице, приказав рубить мечами голени конников, так как ноги были единственным местом, не защищенным броней, и отбивать копья – единственное их оружие. Римлянам было приказано как можно скорее ввязаться в рукопашный бой, к которому армяне не привыкли, действуя издали, при помощи стрел. Сам Лукулл шел в первых рядах римлян, воодушевляя своим примером бойцов и придавая им уверенности в победе. Римлянам победа далась легко: тяжелая армянская конница обратилась в бегство почти сразу, а из-за большого скопления войск армяне не могли отступить, смешали все ряды и оказались добычей для войска Лукулла. В ходе сражения римляне потеряли ранеными 100 и убитыми 5 человек. Противник потерял свыше 100 тысяч пехотинцев и почти всех всадников. Царь Тигран бежал, а вскоре был взят приступом и Тигранакерт, где римские воины нашли богатую добычу.
Дав небольшой отдых солдатам, Лукулл отправил войско вдогонку за Тиграном. Армяне пытались избегать столкновений с римлянами, но когда этого не удавалось сделать, то победа всегда сопутствовала войску Лукулла. Вскоре римляне двинулись к Артаксате – столице Великой Армении. Тигран попытался остановить римлян в двух километрах от столицы у реки Арсаний. Битва при Артаксате была также выиграна Лукуллом. Путь на столицу Великой Армении был свободен.
Воодушевленный новой победой Лукулл рвался вперед. Но только он. Солдаты устали от затянувшейся войны и стали выражать протест. А тут еще природа пришла на помощь Тиграну. Неожиданно наступило сильное похолодание, снег сыпал беспрестанно, мороз сковал реки. Напрасно Лукулл просил воинов перетерпеть лишения и обещал скорую победу. Все его доводы наталкивались на глухой ропот войска, который мог в любой момент перерасти в открытый бунт. Так и не дойдя до столицы, Лукулл был вынужден повернуть назад.
Вернувшись в теплые края, солдаты не желали больше воевать и требовали скорейшего возвращения на родину. Этим воспользовался Митридат, следовавший за римлянами и очищавший от гарнизонов понтийские города. Активизировался и Тигран, начав продвижение на юг с новым многочисленным войском. Да и в Риме активизировались недоброжелатели Лукулла и стали обвинять его в измене, доказывая, что он умышленно затягивает войну с целью личного обогащения.
В 67 году до н э. Лукулл был отстранен от командования войском и управления восточными провинциями. Сменил Лукулла Помпей, которому оставалось лишь закончить то, что было уже сделано Лукуллом, – лучшие войска Митридата уже были разгромлены, а понтийский флот уничтожен. Встреча Лукулла и Помпея для передачи дел началась весьма мирно и дружелюбно, но затем отношения двух полководцев заметно испортились. Помпей не желал признать военные заслуги Лукулла, отобрал у него всех солдат и запретил подчиняться его приказам. Даже награждать и наказывать подчиненных Лукуллу было не дозволено.
На следующий год Лукулл возвратился в Рим. Но и здесь его ждал неласковый прием – его враги обрушились на него с многочисленными обвинениями, но оснований для судебного разбирательства найти не смогли. Добились они того, что Лукуллу было отказано в триумфе.
Три года Лукулл добивался в сенате триумфа. Он оказался втянутым в политические игры. Добиться триумфа ему помогли не только просьбы к народу влиятельных граждан Рима, но и ожидание возвращения из Азии Помпея, который существенно усилился. Сенат рассчитывал, что Лукулл возглавит сенатскую оппозицию против Помпея, но этот расчет не оправдался. По своим масштабам триумф Лукулла не стал самым грандиозным, но то, что было представлено народу, не могло оставить ни малейшего сомнения в полководческих талантах Лукулла. Закончился триумф великолепным угощением для жителей Рима, организованным Лукуллом. После триумфа Лукулл более не стремился к политической деятельности и вскоре покинул форум и курию.
Так к пятидесяти четырем годам Лукулл остался не у дел. Он посвятил оставшееся ему время на строительство и различное коллекционирование. Обладая огромным состоянием, Лукулл тратил его на сооружение купален, организацию мест для прогулок и другое строительство, проводил время за пирами – знаменитые «Лукулловы пиры» – в своих роскошных виллах, окруженных прекрасными садами – знаменитые «Лукулловы сады». Он собрал коллекцию картин и статуй и большую библиотеку греческих книг, в которую открыл доступ для всех желающих.
Умер Лукулл в 56 году до н э. в возрасте 60 лет.
Лицинии принадлежали к одной из влиятельных плебейских семей в Древнем Риме. Возможно, они вели начало от этрусков. Первым знаменитым представителем этого рода был Гай Лициний Столон, с именем которого связано принятие так называемых Лициниевых законов. В 376 году до н э. он был избран народным трибуном вместе со своим другом Люцием Секстием Латераном. Возглавив оппозицию плебеев, они повели борьбу за решение аграрного вопроса и расширение политических прав плебейского сословия. Столон и Секстий требовали отменить военных трибунов и снова выбирать двух консулов, причем одного обязательно из плебеев. Также они предлагали ограничить количество общественной земли, которую брали в аренду, до 500 югеров (125 га) и на общественных пастбищах разрешить выпас не более 100 голов крупного и 500 голов мелкого скота. Остальную землю следовало поделить на небольшие участки до 7 югеров (3 га) на семью и раздать беднякам в полную собственность. Кроме того, они разработали более выгодные условия погашения долгов – уплаченные проценты зачитывались в погашенную сумму долга, а остальную часть следовало погасить в течение трех лет. Но эти законы не сразу были приняты, так как встретили яростное сопротивление со стороны патрициев, которым с помощью подкупа других трибунов удалось наложить на них вето.
В течение десяти лет Столон и Секстий избирались трибунами, и все это время они вели упорную борьбу с патрициями и отстаивали права плебеев. Борьба эта велась мирными средствами, трибуны не призывали народ к перевороту или междоусобице, а в период внешней опасности для страны даже прекращали борьбу, призывая всех сплотиться против неприятеля.
В 367 году до н э. Столону и Секстию удалось добиться единства среди трибунов по вопросу принятия законов. Сенат в противовес трибунам избрал в диктаторы знаменитого Камилла. Ситуация крайне обострилась, дошло до того, что плебеи стали угрожать снова уйти на Священную гору. Тогда сам Камилл стал содействовать в примирении сословий, и Лициниевы законы были подтверждены сенатом. Правда, из обязанностей консула были выведены судебная власть и управление городской полицией. Эти обязанности остались в ведении патрициев, для исполнения которых были учреждены должности претора и курульных эдилов. В память примирения сословий диктатор дал обет построить храм богине Согласия. Люций Секстий Латеран стал первым из плебеев, который был выбран консулом. Гай Лициний Столон избирался консулом дважды – в 364 и 361 годах до н э. В 357 году до н э. он был осужден патрициями, обвинившими его в нарушении одного из им же предложенных законов. Борьба Столона за равные права плебеев способствовала тому, что уже к концу века плебеи совершенно сравнялись в правах с патрициями, став одним сословием – римскими гражданами.
Род Лициниев дал истории не только народных вождей, но и полководцев и императора.
Одним из знаменитых римских полководцев, принадлежавших к этому роду, был Марк Красс. Его отец занимал высшие посты в государстве: он был консулом, наместником в Испании, цензором. За усмирение очередного восстания испанцев он был удостоен триумфа. Но богатства не нажил. Честность и достоинство не позволили ему воспользоваться положением наместника и победителя для собственного обогащения. Кроме Марка Красса в семье было еще двое старших сыновей.
Детские и юношеские годы Марка протекали в бурное и тяжелое время, в период острой политической борьбы между аристократией и народной партией, переросшей в кровавую гражданскую войну. Как и многие молодые люди его круга, Марк Красс готовил себя к политической карьере. Начинали карьеру обычно с выступлений в роли адвоката на судебных заседаниях. Трудолюбия и упорства молодому аристократу было не занимать. В суде он брался за любые дела, даже за те, от которых отказывались другие. Тщательно готовясь к защите, он выступал с прекрасными речами, что позволило многим восхищаться его красноречием. Он был вежливым и обходительным человеком, всегда приветливо отвечал на поклоны любого встречного человека независимо от его звания и положения. Правда, Марк очень рано сумел оценить могущество, которое давали деньги, и всегда стремился к наживе. Он обнаружил в себе способности дельца и спекулянта, умевшего из всего извлечь выгоду. Имея всего не более трехсот талантов начального капитала, ко времени начала парфянского похода его состояние измерялось суммой в 7100 талантов, а способы, которыми были добыты средства, не делали ему чести. В его биографии есть рассказ о том, что он одалживал своему наставнику Александру, который сопровождал Марка в путешествиях, кожаный плащ, а по возвращении снова забирал его. Но при определенных обстоятельствах Марк Красс был гостеприимным хозяином и даже мог ссудить деньгами человека, не требуя при этом процентов. Вероятно, щедрость и радушие распространялись на тех людей, которые могли бы ему в дальнейшем пригодиться.
Марк Красс, как и вся его семья, принадлежал к аристократической партии, которую возглавлял Сулла. Противостоял ему Гай Марий – вождь народной партии. Когда Сулла отправился в военный поход, Марию удалось захватить власть в Риме и устроить в городе расправу над представителями знати и сторонниками Суллы. Отец Марка Красса, который был в то время цензором, погиб во время террора. Эта же участь постигла и старшего брата. Самому Марку удалось спастись. Добравшись до моря, он в сопровождении нескольких друзей и слуг отплыл в Испанию. Здесь он укрылся в пещере в поместье Вибия Пацианы, друга отца. Восемь месяцев беглецы оставались в пещере, куда слуга Вибия доставлял еду и другие необходимые вещи, а затем перебрались в Африку.
К нему стали стекаться люди, из которых он составил отряд в 2500 человек. Когда в 83 году до н э. в Италию вернулся Сулла, Красс прибыл к нему в лагерь и предложил свои услуги. Их совместная деятельность началась с конфликта. Сулла поручил Марку отправиться в соседние земли для набора войска. Марк попросил Суллу дать ему охрану, так как дорога проходила вблизи неприятеля. Эта просьба привела Суллу в бешенство, и он резко ответил Марку: «Я даю тебе в провожатые твоего отца, брата, друзей, родных – за них, незаконно и без вины казненных, я мщу убийцам». Слова Суллы задели Марка, и он немедленно отправился в путь. Надо сказать, что поручение он выполнил отлично – сумел пробиться сквозь неприятельские части и собрать большое войско. В дальнейшем он активно помогал Сулле в борьбе.
Марку Крассу недоставало военного опыта, и случай приобрести его представился быстро. Войска Суллы двигались к Риму. Сражение за столицу произошло 1 ноября 82 года до н э. Ожесточенный бой произошел у Коллинских ворот. Марк Красс, командуя правым крылом войск Суллы, более всего содействовал его победе. В то время как войска Суллы потерпели поражение и были отброшены с большими потерями, Марк Красс на своем фланге одержал полную победу и до самой ночи преследовал противника. Сам Сулла едва не погиб, но смог укрыться в укрепленном лагере, куда и прибыл посланец с известием о победе Марка Красса и с просьбой прислать обед для воинов. Успех Марка Красса решил дело – Рим капитулировал. Сулла высоко оценил сей подвиг, и с этого времени Марк Красс стал одним из самых близких ему людей. После взятия Рима Сулла начал расправу над своими противниками. Марк Красс не только вернул все, что принадлежало его семье, но и существенно обогатился захваченным имуществом сторонников Мария. Вскоре он стал самым богатым человеком в Риме, владельцем многих домов, огромного количества земельных участков, серебряных рудников, тысячи рабов и другой собственности. Огромное состояние он использовал в политических целях, например, он финансировал устройство публичного обеда на 10 тысяч столов. Богатство сделало его очень влиятельным человеком, но он не стал сторонником ни одной партии. Успешно лавируя между аристократами и народной партией, Марк Красс принимал ту сторону, которая в данный момент сулила ему наибольшую выгоду.
В 74 году до н э. для Римского государства наступили тяжелые времена. В Испании против Рима восстали племена, а на востоке шла война с Митридатом. В самой Италии началось восстание рабов под руководством Спартака. Вначале на восставших не обращали особого внимания, но очень скоро они превратились в грозную силу. Лучшие полководцы в то время находились вне Италии, и тогда было решено поставить во главе войска Марка Красса, который решил, что теперь настал его звездный час в военной карьере.
В первых столкновениях победа осталась за Спартаком. Марк Красс даже ввел в своем войске обычай древних (децимацию), когда по жребию совершается казнь над каждым десятым воином из тех, кто бежал с поля боя, бросив оружие. «Укрепив» воинский дух, он продолжил преследование Спартака. На помощь Марку Крассу из Испании был вызван Помпей, который уже высадился с армией в Италии. Но Красс хотел покончить с восстанием самостоятельно, без помощи Помпея. Ему повезло в том, что в рядах восставших начались разногласия, и он сумел разгромить те отряды, которые отделились от основных сил Спартака. Последнее сражение между войском Марка Красса и отрядами Спартака было ожесточенным. Спартак сражался в первых рядах и пытался пробиться к Марку Крассу. Ему удалось сразить двух его телохранителей, но и сам он был ранен. Окруженный врагами, Спартак пал под их ударами, но не отступил ни на шаг. Восстание было подавлено, а тех рабов, которые ускользнули от Марка Красса, истребил Помпей. С захваченными в плен рабами Марк Красс расправился беспощадно – 6 тысяч пленных рабов были распяты на крестах по дороге от Капуи до Рима. Успех Красса не был отмечен, так как сенат счел недостойным отмечать победу над таким противником.
Марк Красс завидовал Помпею, но в стремлении к власти не порывал с ним. Он даже обратился к нему с просьбой о поддержке во время консульских выборов, и в 70 году до н э. они оба стали консулами. Первым шагом консулов стала отмена законов, принятых при Сулле. Отношения между обоими консулами дружескими не стали, а к концу срока консульства переросли если не в открытую вражду, то в соперничество.
После окончания консульства Марк Красс остался в Риме, и в 65 году до н э. был избран цензором. Стремясь к власти, он продолжал лавировать между политическими течениями и даже на некоторое время сблизился с Катилиной, готовящим государственный переворот. Вскоре Красс, как заговорщик, был обвинен Цицероном. Сенаторы не поверили Цицерону, да и к тому времени Красс не только отошел от заговора, но и передал документы, изобличающие заговорщиков, собиравшихся устроить в городе резню. Сенаторы, многие из которых были должниками Красса, требовали снять с него подозрения – богатство снова помогло ему.
Через некоторое время обстоятельства изменились, и теперь Цицерон стал союзником Красса в борьбе против Помпея. С той же целью Красс сблизился с Цезарем, когда в Сенате разгорелся спор, можно ли ему идти наместником в Испанию. Цезарю удалось примирить Красса и Помпея, поскольку он сам нуждался в обоих, и они вместе основали свой первый триумвират, который стал первым шагом на пути перехода от республики к монархическому правлению в Риме. Сферы влияния были поделены следующим образом: Помпей получил власть в Риме и Италии, Цезарь стал управлять Галлией, а Марку Крассу достался Восток.
Но пока Цезарь находился в Галлии, между Помпеем и Крассом вновь вспыхнула вражда. Цезарь снова примирил их. Было решено, что на следующий год они оба вновь будут избраны консулами, а по истечении срока своего консульства Красс получит в свое управление на пять лет провинцию Сирию с правом войны и мира.
Желая превзойти славой как Помпея, так и Цезаря, Красс решил совершить поход на Восток через землю парфян и дойти до Индии. В Риме, однако, никто не верил в благоприятный исход похода против незнакомого противника. Простой народ Рима даже решил не выпускать Красса из города, и тогда Красс обратился за помощью к Помпею. Тот согласился помочь и лично проводил его. Видя спокойно идущего Помпея, люди немного успокоились и дали им дорогу. Только народный трибун Атей подбежал к воротам и поставил около них пылающую жаровню. Затем он начал произносить непонятные слова, которые сочли за древнее заклинание, а в конце объявил, что Красс непременно погибнет в пустыне.
В военный поход Марк Красс выступил зимой 54/55 года до н э. В то время ему было уже 60 лет, а выглядел Красс значительно старше. Несмотря на плохую погоду, он отправил часть войска морем, а сам с другой частью двинулся сушей на Восток через Балканы. Города добровольно подчинялись римлянам. Сопротивление оказал только город Зенодотия. Потеряв около ста солдат, Красс взят город и, естественно, разграбил его. Жители были проданы в рабство. За сей малый подвиг Красс был провозглашен своим войском императором. С наступлением осени Красс, оставив в покоренных городах гарнизоны, вернулся в Сирию на зимние квартиры. Здесь же он встретился со своим сыном – Публием, который во главе тысячи всадников прибыл из Галлии, где воевал вместе с Цезарем и был отмечен многими знаками отличия за доблесть.
Возвращение Красса в Сирию позволило противнику подготовиться к предстоящей войне. Сам же Красс не занимался подготовкой своего войска, а подсчитывал награбленное и доходы с покоренных городов.
В начале весны 53 года до н э. Марк Красс стал готовиться к новому походу. Под его командованием находилось 7 легионов, 8 тысяч всадников и легковооруженных воинов. Перед началом похода к Крассу прибыли послы парфянского царя Арсака, которые пожелали решить дело миром. Марк Красс ответил главному послу, что даст ему ответ в Селевкии – одной из столиц Парфянского царства. На это главный посол парфян ответил: «Скорее на моей ладони вырастут волосы, чем ты, Красс, увидишь Селевкию». Война с Парфией началась.
Пройдя Месопотамию, Красс в июне 53 года до н э. подошел к берегам Евфрата. Здесь его воины стали получать первые сведения о парфянских всадниках, закованных в блестящие латы, от которых отскакивают стрелы. Приближенные стали советовать Крассу уйти за Евфрат, однако тот не желал никого слушать. К римлянам явился вождь одного из арабских племен Абгар, который считался другом и союзником римлян. Но это было в прошлом. Теперь он был союзником парфян и явился к Марку Крассу с целью попытаться заманить римлян в глубь страны на равнину, где конница парфян смогла бы окружить их и уничтожить.
Римское войско двинулось вперед и скоро близ Ихн на реке Билехе столкнулось с парфянским войском, которым командовал Сурена. Парфянское конное войско, не вступая в прямое столкновение с римскими легионами, окружая их со всех сторон, осыпало римских воинов тучами стрел. Красс продолжал двигаться вперед, однако парфянское войско по-прежнему не вступало в прямое столкновение, придерживаясь своей прежней тактики. Римляне двигались плотными рядами, поэтому каждая стрела парфян попадала в цель. Солдаты на себе испытали мощь стрел противника, которые легко пробивали щиты и латы и пронизывали человека насквозь.
Тогда Красс сам решил напасть на врага. Он построил войско в глубокое каре, прикрыв каждую когорту всадниками. На флангах командовали Кассий и сын Красса Публий, сам Марк Красс встал в центре. В таком порядке римляне подошли к небольшой речке Балисс, где их встретили основные силы Сурены.
Сражение началось. Уже в самом его начале тактика парфян не давала римлянам начать наступление. Парфянская конница поднимала тучи песка и пыли, и легионеры, даже не видя противника, погибали от его стрел. В этом бою погиб сын Красса Публий, который, чтобы не попасть в плен, приказал своему телохранителю поразить себя мечом.
С наступлением ночи бой прекратился, и парфяне удалились со словами, что «даруют Крассу одну ночь для оплакивания сына – разве что он предпочтет сам прийти к Арсаку, не дожидаясь, пока его приведут силой».
Красс окончательно упал духом, но все-таки собрал военный совет для решения о дальнейших действиях. Было решено под покровом ночи начать отход. Бросив в пустыне раненых воинов, римляне под покровом темноты начали отступление и скоро достигли города Карр. Вскоре к городу подошли парфяне. Сурена потребовал выдать ему Красса, обещая остальным мир. Было ясно, что следует уходить из города, но тайно. На следующую ночь Красс приказал продолжать отступление. Однако проводник из местных жителей повел отряд по неверной дороге, заведя римлян в болото, и пока они выбирались на дорогу, их снова настигли и окружили парфянские всадники. Необходимо было продержаться хотя бы до темноты, чтобы затем отступить к ближайшим горам, где еще можно было найти спасение. Римляне ожесточенно отбивались, и им даже удалось потеснить неприятеля.
Понимая, что Красс может уйти с наступлением ночи, парфяне пошли на хитрость и предложили начать переговоры о мире. Красс чувствовал ловушку, но войско требовало от него начать переговоры с предводителями парфян.
Красс покинул римский лагерь и вышел к парфянам. Его встретил командующий и, подарив ему от имени царя прекрасного коня, предложил ехать к Евфрату для подписания мира. Своим конюхам он дал приказ помочь Крассу сесть верхом. Тогда римляне поняли, что их командующего взяли в плен, и бросились к нему. В этой короткой схватке Марк Красс был убит.
Сурена послал отрубленную голову и руку Красса царю Парфии. По преданию, в рот Крассу было налито расплавленное золото, и при этом царь сказал, что Красс получает то, что он так любил.
Принадлежность к знатному роду во многом определяет будущее человека, но отношение людей к той или иной личности определяют все-таки личные достоинства самого человека. Это особенно показательно на примере двух представителей плебейского рода Помпеев – отца и сына. «Любимый нами сын враждебного отца» – так выражал римский народ свои чувства к Гнею Помпею, получившему прозвание Великий. Сына народ обожал с такой же страстью, с которой ненавидел ею отца. Отец Помпея Великого – Гней Помпей Страбон – был известным полководцем. Он состоял на службе у Суллы, Сертория, Цинны и других представителей партии «марианцев», но политической карьеры сам не сделал. В 89 году до н э. он был избран консулом, но через два года Страбон не пожелал встать во главе олигархического войска, так как оптиматы отказали ему в новом консульстве. При его жизни многие опасались силы его оружия – воином он был замечательным. Его отличали также физическая сила, храбрость, энергия и выдержка. В то же время следует отметить его нерешительность, где-то застенчивость, малообразованность. Самым большим его пороком было невероятное корыстолюбие, которое и стало причиной ненависти к нему со стороны народа. Он погиб от удара молнии, и во время погребального обряда его тело было сброшено с погребального ложа и осквернено.
Сын по характеру был прямой противоположностью отцу. Плутарх, у которого есть описание жизни и деяний Помпея Великого, пишет, что Помпей «имел довольно привлекательную внешность, которая располагала в его пользу прежде, чем он успевал заговорить». По внешнему облику его сравнивали с Александром Македонским – «мягкие откинутые назад волосы и живые блестящие глаза придавали ему сходство с изображениями царя Александра», но сам же Плутарх говорит о некой натянутости такого сравнения.
Молодой Помпей начал свою военную деятельность в возрасте 17 лет под командованием отца и вместе с ним подвергся гонениям, особенно обострившимся после его смерти, когда Помпею пришлось защищаться против предъявленного его отцу обвинения в хищении государственных средств (утаивание добычи, взятой при завоевании Аскула) Однако при помощи Луция Филиппа и Квинта Гортензия Помпей выиграл дело. На процессе он выказал твердость и быструю сообразительность, зрелость (не по летам) суждений, чем привлек на свою сторону симпатии сограждан. Претор Публий Антистий, который был на процессе судьей, был так очарован Помпеем, что предложил ему в жены свою дочь и вскоре стал его тестем. В это время Помпей поступил на службу к Цинне, но так как ненависть к его отцу еще не была забыта, Помпей был вынужден удалиться в свое поместье. Он ушел тайком, что дало повод распространить слух о том что Цинна приказал убить Помпея. Некоторое время спустя Цинна был сам убит, и его место занял Карбон – тиран, даже более жестокий, чем Цинна.
В 83 году до н э., когда Сулла высадился в Италии, Помпей перешел на его сторону и сформировал три легиона в Пиценском округе, где находились его земли и где его семья пользовалась популярностью среди местного населения. С этим войском Помпей двинулся навстречу Сулле, разбив по дороге союзную армию Каррины, Клелия и Брута и заняв несколько городов. Сулла с почестями принял Помпея, наградив его титулом императора Отправившись к Метеллу на север Италии, Помпей взял приступом Сену Галльскую и вместе с Крассом вышел в Умбрию, одержав победу при Сполеции.
Когда марианцы были окончательно разгромлены, а Сулла провозглашен диктатором, Помпей был осыпан наградами. Сулла развел его с женой Антистией и женил на своей падчерице Эмилии, разлученной для этого с ее первым мужем.
В 82 году до н э. Помпей был отправлен с большим войском и 120 кораблями в Сицилию против Перперны, который сразу же оставил остров. В это время был схвачен и казнен Карбон. Помпей окончательно уничтожил сторонников Мария в Сицилии, а затем, переправившись в Африку, пошел против Домиция Агенобарба и в течение 40 дней покончил с ним.
После окончания похода Сулла послал письмо Помпею, в котором потребовал распустить войска и ждать себе преемника. Однако воины, среди которых Помпей пользовался необычайной популярностью, отказались повиноваться приказам из Рима. Чтобы не раздражать войска, Сулле пришлось смириться, и он даже послал приветствие Помпею, именуя его Великим. В 79 году до н э. Помпей первым в римской истории, не будучи в звании сенатора, получил триумф. После смерти Суллы Помпей не стал примыкать ни к одной партии или группировке, а остался простым солдатом, исполняющим волю Рима.
В 77 году до н э. он был отправлен против Лепида на север Италии, где осадил Мутину. Лепид не смог противостоять Помпею и бежал в Сардинию, где и скончался. Однако Помпей не пожелал распускать армию, с которой воевал против Лепида, и стал ожидать полномочий для отправки в Испанию против Сертория и Геренния. Но поскольку Помпей никогда еще не находился ни на одной из гражданских должностей, сенат не решался на это назначение и уступил только вынужденной необходимости.
Получив наместничество в восточной Испании, поскольку в западной Испании в это время стояли войска Метелла, Помпей летом 77 года до н э. перешел Альпы и осенью вышел на левый берег Эбро. Серторий попытался не допустить соединения противников и не пропустить Помпея за Эбро, однако его позиции оказались прорванными, а в сражении при Валенции Геренний был разбит, потеряв более 10 тысяч человек.
В 75 году до н э. Метелл двинулся в восточную Испанию для соединения с Помпеем. И Серторий, и Помпей хотели, чтобы сражение произошло до подхода войск Метелла. Серторию было невыгодно соединение сил противника, а Помпей не желал делить славу победителя с другим полководцем. Их встреча произошла на реке Сукроне, день близился к закату, и сражение началось уже вечером. Исход этой битвы в первый день не был определен, ни одному из полководцев не удалось одержать полной победы. Помпей в ходе сражения получил ранение и чуть не был взят в плен. На следующий день оба полководца снова выстроили войска для продолжения битвы, но в это время к Помпею подошли легионы Метелла, и Серторий приказал своим войскам рассеяться.
В 74–73 годах до н э. борьба на Эбро шла с переменным успехом – легких побед не было. Она закончилась лишь на следующий год со смертью Сертория, которого убили во время пира его же военачальники. Последние отряды серторианцев были распущены Помпеем. Перперна, воевавший на стороне Сертория, был взят в плен, и испанские города стали открывать ворота перед войсками Помпея. Война в Испании не принесла Помпею новой славы, поскольку он играл в ней второстепенную роль, не проявляя прежней решительности и быстроты. Причиной этого было небрежное отношение к нему сената, не посылавшего своевременно в армию денег, боеприпасов и провианта.
После возвращения в Италию Помпей участвовал в заключительном этапе борьбы с восставшими рабами под руководством Спартака. К моменту его прихода основные силы восставших были уже разгромлены Крассом, но слава победителя Спартака досталась Помпею. Затем он соединился с оптиматами, которым обещал в случае достижения консульства провести законы в демократическом духе с целью отмены конституции Суллы. Подойдя с войском к Риму, Помпей потребовал себе консульства и триумфа, а солдатам – предоставления земельных участков. Это позволило ему выиграть выборы. Согласно новым правилам, принятым по предложению Помпея, народные трибуны восстанавливались в своих правах, всадники получали одинаковое с сенаторами право участия в судах, цензорам возвращена была прежняя власть.
Войско было целиком на стороне Помпея, римское население также было благожелательно настроено к нему. Все это заставляло противников молчать. Однако и сам Помпей не решался пойти на крайние шаги и, достигнув ближайшей цели, распустил войско и сложил с себя полномочия консула.
До 67 года до н э. Помпей жил как частный гражданин, но в том году сенат принял два закона, предложенных сторонником Помпея Габинием: первый – об отозвании Лукулла из Азии, где велась война с Митридатом, второй – о назначении главнокомандующего для борьбы на море с пиратами. Последний закон был предложен непосредственно для Помпея.
Согласно этому закону, главнокомандующему в предстоящей войне давалась на три года власть над всем Средиземным морем и его береговой полосой по всей его окружности, а также предоставлялось право пригласить 15 сенаторов в звании преторов и квесторов и право производить неограниченный набор войска. Главнокомандующий мог распоряжаться столичной и провинциальной кассами, единовременно получая 144 миллиона сестерциев.
Несмотря на сильное противодействие со стороны противников Помпея – Пизона, Катулла и других, избрание Помпея было восторженно встречено римским населением. Помпею было даже разрешено увеличить свое вооружение и вместо 15 иметь с собой 24 претора. Весной 67 года до н э. Помпей с сильным войском (120 тысяч пехоты и 5 тысяч всадников) на 500 кораблях вышел в море. Для более успешной борьбы и поиска пиратов Помпей предварительно разделил морскую «территорию» на 13 округов и поручил каждый отдельный округ специальному легату.
На первом этапе Помпей решил очистить от пиратов сицилийские и африканские воды. Это ему удалось сделать за 40 дней. Затем с 60 лучшими кораблями Помпей отправился в сердце пиратов – Киликию, где взял Антикрат. Были уничтожены стоянки и замки пиратов, захвачено около 400 кораблей и истреблено до 10 тысяч человек. Так завершилась война в области восточного бассейна Средиземного моря, и уже летом того же года на Средиземноморье началась мирная жизнь, торговля вновь стала процветать.
Сразу же после окончания войны с пиратами Помпей стал ожидать полномочий для войны с понтийским царем Митридатом VI Евпатором. По предложению одного из главных сторонников Помпея Гая Манилия народное собрание приняло предложение о назначении Помпея наместником Вифинии и Киликии и о возложении на него ведения войны против Тиграна II Армянского и Митридата с сохранением за ним прежних полномочий. Этот закон единодушно был принят всем населением Рима. До этого никогда такая громадная власть не сосредоточивалась в руках одного человека.
До начала военных действий Помпею удалось заключить союз с парфянами. Пойдя им на незначительные уступки, он добился того, что парфяне разорвали союз с Митридатом и Тиграном. Выступив с 50-тысячным войском к Понту, Помпей начал занимать города и стремился сразиться с основными силами Митридата, но тот отходил все дальше на восток, не вступая в сражение. По численности войска Митридата уступали римлянам – у него было всего 30 тысяч пехоты и 2 тысячи конницы, поэтому на сражение Митридат не решался. Все-таки Помпей смог настичь Митридата у Никополя и разгромить. С небольшим отрядом Митридату удалось бежать и добраться до Синории – крепости, где хранились царские сокровища. Он решил просить убежища у Тиграна, но, узнав, что в помощи Тигран ему отказал и даже объявил награду за голову Митридата в 100 талантов, решил бежать к своему сыну на север Понта.
В это же время Помпей занял Армению и продиктовал Тиграну II условия мира, согласно которым к Риму отходили Финикия, Каппадокия, Сирия, Киликия, Софена и Кордуена. К 66 году до н э. почти вся Азия к западу от Евфрата была в руках римлян.
В 65 году до н э. войска Помпея прошли по всему южному Кавказу, усмиряя восстания албанских и иберийских племен. Затем Помпей вернулся в Понт, где взял города, сохранявшие верность Митридату. Однако полной победы Помпей смог добиться лишь в 63 году до н э., когда Митридат умер. Помпею осталось лишь закрепить за собой сделанные завоевания, прежде всего на окраинах, и организовать приобретенные области. В Римской республике появились провинции Вифиния и Понт, Киликия (с Памфилией и Исаврией) и Сирия (с Финикией и Палестиной).
В 61 году до н э. во время триумфального въезда Помпея в Рим за его колесницей шли дети парфянского, понтийского и армянского царей. Помпею оказывались неслыханные до этого почести и было предоставлено право носить лавровый венок и триумфальную одежду. Но и на этот раз Помпей не решился захватить власть в Риме и распустил свои легионы. Слабость Помпея как политика почувствовали все партии. Ни одна из них не оказала ему своей поддержки. Помпей не получил консульства на следующий год, обещание наделить ветеранов землей также не было выполнено сенатом.
В это время Помпею оказал помощь Цезарь, который, вооружившись против оптиматов, стал искать помощи Помпея, все еще пользовавшегося среди римского населения достаточной популярностью. С помощью Помпея и Красса Цезарь смог в 60 году до н э. создать первый триумвират, а в 59 году до н э. стал консулом.
С помощью Цезаря Помпей смог провести законы, которыми утверждались сделанные им на востоке распоряжения относительно наделения ветеранов земельными участками в Кампании. Все это привело к тому, что благодаря поддержке римского войска, населения и всадников, которым были облегчены их выкупные контракты, сенатская партия потерпела серьезное поражение и власть перешла в руки триумвиров. Для скрепления союза Цезарь выдал свою единственную дочь за Помпея.
В 58 году до н э. Цезарь отбыл в Галлию, и Помпей во главе комиссии начал выделение ветеранам земельных участков. Кроме того, он построил в Риме новый театр, в котором после освящения были проведены гимнастические состязания и устроена травля диких зверей. Под конец Помпей показал гражданам Рима битву со слонами – невиданное до этого зрелище, поразившее римлян. Оно добавило Помпею как любовь населения, так и зависть к нему его противников. Вскоре в Риме при подстрекательстве демагогов, из которых самым активным оказался сторонник Цезаря Клодий, начались беспорядки. В числе преследуемых оказался и сам Помпей; Клодий несколько раз нападал на него и даже подвергал осаде его дом.
Пока Цезарь совершал свои подвиги в Галлии, Помпей продолжал бездействовать в Риме. Он передал войска и управление провинциями своим доверенным легатам, а сам проводил время со своей женой, переезжая из одного имения в другое. Это окончательно подорвало его авторитет среди римского населения. И когда Помпей попытался вернуть себе прежнюю власть и предложил назначить себя на пять лет проконсулом для упорядочения хлебного вопроса, с предоставлением себе войска и казны, сенат значительно урезал его полномочия. Помпей не получил ни войска, ни казны, ни власти над наместниками.
К этому времени относится начало вражды между Цезарем и Помпеем, который стал видеть в первом своего соперника. Однако время для разрыва между триумвирами пока не пришло. Опасаясь возвышения аристократической партии во главе с Катоном, триумвиры съехались в 56 году до н э. в Луку. Достигнув примирения Помпея с Клодием, Цезарь предложил принять следующие меры: Помпею и Крассу оставаться в должности консулов в 55 году до н э., затем, после истечения своих полномочий, Помпей должен на пять лет отправиться в качестве наместника в Испанию, а Красс – в Сирию; Цезарь сверх положенного срока оставался на пять лет наместником Галлии.
Но Помпей не отправился в Испанию, а под предлогом заботы о столице остался в Риме. Еще более обострились отношения между триумвирами в 54 году до н э., когда при помощи подкупа в консулы были проведены два оптимата. В том же году умерла при родах жена Помпея Юлия, и родственные связи Помпея и Цезаря были тем самым разорваны. А в Сирии вскоре погибает Красс.
Воспользовавшись беспорядками, возникшими в Риме в 52 году до н э. из-за убийства Клодия, Помпей выставил свою кандидатуру на диктаторскую власть и был назначен единоличным консулом. Ему удалось провести законы о подкупах, о буйствах и о праве наместничества в провинции лишь по истечении 5-летнего срока со времени сложения магистратуры.
Отношения Помпея и Цезаря все более обострялись. В 52 году до н э. Помпей женился на дочери Квинта Цецилия Метелла Корнелии – вдове погибшего в войне с парфянами Публия (сына Красса), и тем самым он окончательно связал себя с сенатской партией. Помпей в поисках поддержки против усиливающейся власти Цезаря стремился сблизиться с сенатом и даже допустил, чтобы на 51 год до н э. в консулы были избраны два представителя сената.
Когда в 50 году до н э. Цезарь потребовал для себя консульства, то встретил резкие возражения Помпея, сославшегося на закон, запрещавший соединять магистратуру с промагистратурой. Помпей предложил Цезарю сложить с себя управление Галлией и распустить свои легионы. В ответ на это подкупленный Цезарем оптимат Курион предложил Помпею распустить свои войска и отказаться от наместничества в Испании. Помпей уклонился от определенного ответа, и тогда Курион вынес этот вопрос на рассмотрение всего сената и встретил поддержку. Решение сената также было поддержано и населением Рима. Оптиматы и Помпей решили пойти на крайний шаг и объявили войну Цезарю. Помпей получил полномочия производить набор войска.
Такие чрезвычайные меры были в резком противоречии с осторожным поведением Цезаря, который в начале 49 года до н э. прислал Помпею письмо с предложением сохранить мир. Однако письмо Цезаря было резко отвергнуто, Цезарю было предложено к определенному сроку распустить свое войско под угрозой, что в противном случае с ним поступят как с врагом отечества. В это же время Помпей был назначен главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами республики с неограниченной военной властью и правом свободного распоряжения казной. Вызов был принят, и Цезарь перешел Рубикон.
Поскольку Помпей окончательно перешел на сторону сената, он стал не столько предводителем оптиматов, сколько их наемным полководцем. Все это замедляло его военные приготовления, в то время как Цезарь быстро двигался к Риму с 5 тысячами пехоты и 300 всадниками. Получив известие о приближении войска Цезаря, Помпей отошел с войском в Луцерию, а затем в Брундизий, откуда переправился в Диррахий. Под его командованием теперь находилось 11 легионов, 5 тысяч конницы и флот из 500 кораблей. После завоевания вотчины Помпея – Испании войска Цезаря зимой 49/48 года до н э. стали переправляться в Грецию. Часть его войска успела переправиться, но легат Помпея Бибул сжег корабли, в то время как сам Помпей оттеснил войска Цезаря в Диррахий. Все это вынудило Цезаря удалиться в Фессалию, куда следом за ним отправился и Помпей. Если бы Помпей действовал по собственному плану, то, вероятно, он смог бы повернуть кампанию в свою пользу, однако оптиматы нетерпеливо толкали его на решительные шаги, и по их настоянию в августе 48 года до н э. Помпей был вынужден вступить в битву с Цезарем при Фарсале. Несмотря на значительный перевес войск Помпея над легионами Цезаря сражение было проиграно. Помпей сразу пал духом и, бросив остатки своего войска, отправился на восток, чтобы там искать себе помощь.
Прибыв в Лесбос, Помпей взял на борт своего корабля жену Корнелию и младшего сына Секста и отплыл к Кипру, где был снабжен деньгами. Оттуда он направился в Египет, рассчитывая на помощь египетского царя Птолемея XIII Диониса. Однако надежды Помпея на египетскую помощь оказались призрачными и привели его к роковому концу. Правившие вместо малолетнего египетского царя Потин, Теодот и Ахиллас – главные царские воспитатели и советники – в надежде заслужить благодарность Цезаря умертвили Помпея. Он был убит на следующий день после того, как ему исполнилось 58 лет. И Цезарь получил от египетских царедворцев голову и перстень своего главного врага. Тело Помпея было захоронено его солдатами, а полученную голову Цезарь сжег и пепел захоронил с особыми почестями.
Природа наделила Помпея замечательными военными способностями, физической силой, выдержкой, храбростью, его популярность в Риме объяснялась, прежде всего, военной славой, которую Помпей добыл на полях сражений. В мирной жизни он не проявил особых дарований и во многом представлял тип обычного римлянина – застенчивого, нерешительного, не слишком жестокого, малообразованного, хорошего семьянина. Двое его сыновей – Гней Помпей Младший и Помпей Секст – пошли по стопам отца и стали полководцами. После гибели отца старший из сыновей боролся с Цезарем вначале в Африке, а затем в Испании, собрал вокруг себя большое войско из республиканцев и туземцев, сохранявших добрые воспоминания о его отце. В 45 году до н э. Гней Помпей Младший во главе 13 легионов выступил против Цезаря, но был разбит наголову в сражении при Мунде и сам погиб в ходе битвы.
Помпей Секст сопровождал своего отца в Египет, где стал свидетелем его смерти. Затем он служил под началом своего старшего брата, а после его гибели начал корсарскую войну с легатами Цезаря.
После смерти Цезаря Помпею удалось встать во главе флота, с помощью которого он занял значительную часть Испании и Сицилию. Члены второго триумвирата объявили его врагом отечества, а Помпей Секст, воспользовавшись сицилийскими гаванями, стал захватывать корабли, перевозившие в Италию хлеб.
Тогда триумвиры Октавиан и Антоний, обеспокоенные волнениями, происходящими из-за голода в Риме, решили примириться с Помпеем, заключив с ним в 40 году до н э. Брундизийский договор. По этому договору Помпей Секст обязался не мешать морской торговле и не принимать дезертиров и беглых рабов и ежегодно присылать из Сицилии, предоставленной под его управление вместе с Корсикой, Сардинией и Ахайей, определенное количество хлеба. Однако вскоре Антоний нарушил Брундизийский договор, отказавшись отдать Помпею Ахайю. В свою очередь, Помпей вновь стал занимать некоторые из приморских городов Италии, возобновил пиратские набеги и снова начал принимать на свои корабли дезертиров. Он снова стал перехватывать хлебные транспорты и опять привел Рим к голоду.
Выступивший против Помпея Секста Октавиан без помощи со стороны Антония и Лепида потерпел поражение. Но, разгромив флот Октавиана, Помпей не сумел воспользоваться удачным моментом и дал Октавиану возможность собраться с новыми силами. В 37 году до н э. был подготовлен новый флот под командованием Агриппы, и примирившийся с Октавианом Антоний выделил для него 120 кораблей. Октавиан сумел нанести поражение флоту Помпея и вынудил его отойти к Тавромению. Однако здесь Помпею вновь удалось нанести поражение флоту Октавиана и снова задержать отправку продовольствия в Италию.
Это вынудило триумвират сосредоточить в Сицилии все римские легионы под командованием Агриппы, Октавиана и Лепида. Сюда же, к Мильскому мысу, подошли и оба флота.
В 36 году до н э. произошло морское сражение при Навлохе. Победа была одержана Октавианом, и Помпей на уцелевших кораблях отплыл вместе со своей дочерью и сокровищами на восток. В Милете он был убит одним из легатов Антония.
Смерть младшего сына Помпея Великого развязала руки Октавиану и ускорила его триумфальный въезд в Рим.
Гай Юлий Цезарь происходил из старинного и знатного патрицианского рода Юлиев, корни которого уходили к полулегендарным царям и богам. Когда у Цезаря умерла тетка Юлия, сестра отца, много сделавшая для его воспитания и образования, то, произнося траурную речь, Цезарь так отметил ее род: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, а по отцу же – к бессмертным богам, ибо от Анка Марция происходят Марции-Рексы, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры – род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья». Считалось, что по мужской линии род Юлиев ведет свое происхождение от Аскания-Юла – сына троянского героя Энея, внука богини Венеры. Анк Марций был четвертым из семи легендарных царей Рима, прославленный как мудрый властитель и храбрый воин.
Несмотря на знатность происхождения, предки Цезаря по отцу ничем особым не отличались, разве что удачными браками. Отец Цезаря за всю жизнь так ни разу и не был избран консулом, и только в 92 году до н э. стал претором. Затем он был назначен проконсулом в Азию, где руководил расселением колонистов.
Мать Цезаря, Аврелия, происходила из древнего знатного, но плебейского рода Аврелиев. Указаний точной даты рождения Цезаря у древних историков нет. Но исходя из даты смерти и сроков занимаемых им государственных должностей, датой рождения можно считать 102 или 100 год до н э. По древнему обычаю, первенец в римской семье получал имя своего отца, и мальчика нарекли Гаем Юлием Цезарем. Имя, вернее прозвание Цезарь (Кесар), было дано одному из представителей рода Юлиев, принимавшему участие во 2-й Пунической войне и убившему в сражении слона. Карфагеняне называли слонов «цезарями», что и послужило основанием дать воину такое прозвание. Когда отец Цезаря неожиданно скончался в Пизах, всю заботу о воспитании 15-летнего юноши взяли на себя мать и сестра отца – Юлия.
В 84 году до н э. молодой Цезарь был избран жрецом бога Юпитера – пост, на который мог быть избран только представитель патрицианского рода. Жрец Юпитера не имел права садиться на коня, видеть войско, не мог приносить клятвы, носить перстень и отлучаться из города, дабы не прерывать жертвоприношения богу. Он мог взять в жены только представительницу патрицианского рода. Женой Гая Юлия Цезаря стала дочь Луция Корнелия Цинны – Корнелия. Консулы Цинна и Марий захватили власть в Риме. Цезарь приходился Марию племянником, так как тот был женат на сестре матери Цезаря. Марий – полное имя Гай Юлий Марий – происходил из плебейского рода, но смог достичь высокого положения в Риме и пользовался у населения города большой популярностью. Он стал «новым человеком» – так называли представителя несенаторского сословия, который первый в своем роду добивался или достигал консульства. Предки Мария ничем не прославились на государственной службе и никогда не фигурировали на политической арене.
В борьбу с Марием и Цинной вступил Сулла, подошедший к Риму с войском. В 82 году до н э. Сулла взял город, а одержав победу, начал жестокую расправу со сторонниками Цинны и Мария. От Цезаря потребовали расторгнуть брак с Корнелией, но тот отказался. За отказ он был лишен права на отцовское наследство и под угрозой ареста вынужден был бежать из города. Но уйти ему не удалось, и он был схвачен патрулем. Свою жизнь он выкупил за 12 тысяч динариев, а в дальнейшем, благодаря связям матери, Аврелии, Сулла даровал помилование строптивому аристократу.
Свою политическую деятельность Цезарь начинал как сторонник демократических преобразований, чем завоевал широкую популярность среди городского плебса и ненависть сенатской олигархии.
Для проведения в жизнь намечаемых преобразований Цезарь заключил с наиболее крупными деятелями этого времени Гнеем Помпеем и Марком Крассом негласное соглашение о совместной борьбе с общим врагом. Соглашение, заключенное в 60 году до н э., получило в истории название первого триумвирата. Первым успехом коалиции было избрание Цезаря консулом на 59 год до н э.
Пользуясь своей популярностью, Цезарь, минуя сенат, провел через народное собрание ряд законов, удовлетворивших сторонников Помпея и Красса (раздел кампанских земель в интересах ветеранов Помпея, закон о снижении откупной суммы налога с провинции Азия).
В своих интересах Цезарь добился после истечения срока консульства назначения в провинцию Галлия сроком на пять лет с правом набора двух легионов. Прибыв в Галлию, Цезарь вначале столкнулся с племенем гельветов, проживавших в западной части современной Швейцарии. Гельветы хотели переселиться в западную Галлию и просили разрешения пройти через Нарбонскую провинцию, но получили отказ Цезаря. Попытка прорваться через римские укрепления была Цезарем отбита. Гельветы признали власть Рима и вернулись на прежние места.
Затем к Цезарю обратились дружественные племена эдуев, на которых нападали соседние племена секванов, поддержанные вождем германского племени свевов Ариовистом. Здесь Цезарь смог проявить себя как политик, сумев объединить против германцев все кельтские и галльские племена.
Несмотря на трудность борьбы с Ариовистом войска Цезаря смогли одержать победу в современном Южном Эльзасе и отбросили германцев за Рейн. Секваны признали власть Рима. После покорения гельветов и секванов Цезарь завоевал всю Центральную Галлию.
В следующем году Цезарь двинул свои легионы на север Галлии против племен белгов. Несмотря на трудности похода через лесисто-болотистую местность и отсутствие в Северной Галлии проримского влияния, Цезарь сумел одержать победу, заставить и белгов признать власть Рима.
С такими же трудностями проходило завоевание племен, живших на океанском побережье. В 57 году до н э. Цезарю удалось подчинить себе эти племена, но уже в следующем году они восстали, и их пришлось завоевывать вновь. Цезарю пришлось дробить свои войска на несколько групп. Ввиду того что приморские племена имели свой флот, с помощью которого они доставляли продовольствие в осажденные римлянами крепости и эвакуировали их защитников по морю, Цезарю пришлось создать собственный флот, и только после этого покорение приморских племен было завершено.
В 56 году до н э., после завершения покорения Аквитании, под властью Рима оказалась вся Галлия от Рейна до Пиренеев. Легионы Цезаря совершили даже высадку в Британии, а в 55 году до н э. вернулись на правый берег Рейна.
После покорения Галлии в руки Цезаря попала богатая добыча и большое количество рабов. Часть добытого в Галлии была направлена в городскую казну, а другая половина была использована Цезарем для подкупа политических деятелей в Риме – как своих сторонников, так и противников.
К этому времени триумвират стал непрочен. Помпей и Красс враждовали друг с другом и одновременно опасались усиления влияния Цезаря в Галлии. Однако распад триумвирата был невыгоден Цезарю, который нуждался в продлении своего наместничества в Галлии, поскольку его положение там было еще недостаточно прочным.
В 56 году до н э. триумвиры встретились в городе Лукке (Северная Этрурия) и достигли понимания по всем спорным вопросам. Цезарю было продлено наместничество в галльских провинциях еще на пять лет, после чего ему было обещано консульство.
Цезарь вернулся в Галлию накануне грозных потрясений. В 54 году до н э. там вспыхнуло восстание галльских племен (белгов, эбуронов и др.). С большим трудом Цезарю удалось с имеющимися десятью легионами усмирить восставших: жилища галлов были уничтожены, сами они или истреблены, или проданы в рабство.
Однако в 52 году до н э. в Галлии вспыхнуло новое, более тщательно подготовленное восстание. Все галльские племена достигли между собой договоренности о совместном выступлении. Во главе восстания встал вождь племени арвернов Верцингеториг.
В момент начала восстания Цезарь находился в Северной Италии, вдали от своих главных сил. К тому же римские войска были разбросаны по всей Галлии, что затрудняло подавление восстания. Отряды Верцингеторига быстро заняли несколько римских крепостей и прервали связь между отрядами Цезаря. Однако Цезарь сумел собрать войска в единую группу и начать борьбу с галлами. Вначале он направил свой главный удар против крепости Авирика, где находились главные силы Верцингеторига. Осада Авирика продолжалась несколько месяцев. Цезарь сумел принудить ее к сдаче лишь с помощью голода. Однако Верцингеториг удерживал еще несколько сильных и хорошо укрепленных крепостей, в которых хранились большие запасы продовольствия. Галлы по-прежнему были готовы сражаться, и Цезарю вновь пришлось дробить свои силы.
Четыре легиона (20 тысяч) во главе с Лабиеном были посланы на север, а сам Цезарь вместе с шестью легионами (30 тысяч) двинулся к Герговии, около которой стояли галлы под командованием Верцингеторига. Несмотря на все попытки Цезаря овладеть Герговией, галлы продолжали сопротивляться, и Цезарь, понеся большие потери, отступил. Это крайне неблагоприятно повлияло на отношения остальных галльских племен к Риму, авторитет которого стал падать в их глазах.
Цезарь вновь сгруппировал свои силы и повел преследование армии Верцингеторига. Он вступил в контакты с вождями германских племен и нанял у них людей для своей конницы, которая смогла противостоять коннице галлов. Верцингеториг попытался вступить с Цезарем в сражение, но потерпел полное поражение. Вождю галлов пришлось вернуться к своей прежней тактике и начать наносить удары по римским тылам, опираясь на хорошо укрепленные крепости.
Главным центром галльского сопротивления стала Алезия, вокруг которой были возведены мощные укрепления. Вскоре после начала осады Алезии Цезарем на помощь осажденным пришла новая галльская армия, которая, в свою очередь, окружила войска Цезаря. Борьба была жестокой и кровавой, но в конечном итоге завершилась победой Цезаря. Падение Алезии привело к тому, что галльское войско разбежалось, а сам Верцингеториг сдался Цезарю, был доставлен им в Рим, где был казнен во время одного из его триумфов.
Опасаясь повторения восстания, Цезарь предпринял целый ряд мероприятий по умиротворению местного населения. На протяжении нескольких лет Галлия не объявлялась провинцией Рима, а галльское население считалось союзным Риму. Сбор налогов осуществлялся представителями местной знати из проримски настроенных людей. Знатные галлы получили от Цезаря земли, рабов и права римского гражданства. На плодородных землях Галлии были основаны римские колонии, постепенно галльские крепости превращались в римские города.
В это время Помпей, попавший под влияние олигархов и стремившийся к единоличной власти, предпринял первые шаги, направленные против Цезаря. Он подготовил проект законопроекта, согласно которому Цезарь должен был распустить свои легионы, сложить с себя власть и предстать перед судом с отчетом о своих действиях в Галлии.
После тщательной подготовки Цезарь 10 января 49 года до н э. перешел реку Рубикон, которая являлась административной границей между Цизальпинской Галлией и основной частью Италии. Фактически начиная гражданскую воину, Цезарь заявил в свое оправдание, что выступает в защиту попранных прав народных трибунов. Переходя Рубикон, Цезарь учитывал общее положение, которое внешне складывалось не в его пользу. В распоряжении Цезаря было всего лишь девять легионов, но только с одним из них Цезарь перешел Рубикон, все остальные продолжали оставаться в Галлии. Помпей же обладал значительным численным превосходством, имея 10 легионов в Италии, семь в Испании и много небольших отрядов, разбросанных по всей империи. Но Цезарь знал, что находящиеся в Италии легионы Помпея имели в строю лишь кадровый состав, и потому один полностью укомплектованный легион Цезаря был боеспособнее, чем два неотмобилизованных легиона Помпея. На стороне Цезаря был фактор времени и внезапности, а кроме того, он учитывал личные качества Помпея.
От Равенны к Риму имелось два пути. Цезарь избрал наиболее длинную и извилистую дорогу вдоль побережья Адриатического моря и двинулся по ней форсированным маршем. По мере продвижения Цезаря многие из находившихся здесь рекрутов, набранных для Помпея, присоединялись к нему.
Морально подавленные войска Помпея оставили Рим и отошли к Капуе, в то время как Цезарь, вклинившись между авангардом противника в Корфинии и его главными силами под командованием самого Помпея, расположенными в районе Луцерии, снова добился пополнения своих сил за счет рекрутов противника. Затем он продолжил наступление на юг в направлении Луцерии, продолжая наращивать свои силы.
Однако из-за того, что Цезарь стал не столько окружать, сколько выдавливать Помпея из Рима, тому удалось бежать в хорошо укрепленный порт Брундизий (современный Бриндизи), где наскоро собранные им отряды обеспечили переправу в Диррахий (современный Дуррас).
Цезарь беспрепятственно вошел в Рим, где овладел казной и организовал управление городом. На его сторону перешла и часть воинов Помпея, не успевшая вместе с ним уйти за море. Главной же цели похода – разгрома армии Помпея Цезарю добиться не удалось, и потому военные действия затянулись на целых четыре года.
Вместо того чтобы преследовать Помпея в Греции, Цезарь перебросил войска в Испанию для разгрома главного союзника своего противника. Сосредоточив на севере Испании галльские легионы, Цезарь оттеснил войска Помпея под командованием его легатов в излучину реки Ибер близ городка Иперды (современная Перида), расположенного непосредственно за Пиренеями. Однако войска Помпея уклонились от боя, штурм города также не увенчался успехом, и Цезарь лишь личным вмешательством смог предотвратить поражение своих войск. Он был вынужден отказаться от осады и приступить к созданию искусственного брода для обеспечения за собой господства на обоих берегах реки Сикорис (Сегре), где расположен город Иперда. Угроза перехвата источников снабжения вынудила противников Цезаря отступить. Цезарь предоставил противнику возможность беспрепятственного отхода и одновременно выслал для его преследования галльскую конницу.
Вместо штурма моста через Ибер, который прикрывал арьергард противника, Цезарь пошел на риск и переправил свою пехоту через глубокий брод, считавшийся доступным только для конницы. В течение ночи, совершив глубокий обход, он перерезал пути отступления противника. Цезарь не пытался сразу завязать сражение, но использовал кавалерию для задержки и изматывания войск противника, а легионы двинул в обход флангов. Цезарь сдерживал порывы своих солдат немедленно вступить в бой и одновременно поощрял их братание с воинами Помпея. В армии его противника начался голод, войска устали, и их боевой дух был подорван. Действиями конницы Цезарь заставил войска противника занять оборону на местности, где не было воды, и это привело к их капитуляции.
Большая часть этой шестинедельной кампании прошла в маневрировании. Цезарь смог одержать фактически бескровную победу и обеспечить приток в свою армию новых солдат из армии Помпея.
При возвращении в Рим Цезарь осадил Марсилию (Марсель), в которой было немало сторонников Помпея. Овладев Марсилией, Цезарь лишил город большей части земельных владений и включил их в состав римской провинции. В Риме Цезарь был провозглашен диктатором. По его распоряжению были окончательно восстановлены в правах все подвергавшиеся преследованиям при Сулле. Цезарь был выбран консулом на 49 год до н э. и отбыл в Иллирию, где сосредоточивались основные войска Помпея.
Вместо обходного пути по суше Цезарь ради экономии времени избрал кратчайший морской путь. Но это лишь задержало его, поскольку у него не было флота, который имел Помпей. Несмотря на то что Цезарь еще до начала похода приказал собирать и готовить корабли, только незначительная их часть была готова отплыть к берегам Греции. Не желая ждать готовности всего флота, Цезарь отплыл из Брундизия с половиной армии.
Высадившись в Палесте, Цезарь двинулся на север вдоль побережья к Диррахию, однако Помпей сумел прибыть туда первым. Помпей медлил, тем самым упуская возможность использования своего численного превосходства. В это время Антоний, ускользнув от флота Помпея, соединился с войсками Цезаря в районе Тираны. Помпей, так и не сумевший помешать их соединению, отступил, преследуемый войсками Цезаря. Теперь Цезарь был готов принять сражение.
Обе армии расположились друг против друга на южном берегу реки Генуза, протекавшей южнее Диррахия. После непродолжительного затишья Цезарь совершил обходной семидесятикилометровый марш по холмистой местности и вышел в район между Диррахием и армией Помпея. Опасаясь обхода и разрыва связи со своей базой, Помпей снова отступил. Цезарь попытался окружить и блокировать армию Помпея, численно превосходившую его войска, однако полностью добиться этого так и не смог. По-прежнему обладая превосходством на море, Помпей обеспечивал свое снабжение продовольствием и мог перебрасывать войска в любой район Греции. Это позволило ему нанести удар по блокирующим его войскам и фактически прорвать цепь окружения. Попытка Цезаря отразить этот удар едва не закончилась его поражением. Но Помпей не использовал представившуюся ему возможность высадиться в Италии и восстановить свое господство в Риме.
В свою очередь, Цезарь предвидел эту возможность и потому решил вначале разгромить последнего союзника Помпея – Сципиона Наупса, высадившегося в Македонии. Помпей был вынужден последовать за Цезарем другим маршрутом. Несмотря на то что Цезарь подошел первым, он не стал бросать свои войска на штурм укрепления, а дождался соединения Помпея со Сципионом. Учитывая свою неудачу у Диррахия, Цезарь не пытался навязать бой Помпею на открытой местности. Однако и сам Помпей, хоть и имел почти двукратное превосходство в силах (40 тысяч), согласился дать сражение лишь под давлением своих помощников.
Битва при Фарсале началась раньше времени для Цезаря, силы которого были и так невелики (27 тысяч, из них 2 тысячи всадников против 6 тысяч всадников Помпея). Несмотря на численное превосходство противника, Цезарю удалось одержать победу, выйдя во фланг и тыл главных сил Помпея.
Помпей бежал, бросив свои войска. Цезарь преследовал его, пройдя через Дарданеллы, Малую Азию и Средиземное море до Александрии, где по приказу царя Птолемея XIII Помпей был убит. Цезарь был избавлен от значительных затруднений, однако он вскоре лишился достигнутого преимущества, вмешавшись в борьбу за египетский престол между Птолемеем и его сестрой Клеопатрой и потеряв на это восемь месяцев.
Сторонники Птолемея добились, чтобы население Александрии восстало против римлян. Небольшое войско Цезаря вместе со сторонниками Клеопатры было окружено в приморском дворце египетских царей. Всю зиму 48/47 годов до н э. армия Цезаря выдерживала осаду и только весной следующего года после получения подкреплений Цезарю удалось нанести поражение армии египетского царя на берегах Нила.
Как только Цезарь выиграл битву на Ниле, он узнал, что сын покойного царя Понта Митридата VI Евпатора Фарнак переправился через Понт Эвксинский и, разбив небольшие римские отряды, овладел не только территорией бывшего Понтийского царства, но и Вифинией, создав при этом угрозу для римской провинции Азия. Совершив поход в северную часть Малой Азии, Цезарь близ города Залы наголову разгромил войска Фарнака, который погиб во время бегства. Сообщая об этой победе, Цезарь писал, что он «пришел, увидел, победил» (veni, vidi, vici).
Цезарь вернулся в Рим и успокоил волнение среди легионеров, выплатив им задержанное жалованье. Чтобы собрать необходимые средства, он конфисковал, частично продал и частично раздал ветеранам земельные владения своих бывших противников. Теперь он, наконец, решил покончить с остатками войск своих противников, которые оставались в Северной Африке и Испании.
Цезарь начал свою Африканскую кампанию 46 года до н э. с недоукомплектованным войском. Его противник обладал численным превосходством и едва не заманил войска Цезаря в ловушку. Однако Цезарю удалось выйти из нее и укрепиться в лагере близ Руспена в ожидании остальных легионов. В течение нескольких месяцев он просидел в лагере даже после прибытия подкреплений. Непрестанно маневрируя, Цезарь наносил небольшие, но молниеносные удары, которые сказывались прежде всего на моральном состоянии противника, из армии которого все более увеличивался поток дезертиров.
Наконец после выхода к базе противника у городка Тапса Цезарь создал благоприятную обстановку для победы над противником. Его войско стремительно бросилось в атаку и выиграло сражение. После взятия главной базы большинство городов капитулировало.
После окончания войны в Африке Цезарь отпраздновал в Риме четыре роскошных триумфа (галльский, египетский, азиатский, африканский).
Однако оставалась еще Испания, в которой сыновья Помпея собрали большую армию. В кампании 45 года до н э. Цезарь, стремясь избежать больших потерь, беспрестанно маневрировал, вынуждая противников занять невыгодную позицию. Благодаря этой тактике Цезарю удалось добиться победы на юге Испании у местечка Мунд. Победа обошлась Цезарю дорогой ценой; сообщая о ней сенату, Цезарь писал, что если в других боях он сражался за победу, то в битве при Мунде он сражался за жизнь.
Если подвести итоги военным кампаниям Цезаря, то следует признать, что многим его действиям не хватало размаха и внезапности. В каждой из своих кампаний он ослаблял моральный дух противника, но не подрывал его окончательно. И все же в результате напряженной политической борьбы и гражданской войны (46–45 годы до н э.) были уничтожены вооруженные силы противников. Цезарю удалось захватить верховную власть и сделаться полновластным правителем всей Римской державы.
Одержав победу над своими противниками из римского нобилитета, Цезарь отказался от демагогической политики и пошел на некоторые шаги, отвечающие политическим воззрениям оптиматов, и даже стал выдвигать их на государственные должности. Однако среди нобилитета продолжали преобладать настроения, враждебные политике Цезаря. Чтобы стабилизировать внутреннее положение, Цезарь стал готовиться к походу на Восток против Парфянского царства.
В Риме на три года вперед были назначены магистраты и стала комплектоваться большая армия. В публичных местах Цезарь стал появляться в пурпурной тоге триумфатора, сидя на золотом кресле. Один из наиболее активных сторонников Цезаря Марк Антоний попытался возложить на него царскую диадему. Это вызвало возмущение нобилитета, прежде всего сенатского, а затем привело к организации заговора, направленного против Цезаря. Заговорщики планировали после убийства Цезаря восстановить прежний республиканский строй.
Однако убийство Цезаря на заседании сената во время «мартовских ид» (15 марта 44 года до н э.) не только не привело к восстановлению прежнего республиканского строя, но, напротив, породило вначале продолжение гражданской войны, а затем и новую форму государственного правления – империю, основы которой уже были заложены Цезарем.
Род, к которому принадлежал Германик, оставил в истории Древнего Рима заметный след. Представители этого рода были и императорами, и полководцами. Не только мужчины, но и женщины стали знаменитыми и вошли в анналы римской истории. Германиками они стали именоваться благодаря победам над германскими племенами Децима Клавдия Нерона, впоследствии именовавшегося Друз Нерон Клавдий и вошедшего в историю под именем Друза Старшего. Ему и его потомкам по распоряжению сената было дано это прозвание «Германик», что означало «германский». Светоний писал о нем: «Он был первым римским полководцем, который совершил плавание по Северному океану и прорыл за Рейном каналы для кораблей. Врага он громил во многих битвах и оттеснил его в самую глушь». Он родился в 38 году до н э., через три месяца после того, как его мать Ливия Друзилла стала женой императора Августа Октавиана, и в Риме многие считали его сыном императора. Но отцом Друза Старшего был Тиберий Клавдий Нерон, который во времена Цезаря возглавлял его флот, а после его убийства встал на сторону Марка Антония в начавшейся гражданской войне.
Друз Старший был талантливым полководцем, прославившим себя многими победами. В 18 году до н э. он стал квестором. Затем вместе со своим старшим братом Тиберием Друз Старший воевал в Реции. Став в 13 году до н э. главнокомандующим римской армией в Галлии, он перешел к активным действиям против германских племен. Перейдя Рейн, он привел к покорности северогерманские племена бруктеров и хавков. В 11 году до н э. Друз Старший дошел до Везера, а на следующий год он организовал экспедицию против хаттов. Назначенный консулом в 9 году до н э., он разбил херусков и маркоманнов, дойдя до Эльбы. В Риме он пользовался огромной популярностью, и многие считали, что если бы власть перешла к нему, а не к его старшему брату Тиберию, то он бы восстановил республику. Он умер на войне в 9 году до н э. Тело его было привезено в Рим и погребено на Марсовом поле. В его честь воины насыпали курган, вокруг которого каждый год в назначенный день устраивали погребальный бег, а по распоряжению сената на Аппиевой дороге была воздвигнута триумфальная арка.
О матери родоначальника рода Германиков стоит сказать особо. Она отличалась красотой и умом и была безмерно властолюбивой женщиной. Став третьей женой Августа Октавиана в 19 лет, Ливия ввела в императорский дом двух своих сыновей от первого брака. Светоний писал, что император высоко ценил ее ум и часто советовался с ней по важным государственным вопросам. Положение жены императора устраивало Ливию. Желая сохранить его, она не только не препятствовала его любовным развлечениям на стороне, но даже сама подыскивала ему молоденьких красавиц. Историк Тацит называл Ливию «матерью, опасной для государства, и злой мачехой для семьи Цезарей». От брака с Августом Октавианом у Ливии детей не было, поэтому она прикладывала большие усилия, чтобы его наследником стал ее старший сын от первого брака Тиберий, через которого она могла бы управлять империей. Сам же император не спешил назначить Тиберия своим преемником. Он рассчитывал передать власть более близким родственникам – сыну своей сестры Марку Клавдию Марцеллу, которого женил на своей дочери Юлии. Но племянник вскоре умирает, и тогда Август снова выдает дочь Юлию замуж за своего близкого друга Агриппу, а в наследники себе он прочит старших их сыновей Луция и Гая, которых он усыновил и сделал консулами. Но и их постигает смерть в раннем возрасте. В смерти всех троих наследников народная молва и некоторые историки обвиняли Ливию, возможно, не без основания. Последнего претендента на наследование императорской власти после Августа – его внука Агриппу Постума, также усыновленного Августом Октавианом – Ливия устранила, добившись у мужа его ссылки на остров Планазию. Ливия добилась того, что Август усыновил ее старшего сына, который после изгнания Агриппы Постума остался единственным наследником верховной власти. После смерти императора власть и две трети имущества унаследовал Тиберий, а одну треть имущества – Ливия. Но управлять империей Тиберий желал самостоятельно, и отношения матери и сына в конце концов испортились. Правда, Ливия все еще пользовалась большим влиянием, и Тиберию приходилось с ней считаться. Сенат предложил назвать ее «Матерью Отечества», а в некоторых провинциях она почиталась как богиня. Официально Ливию обожествил ее внук император Клавдий. По завещанию Августа Октавиана Ливия была принята (удочерена) родом Юлиев-Клавдиев и, получив титул Августы, стала официально именоваться Юлией Августой. Ливия умерла в 29 году н э., благополучно дожив до 86 лет.
Старший сын Ливии от первого брака, Тиберий Клавдий Нерон, родился в 42 году до н э. и вошел в историю под именем Тиберия. После усыновления его императором Августом Октавианом он принял имя Тиберия Юлия Цезаря, а став императором в 14 году н э., он официально именовал себя Тиберием Цезарем Августом. В правление Тиберия с согласия прокуратора Иудеи Понтия Пилата был распят Иисус Христос.
В свое время по требованию императора Августа Тиберий развелся с женой Випсанией Агриппиной, которую очень любил и имел от нее сына, вошедшего в историю под именем Друза Младшего. Тиберий подчинился приказу императора и женился на его дочери Юлии. Но прожили они вместе, взаимно ненавидя друг друга, недолго. Тиберий покинул Рим и уехал на остров Родос, проведя в добровольном изгнании восемь лет. Больше он женат не был.
Военная слава пришла к Тиберию после походов против племен кантабров, венделиков и ретов. В результате экспедиции в Германию его армией было захвачено более 40 тысяч пленных, которых Тиберий переселил в Галлию, предоставив им земли около Рейна. В 20 году до н э. он воевал в Армении, где ему удалось вернуть власть царю Тиграну, относившемуся к Риму с особым почтением. Тиберий заново подчинил Риму провинцию Иллирик. А когда в 9 году н э. Публий Квинтилий Вар с тремя легионами потерпел поражение от германцев в Тевтобургском лесу, Тиберий был направлен на ликвидацию последствий этого сокрушительного поражения. Как полководец он был осмотрителен и уделял большое внимание поддержанию в войсках порядка.
Став императором, он долго отказывался на словах от правления и всячески демонстрировал, что не желает этой власти. Он докладывал сенату о своих решениях, уступал дорогу консулам, избегал титулов и преследовал льстецов. Но в то же время он жестоко расправлялся с теми, кто мешал ему. Тиберий пытался укрепить пошатнувшиеся нравы римского общества, сократил количество зрелищ и денежных раздач.
К 27 году н э. он практически отошел от дел и удалился на остров Капри. Власть в империи фактически перешла к префекту преторианской гвардии Сеяну, замышлявшему переворот и ликвидировавшему возможных преемников Тиберия (сына Тиберия от первого брака Друза Младшего). Проведя расследование, Тиберию удалось предотвратить переворот и казнить Сеяна. Произошло это в 31 году н э. В народе Тиберий не пользовался любовью, а когда он умер (по одной из версий он был отравлен), весть о его кончине была встречена ликованием.
Тиберий Друз Нерон Германик был сыном Друза Старшего и Антонии Младшей. Он родился в 15 году до н э., и в некоторых источниках приводится даже точная дата его рождения – 24 мая. О его детстве и ранней юности, то есть о времени до начала его военной и общественной деятельности, известно немного. Германик получил прекрасное общее и военное образование. Возможно, он учился в школе вольноотпущенника и знаменитого в то время педагога Верия Флакка. Да и Август Октавиан любил сам заниматься воспитанием своих внуков, обучая их грамоте. Он и пригласил во дворец Верия Флакка вместе со всей его школой, чтобы его внуки, не покидая дворца, могли пользоваться всеми выгодами публичного обучения и воспитания. Отличительной чертой такого обучения была разносторонность. Юноши знакомились с основами юриспруденции, финансов, ораторским искусством, поэзией, философией, историей, военным делом и другими науками, чтобы в дальнейшем иметь возможность занимать различные государственные должности.
По желанию императора Августа Октавиана Германик был усыновлен своим дядей Тиберием, который сделал это вопреки интересам собственного сына. Затем Германик женился на Агриппине – дочери Марка Агриппы и Юлии (дочери Августа Октавиана).
Военную карьеру Германик начал в 7 году н э. в звании квестора Дунайской армии. Состоя помощником своего дяди Тиберия, Германик был послан на подавление восстания в Паннонии, где нанес вождю паннонских туземцев Батону ряд поражений, взял штурмом укрепленный город Ардубу и захватил в плен самого Батона.
В 10 году н э. Август поставил Германика во главе восьми рейнских легионов с правами главнокомандующего и званием проконсула. Он участвовал вместе с Тиберием в военных походах против германских племен. Во время военных походов Германика часто сопровождали жена с сыном. Ребенка родители одевали в военную форму, сделанную специально для него по особому заказу. Обувь также была военного образца – маленькие сапожки «калигулы». Калигулой и стали называть его солдаты, и с этим именем, став императором, он вошел в историю.
Военные походы против германцев были предприняты после того, как в 9 году н э. восставшие племена уничтожили в Тевтобургском. лесу римские легионы под командованием Публия Квинтилия Вара, что привело к утрате Римом территорий между Рейном и Эльбой – плоды более чем 20-летних военных усилий. Тогда погибли три римских легиона. Для укрепления обороны по Рейну сюда были направлены шесть новых легионов, которые имели опыт подавления восстания на Балканах и ранее участвовали в военных кампаниях против германцев. Руководил этими легионами легат Германика Авл Цецина Север, один из опытнейших римских военачальников. Все это свидетельствовало о том, что Рим был намерен вести наступательную войну для возвращения утраченных позиций. Еще до смерти Августа Октавиана Германик был назначен наместником галльских провинций, и в его подчинение вошли все легионы, расположенные на Верхнем и Нижнем Рейне. Рим тщательно готовился к наступлению на германские земли, и его подготовка заняла несколько лет. В войсках находились и Тиберий, и Германик, но затем Тиберий вернулся в Рим, чтобы находиться там на случай смерти Августа.
И вот в 14 году н э. Август Октавиан умирает, его преемником провозглашается Тиберий. Когда известие об этом дошло до войск, рейнские легионы подняли мятеж и потребовали, чтобы вместо Тиберия был избран Германик, который имел наибольшую популярность среди легионеров. В то время в войсках находились жена Германика и его сын Гай Калигула. Германик хотел, чтобы они были переправлены в Трир в целях их безопасности, но легионеры не допустили этого, стремясь заставить Германика принять власть. Положение спасла безукоризненная лояльность самого Германика, который решительно отказался от предложенной ему императорской власти. Он не поддался искушению захватить верховную власть в Риме, несмотря на требования своих легионеров, а мятеж он с большим трудом и мужеством усмирил.
Наведя в войсках порядок, он стал активно готовиться к походу за Рейн. В поход он выступил весной 15 года н э., несколько раньше намеченного срока, поспешив на помощь Сегесту, осажденному войсками германского вождя Арминия. В результате этого похода Сегест был освобожден, а римлянам даже удалось захватить дочь Арминия Туснельду.
На помощь Арминию выступил его дядя Ингвиомер, но исходя из сложившейся к тому времени ситуации в германских племенах силовое решение проблем в германских землях уже не имело большого значения.
Летом того же года Германик предпринял новый поход. Эта кампания сопровождалась огромными потерями в войсках с обеих сторон. Больших результатов она не принесла, но моральное удовлетворение римляне получили – им удалось отбить орла XIX легиона и захоронить останки павших в Тевтобургском лесу легионеров Вара.
В Риме летний поход Германика и одержанные им победы были пышно отмечены. Самому Германику декретировался триумф, три его легата получили триумфальные отличия, было принято постановление о сооружении триумфальной арки в честь отвоевания у германцев римских знамен. В принципе война была закончена, но не для Германика, который стал снова готовиться к весенней военной кампании против германцев в следующем 16 году н э. По многим объективным причинам новый поход был бессмысленной тратой жизней римских солдат. Кампания готовилась с огромным размахом, но по своим результатам она не оправдала тех потерь, которые понесли римские легионы. Самым значительным событием этой кампании стало сражение при Идиставизо. Идиставизская равнина, образованная Везером и лесистыми возвышенностями, стала местом битвы римских легионов Германика с войсками Арминия и Ингвиомера. Перед началом сражения римляне заметили в воздухе восемь больших орлов, летящих в сторону леса, что сочли за счастливое предзнаменование, видя в нем залог победы. Они хладнокровно, стройной боевой линией двинулись на ряды неприятеля. Сражение, начавшееся ранним утром, продолжалось до поздней ночи, но уже к середине дня было ясно, что победа достанется римлянам. Напрасно Арминий криками и личным примером старался воодушевить германцев, появляясь верхом то в одном, то в другом месте битвы. Все большее количество отрядов Арминия отступало под натиском легионеров, а к вечеру началось беспорядочное бегство германцев с поля боя. К ночи вся равнина была усеяна убитыми, ранеными и растерянным оружием. Сам Арминий и раненый Ингвиомер спаслись, вымазавшись кровью и грязью, чтобы неузнанными проскользнуть сквозь ряды легионеров.
Одержав победу над германцами при Идиставизо, войска и конечно же сам Германик считали, что уже в следующем году можно будет победоносно завершить войну. Германик считал, что легионы Вара еще недостаточно отомщены, так как главный виновник катастрофы Арминий уцелел и продолжает действовать.
Кампания 16 года н э. принесла Германику высший военный титул императора. Но вместе с тем она же способствовала усилению подозрения Тиберия, который видел в своем племяннике не только талантливого полководца, но и постоянную угрозу своей власти, так как в отличие от самого Тиберия Германика обожали и армия, и народ. Он настоял на прекращении военных действий и отозвал Германика в Рим. Тем самым Тиберий желал разлучить его с верными легионами. Но популярность Германика была необычайно широка и в преторианской гвардии. Когда он приближался к Риму, для его торжественной встречи выступили все преторианские когорты, хотя должны были выступить по приказу Тиберия только две. Все это вряд ли радовало властителя Рима, и в дальнейшем он стремился переориентировать лояльность войск, особенно Рейнской армии, с Германика на самого себя. Для укрепления своего авторитета в войсках Тиберий на памятных знаках в честь побед в Германии повелевает изображать себя как победителя над германскими племенами, приписывая тем самым все заслуги лично себе.
Затем Тиберий решает отправить своего популярного племянника подальше от Рима. Под предлогом того, что только Германик сможет уладить все проблемы, возникшие в восточных провинциях, Тиберий направляет его на Восток. В сенате Тиберий просит особых полномочий для своего племянника как единственного надежного члена своей фамилии, на которого можно положиться в столь важных обстоятельствах. Для Германика новая должность стала самой трудной, так как здесь ему приходилось действовать больше как администратору, нежели как военачальнику. Для него это было и непривычно и сложно. Простую лагерную жизнь среди легионеров ему пришлось сменить на другую, полную интриг, обманов и козней избалованных роскошью продажных чиновников. Кроме того, Тиберий посылает в Сирию Пизона, заменив им на посту правителя Сирии друга Германика Сплана. Зачем это было сделано – неизвестно. Возможно, и к этому склоняются многие древние историки, Пизон получил особое задание от Тиберия – вредить Германику всеми способами, подрывая его авторитет и донося обо всех его действиях Тиберию. Может быть, Пизон был наделен особым доверием Тиберия и получил приказ при удобном случае избавиться от Германика. Но скорее всего, Тиберий просто сделал ставку на характер Пизона, зная, что тот не сможет ужиться с Германиком и сам сделает все, чтобы ликвидировать последнего.
По пути к новому месту назначения Германик посетил Грецию. Греки встретили его с огромными почестями, сопровождая по всем знаменитым местам, рассказывая и показывая ему все, что он хотел видеть. Здесь Германик не только восхищался красотой мест и интересовался историей страны, но и не забывал действовать, как обязывали его данные полномочия, проводя проверку деятельности чиновников. Есть сведения, что во время его пребывания в Колофоне местный оракул предсказал ему преждевременную кончину.
Германик уезжает на Родос, а следом за ним в Грецию приезжает Пизон. Он старается свести на нет то хорошее впечатление, которое произвел Германик на греков, рассказывая о нем и его жене Агриппине самые неприглядные истории. При переезде в Сирию корабль Пизона попадает в шторм. Узнав об этом, Германик, находившийся в то время на Родосе, посылает на выручку Пизону корабли. Но в дальнейшем этот благородный поступок Германика никак не повлиял, а наоборот, ухудшил отношения между ним и Пизоном. В Сирию Пизон прибывает первым и сразу же с помощью наветов или денег старается создать о Германике невыгодное мнение.
Тот знал, какие интриги плетет против него соправитель, но решил сначала заняться делами, а уже потом разбираться с Пизоном. При его содействии в Армении царем стал сын Понтийского царя Полемона Зенон, которого Германик лично короновал. Для его поддержки он затребовал у Пизона послать в Армению несколько легионов, но это требование Пизоном было проигнорировано. Между ними произошло объяснение, которое привело к новым конфликтам. Дошло даже до того, что во время пира, данного царем масботеев, Пизон швырнул на пол поднесенный ему золотой венок, сочтя его менее богатым, чем тот, который поднесли Германику. Пизон старался действовать во всем наперекор Германику, демонстрируя всем, что не признает его авторитет.
Находясь в восточных провинциях, Германик сумел привести к власти Рима новые территории. Ему удалось заключить выгодный Риму дружественный союз с парфянским царем Артабаном, который при личной встрече с Германиком попросил убрать из Сирии Вонона, действовавшего против интересов парфянского царя. Германик удовлетворил просьбу Артабана и отослал Вонона в Киликию, несмотря на то что Вонону покровительствовал Пизон.
Устав от постоянной борьбы с Пизоном, Германик под предлогом административной необходимости решает посетить Египет. Путь его лежал через Сицилию, где он также провел проверку работы чиновников. Он снискал особую любовь населения острова тем, что снизил цены на хлеб. В Сиракузах Германик появился без стражи и облаченный в греческий наряд, что вызвало особый восторг у жителей города. Но Тиберий воспринял это иначе. Он с завистью смотрел на новые успехи своего племянника, которому и на новом поприще и новом месте удавалось легко добиваться любви и обожания жителей. Выступая в сенате, Тиберий осудил поведение Германика в Сицилии, а также напомнил сенату, что со времен Августа лицам, наделенным властью, запрещалось посещение Египта без особого разрешения императора. Но Германик ничего не знал о недовольстве Тиберия и продолжал свое путешествие по Египту, наслаждаясь красотой этого края.
Вернувшись в Сирию, он узнал, что все данные им распоряжения были отменены Пизоном, с которым у него произошло новое объяснение. К этому времени Германик уже чувствовал первые признаки болезни, о чем стало известно и жителям. Когда Германик стал выздоравливать, жители Антиохии стали приносить благодарственные жертвы богам по случаю его выздоровления. Пизон этого вынести не мог. Он приказал раскидать жертвы, принесенные к подножью алтарей, а людей, пришедших в праздничных одеждах к храмам, разогнать. Германик был настолько потрясен действиями Пизона, что это привело к новому обострению болезни. Он начал подозревать, что его болезнь вызвана действиями Пизона, который каким-то образом отравил его. У Тацита можно найти сведения, что у дома Германика стали находить куски вырытых трупов, кучи пепла и свинцовые таблички, талисманы и заклинания с именем Германика. Долго терпел Германик выходки Пизона, но только перед самой кончиной он приказал ему покинуть Сирию, написав письмо, где, по обычаю, отказывал ему публично во всяких дальнейших дружеских отношениях. Пизон все время откладывал отъезд, и даже покинув страну, его корабль плыл очень медленно, чтобы при первой же вести о кончине Германика снова вернуться в Сирию.
Болезнь Германика прогрессировала с каждым днем. Рядом с ним находились его семья и друзья. В последние часы он сказал, что «умирает жертвой злодеяния Пизона и Планцины» – жены Пизона, враждовавшей с Агриппиной.
Германик умер в Антиохии 10 октября 19 года н э. По обычаю того времени его тело было выставлено на площади в течение нескольких дней. Похороны Германика прошли очень просто и трогательно – не было фамильных портретов или особенных знаков отличия. Тело его сожгли, а пепел собрали в урну, которую его жена и друзья приготовили для перевозки в Рим. Смерть Германика была встречена в Риме и в армии с чувством искренней и глубокой скорби. Многие обвинили в его кончине Пизона, и Тиберию пришлось провести расследование. Но оно выявило непричастность Пизона и его жены Планцины к этому печальному факту.
Жена Германика, Агриппина, имела характер сильный и непреклонный. Притворяться она не умела и всегда помнила о том, что приходится внучкой Августу Октавиану. Тацит писал, что она «никогда не мирившаяся со скромным уделом, жадно рвавшаяся к власти и поглощенная мужскими помыслами, была свободна от слабостей». Но после смерти Германика она осталась беззащитной, так как и Тиберий, и Ливия относились к ней с неприязнью. Возведя на нее клевету, будто она хотела искать поддержки у войска, Тиберий сослал ее на остров Пандатерию, где она погибла в 33 году н э. Двух ее старших сыновей, Нерона Цезаря и Друза Цезаря, по приказу Тиберия объявили врагами государства. Нерон Цезарь умер от голода в ссылке на Понтийских островах в 30 году н э., а Друз Цезарь – в Риме в 33 году н э.
До конца жизни Германик создавал для Тиберия проблему своей огромной популярностью у всего римского народа. Преемниками Тиберия стали последовательно сын, дядя и внук Германика. Именно кровное родство с ним явилось в глазах гвардии и легионеров решающим аргументом в пользу избрания императорами Калигулы, Клавдия и Нерона. И только бездарная политика Нерона запятнала доброе имя Германика, а новая гражданская война привела к власти другую династию.
Аэция Флавия называли «последним римлянином», и действительно он был последним из величайших римских полководцев Западной Римской империи.
Отец Аэция по происхождению не отличался знатностью рода. Гауденций, так звали отца, происходил из варваров, по некоторым сведениям, из Скифии. Перейдя на службу империи, он достиг высот военной власти, став командующим римской кавалерии. Взяв в жены римлянку знатного происхождения и войдя в состав римской знати, он определил судьбу своего сына Аэция.
Сам Аэций начал военную службу в императорской гвардии, но затем его жизнь резко изменилась. Сложные отношения Рима с варварскими племенами заставляли отдавать юношей из знатных римских родов в качестве заложников. Других варвары не принимали. И в 409 году молодой Аэций прибыл ко двору готского царя Алариха. В следующем 410 году Аларих совершил поход на Рим, взяв и разграбив город. Был ли Аэций участником похода или нет – сведений об этом не сохранилось. Но известно, что Аларих выделял юношу из числа других римских заложников. Сам Аэций изучал жизнь готов, их обычаи и военное искусство. Но вскоре Аларих скончался, а сменивший его Атаульф придерживался политики дружбы с Римом. Он стремился перенять римские обычаи и «вкусить блага» римской цивилизации, поэтому он отпустил всех заложников, в том числе и Аэция.
Он вернулся в Рим, но ненадолго. Сын Гауденция, павшего в результате борьбы за власть в обществе и армии, очень мешал тем, кто в этой борьбе победил. И Аэций снова был отправлен заложником, но на сей раз к гуннам. Для Рима гунны были более грозными противниками. Но новый заложник сумел войти к ним в доверие. Гунны, будучи сами прекрасными воинами, высоко оценили умение римлянина владеть оружием (луком и копьем) и его талант наездника. (Возможно, сказалась кровь предков по отцу.) Прожив некоторое время при дворе короля Каратона, познакомившись с военным искусством гуннов, Аэций был отпущен и вернулся в Рим.
Западной частью империи в то время владел император Гонорий, Восточная часть была у Феодосия. Оба императора проводили политику стравливания варварских племен между собой, а также варваров с римлянами другой части империи. Естественно, военные в этих условиях имели наибольшую власть. И после своего возвращения от гуннов Аэций быстро сумел занять выдающееся положение в империи.
В 421 году Гонорию пришлось разделить правление с полководцем Константом, который женился на сестре Гонория Плацидии, вдове готского короля Атаульфа.
Но Констант вскоре умирает, а в 423 году скончался и император Гонорий. Аэций примкнул к партии узурпатора Иоанна – одного из высших чиновников, захвативших власть в Риме не без помощи военных. Он сделал Аэция управляющим императорским дворцом, а брак Аэция с дочерью военачальника-германца еще больше укрепил его позиции в военной элите Рима.
Плацидии пришлось искать убежище для себя и своего сына – наследника римского престола императора Валентиниана у Феодосия. Тот не только принял их, но даже решил оказать помощь в борьбе с Иоанном. Плацидия также обратилась за помощью к родне первого мужа, и готы, возглавляемые Ардабуром, влились в армию Феодосия.
Иоанн, зная о хороших взаимоотношениях Аэция и гуннов, отослал его к ним с просьбой о поддержке в борьбе с готами и Феодосием. Но пока Аэций привел 60-тысячное войско гуннов из Венгрии, объединенные с готами восточно-римские войска уже одержали победу. Трон Западной империи заняли Плацидия и ее сын, Валентиниан III, а узурпатор Иоанн был казнен. Гуннам заплатили за поход к Риму, а Аэций, перейдя на службу к Валентиниану III и его матери, получил назначение в Галлию.
Свои войска Аэций набирал из варваров. В Галлии он раздавал воинам земли, тем самым получая их поддержку, что помогало ему вести борьбу не только с набегами племен из-за Рейна, но и укреплять власть в провинции и Риме. Он продолжал водить дружбу с гуннами, часто привлекая их силы в отражении набегов готов или франков. Гунны казались Аэцию наиболее надежными союзниками, и он даже добровольно отослал к ним своего сына в качестве заложника.
Вскоре Плацидия назначила Аэция главнокомандующим войсками империи. В этом звании Аэций проявил энергичную деятельность. В 426 и 430 годах он дал сильный отпор вестготам, напавшим на Арекат, в 428 и 431 годах победил франков на нижнем Рейне, а в 430—431 годах защитил альпийские провинции от вторжения ютунгов.
Власть Аэция была настолько сильной, что у него не было соперников. Плацидия возвышала его и в то же время боялась и ненавидела. Единственным военачальником, кто мог сравниться с Аэцием, был полководец Бонифаций. Стремясь ликвидировать соперника, Аэций стал подстрекать его на измену императрице, а затем сообщил об этом Плацидии. Бонифаций в 429 году действительно призвал из Испании в Африку, которую контролировал, вандалов, но потом, быстро убедившись в своей ошибке, храбро сражался с ними.
Пока Аэций в 432 году был занят в Галлии, Бонифаций примирился с императрицей и был назначен главнокомандующим на место Аэция. Это и послужило причиной для войны между обоими полководцами. Войска Бонифация нанесли поражение полуварварскому войску Аэция, а сам полководец попал в плен. В сражении Бонифаций был тяжело ранен и вскоре скончался. С его смертью вражда между полководцами закончилась, и Аэций возвратился в Рим, не имея более соперников.
В 434 году он заставил провозгласить себя патрицием и консулом и снова занял свой прежний пост, на котором он находился на протяжении двух десятилетий.
Аэций был не только искусным полководцем, но и дипломатом, сумевшим обуздать жившие в Галлии германские племена и заставить их служить интересам империи.
В двух походах 435—436 годов он победил бургундов, усмирил в Арморике кельтов, подавил в Галлии восстание багезов (крестьян), а в 439 году принудил вестгогов к миру, а на Сомме разбил франкского короля Клодиона.
Аэций старался поддерживать мир с гуннами, но когда их царь Аттила двинулся, чтобы завоевать весь Запад, Аэций смог вовремя объединить вестготов, аланов, франков и другие племена в единый союз и одержал в 451 году над Аттилой победу на Каталаунских полях, имевшую мировое значение.
Когда в следующем году Аттила со свежими силами, возобновив войну, попытался двинуться из Паннонии на Рим, Аэций, лишенный уже союзников, в ожидании помощи от Византии попытался хотя бы отстоять Апеннинский полуостров. План его близился к осуществлению, но римский двор предпочел просить мира и с этой целью отправил в лагерь к Аттиле посольство во главе с папой Львом I.
После внезапной смерти Аттилы в 453 году император Валентиниан III, опасаясь могущества Аэция, решил избавиться от него.
В 454 году Аэций прибыл в Рим, где готовилась свадьба его сына с дочерью императора. Во время аудиенции во дворце он был убит по приказу императора.
Родоначальник династии чингизидов – великий хан Монгольской империи Чингисхан (Темучин), многие столетия тому назад наполнил ужасом большую часть евроазиатского континента. Мировая монгольская экспансия быстро охватывает всю Азию, за исключением Японии, Индостана и Аравии, перебрасывается в Европу, где докатывается до берегов Адриатического моря. Границы империи, начертанные кривой саблей монгольской конницы, превзошли границы империи Александра Македонского, да и Римская империя заметно уступала в территории по сравнению с Монгольской империей. Переходы армии Чингисхана измерялись не километрами, а градусами широты и долготы. На его пути бесследно исчезали города, и часто после прохода его войск единственными живыми существами в некогда цветущих и густонаселенных местах оставались лишь волки и вороны.
Сам великий завоеватель происходил из знатной монгольской семьи, относившейся к роду Борджигин племени тайчжиутов. Его отец, Есугэй-багатур, был богатым нойоном. Мать Чингисхана звали Оэлун, и она была не единственной женой Есугэйя. Родившегося мальчика было решено назвать Темучином, дав ему имя татарского хана, который погиб от руки Есугэйя незадолго до рождения сына. Предание гласит, что ребенок родился с кусочком запекшейся крови в руке, что было воспринято как знак судьбы и повлияло на выбор имени.
Темучину исполнилось всего девять лет, когда его отец пал жертвой междоусобной войны – он был отравлен татарами, когда возвращался домой после сватовства сына. С его смертью распался и созданный им улус, и семья попала в тяжелые условия. Темучин даже был захвачен в плен и превращен в раба, но сумел бежать и вернуться к родному племени. Будучи еще подростком, он был прекрасным воином, поражая сородичей умением ловко управляться с конем, метко стрелять из лука, бросать на полном скаку аркан и рубиться саблей.
Сплотив вокруг себя лихих удальцов, он стал устраивать набеги на соседние племена. Вскоре ему удалось восстановить улус отца, а затем подчинить себе сначала всю Восточную, а потом и Западную Монголию.
В 1206 году на курултае он был провозглашен «великим ханом» над всеми монгольскими племенами, приняв титул Чингисхана, и под этим именем он вошел в мировую историю. Главной заботой великого хана стало создание сильного войска, а для поддержания личной власти и подавления любого недовольства в стране им была создана личная конная гвардия в 10 тысяч человек. Вся его армия строилась по десятичной системе, где сотни и тысячи могли выполнять самостоятельные задачи. Главным родом войск в армии Чингисхана была тяжеловооруженная конница монголов, а основным вооружением были сабли, пики и луки. Великий хан вошел в военную историю как прекрасный стратег и тактик. Он умел быстро менять тактику в зависимости от обстоятельств, широко применял разведку, внезапное нападение и засады, умело маневрировал на поле боя большим количеством конницы.
В 1207 году он завоевал обширные территории к северу от реки Селенги и в верховьях Енисея, включив покоренные народы в состав своего войска. Пройдя за один год путь от Китая до Армении, в дальнейшем он завоевал государства Цзинь и Си-Ся в Китае, земли Аббасидов, Афганистан, Северную Индию и дошел до Руси.
Он умер во время одного из походов в 1227 году. Место его захоронения осталось неизвестным. Еще при жизни он объявил своим преемником сына Угедэя, который, сменив отца, завершил покорение Северного Китая, завоевал Азербайджан, Грузию и Армению. Все дети Чингисхана были прекрасными воинами, и даже его дочь принимала участие в военных походах. После смерти Чингисхана его сыновья получили уделы: Монголию – сын и преемник Угедэй, Бухару и Восточный Туркестан – Джабатай, Персию – Тулуй, а дети старшего сына Джучи, умершего еще ранее Чингисхана, – области к западу от Урала. Сын Джучи-хана, внук Чингисхана, Бату, стал главой улуса в 1227 году. На его долю, согласно воле деда, выпало покорение западных (европейских) областей Чингисхановых владений.
Его имя в русских летописях было передано как Батый, что означало «несокрушимый». Известно и его прозвище – Саин, то есть «счастливый».
К тому времени Батыю исполнилось всего 19 лет, но он уже был вполне сложившимся монгольским правителем, прекрасно изучившим тактику ведения завоевательных походов, разработанную его дедом. Отец Батыя, будучи сам хорошим воином, обучил сына не только полководческому искусству, но и умению повелевать людьми и избегать распрей с родственниками.
В 1228 году совет монгольских старшин (великий курултай), собравшийся в монгольских степях, решил продолжить завоевательные походы и покорить весь Китай, Корею, Индию и Европу. Главным направлением был избран запад. Для покорения половцев, волжских булгар и русских княжеств было собрано огромное войско. В его состав вошли войска 14 чингизидов, а общее командование над ним было передано Батыю. К нему присоединились и братья – Урда, Шейбан и Тангут, а также сын Угедэя Гуюк и сын Тулуя Менке. В армию Батыя вошли не только монголы, но и войска покоренных народов. Батыя сопровождали два известных полководца – победитель на Калке Субедэй и Бурундай.
В феврале 1236 года войско выступило в поход. По данным ряда исследователей, Батый собрал под своими знаменами до 140 тысяч человек, но, возможно, и больше. Попутно Батый отряжал в сторону отряды, покорявшие соседние области. Таким образом, в 1236 году были покорены земли волжских болгар и Дешт-и-Кыпчак (Половецкая степь). В 1237 году Батый начал свой первый поход на Русь. Первым княжеством, павшим под натиском монгольского войска, была Рязань. Князь Юрий Игоревич, его дружина и простые рязанцы мужественно сражались с врагом, а их обращение за помощью к соседним княжествам осталось без ответа. Рязанская земля была опустошена, многие ее жители погибли, а другие уведены в полон. Правда, и враг понес немалые потери, но поход был продолжен. Та же участь постигла вскоре и Владимиро-Суздальское княжество, правитель которого великий князь Юрий Всеволодович был разбит Батыем в сражении на реке Сити 4 марта 1238 года. Затем ханское войско направилось во владения Великого Новгорода, но дойти до него не смогло. Весенняя распутица сделала непроходимыми болота, а лед на реках ломался под копытами коней. Да и войско Батыя сильно устало от постоянных сражений, так как ни один русский город не сдавался без боя. По сведениям Батыя, Новгород располагал значительными военными силами, и на легкую победу рассчитывать не приходилось. Так, в начале апреля, не дойдя до Новгорода 200 километров, Батый повернул обратно в южные степи, чтобы дать отдых людям и лошадям и собрать силы для нового похода. Воины Батыя сжигали и грабили все, что попадалось им на обратном пути в Дикое поле. Под стенами Козельска (прозванного Батыем «злым городом») они были задержаны на два месяца упорным сопротивлением. Взяв Козельск, Батый приказал уничтожить всех его жителей, не пощадив даже детей, а сам город сравнять с землей.
Отдохнув и набравшись сил, армия Батыя в 1239 году предприняла новый поход на Русь. Теперь путь лежал в южные и западные территории. И снова легкой победы добиться не удалось – все города русичей приходилось брать штурмом. Первым захваченным городом стал пограничный Переславль, затем Чернигов. В декабре 1240 года Батый подошел к Киеву. Стольный город удалось взять с помощью таранов и метательных машин, которыми управляли пленные китайские инженеры. Овладев Киевом, Батый двинул свои полчища через Волынские и Галицкие земли в Венгрию и в 1241 году перешел Карпаты. Одновременно он послал в Польшу своего племянника Байдара. Тот, покорив эту страну, вторгся в соседнюю Силезию, где в сражении при Лигнице в Нижней Силезии нанес поражение силезским князьям, разбив 20-тысячное войско Тевтонского ордена, немецких и польских феодалов.
При завоевании Европы монголам приходилось брать хорошо укрепленные каменные замки и крепости, а их защитники не желали воевать в открытом поле с монгольской конницей. Сильное сопротивление Батый встретил в Венгрии. Король Бела IV сосредоточил войска в укрепленном городе Пеште, и Батый, простояв под его стенами около двух месяцев и опустошив окрестности, так и не решился на штурм города. Но все-таки ему удалось выманить королевские войска из-за укрепленных стен и в марте 1241 года разгромить венгров в сражении на реке Сайо. Около года Батый разорял венгерские и трансильванские земли, а затем, решив, что основная задача этого похода выполнена, и получив сведения о смерти хана Угедея, направился в 1242 году в обратный путь на восток, чтобы принять участие в выборе нового хана.
На захваченных землях Батый создал огромное государство – Золотую Орду, границы которого простирались от Иртыша до Дуная. Столицей его стал город Сарай-Бату, расположенный в низовьях Волги, недалеко от современной Астрахани. В столице Золотой Орды Батыя посетил посланник папы Иннокентия IV монах Плано Карпини, который оставил дошедшие до нашего времени записки об этом визите: «Батый живет великолепно… У него привратники и всякие чиновники, как у императора, а сидит он на высоком месте, как будто на престоле с одной из своих жен… Сам Батый очень ласков со своими людьми, но все же они чрезвычайно боятся его… В сражениях он весьма свиреп, а на войне хитер и лукав, потому что воевал очень много». Покоренные им земли были обложены данью, а русские князья получали ярлык на владение родовыми удельными княжествами из рук золотоордынского хана. Власть в Орде держалась на военной силе, и любое сопротивление ей жестоко каралось.
Внутренними делами Орды сам Батый занимался мало, предоставив их своему сыну Сартаку. Он был слишком увлечен политическими интригами вокруг великоханского престола. Серьезные разногласия возникли у него с племянником Гуюком, ставшим вторым великим ханом, а окончательный разрыв между ними произошел в 1248 году. Вскоре Гуюк умер, что для Батыя было очень кстати. И в 1251 году при поддержке Батыя великим ханом Монгольской империи стал Мункэ, при котором Бату-хан оставался вполне независимым властителем своей империи. (Только в XV веке Золотая Орда, завоеванная Тамерланом, распалась на ряд самостоятельных ханств.) Умер Батый на 48 году жизни от колик, оставив после себя троих сыновей – Сартака, Тукана и Абукана, двое из которых стали родоначальниками самостоятельных ветвей династии чингизидов.
Правящий дом Португалии ведет начало от династии Капетингов, точнее, от ее первой бургундской ветви. Первый граф Португальский – Генрих (Энрике), завоевал графство в борьбе с маврами в 1095 году. Он был внуком основателя бургундской ветви Роберта и младшим братом герцога бургундского. По другой версии, Генрих Португальский был отпрыском венгерской династии Арпадов, но подтверждения эта версия не имеет. В 1139 году было образовано королевство Португалия, и в истории его правящего дома можно выделить три периода. Переход от одного периода к другому всегда сопровождался острой династической борьбой, но все новые династии, приходившие к власти, так или иначе состояли между собой в родственных связях.
Жизнь и деятельность Генриха Мореплавателя совпала со вторым периодом в истории правящего дома, начало которому положил отец Генриха – Жоан (его имя также встречается в литературе как Жуан и Иоанн). Второй период длился с 1385 по 1580 год и вошел в историю Португалии как период династии Авис. Жоан был незаконнорожденным братом последнего представителя предыдущей династии Фернанду I, который скончался в 1383 году. По закону, так как Фернанду не имел сыновей, португальская корона должна была перейти к кастильскому королю Хуану I, женатому на дочери Фернанду и, следовательно, приходящемуся ему зятем. Однако португальцы не пожелали быть под властью Кастилии, что и привело к вооруженной борьбе. В стране началось восстание, и вдове Фернанду, Леонор, поддерживающей кастильскую партию, пришлось спасаться бегством. В 1384 году она официально отреклась от власти в пользу кастильского короля.
В начале 1384 года кастильские войска под предводительством Хуана вторглись в Португалию. Им противостояли силы горожан и части дворянства, а также большинство населения южных и части центральных районов страны. Одним из руководителей борьбы с кастильцами был Жоан. Военная кампания 1384 года для Хуана I была успешной – ему удалось разбить португальский флот и осадить Лиссабон с суши и моря. Осада столицы длилась пять месяцев, но внезапно в кастильском войске начала распространяться болезнь, приведшая к многочисленным смертям. Хуан срочно снял осаду и отошел в Севилью.
В марте 1385 года в Коимбре были созваны кортесы, которые провозгласили королем Жоана, и уже в июле португальцы нанесли войскам Хуана поражение при Тронкозо, а 14 августа между войсками произошла решительная битва при Альжубарроте, где португальцы одержали убедительную победу. Жоан храбро сражался в первых рядах своего войска, а после победы отдал воинам всю добычу, наградив также отличившихся титулами и землями. В последующие годы Жоан укреплял свою власть, приводя к подчинению те города и области, которые еще сохраняли верность кастильцам – Хуану и его жене Беатриш. Жоан даже предпринял поход в Кастилию, но он окончился неудачей. Борьба продолжалась еще много лет, пока в 1411 году был заключен прочный мир и кастильский король Хуан II окончательно отказался от претензий на Португалию.
Заключив мир с Кастилией, Жоан возобновил войну против неверных с целью захвата большого и богатого города Сеута в Африке. В военном походе его сопровождали три сына, и в июле 1415 года Сеута была взята португальцами.
Жоан I пребывал на троне почти 50 лет. До того как стать королем Португалии, он возглавлял Ависский орден. Духовно-рыцарские ордена всегда оставались военно-политической силой королевства. Нередко во главе ордена становился побочный сын короля – именно так эта должность магистра Ависского ордена досталась самому Жоану. Уже при нем во главе орденов оказались его многочисленные сыновья. Сохраняя значение военной опоры королевства, ордены начинают заниматься и другими видами деятельности, одним из которых стало освоение морских просторов и новых земель.
Эта деятельность достигла апогея при младшем сыне Жоана I, Генрихе, вошедшим в историю как Генрих Мореплаватель. Матерью Генриха была Филиппа, дочь Джона Гуанта, и по материнской линии Генрих приходился кузеном английскому королю Генриху V.
Прозвание «Мореплаватель» Генрих, а вернее принц Энрике, получил после смерти за заслуги при исследовании новых земель. И действительно, он был одним из самых знаменитых людей начала эпохи географических открытий. Сам он не принимал участия в плаваниях к берегам неизведанных земель, но регулярно снаряжал и финансировал экспедиции. Поэтому немного странно, что в XIX веке он получил такое прозвище.
О детстве принца практически ничего не известно. Вероятно, он получил обычное для его статуса образование и воспитание, но также вероятно, что он имел страсть к различным наукам, так как в дальнейшем он проявил незаурядные знания в математике, астрономии и географии.
Первую славу он приобрел как воин, и в 20-летнем возрасте отличился при захвате Сеуты, участвуя под руководством отца в военном походе против мавров. В последующих военных походах он настолько прославился, что папа Мартин V предложил ему пост командующего своей армией. Подобные предложения Генрих получал и от короля Англии Генриха V, и от императора Сигизмунда, но отказывался от них. Еще находясь в Марокко, Генрих интересовался внутренними районами Африки. Он узнал о существовании легендарного христианского государства «пресвитера Иоанна», которое, по слухам, располагалось где-то в Африке. Португалия вела постоянную войну с маврами, и мечтой Генриха стало объединение двух христианских государств в борьбе с общим врагом. Кроме того, он знал, что в мусульманские порты Средиземноморья караванным путем перевозится золото с Гвинейского берега Африки. А если проложить морской путь, то, как мечталось ему, это золото можно было бы перевозить в Лиссабон, тем самым отняв его у неверных. И Генрих решил посвятить свою жизнь воплощению своей мечты.
Он отказался от всех предложений, связанных с военной карьерой, и удалился на мыс Сан-Висенти и поселился в Сагрише, сделав его своей резиденцией. Он основал там духовно-рыцарский орден, получивший название «Орден Христа», и занимался изучением всего, что было связанно с морем. Не жалея средств, Генрих сооружал новые верфи и строил корабли. Португальские капитаны не решались водить суда в дальние путешествия, а плавали вдоль побережья. Атлантический океан назывался у них «Морем Тьмы», и плавание по нему считалось занятием опасным. Да и африканский берег был неизведан. Во времена Генриха было известно, что за полосой пустыни (Сахара) находятся богатые золотом территории, до которых мавры знали караванный путь, но морем туда никто никогда не плавал и навигационных карт, конечно, не было. Генрих собирал любые сведения о тех землях, и сам пытался переложить их на карты, которые чертил собственноручно. По словам современника, Генрих стремился узнать «земли, лежащие за Канарскими островами и мысом, называемым Боядор (Бохадор), ибо до тех пор никто – ни по письменным источникам, ни по людской памяти – ничего, наверное, не знал о лежащих за этим мысом землях».
Основным судном тех времен была каравелла – небольшое судно, водоизмещением не более 200 тонн, удобное для рыбной ловли и перевозки грузов. При Генрихе судно претерпело некоторые изменения: оно стало чуть легче и было снабжено тремя и более мачтами с косыми (латинскими) парусами, что позволяло ему быть более маневренным и ходить против ветра.
Первая экспедиция была отправлена в 1416 году. Она прошла вдоль западного побережья Марокко, но продолжать путь капитаны опасались из-за слухов, что далее на юге земли бесплодны и безлюдны, так как там стоит такая жара, что корабли сами собой загораются. Но первая неудача не остановила принца Энрике. Он упорно шел к поставленной цели. Он расспрашивал всех – моряков, купцов, картографов, заезжающих в порты иностранцев, кто мог дать ему хоть какую-нибудь информацию об интересовавших его вопросах. Он не пренебрегал даже советами мавров. Через своих сторонников Генрих поддерживал связь с европейскими странами. Из порта Лагош посылались все новые и новые экспедиции, отправляясь вдоль западных берегов Африки. Генрих требовал от капитанов сообщать ему обо всех, даже самых незначительных, открытых гаванях и торговых путях и тщательно наносил всю новую информацию на карты.
Его упорство хоть и не сразу, но увенчалось «победой». В 1420 году посланная Генрихом экспедиция открыла остров Мадейра, который через несколько лет был колонизован, став первым португальским иноземным портом. Затем в 1434 году капитану Жилю Эанешу удалось обогнуть мыс Бохадор, продвинувшись дальше всех европейских мореплавателей того времени. Через два года другой капитан, отправленный Генрихом, Гонсалвиш достиг бухты Рио-де-Оро, а в 1441 году португальские корабли достигли мыса Бланке.
Жуан Гонсалвиш первым привез в Португалию золото и рабов. Принц Энрике сразу же известил папу об открытии страны варварских народов, лежащей за пределами территории мусульманского мира. Он просил у папы Евгения IV пожалования Португалии открытых земель и тех, которые еще будут открыты, чтобы привести проживающие на них народы в лоно католической церкви. Папа, естественно, дал такое разрешение, а последующие понтифики всегда его подтверждали.
Еще много экспедиций было отправлено Генрихом. Благодаря его усилиям были открыты острова Зеленого мыса, Азорские острова, экспедиция Лансароти открыла устье реки Сенегал, а всего на карту было нанесено около трех с половиной тысяч километров западноафриканского побережья. Последняя экспедиция, отправленная им, вышла в море в 1458 году. Последние годы жизни он разрабатывал планы установления сквозного морского пути в Индию. Генрих был основоположником навигационной науки. У себя в Сагрише он основал обсерваторию и открыл первую мореходную школу, пригласив для работы в ней лучших иностранных специалистов.
Документы той эпохи рисуют Генриха как человека фанатично преданного науке и христианской вере. Его главными целями жизни стало отыскание новых земель для Португалии и новых душ для христианской церкви. Родственные связи для принца практически не существовали. Об этом говорит тот факт, что когда его родной брат попал в плен во время военной экспедиции и за него потребовали большой выкуп, то Генрих воспротивился «столь разорительной трате», хотя оставить в плену королевского сына считалось большим позором. Брат Генриха провел в плену несколько лет и скончался, получив прозвание Святого инфанта.
Генрих Мореплаватель умер 13 ноября 1460 года и был погребен в часовне монастыря Баталья. Ему не удалось открыть морской путь в Индию, но в том же 1460 году родился тот, кто это сделал – Васко да Гама.
Династия Борджиа (Борджа) неизменно привлекает внимание историков и писателей. С именем Борджиа обычно ассоциируются такие понятия, как Ватикан, роскошь, убийства (и сразу же на ум приходит: яд Борджиа), разврат, кровосмешение, головокружительные взлеты и падения. В этой семье был и свой «дьявол во плоти», и свой святой. Среди представителей этого рода было двое римских пап, одиннадцать кардиналов (а с учетом всех родственников число кардиналов достигает пятнадцати человек), генерал ордена иезуитов, третий по счету после Игнатия Лойолы, причисленный впоследствии к лику святых. Имя Борджиа неразрывно связано с именами великих художников и поэтов Возрождения.
Борджиа были выходцами из Испании и принадлежали к Валенсийскому дворянскому роду Борха. В Италии их фамилия транскрибировалась как Борджиа.
Испанский род Борха ведет свою историю с XII века. Имя роду дало название деревни, отвоеванной у арабов в 1120 году и подаренной их предку графу Педро де Атаресу, незаконнорожденному сыну короля Арагонского – дона Рамиро Санчеса. На родовом гербе де Борха был изображен красный бык на белом щите. Сначала де Борха жили неподалеку от Сарагосы, а после освобождения Валенсии от мавров в 1238 году король Арагонский Хайме I Завоеватель поделил завоеванные земли между своими рыцарями. Среди этих рыцарей был Эстебан де Борха и восемь его родственников. С тех пор де Борха обосновались в городке Хатива. К XIV веку род разделился на две ветви. Старшая ветвь, покинув завоеванные земли, ушла на территорию Неаполитанского королевства, младшая ветвь осталась в Испании и являлась одним из самых знатных семейств Арагона.
У Хуана Доминго де Борха де Каналье и его супруги доньи Франсиски Мартин де Борха кроме прекрасного дома в аристократическом квартале Хативы было укрепленное поместье Ла Торрета. В нем 31 декабря 1378 года и родился их сын Алонсо (Альфонсо) де Борха. Его рождение совпало с началом раскола римской католической церкви. Папский престол вернулся в Авиньон, а кардиналы, недовольные политикой папы Урбана VI, избрали другого – Роберта Женевского, принявшего имя Клиента VII. С того момента Рим и Авиньон стали оспаривать друг у друга право власти.
Так случилось, что в Хативе выступал с проповедями один из сторонников Бенедикта XIII, который обратил внимание на мальчика Алонсо, слушавшего проповеди с особым воодушевлением. Он предсказал Алонсо большое будущее на церковном поприще. Родители, вняв предсказанию святого отца, отправили сына учиться в Лериду.
Путь Алонсо Борха к престолу Св. Петра был сплошной цепью предательств. После обучения в университете в Лериде Алонсо становится «доктором одного и другого права». Авиньонский папа Бенедикт XIII назначает Алонсо де Борха каноником церкви Леридского собора. Образованный и преданный папе юрист постоянно оказывает ему ценные услуги, а затем принимает самое деятельное участие в низложении своего благодетеля. В награду Борха получает епископство в прибыльной Валенсийской епархии. Стараниями Алонсо был возведен на престол король Арагонский Фердинанд I. Альфонс V, наследник Фердинанда I, возлагает на Алонсо ответственное поручение – потребовать отречения антипапы Климента VIII, с чем Алонсо успешно справляется. Наградой ему стало назначение канцлером арагонского короля. Он занимается не только внутренними делами Испании. С его помощью между Альфонсом V и римским папой Евгением IV был заключен договор, согласно которому Испания признает Евгения IV единственно законным папой, а Альфонс V получает инвеституру неаполитанского королевства. Ловкий посредник Алонсо, епископ Валенсийский, 2 мая 1444 года становится кардиналом и поселяется в кардинальском дворце в Риме. С этих пор он зовется на итальянский манер – Борджиа.
В 1455 году собрался конклав кардиналов для избрания нового понтифика. Алонсо Борджиа в то время было 77 лет. С помощью подкупа он был избран как «переходный папа», приняв имя Каликста III. Но ожидания кардиналов не оправдались. Несмотря на то что Каликст III давно болел и руководил церковью в основном лежа в постели, он был настолько деятелен, что поражал даже опытных сановников курии. Он начал процесс канонизации Винсента Феррье, того самого священника, который предсказал ему великое будущее, приказал пересмотреть решение по процессу над Жанной д'Арк. Она была оправдана, хотя ее палачи не понесли наказания. Каликст III пытался организовать новый крестовый поход против турок, занявших в 1453 году Константинополь. Организация похода против неверных давала хороший предлог, чтобы взять у верующих побольше денег. Но поход так и не состоялся.
Годы его недолгого правления стали годами безграничного непотизма – раздачи церковных должностей родственникам и сторонникам семьи Борджиа. Каликст III скончался в 1458 году. До кончины он вызвал из Испании своих племянников – Педро Луиса и Родриго, сыновей своей родной сестры. Матерью Родриго была урожденная Иоанна Борджиа. Ее супругом был Готфрид Ленсуоли, давно знавший о связи супруги с ее братом Алонсо. Поэтому когда родился Родриго, то Готфрид не признал его сыном и развелся с женой. Подобное прискорбное поначалу стечение обстоятельств привело к тому, что Родриго был вынужден носить материнскую фамилию – Ланцоль.
Живя в Испании, молодой Родриго сначала решил специализироваться в юриспруденции, быстро став признанным мастером по защите сомнительных лиц и деяний. Однако природа брала свое – хотелось вольной жизни, и молодой Борджиа поменял мантию на военный мундир.
Каликст усыновил обоих племянников, дав им свою фамилию – Борджиа. При жизни Каликста эти племянники-сыновья стали занимать самые выгодные должности. Педро Луис был назначен префектом Рима и стал герцогом Сполето, викарием Террачино и Беневенто. Родриго, о котором все-таки дошли слухи, что он был незаконнорожденным сыном Каликста, был рукоположен, став кардиналом и епископом Валенсии, а затем и вице-канцлером Римской церкви. Обычно еще при жизни папа называл имя своего преемника, и хотя избирался новый понтифик собранием конклава, к его мнению прислушивались. Каликст III не скрывал, что хотел бы видеть после себя на престоле Родриго. Кончина Каликста создала его сыновьям много проблем. «Испанских выскочек» не любили в городе ни чернь, ни аристократы. Как только по Риму поползли слухи о тяжелой болезни понтифика, в городе началась охота на испанцев. Педро Луис бежал из Рима, бросив все нажитое. Брат сопровождал его до Остии, а затем вернулся в Рим, который покидать не желал.
Кардиналу Борджиа было всего 27 лет – он понимал, что для папства это не возраст. При избрании нового папы он отдает свой голос за Энеа Сильвио Пикколомини, который и стал новым понтификом под именем Пия II. Родриго приобрел дружеское расположение Пия II, а затем его преемников Павла II, Сикста IV, Иннокентия VIII. Позиции его достаточно окрепли, чтобы двигаться дальше к высшим должностям. Он читает прекрасные проповеди, красиво служит мессу, получает все новые и новые назначения и бенефиции, становится деканом кардиналов-диаконов, что дает ему право короновать нового папу, затем камерлингом, то есть казначеем, Святой коллегии.
Кардинал Родриго был молод, богат и хорош собой, но имел многие пороки, которым не мог противостоять. По Риму ползли слухи о его невоздержанности и разгульной жизни, передавались подробности оргий, в которых он участвовал. Самой большой его страстью были женщины. У кардинала, несмотря на данный им обет воздержания и целомудрия, было 8 (а может быть, и больше) детей, которых он не оставлял без внимания, следил за их воспитанием и жизнью.
Наибольшей любовью кардинала была Ваноцца Катани (Катанеи). К началу их связи ей было 18 лет, а Родриго – 30. Кардинал поселил ее в роскошном доме, где мог постоянно навещать ее и детей, которых у них было четверо – Хуан, Чезаре, Джованни и Лукреция. Был еще и пятый сын, самый младший – Гоффредо, которого Родриго долго не признавал своим ребенком, но затем все-таки принял и его. О будущем детей Родриго позаботился заранее. Хуан должен был стать военным, заняв видный чин в испанской армии; Джованни предназначалась высокая светская должность, а Лукреция должна была стать основным козырем в различных политических играх путем выгодного замужества. Для Чезаре отец выбрал духовную карьеру, и тот в возрасте семи лет уже владел бенефициями в нескольких испанских городах и числился членом придворной папской коллегии.
За годы жизни в Риме кардинал Родриго скопил колоссальные богатства, которые теперь решил, не жалея, бросить на чашу весов, дабы склонить кардинальский конклав в свою сторону. Он раздавал золото, обещал города, епископства, должности, аббатства, сокровища, желая стать понтификом. Когда же в 1492 году Иннокентий скончался, Родриго удалось купить на один голос больше, чем его противникам. И в ночь с 10 на 11 августа 1492 года кардинал Родриго был провозглашен папой, взяв себе имя Александра VI. Эта победа обошлась ему в 80 тысяч дукатов, которые в виде епископств, аббатств, церковных бенефиций, вотчин, городов и замков были розданы тем, кто проголосовал за него. Его противники также не были обойдены вниманием – они получили солидные «подачки», тем самым новый папа хотел заслужить их преданность в дальнейшем.
Александру VI исполнилось в то время 60 лет, но он был все так же крепок, привлекателен, приветлив – в общем, достоин всяческих похвал. Став папой, он принялся щедро осыпать своих близких милостями. Но простые смертные (из народа) попадают под удар ожесточенных санкций – вплоть до показательных казней за убийство. Папа избирает для себя определенный день – вторник, когда дает аудиенции. Он устанавливает четыре должности мировых судей, чтобы решать разногласия при возникновении конфликтов до суда. Судебные заседания проходят в Капитолии каждое утро. По его распоряжению ношение оружия стало контролироваться полицией, в обязанность которой входила проверка клинков на предмет их обработки отравляющими веществами.
История понтификата Александра VI ограничивается почти исключительно борьбой клана Борджиа за власть в Италии. Для укрепления позиций запрещенных средств не было – в ход пускалось все – от убийства неугодных до выгодных браков. В мае 1494 года папа женит своего сына Джованни, князя де Сквиллаче и графа де Кариати, на Санчии де Калабр, принцессе неаполитанской. Последний брак вызвал неудовольствие французского короля Карла VIII, претендующего на власть над королевством неаполитанским. Осенью 1494 года французская армия перешла Альпы. Французы быстро заняли Милан, Флоренцию, где их приветствовал Савонарола – ярый противник Александра VI, и 3 декабря 1494 года французы вступили в Рим. Понтифик вступил в переговоры с французским королем, и 15 января 1495 года Карл и Александр заключили соглашение. «Капитулировавший» папа получил то, что хотел, то есть клятву повиновения и признание законности его избрания, а «победивший» Карл двинулся дальше на юг, чтобы короноваться как король Неаполя. В результате он все-таки не получил желаемую неаполитанскую инвеституру – что значит дипломатия Борджиа! Успехи французов вскоре вызвали сопротивление в итальянских городах, и в конце марта 1495 года была образована Венецианская лига, к которой сразу же присоединился и Александр VI. После поражения под Пармой французы были вынуждены отступить и с большим трудом вернулись обратно во Францию.
Борджиа торжествовали. Теперь для них стал другой основной вопрос – покончить с Савонаролой. Доминиканский монах продолжал клеймить в своих проповедях папский двор. Для борьбы с Савонаролой была призвана инквизиция. Враг клана Борджиа погиб на костре 23 мая 1498 года.
В последующие годы понтификата Александра VI самодержавным владыкой Центральной Италии фактически становится его сын – Чезаре. Он поочередно ликвидирует все, что оказывает сопротивление власти семьи Борджиа. Даже кардиналы не исключение, некоторые из них были убиты или отравлены по его приказу. Ответственность за эти кровавые преступления сына лежит в равной степени и на его отце. Но Чезаре не желает делить власть ни с кем, тщеславие доводит его и до ликвидации ближайших родственников. Он решает расправиться с братом Хуаном, которому отец готовит неаполитанское королевство и нанимает убийц. В июне 1497 года герцог Хуан Гандийский был заколот девятью ударами кинжала и сброшен в Тибр.
Смерть старшего сына потрясла Александра. Он повел энергичное расследование, арестовывая, пытая и казня своих политических противников, желая уверить и себя, и окружающих, что это убийство дело рук недругов рода Борджиа. Но тайное стало явным, и папа простил Чезаре, который вскоре сменил кардинальскую шапку на титул главнокомандующего папской армией.
Обожаемая дочь и сестра – Лукреция – тоже стала жертвой интересов Чезаре и отца. Ее замужества преследовали определенные цели, ставшие невыгодными браки быстро расторгались, чтобы уступить место новому «выгодному» жениху. Лукреция несколько раз покидала папский двор, уходя в монастырь или уезжая в отдаленные места, чтобы найти спокойствие. Но ее всегда возвращали в Рим, когда возникала необходимость решить очередные насущные задачи, в которых она могла бы быть использована в качестве козырной карты. Даже ее дети использовались в политических играх Борджиа. Только в последние годы жизни, потеряв отца и брата, она стала вести тот образ жизни, о котором мечтала, и даже снискала в Ферраре, где проживала с последним мужем, любовь и уважение жителей.
Делам церкви Александр VI уделял все меньше и меньше внимания, зато стал проявлять огромный интерес к делам политическим. Незадолго до своей кончины он опубликовал буллу, которая признавала за королями Испании и Португалии исключительное право на владение землями, добытыми в «заморских походах». Проведя демаркационную линию от Северного полюса до Южного, папа отдавал западную часть Испании, а восточную – Португалии. Сам же он при таком раскладе становился владыкой всего земного шара. В булле папа оговорил, что королям этих стран предоставляется право полной свободы в организации религиозной жизни на вновь приобретенных территориях.
Борджиа вошли в историю и как отравители, рядом с их именем часто ставится слово «яд». У Александра VI работала целая лаборатория по производству ядов, а средства для их изготовления привозились ему миссионерами из разных стран. Борджиа предпочитали яд без вкуса и запаха – так легче было дать его очередной жертве. Особенность его действия заключалась в том, что проявляется он не сразу, его можно подсыпать в еду или в питье. Яд широко использовался как при продвижении к папскому престолу, так и в дальнейшем для ликвидации противников. Каждый из семьи использовал яд особым способом. Известностью пользовалось вино, подаваемое в доме Борджиа гостям. Последствия давали о себе знать не сразу, а через неделю и даже больше. У жертвы начинали выпадать зубы и волосы, и человек умирал долго и мучительно. Кроме вина использовались и отравленные иглы, которые пускались в ход в толпе, и легкий укол был даже незаметен.
О кончине Александра VI, а умер он от яда, ходили разные слухи. Говорили, что он стал жертвой ошибки собственного слуги, который перепутал бутылки и налил папе и Чезаре вина из той, которая предназначалась для кардиналов. По другой версии, его убийство было заранее подготовлено кардиналом Корнето и его единомышленниками. Кардинал Корнето пригласил Александра VI и Чезаре к себе на семейное торжество. Зная, что понтифик будет настороженно относиться к еде, кардиналы пили вино из одной и той же бутыли, принеся и себя в жертву ради уничтожения ненавистного папы. После этого пиршества многие участники застолья скончались, другие тяжело заболели. Александр пил вино неразбавленным и на следующий день скончался в страшных мучениях. Чезаре добавлял в вино воду, что его и спасло. Он тоже болел, но молодой возраст и крепкое здоровье помогли ему выжить. В пользу второй версии событий говорит тот факт, что еще долгое время итальянцы поклонялись могиле кардинала Корнето и чтили его как святого, хотя церковь не канонизировала его.
Александр VI был похоронен без всяких почестей, и лишь немногие родственники скорбели о его кончине.
Его называли «рыцарем без страха и упрека», имя его стало нарицательным, синонимом чести, бескорыстия и воинской доблести. Воистину Пьер Терайль де Баярд является одной из самых популярных фигур рыцарской эпохи.
Баярд родился недалеко от Гренобля в родовом замке Терайлей в 1476 году. Династия Терайлей была одной из самых древнейших в провинции Дофине и славилась рыцарскими подвигами. Многие предки Баярда закончили свою жизнь на полях сражений Так, прадед Баярда погиб в битве при Пуатье, дед пал в сражении при Монреми.
В возрасте пятнадцати лет Баярд остался на попечении своего деда – Георгия де Терайля, который был Гренобльским епископом. Он возглавлял школу, в которой учился и Баярд, получив соответствующее образование и воспитание. Мальчик от рождения не отличался хорошим здоровьем и физической силой, но стремился усовершенствовать физическое развитие, отдавая много времени гимнастике и различным упражнениям. Все это помогло ему достичь прекрасных результатов в гимнастических занятиях, которые были в школе одним из главных элементов воспитания.
Баярд с детства мечтал посвятить свою жизнь служению Франции в качестве воина. Поэтому с ранних лет он привыкал носить тяжелое вооружение, вскакивать на коня без стремени, преодолевать глубокие рвы и взбираться на высокие стены, стрелять из лука и сражаться мечом. Всю жизнь он помнил советы, которые дала ему его мать, провожая в путь из родительского дома: надеяться на Бога, говорить всегда правду, уважать равных себе, защищать вдов и сирот.
Свою службу Баярд начал, поступив пажом к графу Филиппу де Бож (впоследствии герцогу Сардинскому), а потом к королю Франции Карлу VIII.
На военное поприще Баярд вступил в то время, когда сохранилось лишь звание рыцаря и многие из рыцарских обычаев, но прежнее рыцарское ополчение заменили постоянные войска, частью свои, частью наемные. Рыцарское ополчение набиралось только на случай войны. Именно тогда Франция начала череду войн с Италией, и Баярд до самой смерти «не сходил с коня». Несмотря на то что в этих войнах участвовали такие знаменитые полководцы, как Гонзальв Кордуанский, Педро Наваррский, Добиньи и Монтуазон, имя Баярда также вошло в историю этих войн.
После счастливого поединка со знаменитым бургундским рыцарем Клодом Водрэ Баярд отправился с королем в поход на Неаполь. В частых, почти ежедневных сражениях он проявлял чудеса героизма и всегда отличался высокой честностью. В одном из боев ему удалось взять в плен испанского генерала Алонзо де Майора. За его освобождение по обычаям того времени полагалось получить выкуп, но так как испанец дал честное слово, что не уйдет, пока не пришлют денег, то Баярд приказал освободить генерала от надзора. Но испанец ушел, а вскоре снова попал в плен и, заплатив выкуп, стал рассказывать, что Баярд обошелся с ним очень строго, и всячески клеветал на рыцаря. Тогда Баярд вызвал его на поединок, в котором испанский генерал был убит. Но это был редкий случай, когда поединок Баярд оканчивал смертью противника – его щедрость и великодушие были удивительными.
При Людовике XII Баярд, преследуя разбитого противника, ворвался в Милан, где был взят в плен, но сразу освобожден Людовиком Сфорцой без выкупа в знак уважения к его военным заслугам. Затем Баярд принимал участие в сражении при Наваре и в 1503 году в военных действиях против испанцев в Неаполе. В Италии французам не повезло – Гонзальв Кордуанский заставил их отступать. Они расположились на отдых на берегу речки Гарильяно, через которую был перекинут деревянный мост. Их противники, испанцы, решили наказать французов за такую беспечность. Отряд, в двести кавалеристов, бросился к мосту, чтобы атаковать французов. Первым их заметил Баярд и бросился навстречу противнику. Испанцы шли по трое. Баярд защищал мост в одиночку до тех пор, пока не подоспела помощь. Испанцы никак не могли поверить, что им противостоял всего лишь один человек, а король Франции дал в награду храброму рыцарю надпись на герб: «Один имеет силу целого войска». Такую же славу принесла ему оборона города Венозы. Затем он сражался против генуэзцев (1507) и отличился в бою при Аньеделло (1509).
Когда у Людовика XII возникли несогласия с папой Юлием II, Баярд был послан на помощь к графине Мирандольской и герцогу Феррарскому. Баярд выдвинул план захвата папы на пути от Сан-Феличе к осажденной Мирандоле, однако совершить задуманное ему не удалось. Один из папских шпионов, перехваченных французами, предложил Баярду отравить Юлия II, однако Баярд с негодованием отверг это предложение.
В 1512 году Баярд получил тяжелое ранение при нападении на лагерь противника у Брешии. В 1513 году в неудачной для французов битве у Гинебата (Пикардия) он вновь оказался в плену, но его противники император Максимилиан и король Генрих VIII отпустили его без всякого выкупа. Император принял Баярда с уважением, а король предложил ему перейти к нему на службу, что было тогда весьма распространено. Но Баярд ответил, что у него «один Бог на небе и одно отечество на земле: он не может изменить ни тому ни другому».
В 1514 году Баярд был назначен правителем родной провинции Дофинэ, а на следующий год он сопровождал в военном походе в Италию французского короля Франциска I.
Баярд подготовил смелый переход Савильяно через Альпы и в Виллафранке взял в плен Проспера Колонну. В бою при Мариньяно Баярд проявил такое бесстрашие, что сам король, которому исполнился 21 год, пожелал быть посвященным в рыцари рукою Баярда. Тот сначала отказывался от такой чести, но король настоял. После посвящения Баярд сказал королю: «Дай Бог, чтобы вы не знали бегства».
В 1521 году за отражение войск Карла V, осаждавших Мезьер, Баярд получил от Франциска I командование ротой телохранителей в сотню человек. Ранее такое отличие предоставлялось только принцам крови.
В 1524 году Баярд был снова отправлен в Италию для завоевания Милана. Поход возглавил адмирал Бонниве, но успеха он не имел. Французы вынуждены были отступить к Альпийским горам через реку Сезию. Баярд командовал арьергардом, когда раненый адмирал передал ему командование над всей армией. Баярд отдал приказ удерживать мост через реку и сам бросился на испанцев, но был ранен в бок мушкетной пулей, раздробившей ему поясницу. Понимая, что скоро он умрет, Баярд приказал положить себя под дерево лицом к противнику. «Я всегда смотрел им в лицо и, умирая, не хочу показывать спину», – сказал он. Он отдал еще несколько приказаний, исповедовался и приложил к губам крест, который был у него на рукоятке меча. В таком положении и нашли его испанцы. К умирающему Баярду подошел коннетабль Карл де Бурбон, перешедший на сторону Карла V, и выразил свое сожаление о случившемся. Превозмогая боль, Баярд отвечал ему: «Не обо мне должны вы сожалеть, но о себе самом, поднявшем оружие против короля и отечества». Как жизнь, так и смерть этого славного воина были рыцарски образцовыми.
Борджиа считаются итальянцами, ибо в Италии зародилась и получила мировую известность их слава. Представители рода Борджиа были князьями, графами, владетельными вельможами, получившими титулы, владения и огромные доходы. Это семейство тесно связано с историей римской католической церкви. Деятельность членов клана Борджиа была направлена на завоевание нового жизненного пространства. Из представителей рода в историю вошли как мужчины, так и женщины, вернее одна женщина – Лукреция Борджиа.
Начиная разговор о Лукреции, прочно вошедшей в историю с вполне определенной характеристикой – распутница, кровосмесительница, отравительница, хотелось бы сказать в оправдание этой женщины, что она была лишь инструментом в политической игре ее отца и братьев. Лукреция родилась в то время, когда клан Борджиа укрепил свои позиции и приобрел огромное состояние и власть в Риме. Первый яркий пример отношения к мирским соблазнам дал дедушка Лукреции, фактически сотворивший из Борджиа тех, кем они стали.
Речь идет об Алонсо Борхо, впоследствии папе римском Каликсте III. Вся его жизнь – бесконечная череда тех проступков, за которые он должен был гореть в аду, но никак не быть избранным на престол римского первосвященника. С раннего детства девочка оказалась втянутой в политику и всю жизнь из-за этого страдала. Возможно, она находила утешение в искусстве, покровительницей которого она также была.
Отцом Лукреции был Родриго Борджиа, кардинал, а затем римский папа Александр VI. Кроме Лукреции у него было еще несколько сыновей (восемь или девять), так что сей служитель церкви явно воздерживался от обета целомудрия. Матерью четверых из них, в том числе и Лукреции, была Ваноцца Катани (Катанея) – римская аристократка. Чтобы дети не считались незаконнорожденными, Александр VI выдавал свою любовницу замуж за людей почтенного возраста, и делал это трижды. Дети думали, что их родной отец Доменико д'Ариньяно, один из мужей Ваноццы, а настоящего родного отца считали дядей. Детей от Ваноццы Родриго Борджиа любил больше других своих бастардов. Они проживали в роскошном доме, где кардинал мог навещать их, в отличие от «родного» отца, который там даже не показывался. Родриго заботился об их воспитании и образовании. Хуана в возрасте шести лет он отправил в Испанию к родственникам, с перспективой получить высокий пост в испанской армии. Джованни – самому младшему и любимому сыну – Родриго подготовил высокую светскую должность в Риме. Чезаре должен был стать кардиналом, хотя последний мечтал о военной карьере. Лукреция была поздним ребенком, когда она родилась, Родриго было уже 49 лет, а Ваноцце 37. Как и братья, внешностью она пошла в мать, унаследовав от нее белоснежную кожу, зеленые глаза и золотистый цвет волос. Любой человек, видевший молодых Борджиа, находил их очень красивыми. Лукреция же имела необыкновенное изящество и грацию, которые сохранила до зрелых лет, а по-детски невинное выражение лица придавало ее ослепительной красоте неотразимое очарование. С детства и навсегда она стала разменной монетой в политических играх клана Борджиа.
Когда Лукреции еще не исполнилось и года, первый муж Ваноццы скончался, и она была срочно выдана замуж вторично. В отличие от первого, второй муж не был «фиктивным», на что рассчитывал Родриго Борджиа, и вскоре на свет появился сын Октавиано. Старшие братья Борджиа невзлюбили малыша и не скрывали этого. Мальчику постоянно доставались побои, щипки, у него отнимали лакомства. Лукреция любила малыша и не могла понять, почему ее старшие братья называют его «ублюдком» и постоянно обижают. Когда девочке было шесть лет, маленький Октавиано и его отец – второй муж Ваноццы, Джорджо ди Кроче, умерли от туберкулеза. Девочка очень переживала их смерть. Тогда-то она и узнала, кто ее настоящий отец – братья «просветили» ее, чтобы она не убивалась из-за чужих людей. Лукреция приняла это известие с радостью, но все равно продолжала горевать об умерших.
Вскоре Ваноцца была снова выдана замуж, а дети для приобретения светских манер были отправлены в дом дальней родственницы Борджиа – Адрианы Орсини. Затем Джованни уехал в Испанию, к брату, чтобы тоже стать военным, так как получение светской должности оказалось трудным делом. Чезаре и Лукреция остались вдвоем. Главой дома был Вирджинио Орсини, который обучал Чезаре основам воинской науки и владению оружием, будучи сам прекрасным воином. Он не раз говорил кардиналу, что Чезаре не должен стать священником, что его призвание – армия, но кардинал был непреклонен. В конце концов Чезаре отправили учиться в университет изучать каноническое право, чтобы стать епископом, и Лукреция осталась совсем одна. Хотя все ее дни были заняты получением всестороннего образования, необходимого для римлянки знатного происхождения, она очень скучала по братьям, особенно по Чезаре.
Вскоре в доме Орсини появилась еще одна девочка – Джулия Фарнезе. Она считалась невестой сына Орсини и, по обычаям того времени, должна была несколько лет до вступления в брак провести в доме будущей свекрови. Лукреция и Джулия подружились, но затем Джулия стала любовницей отца Лукреции – кардинал Родриго в свои 60 лет все еще был жаден до наслаждений. Адриана Орсини спокойно отнеслась к связи невесты сына и Родриго, надеясь, что последний поможет Орсини занять высокий пост. Что касается Лукреции, то она ревновала отца к подруге. Ей было обидно, что отец стал уделять больше внимания Джулии, забыв о собственной дочери. Эта ревность довела Лукрецию до отчаянного шага – девушка решила поменяться с подругой местами. Однажды, когда Родриго прибыл в дом Орсини к Джулии, Лукреция, закрыв подругу в комнате, сама пришла к отцу под ее видом. Родриго сразу раскрыл обман, но, идя навстречу желанию дочери, провел с ней ночь.
Вскоре Лукреция стала женой испанца де Санталлеса. Этот брак и браком нельзя было назвать. Родриго не желал отпускать дочь в Валенсию, где ее муж имел владения. Он выговорил особый пункт в брачном договоре, что Лукреция отправится к мужу, когда «будет готова». Брак был совершен по доверенности – муж и жена так никогда и не видели друг друга.
Став папой под именем Александра VI, Родриго Борджиа использовал все средства для укрепления власти и влияния как на престоле Св. Петра, так и во всей Италии и за ее пределами. Одним из инструментов этой борьбы стала и его собственная дочь – Лукреция. Александр VI решил, что для Лукреции брак с валенсийским сеньором недостаточно выгоден. Брачный союз был быстро расторгнут по причине того, что он так и не состоялся. Поначалу, играя в благочестие, Александр VI решил отправить Лукрецию в Испанию, для чего состоялась помолвка ее с испанским дворянином – доном Гаспаро де Просида, графом Аверза. Но тут события начали разворачиваться таким образом, что стало не до игр: надо было укреплять реальную власть, ибо позиции папы в Папской же области были весьма слабы.
С целью укрепления своего положения Александр VI решает, что для него выгодно породниться с миланским герцогом Людовиком Моро, одним из самых сильных государей Италии, так же, как и папа, борющимся против арагонской династии, восседающей на троне Неаполя. В силу этого брак Лукреции с родственником Моро Джованни Сфорца, владетелем Пезаро, становится решенным делом. И в 1493 году Лукреция в возрасте 13 лет впервые официально выходит замуж. Если в этом и был некий грех, то папа, наместник божий на земле, освободил свою дочь от него. Свадьбу сыграли открыто и так пышно, что даже привычные ко многому римляне были удивлены. Но, как вскоре выяснилось, удивляться отныне им предстояло часто.
После замужества Лукреция расцвела. Современники с редким единодушием (почти с таким же они осуждают Александра VI и Чезаре) отмечают красоту «золотоволосой» Лукреции, ее необыкновенное, никогда не иссякающее веселье и грацию. Подобные достоинства привлекли внимание – самое пристальное – всей мужской половины семейства Борджиа. По Риму поползли слухи об интимной связи Лукреции с отцом и братом Чезаре, ведь она была любящая дочь и сестра. Правда, сплетники утверждали, что сердце Лукреции отдано старшему брату – блестящему Хуану, герцогу Танди, который приобретал все новые милости и быстро продвигался в карьере. Чезаре ему люто завидовал.
В этих связях вина Лукреции (не по нормам морали того времени и места, а по более общим) не так уж и вопиюща. Просто она с детства зависела от окружающей ее обстановки, что сформировало ее характер, пассивно-равнодушный к абстрактным понятиям добра и зла. Ее воспитали – и внушениями, и всеми примерами – без всяких нравственных ориентиров, без сознания своего женского достоинства и чувства женской стыдливости, воспитали в духе слепого подчинения собственным инстинктам – страха (перед волей рода) и сладострастия (своего и своих близких). Поэтому она не чувствовала никакого смущения, отдавая себя мужу, некоторым своим друзьям, отцу и братьям. Трудно сказать, насколько это устраивало остальных, но Чезаре не желал ее делить с кем-либо (может быть, кроме мужа и отца). Во всяком случае, Хуану и любовникам Лукреции в этом списке не было места. С этого времени при дворе по инициативе Чезаре происходит ряд немотивированных (с точки зрения политики) убийств. Но они прекрасно объясняются, если взять за точку отсчета симпатии Лукреции.
Жизнь весело катилась вперед, но в папской повозке перестало хватать места мужу Лукреции. Тому было несколько причин, главная – политическая. Ныне пришло время сближения Борджиа с арагонской династией, правившей в Неаполе. Следствием этого стали женитьба младшего сына Александра VI Джованни на неаполитанской принцессе и предстоящий брак Лукреции с побочным сыном короля – герцогом Альфонсом Бишельи.
Неожиданно Лукреция и ее муж отбыли в его имение – Пезаро. Мужу Лукреции претил разврат римского двора жены, а Лукреция не имела никаких возражений вести тихую жизнь в провинции, надеясь обрести там счастье. Все складывалось удачно для пары, но этот рай долго не продлился. Папа и брат Чезаре были просто взбешены поведением Лукреции, и в Пезаро был послан вооруженный отряд. Лукрецию требовали вернуть в Рим, а за неподчинение грозили объявить Сфорца государственным преступником. Такому требованию пришлось подчиниться. Чтобы не рисковать в дальнейшем, брак следовало срочно расторгнуть. За дело взялся Чезаре, ставший к тому времени епископом Валенсии. Он организовал покушение на Сфорца, который чудом остался жив, после чего согласился оставить Лукрецию. Официально, чтобы соблюсти правила приличия, если они еще были кому-то нужны, его обвинили в бесплодии, после чего брак мог быть расторгнут. Но должно было пройти полгода для того, чтобы конклав утвердил это решение.
Время до бракоразводного процесса семейство Борджиа проводило как обычно. Не найдя для себя более срочных дел, Чезаре Борджиа решил расправиться с родным братом. Чезаре очень мешал Хуан, мешал во всем. И неизбежное произошло: после дружеской пирушки двух братьев Хуан был убит наемными убийцами по приказу Чезаре. Его зарезали и бросили в Тибр. Свидетелем этого был один из жителей города, который позднее, после начала розысков, спокойно признался, что за свою жизнь видел не раз, что бросали в реку в сказанном месте в разные ночи убитых, и никогда за это не было никакого ответа, поэтому и данному случаю он не придал значения.
Александр VI устроил небывалое расследование убийства сына, и, пока было доказано, что это сделал Чезаре, очень много невинных людей скончалось под пытками, пытаясь доказать свою непричастность к этому убийству. Александру VI было необходимо представить это убийство как заговор против семьи Борджиа. Узнав правду о смерти старшего сына, он сильно горевал, но затем простил Чезаре.
Смерть Хуана потрясла Лукрецию, и она приняла решение уйти в монастырь. И ушла. Семья не желала потерять ее из-за семейных раздоров, ведь надо было жить дальше. Жить и завоевывать новое жизненное пространство, и для этого семье Борджиа была необходима Лукреция. Ей писали в монастырь письма, к ней приезжал Чезаре, но она не пожелала увидеться с братом, а на все письма отвечала, что хочет провести остаток дней в святой обители.
Интересно, что некоторое время спустя в доме Лукреции появился и стал воспитываться ребенок – мальчик Джованни, которому было три года. Лукреция называла его своим братом. Александр VI этого же мальчика называл то сыном Лукреции и Чезаре, то Лукреции и своим. В последнем случае определение Лукреции малыша как «брата» частично справедливо. И к тому же – и в первом, и во втором случаях – косвенно подтверждается версия о бесплодии первого мужа Лукреции. Но это был плод настоящей любви Лукреции и Педро Кальдеса – одного из камердинеров Александра VI.
А было это так. Чтобы вызволить дочь из монастыря, папа подослал к ней служанку. Девушку звали Пантисилеей. Вместе с ней Лукреция получила множество красивых и богатых нарядов, а в обязанность служанки входила задача вернуть Лукреции вкус к мирской жизни. С этим Пантисилея справилась успешно, она рассказывала Лукреции о балах и праздниках, причесывала и одевала ее так, чтобы красота Лукреции стала заметнее, говорила ей, что многие римлянки подражают ей, взяв Лукрецию за образец красоты, и так далее. Александр VI получал отчеты о настроениях дочери, и, когда наступил подходящий момент, он прислал к ней в монастырь Педро Кальдеса. Это был самый красивый камердинер папы, и он должен был пробудить в Лукреции воспоминания о жизненных наслаждениях. Ему это удалось даже больше, чем желал папа. Между Лукрецией и Кальдесом возникла не просто связь, а настоящая любовь. Скоро Лукреция почувствовала, что она забеременела. Пантисилея так привязалась к своей госпоже, что стала прикрывать их связь. Для Лукреции наступили самые счастливые и самые горькие дни – с одной стороны, рядом с ней находился нежно любимый человек, с другой – она понимала, какой опасности подвергает возлюбленного. Она желала стать законной женой Педро и родить их ребенка.
Когда ее беременность стала очень заметна, Лукреция решилась сознаться во всем отцу. Она надеялась, что счастье дочери для Александра VI главное. Но ошиблась. Отец был возмущен до глубины души, но его гнев был ничем, по сравнению с бешеной яростью брата Чезаре. С огромным трудом понтифику удалось отговорить Чезаре повременить с местью. Лукреции было обещано, что после развода со Сфорца она станет женой любимого Педро. Но не раньше, чем ребенок появится на свет – ведь перед конклавом ей следовало предстать девственницей. Ребенок должен родиться тайно, в стенах монастыря. И Лукреция поверила обещаниям своих родственников. Правда, перед конклавом она предстала раньше, будучи на седьмом месяце беременности. Несмотря на специально расшитое платье с завышенной талией, о ее беременности стало известно, и многие удивлялись, как ей удалось сохранить девственность. Но эти мелочи никого не интересовали.
Счастливая Лукреция ждала момента рождения ребенка и возможности покинуть Рим вместе с Педро Кальдесом, чтобы обвенчаться где-нибудь в провинции. Во время родов рядом с ней была верная Пантисилея, а когда на свет появился мальчик, Лукреция послала ее известить об этом Педро Кальдеса. Затем она уснула, получив приличную дозу снотворного. Пробуждение было ужасным. Первыми, кого увидела Лукреция, были ее отец и брат. Они сказали ей, что ее возлюбленный Педро и ее служанка убиты неизвестными злоумышленниками, а сын, названный Джованни, отдан на воспитание надежным людям.
Едва оправившись от родов, Лукреция была выдана замуж за герцога Альфонсо Бишельи. Муж был моложе супруги на два года, но, несмотря на разницу в возрасте, он сильно полюбил жену, которая со временем ответила ему взаимностью. Их брак длился пять лет. Жили они в Риме, при Александре VI. Сюда же прибыли и Гоффредо – сын Александра VI и Ваноццы, которого отец долгое время не признавал своим ребенком, еще один брат Лукреции. Он прибыл в Рим с женой Санчией, которая приходилась сестрой мужу Лукреции и была ее давняя подруга. Жили они весело – карнавал следовал за карнавалом, давались пышные пиры, устраивались балы и литературные вечера. В течение пяти лет супружества у Лукреции и Альфонсо родилось трое детей, но только последний – сын Родриго, названный в честь дедушки – выжил.
Только Чезаре был недоволен. Он никак не мог понять, как его сестра может любить кого-то, кроме членов клана Борджиа. Он готов был зарезать Альфонсо сразу после брачной церемонии, и только Александр VI останавливал его, говоря, что время для этого еще не пришло.
Второй брак Лукреции закончился для ее супруга более печально – политические интересы диктовали сближение Борджиа с французским королем Карлом VIII и разрыв с неаполитанской династией. Здесь надлежало действовать решительно, и вновь за дело взялся Чезаре. Взялся с огромным удовольствием.
Однажды на лестнице храма Св. Петра четверо неизвестных в масках напали на Бишельи. Ему было нанесено пять ножевых ран: он упал, и убийцы, уверенные в успехе дела, скрылись. Но герцог очнулся и сумел добраться до внутренних покоев. Целый месяц он был между жизнью и смертью. Лукреция и Санчия не оставляли Альфонсо ни днем, ни ночью. Они сами готовили для него еду и перевязывали раны, не позволяя никому приближаться к Альфонсо. Наконец, дело начало двигаться вроде бы к выздоровлению. Чезаре, недовольный подобным оборотом дела, произнес зловеще: «Что не сделано за обедом, совершится за ужином», – и через несколько дней муж Лукреции был задушен. Это произошло так. В комнату к Альфонсо прибыл отряд охраны Ватикана с приказом от имени папы арестовать Альфонсо, обвиненного в измене. Сам папа находился в соседней комнате, и когда женщины пришли к нему за объяснением, охранники воспользовались моментом и покончили с мужем Лукреции.
Если Лукреция могла как-то оправдать родных за убийство Педро Кальдеса, то убийство законного мужа оправданию не подлежало. Она удалилась вместе с сыном в замок Непи под предлогом боязни за жизнь ребенка, не желая иметь никаких отношений ни с отцом, ни с братом. Лукреция положенные полгода носила траур по мужу – одевалась в черное и белое, не принимала гостей, ела только на простой посуде. Александр VI и Чезаре решили ждать, когда она одумается и сама вернется в Рим. И ждали бы они долго, если бы не случай с Гоффредо. Развлечением последнего было похищение понравившихся ему женщин. Но однажды, когда он ворвался в дом, где жила его «очередная жертва», ему было оказано такое сопротивление со стороны мужчин, что он оказался прикован к постели и жить ему оставалось недолго. Его жена Санчия увезла Гоффредо в Неаполь и ухаживала за ним до конца. Для клана Борджиа Гоффредо был потерян. Потерять еще и Лукрецию Борджиа не могли.
Тогда папа пошел на то, что пообещал дочери при условии ее возвращения в Рим и примирения с Чезаре вернуть ей сына от Педро Кальдеса – Джованни. Ради сына Лукреция вернулась и познакомилась с ним, когда он воспитывался у дедушки в Ватикане. Но она так и не могла сказать Джованни, что является его матерью.
Вскоре Чезаре, пройдясь огнем и мечом по землям Италии, стал герцогом Романьи. И укрепляя эту позицию, он вместе с отцом вновь жертвует Лукрецией, выдав ее за наследного принца соседней с Романьей Феррары – Альфонсо д'Эсте, члена одного из стариннейших княжеских семейств в Италии. Отец Альфонсо не желал соединяться с домом Борджиа, но соблазнился огромным приданым Лукреции.
Затем была отпразднована пышная свадьба, о которой Бурхард написал следующие строки: «Свадьбу отпраздновали с такой пышностью, какой не знала даже языческая древность. На ужине присутствовали все кардиналы и высшие придворные духовники, причем каждый из них имел у себя по бокам двух благородных блудниц, вся одежда которых состояла из прозрачных муслиновых накидок и цветочных гирлянд. После ужина 50 блудниц исполнили танцы, описать которые не позволяет приличие, – сначала одни, а потом с кардиналами. Наконец, по сигналу Лукреции накидки были сброшены, и танцы продолжались под рукоплескания его святейшества. Затем перешли к другим забавам. Папа подал знак, и в пиршественном зале были симметрично расставлены в 12 рядов огромные серебряные канделябры с зажженными свечами. Лукреция, ее отец и гости кидали жареные каштаны, и блудницы подбирали их, бегая совершенно голые, ползали, смеялись и падали. Более ловкие получали от его святейшества в награду шелковые ткани и драгоценности. Наконец папа подал знак к состязанию, и начался невообразимый разгул. Описать его и вовсе невозможно: гости проделывали с женщинами все, что им заблагорассудится. Лукреция восседала с папой на высокой эстраде, держа в руках приз, предназначенный самому пылкому и неутомимому любовнику».
Однако все, даже самое веселое и интересное, имеет свой конец. Так и здесь – празднество бракосочетания подошло к концу: пора было собирать приданое (100 тысяч золотых дукатов) и уезжать в Феррару. Прощай, Рим!
Отныне – после свадьбы с д'Эсте – уходила в прошлое развратная и пошлая римская жизнь Лукреции. Она с мужем уезжала в его владения и там стала вести более добропорядочную, нежели в Риме, жизнь. Но отношения с новым мужем не стали близкими. Супруг делил с ней ложе только в надежде заиметь потомство. Ему нравился другой тип женщин, с более пышными формами и более чистый в нравственном отношении, а о прошлом своей жены он был прекрасно осведомлен.
Дом мужа мало чем отличался от прежнего места обитания Лукреции. Здесь так же братья и сестры ревновали друг к другу и жестоко мстили за обиды. Так, например, за то, что Анжела Борджиа предпочла красавца Джулиано его брату Ипполитто, последний изуродовал внешность Джулиано и лишил его зрения. У Лукреции были очень непростые отношения с сестрой мужа Изабеллой, которая претендовала на место первой красавицы Италии и видела в Лукреции соперницу. Изабелла хотела слыть покровительницей искусств и искренне завидовала Лукреции, которую в Риме всегда окружали поэты и музыканты.
Не найдя в муже понимания, Лукреция не удержалась и завела себе любовника. На этот раз в лице брата мужа – кардинала д'Эсте. Связь получила огласку, и Чезаре, ревнуя, обещал разделаться со счастливцем. От мужа подобных заявлений не поступало. Но все обошлось. Жизнь шла своим чередом. Лукреции никак не удавалось родить мужу наследника. Первый ее ребенок умер через несколько дней после рождения, вторая беременность закончилась выкидышем, а во время третьей в Ферраре началась эпидемия чумы – Лукреция заразилась, и у нее случились преждевременные роды.
Спустя некоторое время после отъезда Лукреции ее отец и брат допустили трагическую ошибку, отведав яду, приготовленного ими для ряда кардиналов. (Правда, есть и другая версия случившегося, а именно, что кардиналы устроили заговор и папа и Чезаре были специально отравлены.) Папа умер, Чезаре еле выжил, но дела его пошли прахом: преемники его отца на папском престоле начали гонения на Борджиа. Чезаре был арестован, после бежал, затем поступил на службу к королю Наварры и погиб в бою в 1513 году.
После смерти Александра VI новый понтифик был готов признать брак Альфонсо и Лукреции недействительным, так как он был совершен по принуждению прежнего папы. Но муж отказался разводиться с Лукрецией, хотя отношения между супругами оставались прежними. После смерти своего отца, он стал герцогом Феррары. И вскоре Лукреция родила ему сына, которого назвали Эрколе. Их брак продолжался еще 10 лет. В дальнейшем у нее родилось еще шестеро детей от Альфонсо, двое из которых умерли в младенчестве. Судьба ее сыновей – Родриго и Джованни, которые после смерти Александра VI были отправлены к родственникам в Испанию, сложилась так – Родриго умер в Испании, а Джованни с разрешения герцога переехал жить к матери в Феррару.
Лукреция же тихо жила в Ферраре, где, по мнению современников, пыталась поднять нравы высшего общества, боролась с роскошью, отличалась религиозностью и благотворительностью, она даже закладывала драгоценности, чтобы помочь бедным. Сложно сказать, то ли это было действительное раскаяние, то ли тонкая игра, в которой были сильны все Борджиа. Во всяком случае, известно, что она умерла в 1519 году в Ферраре от родильной горячки, произведя на свет нежизнеспособную девочку. Известно также, что в Ферраре Лукреция заслужила прозвание «матери народа».
«В те времена, – пишет Ги Бретон о Диане де Пуатье, – когда женщины считались старухами в тридцать лет, такая женщина казалась удивительной и даже необычной». Французский двор считал Диану самой красивой женщиной, многие завидовали ей и пытались подражать.
И действительно, Диана де Пуатье вошла в историю не только как фаворитка французского короля Генриха II, но и как женщина, внешность которой служила еще долгое время эталоном красоты. Она стала возлюбленной Генриха еще тогда, когда он не был королем Франции, и была значительно старше его. Но Генрих испытывал к Диане пылкие чувства с первой их встречи и до конца своей жизни. Это была рыцарская любовь, начало которой положил турнир, и турниром же она закончилась.
Диана родилась в одной из знатнейших семей королевства в 1499 году. Ее бабкой была Жанна де Латур де Булонь, и по этой линии Диана приходилась родственницей жене Генриха II – Екатерине Медичи. (Жанна де Латур была теткой матери Екатерины.) Отцом Дианы был Жан де Пуатье де Сен-Валле.
Проведя детство в родительском доме, Диана в возрасте тринадцати лет была выдана замуж за графа де Брезе дю Молеврие – великого сенешаля Нормандии. Она была счастлива с Луи де Брезе, хранила мужу верность и подарила ему восьмерых детей, из которых выжили только две дочери. Диана была не только красива, но и хорошо образованна, и муж очень уважал ее и часто прислушивался к ее советам.
В 1525 году ее семейная жизнь была омрачена политическими событиями. Король Франциск I начал расправу над сторонниками коннетабля. Карл де Бурбон, бежал из Франции к германскому императору Карлу V. Отец Дианы был среди его сторонников. Жана де Пуатье арестовали и ему грозила смертная казнь. Оставить отца Диана не могла и отправилась в Париж, чтобы молить короля о милосердии. Жан Де Пуатье получил прощение, и это дало повод всевозможным слухам. Говорили даже, что жизнь отца была куплена ценой невинности, но к тому времени Диана состояла в браке уже 13 лет и имела детей, что дает повод и другие слухи о связи Дианы и Франциска I оставить без внимания. Кроме того, сердце Франциска уже тогда было отдано будущей герцогине д'Этамп.
В следующем году Франциск I попал в плен к германскому императору, и его свобода была куплена ценой обмена на свободу двух его сыновей – 10-летнего дофина Франциска и 8-летнего принца Генриха. Дети французского короля были отправлены к германскому императору, и, по некоторым сведениям, именно в тот момент и произошла первая встреча принца Генриха с Дианой де Пуатье. По воспоминаниям, именно Диана оставалась с принцем, успокаивала напуганного юношу и ободряла его до того момента, когда за ним пришла лодка и он отправился в неизвестность. Юный Генрих уже тогда был поражен ее красотой.
Дофин Франциск и принц Генрих снова обрели свободу через пять лет. В марте 1531 года состоялась свадьба короля Франциска I с Элеонорой Австрийской, и в честь этого торжественного события был проведен турнир. Это был первый турнир, в котором принял участие принц Генрих. На нем присутствовала Диана с мужем. Генрих подъехал к тому месту, где они находились, и склонил перед Дианой свой штандарт, выбирая ее дамой своего сердца.
В том же году Диана де Пуатье потеряла мужа – великий сенешаль Луи де Брезе скончался. Они прожили в браке 19 лет, и эти годы были для Дианы счастливыми. Она искренне скорбела, и даже в дальнейшем, став фавориткой Генриха, она говорила, что часто вспоминает мужа и продолжает тосковать о нем. Диана де Пуатье до конца жизни носила траур – черный и белый цвета. Эти же цвета стали и цветами Генриха. В то время еще никто не мог предположить, что Диана станет фавориткой принца и эта связь продлиться всю жизнь Впрочем, никто и не думал, что принц Генрих станет королем Франции – дофином был его старший брат Франциск.
В 1533 году принц Генрих женился на Екатерине Медичи, что было бы невозможным, если бы он был дофином. Брак этот шокировал многих, но римский папа Климент VII, племянницей которого была Екатерина, обещал дать за ней в качестве приданого Геную, Милан и Неаполь, против чего король Франциск I не смог устоять. Екатерина не была красивой, но обладала очарованием и изяществом. Принц не любил жену, для него не существовало другой женщины, кроме Дианы, и он всеми силами добивался ее взаимности. Не сразу, но все-таки он добился ответного чувства. Любовная связь Генриха с Дианой началась тогда, когда принцу исполнилось 19 лет, Диана же приближалась в то время к сорокалетнему возрасту. Екатерина, как женщина умная, не стала закатывать сцен, понимая, что при открытой атаке на чувство мужа она может одним ударом все потерять. Она запаслась терпением и ждала, сохраняя хорошие отношения с соперницей, хотя, естественно, и не отказываясь от ведения тайной войны и мимолетных уколов, прикрытых иронией и остроумием. Но Диана также была умной женщиной, к тому же старше и опытней. Она не снисходила до открытой вражды и даже заставляла Генриха проводить время с законной супругой. Пожалуй, она была в числе немногих придворных, которые не стали относиться к Екатерине враждебно, после того как обещанного приданого за ней не дали – папа Климент VII скоропостижно скончался, так и не выполнив обещания.
Генрих стал дофином неожиданно. В 1535 году его брат Франциск внезапно скончался, проболев только одну ночь. Предполагалось, что старший сын Франциска I был отравлен. В этом злодеянии обвинялись и германский император, и, естественно, Екатерина Медичи, ведь флорентийцы славились как отравители. Некоторые приписывали это и Диане де Пуатье, хотя причин у нее не было. Виновных так и не нашли, и дофином стал Генрих. При дворе у Дианы де Пуатье была более грозная соперница – фаворитка короля Франциска I герцогиня д'Этамп. Можно сказать, что шла война двух фавориток – короля и дофина. Диана не скрывала своего возраста, просто она действительно выглядела гораздо моложе своих лет. В свои 49 лет Диана была свежа, бодра, стройна и необычайно красива. Все это вызывало подозрение. Сплетники в угоду королевской фаворитке говорили, что Диана занимается колдовством, приготовляя для себя мази с целью поддержания молодости. Другие считали, что она не так уж и хороша, просто, перед тем как появиться в свете, она долгое время проводит у зеркала, «правя лицо» с помощью косметики, что зубы у нее вставные, а пышность прическе придают дорогие накладные волосы. На самом деле секрет ее был очень простым. Диана вставала в шесть утра, принимала холодную ванну, иногда со льдом, а затем три часа в любую погоду устраивала себе верховую прогулку. Вернувшись, она после легкого завтрака нежилась в постели до полудня с книгой в руках. Она почти не употребляла косметики, считая, что от нее может поблекнуть свежесть кожи.
Молодые дамы при дворе короля стремились подражать Диане, копировали ее прическу, жесты, походку. По почти общему мнению, она была эталоном красоты, к которому следовало стремиться и который еще долгое время после ее смерти был признан совершенством. А эталон был следующим:
Три вещи должны быть белыми – кожа, зубы, руки;
три – черными – глаза, брови, ресницы;
три – красными – губы, щеки, ногти;
три – длинными – тело, волосы, пальцы;
три – короткими – зубы, уши, ступни;
три – узкими – рот, талия, щиколотки;
три – полными – руки, бедра, икры;
три – маленькими – нос, грудь, голова.
Анна д'Этамп пыталась уверить короля, что Диана опоила молодого Генриха колдовским зельем, и, кстати, из ее окружения и пошел слух, что в смерти молодого Франциска виновата Диана де Пуатье. Если бы король поверил в эти сплетни, то по законам того времени Диана могла бы лишиться жизни, но на ее счастье Франциск I не особенно слушал болтовню своей фаворитки относительно соперницы и даже веселился, наблюдая за «войной двух красавиц». В 1538 году в Париже был распространен памфлет, состоящий из нелестных выражений в адрес Дианы де Пуатье, где она называлась самой уродливой женщиной при дворе, самой старой, самой отвратительной, самой потрепанной и так далее. Но, несмотря на все старания поэта, памфлет не имел успеха.
Тогда герцогиня д'Этамп решила лишить Диану окружения. Сторонников фаворитки дофина «возглавлял» скульптор Бенвенуто Челлини. Он не раз для своих работ брал за образец Диану. По поручению короля Челлини работал над статуями для фонтанов Фонтенбло. Герцогиня добилась, чтобы его работы и наброски были уничтожены, а заказ передали другому художнику. Для Челлини это был тяжелый удар, но он мужественно его выдержал и не только не покинул Париж, но и не отступился от Дианы.
Екатерина Медичи явно не поддерживала ничью сторону, хотя больше импонировала Диане. Да и после смерти дофина Франциска Екатерине пришлось быть особенно осторожной, так как она была одной из подозреваемых в злодеянии, имевших причины для его устранения. Она же вела себя безукоризненно и к моменту смерти дофина была всем известна как обожательница свекра-короля, старавшаяся всегда быть при нем – из-за сильной к нему привязанности и преклонения. Подобное отношение к королю поставило весь дом Медичи вне подозрений. Екатерина с достоинством вышла из этого испытания и с достоинством стала наследницей трона французских королей. Подобное отношение к королю она сохранила и после того, как ее муж стал дофином.
Вскоре в противостояние герцогини и жены сенешаля (так с иносказательным напоминанием звали Диану в царствование Франциска I) вмешалась и религия. Герцогиня д'Этамп поддерживала Кальвина и протестантов, де Пуатье вместе с герцогами Гизами стояла во главе католической партии. Сам Франциск I долгое время поддерживал протестантов – для ослабления Карла V, но потом начал яростное их преследование. Диана же выдала обеих своих дочерей, рожденных в браке с Луи де Брезе, – одну за Робера Ламарка, герцога Бульонского, принца Седанского, другую за Клода Лотарингского, герцога Омальского, что вкупе с католической ориентацией укрепило ее позицию.
Отношения Генриха и Екатерины осложнялись отсутствием у них детей. Двор обвинял в этом Екатерину, которая долгое время не могла подарить мужу наследника. Так что, взойди сейчас Генрих на престол, он имел бы прекрасный повод для развода – ибо наследники монархов находились под особым попечением провидения и церковь всегда шла навстречу монархам в подобной ситуации. В случае развода с Екатериной брак с Дианой де Пуатье мог бы состояться, но скорее всего Диана не стремилась стать супругой Генриха.
После долгих всевозможных лечений и советов врачей причина отсутствия детей у супругов была установлена. Утверждают, что виновником их отсутствия был Генрих, и ему пришлось даже подвергнуться операции. Но, с другой стороны, у Генриха было двое внебрачных детей, рожденных от разных женщин, и это дает повод думать, что причина бездетности была в обоих супругах. Но как бы то ни было, в дальнейшем Екатерина подарила Генриху 12 детей. У Дианы и Генриха совместных детей не было.
Генрих «позволял» себе и другие «увлечения», но все они были не серьезными. Верность он хранил только Диане. Этого нельзя сказать о его отце – короле Франции Франциске I, который, оставляя в официальных фаворитках герцогиню д'Этамп, очень часто позволял себе увлекаться другими женщинами. Одно их таких увлечений и привело короля к трагическому концу. Желая обладать женщиной, имя которой не сохранилось в анналах истории, он вместе с ней приобрел и «неаполитанскую заразу» – неизлечимое заболевание, от которого и скончался в 1547 году.
Дофин Генрих стал королем Франции – Генрихом II. Диана де Пуатье стала почти что королевой Франции. Двор ждал, что она начнет расправу со своими бывшими противниками, и первой в этом списке стояла герцогиня д'Этамп, которая вернулась ко двору незадолго до кончины Франциска I. Герцогиня не стала ждать и бежала в Лимурийский замок, но и там она не чувствовала себя спокойно, боясь за свою жизнь – слишком много она вредила фаворитке Генриха. Но графиня де Пуатье на удивление всем не стала мстить. Она забыла все обиды и не унизилась до расправы с бывшими «противниками», которые, поняв, что расправы не будет, стали возвращаться в Париж из своих имений. Многие оценили благородство Дианы и искренне просили у нее прощения за прежние обиды. Анна д'Этамп в Париж не вернулась и до конца своих дней проклинала Диану, не в силах оценить проявленное той милосердие.
Отношения графини и супруги короля Екатерины Медичи тоже изменились, хотя внешне остались прежними. Только ближайшие соратники из окружения королевы догадывались, как она ненавидит свою соперницу.
А возможно, Екатерина считала на тот момент Диану лучшим вариантом, так как на любовь Генриха рассчитывать не приходилось, и кто бы заменил Диану в сердце Генриха, также было неизвестно. А графиня де Пуатье имела такт и соблюдала видимые приличия. Ее влияние на короля было огромным, но разумным, и интересы государства также в них учитывались. Екатерина, когда ей удавалось остаться с мужем наедине, тоже вносила свою лепту в формирование Генриха как государя. Она не говорила с мужем о чувствах или о сопернице. Беседы шли о политике, о способах управления государством, об отношениях короля и знатнейших людей королевства. Наблюдая много лет за супругом и Дианой, Екатерина поняла, что та держит короля не только красотой (и уж конечно не колдовством), но и умом, в котором отказать ей было нельзя. Королева была весьма образованной женщиной, не менее умной, чем ее соперница, и именно это она и пыталась доказать мужу.
Начиная с 1543 года она ежегодно рожала королю детей и почти полностью удалилась от государственных дел. Ей оставалось только наблюдать за схватками придворных партий и демонстрировать свою любовь к Диане, с которой король проводил большую часть времени.
Для Дианы де Пуатье не было секретом истинное отношение к ней Екатерины. Двор относился к обеим женщинам с должным почтением, хотя многие и не понимали, как король может отвергать молодую и приятную супругу ради женщины, которая по возрасту годилась ему в матери. Сама Диана относилась к Екатерине Медичи уважительно и почтительно, никогда не проявляя враждебности. А в 1550 году во время путешествия в Жуанвиль, когда Екатерина заболела какой-то неизвестной болезнью, Диана осталась рядом с ней. Придворные предпочли покинуть королеву, боясь заразы, но Диана не ушла. Именно она обеспечила королеве круглосуточный уход, вызвала из Парижа врача, которому покровительствовала Екатерина, навещала больную по несколько раз в день и молилась за ее здоровье. Вскоре Екатерина поправилась, но к Диане чувства благодарности она не испытывала.
При королевском дворе находилось много врачей, алхимиков и предсказателей, которым покровительствовала королева. Одним из них был знаменитый Мишель Нострадамус, предсказавший Генриху II смерть во время турнира. Другой астролог Люк Горик назвал время гибели короля. Всего этого было достаточно, чтобы Екатерина с началом 1559 года постоянно просила супруга отменить все турниры или не участвовать в них. Но Генрих не верил предсказаниям, и в 1559 году в возрасте сорока одного года вышел на бой на копьях с графом Монгомери. Граф отказывался от опасной чести, но король настоял, не подозревая, что бьется в последний раз. В сшибке граф перебил королевское копье, и обломок его попал Генриху в глаз. Он умер через 11 дней, запретив преследовать своего невольного убийцу.
Генрих был еще жив, но Диану де Пуатье к нему не допускали по приказу королевы. Екатерина прислала ей подробный список того, что требовала вернуть как «принадлежащее короне» – украшения, подаренные королем, сервизы и золотые кубки. После смерти короля Диана прислала королеве все согласно списку, «приложив» еще и свой замок Шенонсо с прилегающими землями. Снова благородный жест. Но в этот раз и Екатерина решила быть благородной и предложила Диане поместье Шомон-сюр-Луар.
Обмен состоялся. Диана уехала в свои владения, которые не покидала до самой смерти. В последние годы жизни она основала несколько приютов и больниц, которые содержала на собственные средства. Екатерина ее не преследовала: она была политиком и понимала, что Пуатье более не опасна, а поддаваться в политике эмоциям – непозволительная роскошь.
Диана де Пуатье скончалась 22 апреля 1566 года. Оставшиеся с ней друзья уверяли, что даже смерть не смогла лишить ее красоты.
Герцог Альба был потомком одного из знатнейших кастильских родов, традиционно несших воинскую службу – и дед, и отец герцога были военными.
В возрасте трех лет Альба лишился отца, погибшего на войне с маврами, и воспитывался в доме деда, герцога Фердинанда де Толедо, который дал ему превосходное образование и воспитание, а также начальные навыки в овладении воинским искусством. Сам Фердинанд де Толедо продолжал служить и прославился как завоеватель Наварры.
Первые военные походы Альба провел под командованием деда, когда в возрасте шестнадцати лет участвовал в военных действиях против французов. Уже тогда его отличали жестокость, железная воля и неограниченная привязанность к королю, что помогло ему быстро достигнуть высоких военных чинов.
В 25 лет Альба уже был генералом, в 30-летнем возрасте его назначили командующим армией. С его именем были связаны все войны, которые Испания вела при королях Карле V и Филиппе II.
Альба принимал участие в битве при Павии и осаде Туниса, в походе в Венгрию и экспедициях в Алжир и Фонтарабию. Во главе испанских войск он неоднократно наносил поражение протестантам в ходе Шмалькальденской войны 1546—1548 годов, а в истории Германии его имя тесно связано с битвой при Мюльберге в 1547 году. Решительная атака конницы под его командованием позволила испанцам не только одержать победу над саксонцами, но и захватить в плен саксонского курфюрста, которого Альба приговорил к смертной казни.
Военные успехи Альбы были прерваны неудачей под Мецом в 1552 году, и после двухмесячной осады он вынужден был отступить.
В 1556 году Альба командовал испанскими войсками в войне с Пьемонтом, но затем по приказу Филиппа II прервал кампанию и двинул свои войска в Италию против папы Павла IV. Разорив грабежами всю церковную область, Альба уже подошел к Риму, но не решился овладеть силой этим священным для каждого католика городом. Однако он опустошил и разорил всю Италию до Неаполя и таким образом добился у папы заключения выгодного для Испании мира.
В следующем году герцог был назначен наместником в Нидерланды. Два года спустя здесь началось восстание против испанского владычества, которое ему было поручено подавить.
Поход в Нидерланды был организован с целью укрепления в этой стране католической веры и подчинения ее Филиппу II. Для этого герцог должен был «обезглавить» восставших, захватив самых видных руководителей – принца Вильгельма Оранского, Эгмонта, Горна и других. Имущество их, а это были в основном богатые люди, должно было быть передано испанской короне. Эгмонт и Горн были арестованы в сентябре 1567 года. Поставив своей задачей подавить восстание и истребить всех еретиков в Нидерландах, Альба учредил особый инквизиционный трибунал – «Совет мятежей», где он сам руководил пытками. И хотя этот совет, получивший в народе название «Кровавого совета», состоял из лиц, назначаемых лично Альбой, право окончательного решения Альба оставил за собой. За три месяца он отправил на эшафот около двух тысяч человек, привлекая людей к следствию по малейшему подозрению.
Принцу Вильгельму Оранскому и его брату Людвигу удалось избежать ареста, а приглашение явиться в суд они проигнорировали. Вскоре они начали борьбу с испанскими войсками. Несмотря на то что Альба прибыл в Нидерланды с хорошо обученным, закаленным в минувших боях 20-тысячным войском, а противостояли ему плохо обученные и неопытные войска принца Вильгельма Оранского, он так и не смог сломить сопротивление повстанцев. Альбе удалось нанести им целый ряд поражений, и все же шестилетняя борьба завершилась тем, что две богатейшие провинции (Зееланд и Голландия) были потеряны, став независимыми республиками, а Фландрии была возвращена автономия.
В 1573 году Альба был отозван из Нидерландов и вскоре попал в опалу при дворе Филиппа II. В 1580 году он вновь был поставлен во главе армии и завоевал Португалию, захватив Лиссабон и изгнав оттуда короля Антониу I.
Это была последняя кампания герцога. Он прожил еще недолго, скончавшись 11 января 1582 года.
Альбе приписывается введение в армии усовершенствованного ручного огнестрельного оружия, которым он вооружил своих солдат вместо прежних аркебузов.
Однако он вошел в историю, прославившись не столько своими военными талантами, сколько своей жестокостью, которой сопровождались все его походы, и особенно усмирение Нидерландов. Наделенный от природы железной волей, непреклонным характером и огромной энергией, гордый и надменный даже с равными, Альба презирал всех, кто не разделял ею взглядов. Сам Альба был воспитан солдатом и с раннего возраста привык к суровой дисциплине. Никто другой лучше него не мог быть исполнителем воли короля Филиппа II, для которого «цель оправдывала средства». В течение его шестилетнего правления Нидерландами пытки и казни десятками совершались ежедневно.
Альба добился вынесения королевского повеления, согласно которому все жители Нидерландов, отпавшие от католической веры, подлежали смерти. Согласно этому указу, аресты и последующие за ними казни уже исчислялись десятками тысяч. Имущество арестованных конфисковывалось на содержание испанских солдат. Многочисленные казни и конфискации повлекли за собой массовую эмиграцию в Англию.
Альба был так уверен в своей правоте и в том, что он исполняет свой долг перед Богом и королем, что, когда Филипп II из-за массовых протестов в Европе против безумной жестокости Альбы послал ему приказ об отзыве, Альба не поверил этому, и приказ пришлось повторять снова.
Сам Альба был уверен, что не казнил ни одного невинного, и перед своим отъездом доносил Филиппу II, что в Нидерландах теперь все спокойно.
Древний княжеский род Воротынских относится к ветви князей Черниговских и ведет начало от третьего сына Черниговского князя Михаила Всеволодовича – Семена. Его правнук, Федор, в середине XV века получил в удел город Воротынск, давший фамилию роду.
Из потомков Федора особенно выдвинулся Иван Михайлович Воротынский, который первым из «верховских князей» перешел на русскую службу. Он, «победоносный воевода», участвовал в XVI веке в войнах против Литвы и татар. В 1508 году он отразил крымских татар, явившихся на Украину, и преследовал их до реки Рыбницы. В 1512—1513 годах Иван Михайлович участвовал в осаде города Смоленска, и в 1517 году отразил крымцев, неожиданно появившихся возле города Тулы. Правда, в 1521 году он попал в опалу, обвиненный в государственной измене, и смог освободиться от обвинений только в 1525 году. В период правления Елены Глинской Иван Михайлович опять был без причины обвинен, схвачен, и умер он в заточении в 1534 году.
Сын Ивана Воротынского, Владимир Иванович, участвовал в казанском походе и окончательном взятии Казани. Во время болезни царя Ивана IV он принадлежал к числу сторонников царевича Дмитрия и не побоялся вступить в спор с князем Владимиром Андреевичем Старицким, приглашая его принести присягу Дмитрию. В целом для рода XVI век был жестоким и трагичным, так как многие Воротынские пострадали от репрессий Ивана Грозного.
Из представителей рода Воротынских наиболее известным в русской истории был Михаил Иванович, судьба которого сложилась весьма тяжело и несправедливо. Он был одним из последних удельных князей, а Андрей Курбский характеризовал его словами: «Муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный».
В первой половине XVI века основные военные усилия Российского государства были перенесены на юг и юго-восток, где участились набеги крымских и казанских татар. Самым опасным противником России того времени стало Крымское ханство, которое не поддавалось ни военному, ни дипломатическому воздействию. Крымский хан, являвшийся вассалом турецкого султана, проводил враждебную России политику, и война с Крымом неизбежно вела к войне с могущественной Османской империей. Перед Россией встала насущная задача укрепления собственной южной границы, для чего требовалось приложить невероятные усилия, средства и человеческие ресурсы. Но, как гласит пословица: «Глаза боятся, а руки делают». Постепенно различные пограничные укрепления соединялись в единый оборонительный комплекс – «засечную черту», состоящую из укрепленных городов, лесных и водных преград, фортификационных сооружений, прикрывавших большие дороги и открытые пространства от вторжений крымской конницы.
Но одними оборонительными сооружениями вопрос защиты границ не решается. Требовался еще и умелый маневр наличными силами, и полководческое искусство воевод, способных противостоять сильному, хитрому и коварному врагу. Пограничные воеводы были опытными и искусными полководцами, а Михаил Иванович Воротынский, составитель первого русского устава сторожевой службы, был среди них первым.
Военная карьера Михаила Воротынского началась поздно. Попав вместе с другими Воротынскими «в опалу», Михаил, как и его братья, несколько лет провел в темнице. Но в 1543 году он уже служит воеводой пограничного города Белева. В 1544 году Михаил Воротынский упоминается в качестве воеводы Большого полка и наместника в Калуге, но участия в боевых действиях не принимает. Набег крымских татар на Рязань был отражен местными воеводами без помощи больших полков.
В середине 40-х годов воеводу Михаила Воротынского переводят на «Казанскую краину», куда переносится центр тяжести борьбы с татарами. В 1545 году воевода Михаил Воротынский стоял в Васильсурске, построенном в 1522 году в устье реки Суры. В 1547 году он был воеводой полка Правой руки в войске, ходившем на Казань. В 1549 году, являясь воеводой Левой руки, стоял в Ярославле. В следующем году он служил наместником в Костроме, но уже в июле срочно был отозван в Коломну и пошел с другими воеводами к Рязани стеречь крымцев.
«Приговор» 1552 года о казанском походе сообщает, что «в Большом полку воеводы боярин князь Иван Федорович Мстиславский да слуга князь Михаил Иванович Воротынский», и это свидетельствует о том, что Михаил Воротынский занимает второе место в военной иерархии Российского государства.
Местом сбора войск, принимавших участие в походе на Казань, была назначена Коломна, откуда можно было как идти на Казань, так и быстро перебросить полки на юг, на «крымскую краину». На Казань было решено идти, лишь получив достоверные сведения о намерениях крымского хана.
22 июня 1552 года воеводы получили известие о нападении крымцев на Тулу. Гарнизон города пока отбивал все приступы. На помощь поспешили воеводы с быстрыми конными ратями. Крымский хан Девлет-Гирей принял их за передовые отряды всего русского войска и бежал, бросив обозы. В отражении набега Девлет-Гирея участвовал и Михаил Воротынский. Более того, в полках, отгонявших крымцев, не было воевод старше его чином. Скорее всего, именно он и возглавлял посланные к Туле полки.
А в июле из Тулы в Коломну пришли вести, что хан «пошел невозвратным путем», то есть не собирался попытать счастья еще раз. Теперь можно было начинать Казанский поход.
В начале июля русское войско по двум маршрутам – через Владимир и Муром и через Рязань и Мещеру – двинулось к Свияжску, находившемуся в двадцати пяти километрах от Казани Получив здесь заранее заготовленные боеприпасы, продовольствие и пушки, войска начали переправу через Волгу. За два дня на судах и плотах были перевезены многие десятки тысяч воинов, тяжелые пушки, ядра и порох.
19 августа началась осада Казани. Русское войско осадило город со всех сторон. На Арском поле разбили лагерь Большой и Передовой полки. Левее, за речкой Булак, стоял Царский полк, в котором находилась ставка Ивана Грозного.
Для успешной осады города было необходимо установить как можно ближе к его стенам туры и бревенчатые палисады, под прикрытием которых могли вести огонь пушки. Против Арских и Царевых ворот установкой туров руководил «большой воевода» Михаил Воротынский. Казанцы не раз совершали вылазки, чтобы помешать проведению осадных работ. Во время одной из таких вылазок, ночью, разгорелся жестокий бой. Михаил Воротынский сражался в первых рядах и получил несколько ран. Казанцев все же удалось сбросить обратно в ров, туры не пострадали.
29 августа установленные за турами пушки начали обстреливать Казань «стенобитным боем и верхними пушками огненными». Непрерывно велись подкопы под стены и башни. Удалось обнаружить и взорвать подземный ход, по которому казанцы ходили за водой. Еще раньше перегородили плотиной и отвели от города речку Казанку. На Арском поле была выстроена деревянная башня высотой 13 метров. Установив на ней пушки, башню подкатили к стене между Арским и Царевыми воротами.
30 сентября был предпринят первый штурм Казани. Против Арских ворот взорвали подкоп. Воевода Михаил Воротынский повел воинов Большого полка на приступ. Была захвачена Арская башня, передовые отряды завязали бои на улицах города. Михаил Воротынский слал гонцов к царю, прося помощи и настаивая на общем штурме. Но другие воеводы оказались не готовыми к приступу, из города пришлось уйти. Тем не менее Арская башня осталась в руках ратников Большого полка.
Весь день 1 октября по городу били «большие пушки». Со всех сторон ратники несли к стенам города хворост и землю, заваливая рвы. Были закончены подкопы под Ногайские ворота и под стену неподалеку от Арских ворот.
В ночь с 1 на 2 октября Воротынскому стало известно, что казанцы прознали о подкопах. Промедление грозило срывом всего плана. Воевода сумел убедить царя начать общий штурм раньше намеченного срока.
Сигналом к штурму послужил взрыв подкопов. Через проломы ратники Большого полка воеводы Михаила Воротынского ворвались в город. Преодолеть стены смогли и воины Передового полка. Другие штурмовые колонны успеха не добились, но отвлекли внимание осажденных. Ратники Михаила Воротынского уже сражались на улицах, когда противник смог подтянуть подкрепление против Большого полка. Казанцы смогли потеснить русских воинов, но в город уже вошла половина Царского полка – Иван Грозный откликнулся на просьбу о помощи и поддержал одного из лучших своих воевод.
Особенно упорно казанцы обороняли мечеть и ханский дворец. Но постепенно сопротивление ослабевало. После того как «царь» Едигер был взят в плен, 6-тысячный отряд казанцев попытался вырваться из города, спустившись со стены к речке Казанке, но был встречен с противоположного берега пушечным огнем. Вскоре почти всех уцелевших защитников города пленили. Царь Иван Грозный в окружении своих воевод торжественно въехал в город.
После взятия Казани Михаил Иванович Воротынский был включен в состав «ближней думы» царя, но по-прежнему оставался воеводой. В 1553 году Михаил Воротынский вместе с князем Иваном Шуйским возглавлял Большой полк в Коломне. В 1554 году он стоял во главе русского гарнизона Свияжска. Весной 1556 года Михаил Воротынский уже на «крымской краине», встав во главе Большого полка в Коломне, летом – с Большим полком «на устье Протвы», а осенью – в Передовом полку в Калуге. Во время похода в 1557 году в Коломну для отражения возможного набега крымцев Михаил Воротынский был «дворцовым воеводой» при царе.
В 1558 году началась Ливонская война, но Михаил Воротынский, хорошо себя зарекомендовавший в боях с татарами, был оставлен на «крымской краине». В июне бежавший из Крыма пленник сообщил о готовящемся походе крымского хана. В Калугу были выдвинуты войска, и первым воеводой Большого полка стал Михаил Воротынский. Им же он остается и в следующем году. В 1560 году Воротынский записан воеводой в Туле, затем возвращен в пограничный Одоев, но вскоре вновь вызван в Тулу. В 1562 году, когда крымский хан Девлет-Гирей с 15-тысячной ордой сжег посады Мценска, нападал на Одоев, Новосиль, Белев и другие окраинные города, лишь умелые действия пограничных воевод, главным из которых фактически являлся Михаил Воротынский, позволили отогнать хана.
Напомним, что в тот период Россия воевала «на два фронта». Ливонская война затягивалась, а крымский хан Девлет-Гирей за 25 лет войны предпринял не менее 12 больших походов, не говоря уже о несчитаных мелких нападениях. Южную границу России постоянно заслоняли десятки воевод с войсками, но на самом опасном участке оказывался воевода Михаил Воротынский.
После 1562 года имя Михаила Воротынского неожиданно исчезает из разрядных книг. Причиной тому была опала, связанная с изменой князей Вишневецкого и Вельского. Князья Воротынские были отозваны с южной границы и заключены под стражу, имения их конфискованы. Александра Воротынского сослали в заволжский город Галич, а Михаила с семьей – в Белоозеро.
Несмотря на опалу, Михаил Воротынский содержался в ссылке в довольно хороших условиях. Ежегодно он получал от казны около ста рублей, что составляло по тем временам довольно значительную сумму. В 1565 году только в счет «недодачи» за предыдущий год ему поставили три ведра рейнского вина, двести лимонов, несколько пудов изюма, тридцать аршин «бурской» тафты и другое добро.
В том же году Михаил Воротынский вернулся из ссылки и был назначен воеводой Большого полка. Ему возвратили Одоевский удел. Перед Земским собором 1566 года Воротынский вместе с князьями Мстиславским и Вельским руководил Боярской думой.
В 1567 и 1568 годах Михаил Воротынский, будучи воеводой полка Правой руки, стоял со своей ратью в Серпухове. Летом 1568 года князь получил под свое начало Большой полк, вновь возглавив оборону южной границы.
В 1569 году 17-тысячная турецкая армия при ста тяжелых пушках с 40-тысячным войском крымцев и ногайцев подошла к Астрахани. Но защитники города отбили все приступы. Туркам пришлось отступить.
На следующий год 50-тысячная крымская орда подступала к Рязани и Кашире. С большим трудом ее отогнали, причем отбили полон. Михаил Воротынский в этот год находился сначала в Серпухове, потом в Коломне и снова в Серпухове.
В этот год в Серпухов с большим войском прибыл сам Иван Грозный. Был отложен уже подготовленный поход на Ревель, так как станичники доложили, что хан с большим войском двигается к «Украине». Однако татары не появлялись. Более того, путивльский наместник Петр Татев прислал «грамоту», в которой сообщалось, что по его поручению сторожевые казаки ездили в Дикое Поле и вернулись, не обнаружив даже следов крымской конницы.
В Серпухове собрался военный совет. Пришли к выводу, что сторожевая служба явно не справилась со своей задачей. И хотя еще хуже было бы, если бы сторожа пропустили действительный поход, последствия оказались тяжелыми – русское войско бесцельно простояло в Серпухове, вместо того чтобы воевать на западной границе. Реорганизация сторожевой службы была поручена самому опытному воеводе, руководителю всей обороны «крымской краины» князю Михаилу Воротынскому.
Ему предстояло создать важнейший военный документ – первый русский устав сторожевой и пограничной службы. Воевода начал с изучения документов Разрядного приказа, касающихся пограничной службы на южной границе. Затем в Разрядный приказ были вызваны с границы бывалые служилые люди, в том числе и те, кто по старости или по увечью давно оставили воинскую службу, но обладали боевым опытом. Не забыли и тех, кто был в плену и тем или иным путем сумел вернуться. Все вызванные люди съехались в Москву в самом начале 1571 года. Их подробно расспрашивали и ответы записывали. Одновременно на границу были посланы «станичные головы» с целью проверки постановки сторожевых застав. После полуторамесячной напряженной работы был наконец одобрен и принят «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе» – первый в истории России пограничный устав.
В 1571 году Девлет-Гирею удалось совершить успешный побег на Российское государство. Основные русские силы направлялись в поход на Ревель и потому не успели помешать крымскому хану. 40-тысячное крымское войско сожгло московские посады и Земляной город, начались пожары в Кремле. Но полного успеха Девлет-Гирею добиться не удалось. Полк воеводы Михаила Воротынского, стоявший на Таганском лугу, отразил все атаки татар. Хан Девлет-Гирей не смог взять столицу, но все же нанес Московскому государству страшный урон. Были разорены коренные московские волости от берега Оки и до Москвы. Жителям столицы потребовалось два месяца, чтобы очистить город.
В 1572 году Девлет-Гирей вновь привел свою орду к границам Российского государства. Хан вывел в поле всю свою орду – до 60 тысяч человек, не считая присоединившихся к его войску многочисленных отрядов из Большой и Малой Ногайских орд. Девлет-Гирей не без оснований надеялся на успех; он знал, что главные силы Руси находятся на западной границе.
В распоряжении «большого воеводы» Михаила Воротынского, на которого была возложена оборона всей южной границы, оставалось не более 20 тысяч ратников, но воевода грамотно распорядился своими силами. Не надеясь разбить хана в «прямом бою», Михаил Воротынский приложил все силы для укрепления берега реки Оки. Вдоль берега установили частокол, против бродов и переправ поставили пушки. Но для обороны всего укрепленного рубежа их оказалось слишком мало.
В ночь с 27 на 28 июля ногайская конница Теребердей-мурзы неожиданно захватила один из бродов, охранявшийся всего двумя сотнями дворян. Вслед за ней через Оку стала переправляться вся орда Девлет-Гирея и начала быстро продвигаться к Москве. Но Михаил Воротынский, понимая, что не смог преградить путь орде, принял смелое решение: задерживая фланговыми ударами продвижение хана к Москве, главными силами догнать татар и навязать им сражение. Хану удалось прорваться на серпуховскую дорогу, ведущую к Москве, но с тыла уже подходили русские полки.
Главное сражение с ордой состоялось при Молодях, в 45 верстах от столицы. 28 июля полк Дмитрия Хворостинина разбил арьергард хана, возглавлявшийся его сыновьями. Девлет-Гирей направил против Дмитрия Хворостинина двенадцать тысяч крымских и ногайских всадников, но к Молодям уже успел прибыть с главными силами Михаил Воротынский. Он поставил передвижную крепость «гуляй-город», а Дмитрий Хворостинин заманил татар под огонь ее пушек и пищалей.
30 июля состоялось еще одно большое сражение при Молодях. Русские полки отбили все атаки татарской конницы. В плен был взят главнокомандующий ханского войска Дивей-мурза, в бою погиб предводитель ногайской конницы Теребердей-мурза.
2 августа хан Девлет-Гирей возобновил приступы. Он торопился: татарам была подкинута ложная грамота, будто бы на помощь Михаилу Воротынскому спешит новгородская рать. К концу дня Михаил Воротынский, оставив в «гуляй-городе» воеводу Дмитрия Хворостинина с частью войска, сам незаметно вышел из укрепления и лощиной пробрался в тыл к ханскому войску. По условленному сигналу Дмитрий Хворостинин открыл сильный огонь из пушек и пищалей, а затем устроил вылазку. Одновременно на татар напали полки Михаила Воротынского. Девлет-Гирей, думая, что появились подошедшие из Новгорода большие полки Ивана Грозного, в панике бежал. На реке Оке в начале августа русская конница разбила 5-тысячный отряд, прикрывавший бегство Девлет-Гирея. Но самому хану все же удалось уйти.
Битва при Молодях оказалась последней битвой воеводы Михаил Ивановича Воротынского. В 1573 году беглый слуга Воротынского пришел к Ивану IV и обвинил своего господина в намерении извести царя. Михаил Иванович был схвачен, его жестоко пытали, потом повезли в монастырь. По дороге Воротынский скончался. Так замечательный полководец, более тридцати лет отличавшийся верной и блестящей службой, был лишен царем жизни по ложному доносу.
Род князей Воротынских пресекся в 1679 году, когда скончался Иван Алексеевич Воротынский, двоюродный брат царя Алексея Михайловича по матери.
Гаспар Колиньи де Шатийон принадлежал к провинциальному дворянству. Предки его были известны еще с XII века. Выходцы из Франш-Конте (Савойя), они первоначально находились на службе Священной Римской империи. Первым из известных представителей этого рода был Юмбер II, который служил императору Конраду III. Род Колиньи не отличался знатностью, а возвышение его началось лишь с XVI века. Связано оно было с именем Жана III и заслугами его в ратном труде.
Дети Жана III, а их у него было семеро, традиционно посвятили себя военному поприщу. В период итальянских войн особенно отличились Жан и Гаспар. В дальнейшем Гаспар стал маршалом Франции, и в 1514 году женился на дочери барона де Монморанси Луизе, что сразу ввело род Шатийонов в круг придворной знати.
Брат Луизы смог стать фаворитом королей Франциска I и Генриха II и получить должность коннетабля Франции. Его взлет имел огромное значение для судьбы его племянников – детей Луизы и Гаспара. Они воспитывались при королевском дворе и учились вместе с детьми короля. Вскоре семью постигло большое горе – умер Гаспар де Шатийон, оставив жену с малолетними детьми на руках. На формирование взглядов братьев Шатийон – Оде, Гаспара и Франциска – большое влияние оказала мать. Близкая к Маргарите Ангулемской и ее окружению эта незаурядная женщина придерживалась неортодоксальных религиозных взглядов, что и предопределило в дальнейшем переход к протестантизму и ее сыновей.
По традиции того времени, средний сын в семье, а им был Гаспар Колиньи, посвящал себя служению церкви. Но судьба распорядилась иначе. Священником стал старший из братьев – Оде, получивший сан кардинала в возрасте 16 лет. Гаспар и Франциск посвятили себя военной службе.
Ближайшими друзьями детских лет у Гаспара были Строцци и особенно будущий герцог Гиз. Пройдет некоторое время, и друзья станут заклятыми врагами. А пока, по словам Пьера де Бурдея, будущего писателя Брантома и их компаньона, они были добрыми приятелями, старались даже «одеваться одинаково, сражались плечом к плечу на турнирах, состязались в кольцах, участвовали во всех развлечениях, оба наслаждались жизнью, совершая столь же невероятные безумства, что и другие».
Первой военной кампанией Гаспара де Колиньи стала итальянская кампания 1542 года. Приняв участие в военных действиях, он обратил на себя внимание короля своим мужеством и умением организовывать войска. Тот же Брантом пишет: «Он был отважен и храбр и должен был быть именно таким, ибо имел храбрых и отважных предков».
В 1546 году Колиньи совершил путешествие в Италию вместе со Строцци. С рекомендательными письмами от Екатерины Медичи он прибыл ко двору дочери Людовика XII Ренаты Феррарской, где и обосновался. При ее дворе нашли убежище многие протестанты, и даже сам Кальвин. Пробыв там почти год, Колиньи вернулся во Францию.
Большие изменения в жизнь Гаспара де Колиньи принес 1547 год. Печальным событием для него стала смерть матери. Занявший престол Франции Генрих II назначает Колиньи командующим пехотой, наградив при этом высшим орденом Св. Михаила. В этом же году Колиньи женился на дальней родственнице коннетабля Монморанси Шарлотте де Лаваль, которая воспитывалась в доме его матери. Супруги прожили вместе счастливую жизнь. Брак принес им троих сыновей и дочь Луизу. И этот же год положил начало длительной вражде между Колиньи и герцогом Франсуа Гизом, которая возникла из-за ссоры. Поводом к ссоре послужил вопрос Гиза о том, как Колиньи относится к возможности женить брата герцога на дочери королевской фаворитки Дианы де Пуатье. Колиньи высказал Гизу свое резко отрицательное мнение, сводящееся к тому, что лучше иметь меньше власти, чем потерять честь. Герцог был оскорблен, сочтя, что Колиньи его унизил и задел честь Лотарингского дома. Но ссора с Гизом не стала препятствием для продвижения братьев Шатийон по карьерной лестнице – их еще активно поддерживал коннетабль Монморанси.
К этому времени Гаспар Колиньи уже считался способным полководцем. Во время войны с Карлом V и Генрихом VIII Английским он проявил свои способности и на дипломатическом поприще, сумев путем переговоров оставить за Францией Булонь. Один из английских посланников охарактеризовал Колиньи «сеньором величайших достоинств». В 1552 году Колиньи получил звание адмирала. Это звание стало для него почетным титулом, а не признанием его заслуг в морском деле, так как флотом Колиньи никогда не командовал. Но он проявлял большой интерес к колониальным завоеваниям и три раза снаряжал экспедиции в Америку.
В чине адмирала Колиньи принимал участие в войне с Лотарингией и много способствовал завоеванию трех епископств и победе при Ренти. Эта последняя победа и стала причиной открытого разрыва Колиньи, а затем и глубокой вражды с герцогом Гизом, пытавшимся приписать себе часть победы.
Особенно прославился Колиньи в этой же войне в 1557 году своей обороной Сен-Кантена, где он и был захвачен в плен испанцами. В плену Колиньи пробыл около двух лет. За это время он благодаря уединению читал Библию, переписывался со своим братом, уже принадлежавшим к реформатской церкви. В эти годы Колиньи пришел к выводу о правоте кальвинизма и присоединился к нему вместе со своей женой. Возможно, что одной из причин перехода Колиньи в круг протестантов стало и молчание Генриха II. За освобождение адмирала был потребован выкуп в размере 150 тысяч золотых экю. За командующего, взятого в плен, выкуп платило государство, но в данном случае на требование выкупа корона ответила молчанием. Жена адмирала, продав более двадцати владений, внесла деньги за освобождение мужа из плена, но адмирал снова был арестован уже по личному распоряжению Филиппа II Испанского и провел в тюрьме еще два месяца в качестве заложника.
Вернувшись ко двору, Колиньи вначале не хотел афишировать смену религии. Но в 1560 году на съезде нотаблей Колиньи открыто объявил себя кальвинистом и подал от имени реформаторов записку королю с просьбой предоставить им несколько храмов для богослужения. Генрих II пришел в ярость, узнав о «предательстве» Колиньи, и в присутствии двора устроил неприглядную сцену, сорвавшись на крик и запустив в адмирала серебряным блюдом. Затем Колиньи был лишен всех должностей и арестован.
В начале войны между католиками и гугенотами Колиньи стал помощником принца Конде – мужа своей племянницы, а после сражения при Дре, когда Конде был взят в плен, принял на себя главное командование. Первый этап гражданской войны закончился заключением Амбуазского мира, выгодного для католиков.
Для адмирала наступило время тяжелых утрат. Он за короткое время потерял старшего сына, младшего брата, а через год и жену. Колиньи становился все более суровым, склонным к фатализму, а проводимые им военные действия делались более жестокими в отношении населения.
После убийства герцога Франсуа Гиза в 1563 году Колиньи обвинили в организации этого убийства. Семья герцога требовала для адмирала смертной казни, но король Карл IX объявил об оправдании Колиньи. Тогда Гизы, а вместе с ними и Монморанси, так и не простивший племяннику ухода от католицизма, поклялись отомстить адмиралу, покарав его смертью.
В 1567 году гугеноты вновь взялись за оружие и вели войну весьма успешно благодаря стратегическому искусству Конде и Колиньи. Им удалось быстро занять Париж и Сен-Дени. Необычайная активность Колиньи в этих войнах возбуждала к себе ненависть всех католиков во главе с Гизами. Они добились того, что адмирал был осужден Парижским парламентом за государственную измену, а приговор по делу Колиньи от 12 сентября 1569 года гласил: «Колиньи виновен в оскорблении величества, он – нарушитель и губитель мира, враг спокойствия, тишины и общественной безопасности, организатор и возмутитель вооруженного мятежа и заговора, направленных против короля и государства».
Адмирал уже несколько раз подвергался нападениям наемных убийц, но смог счастливо избегать трагического конца. В сражении при Жарнаке погиб принц Конде. Его сын и Генрих Наваррский были еще очень молоды, чтобы быть во главе протестантов. И адмирал Колиньи стал главой партии гугенотов – более значительной фигуры в лагере протестантов не было. Его авторитет покоился не только на знатном происхождении и воинских заслугах, но и на личных нравственных качествах. Даже католик Брантом признавал Колиньи человеком достойным. Он писал: «…мы должны считать господина адмирала блестящим и совершенным полководцем, он был наделен мудростью и умением руководить».
Мир в Сен-Жермене, заключенный в июле 1570 года, на короткое время стабилизировал положение в стране, и протестанты были возвращены ко двору. Следующий год для адмирала был годом потери второго брата и заключением нового брака Колиньи женился на Жаклин де Монбель, которая была моложе адмирала на 23 года. И хотя брак оказался недолгим, но все-таки скрасил последние годы жизни Колиньи. К этому времени относится и сближение Колиньи с королем Карлом IX, который мечтал с помощью адмирала присоединить к Франции Нидерланды. Колиньи был введен в королевский совет, получил 150 тысяч ливров и аббатство, приносящее более 20 тысяч ливров дохода.
Все это вызвало раздражение у католической знати во главе с Екатериной Медичи и Гизами, и 22 августа, когда поздно вечером адмирал проезжал мимо дома Гизов, наемный убийца Моревель выстрелил в него из окна. Пуля только ранила Колиньи, но сам Моревель сумел скрыться. Раненого адмирала навестил король и обещал найти и наказать виновных.
24 августа 1572 года во время знаменитой Варфоломеевской ночи Колиньи погиб одним из первых. Его смерть во всех источниках описывается как мученическая. Королевская охрана, приставленная к нему после покушения, спокойно пропустила убийц. Колиньи сумел сохранить достоинство при виде ворвавшихся убийц. Нанеся адмиралу множество ран, его еще живого выбросили во двор к находившемуся там герцогу Генриху Гизу – сыну убитого в 1563 году Франсуа Гиза. Наступив на тело адмирала, он отдал приказ – и еще несколько дней труп адмирала провисел на цепях вниз головой. Страшная смерть Гаспара де Колиньи сделала его не только героем, но и мучеником в глазах современников. Один из них писал: «…ни Колиньи за всю свою жизнь не достиг более высокого часа, чем миг смерти, ни Гиз более низкого часа не изведал».
В память об адмирале Колиньи в 1972 году улица, где некогда стоял дом адмирала, была переименована в улицу Колиньи.
Внук Владимира Мономаха князь Ростислав Михайлович Смоленский был родоначальником князей Вяземских и Смоленских. Князья Смоленские были разделены на несколько ветвей, одной из которых стала ветвь князей Курбских, княжившая в Ярославле с XIII века. Фамилию они получили по главному селению своего удела – села Курбы, доставшегося Якову-Воину Ивановичу. О нем известно, что пал он в борьбе с казанцами на Арском поле в 1455 году. После смерти его удел перешел к брату Семену Ивановичу, служившему великому князю Василию.
Два сына Семена Ивановича Курбского, Федор и Дмитрий, служили князю Ивану III. Федор Семенович был воеводой в Нижнем Новгороде, и все его сыновья славны были ратными подвигами. Потомство же оставил лишь старший из них – Михаил, получивший прозвание Карамыш. Он погиб под Казанью в 1506 году вместе с братом Романом. Семен Федорович тоже воевал с Казанью и Литвой. Как боярин он выступал против пострижения первой жены князя Василия III Соломонии.
Один из сыновей Михаила Федоровича Карамыша, названный, как и отец, Михаилом, во время походов на Казань в 1528 и 1530 годах был назначен вторым воеводой полка Правой руки, а в литовском походе 1535 года участвовал как первый воевода Передового полка. Он был знатным воином и часто назначался на высокие командные должности в период военных походов. Последним для него стал поход на Литву в 1545 году, и в следующем году он скончался, оставив после себя двух сыновей – Ивана и Андрея, которые продолжили воинские традиции рода Курбских и стали прославленными воинами. Иван Михайлович храбро сражался с казанскими татарами, и во время взятия Казани был тяжело ранен – «в ногах его было по пяти стрел, не считая прочих ран». Он не оставил поля боя, продолжая сражаться с врагами. Но тяжелое ранение не прошло бесследно, и на следующий год полученные в бою под Казанью раны привели к его кончине.
Сколько бы исследователей ни писало об Иване IV, ни один не мог не сказать о его ближайшем соратнике, а в дальнейшем заклятом враге Андрее Михайловиче Курбском – самом известном в истории представителе этого древнего рода.
О его детстве практически нет сведений, да и дата его рождения осталась бы неизвестной, если бы он сам не упомянул в одном из своих сочинений, что родился в октябре 1528 года. Впервые имя Андрея Курбского упоминается в связи с походом на Казань в 1549 году. Было ему тогда без малого 21 год, и находился он в чине стольника государя Ивана IV. Вероятно, он к тому времени успел прославиться ратными подвигами, если Иван IV уже в следующем 1550 году назначает его воеводой в Пронск для охраны юго-восточных пределов Руси. Вскоре Андрей Михайлович получил от государя земли в окрестностях Москвы. Возможно, что даны они были ему за заслуги, но также вероятно, что получены они были за обязательство являться с отрядом воинов для похода против врагов по первому призыву. И с того момента князь Андрей Курбский был не раз прославлен на полях сражений.
Еще со времен великого князя Ивана III казанские татары часто устраивали опустошительные набеги на русские земли. Хотя Казань и находилась в зависимости от Москвы, но зависимость эта была весьма непрочной. Так и в 1552 году русское войско вновь было собрано для решительной битвы с казанцами. В это же время на южные русские земли пришло и войско крымского хана, которое дошло до Тулы и осадило город. Иван IV остался с основными силами под Коломной, а на выручку Тулы послал 15-тысячное войско под командованием Курбского и Щенятева. Русские войска появились перед ханом неожиданно и заставили его поспешно отойти в степь. Но под Тулой оставался еще большой отряд крымцев, который грабил окрестности города, не зная, что хан увел основные силы. Курбский решил напасть на этот отряд, хотя имел вдвое меньшее число воинов. Битва продолжалась «полдве годины» (полтора часа) и закончилась полной победой Курбского. Половина 30-тысячного отряда крымцев пала в сражении, другие были взяты в плен либо погибли при преследовании или переправе через реку Шиворонь. Кроме пленных русским досталось много военных трофеев. Сам Андрей Михайлович храбро сражался в первых рядах воинов и в ходе битвы был несколько раз ранен – «ему изсекли голову, плеча и руки». Но, несмотря на ранения, через восемь дней он уже был в строю и выступил в поход. Двигался он к Казани через рязанские земли и Мещеру, ведя войска по лесам, болотам и «дикому полю», прикрывая основные силы от нападения степняков.
Под Казанью Курбский вместе с Щенятевым возглавили полк Правой руки, который расположен был на лугу за рекой Казанкой. Находясь на открытом месте, полк сильно пострадал от стрельбы из осажденного города, да еще ему приходилось отражать нападения черемис с тыла. Во время штурма Казани 2 сентября 1552 года Курбскому было поручено «охранять» Елбугины ворота, чтобы не дать возможность осажденным уйти из города, куда уже ворвались ратники Большого полка. Все попытки казанцев пробиться через ворота были Курбским отражены, лишь 5 тысяч смогли выйти из крепости и стали переправляться через реку. Андрей Михайлович с частью своих воинов бросился за ними и несколько раз отважно врубался в ряды неприятеля, пока тяжелое ранение не заставило его покинуть поле боя.
Через два года он снова был в казанской земле, посланный туда для усмирения мятежа. Поход этот был очень трудным, приходилось вести войска без дорог и воевать в лесах, но с задачей Курбский справился, вернувшись в Москву победителем татар и черемис. За сей ратный подвиг Иван IV пожаловал его чином боярина. С того времени Андрей Михайлович становится одним из ближайших к царю людей. Он сблизился с партией реформаторов – Сильвестра и Адашева, и вошел в Избранную раду – правительство царских «советников, мужей разумных и совершенных».
В 1556 году Курбским была одержана новая победа в походе против черемис. По возвращении он назначается воеводою полка Левой руки, стоящего в Калуге для охраны южных рубежей от крымских татар. Затем вместе с Щенятевым Курбский был направлен в Каширу, где принял под командование полк Правой руки.
Начавшаяся война с Ливонией вновь привела Курбского на поля сражений. В начале войны он возглавил Сторожевой полк, а затем, командуя Передовым полком, он участвовал во взятии Нейгауза и Юрьева (Дерпта). Вернувшись в Москву в марте 1559 года, Курбский был направлен на защиту южных границ от крымских татар. Но вскоре начались неудачи в Ливонии, и царь снова вызывает Курбского и назначает его начальствовать над всеми войсками, сражающимися в Ливонии. Новый командующий действовал энергично. Он не стал дожидаться подхода всех русских дружин и первым напал на ливонский отряд под Вейсенштейном (Пайде), одержав победу. Затем он принимает решение дать бой главным силам противника, которые возглавил сам магистр Ливонского ордена. Обойдя основные силы ливонцев по болотам, Курбский не стал ждать. И как писал сам Курбский, ливонцы «яко гордые стояли на широком поле от тех блат (болот), ждущие нас к сражению». И хотя время было ночное, русские войска завязали перестрелку с противником, которая переросла вскоре в рукопашную схватку. Победа снова была на стороне русского оружия.
Дав войску десятидневную передышку, Курбский повел войска дальше. Подойдя к Феллину и спалив предместья, русские войска осадили город. В этом сражении в плен был взят ландмаршал ордена Филипп Шаль фон Белль, который спешил на помощь осажденным. Важный пленник был отправлен в Москву, и с ним Курбский направил письмо царю, в котором просил не казнить ландмаршала, потому что он «муж не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум, и добро память имуща». Эти слова характеризуют благородство Курбского, умевшего не только хорошо сражаться, но и с уважением относиться к достойному противнику. Правда, ландмаршалу ордена заступничество Курбского не помогло. По приказу Ивана IV он все-таки был казнен. Да что говорить о командующем войсками противника, когда к тому времени правительство Сильвестра и Адашева пало, и царь казнил одного за другим своих советников, сподвижников и друзей без всякого к тому основания.
Взяв за три недели Феллину, Курбский двинулся сначала на Витебск, где сжег посад, а затем к Невелю, под которым потерпел поражение. Он понимал, что, пока победы были с ним, царь не станет подвергать его опале, но поражения могут быстро привести его на плаху, хотя, кроме сочувствия опальным, никакой другой вины за ним не было.
После неудачи под Невелем Курбский назначается воеводой в Юрьев (Дерпт). Иван IV не упрекает своего командующего за поражение, не ставит ему в вину измену, но Андрей Михайлович чувствует, что тучи сгущаются над его головой. Ранее его на службу звал польский король Сигизмунд-Август, обещая хороший прием и безбедную жизнь. Теперь Курбский всерьез задумался над этим предложением, и 30 апреля 1564 года он тайно бежал в город Вольмар. Вместе с ним ушли к Сигизмунду-Августу приверженцы и слуги Курбского. Польский король принял их очень благожелательно, наградил Курбского поместьями в пожизненное владение, а через год утвердил за ними право наследственной собственности.
Узнав о бегстве Курбского, Иван IV обрушил свой гнев на его родственников, оставшихся в России. Тяжелая участь постигла близких Андрея Михайловича, и как он сам пишет впоследствии, царь «матерь ми и жену и отрочка единого сына моего, в заточении затворенных, троскою поморил, братию мою, единоколенных княжат Ярославских, различными смертьми поморил, имения мои и их разграбил». Дабы оправдать свои действия относительно его родственников, Андрей Михайлович был обвинен в измене царю, в желании лично править в Ярославле и в заговоре с целью отравления жены царя Анастасии. (Понятно, что два последних обвинения были надуманны.)
На службе у короля Сигизмунда-Августа Курбский быстро стал занимать высокие посты. Через полгода он уже воюет против России. С литовцами он ходил к Великим Лукам, защищал Волынь от татар, а в 1576 году, командуя большим отрядом в составе войск Стефана Батория, бился с московскими полками под Полоцком.
Жил Курбский в основном в Миляновичах, находящихся в двадцати верстах от Ковеля, управляя землями через доверенных лиц из числа людей, прибывших с ним в Польшу. Он не только воевал, но и отдавал много времени научным занятиям, постигая труды по богословию, астрономии, философии и математике, изучал латинский и греческий языки. В историю русской публицистики вошла переписка беглого князя Курбского со своим бывшим государем Иваном IV. Первое письмо царю от князя в 1564 году доставил верный слуга Курбского Василий Шибанов, который в России был подвергнут пыткам и казнен. В посланиях Курбский возмущается несправедливыми гонениями и казнями людей, служивших царю верой и правдой. В ответных посланиях царь отстаивает свое неограниченное право по своему разумению казнить или миловать любого подданного. Заканчивается переписка в 1579 году. И переписка, и памфлет «История о великом князе Московском», и другие произведения Курбского, написанные хорошим литературным языком, содержат много ценных сведений о времени царствования Ивана IV.
Живя в Польше, Курбский был дважды женат. В 1571 году его женой стала богатая вдова Козинская. Брак этот был недолгим и закончился разводом. Его третьей женой стала представительница небогатой польской фамилии Семашко. От этого брака у Курбского остались дочь и сын.
До последних дней Курбский был ярым приверженцем православия и всего русского. Суровый и гордый нрав Андрея Михайловича «помог» ему нажить много врагов из числа литовско-польских вельмож. Курбский часто ссорился с соседями, воевал с панами, захватывая их земли, а посланцев короля бранил «непотребными московскими словами».
В 1581 году Курбский снова принял участие в военном походе Стефана Батория против Москвы. Но, дойдя до границы России, он сильно заболел и вынужден был вернуться. В 1583 году Андрей Михайлович Курбский скончался и был похоронен в монастыре близ Ковеля.
В XVII веке правнуки Курбского вернулись в Россию.
Род Нассау известен с начала XII века. Название рода происходит от бурга Нассау, построенного около 1100 года графами Лауренбургами на берегу Лана. Потомки Друтвина Лауренбурга стали носить имя Нассау. Со второй половины XII века начинается самостоятельная история графства Нассау. В 1255 году оно распалось на две части. Южной частью графства, расположенной по левому берегу Лана, стал владеть Вальрам II, давший начало Вальрамской линии рода. Северная часть – правый берег Лана, отошла к его брату Оттону, давшему начало Дилленбургской (Оттоновской) линии.
Старшая – Вальрамская – линия снова распалась на несколько самостоятельных ветвей в 1355 году. С 1422 года Вальрамская линия владела даже Саарской областью, отделенной от центра нассауских владений. Но в 1605 году все эти родовые ветви объединил в своем лице Людовик Нассау-Вальбургский, и с этого момента эта линия династии стала носить имя Вальбургской линии. В свою очередь, она была снова разделена на две ветви – Узингенско-Саарскую и собственно Вальбургскую. В начале XIX века представители этих ветвей – Фридрих-Август и Фридрих-Вильгельм Нассауские заключили договор, по которому их владения были объединены под совместным управлением. Объединенная территория вошла в Германский союз и была возведена в степень герцогства. Первая ветвь пресеклась в 1816 году, а ко второй в XIX веке перешло герцогство Люксембургское.
В 1806 году представитель другой ветви династии Нассау Вильгельм VI потерял все свои владения в Пруссии, которые перешли к объединенной Вальбургской линии. В 1815 году на Венском конгрессе было принято решение об отделении некоторых областей от Люксембурга, которые вошли в состав Германского союза (до 1866 года) как самостоятельное Великое герцогство Люксембургское. По решению того же конгресса первым великим герцогом Люксембургским и королем Нидерландов стал Вильгельм VI, принявший имя Вильгельма I, получив герцогство как компенсацию за потерянные наследственные владения Нассау в Пруссии. Между Нидерландами и Люксембургом была заключена личная уния. В 1840 году он передал корону старшему сыну, а сам, приняв титул графа Нассауского, переехал в Берлин. Следует отметить, что между нассаускими княжескими домами существовал договор, по которому наследование могло вестись только по мужской линии. По этому договору после смерти в 1890 году Вильгельма III, внука Вильгельма I, его дочь Вильгельмина – сыновей у него не было – не могла стать одновременно и королевой Нидерландов, и великой герцогиней Люксембурга. Великим герцогом Люксембургским стал старейший представитель Вальбургской линии рода Нассау герцог Адольф. Он состоял в родственных связях с домом Романовых (первая его жена, скончавшаяся в результате тяжелых родов, была родной племянницей императора Александра I). В родстве с династией Нассау была и дочь А.С. Пушкина Наталья Александровна, вышедшая замуж за принца Николая-Вильгельма Нассауского.
Дилленбургская ветвь Дома Нассау в дальнейшем стала именоваться Оранской. Представитель этой линии князь Энгельберт благодаря удачному браку присоединил к своим владениям часть земель в северном Брабанте. Его потомки выделились на службе при бургундских герцогах, владевших Нидерландами, а затем и испанских королей. Они стали самыми богатыми землевладельцами и наследственными наместниками – штатгальтерами (статхаудерами) – Нидерландов. В 1530 году путем брачного союза к их владениям было присоединено южнофранцузское княжество Оранж, расположенное на берегу Роны, которое и дало имя этой линии династии. С тех пор она называлась Оранской.
Борьба Нидерландов за свою независимость самым тесным образом связана с представителями Оранской линии дома Нассау. Во главе передовых борцов за независимость Нидерландов стал Вильгельм Нассауский принц Оранский, вошедший в историю как Вильгельм I Оранский. Он родился 14 апреля 1533 года в Дилленбургском замке княжества Нассау. Его предки уже много лет находились в Нидерландах на высших постах государственной власти. Его отец принял протестантскую веру и слыл очень богатым человеком, войдя в историю с прозванием Вильгельм Богатый. Женившись на Юлиане фон Штольберг, он имел в браке 10 детей – пять сыновей и пять дочерей.
В возрасте одиннадцати лет старший сын Вильгельма Богатого – Вильгельм – унаследовал княжество Оранское вместе с титулом и владениями в Нидерландах после смерти своего двоюродного брата Рената Оранского, став принцем Оранским. Через год он оставил родительский дом и отправился в Брюссель ко двору императора Карла V, который пожелал принять личное участие в воспитании принца Оранского. Штатгальтером Нидерландов в то время была сестра и правая рука императора – вдовствующая венгерская королева Мария. Она и взяла на себя основную заботу о воспитании Вильгельма. Находясь при дворе в Брюсселе, Вильгельм прошел хорошую школу политических интриг и заговоров, с помощью которых вершились многие дела. От природы он был одарен сообразительностью и глубокомыслием, что не осталось незамеченным императором Карлом, который возлагал на мальчика большие надежды. Очень быстро Вильгельм стал любимцем императора и завоевал его полное доверие. Несмотря на то что политика, проводимая Карлом V в Нидерландах, отличалась своеволием и жестокостью, в годы его правления революционного движения в этих провинциях не вспыхнуло. Многие приписывают это личному обаянию и обходительности императора, сумевшему привлечь на свою сторону дворянство и польстить национальному чувству жителей этой территории. А уж своего любимца Вильгельма император щедро осыпал всевозможными почестями и милостями. Когда Вильгельм достиг 18-летнего возраста, Карл женил его на Анне фон Эгмонт – дочери богатого графа Максимилиана фон Бюрена. Спустя четыре года он назначает Вильгельма главнокомандующим армией на границах Франции. Молодой принц полностью оправдал возложенное на него доверие.
В 1555 году Карл V передает права на Нидерланды, а затем и остальные владения своему сыну Филиппу. Филипп назначает Вильгельма членом государственного совета и вскоре награждает его знаками ордена Золотого Руна. Может быть, Филиппа и Вильгельма и связала бы дружба, но характер нового императора резко отличался от характера Карла. Филипп был мрачным, неприветливым и вечно подозрительным правителем. Проводя еще более жесткую политику в Нидерландах, он очень хотел уничтожить здесь малейшее свободомыслие, а знатное дворянство ему было особенно ненавистно. Но он ничего не мог сделать, пока велась война с Францией, в которой нидерландские дворяне проявили себя блестящими полководцами. Решив как можно быстрее закончить войну, Филипп назначает Вильгельма Оранского уполномоченным для ведения мирных переговоров. Вильгельм, проявив великолепные дипломатические способности, заключает с Францией такой договор, который, по сути, был капитуляцией со стороны Франции. Успех принца еще более усилил чувство неприязни к нему со стороны Филиппа, так как теперь император считал себя связанным узами благодарности. Мирный договор был нужен Филиппу для того, чтобы начать тайные переговоры с французским королем о борьбе с протестантизмом во Франции и Испании – оба монарха прекрасно поняли друг друга, и вскоре тайный союз был заключен.
О монарших планах Вильгельм Оранский случайно узнал от французского короля Генриха II во время посещения Франции в качестве почетного заложника при заключении мира. Тайные переговоры должен был вести герцог Альба, но король Франции почему-то принял Вильгельма за участника заговора и поделился с ним планами. Недаром Вильгельм был прозван Молчаливым, он внимательно выслушал короля и принял решение начать борьбу, оставив Генриха II в полном неведении относительно сделанного им промаха.
Получив позволение уехать, Вильгельм Оранский поспешил возвратиться домой. Первым делом было составлено «прошение» генеральных штатов об удалении испанских солдат из Нидерландов. С этого момента Вильгельм Оранский и Филипп II стали ярыми противниками, хотя ранее принц не забывал о данном обещании Карлу V служить верно и его наследнику.
Так Вильгельм стал во главе оппозиции и, покинув пределы Голландии, принял на себя общее руководство восстанием.
В качестве германского владетельного князя Вильгельм имел право содержать собственную армию и флот, чем он и воспользовался, чтобы на свои средства и средства нидерландских патриотов, а также на гугенотскую субсидию снарядить войска для вторжения в Нидерланды.
Первый его отряд в количестве трех тысяч человек под командованием Виллара перешел границу в Жюльери (близ Маастрихта) и потерпел поражение 25 апреля 1568 года при Рермонде, а также между Эркеленцом и Далемом в столкновениях с испанским отрядом Санхо-де-Лодронье. Второй отряд, составленный из гугенотов под командованием де Коквиля, был разбит 18 июля 1568 года при вступлении в Артуа при Сан-Валери пикардийским губернатором маршалом де Лоссе и отброшен за границу. Третий отряд потерпел поражение при Жеммингене.
Однако эти неудачи не ослабили энергии Вильгельма Оранского, и в конце сентября 1568 года он успел сосредоточить в Трирской провинции, близ Ромерсдорфского монастыря, новую 40-тысячную армию. Желая взять реванш за свое поражение при Жеммингене, Вильгельм двинулся в Брабант к Кейзерслаберу (близ Маастрихта), где в укрепленном лагере стояла испанская армия герцога Альбы, которая избегала решительного сражения.
29 раз принц менял позиции, и при каждом движении герцог следовал за ним, уклоняясь от сражения. Местное население отказывало принцу в продовольствии, опасаясь гнева Альбы. Недовольные наемники Вильгельма Оранского стали бунтовать, требуя уплаты денег, и ему с большим трудом удалось подавить возмущение в собственном лагере.
По-прежнему продолжались авангардные столкновения, но до сражения дело не доходило. Принц вынужден был отойти к Стокему, а оттуда к Тогру, куда за ним последовала испанская армия, стоявшая в непосредственной близости. От Тогра Вильгельм двинулся к Сент-Тронду, преследуемый войсками Альбы. Следуя к югу, в Жодуань, он взял направление на Ваверон, куда должно было подойти подкрепление французов графа Жанлиса, уже перешедших Маас у Шарлемона.
Подойдя к реке Гете 20 октября 1568 года, Вильгельм Оранский выдвинул 3-тысячный отряд, под прикрытием которого стал переводить армию на другой берег. Тогда герцог Альба выслал 4 тысячи пехоты и 300 конницы и без труда истребил отряд прикрытия.
Обманутый в своих надеждах на генеральное сражение и на поддержку местного населения, Вильгельм Оранский после поражения при Гете отошел к Ваверону, где в конце октября соединился с 3-тысячным отрядом Жанлиса. Восстание, которое могло бы стать всеобщим в случае одержанной победы, сделалось невозможным.
Мятежные вспышки в лагере повстанцев участились. И сам Жанлис, и другие французские офицеры стали требовать, чтобы принц оставил Нидерланды и двинулся на помощь гугенотам, которые возобновили религиозную войну. Однако против этого плана высказались германские наемники, которые не желали воевать против Карла IX во Франции.
В этих условиях Вильгельм Оранский вынужден был увести свои войска через Шампань и Лотарингию в Страсбург и там распустить. Уладив дела по уплате войскам жалованья, Вильгельм Оранский присоединился к отряду герцога Депона, набранному в Германии для поддержки французских гугенотов. Но вскоре произошел бой под Жарнаком, в результате которого гугенотская армия была разбита. Вильгельм Оранский с отрядом более тысячи всадников в сопровождении двух своих братьев присоединился к армии Колиньи. Новое сражение при Монконтуре окончательно уничтожило гугенотскую армию. Еще раньше Вильгельм Оранский, переодевшись в простое платье, сумел пройти через неприятельский фронт и осенью 1569 года благополучно вернуться в Германию.
В течение 1571 года он занимался подготовкой новой экспедиции, направляя своих агентов в места, откуда можно было получить помощь. 1 апреля 1572 года его сторонники овладели крепостью Бриллем, жители которой присягнули Вильгельму Оранскому как королевскому наместнику Голландии. Это было началом нового восстания, скоро распространившегося по северным провинциям.
Но пока происходили все эти события, Вильгельм Оранский оставался в Германии, занятый набором войск и добыванием денег. Ему удалось набрать армию, состоявшую из 15 тысяч пехоты и 7 тысяч конницы, к которой присоединились еще 3 тысячи валлонцев.
7 июля он перешел через Рейн в Дуйсбурге, а 23 июля после сильной канонады овладел Рермондом. Здесь ему пришлось остаться на целый месяц, поскольку его войска из-за отсутствия денег отказывались от дальнейшего похода в Нидерланды. Только после получения гарантии голландских городов на трехмесячное жалованье Вильгельм Оранский 27 августа перешел Маас и двинулся через Диет, Тирлемон, Сихем, Луван, Мехельн и Термонд на Уденард и Нивель. Многие города пропускали его войска, другие откупались деньгами. Между тем город Монс, захваченный еще 23 мая братом Вильгельма Людовиком Нассауским, был осажден испанскими войсками дона Фредерико де Толедо и едва мог держаться. Вскоре после овладения Монсом Людовик послал графа Жанлиса во Францию за подкреплениями, причем просил его соединиться с войсками брата и только тогда общими силами начать наступление к Монсу. Однако предводитель гугенотов пренебрег этим советом и 19 июля потерпел поражение всего в двух милях от Монса. Лишь около сотни солдат смогли войти в Монс, и это была единственная помощь, полученная Людовиком из Франции, на которую он возлагал такие большие надежды.
В это время Вильгельм Оранский прибыл в Перонну, а герцог Альба – в лагерь испанских войск, осаждающих Монс. Положение Вильгельма вновь стало критическим. Он не мог ни атаковать Альбу в его лагере, ни послать подкрепления в осажденный Монс. 11 сентября 4-тысячное войско дона Фредерико заняло деревню Сент-Флориан близ крепости, в то время как армия самого Вильгельма Оранского располагалась лагерем в полумиле от названной деревни, у Герминьи, откуда он попытался ввести подкрепления в Монс.
В ночь на 12 сентября дон Фредерико сделал попытку атаковать лагерь Вильгельма Оранского. Шестьсот отборных мушкетеров под командованием Юлиана Ромеро, подкравшись к передовым постам оранжистов, перебили часовых и захватили повстанцев врасплох. В продолжение двух часов испанцы уничтожали противника, не подозревавшего о малой численности испанцев. Лишь после того как испанцы зажгли палатки, свет пожара показал оранжистам малочисленность противника. Однако, прежде чем они успели перейти в контратаку, Ромеро смог увести своих мушкетеров, не потерявших и 50 человек. У оранжистов же выбыли из строя более 600 человек.
Вильгельм Оранский вынужден был отвести свою армию к Нивелю, известив брата о неудаче экспедиции и посоветовав согласиться на капитуляцию на возможно приемлемых условиях.
19 сентября Монс капитулировал. Вильгельм Оранский, перейдя Маас, направился к Рейну. Перейдя его в Орсуа, он распустил свои войска и один вернулся в Голландию. Он более не надеялся на сбор новой армии и теперь лишь пытался помочь Гарлему, осажденному войсками дона Фредерико. Он отправлял в город продовольствие и припасы, сформировал в Лейдене 4-тысячный отряд де ла Марка, намереваясь ввести его в осажденный город, а после поражения, нанесенного этому отряду войсками Ромеро, собрал новый 2-тысячный отряд с семью орудиями и несколькими фургонами снарядов под командованием Батенбурга. Но и этот отряд постигла та же участь, что и первый.
В конце января Вильгельму Оранскому все же удалось провезти в город запас пороха и хлеба на 170 санях по льду Гарлемского озера и 400 человек подкрепления. Когда в конце февраля озеро вскрылось, Вильгельм Оранский обзавелся несколькими десятками судов различных размеров. Почти ежедневно стали происходить морские столкновения, пока наконец 28 мая испанская эскадра Буссю не нанесла поражение флоту оранжистов.
И все же Вильгельм Оранский попытался в июне предпринять третью экспедицию для оказания помощи Гарлему, направив с 5-тысячным отрядом Батенбурга 400 фургонов с запасами. 8 июня в сумерках отряд выступил из Сассенгейма и, возможно, благополучно дошел бы до осажденного города, если бы за два дня до этого почтовые голуби, несшие письма, в которых содержались подробности предстоящей экспедиции, не были бы подстрелены испанцами. Обнаруженная переписка была немедленно доставлена в лагерь дона Фредерико, и тот немедленно сделал соответствующие распоряжения. После ожесточенного боя почти весь отряд Батенбурга был истреблен или рассеян. Последняя надежда на деблокаду Гарлема была потеряна, и 13 июля последовала его сдача испанцам.
После этого дон Фредерико атаковал город Алькмер, находящийся в конце полуострова между лагунами и лугами Северной Голландии, и к 21 августа 1573 года тесно обложил его. Три штурма, предпринятых испанцами, оказались неудачными, и огромные потери, понесенные атакующими войсками, произвели тяжелое впечатление на испанскую армию. Солдаты стали отказываться идти на новый штурм.
Зная об этом, Вильгельм Оранский приказал прорвать плотины, чтобы затопить страну и снести всю испанскую армию в море. Но его замыслы случайно стали известны дону Фредерико. 8 октября осада, продолжавшаяся семь недель, была снята, и испанские войска отошли к Амстердаму.
Три дня спустя голландская флотилия адмирала Дирозоона истребила в водах Северного моря численно превосходившую ее испанскую эскадру под командованием адмирала Буссю.
В следующем году Вильгельм Оранский начал действия по овладению Миддольбургом, занятым испанскими войсками Мондрабона, которому содействовала вся испанская армия под командованием Цунита Реквезенса, сменившего в Нидерландах герцога Альбу.
30 января 1574 года между Берген-оп-Зоом и Ромерсвалем произошло морское сражение, в котором испанская эскадра потерпела поражение, и 18 февраля осада Миддольбурга была снята. Иных успехов оранжистам достичь не удалось, и в сражении при Моокергейдене они потерпели поражение. В этом сражении погибли оба брата Вильгельма Оранского.
Но вскоре в испанской армии начались волнения, которые позволили Вильгельму оказать помощь Лейдену, осажденному войсками испанского генерала Вальдеса. В это время главная квартира Вильгельма Оранского располагалась в Дельфте, вблизи которого находилась крепость Поледерварт, 29 июля атакованная Вальдесом. Однако штурм удалось отбить, и принц сохранил свою позицию, единственную, которая позволяла надеяться освободить от осады Лейден. Он попытался устроить вокруг города наводнение, но эта попытка не удалась, и потому пришлось обращаться к другим средствам. Под руководством Вильгельма Оранского и его деятельного помощника адмирала Буазо было собрано более 200 судов и около 3 тысяч моряков. В ночь на 11 сентября оранжисты овладели Ландшейдином, но далее вода оказалась слишком мелкой для судов. 18 сентября вода вновь поднялась, и это дало возможность флотилии Буазо приблизиться к осажденному городу. Испанцы были оттеснены в пояс фортов в непосредственной близости от Лейдена. После наступившего мелководья в ночь на 2 октября буря вновь подняла воду, что дало возможность флотилии Буазо подойти к осажденному городу, и 3 октября он был освобожден.
Однако попытка Вильгельма Оранского оказать помощь городу Зирик-Зее, осажденному войсками Мондрагена, не увенчалась успехом. 25 мая адмирал Буазо попытался ввести в город подкрепление с моря, но его атака испанских заграждений окончилась неудачей. 21 июня 1576 года Зирик-Зее сдался испанцам.
Сразу же после его капитуляции вспыхнул мятеж испанских войск. Солдаты заняли цитадели Гента, Антверпена, Прехта и Валансьенна, разграбили Алост, Маастрихт и Антверпен. Вильгельм Оранский воспользовался бунтом испанских войск, чтобы побудить государственный совет к общему собранию Генеральных штатов в Генте. Но гентская цитадель, господствовавшая над городом, пока находилась в руках испанцев и, несмотря на малочисленность гарнизона, держалась упорно. Только после того как Вильгельм Оранский прислал подкрепления из Зеландии, 8 ноября 1576 года цитадель пала.
За четыре дня до обнародования Гентского перемирия в Нидерланды прибыл новый наместник, сын короля Хуан Австрийский. Переговоры между ним и Вильгельмом Оранским ни к чему не привели, поскольку оба преследовали совершенно противоположные цели. Дон Хуан настаивал на восстановлении абсолютной власти короля и господстве в Нидерландах католицизма. Принц же требовал восстановления старой конституции и полной религиозной свободы.
К обеим сторонам уже прибыли подкрепления. 31 января 1578 года 30-тысячная испанская армия, состоящая из отборных испано-итальянских ветеранов, нанесла при Жемблу поражение нидерландским войскам и скоро овладела почти всей территорией Нидерландов. 1 октября Дон Хуан скончался, оставив преемником своего помощника Александра Пармского.
Между тем по инициативе Вильгельма Оранского северные провинции, видя ненадежность своего союза с южными и их нерешительность и постоянные колебания, заключили между собой так называемую Утрехтскую унию. Это положило начало особому федеративному государству. Уния была составлена на имя короля, но уже в 1581 году соединенные провинции отложились от Испании.
10 июля 1584 года Вильгельм Оранский был убит Балтазаром Жераром в Дельфте. Его гибель разрушила всякие надежды на соединение всех Нидерландов в одну республику, и господство Испании над южными провинциями (Бельгией) продолжилось до 1714 года.
Дон Хуан Австрийский родился в Германии, в городе Регенсбурге. Он был побочным сыном императора Священной Римской империи Карла V и, следовательно, по отцу принадлежал к династии Габсбургов. В отношении его матери единого мнения нет. Большинство его биографов склоняются к тому, что матерью дона Хуана была дочь регенсбургского бюргермейстера Барбара Бломберг (Блуменберг). Она принадлежала к знатной фландрской фамилии и считалась одной из самых красивых женщин своего времени. Когда любовь Карла V к ней угасла, Барбара Бломберг получила от императора большое приданое и была выдана замуж за Рехема – человека богатого, имевшего обширные поместья в провинции, но постоянно проживающего в Антверпене.
По другим сведениям, матерью Хуана Австрийского была более знатная дама, имя которой осталось тайной, так как она была принцессой крови.
Но кто бы ни была его мать, отец вначале не признал Хуана своим ребенком, и первые годы жизни мальчику пришлось провести на ферме одного богатого крестьянина. Простое деревенское воспитание, частые лишения и трудности первых лет жизни не сделали его характер грубым и жестоким. Напротив, в дальнейшем везде, и на поле битвы, и в светских салонах, его поначалу отличали благородство и изящество манер.
К концу жизни Карл V решил признать Хуана и открыл мальчику тайну его рождения. Он призвал его ко дворцу, щедро наградив крестьянина за заботу о ребенке. Карл V не наделил побочного сына материальными благами, но на смертном одре просил своего сына и наследника Филиппа II, которому дон Хуану приходился братом, позаботиться о молодом человеке и помочь ему получить духовное образование.
Хуан стал воспитываться вместе с Александром Фарнезе и инфантом доном Карлосом в королевском дворце Мадрида. Среди своих сверстников он быстро завоевал авторитет своей ловкостью в играх и военных упражнениях. Никто лучше него не мог усмирять неукротимых лошадей.
По завещанию Карла V, определившего для сына духовную карьеру, дон Хуан три года обучался в университете в Алкале. Однако характер сильного и красивого юноши, склонного к опасным приключениям, не раз побуждал его убегать на военные суда, на которых он в 1564—1568 годах принимал участие в операциях испанского флота против турок и пиратов.
Занявший престол после смерти отца Филипп II относился к младшему брату с любовью и, вопреки воле родителя, решил дать брату возможность стать военным. Вскоре он назначил дона Хуана главнокомандующим в экспедиции против мавританских инсургентов Гренады, но при этом обязал его не предпринимать ничего без согласия военного совета, состоящего при главнокомандующем. Понимая, что в этом случае экспедиция может не достичь поставленной цели, дон Хуан все же настоял на разрешении действовать самостоятельно.
Имея в своем распоряжении армию (24 тысячи человек), к которой примкнули собравшиеся со всех концов Испании волонтеры, дон Хуан в январе 1570 года двинулся к старой крепости Галере. Гарнизон крепости, состоящий из 6 тысяч мавров, оказывал сопротивление до последнего, но 11 февраля 1570 года крепость пала; все ее защитники были изрублены, а сама Галера разрушена до основания.
Весной 1570 года в руки дона Хуана постепенно перешли Альбухара, Серон, Типола, Турчас и вся провинция Рио д'Альмансора. Мавры были изгнаны из Испании, а попавшие в плен были проданы в рабство.
В своей первой войне дон Хуан проявил не только личное мужество, но и военный талант. Однако быстрые успехи вскружили ему голову и развили в нем страшное самомнение, сделав его надменным и доведя его честолюбие до крайних пределов.
При дворе на дона Хуана смотрели как на будущего наследника престола в случае внезапной кончины болезненного дона Карлоса, с которым у него отношения не сложились еще в детстве. Словно подтверждая эти мысли, Филипп II устроил для дона Хуана двор и предоставил ему привилегии, обычно даваемые инфантам.
В 1571 году было совершено нападение турок на принадлежавший венецианцам остров Кипр. Чтобы преградить путь турецкой экспансии на Средиземном море, Филипп II, папа Пий V и Венецианская республика заключили между собой союз, направленный против общего врага; этот союз получил название Священная лига. Вскоре к союзу присоединились Мальта и целый ряд итальянских государств: Генуя, Неаполь, Сицилия, Савойя, Тоскана, Парма и др. Силы союзников насчитывали около 200 галер, 100 кораблей, 50 тысяч пехоты и 4, 5 тысячи конницы. Дон Хуан получил звание главнокомандующего союзным флотом и приказ «вести крест против полумесяца». Сборным пунктом для кораблей союзников был назначен Отранто.
В начале октября корабли союзников вышли в море и у гавани Лепанто в заливе Патраикос встретились с силами турецкого флота под командованием Али-паши, у которого было 210 галер и 66 галиотов.
В начале сражения (6 октября) шесть венецианских галеасов, выдвинутых перед фронтом галер, артиллерийским огнем расстроили боевой порядок турецкого флота, который не имел даже артиллерии. Это вынудило турецкого главнокомандующего идти на абордаж первой линии союзных кораблей. Однако преимущество здесь также было на стороне союзников, встретивших турок, вооруженных лишь холодным оружием и луками, огнем из аркебузов.
К концу сражения турецкий флот потерпел полное поражение, потеряв 224 корабля, из которых 117 было захвачено союзниками. Потери войска дона Хуана не превышали 15 галер. Из неволи было спасено 12 тысяч христианских рабов, томившихся в турецкой неволе. Сражение у Лепанто стало «лебединой песней» галерного флота. Оно показало, что турецких моряков можно побеждать. Однако на сам ход войны победа при Лепанто не повлияла. Антагонизм, царивший между членами Священной лиги, помешал им довести разгром Турции до конца и позволил туркам построить новый флот и удержать остров Кипр.
Победители вернулись в Мессину, и скоро Филипп II охладел к борьбе на Востоке, занявшись другими делами. Он очень подозрительно смотрел на своего младшего брата, стремившегося к самостоятельному положению.
С испанской эскадрой дон Хуан осенью 1573 года высадился на африканский берег, взял Тунис и разрушил Бизерту. Он уже составил план создания здесь собственного государства и надеялся в этом на помощь папы, также желавшего преобразования Триполи в христианское государство, королем которого стал бы дон Хуан. Однако когда дон Хуан обратился к Филиппу II с просьбой признать его королем Туниса, то получил от своего брата не только отказ, но и приказ снести стены Туниса. Король не желал тратить свои силы и средства на защиту такого отдаленного города.
Впоследствии, когда дела отвлекли дона Хуана в Северную Италию, вице-короли Неаполя и Сицилии по приказу из Мадрида сдали туркам не только Тунис, но даже Гелетту, находившуюся в испанских владениях еще со времени походов Карла V.
По окончании войны Филипп II сделал брата генерал-губернатором Милана, а с 1576 года – королевским наместником в Нидерландах. Однако дон Хуан считал эти посты слишком мелкими для себя и мечтал о собственном государстве. Отношения его с Филиппом II резко ухудшились. В нем стало заметно проявление мелкого тщеславия, напоминая всем, что он сын императора. Ранее романтически настроенный, дон Хуан стал теперь бессердечно относиться к своим возлюбленным и к своему многочисленному потомству. Вместе с тем он продолжал лелеять романтические планы освободить находящуюся в заключении в Англии Марию Стюарт и жениться на ней. План этот поддерживал папа, и теперь дон Хуан рассчитывал на его помощь.
Эти мечты рассеялись, когда брат назначил его правителем Нидерландов. Вначале дон Хуан сумел завоевать расположение голландцев, помнивших его отца, к которому они всегда относились с большой симпатией, но затем ситуация осложнилась.
Незадолго до прибытия Хуана в Нидерланды в Генте 8 ноября 1576 года было заключено соглашение между католическими и двумя кальвинистскими провинциями (Голландией и Зеландией) о борьбе за изгнание испанских войск и уничтожение порядков, заведенных здесь герцогом Альбой и его преемниками. От дона Хуана требовалось одобрение этого соглашения и удаление из Нидерландов испанских войск. Лишь после этого он мог быть признан королевским наместником Нидерландов. Вильгельм Оранский вначале советовал арестовать дона Хуана, а затем оставил это намерение и теперь лишь вредил его авторитету.
В январе 1577 года дон Хуан заключил с Генеральными штатами так называемую Брюссельскую унию, преобразованную в феврале в «постоянный эдикт», по которому подтверждалось Гентское соглашение, восстанавливались права и вольности 17 провинций, утверждались права принца Оранского в качестве штатгальтера Голландии и Зеландии. Дон Хуан лишь требовал взамен господствующего положения для католической религии.
В мае 1577 года дон Хуан торжественно въехал в Брюссель, восторженно встреченный голландским населением. Однако скоро он стал тяготиться своим положением и мечтал поскорее уехать из Нидерландов «от этих величайших негодяев, которые скорее им управляют, чем он ими», как он писал в одном письме. Дон Хуан просил Филиппа II прислать ему замену, а Генеральным штатам объявил, что нужно подождать с отъездом испанских солдат. Эти солдаты были нужны ему для воплощения в жизнь его планов освобождения Марии Стюарт.
В своих планах он натолкнулся на препятствия как в лице Генеральных штатов, требовавших скорейшей эвакуации испанских солдат, так и в лице Филиппа II, который не желал, чтобы дон Хуан ради своих абсурдных замыслов уходил с занимаемого им поста. Его доверенный секретарь Эскобедо (тайный агент Филиппа II) вступил в тайные переговоры с любимцем короля Антонием Перецем и через него старался повлиять на короля. Однако Перец, сохраняя преданность своему монарху, выдавал все тайны дон Хуана и тем самым настроил его против брата.
Наконец Филипп II потерял терпение и приказал испанским войскам оставить Нидерланды. Это привело к крушению всех замыслов дона Хуана, который пытался до последнего удержать испанские войска в Нидерландах, вынашивая новые планы: захватить в союзе с Гизами короны Испании и Франции или, пользуясь болезнью своего брата, захватить в свои руки правление королевством. Он даже затеял переписку с английской королевой Елизаветой, мечтая с помощью брака с ней получить британскую корону.
Безрассудные действия брата возбуждали все большее недовольство Филиппа II, который предпочитал держать его в Нидерландах, окружив своими шпионами, доносившими о каждом его шаге.
И лишь в одном испанский король сумел найти общий язык с правителем Нидерландов – в стремлении избавиться от принца Вильгельма Оранского. Однако дон Хуан пока не находил подходящего исполнителя для своих замыслов.
Все шло к полному освобождению Нидерландов от испанского владычества. Генеральные штаты уже не обращали внимания на королевского наместника, Голландия и Зеландия отказывались признавать Нантский эдикт, а принц Вильгельм Оранский готовил войну против Испании.
В больших городах Нидерландов городская армия оскорбляла не только свиту правителя, но и его самого, дело доходило до открытых нападений на дона Хуана. Он снова послал в Мадрид Эскобедо и потребовал у своего брата возвращения в Нидерланды испанских войск и предоставления больших денежных средств, обещая навести в Нидерландах порядок.
В июле 1577 года немногочисленная, но хорошо организованная армия (22 тысячи человек) выступила из Люксембурга под командованием дона Хуана и 24 июля овладела Намюром и Шарльмоном. Создался плацдарм, удобный для дальнейшего наступления на Нидерланды. Однако это имело совершенно противоположные последствия: католическое дворянство Нидерландов, ранее поддерживавшее дона Хуана, теперь перешло на сторону Генеральных штатов и потребовало его отзыва из Нидерландов.
Король назначил вместо дона Хуана Маргариту Пармскую, но Генеральные штаты уже сами призвали в генерал-губернаторы эрцгерцога Матвея и заключили союз с королевой Елизаветой Английской.
В январе 1578 года дон Хуан собственной властью ввел в Нидерланды испанские войска и 31 января с помощью Александра Фарнезе наголову разбил нидерландские войска при Исембле, потеряв лишь 10 человек. Свою победу он завершил покорением Фландрии, Брабанта и Беннегад и рассчитывал скоро овладеть столицей Нидерландов. Однако сил для этого у него было недостаточно, а для занятия Брюсселя нужно было разрешение Филиппа II. Силы для покорения главных политических центров революции у дона Хуана также не хватало.
В ожидании денег и дополнительных войск он бездействовал в лагере Бухе (близ Намюра), в то время как Вильгельм Оранский энергично готовился к войне. Нидерландская армия под командованием Боссо (20 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы) уже сосредотачивалась у Лиера, сюда же прибывали наемники из Германии.
В целях воспрепятствовать соединению Боссо с наемниками дон Хуан в конце июля 1578 года перешел реку Демер и двинулся к Лиеру, стремясь атаковать Боссо до прихода немцев. Несмотря на то что Александр Пармский и другие военачальники указывали ему на неприступность позиции у Рименана, он все же 1 октября 1578 года атаковал их, но был отбит и отступил.
Дон Хуан снова стал требовать у Филиппа II денег, а также чтобы он прислал к нему Эскобедо. Но король не только не присылал ему денег, но и тайно приказал убить в Мадриде Эскобедо по обвинению в государственной измене, о чем дон Хуан так и не узнал.
На помощь кальвинистам Елизавета Английская и пфальцграф Казимир прислали 50-тысячное войско. Французы также двигались на помощь своим землякам в Нидерландах. Боссо уже перешел Маас и теперь приближался к Шиме. Дон Хуан имел в своем распоряжении лишь 17-тысячное войско. В его армии стала свирепствовать чума, уносившая сотни жизней.
Все чаще дон Хуан сознавал крушение своих планов и неудачу всей своей жизни. Он заболел и 1 октября 1578 года на 32-м году жизни скончался в своем военном лагере.
Во второй четверти XVI века во Франции обострились религиозные противоречия. Вместе с социальными и политическими они сплелись в единый клубок и, приняв обычные для того времени религиозные лозунги, положили начало религиозным войнам. Южные области страны, помнившие еще ересь альбигойцев, оставались центром оппозиции королевской власти, и в большинстве своем жители этих областей исповедовали протестантизм. Во Франции сторонники протестантизма стали называться гугенотами. Север и королевский двор оставались католическими. Борьбу за власть и свое влияние в стране развернули различные династические группировки. Во главе католиков встали представители династии Гизов.
Гизы по своему происхождению не принадлежали к родовой французской знати, поэтому их часто называли чужестранцами. Эта династия является боковой веткой Лотарингского дома, который, в свою очередь, берет начало от эльзасского графа Герхарда, ставшего в 1048 году герцогом Верхней Лотарингии. Герцогство принадлежало представителям Лотарингского дома до 1431 года, а затем оно перешло к принцу из боковой линии рода Валуа Рене I Доброму, герцогу Анжуйскому и графу Прованскому.
Но уже в следующем поколении оно было возвращено представителям Лотарингской династии, благодаря браку дочери Рене I Иоланты с графом Фридрихом Водемоном из династии Лотарингов. Их романтическая история любви послужила сюжетом оперы П.И. Чайковского «Иоланта». Младший сын Фридриха и Иоланты Рене II, получивший во владение графство Гиз и вошедший в историю как победитель Карла Смелого герцога Бургундского в битве при Нанси, был отцом Клода Лотарингского (1496—1550), который и стал основателем династии Гизов. В 1506 году Клод принял французское подданство, и с этого времени Гизы находились на службе при французском дворе. В историю Франции представители этого рода вошли как знаменитые военачальники и как кардиналы. Своему возвышению при дворе они обязаны во многом Диане де Пуатье.
В 1512 году Клод Лотарингский женился на принцессе крови Антуанетте Бурбонской. К графству Гиз Клод приобрел во Франции Омаль, Жуанвиль, Эльбеф и Майенн, что значительно расширило территорию графства. Кроме того, Клод имел владения в Пикардии и Нормандии. Он был приближен ко двору Франциска I, который возложил на него миссию по охране и защите северных и восточных границ Франции. Во время крестьянских войн он разгромил восставших в Лотарингии, и его деятельность была высоко оценена королем. В 1527 году графство Гиз было возведено в герцогство, а сам Клод приобрел титулы герцога и пэра – привилегии, которые жаловались всего пять раз, причем в трех случаях их были удостоены члены королевской семьи. Брак Клода и Антуанетты был многодетным – пять дочерей и шестеро сыновей. Герцог и пэр Франции даже породнился с шотландским королевским домом, выдав старшую дочь Марию замуж за Якова V Стюарта. Брат Клода Жан (1498—1550) стал в 1518 году первым кардиналом Лотарингским и был влиятельным государственным деятелем при королях Франциске I и Генрихе II.
Сыновья Клода прославились при последних королях из династии Валуа. Род Гизов отличался удивительной сплоченностью, во многом способствовавшей их быстрому продвижению, хотя представители этой большой семьи выбрали разные пути – армию и церковь. Старший сын Франсуа Лотарингский (1519—1563) был известным военачальником. Он был назначен главнокомандующим войсками в Меце, важном стратегическом пункте, открывавшем путь в Германию и Нидерланды. Франсуа Гиз превратил город в неприступную крепость, что помогло ему противостоять с 20-тысячным гарнизоном города 60-тысячному войску Карла V, заставив последнего навсегда оставить идею о создании буферного государства между Германией и Францией. Следующим военным успехом Франсуа было взятие Кале – последнего владения англичан во Франции. После этой победы Франсуа с большим неудовольствием встретил известие о перемирии. Он резко осуждал такой поворот событий и не скрывал своих позиций от короля Генриха II, считая, что национальные интересы Франции требуют продолжения войны.
Брат Франсуа Карл, кардинал Лотарингский, был прямой ему противоположностью. Это был умный и тонкий политик, снискавший славу как знаток теологии, древних языков и меценат. Карл обладал даром красноречия и поддерживал самые добрые отношения с Эразмом Роттердамским и Франсуа Рабле. Он был одним из самых богатых иерархов – владел 30 архиепископствами, 9 епископствами и 5 аббатствами, получая ренту в 300 тысяч ливров. Он поддерживал связи с иезуитами, содействовал открытию католических университетов и коллежей, и как ярый защитник католицизма он пользовался большой популярностью.
Могущество и авторитет братьев Гизов возрастали, а в период кратковременного царствования Франциска II они прибрали к рукам всю власть в стране. Король находился под большим влиянием не только братьев Гизов, но и своей супруги – Марии, их племянницы. Став ярыми католиками, они повели борьбу против гугенотов, в основном, против их руководителей – представителей рода Бурбонов. Раскрытие заговора в Амбуазе в 1560 году, направленного против Гизов, дало им повод для ареста принца Конде – он даже был приговорен к смертной казни. Но со смертью Франциска II положение несколько пошатнулось, но ненадолго. На престоле Франции оказался малолетний Карл IX, а регентшей при нем – его мать, Екатерина Медичи. Католиков по-прежнему возглавляли Гизы, а гугенотов – Людовик Конде и адмирал Колиньи. Понимая, что и те и другие стремятся к королевской короне, Екатерина Медичи решила поддерживать вражду между двумя этими партиями, надеясь, что они взаимно уничтожат друг друга. Вначале она предоставила принцу Конде важный государственный пост, что вынудило оскорбленного этим Франсуа Гиза удалиться в Лотарингию. Но вскоре он был снова призван в Париж. По пути в столицу Франсуа Гиз организовал избиение протестантов в Васси, и эта резня положила начало непримиримой войне между католиками и гугенотами. Случилось это в марте 1562 года. Война кипела, войсками Гизов были взяты Руан, Бурж и ряд других городов. Гугеноты были разбиты при Дре, и Франсуа подошел к Орлеану. Тогда адмирал Гаспар де Колиньи решил избавить своих приверженцев от фанатичного католика, их постоянного гонителя Гиза, посредством тайного убийства.
Когда Франсуа Гиз находился под Орлеаном, к нему в лагерь явился бедный дворянин-гугенот Польтро дю Мерэ, с предложением помощи в борьбе против своих бывших единоверцев. Гиз оставил его у себя на службе и всячески обласкал. Но через два дня, во время вечерней прогулки по лагерю, на Франсуа Гиза было совершено покушение – он был ранен пистолетным выстрелом из-за ближайших кустов. Пуля, попавшая в Гиза, была отравленной, и через девять дней он скончался. Дю Мерэ был схвачен и на допросе признался, что действовал по приказу Колиньи. После суда дю Мерэ был четвертован, но что касается Колиньи, то он даже не был привлечен к судебному разбирательству по распоряжению Екатерины Медичи.
Но смерть Франсуа Гиза не прекратила войны. При взятии Жарнака в плен к католикам попал принц Конде, который вопреки приказу был убит гвардейским капитаном Монтескье.
В августе 1570 года в Сен-Жермене было заключено (третье) перемирие между враждующими сторонами. Дальновидный адмирал Колиньи подозревал, что заключение перемирия – это очередная уловка. Даже кардинал Лотарингский (Карл Гиз) выказывал необычайную уступчивость и кротость, хотя перевес партии Гизов был значительным. Да и королевский двор проявил необыкновенную веротерпимость – 14 октября 1571 года именным указом Карла IX гугенотам были подтверждены все прежние права с присоединением к ним новых льгот и привилегий. Для самого Колиньи в замке Блуа был устроен роскошный прием, на котором он был в центре внимания и особой заботы короля и его матери. Он был щедро одарен деньгами и имуществом, и ему было позволено всегда иметь при себе отряд телохранителей. Здесь, в Блуа, король и Гизы, заручившись поддержкой со стороны папы и проведя тайные переговоры с герцогом Альбой, приняли решение о подготовке массовой резни гугенотов, вошедшей в историю как Варфоломеевская ночь. Для того чтобы собрать все знатные протестантские семьи в Париже, было принято решение о женитьбе сестры Карла IX Маргариты и короля Наваррского Генриха (в дальнейшем стал французским королем Генрихом IV). Для получения разрешения папы Пия V на этот брак была предпринята переписка, а для личных переговоров в Рим был направлен кардинал Карл Лотарингский. Являясь одним из главных организаторов Варфоломеевской ночи, сам кардинал во время ее проведения отсутствовал в Париже, выехав в Рим в конце мая 1572 года. Прибывшие на свадьбу Генриха и Маргариты гугеноты веселились в Париже, не предполагая, что очень скоро станут жертвами ужасной кровавой резни.
Но в Париже в это время оставался сын убитого Франсуа Гиза Генрих, который вместе со своим дядей стоял во главе заговора против протестантов. Он родился 31 декабря 1550 года и был, пожалуй, самым популярным не только в армии, но и в народе представителем династии Гизов. В историю он вошел под именем Генриха I le Balafre – «со шрамом». Воспитывался он при дворе французского короля Генриха II и с детства стремился к военной карьере. Воинскую науку Генрих изучал под руководством своего отца. Уже в 1563 году он принимал участие в осаде Орлеана, проявив, несмотря на ранний возраст, храбрость воина, закаленного в боях. Под стенами Орлеана был убит его отец, чему Генрих был свидетелем. С тех пор он сделался непримиримым врагом протестантов.
По достижении 16-летнего возраста Генрих отправился в Венгрию воевать с турками. По возвращении из Венгрии отличился в сражениях при Жарнаке, Монконтуре и победоносно защищал Пуатье против войск Колиньи. В то время ему было всего 19 лет, но он стал знаменит во всей Франции.
В битве при Шато-Тьерри (Дормансе) Генрих сумел разгромить 30-тысячный корпус немецких войск, шедший на помощь гугенотам. В этом сражении он был ранен ударом палаша в щеку, оставившего на его лице шрам, который и дал ему прозвание. Кстати сказать, такое же прозвание из-за шрама, полученного в сражении, имел и его отец.
Генрих Гиз был красивым мужчиной, обладал даром красноречия и умел произвести впечатление. Он мог быть простым и надменным, но всегда тактичным. Ему удалось покорить сердце и Маргариты Валуа, сестры Карла XI, что вызвало негодование как у короля, так и у его матери Екатерины Медичи. Чтобы как-то сгладить ситуацию и успокоить царствующих особ, Генрих женился на вдове принца де Порсиена. Его семейная жизнь не была образцом супружеской верности, но очень скоро Генрих сумел отбить охоту ухаживать за своей женой у всех претендентов, убив одного из поклонников супруги – красавца Сен-Мегрена. Узнав о том, что Сен-Мегрен решил стать любовником его жены, Генрих Гиз при помощи подложного письма заманил его в западню, где наемные убийцы довершили дело. Даже король, чьим фаворитом был Сен-Мегрен, не мог ничего предъявить Гизу, так как по законам того времени герцог был совершенно прав, защищая семейный покой.
Гиз был одним из инициаторов Варфоломеевской ночи и, чтобы отомстить за своего отца, принял на себя убийство Колиньи. (За несколько дней до Варфоломеевской ночи на адмирала Колиньи было совершено покушение, но он был только ранен, а тот, кто нанес ему рану, спрятался в доме Гиза и его «никак не могли сыскать» для должного наказания.)
В ночь святого Варфоломея около 11 часов вечера по распоряжению Генриха Гиза в Лувре были блокированы король Генрих Наваррский и принц Конде. Все дома, где в Париже располагались гугеноты, были помечены знаками. В зале городской ратуши собрались вооруженные католики, и перед ними выступил с проникновенной речью за истинную веру Христову сам герцог Гиз, призывая покончить с гугенотами. Затем Генрих Гиз и его приближенные отправились к дому Колиньи. В то же время удар колокола церкви Святого Германа известил о начале расправы над гугенотами. Подойдя к дому адмирала, Генрих Гиз потребовал, чтобы ему и его отряду открыли дверь. Ворвавшись в дом, капитан Аттен, Бем, Сарлабу и солдаты нанесли адмиралу Колиньи множественные раны, от которых тот скончался. По приказу Гиза его труп был выброшен из окна, а утром отвезен на живодерню и повешен на цепях головой вниз, где провисел еще несколько дней. Так Генрих отомстил за смерть своего отца.
Когда по восшествии на престол Генриха III протестантам были сделаны некоторые уступки, Гиз в 1576 году выступил ярым защитником «истинной веры». Прикрываясь преданностью католической вере, Генрих Гиз строил далеко идущие планы – овладение французской короной. Именно к этому времени относится составленное для Гизов генеалогическое древо, где их род возводился практически к Карлу Великому и не уступал по знатности происхождения королевскому. По всей стране Гиз вербует своих союзников, создавая тайные общества защитников католицизма. Центром обществ, опутавших всю Францию, был Париж, в котором находился центральный комитет организации, получившей название Священной лиги. Генрих Гиз рассчитывал, что при помощи Лиги ему будет легче прийти к власти. Гизов поддерживал и римский папа, с которым велась постоянная переписка. Один из курьеров Гиза скончался по пути в Рим, и при нем были обнаружены письма для папы, из которых король Генрих III и узнал о существовании Лиги. Понимая, какую опасность представляла Лига для него лично, он сам вступил в нее и именным указом одобрил ее существование и встал во главе Священной лиги. После этого для Гиза Лига потеряла всякий смысл, и он великодушно предоставил королю заниматься борьбой с гугенотами, а сам занялся созданием нового союза. Затем началась новая междоусобная война, закончившаяся в 1580 году неблагоприятным для протестантов Перигорским миром.
Слабость короля побудила герцога возобновить Лигу в надежде проложить себе дорогу к престолу. Смерть герцога Алансонского в 1584 году, последнего брата Генриха III, открывала Гизу прямой путь к короне, так как с кончиной бездетного короля род Валуа должен был прекратиться. Ближайшими наследниками были король Наваррский Генрих и принц Конде, но они были протестантами, и герцог Гиз, пользуясь этим обстоятельством, употребил все силы, чтобы их, как еретиков, удалить от наследования престола Франции. Он вступил в союз с Филиппом II Испанским и с папой и наводнил в 1585 году города южной и восточной Франции войсками своей партии. Король был вынужден заключить договор, по которому во Франции, кроме католического, не должно быть терпимо никакое другое вероисповедание. Это дало повод к так называемой войне трех Генрихов. В этой войне Генрих Наваррский возглавлял гугенотов, а Генрих Гиз – католиков.
В Париже вместо прежнего центрального комитета Лиги был учрежден Совет шестнадцати, в который кроме Генриха Гиза вошли и его братья – Карл, кардинал Лотарингский и Людовик, герцог Майенский. В планы Совета входило свержение короля Генриха III и заточение его в монастырь, а на место короля Франции была выдвинута единственная кандидатура – Генриха Гиза. Несколько раз заговорщики были готовы осуществить свой замысел, но каждый раз король узнавал о нем благодаря доносам одного из членов Совета шестнадцати Николя Пулена и был готов к обороне. Положение короля с каждым разом становилось все более шатким. Его распоряжения не выполнялись, приказы игнорировались. Так, в сентябре 1587 года был дан приказ для ареста приходских священников, являвшихся сторонниками Гиза и проводивших за него агитацию в своих приходах. Когда же по приказу короля солдаты пришли их арестовывать, прихожане с оружием в руках выступили на их защиту, и королю пришлось дать всем священникам прощение. В другой раз король приказал сестре Гизов госпоже Монпансье покинуть Париж в 24 часа, но она и не подумала этого делать, продолжая появляться открыто как в городе, так и на приемах.
В том же 1587 году произошел ряд сражений между войсками Гиза и короля Наваррского. Последнему удалось одержать победу над католиками в битве при Кутре, и Генрих Гиз направил все силы на борьбу с немецкими наемниками, прибывшими на помощь гугенотам. Окончательно разгромить их ему удалось в сражении при Оно (4 ноября 1587 года), после которого лишь небольшая часть немецких наемников смогла спастись бегством. За эту победу герцогу Гизу папа прислал в награду священный меч, и его специальным решением король Наваррский и принц Конде были лишены права на французскую корону.
В дальнейшем Гиз стал просить короля Генриха III о решительных действиях против гугенотов, вплоть до их полного истребления. Король на это не соглашался и даже запретил герцогу приезжать в Париж.
Все время король проводил в Лувре, окруженный телохранителями. Весной 1588 года он получил от Генриха Гиза очень любезное письмо с просьбой о разрешении приехать в Париж. Король снова отказал Гизу в его просьбе, но, несмотря на это, Генрих Гиз прибыл в Париж в мае 1588 года и был восторженно встречен горожанами. Обстановка в столице накалялась, и король отдал приказ подтянуть к Парижу все войска, расположенные в окрестностях. Екатерина Медичи взяла на себя роль примирительницы сына с Генрихом Гизом, а при личной встрече последний уверял короля в своей верности. Но это не разрядило обстановку. Вошедшие в столицу войска народ встретил оружием и камнями, а на улицах быстро устраивались завалы. День 12 мая вошел в историю Франции как день баррикад. Для усмирения волнений Гиз предложил королю свою помощь, на которую тот был вынужден согласиться.
Герцога Гиза парижане встречали ликованием, мятеж вскоре прекратился. Но Генрих III на следующий день выехал из столицы в Шартр. Затем под давлением Гиза был обнародован очень неблагоприятный эдикт для протестантов, а Гиз получил титул коннетабля Франции. Для упрочения такого положения дел в Блуа были созваны генеральные штаты, и теперь Гиз достиг полного могущества, но нерешительность герцога помешала ему сделать последний шаг к заветной короне. Все это побуждало короля Генриха III покончить с ненавистным временщиком.
Начальник королевской гасконской стражи Лоньяк принял на себя исполнение решения короля. Находясь в Блуа, герцог Гиз был предупрежден Маргаритой Наваррской о готовящемся на него покушении, но он был уверен, что его популярность в народе и высокое положение при дворе гарантируют ему полную безопасность. Утром 23 декабря 1588 года он отправился на королевский совет и в приемной короля подвергся нападению королевской стражи. Он скончался на месте от множественных ран, нанесенных ему мечами и кинжалами. Его брат, кардинал Лотарингский, был убит на следующий день.
Весть о гибели братьев Гизов поразила не только Париж, но и всю Францию. На голову Генриха Валуа сыпались проклятья, и народ требовал мщения за убийство герцога и кардинала. Во главе Лиги встал брат убиенных герцог Майенский. Францию снова охватила война. В августе 1589 года был убит король Генрих III. Его убийцей стал Клеман, вызвавшийся отомстить королю за лишение церкви ее опоры в лице покойного герцога Гиза. Весть о смерти короля парижане встретили ликованием, отметив это событие пиршествами и иллюминацией.
Могущество династии Гизов еще некоторое время поддерживалось герцогом Майенским, но вскоре стало угасать. Последней представительницей старшей ветви Лотарингского дома Гизов была Елизавета Орлеанская. Старшая ветвь Гизов пресеклась в 1696 году, а младшая дала начало династии Аркур-Арманьяков. Владения Гизов перешли к роду Конде и их ближайшим родственникам.
Романовы – самая известная в истории России царская, а с 1721 года императорская династия. Свой род Романовы ведут от литовского вельможи Глянды Давыдовича Камбила, который, по преданию, был потомком литовских князей. В России он появился около 1280 года и после крещения получил имя Иоанн. Эти сведения уходят во времена легендарные. А подтвержденное историческими документами, одним из которых является «Государев Родословец», составленный при Иване IV Грозном, начало династии возводится к реальному лицу – Андрею Ивановичу Кобыле, время жизни которого приходится на XIV век. В том же «Родословце» есть запись: «Род Кобылин. У Андрея у Кобылы пять сыновей: Семен Жеребец, Александр Елка, Василий Ивантей, Таврило Гавша и Федор Кошка». Ветвь младшего сына, Федора Кошки, и ведет в дальнейшем к Романовым. О высоком положении при дворе самого Федора говорят следующие факты: его подпись стоит на духовном завещании князя Дмитрия Ивановича Донского, а в 1380 году, когда князь Дмитрий шел на битву с Мамаем на Куликово поле, свое семейство он оставил под охраной Федора Кошки с наказом хранить родных и беречь Москву.
Дочь Кошки была выдана замуж за Федора, сына князя Михаила Александровича Тверского. Из пяти сыновей Федора Кошки самым знаменитым стал Иван Федорович, имевший большое влияние на государственные дела при великом князе Василии. Он и его дети носили фамилию Кошкиных. К началу XV века род Кошки дважды породнился с домом московских князей – внучка Федора Кошки стала женой Боровского князя, правнука Ивана Калиты, а их дочь взял в жены великий князь Василий Васильевич.
Иван Федорович, в свою очередь, имел четырех сыновей. От его младшего сына – Захария – род получил фамилию Захарьиных. Он возвысился при князе Василии Васильевиче, чьим родственником он был. Его имя не раз встречается в летописях, а три его сына – Яков, Юрий и Василий – стали родоначальниками самостоятельных ветвей династии Захарьиных-Кошкиных. Средний сын Юрий был боярином и воеводой при великом князе Иване III. Он прославился во время войны с литовским князем Александром и успешно воевал против Константина Острожского. Юрий был женат на Ирине Ивановне Тучковой-Морозовой, брак с которой дал ему шестерых сыновей и дочь. При Юрии Захарьевиче род писался с двойной фамилией – Захарьевы-Юрьевы. Более других из детей Юрия продвинулись по службе Михаил и Роман, но ни один из них не пользовался таким влиянием при дворе, как их предки. Роман Юрьевич – по имени которого весь род и стал Романовыми – скончался в 1543 году, достигнув чина окольничего. Он оставил после себя троих сыновей и двух дочерей. Младшая его дочь – Анастасия – стала первой и любимой женой царя Ивана IV Грозного, породнив свой род еще раз с родом Рюриковичей. Этот брак позволил Романовым значительно возвыситься и усилить влияние на государственные дела. Брат Анастасии, Даниил, стал думным боярином и дворецким царя Ивана IV. Он участвовал в походе на Казань и взял приступом острог Арский. Сама Анастасия имела на мужа огромное влияние, и за 13 лет супружества ей удавалось сдерживать порывы гнева своего мужа. Как писал летописец: «…предобрая Анастасия наставляла и приводила Иоанна на всякие добродетели». Со смертью царицы подозрительность царя усилилась, что привело страну к кровавой драме. В период опричнины Романовы не только не пострадали, но и усилили свое положение. Младший брат царицы Анастасии – Никита – стал ближайшим советником царя Ивана и часто (как в свое время и его сестра) мог укрощать царский гнев, чем заслужил в народе особую любовь. После смерти Ивана IV Никита Романов занимал высокое положение при царе Федоре Иоанновиче, оспаривая свое влияние на молодого царя у царского шурина – Бориса Годунова. Никита Романович скончался в 1586 году, и с его смертью род Романовых потерял главную опору, и его представители уже не могли вести активную борьбу с Годуновым.
Кроме царствующего рода, Романовы породнились со многими древними боярскими фамилиями – Одоевскими, Милославскими, Головиными, Сабуровыми, Морозовыми и другими. В дальнейшем при решении вопроса о выборе царя в начале XVII века это сыграло большое значение. А пока им пришлось уступить царскому шурину свое влияние на царя Федора.
В январе 1598 года царь Федор Иоаннович скончался, и на престол вступил Борис Годунов. Для Романовых наступили тяжелые времена. К этому времени их род ограничивался потомками Никиты Романова – его детьми (семь сыновей и две дочери) от двух браков и внуками Романовы едва не сошли с политической сцены – Годунов им мстил за прежнее влияние при царском дворе. Он, несмотря на то что достиг власти, видел в Романовых постоянных конкурентов и чувствовал, что народ испытывает к этому роду огромную любовь. Его месть вылилась в ссылку для всех оставшихся представителей этого рода, за исключением дочери Никиты Романова Ирины, состоящей в браке с дальним родственником царя Бориса, боярином Иваном Годуновым.
Самым опасным для себя Борис Годунов считал Федора Никитича Романова, которого после смерти царя Федора народная молва называла законным преемником престола.
Точная дата рождения Федора Никитича Романова неизвестна. По свидетельству историков, он получил по тем временам прекрасное образование, владел латынью и английским языком. Молодость Федора протекала на пирах во дворце и дома, на приеме послов и праздниках, на охоте и других забавах. Его карьера при царе Федоре Иоанновиче складывалась удачно – он быстро получил боярство и вошел в царскую свиту. В 1586 году, пожалованный в бояре, он был назначен нижегородским наместником. В 1590 году он принимал участие в сражениях против Швеции в качестве дворцового воеводы. Через три года он становится Псковским наместником, а в 1596 году назначен воеводою правой руки. Федор Никитич был красив собой, хорошо одевался и считался видным женихом. Но вопреки обычаям того времени женился Федор поздно. Его избранницей стала Ксения Ивановна Шестова, происходившая из рода Салтыковых-Морозовых. Ксения Ивановна не блистала красотой, но была богатой наследницей. Кроме того, она отличалась умом и благонравием. Брак с ней дал Федору шестерых детей, но только двое из них – дочь Татьяна и сын Михаил – выжили. Родственные узы с царем, а также веселый, доброжелательный характер делали Федора весьма популярным как среди соотечественников, так и среди иностранцев.
Опала Романовых началась с 1600 года. Весь род был сослан, а поводом к этому послужил ложный донос, что, дескать, хотят они извести царя Бориса и в их доме хранятся различные корешки и зелья. Донес об этом слуга Александра Романова, вероятно подкупленный Борисом Годуновым. По решению Боярской думы весь род был отправлен в Сибирь, а с Федором Никитичем и его женой поступили особо сурово. Они были насильственно пострижены и разлучены с детьми. Федор Никитич принял имя Филарета, а его жена стала инокиней Марфой. Филарет был сослан в далекий Антониево-Сийский монастырь, где находился под строгим контролем – о его поведении пристав регулярно писал отчеты царю. Филарету было запрещено любое общение и даже не разрешалось посещать общие богослужения. Монахи сочувствовали ему и по возможности сообщали сведения о родных. От них он узнал, что его дети были отправлены с тетками в Белоозеро, а вскоре в Сибири погибли его братья – Александр, Василий и Михаил, последний оставшийся в живых брат Иван тяжело заболел.
Все изменилось после внезапной смерти Бориса Годунова. Приход к власти Лжедмитрия I открыл Филарету двери монастыря-тюрьмы в 1605 году. Он снова соединился с женой и детьми. Лжедмитрий возвел Филарета в сан митрополита Ростовского и Ярославского, и тот присутствовал на бракосочетании Лжедмитрия и Марины Мнишек. Делами своей митрополии Филарет почти не занимался и большую часть времени проводил в Москве.
В мае 1606 года власть захватил Василий Шуйский Филарет присутствовал на его коронации, но привлечь на свою сторону Ростовского митрополита Шуйскому так и не удалось. Вскоре Филарет покидает Москву и уезжает в Ростов.
В 1609 году к Ростову подошел с войском новый самозванец – Лжедмитрий II. Город был взят, и Филарет попал в плен. В Тушинском лагере он был встречен с особым почтением и ему было предложено стать патриархом. Выбора у пленника не было, и Филарет дал согласие.
На следующий год Филарет был «отполонен», то есть отбит, у самозванца царскими воеводами и смог вернуться в Москву. Царь Василий Шуйский был свергнут, Тушинский лагерь разгромлен, у власти находилось новое правительство – «Семибоярщина». Встал вопрос о новом царе. Осенью 1610 года патриарху Филарету было предложено возглавить посольство к польскому королю Сигизмунду для решения вопроса о приглашении на царство его сына Владислава. На Филарета была возложена особая задача – соблюдение одного из условий воцарения Владислава – принятие им православия. Затем «Великое посольство» отправилось в Смоленск.
Но у польского короля Сигизмунда III были свои виды на русский престол. Филарет, возглавлявший послов, категорически отклонил решение польского короля самому занять русский престол и «православие соединить с латынством» и решительно отстаивал свои требования. Чтобы «усмирить» послов, их отправили в Польшу как пленников. К тому же Сигизмунд получил известие о подходе к Москве народного ополчения.
Филарет провел в польском плену девять лет. В это время в России происходили исторические события, о которых он узнавал, сумев наладить тайную переписку с боярином Шереметевым, который возглавил партию сторонников сына Филарета – Михаила Федоровича Романова. После изгнания из Москвы польских интервентов, жена и сын Филарета выехали в свою вотчину под Кострому, а затем обосновались в Ипатьевском монастыре.
В феврале 1613 года в Москве был созван избирательный Земский собор для принятия соглашения об избрании нового царя. На заседаниях собора присутствовало более 700 человек, представлявших разные сословия – бояре, представители духовенства, ополченцы-казаки, купцы и даже государственные крестьяне. Каждая партия выдвигала своего кандидата. Назывались в качестве претендентов князья Ф.И. Милославский, В.В. Голицын, Д.М. Пожарский, иностранные королевичи Владислав и Карл-Филипп, сын Марины Мнишек и другие. На первых же заседаниях были отклонены иностранные королевичи и сын Мнишек – «воренок Иван». Голицын находился в польском плену, а Милославский был стар и бездетен, Пожарский, по мнению бояр, был «слишком худороден». И тогда вспомнили о Романовых. Шестнадцатилетний Михаил, лично не причастный к раздорам Смуты и пострадавший от нее, имел сторонников среди всех сословий. Кроме того, его права на престол как двоюродного племянника царя Федора Иоанновича выглядели вполне законными. И 21 февраля 1613 года было официально оглашено имя нового избранника. В Ипатьевский монастырь было направлено представительное посольство, которое возглавили рязанский архиепископ Феодорит и боярин Ф.И. Шереметев. Узнав о своем избрании, Михаил Федорович решительно отверг предложение стать царем, заявив, что не годится для престола. Его поддержала и мать – инокиня Марфа, сказав, что не благословит сына на царство. Только после долгих уговоров и убеждений Михаил дал согласие, а мать благословила его иконой Федоровской Богоматери и разрешила Феодориту осуществить обряд наречения на царство своего сына. Накануне своего 17-летия, 11 июля 1613 года, Михаил Федорович Романов венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля.
После торжеств для молодого царя начались тяжелые будни. Страна была разграблена и лежала в руинах. Со всех сторон ее окружали враги. Денег в казне не было. Первое время большую помощь в управлении государством царю оказала мать, помогали и ближние бояре, большей частью царские родственники. Новый Земский собор принял решение об оказании помощи в сборе средств для армии. Помогли и купцы Строгановы, дав в долг денег, сукно и продовольствие для ратных людей. Уже к следующему году были одержаны первые победы. В 1614 году был схвачен и сурово наказан атаман Заруцкий, Марина Мнишек заточена в Коломне, а ее сын Иван повешен. В 1617 году был подписан Столбовский мир со Швецией, по которому к России возвращался Новгород и прилегающие земли. Но самыми трудными для молодого царя стали переговоры с поляками. Первые попытки в 1616 году окончились вооруженным столкновением. Затем на Москву двинулся Владислав с большим войском. Михаилу с большим трудом удалось организовать оборону столицы – поляки были отброшены от ее стен. Неудачей закончилась для Владислава и осада Троице-Сергиевой лавры. Все это вынудило поляков в 1618 году сесть за стол переговоров, и 1 декабря 1618 года было подписано Деулинское перемирие с Речью Посполитой сроком на 14 лет. По нему Смоленск и ряд других городов оставались за Польшей, которая не признала законной власть Михаила Романова. Но большим успехом перемирия стало то, что все пленные, в том числе и Филарет, возвращались на родину.
14 июня 1619 года Филарет вернулся в Россию и с огромной радостью был встречен сыном-царем и женой (дочь Татьяна к тому времени уже скончалась) Официально он считался Ростовским митрополитом, но уже через 10 дней после возвращения решением Собора русского духовенства он был посвящен в сан патриарха. Чтобы еще больше возвысить отца, Михаил Федорович присваивает ему титул «Великого государя», а в дальнейшем дает ему грамоту с правом судить любое духовное лицо и собирать оброк с церковных имений – ранее среди прежних иерархов такой властью не обладал никто. Филарет стал официально соправителем сына. Царь Михаил Федорович и патриарх Филарет оба писались государями, все государственные дела решались совместно, а иногда патриарх брал на себя и единоличное решение того или иного вопроса.
Первым из церковных дел патриарха стало, разбирательство об исправлении церковных книг, которое начали книжники Троице-Сергиевой лавры под руководством архимандрита Дионисия. Они сочли, что за годы Смуты многие служебные книги стали непригодными, так как в них появились ошибки. Инициатива троицких книжников не понравилась другим представителям духовенства, которое подвергло Дионисия и его сторонников опале, сочтя эти правки еретическими. Для разбирательства Филарет привлек Иерусалимского патриарха Феофана, который решил вопрос в пользу Дионисия и его помощников. Они были оправданы и возвращены на прежние должности, а их противникам пришлось смириться, а некоторые из них были вынуждены отправиться в ссылку.
Патриарх строго следил и за порядком при царском дворе. Молодого царя окружало слишком много родственников, занимающих важные государственные посты и часто злоупотребляющие своей властью. По праву старшего представителя рода Филарет наказывал (вплоть до ссылки) тех, кто допускал серьезные нарушения или неблаговидные деяния, и никакие родственные узы не мешали ему карать провинившихся. При его соправлении в ссылку были отправлены братья Салтыковы, подверглись опале И.В. Голицын и Д.Т. Трубецкой, многие другие были отстранены от высоких должностей. Кстати сказать, после смерти Филарета все опальные и ссыльные были возвращены в Москву.
Принимая участие в решение всех государственных вопросов, главными для себя Филарет считал женитьбу сына и отмщение польскому королю Сигизмунду за причиненные обиды. Первая кандидатура на роль невесты Михаила – Мария Хлопова – получила активные возражения со стороны матери царя инокини Марфы. Тогда Филарет решил поискать жену для сына за пределами России. Но все попытки были неудачными – либо послы были не приняты (правда, по уважительным причинам), либо невеста не желала переходить в православную веру. Супругой царя Михаила, после долгих поисков, стала Евдокия Лукьяновна Стрешнева.
Первая задача была решена, и на очереди стояла подготовка новой русско-польской войны, основной целью которой было возвращения исконно русских земель. Филарет торопил события. Понимая, что Россия не может самостоятельно одолеть такого сильного противника, как Польша, он начинает искать союзников. Основную ставку он делает на Швецию, чьи послы посещают Россию в 1626-м, 1629-м и 1630 годах. Кроме Швеции Филарет пытается втянуть в антипольскую коалицию Данию, Англию и Голландию. Но Дания имеет дружеские контакты с Австрией, которая являлась союзницей Польши. Остальные страны согласны были оказать России только материальную поддержку.
Большая работа проводилась и в самой России – русскому обществу постоянно напоминалось о том, что поляки были главными виновниками Смуты. К этому времени появились сразу несколько сочинений, посвященных Смутному времени, в которых Сигизмунд III обвинялся в приходе самозванца Лжедмитрия, оказывая ему огромную поддержку, в свержении Василия Шуйского, в захвате территорий, считавшихся исконными русскими землями. Для усиления русской армии, еще слабой и хуже организованной, чем армия Польши, созданная по европейскому образцу, в Россию были приглашены зарубежные военные специалисты. В их задачу входил наем солдат в Швеции, Англии, Голландии и Дании, закупка оружия и провианта. Вскоре в русской армии появились иноземные полки, сформированные из наемников, а к началу русско-польской войны за границей было закуплено более тысячи мушкетов, 3 тысячи сабель, 15 тысяч пудов ядер и около 20 тысяч пудов пороха.
С 1622 года все дипломатические контакты с Речью Посполитой были прерваны, а Филарет особое внимание стал уделять приемам иноземных послов. Так к началу 30-х годов XVII века сложилась антипольская коалиция, куда вошли кроме России Швеция, Трансильвания и Турция.
Момент для начала военных действий был удачным: Польша находилась в стадии «безкоролевья» и внутри страны шла борьба за власть. Самым трудным для патриарха был вопрос о выборе главнокомандующего. Выбор пал на М.Б. Шеина. Филарет не сомневался в его преданности и опытности – Шеин в недалеком прошлом мужественно оборонял Смоленск, а затем сам находился в польском плену. Но он был сварлив и неуживчив, не признавал авторитетов и чужого мнения. А это не позволило ему найти контакта с иностранными офицерами, что в дальнейшем плохо сказалось на ходе войны.
В конце лета 1632 года русская армия выступила в поход. Путь лежал на Смоленск. Для русского войска начало войны было успешным – удалось вернуть ряд городов – Дорогобуж, Стародуб, Новгород-Северский и другие. К осени русские полки стояли уже под Смоленском.
Но к тому времени ситуация сложилась не в пользу России. В Польше был избран королем Владислав, союзник России шведский король Густав погиб в бою, и вместе с ним погибла надежда о совместных действиях против Речи Посполитой, Турция начала войну с Ираном и не могла сражаться на два фронта. Таким образом, Россия осталась один на один с объединенной под властью нового короля Польшей.
В августе 1633 года хорошо вооруженная и прекрасно обученная польская армия подошла на помощь к осажденному Смоленску. Разношерстная русская армия и ее главнокомандующий Шеин не смогли оказать полякам достойного сопротивления.
Неудачи под Смоленском, в которых Филарет винил в первую очередь себя, тяжело им переживались. Он осознавал, что к ведению войны Россия была не готова, да и выбор главнокомандующего оставлял желать лучшего. Все это отразилось на здоровье уже далеко не молодого патриарха, и 1 октября 1633 года он скончался, прожив около 80 лет.
Смоленская война закончилась полным крахом для России. Царь Михаил Федорович с большим трудом перенес навалившееся на него несчастье. Годом раньше он потерял мать, а теперь и отца, не говоря уж о поражении России в войне с Польшей. Противнику досталось много оружия, пушек, боеприпасов и провианта. Главнокомандующий Шеин был обвинен в измене и казнен. Единственным положительным итогом войны стало признание Польшей законных прав Михаила Федоровича на русский престол по условиям Полянского мира 1634 года.
Несмотря на ошибки, деятельность патриарха Филарета была высоко оценена как современниками, так и потомками. Являясь соправителем сына, он за годы правления провел ряд экономических и политических реформ, способствовавших стабилизации внутреннего положения в стране после Смуты и укреплению царской власти. Как глава русской Православной церкви он приложил много усилий для «сохранения чистоты Православия». При нем был издан специальный Указ для отправления праздничных и торжественных богослужений, были пересмотрены жалованные грамоты монастырям, возобновились связи с греческой и восточной церквами. Он по праву считается одной из самых ярких личностей начала XVII века.
Истории Франции старинный дворянский род д'Эстре дал много славных имен, а государству – выдающихся фельдцейхмейстеров, маршалов, талантливых ученых, кардиналов. Многие представители рода делали карьеру быстро, другие медленно продвигались к известности. На военном поприще отличился Франсуа Аннибал, родившийся в 1573 году. Сначала он выбрал путь священнослужителя и достиг сана епископа, но затем круто изменил намерения и перешел на военную службу с титулом маркиза де Кевр. Он стал маршалом Франции, когда ему было уже за 50 лет, и, продолжая службу, еще раз отличился при взятии города Трир в 1632 году. Карьеру он завершил, будучи посланником Франции в Риме, и титул герцога получил при восшествии на престол Людовика XIV. Его сын, Жан, тоже стал военным. Жан д'Эстре сражался на море, командуя объединенным англо-французским флотом в битвах с флотом Голландии в 1672 году. Как и его отец, он достиг звания маршала, а в 1686 году стал вице-королем французских колоний в Америке. Маршалом Франции стал и сын Жана д'Эстре, герцог Виктор Мари. Военную службу он начал под командованием отца, приняв участие в морских экспедициях. В 1697 году Виктор Мари руководил бомбардировкой Барселоны и Аликанте. Затем он храбро сражался в морской битве при Малаге в 1704 году, а в 1715 году он был назначен председателем морского суда. Последним представителем рода д'Эстре стал знаменитый де Лувуа, который также стал маршалом Франции в 1756 году. В следующем году он возглавил войска, действующие против Германии, и нанес немцам поражение у Гастенбека. Из-за дворцовых интриг он был смещен с должности командующего – его место занял менее способный герцог Ришелье. Когда в 1762 году Лувуа снова встал во главе войск, то критическое положение, в которое попали французские войска из-за бездарного командования, исправить было невозможно.
Но прославила род д'Эстре женщина. Ей, Габриэль д'Эстре, удалось покорить сердце короля Франции Генриха IV, который вошел в историю не только своими государственными деяниями, но и «любвеобильностью», имея огромное число возлюбленных (по некоторым данным, 56). Но Габриэль д'Эстре, прозванная «прекрасной», занимала в их ряду особое место. Ее часто обвиняли в излишнем легкомыслии и даже распущенности, но она была дитя своего времени, не более легкомысленной или распущенной, чем другие дамы эпохи, начавшейся во времена Франциска I и закончившейся со смертью Генриха IV. Она стала одной из самых знаменитых королевских фавориток в истории Франции и почти королевой этой страны.
Ее отец, Антуан д'Эстре – губернатор-сенешаль и первый барон Боллоннэ, виконт Суассон и Берси, маркиз де Кевр – был хорошим воином и большую часть своей жизни провел в походах. Он был губернатором Ла-Фера и дослужился до чина генерал-фельдцейхмейстера. Антуан д'Эстре был добрым католиком и убежденным монархистом, верил и поддерживал законные права монарха, хотя тот – Генрих IV – был гугенотом.
Матерью Габриэль была Франсуаза Бабу де ла Бурдезьер, которая, как и многие женщины ее рода, отличалась свободой нравов. Муж имел о ней реальное представление и не заблуждался относительно ее верности и непорочности. Он даже гордился тем, что его супруга раньше была любовницей двух королей и римского папы. Такое поведение в то время не осуждалось и, можно сказать, даже приветствовалось, а королевская семья была окружена многочисленными детьми, появившимися на свет вследствие таких связей.
Франсуаза и Антуан д'Эстре поженились 14 февраля 1559 года в День Святого Валентина и вместе прожили долгую и счастливую жизнь. Брак принес им двоих сыновей и шесть дочерей. Старший сын погиб при осаде Лана, а о младшем – Франсуа Аннибале – было рассказано выше. Дочери были выгодно отданы замуж – все, за исключением самой младшей Габриэль. О ней злые языки говорили, что прекрасная внешность заменила ей образованность и глубокий ум, но не будем обращать внимания на эти сплетни.
Девушка была действительно хороша собой, и когда она достигла «нужного» возраста, мать, используя свои связи при дворе, решила «пристроить» ее (за 6 тысяч экю) к королю Генриху III. Правда, этот монарх обращал большее внимание на красивых молодых юношей, нежели на прекрасных дам. Связь с Габриэль длилась лишь три месяца, а затем король с ней расстался, сказав, что «худобой и белизной кожи» молодая любовница сильно напоминает ему собственную жену.
Затем предприимчивая мать предложила свою дочь богатому финансисту итальянцу Себастиану Замету, а когда они «не сошлись в цене», то прекрасная Габриэль досталась герцогу Гизу, который не был скуп. Герцог был очарован молодой девушкой и, не торгуясь, уплатил требуемую сумму.
Так и жила Габриэль д'Эстре, переходя от одного любовника к другому, пока не стала возлюбленной красавца герцога Роже де Белльгарда. Сей молодой человек был в фаворе у короля Генриха III, и монарх осыпал молодых людей всевозможными милостями. Роже и Габриэль не остались равнодушными друг к другу, их взаимные чувства были искренними и даже на ум приходили мысли о браке, но все закончилось со смертью Генриха III.
На престол вступил Генрих IV. Габриэль по настоянию матери и родных стала жить в родовом замке Кевр, покинув столицу и двор, где разгорелась борьба за власть. Герцог Белльгард все время находился при короле и почти не имел возможности навещать Габриэль. Та, живя с родителями и сестрами, не скучала и оказывала знаки внимания соседям и гостям замка.
Так вышло, что однажды Роже де Белльгарду пришло в голову рассказать о Габриэль Генриху IV. Он так красочно описывал ее, что король заочно влюбился в красавицу и пожелал сопутствовать герцогу во время поездки в Кевр. Герцог поздно осознал, что совершил ошибку, посвящая короля в свои сердечные дела, но исправить уже ничего не мог.
Семейство д'Эстре было польщено неожиданным визитом короля Франции, а Габриэль не разочаровала монарха. Герцогу оставалось лишь смириться. Но Габриэль не пожелала оставить Белльгарда и стать любовницей короля. Она страстно любила Роже и не хотела с ним расставаться. Генриху IV пришлось ждать еще год и несколько месяцев, приложить немало усилий, чтобы Габриэль д'Эстре стала его официальной фавориткой. А пока по настоянию монарха семья д'Эстре переехала в Мант, где и обитал король, так как ворота Парижа для него были закрыты. В то время между ним, королем-гугенотом, и Католической лигой шла война. Д'Эстре также пострадали от Лиги – отец Габриэль потерял пост губернатора Ла-Фера и ее дядя, де Сурди, тоже был лишен губернаторства в Шартре. Семья пребывала не в лучшем материальном положении, поэтому все подталкивали Габриэль уступить настояниям монарха. Но на сей раз дочь проявила характер и не пожелала расстаться с Белльгардом. Даже перебравшись в Мант, молодые люди продолжали встречаться. Но вскоре королю надоело видеть, что Габриэль, пренебрегая им, оказывает внимание другому. И Генрих IV, пригласив к себе герцога, строго запретил ему встречаться с возлюбленной. Герцог уступил, а Габриэль в знак протеста тайно покинула Мант и вернулась в Кевр. Семья, получавшая от короля различные милости, не пожелала терять их, и очень скоро отец заставил Габриэль вернуться в Мант, что весьма обрадовало короля.
Антуан д'Эстре, чтобы снять с себя груз ответственности за дочь, решил выдать ее замуж. Супругом дочери должен был стать человек родовитый и богатый, но в то же время он не должен был возбуждать ревности у короля. И такой вскоре нашелся. Это был Никола д'Амерваль де Лианкур. Он был богат и имел титул, но был глуп и уродлив. Король одобрил эту партию, надеясь получить благосклонность Габриэль за разрешение на развод с таким мужем. Габриэль, все еще надеясь на возможность стать женой Белльгарда, отказывалась от этого брака. Но ее уговорили родные, да и король обещал, что брак будет фиктивным. И в феврале 1591 года Габриэль д'Эстре стала госпожой де Лианкур. Свадьба состоялась в Манте, а Генрих IV на бракосочетание даже не явился. Однако, к ужасу Габриэль, законный супруг и не собирался оставить жену и требовал от нее исполнения супружеского долга. Первое время Габриэль находила всевозможные поводы избегать общения с мужем, и через несколько дней к ее величайшей радости король вызвал чету де Лианкур для официального представления к себе. В то время его войска осаждали Шартр, и молодожены явились туда. Генрих IV оставил у себя Габриэль, а де Лианкуру было велено возвращаться обратно без нее, что естественно вызвало у него законное недовольство.
Любовницей короля Габриэль стала в день взятия Шартра, так что можно сказать, что в один день королю удалось покорить сразу две крепости. Вскоре последовал формальный развод супругов де Лианкур по причине неспособности мужа к брачной жизни. Суд не принял во внимание то обстоятельство, что от первого брака сир де Лианкур имел 14 детей, явное свидетельство его крепкого здоровья. Без внимания суд оставил и попытки супруга обвинить Габриэль в нежелании исполнять супружеский долг. Его никто не слушал, и развод был утвержден.
Семья д'Эстре сразу упрочила свое положение – Антуан д'Эстре стал губернатором Шартра, родная тетка Габриэль, маркиза де Сурди, была назначена ее статс-дамой, заняв при дворе короля видное место, другие члены семьи тоже не были забыты.
Но сама Габриэль при немногочисленном дворе Генриха IV была встречена не очень любезно. Двор, привыкший к тому, что король быстро менял сердечные привязанности, был несколько удивлен такой долгой связью. Этот затянувшийся роман вызывал у приближенных короля обеспокоенность, что новая фаворитка станет оказывать на монарха влияние, которое приведет к негативным последствиям для государства. И пример тому был – ведь именно Габриэль заставила короля предпринять осаду города Нейя, чтобы сделать его губернатором члена семьи д'Эстре. А осада этого города не входила в план военной кампании против Католической лиги. Женщины невзлюбили новую фаворитку, так как сами стремились занять (хоть ненадолго) ее место. Генриху не раз пытались открыть глаза на «истинное лицо» его новой возлюбленной, ему постоянно твердили о ее неверности и многочисленных связях, но король оставался равнодушным к этим сплетням. Он осыпал Габриэль дорогими подарками, хотя герцог Сюлли постоянно твердил ему, что финансы страны давно исчерпаны и следует быть экономнее.
Став официальной фавориткой, Габриэль вскоре родила королю сына, которого назвали Цезарем. Законная супруга короля, Маргарита Валуа, не могла иметь детей и уже несколько лет жила вдали от двора. Генрих был счастлив, и хотя дети у него уже были от других женщин, этого ребенка он ожидал с особенным чувством. А Габриэль… Короля она не любила, с Белльгардом пришлось расстаться навсегда, а о будущем следовало задуматься. И она задумала стать королевой Франции, да и не так уж это было невозможно. Прецедентов, когда король женился на фаворитке, к концу XVI века в Европе было не много, но они все-таки были. Повод для развода с законной супругой у короля тоже имелся – королева была бесплодной. То, что король все еще влюблен в нее, сомнений не вызывало – он исполнял любые ее капризы, а узнав о ее беременности, не выдал ее срочно замуж, как поступал с остальными своими любовницами. Все это говорило о том, что вероятность стать королевой была довольно высока.
Генрих IV и сам подумывал о том, чтобы развестись с Маргаритой Валуа и жениться на Габриэль д'Эстре, которая подарила ему наследника. Но для достижения этого было несколько препятствий. Французский двор не принимал Габриэль, да и в Европе новый возможный брак французского короля не вызывал симпатии. Кроме того, Маргарита Валуа как «добрая католичка» не считала возможным расторгнуть брак, освященный церковью. В этом случае брак мог расторгнуть только папа, но у Генриха IV отношения с Римом были сложные. Принявши при рождении протестантскую веру, он стал католиком наутро после Варфоломеевской ночи, но затем, бежав в Голландию, он снова стал гугенотом. Верные его подданные давно уговаривали короля снова изменить веру, что было выгодно с политической позиции. Народ Франции скорее воспримет короля-католика, а религиозная борьба утомила всех. И если раньше Генрих не желал слушать об этом, то теперь он понял, что переход в католичество – путь к достижению цели – это и примирение с папой, и возможность получения развода, и женитьба на Габриэль д'Эстре. «Париж стоит мессы», – сказал король. Но, возможно, под словом «Париж» он подразумевал слово «любовь». А 25 июня 1593 года в церкви Сен-Дени король покаялся в своих заблуждениях и принес торжественную клятву вернуться в лоно истинной римско-католической церкви.
Став католиком, Генрих сумел одержать сразу множество побед над Лигой. В марте 1594 года Париж открыл перед ним ворота, а летом того же года Генрих одержал целый ряд военных побед – Пуатье, Амьен, Бовэ, Камбрэ, Сен-Мало и многие другие города и провинции переходили в руки короля. Генрих не раз говорил, что военные удачи приносит ему сын Цезарь. Примирение с папой состоялось, и король стал хлопотать о разводе.
Положение Габриэль при королевском дворе не улучшилось. Открытой вражды к ней никто не проявлял, все старались быть с ней любезными, но она чувствовала, что все хотят увидеть ее падение. Она знала, что вокруг нее плетутся интриги. Сплетни, самые гнусные наветы, даже поддельные письма от ее «любовников» – все было пущено в ход. Но цели не было достигнуто – король оставался непреклонен в своем желании жениться на Габриэль, и сразу после примирения с папой в Рим был отправлен государственный канцлер Силлери для решения всех необходимых вопросов.
А пока, в ожидании решения, Генрих готовил будущей королеве достойное приданое. Он пожаловал Габриэль титул маркизы де Монсо и узаконил их сына, наименовав его герцогом Вандомским. (Парламент Парижа без колебания признал королевскую волю.) Затем маркизе де Монсо достались графства Вандейль и Креси, герцогство Жуань, чуть позже Бофор. Став герцогиней де Бофор, Габриэль присоединила к своим владениям еще Лонкур и Луазинкур, Монтретон, Сен-Жан и герцогство д'Этамп.
В 1596 году Габриэль подарила королю второго ребенка – девочку, названную Екатериной-Генриеттой. Крестили ее в Руане с торжественностью, подобающей настоящей дофине, да и самой герцогине де Бофор стали оказывать почести как законной королеве Франции. В том же году Генриху IV снова пришлось воевать – против Франции и ее законного короля выступили кардинал Австрийский и испанский король, к которым присоединились члены Католической лиги, не признавшие Генриха королем. Борьба закончилась подписанием в 1598 году Нантского эдикта, по которому была объявлена для гугенотов свобода вероисповедания и выделены им места для поселения, самым известным из которых стал город-крепость Ла-Рошель. По мнению ряда историков, Габриэль имела к подписанию Нантского эдикта самое прямое отношение и именно «ей удалось смягчить чрезмерные требования как одной, так и другой стороны».
В это же время Габриэль подарила Генриху второго сына, которого назвали Александром. Генрих понимал, что эти дети, хотя и узаконенные им, все-таки являются внебрачными и вряд ли смогут наследовать ему. Желание жениться на Габриэль стало чуть меньше. Но он очень хотел иметь законных наследников. О женитьбе он говорил часто и желал иметь супругу красивую, уравновешенную и способную рожать здоровых сыновей. Габриэль идеально подходила на роль жены, но король втайне от нее рассматривал и другие кандидатуры – испанскую инфанту, английскую принцессу и даже особ некоролевских кровей, среди которых были герцогиня де Гиз и Мария Медичи. Да и верный королю герцог Сюлли в присутствии Габриэль называл предполагаемый брак короля с ней «глупостью из глупостей» и призывал Генриха хорошо все обдумать. Когда же Габриэль потребовала от короля выгнать нахального министра, тот, исполнявший до этого все прихоти фаворитки, сказал: «Мадам, я скорее выгоню двадцать таких любовниц, как вы, чем одного слугу, как он». Но отношения между королем и д'Эстре оставались хорошими, и Габриэль торопила Генриха с венчанием. Наконец, 2 марта 1599 года Генрих IV официально объявил о своем решении жениться на герцогине де Бофор и надел ей на палец кольцо с королевским вензелем. Габриэль была счастлива… и снова беременна. Она чувствовала себя не очень хорошо и отказалась ехать в Фонтенбло для празднования Пасхи (11 апреля). Сам светлый праздник она решила провести в доме флорентийского банкира Замета, с которым король был в давних приятельских отношениях, и поэтому рекомендовал ей пожить у Замета и отметить праздник там.
За два дня до праздника после ужина в доме банкира она почувствовала себя очень плохо и на следующее утро потребовала, чтобы ее отвезли в дом госпожи де Сурди, что и было исполнено. Состояние Габриэль становилось все хуже и хуже. Она стала подозревать, что была отравлена, ведь флорентийцы славились умением использовать яд. Узнав, что Габриэль умирает, Генрих хотел немедленно ехать к ней, но Сюлли и другие приближенные отговорили короля, сказав, что помочь ей уже нельзя, что она изменилась внешне и лучше королю ее не видеть, чтобы в его памяти она всегда оставалась прекрасной. А Габриэль до последней минуты ждала его.
Габриэль д'Эстре скончалась накануне праздника Пасхи, 10 апреля 1599 года. Король даже не присутствовал на ее похоронах. Он переживал ее смерть и даже слег в нервной горячке, но очень скоро утешился. И уже в декабре 1599 года Генрих Наваррский официально посватался к Марии Медичи.
«Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства» – так охарактеризовал свою деятельность один из самых знаменитых людей в истории Франции, в течение 18 лет руководивший всей политикой государства, всемогущий кардинал Ришелье.
Его деятельность по-разному оценивалась современниками и потомками и до настоящего времени является предметом острых дискуссий. Аристократы обвиняли его в подрыве феодальных устоев, а «низы» считали виновником своего бедственного положения. Большинству из нас деятельность кардинала известна по романам А. Дюма, где он представлен интриганом, строящим козни несчастной королеве, могущественным врагом храбрых королевских мушкетеров – личностью явно не симпатичной.
Но, как бы то ни было, как государственный деятель кардинал Ришелье определил направление развития Франции на 150 лет, и созданная им система рухнула лишь во время Великой французской революции. Революционно-настроенные французы не без основания видели в нем один из символов, столпов старого режима, и в угоду бушующей толпе в 1793 году вышвырнули ей под ноги останки первого министра Людовика XIII.
Арман Жан дю Плесси де Ришелье родился в Париже 9 сентября 1585 года. Его предки по линии отца известны с XIV века. Они происходили из родовитого дворянства французской провинции Пуату. Быть родовитым еще не значит быть богатым, и, по имеющимся сведениям, богатым этот род не был. Отец будущего кардинала – Франсуа дю Плесси – входил в ближайшее окружение двух королей – Генриха III и Генриха IV. С первым он был рядом с 1573 года, когда тот еще не был королем Франции. Именно Франсуа сообщил Генриху Валуа о кончине его брата, короля Франции Карла IX, и в мае 1574 года вернулся вместе с ним из Польши в Париж. В награду за верную службу новый король Франции сделал Франсуа дю Плесси прево королевского дома, с обязанностями поддержания законности и порядка при дворе. Через два года Франсуа был награжден орденом Св. Духа и ему было передано в наследственное владение епископство в Люсоне, в провинции Пуату. В дальнейшем он занимал должности верховного судьи, министра юстиции Франции и начальника секретной службы Генриха III. В день убийства короля Франсуа находился рядом с ним. Новый король Франции Генрих IV Бурбон оставил дю Плесси на службе, и этому королю Франсуа служил верой и правдой. Он успел несколько раз отличиться в сражениях и стать капитаном королевских телохранителей. Карьера Франсуа дю Плесси прервалась его кончиной 19 июля 1590 года.
Матерью Ришелье была Сюзанна де ла Порт – дочь Франсуа де ла Порта, преуспевающего деятеля парижского парламента, получившего дворянство. После смерти мужа на ее руках осталось пятеро несовершеннолетних детей – три сына, Генрих, Альфонс и Арман, и две дочери, Франсуаза и Николь. На их содержание ей была назначена скромная пенсия. Франсуа дю Плесси оставил все дела в таком беспорядке, что семье было выгоднее отказаться от наследства, чем принять его. Отношения Сюзанны со свекровью были очень непростые, и семья испытывала серьезные финансовые трудности. Чтобы как-то существовать, Сюзанне даже пришлось продать орденскую цепь мужа.
Первые годы жизни Арман провел в родовом замке, где и получил начальное домашнее образование. Когда умер отец, мальчику было всего пять лет, а вскоре замок был отдан кредиторам и семья перебралась в Париж. В 1594 году он был определен в привилегированный Наваррский коллеж. Еще в детстве Арман дю Плесси мечтал о карьере военного, и после окончания коллежа он поступил в «Академию» Плювинеля, в которой готовили офицеров для королевской кавалерии. Он не отличался крепким здоровьем, но все же решил избрать традиционную для мужской линии рода службу.
Но семейные обстоятельства заставили его похоронить мечту о воинских подвигах и надеть рясу священника. Его брат Альфонс неожиданно отказался от епископства в Люсоне, поэтому, чтобы спасти фамильное наследование, Арман поступает в 1602 году на богословский факультет Сорбонны, который оканчивает через четыре года, получив ученую степень магистра канонического права и кафедру в Люсоне. И хотя ему было всего 20 лет, а возглавлять епископство имел право человек не моложе 23 лет, король утвердил молодого аббата де Ришелье епископом Люсонским. Для посвящения в сан епископа Ришелье сам отправился в Рим. Он произвел на папу Павла I благоприятное впечатление своими глубокими познаниями и тем самым добился разрешения Святейшего престола на посвящение в сан. Епископом Ришелье стал 17 апреля 1607 года.
По возвращении в Париж осенью того же года Ришелье защищает в Сорбонне диссертацию на степень доктора богословия. Его хорошо принимают при дворе, король зовет его не иначе как «мой епископ», а в свете Ришелье становится самым модным проповедником. Ум, эрудиция и красноречие – все это позволяло молодому человеку надеяться на карьеру государственного деятеля. Но как часто бывает при дворах монархов, если имеешь друзей, то обязательно имеешь и врагов. При дворе Генриха IV была группировка недовольных политикой короля. Во главе ее стояли королева Мария Медичи и ее фаворит, герцог де Сюлли. Ришелье вскоре ощутил двусмысленность и ненадежность своего положения при дворе монарха, и чтобы не испытывать судьбу, он удаляется к себе в епархию. Здесь епископ с головой погружается в дела, показав себя не только ревностным защитником церкви, но и разумным администратором, предотвращая многие конфликты как решительными, так и гибкими мерами. Он не перестает заниматься и теологическими исследованиями, выраженными в ряде его сочинений. Связь с Парижем он поддерживает обширной перепиской с оставшимися в столице друзьями. Из письма одного из них он узнает об убийстве Генриха IV. Это известие ошеломило его, ведь с королем он связывал большие надежды в своей карьере. Ришелье очень пожалел, что у него не сложились отношения с Марией Медичи, провозглашенной регентшей при малолетнем сыне – новом короле Франции Людовике XIII. Он возвращается в Париж, но понимает, что поторопился – новому двору было не до него. Но даже то недолгое время, что Ришелье провел в Париже, позволило ему точно определить, кто вскоре будет управлять взбалмошной королевой-регентшей. Это был итальянец из свиты королевы Кончино Кончини, который пока держался в тени. И Ришелье не ошибся – вскоре Кончини стал маршалом д'Анкром и главой совета королевы.
В Париже делать было нечего, и епископ снова вернулся в Люсон, отдав себя целиком делам епархии. С Парижем снова началась переписка. Но в Люсоне Ришелье встречает человека, который положил начало политической карьере Ришелье. Это отец Жозеф, в миру – Франсуа Леклерк дю Трамбле, а современники назовут его «серым преосвященством». Отец Жозеф был видным деятелем ордена капуцинов и пользовался большим влиянием как в религиозных, так и в политических кругах. Он увидел в молодом епископе высокое предназначение и стал ему покровительствовать. Именно отец Жозеф рекомендовал Ришелье Марии Медичи и ее фавориту маршалу д'Анкру, которые пригласили епископа в Париж для выступления с проповедями. Тогда же Ришелье удалось установить хорошие отношения с маршалом, а на его проповедях стали присутствовать королева и юный Людовик XIII.
В 1614 году Ришелье был избран представлять интересы духовенства провинции Пуату на Генеральных штатах. Он сразу же привлек к себе внимание зрелостью суждений, фундаментальностью знаний и инициативностью. Ему было доверено представлять интересы первого сословия (духовенства) в других палатах, и в феврале 1615 года он выступил с докладом, изложив мнение всего духовенства по проблемам государства. В нем Ришелье сумел угодить всем, не забыв создать плацдарм и для себя. Он напомнил, что тридцать пять канцлеров Франции были священнослужителями, и предложил активнее привлекать священников к делам управления страной. Заботясь о знати, он говорил о запрещении дуэлей, так как дуэли «истребляют дворянство». Он потребовал сокращения государственных расходов и борьбы с коррумпированностью чиновников, «притесняющих народ». Хвалебные слова Ришелье сказал и королеве-регентше, которые растопили ее сердце. Ришелье прекрасно понимал, что Мария Медичи не обладает «государственным умом», но ему нужно было завоевать ее доверие, и это ему удалось. Королева-регентша назначает епископа духовником молодой королевы Анны Австрийской, а на следующий год он становится государственным секретарем, членом Королевского совета и личным советником Марии Медичи. В этот период Ришелье удалось добиться некоторой стабилизации в стране, начать реорганизацию армии, навести полный порядок в делопроизводстве и существенно обновить дипломатический корпус. В области внешней политики новому государственному секретарю не удалось добиться хороших результатов, хотя большой вины его в этом не было. Придя к власти, новое правительство Марии Медичи переориентировало внешнюю политику на сближение с Испанией, что перечеркивало все то, что удалось сделать для Франции Генриху IV. Ришелье приходилось поддерживать эту линию, хотя ближе ему была дипломатия бывшего короля. Он стремительно шел вверх по карьерной лестнице, но путь этот занял всего пять месяцев. Молодой король, на которого Ришелье не обращал достаточного внимания, что и было его ошибкой, вырос и пожелал править сам. В апреле 1617 года в результате переворота, осуществленного с согласия короля, был убит маршал д'Анкр, а Королевский совет разогнан – свободные места были отданы бывшим сподвижникам Генриха IV. Мария Медичи отправилась в ссылку, и вместе с ней был отправлен и ее государственный секретарь Ришелье.
Опала, ссылка, годы скитаний – однако епископ Люсонский не собирался сдаваться. В это время он окончательно убеждается в пагубности политики, проводимой как Марией Медичи, так и новыми фаворитами Людовика XIII. Ришелье хочет видеть Францию сильным государством, занимающим почетное место среди европейских стран. Он считает, что способен сплотить государство, но для этого нужно снова прийти к власти и подчинить своему влиянию короля.
Для достижения своих целей Ришелье решил сыграть на примирении матери и сына. Возможность для этого появилась в 1622 году, когда скончался любимец короля Альбер де Люинь – заклятый враг Марии Медичи. С его смертью королева и Ришелье возвращаются в Париж, и Людовик сразу вводит мать в состав Королевского совета. Положение епископа при дворе короля заметно улучшилось, и в декабре 1622 года он получил кардинальскую мантию. Постепенно кардиналу удалось доказать Людовику XIII и двору свою незаменимость. Он хорошо знал, что для короля образ отца – Генриха IV – был идеалом, на который молодой король желал походить. Кардинал использовал это и при удобном случае всегда апеллировал к памяти Генриха. Он стал проводить много времени с королем, ненавязчиво руководя его действиями. Умение лавировать и использовать разногласия между матерью и сыном привлекло к нему всеобщее внимание. А по части интриг кардиналу не было равных. Он сумел дискредитировать политику, проводимую де Силлери, а затем де Ла Вивьелем, и все ближе подходил к заветной цели. В 1624 году Ришелье был назначен первым министром Франции и сумел сохранить власть до конца жизни.
Трудно перечислить все заговоры, которые устраивали против первого министра в течение 18 лет его правления те, кто был недоволен его политикой. На его жизнь устраивались покушения, что сделало необходимым создать личную охрану кардиналу. Ее составили мушкетеры, которые носили плащи красного цвета, в отличие от мушкетеров короля, носивших голубые плащи.
К моменту назначения на пост первого министра, Ришелье был уже человеком со сложившимися убеждениями и твердыми политическими принципами, которые последовательно и настойчиво он будет проводить в жизнь. Современник кардинала, поэт де Малерб, написал о нем: «…в этом кардинале есть нечто такое, что выходит за общепринятые рамки, и если наш корабль все же справится с бурей, то это произойдет лишь тогда, когда его доблестная рука будет держать бразды правления».
Смысл своей деятельности Ришелье видел в утверждении сильной, централизованной государственной (королевской) власти и в укреплении международных позиций Франции. Для укрепления власти короля необходимо было начать с установления мира внутри государства. Чтобы привести к покорности «фронду принцев», пытающихся вырвать у короля привилегии и деньги, Ришелье посоветовал королю прекратить делать уступки аристократам и проводить более жесткую внутреннюю политику. Кардинал не стеснялся проливать кровь мятежников, а казнь герцога Монморанси – одного из первых лиц страны – повергла аристократию в шок и заставила смирить гордыню.
Следующими стали гугеноты, получившие в годы правления Генриха IV большие права. Они создали в Лангедоке свое маленькое государство с центром в Ла-Рошели и в любую минуту могли выйти из повиновения. Чтобы покончить с гугенотской вольницей, требовался повод. И он не заставил себя ждать. В 1627 году из-за строительства флота, начатого Ришелье, обострились отношения между Францией и Англией. Англичане направили десант к французским землям и спровоцировали гугенотов на мятеж. Ла-Рошель восстала. Французская армия быстро справилась с английским десантом и осадила крепость. Только голод и потеря надежды на помощь извне заставили защитников Ла-Рошели сложить оружие. По совету кардинала Людовик XIII даровал защитникам крепости прощение и подтвердил свободу вероисповедания, но лишил гугенотов прежних привилегий. Ришелье понимал, что навязать стране религиозную однородность – утопия. В интересах государства вопросы веры отошли на второй план, никаких гонений в дальнейшем не последовало. Кардинал говорил: «И гугеноты, и католики были в моих глазах одинаково французы». Тем самым религиозные войны, раздиравшие страну более семидесяти лет, закончились, но такая политика добавила Ришелье врагов среди служителей церкви.
Приведя к покорности аристократов и решив проблему с гугенотами, Ришелье занялся парламентами, желавшими ограничения королевской власти. Парламенты – судебно-административные учреждения – имелись в десяти крупных городах, и самым влиятельным из них был Парижский парламент. Он имел право регистрации всех королевских эдиктов, после чего они получали силу закона. Имея права, парламенты пользовались ими и все время добивались большего их расширения. Деятельность Ришелье положила конец вмешательству парламентов в управление государством. Он также урезал права провинциальных штатов – сословных ассамблей. Местное самоуправление первый министр заменил властью чиновников, подчиненных центральной власти. В 1637 году по его предложению была унифицирована провинциальная администрация, которую заменили интенданты полиции, юстиции и финансов, назначенные из центра в каждую провинцию. Кроме укрепления королевской власти это дало эффективный противовес власти губернаторов провинций, которые часто этой властью злоупотребляли в личных целях.
С приходом Ришелье к власти произошли и серьезные изменения в области внешней политики. Он постепенно возвращал страну к политике, проводимой Генрихом IV, уводя все дальше от ориентации на Испанию и Австрию. Ришелье удалось восстановить связи со старыми союзниками Франции и внушить Людовику XIII мысль о необходимости начать решительные действия против притязаний Испании и Австрии. Он отстаивал идею «европейского равновесия», противопоставив его политике испанских и австрийских Габсбургов. Во время Тридцатилетней войны целью Ришелье было сокрушение мощи Габсбургов и обеспечение Франции надежных «естественных» границ. Это цели были достигнуты, но уже после его смерти, юго-западной границей страны стали Пиренеи, с юга и северо-запада было морское побережье, а восточная граница пролегла по левому берегу Рейна.
Ревностный католик, Ришелье заслужил эпитет «кардинал еретиков». Для него в политике вера уступала место государственным интересам. Династия Габсбургов медленно, но неуклонно захватывала Европу, вытеснив Францию из Италии и почти подчинив себе Германию. Протестантские князья не могли самостоятельно противостоять мощи Габсбургов, и Ришелье решает вмешаться. Он начал субсидировать князей и заключать с ними союзы. Готовые капитулировать перед Габсбургами германские княжества благодаря поддержке кардинала и французским пистолям продолжили сопротивление. Дипломатическое и военное вмешательство Франции в ход Тридцатилетней войны (1618—1648) позволило не только продолжить военные действия, но и закончить их полным крахом имперских замыслов Австрии и Испании. Еще в 1642 году, незадолго до кончины, Ришелье сказал своему королю: «Теперь песенка Испании спета», и оказался снова прав. В ходе войны произошло объединение всех исторических территорий – Лотарингия, Эльзас и Руссильон после долгих лет борьбы вошли в состав Французского королевства. «Испанская партия» не могла простить кардиналу смену политического курса и продолжала устраивать против первого министра заговоры. Его жизнь часто «висела на волоске». Врагом Ришелье стала Мария Медичи, которая после ряда попыток уничтожить того, кто занял ее место рядом с королем, и, поняв, что не сможет свергнуть бывшего своего любимца, просто бежала из страны и больше никогда не возвращалась во Францию. Кроме нее врагами кардинала стали и брат короля Гастон Орлеанский, мечтавший сам занять престол и ради этого готовый пойти на сговор с врагами государства, и Анна Австрийская – испанка, ставшая французской королевой, но так и не принявшая новую родину.
Ришелье видел перед собой единственную цель жизни – благо Франции, и шел к ней, преодолевая сопротивление противников и невзирая на почти всеобщее непонимание. Редко кто из государственных деятелей может похвастаться тем, что ему удалось осуществить все свои замыслы. «Я обещал королю употребить все мои способности и все средства, которые ему угодно будет предоставить в мое распоряжение на то, чтобы уничтожить гугенотов как политическую партию, ослабить незаконное могущество аристократии, водворить повсеместно во Франции повиновение королевской власти и возвеличить Францию среди иностранных держав» – такие задачи ставил перед собой первый министр, кардинал Ришелье. И все эти задачи были выполнены им к концу жизни.
Им были проведены налоговые и финансовые реформы с учетом интересов государства. Он предавал огромное значение идеологической поддержке существующего строя, привлекая для этого церковь и лучшие интеллектуальные силы. Благодаря его усилиям в 1635 году открылась Французская академия, существующая и поныне. При нем во французской литературе и искусстве утвердился классицизм, воспевавший величие государства и идеи гражданского долга. Перу Ришелье принадлежат несколько пьес, которые даже ставились в театре и имели успех. В годы его правления началась реконструкция столицы. Началась она с Сорбонны, где кроме здания старейшего европейского университета было решено провести и внутреннюю реорганизацию, открыв новые факультеты и коллеж, впоследствии носивший имя Ришелье. Кардинал выделил на строительство более 50 тысяч ливров из своих личных средств и передал университету часть библиотеки. После его смерти по воле кардинала Сорбонне было передано все книжное собрание Ришелье.
Еще один враг был у кардинала Ришелье всю его жизнь – врожденная немощь. Его все время мучили приступы лихорадки, хронические воспаления, бессонницы и мигрени. Болезни усугублялись постоянным нервным напряжением и непрерывной работой. На исходе жизни он написал «Политическое завещание» для Людовика XIII, в котором дал королю наставления по всем вопросам внешней и внутренней политики, а также изложил основные направления своей деятельности.
Кардинал Ришелье скончался 4 декабря 1642 года от гнойного плеврита в своем дворце в Париже, который он оставил королю. С того времени дворец носит название Королевский – Пале-Рояль. Согласно его последней воле, он был похоронен в церкви Парижского университета, в основание которой он лично заложил первый камень в мае 1635 года.
Княжеский род Скопиных-Шуйских, известный с XV столетия, составляет немногочисленную ветвь Суздальско-Нижегородских удельных князей Шуйских, родоначальником которых был Юрий Васильевич Шуйский.
Он имел трех сыновей – Василия, Федора и Ивана. Скопины-Шуйские ведут начало от его внука. Василий Васильевич, получивший прозвание Бледный, который в период правления Ивана III был назначен наместником в Псков, а затем в Нижний Новгород, участвовал в военных походах в Литву и Казань и во время казанского похода стоял во главе войска. Из троих детей Василия Васильевича двое были названы Иванами. От Ивана Большого, получившего прозвание Скопа, и начались Скопины-Шуйские. Род этот быстро угас, князей Скопиных-Шуйских было всего трое. Сам Иван Васильевич Скопа при Иване III был воеводой, а с 1519 года стал боярином. Участвуя в казанских и литовских походах, он возглавлял Большой полк. Его сын, Федор Иванович, был назначен первым воеводой в Вязьме и 24 года своей жизни посвятил ратным делам, приняв участие во всех военных походах. Боярином он стал в 1549 году.
Василий Федорович Скопин-Шуйский, сын Федора Ивановича, отличился в период обороны Пскова от войск Стефана Батория. Кроме заслуг воинских его отличало и умение быть нужным при дворе. Рано достигнув боярского звания, его несколько раз посылали управлять Псковом, а под конец карьеры он получил в управление Владимирский судный приказ. В царствование Федора Иоанновича, когда вражда между Шуйскими и Годуновым усилилась, последнему удалось обвинить Шуйских в измене государю. «Изменники» были арестованы и сосланы в отдаленные места. Но не все. Василий Федорович хоть и был лишен каргопольского наместничества, которым управлял в то время, но остался жить в Москве. В приговоре по делу Шуйских было о нем сказано: «…а брат их большой, князь Василий Федорович Скопин-Шуйский, слово о нем не дошло (то есть признан невиновным. – Авт.), и он перед государем живет по-старому». Скончался Василий Федорович в 1595 году и был похоронен в Суздале, в семейном склепе.
Военную славу рода продолжил его сын – Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Княжич Михаил родился 8 ноября 1586 года. Отец Михаила умер, когда княжичу шел одиннадцатый год. Воспитывала его мать, боярыня Елена Петровна, урожденная княжна Татева. Она постаралась дать сыну соответствующее его знатному роду воспитание и образование. До семи лет Михаил учился дома, потом пошел в школу.
Службу во дворце Михаил Скопин-Шуйский начал в возрасте пятнадцати лет в качестве жильца. Он выполнял отдельные поручения царя Бориса. Михаил был тих нравом, любил читать, особенно книги о воинских подвигах. В 1604 году, когда ему исполнилось 18 лет, он получил чин стольника и стал участвовать в посольских приемах.
В октябре 1604 года начался поход к Москве Лжедмитрия I, а в июне 1605 года он торжественно вошел в Москву. И на престоле водворился «царь и великий князь Дмитрий Иванович всея Руси». С его приходом к власти изменилась и судьба молодого Михаила. Новый царь отметил Михаила боярством и должностью Великого мечника – новым дворянским званием, введенным им по польскому образцу. Оценив не только красоту, но и ум, честность и благородство Скопина-Шуйского, Лжедмитрий поручает ему важную для себя миссию – привести в Москву «мать» царя, Марию Нагую, жившую монахиней в отдаленном монастыре.
Власть Лжедмитрий удержать долго не смог. В мае 1606 года в Москве вспыхнуло восстание. Лжедмитрий I и многие из его приближенных были убиты. Царем был провозглашен князь Василий Иванович Шуйский, родственник Михаила Скопина-Шуйского. Тогда же стольник Скопин-Шуйский стал воеводой. Кстати сказать, Скопины в роду Шуйских были старшей линией по сравнению с линией царя Василия Шуйского и, следовательно, имели больше прав на престол. Это всегда беспокоило царя Василия Шуйского и заставляло с подозрением относиться к племяннику. Но в то время Михаил занимал как бы нейтральную позицию. Он не был особенно близок с Лжедмитрием, не принимал участия в заговоре своего дяди и перемены на престоле воспринял как должное. И скоро ему пришлось проявить себя на военном поприще, став одним из самых знаменитых полководцев того времени. Первая воинская слава пришла к нему в сражениях с отрядами Ивана Болотникова, которые не раз разбивали высланные против них войска царских воевод. Помимо крестьян и холопов в лагере Болотникова находились казаки и стрельцы. Немало было и дворян и детей боярских. Скопин-Шуйский был назначен воеводой «на вылазке». Он наносил со своим отрядом стремительные удары по восставшим и отводил войска в Скородом – деревянную крепость вокруг Замоскворецкого предместья.
Болотников форсировал события, попытавшись взять Москву штурмом. В одну из темных ноябрьских ночей повстанцы приблизились к Серпуховским воротам. Но неожиданного нападения не получилось. Московское войско у Серпуховских ворот ожидало нападения врагов. Кое-где на стенах были расставлены пушки, возле них находились пушкари, готовые в любую минуту дать залп.
Нападение войск Болотникова на Серпуховские ворота, охраняемые ратью Скопина-Шуйского, началось с перестрелки. Несмотря на потери, Болотников продолжал приближаться к стенам, и тогда царский воевода совершил неожиданную вылазку. Москвичи, воодушевляемые своим предводителем, опрокинули неприятеля и хотели преследовать его, но Скопин-Шуйский остановил их. Утром царский воевода собирался напасть на Коломенское, где располагался лагерь Болотникова.
Рейды Скопина-Шуйского мешали восставшим окружить Москву. Но 26 ноября Болотников все же переправил значительную часть своего войска через Москву-реку в обход города с востока, чтобы полностью блокировать столицу.
27 ноября Скопин-Шуйский нанес из Замоскворечья удар по войскам Болотникова. Болотников, успевший собрать около 20 тысяч воинов, был разбит, но, пользуясь наступившей темнотой, сумел отступить к Коломенскому.
2 декабря Скопин-Шуйский из Данилова монастыря двинулся к Коломенскому. Узнав о походе воеводы, Болотников не стал дожидаться нападения и сам выступил навстречу царским войскам. Сражение произошло ночью у деревни Котлы. Крестьяне и холопы под руководством Болотникова попытались разбить войска Скопина-Шуйского по частям, но были опрокинуты ударом тяжелой дворянской конницы. Все же части восставших во главе с Болотниковым удалось отступить. Князь Михаил Васильевич окружил Коломенское, но не повел войска на штурм, а дождался подхода сильной артиллерии. Трехдневная бомбардировка укреплений не привела к результату, и тогда Скопин-Шуйский приказал применить новый снаряд – сочетание зажигательного ядра с разрывной бомбой. Восставшие сразу же понесли большие потери и вынуждены были выйти в чистое поле, где были разбиты царскими войсками. Несмотря на разгром, Болотников сумел увести в Калугу более 10 тысяч воинов. Часть восставших ушла в Тулу.
Отряд Болотникова, оборонявший Калугу, был вскоре осажден огромным войском под командованием Ивана Ивановича Шуйского. Но Болотников сумел отразить приступ, а затем ежедневно стал совершать вылазки за пределы города, уничтожая осаждавших. В январе 1607 года царь послал на помощь осаждавшим Калугу войскам «особый полк», которым командовали Федор Иванович Мстиславский, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский и его дядя Борис Петрович Татев, причем Скопин-Шуйский имел право на самостоятельные действия.
Михаил Васильевич попытался задействовать тяжелую артиллерию, но оказалось, что осажденные подготовились к этому. Однако Скопин-Шуйский не ограничился простым обстрелом. Одновременно он повел на Калугу высокий вал из бревен, и под его прикрытием царское войско подбиралось к городу.
Казалось, что Калугу уже ничто не может спасти, но когда вал подошел к палисаду и возле него скопились царские войска, по приказу Болотникова ночью были взорваны выведенные из города мины. Поднялся огромный столб земли, разметавший и вал, и людей. Вслед за взрывом на царские войска обрушились отряды осажденных. Болотников атаковал царское войско и обратил его в бегство. Способными к сопротивлению оказались лишь Скопин-Шуйский и казачий атаман Павлов. Возглавляемые ими немногочисленные отряды отсекли восставших от бежавших царских вояк.
Под командой Скопина-Шуйского стала спешно создаваться новая армия. В ее состав вошли татары, мордва, чуваши, «даточные люди» монастырей, служащие двора. Скопин-Шуйский, которому к тому моменту исполнился 21 год, стал воеводой Большого полка.
В начале 1607 года Болотников выступил против главных сил Шуйского в Серпухове, но затем свернул на Каширу, стремясь обойти царские полки и прорваться к Москве, где не было крупных полков. Его намерения раскрыли перебежчики. Недалеко от Каширы, на реке Восме, болотниковцы и казаки были разбиты полками воеводы Андрея Васильевича Голицына, вовремя получившего подкрепление от Скопина-Шуйского.
Болотников ушел к Туле, закрепившись за топкой речкой Воронкой. Немногочисленные силы крестьянского вожака, растянувшись на семь верст, прикрыли открытое пространство между Малиновой засекой Тульской засечной черты и укреплениями при Калужской дороге. Скопин-Шуйский, зная, что его многочисленную армию легко может охватить паника, повел в бой лишь собственные отборные полки. Дворянские сотни, отвлекая внимание, попытались форсировать речку сразу в нескольких местах. Главный же удар Скопин-Шуйский нанес возле самой Малиновой засеки. Прорвав оборону, отборная конница Скопина-Шуйского гнала бежавших в панике повстанцев семь верст, но ворваться в город не смогла. Болотников остановил бежавших и перебил прорвавшихся в городские ворота.
12 июля 1607 года началась осада Тупы. Спустя две недели к городу подтянулась вся царская армия. Опираясь на подавляющее превосходство в численности и мощную артиллерию, Скопин-Шуйский попытался взять город приступом. В течение месяца царская армия 22 раза ходила на штурм. Но осажденные также не сидели сложа руки. По три-четыре раза на дню они делали вылазки, нанося потери царским войскам. Болотников призывал жителей держаться, обещая, что скоро подойдет помощь (в июле в северских городах появился Лжедмитрий II). Чтобы ускорить взятие города, Скопин-Шуйский приказал построить дамбу на реке Упе. Поднявшаяся вода затопила город и крепость. Но повстанцы сдаваться не собирались. Приближался конец четвертого месяца боев за город. И тогда Василий Шуйский предложил Болотникову сдаться при условии сохранения жизни и свободы ему, другим предводителям восстания и всем защитникам Тулы. 10 октября Тула сдалась. Болотников был схвачен и казнен.
Тем временем над Россией нависла новая опасность – вторжение польских войск под руководством Лжедмитрия II. Основу войск самозванца составляли польские отряды князя Вишневецкого и князя Ружинского. К нему примкнули некоторые южнорусские дворяне, казаки Заруцкого и остатки разбитых войск Болотникова.
В 1607 году Лжедмитрий II предпринял поход на Брянск и Тулу. В мае 1608 года под Балковом самозванец разбил войска Шуйского и подошел к Москве, создав лагерь в селе Тушино.
Еще за год до нападения Лжедмитрия II шведы предлагали царю Василию Ивановичу свою помощь, но их предложение было отклонено. Однако во время стояния Лжедмитрия в Тушино царь Василий забыл свои амбиции и поручил Михаилу Скопину-Шуйскому провести переговоры со шведами. Вместе со Скопиным к шведам был послан и Семен Васильевич Головин.
Добравшись до Новгорода, царский воевода обнаружил, что жители города настроены против Василия Шуйского. Доходили слухи, что Псков и пограничные со Швецией города Орешек и Ивангород присягнули Лжедмитрию II. Поэтому Скопин-Шуйский отправил к шведам Головина, а сам остался в Новгороде.
Вскоре в Новгороде стало известно, что к городу направляются поляки и русские из войска Лжедмитрия. Одновременно несколько новгородских старост донесли Скопину-Шуйскому о предательстве новгородского воеводы Михаила Татищева. На следующий день, собрав на площади новгородцев, Михаил Васильевич рассказал им, какое обвинение возводят на воеводу. Новгородцы не любили Татищева и поэтому не стали обсуждать, виноват он или нет – воевода был растерзан толпой.
В середине марта к Новгороду подошло 5-тысячное шведское войско. В апреле соединенное шведско-русское войско выступило из города. Вскоре передовой шведский отряд столкнулся с поляками. Поляки были разбиты и бежали, оставив пушки и обозы. Объединенное войско двинулось дальше.
Подойдя к Твери, Скопин-Шуйский обнаружил, что она занята поляками. Первый штурм города не удался, но второй был успешным. Русские и шведские ратники ворвались в город, преследуя поляков. Разбитые под Тверью поляки бежали к Троице-Сергиевой лавре, которую осаждало войско Сапеги.
Князь Михаил Васильевич расширял подвластную ему территорию, расставляя гарнизоны в захваченных городах, беря под контроль важнейшие дороги. Постепенно создавалась система укрепленных городов, монастырей и полевых крепостей, в которых укрывались войска Скопина-Шуйского, и из которых они при всяком удобном случае нападали на врага. Сам воевода Михаил Васильевич стоял с войском в Александровской слободе. Здесь шло обучение войск, формировались новые отряды, накапливалось оружие.
Из Александровской слободы Скопин-Шуйский выступил на Дмитров. Туда же, прекратив бесплодную осаду Троице-Сергиева монастыря, устремился и Сапега.
В начале февраля отряды воеводы Михаила Васильевича появились под Дмитровом. Они принялись уничтожать фуражиров, часто приступали с «огненным боем» к крепости. Воевода с главными силами встал в деревне Шепиловке по дороге из Дмитрова к Троице-Сергиеву монастырю. Ратники Скопина-Шуйского врывались в лагерь казаков Сапеги и навязывали им бой. Но воевода всегда отзывал их назад: не имея сил штурмовать город, он пытался заставить Сапегу покинуть его. В конце месяца, заклепав тяжелую артиллерию, поляки покинули Дмитров и отошли под Смоленск, на соединение с войсками короля Сигизмунда. Спустя неделю сторонники Лжедмитрия II оставили Тушино.
12 марта 1610 года полки князя Михаила Васильевича вступили в столицу, встречаемые боярами и народом, который падал на колени и со слезами благодарил воеводу за «очищение Московского государства». Царь и бояре, в особенности члены рода Шуйских, ревниво наблюдали за возвышением Скопина-Шуйского. Слава полководца не давала им покоя.
В апреле воевода был приглашен на пир по случаю крестин сына князя Воротынского. На пиру Скопин-Шуйский ел только с общего блюда и почти не пил, но избежать отравления не смог. Боярыня Екатерина Григорьевна, жена Дмитрия Ивановича Шуйского, признанного наследником бездетного царя Василия, поднесла Скопину-Шуйскому чашу с медом, куда было подсыпано зелье. Прямо на пиру князь Михаил Васильевич упал, у него носом пошла кровь. Промучившись несколько дней, 23 апреля 1610 года молодой воевода скончался.
Мнишки (Мнишеки) – старинный род, берущий начало в чешских землях, в Великих Кончицах, и с XV века осевший в Моравии. Польская ветвь рода появляется в 20-е годы XVI века, когда Николай Мнишек из-за преследований императора Фердинанда был вынужден продать владения и переселиться в Польшу под покровительство канцлера Кшиштофа Шидловского. В Польше Николай Мнишек стал быстро продвигаться вверх по служебным должностям. Он был назначен на должность маршалка при дворе Шидловского и в 1530 году получил титул королевского дворянина. В 1543 году он стал бургграфом Краковского замка. Николай Мнишек имел в Польше большие владения, а с 1551 года ему была назначена ежегодная пенсия в 400 злотых. Близость Николая Мнишека к польскому королю Сигизмунду-Августу позволила и его детям занимать высокие должности. Старший сын Ян Мнишек получил университетское образование, а затем был назначен на должность старосты сначала луковского (1556), потом красноставского (1572). С 1606 года Ян Мнишек выехал в Россию вместе со своей племянницей Мариной и большой свитой в количестве 107 человек. Он жил в доме Федора Шереметева. Вместе со всем семейством он был выслан в Ярославль, а в начале августа 1608 года Мнишки были освобождены царем Василием Шуйским. Ян сразу же вернулся в Польшу.
Его брат Ежи (Юрий) вошел в польскую историю не только как отец претендентки на российский престол Марины Мнишек – жены Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, но и как близкий друг короля Сигизмунда-Августа, которому он поставлял любовниц. Как и Ян, он учился в университете, а затем занимал последовательно должности коронного кравчего, радомского кастеляна, сандомирского воеводы и старосты в ряде областей. В его доме жил доктор философии Симон Вендзицкий, который был нанят в качестве учителя для сыновей Мнишека. Он также являлся и составителем родословного древа семьи Мнишеков, возведя их к Карлу Великому и императору Оттону, возможно, по требованию самого Ежи Мнишека. В дальнейшем эта легенда нашла отражение в фамильной портретной галерее. После смерти короля Ежи Мнишек был обвинен в разграблении казны и ценностей, но сумел избежать ответственности. Ежи Мнишек участвовал в Ливонской войне, осаждая Псков в 1581 году во главе 200 конников. Вернувшись после войны в Польшу, он продолжал роскошную жизнь. Ежи имел обширные владения и большое количество долгов. Он был должен королю, своим детям и их женам, многим магнатам. Он не платил податей и не гнушался заниматься воровством. В 1603 году он был вынужден продать часть владений и вернуть часть долгов на сумму 28 тысяч злотых. На следующий год, когда в Польше появился Лжедмитрий, Ежи Мнишек оказал ему поддержку, преследуя не только честолюбивые планы, но и политическую и материальную выгоды. Он возглавил польское войско и в 1604 году выступил под Новгород-Северский, где действовал против войска Федора Мстиславского. На следующий год Ежи Мнишек получил в подарок от Лжедмитрия (на помолвку с дочерью Мариной) 500 тысяч рублей и ценности, что помогло ему вернуть часть долга королю. Перед отъездом в Москву ему снова было передано 300 тысяч злотых. После приезда в Россию Ежи Мнишек старался походить на «московита», для чего носил традиционную русскую одежду, отрастил волосы и бороду. Но это не спасло его от ссылки в Ярославль. После освобождения он примкнул к лагерю Лжедмитрия II, от которого получил обязательство на сумму в 300 тысяч рублей и 14 замков. На сейме 1611 года в Варшаве, куда Ежи Мнишек выехал в 1609 году, он был обвинен как инициатор и участник неудачного «московского похода», но ему снова удалось все сгладить и уйти от ответственности. Скончался Ежи Мнишек в 1613 году.
Сын Ежи Мнишека Станислав Бонифаций также участвовал в походе Лжедмитрия I на Москву во главе роты гусар. Он присутствовал на торжественной коронации своей сестры Марины и ее свадьбе с Лжедмитрием. В Польшу он вернулся только в 1611 году. Из за долгов своего отца ему пришлось заложить родовое имение Ляшки, которое он смог снова выкупить только в 1638 году.
Еще один представитель этого рода Йозеф Вандалин Мнишек, великий коронный маршалок, предъявил России иск на возмещение убытков, понесенных его предками во времена Лжедмитрия. Он обращался через представителей непосредственно к царю Петру, который предложил Мнишеку частичное возмещение убытков. Но на это Мнишек не согласился. Он стал обращаться за помощью ко всем русским послам в Польше, предъявляя документы из семейного архива. Он обращался и к Анне Иоанновне, и к Бирону, и к королю Августу III за поддержкой, от которого получил рекомендательное письмо. Ему предлагались различные варианты урегулирования претензий, но Йозеф требовал полной компенсации. В результате все его попытки, длящиеся около 20 лет, так и не увенчались успехом, и он не получил ничего.
Последующие представители рода Мнишеков были политическими и военными деятелями, дипломатами и учеными. В 1783 году Мнишеки получили графский титул в Австрии. К середине XIX века род начал угасать. Его последние представители выехали во Францию, продав родовое имение.
Самой знаменитой женщиной рода Мнишков была Марина, дочь Ежи Мнишека.
Четвертая дочь пана Ежи Марина выросла в родительском доме среди роскоши и пышности Самбора. С детства ей часто рассказывали о знаменитости ее рода, о тех великих услугах, которых Мнишеки на протяжении веков оказывали германским императорам. Рассказы не прошли даром – характером она была горда и честолюбива, и ради этих качеств могла все принести в жертву. В родительском доме она научилась читать и писать, усвоила главнейшие основы католицизма. С этим запасом знаний и ощущений Марина Мнишек вполне была готова вступить в большую жизнь.
В это время появляется Григорий Отрепьев, будущий Лжедмитрий, впоследствии муж Марины. В середине 1602 года он появляется в Брагине, во дворе князя Адама Вишневецкого, где на следующий год открыто объявляет себя претендентом на московское царство. Когда еще через год Сигизмунд III призвал самозванца ко двору, то с ним в Краков поехал и князь Константин Вишневецкий. Но перед Краковом он вместе с Отрепьевым заехал в Самбор. Здесь последовали многочисленные совещания, итогом которых стало решение о том, что отныне Ежи Мнишек будет главным советником и покровителем самозванца. Решение это, пожалуй, в первую очередь было продиктовано тем, что Отрепьев сразу же по знакомству влюбился в Марину и просил у отца ее руки.
Осторожный Мнишек в ответ на просьбу Отрепьева отдать ему дочь в жены хотя в дальнейшем и строил все свои планы исходя из этого, пока не сказал ни «да» ни «нет». Решение было отложено, но сама Марина дала свое согласие. Ее решение было продиктовано как собственным выбором, так и советами отца. Отец и дочь поняли друг друга и решили ставить отныне на одну лошадь.
Ежи везет Отрепьева в Краков, где последний заручился благосклонностью короля, ряда вельмож, папского нунция и иезуитов.
В мае они вернулись в Самбор, где Отрепьев письменно обязуется жениться на Марине и подарить ей из царской казны много «серебра столового и лучших драгоценностей», а ее отцу – 1 миллион польских злотых на уплату долгов и на путевые издержки невесты.
В сентябре 1604 года Лжедмитрий и Юрий (так в дальнейшем будет именоваться Ежи Мнишек) пошли в поход на Москву.
По воцарению в Москве Лжедмитрий не забывал Мнишеков. В начале ноября 1605 года Отрепьев присылает в Краков торжественное посольство за разрешением жениться на Марине и просит короля Сигизмунда дать согласие ей и ее отцу выехать в Москву. И 22 ноября в Кракове состоялось заочное бракосочетание Марины и Лжедмитрия. Подарки, присланные из Москвы, невесте, тестю и королю Сигизмунду единодушно вызывали удивление своей роскошью. В марте 1606 года Марина Мнишек в сопровождении огромной свиты выехала в Москву. Ее везде приветствовали как московскую царицу, а въезд в столицу в окружении множества родственников, друзей и придворных был обставлен очень торжественно.
18 мая 1606 года были совершены коронация и вторичное бракосочетание Марины и Лжедмитрия. Оба этих обряда были совершены по православному канону (хотя Марина не имела никакого разрешения на это от папы, но честолюбие оказалось сильнее привязанности к католической церкви).
Но уже 27 мая 1606 года в Москве вспыхнул открытый бунт против Лжедмитрия. О бунте молодых предупредил Басманов и предложил им спасаться. Разъяренная толпа была уже во дворце, и бежать царице не удалось. Она спряталась в комнате, служившей спальней для женщин ее свиты. Казановская – гофмейстерина Марины Мнишек – сказала ворвавшимся в покои людям, что царицы нет, так как она еще утром отбыла к отцу. Из покоев толпу прогнали подоспевшие бояре, а для охраны царицы поставили стражу, которая вскоре стала охранять ее уже как пленницу. Правда, содержали ее под стражей достаточно пристойно.
После воцарения Шуйского ее вернули отцу. Она держалась бодро, не пала духом и говорила своему окружению, начинающему было ее утешать: «Избавьте меня от ваших безвременных утешений и слез малодушных. Признанная однажды за царицу сего государства, никогда не перестану быть ей».
26 августа Марина с отцом по царскому повелению были отправлены на жительство в Ярославль, куда за ними последовало 375 поляков, включая всех придворных дам и фрейлин Марины. Здесь им было суждено прожить около двух лет. Шуйский – как и сама Марина, и ее отец – помнил, что она – венчанная московская царица. Поэтому с ними было велено обращаться «помягче».
Обстановка позволяла им не только жить более-менее сносно, но и плести интриги против Шуйского, главной задачей которых было убедить всех, что Лжедмитрий жив и что он пока скрывается, выжидая подходящего момента до вступления в борьбу со своими недругами.
Вскоре Лжедмитрий «объявился» в Самборе, о чем отец радостно сообщает Марине, «позабыв» ей сказать поначалу, что речь уже идет не о ее муже. Марина тем более охотно поверила, что ее нареченный жив, потому что слухов о его чудесном спасении ходило немало. Понемногу Юрий начинает открывать глаза дочери на действительное положение дел. Марина прекрасно понимала, чем ей лично грозит раскрытие обмана. Понимала, что ей придется делить не только трон, но и ложе с ловким авантюристом.
Заключенный на четыре года мир Шуйского с поляками позволил Юрию и Марине вернуться на родину. Но вместо Польши они оказались (по собственному желанию) в лагере Лжедмитрия II, прозванного в дальнейшем Тушинским вором.
Этот Лжедмитрий II, жизнь которого будет тесно связана с жизнью Марины, был фигурой весьма колоритной, человеком «грубых и дурных нравов». Но он, без сомнения, был также весьма талантливым человеком, имевшим немалые шансы на престол (недаром к нему переметнулся и Филарет, отец будущего царя Михаила Романова, и именно в Тушино его возведут в патриархи), и именно поэтому Мнишеки решили поставить на него.
Марина ждала встречи. Сначала Юрий съездил к Тушинскому вору и приехал оттуда довольный – он «опознал» зятя, а тот пообещал ему щедрые награды, когда утвердится на троне. Затем последовал приезд «супруга» к Марине. Та была шокирована – перед ней был человек «обличьем слуга, волосом черен, нос покляп, ус не мал, брови велики нависли», а из его слов, весьма откровенных, из всей манеры поведения чувствовалось, что по натуре он жесток, коварен, развратен.
В первые же дни Марина тайно обвенчалась с Самозванцем в Тушино, хотя как супруга она была нужна ему в последнюю очередь, в первую же – как живое и вернейшее подтверждение его законных притязаний на престол. Супруги обо всем договорились, и далее последовала хорошо разыгранная пьеса торжественного въезда Марины в тушинский лагерь. В честь царицы гремели орудия, Марина же «лицедействовала столь искусно, что зрители умилялись ее нежностью к супругу: радостные слезы, объятия, слова, внушенные, казалось, истинным чувством – все было употреблено для обмана». «Политическое приданое» Лжедмитрий начал получать с Марины очень скоро – число беглецов из Москвы резко возросло, причем здесь теперь стали появляться и представители лучших московских фамилий, и крупные чиновники Шуйского. Но тушинский лагерь, да и сам Лжедмитрий II, находились практически полностью в руках поляков.
Начальник крупного отряда поляков Ян Петр Сапега действовал исключительно по своему разумению. Командующий польскими отрядами в Тушино князь Ружинский считался с самозванцем еще меньше.
Жизнь в Тушино для Марины была трудна. Первые месяцы она, как и сам Лжедмитрий, жила в палатках, и только с наступлением холодов царю с царицей и воеводе построили «квартиры». Так дочь воеводы, выросшая в роскоши, царица, пожившая в Кремле, была вынуждена ютиться в нескольких комнатах избы. Правда, с припасами было все в порядке. Местности, признавшие Лжедмитрия, обеспечивали его войско провизией.
17 января 1609 года Юрий Мнишек уезжает в Польшу. Он ехал на сейм агитировать и ратовать за нового зятя, собирать ему людей и средства, формировать выгодное ему общественное мнение. Дочь осталась одна – Мнишек уехал почти вместе со всеми теми, кто жил с ним в Ярославле, кого Шуйский освобождал по мирному договору, то есть Марина потеряла почти всех своих старых знакомых в лагере, лишившись и поддержки.
Самозванец это почувствовал, и вскоре почти полностью лишил ее внимания и как государыню, а вместе со вниманием и средств к приличному существованию.
В Польше Юрию Мнишеку не удалось уговорить сейм поддержать Лжедмитрия II, а в апреле 1609 года Сигизмунд сам собрался идти на Русь – брать себе Смоленск. Когда же он уже стоял под Смоленском, дядя Марины Стадницкий, уполномоченный королем, письменно предложил ей отказаться от притязаний на русский престол, за что ей давали землю Саноцкую с доходами от Самборской экономии. Данное предложение обидело московскую царицу, и Марина ответила отказом.
А в декабре в Тушино прибыли королевские послы с поручением отвлечь тушинских поляков от Лжедмитрия и взять их на королевскую военную службу. Войско выбрало депутацию для разговоров с послами, которая в первой же беседе с посланцами Сигизмунда потребовала, чтобы король «довольствовался лишь Северской землей и Смоленском, а им помог посадить Дмитрия на царство». Послы выразили несогласие, на что депутаты выдвинули новое требование: «Пусть король заплатит 20 миллионов, которые мы заработали, и удовлетворит царицу, тогда мы будем желать подчинить это государство Речи Посполитой». Разговор шел лишь об удовлетворении прав Марины – законность ее претензий для всех была несомненна. Точно так же, как никто в Тушино не сомневался в том, что Самозванец – обманщик, но он слишком много им пообещал, чтобы это можно было просто так забыть.
Но тут последовал побег Лжедмитрия II из тушинского лагеря: донские казаки, прикрыв его телом, на телеге вывезли в Калугу. После его бегства послы обратились к «московской партии» тушинцев, во главе которой стоял Филарет. В результате было принято общее решение о том, что на русском троне желательно видеть лишь «потомство» Сигизмунда, с Шуйским же и Лжедмитрием дел иметь не следует. Марина все видела, но была бессильна. Она поняла, что отныне ее единственным шансом в борьбе за престол стал Лжедмитрий. Она, правда, попыталась после бегства супруга переломить ход событий: с распущенными волосами, в слезах она ходила из ставки в ставку по лагерю, заклиная воинов быть верными ее мужу и жалуясь на поляков. В результате около 3 тысяч человек во главе с князьями Трубецким и Засекиным уехали в Калугу. Марина поняла, что пока она сделала все, что могла.
В январе 1610 года Марина пишет послание королю Сигизмунду, в котором поручает себя королю, испрашивает себе милость, но не отрекается от своих прав на престол. Она обещает послать к Сигизмунду послов в официальное развитие своего письма, но послы так и не были посланы – ситуация вновь изменилась. Король так и не смог договориться с тушинскими поляками, и многие из них начали сожалеть о Лжедмитрии, который из Калуги слал им ласковые послания. Лагерь колебался: то ли поддержать короля, то ли Марину как законную царицу. То ли идти за ней, то ли выдать ее Сигизмунду или Москве. Дабы не подвергаться опасности быть выданной, Марина сговаривается с Лжедмитрием на побег к нему в Калугу. В ночь с 23 на 24 февраля она в сопровождении десятка казаков и слуг бежала из Тушина. По ошибке она попала на дмитровскую дорогу вместо калужской, где ее захватили разъезды Яна Сапеги, который под давлением отрядов Скопина-Шуйского отступил от Троицко-Сергиевой лавры к Дмитрову.
Сапега с почетом встретил царицу и посоветовал ей ввиду критического положения, как ее лично, так и его, уехать в Польшу, но Марина отказалась: «Мне ли, царице всероссийской, в таком презренном виде явиться к родным моим! Я готова разделить с царем все, что Бог ни пошлет ему». В сопровождении, выделенном Сапегой, ей удалось уйти в Калугу.
В Калуге жители радостно приветствовали царицу, явившейся их взору юным воином в шлеме и с волосами до плеч. Началась калужская жизнь, более спокойная, чем тушинская, ибо здесь не было чопорных польских вождей, не было воинских сборов, инициаторами которых выступали польские роты. Здесь задавались пиры, было довольство. Лишь поведение супруга осложняло жизнь Марины, но и в этой ситуации она старалась извлечь для себя положительное, ибо на его фоне стремилась выглядеть как можно лучше.
В июне 1610 года под Клушиным гетман Жолкевский, посланный Сигизмундом на Москву, разбил московское войско под командованием брата царя, князя Дмитрия Шуйского. Узнав об этом, Лжедмитрий выступил на Москву. Вместе с Мариной. Во главе «калужан» они вошли в село Коломенское, где встали лагерем. Здесь они узнали о пострижении царя Василия Шуйского и о присяге москвичей 17 августа 1610 года польскому королевичу Владиславу. К Лжедмитрию и Марине прибыли послы Жолкевского с предложением отступиться от Московского престола, за что им были обещаны разные милости. Отказав послам, Лжедмитрий и Марина ушли в Калугу. С ними ушел и атаман Заруцкий. Это было существенным приобретением, ибо атаман был фигурой известной и сильной.
А в то время первый боярин Боярской думы князь Мстиславский, извещая Россию о присяге Владиславу, убеждал всех окружной грамотой от 30 августа: «Марину Мнишкову, которая была за убитым расстригой, Гришкой Отрепьевым, и с нынешним вором по московскому государству ходит, государыней московской не называти и смуты никоторне вперед в Московском государстве не делати и отвести ее в Польшу».
Лжедмитрий от огорчения предался разгулу и пьянству, а 11 декабря 1610 года погиб на охоте. Марине пришлось почти окончательно проститься с мечтой о московском троне. Правда, она надеялась, что появившийся вскоре сын, нареченный Иваном, даст ей возможность все-таки остаться царицей. Но ее связь с Заруцким была всем известна, и московские бояре, бывшие при Лжедмитрии II, не захотели служить ни вдове, ни ее сыну, а взяли Марину под стражу и обо всем известили Москву. Марина пишет паническое письмо Сапеге, стоявшему под Калугой: «Освободите, ради Бога, освободите! Мне дают жить только две недели. Вы славны; будьте еще славнее, спасая несчастную. Милость Божия будет вам вечной наградой». Но Сапега от города отошел.
Марину же перевели из Калуги в Коломну, где она содержалась почти по-царски, ибо Ляпунов, лидер первого ополчения, частично признал права ее сына. Тем временем усиливался ее верный сторонник Заруцкий. Вместе с Ляпуновым он возглавил первое ополчение, а потом единолично возглавил все войско. Но в Ярославле и Нижнем Новгороде Пожарский и Минин уже собирали второе ополчение. Заруцкому в нем места не было.
Атаман уходит в Коломну, и «взяв там царицу, отправился с ней в Михайлов», откуда «он в течение лета и зимы дрался с Москвой». Эти полгода убедили его, что на Москве ему правителем не быть, как не быть в ней Марининому сыну царем. Москва начала стягивать против Заруцкого свои силы и в конце сентября 1613 года дала ему генеральное двухдневное сражение, в котором победителей не было. Но все же Заруцкий с Мариной ушел в Астрахань. Здесь Заруцкий вел себя крайне неразумно. Он грабил и убивал без меры, а все грамоты писал от имени «государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Руссии, и от государыни царицы и великой княгини Марины Юрьевны всея Руссии, и от государя царевича и великого князя Ивана Дмитриевича всея Руссии». Бунт не заставил себя ждать. Атаман, опасаясь московского войска, решил бежать. Сначала было решено спасаться в глубине страны, потом передумали и решили бежать морем. Но когда опять проходили мимо Астрахани, то их отряд был разбит и лишь Заруцкому и Марине с сыном, да горсти казаков удалось скрыться. Они ушли на реку Урал, где их настигли правительственные войска. И тогда казаки выдали своего атамана, его жену и ее сына. Всех троих привезли в Москву, и даже Марину везли скованной.
Этим же летом в Москве Заруцкого посадили на кол, трехлетнего сына Марины повесили, а ее саму сослали в Коломну, где она умерла то ли в самом конце этого же 1614 года, то ли в самом начале следующего.
Род Кромвеля не имеет никакого отношения к тем лордам Кромвель, которые в XIV–XV веках стали английскими пэрами. Он принадлежал к роду, ведущему начало от дворянской фамилии Уильямсов, которая укрепилась в качестве представителей местной элиты в графстве Гентингдоне со времен Реформации. Уильямсы состояли в родстве со знаменитым министром короля Генриха VIII Томасом Кромвелем. Он был графом Эссекским и вошел в историю с прозванием «молот монахов» за то, что вел беспощадную борьбу со святыми отцами церкви, безжалостно распродавая церковные земли. Племянник Томаса Кромвеля, сэр Ричард Уильямс, при всесильном дяде сумел обогатиться, захватив несколько хороших имений. Он также предпочел изменить родовую фамилию на фамилию дяди – Кромвель. В качестве агента дяди он проводил монастырскую диссолюцию в графстве Гентингдоне и, чтобы себя не обидеть, захватил три аббатства, два приорства и владения женского монастыря в Хинчинбруке. Все это позволило ему стать мужем дочери лорд-мэра Лондона.
Опала и казнь Томаса Кромвеля Ричарда не коснулись, ему пришлось лишь расстаться с должностью агента и провести жизнь в имениях, которые, кстати сказать, приносили великолепный доход – 2500 фунтов стерлингов в год. Ричард Кромвель занялся хозяйством, устраивал пиры и охоты, то есть стал вести жизнь сельского дворянина.
После смерти Ричарда все его состояние досталось сыну Генри, который, ведя роскошную жизнь, получил прозвание «Золотого рыцаря». Сэр Генри был веселым, добродушным и гостеприимным человеком, а устраиваемые им игры славились на сто миль в округе. На руинах монастыря в Хинчинбруке он построил прекрасный дворец. Генри Кромвель имел двоих сыновей, старший из которых, Оливер, стал наследником состояния отца. За короткое время он пустил по ветру фамильное наследство, и ему даже пришлось продать и Хинчинбрук.
Младший сын сэра Генри, Роберт, получил по закону лишь малую долю от наследства отца, приносящее ему доход лишь в 300 фунтов стерлингов в год, что было совсем немного. В графстве сэр Роберт занимал солидное положение, находясь в разное время на должностях мирового судьи и бейлифа города Гентингдона. Он был женат на Елизавете Стюарт, которая с гордостью говорила о своем родстве с шотландским королевским домом. После 10 лет счастливого брака 25 апреля 1599 года у них родился сын Оливер.
Через много лет о своем происхождении Оливер Кромвель сказал, обращаясь с речью к парламенту: «По рождению я был джентльменом, и если моя семья не пользовалась особенной известностью, то не оставалась и в темной неизвестности».
Начальное образование Оливер Кромвель получил в местной приходской школе, а затем поступил в Кембриджский университет, по окончании которого он некоторое время занимался адвокатурой в Лондоне. Женившись, он поселился на родине в Гентингдоне.
Его жизнь не предвещала никакой, а тем более высокой, политической карьеры. Только на тридцатом году жизни он был избран от своего округа депутатом в парламент. Первые его шаги на политическом поприще ограничились участием в проведении известной «петиции о правах». После роспуска парламента Кромвель уехал в имение.
Когда в 1640 году король Карл I, нуждаясь в деньгах, был вынужден снова созвать парламент, Кромвель явился в него уже представителем от города Кембриджа. Однако и в этом парламенте, который просуществовал всего три недели, Кромвель ничем себя не проявил и только в качестве депутата следующего, так называемого Долгого, парламента сразу выдвинулся на одно из первых мест.
В это время назревала серьезная борьба парламента с Карлом I, который стремился к неограниченной власти. Воспитанный в духе сурового и строгого пуританизма, искренне и глубоко религиозный, Кромвель открыто встал на сторону парламента и вступил в борьбу с королем. В ответ на враждебные акты Долгого парламента Карл I уехал из Лондона и поднял в Шотландии знамя гражданской войны.
Вначале королевские войска опирались на западные и центральные графства Англии, а сторонники парламента – на Лондон. В эти дни Кромвель предложил парламенту образовать, со своей стороны, собственную армию для «защиты истинной религии, свободы, закона и мира». Это предложение было принято, и сам Кромвель деятельно участвовал в создании парламентской армии.
Под руководством голландского офицера Кромвель быстро выучился военному делу и, навербовав в своем графстве около тысячи человек, сформировал из них кавалерийский полк, впоследствии послуживший ядром парламентской армии.
Кромвель лично водил своих драгун в бой с целью закалить их для будущих сражений. Эта боевая подготовка не замедлила сказаться в первом же серьезном сражении при Энджигиле в 1642 году. Здесь «драгуны» Кромвеля, сплоченные суровой дисциплиной, хорошо обученные и преданные своему вождю, заслужили общее удивление своей храбростью в отражении атаки роялистской кавалерии под командованием принца Руперта.
Истощение ресурсов уже в начале войны должно было привести к открытию мирных переговоров, если бы не грубая политическая ошибка Карла I, заключившего перемирие с ирландскими повстанцами. Это перемирие, преследовавшее целью подчинить католическую Ирландию протестантской Англии, привело лишь к усилению Шотландии, вступившей в борьбу против короля. Ободренные тем, что шотландская армия выступила против роялистов на севере, сторонники парламента снова сосредоточили свои силы для наступления на главную укрепленную базу роялистов – Оксфорд и окружающие его города. Это наступление не принесло парламенту никаких ощутимых результатов и закончилось лишь захватом нескольких удаленных от Оксфорда крепостей.
Карлу I даже удалось срочно направить Руперта на помощь северным роялистам, действующим против шотландских войск. Однако вскоре произошло сражение при Марстон-Муре (2 июля 1644 года), где Кромвель во главе своего 26-тысячного драгунского отряда решил исход сражения блестящей победой над роялистами. Поражение при Марстон-Муре сразу же нейтрализовало благоприятно сложившуюся для Карла I обстановку, однако руководители парламента не воспользовались плодами этой победы. Среди них возникли разногласия, а в самом парламенте образовалась партия, настаивавшая на примирении с королем и на прекращении войны.
Многие парламентские генералы, стоявшие во главе отдельных армий, лишь номинально объединенных под властью лорда Эссекса, сознательно бездействовали, давая Карлу I возможность привести в порядок свои расстроенные войска.
Считая невозможным идти на какие-либо уступки королю, Кромвель с удвоенной энергией вступил в борьбу со своими противниками в парламенте. Настаивая на необходимости вести войну до конца, Кромвель не остановился перед прямым обвинением Манчестера и других генералов в преступной медлительности и в измене парламентскому делу. Указывая на всю опасность той организации парламентской армии, при которой каждый отряд, собранный на средства отдельных генералов, мог действовать почти независимо от других отрядов, Кромвель предложил создать единую парламентскую армию, общее командование которой было бы фактически сосредоточено в руках одного лица. Содержаться подобная армия должна была исключительно на средства государственного казначейства.
После долгой и трудной борьбы в парламенте Кромвелю удалось провести эту реформу. Кроме того, он добился принятия достаточно важного постановления, согласно которому члены обеих палат были лишены права занимать высшие военные должности. Это заставило всех членов парламента, противников Кромвеля, командовавших армиями, подать в отставку.
Главнокомандующим армии был назначен генерал Ферфакс, пригласивший к себе в помощники Кромвеля. Таким образом, новый закон не коснулся Кромвеля, и он, будучи членом палаты, остался фактическим руководителем армии.
Противники Кромвеля уже начали против него процесс, обвиняя его в двойной игре, однако новая блестящая победа при Нэзби 14 июня 1645 года, одержанная парламентской армией, заставила их замолчать.
В этом большом сражении парламентская армия проявила необыкновенную энергию и стойкость. Стремительными конными атаками и быстрыми переменами фронта кавалерии, общее командование которой было поручено Кромвелю, армия роялистов была смята, приведена в полное расстройство и обращена в бегство.
Однако война не только не прекратилась, но и затянулась еще на целый год. Карл I в конце 1647 года заключил тайный договор с шотландцами, которые обязались восстановить его неограниченную власть под условием, что пресвитерианство будет объявлено государственной религией, а индепендентство уничтожено. В конце апреля 1648 года стало известно, что шотландцы формируют армию для вторжения в Англию и оказания помощи роялистам. В этих условиях Ферфакс подготовился для похода на север с целью предупреждения шотландского наступления, а Кромвель был направлен для подавления мятежа Пемброка. Выступления роялистов в Кенте и Восточной Англии вынудили Ферфакса задержаться в этих районах, в то время как наступление шотландцев на севере продолжало развиваться.
Лишь после разгрома Пемброка (11 июля 1648 года) Кромвель смог выступить на север. Но вместо того чтобы двинуться прямо на шотландцев, он осуществил глубокий обход через Ноттингем и Донкастер, пополняя по пути свои запасы. Затем он пошел в северо-западном направлении на соединение со своим помощником Ламбертом, действующим против шотландцев.
Силы шотландской армии располагались на линии от Уигана до Престона и насчитывали 20 тысяч человек. Ее левый фланг прикрывал корпус под командованием Лагдейля (3, 5 тысячи человек).
Силы Кромвеля были значительно меньше, чем силы шотландцев, – всего 8, 5 тысячи человек, включая кавалерию Ламберта и Йоркширскую милицию. Зайдя в хвост шотландской колонне в районе Престона, Кромвель смог нарушить ее походный порядок, заставив ее развернуться в обратную сторону, чтобы отразить наносимые ей удары. Таким образом, Кромвелю удалось разгромить корпус Лагдейля. Затем, ведя неотступное преследование, Кромвель смял шотландскую колонну и заставил ее отходить через Уиган на Юттокситер, где, скованная милицией центральных графств, она 25 августа 1648 года капитулировала. Англия была очищена от шотландцев.
Потеряв все свои военные средства, Карл I заперся в Карлсбургском замке и вступил в переговоры с Ирландией и Голландией.
Между тем сторонникам короля в парламенте удалось добиться того, что вся нижняя палата отказалась от борьбы с королем, и таким образом против Кромвеля, стоявшего во главе всей народной армии, оказались не только король, но и обе палаты парламента.
По распоряжению Кромвеля отряд его армии захватил короля в Карлсбургском замке и заключил вначале в замок Гурст, а затем в Виндзор.
Во время пребывания Кромвеля в Шотландии полковник Прайд окружил парламент войсками и арестовал всех противников Кромвеля. Имея в своем распоряжении все военные силы страны, Кромвель твердо решил вести войну до конца. Однако почти целый год он колебался в вопросе о том, предавать ли короля суду.
Лишь 26 января 1649 года верховный суд, учрежденный по предложению Кромвеля, приговорил короля к смертной казни, по исполнении которой страна была объявлена республикой. Палата лордов была уничтожена, законодательная власть предоставлена одной нижней палате, а исполнительная власть вручена государственному совету, избираемому парламентом на год.
Предоставив управление страной палате и совету, Кромвель принял вновь командование над армией и отправился в Ирландию и Шотландию для усмирения вспыхнувших там мятежей. Подавление восстания в Ирландии продолжалось почти девять месяцев и было достигнуто ценою неслыханных жестокостей. Вторжение же Кромвеля в Шотландию явилось самостоятельной войной, главной целью которой был срыв замыслов сына покойного Карла I, пытавшегося вернуть себе престол с помощью шотландцев под командованием Александра Лесли.
Обнаружив, что шотландская армия занимает выгодные позиции и преграждает ему путь к Эдинбургу, Кромвель ограничился лишь прощупыванием сил противника. Находясь почти у цели и испытывая недостаток в снабжении, Кромвель все же удержался от искушения нанести лобовой удар в неблагоприятной для него местности. Подавляя внутреннее стремление к бою, Кромвель воздерживался от активных действий до тех пор, пока не выманил противника на открытую местность, благодаря чему появилась возможность нанести удар по его обнажившемуся флангу. С этой целью он отошел сначала к Массельборо, а затем к Донбару, где пополнил свои запасы.
Через неделю Кромвель двинулся в обратном направлении. В Массельборо он раздал своим войскам трехдневный запас продовольствия и начал глубокий обход через Эдинбургские высоты, выходя в тыл противника. Когда Лесли удалось перехватить Кромвеля в районе Корстофин-Хилл (21 августа 1650 года), Кромвель, несмотря на большое удаление от своей базы, предпринял еще одну попытку обойти противника. Однако Лесли снова преградил Кромвелю путь в районе Гогара, и Кромвель опять не стал принимать бой.
Оставив больных на месте, Кромвель отступил к Массельборо, а оттуда к Донбару, увлекая за собой Лесли. Несмотря на то что многие офицеры убеждали Кромвеля погрузить войска на суда, он решил остаться в Донбаре, выжидая, что Лесли сделает какой-нибудь неправильный шаг, который позволит изменить обстановку в пользу войск Кромвеля.
Однако Лесли в течение ночи с 1 на 2 сентября 1650 года обошел Донбар и занял высоту Дун и ряд других высот, с которых просматривалась дорога, идущая к Берику. Кроме того, он направил отряд для захвата прохода в Кокбернспат (11 километров южнее высоты Дун). На следующее утро Кромвель понял, что он отрезан от Англии. Положение его осложнялось нехваткой продовольствия и эпидемиями в войсках.
Заняв окрестные высоты, Лесли ожидал момента, когда англичане попытаются прорваться по дороге к Берику, чтобы внезапно атаковать их. Однако в дело вмешались священники пресвитерианской церкви, которые стали требовать от Лесли активных действий. Их требования стали еще более настойчивыми, когда они обнаружили признаки того, что англичане могут попытаться эвакуироваться морем. Положение еще более осложнилось 2 сентября: началась сильная буря, и шотландские войска едва держались на голом гребне высоты Дун. Утром эти войска спустились с высоты и заняли позицию вблизи дороги на Берик, где они могли укрыться от дождя. Фронт их прикрывал ручей Брок, протекавший через ущелье к морю. Кромвель понял, что сложившаяся обстановка предоставляет благоприятную возможность и преимущества для внезапного нападения.
Левый фланг шотландцев был зажат между высотой и отвесным берегом ручья, и войска на этом фланге не могли оказать помощь своим войскам на правом фланге, если бы по ним был нанесен удар. Вечером на военном совете Ламберт предложил немедленно нанести удар по правому флангу шотландских войск, смять его и одновременно сосредоточить огонь артиллерии по левому флагу. В этом он убедил военный совет.
В течение ночи под проливным дождем и при сильном ветре английские войска заняли позиции вдоль северного берега ручья. После установки орудий против левого фланга шотландцев Ламберт возвратился на свой левый фланг, чтобы возглавить кавалерийскую атаку в районе побережья. Благодаря внезапности действий кавалерия и пехота, располагавшиеся в центре, смогли без труда форсировать ручей. Хотя дальнейшее продвижение англичан было временно приостановлено, введенный в бой английский резерв на упиравшемся в море фланге дал возможность Кромвелю оттеснить шотландцев влево и зажать в угол между высотой и ручьем, из которого шотландские войска могли вырваться только бегством. Таким образом, Кромвель разгромил врага, имевшего двойное численное превосходство.
Победа при Донбаре обеспечила Кромвелю господство в южной Шотландии. На севере и северо-западе Шотландии Кромвелю противостояли только роялистские элементы. Воспользовавшись передышкой из-за тяжелой болезни Кромвеля, Лесли формировал и готовил новую армию к северу от реки Форт.
Когда в конце июня 1651 года армия Кромвеля была достаточно подготовлена, чтобы возобновить боевые действия, задачи ее усложнились. Хотя на этот раз численное превосходство впервые было на стороне Кромвеля, перед ним был хитрый противник; к тому же он действовал в лесисто-болотистой местности, которая обеспечивала слабой стороне возможность блокирования подступов к Сторлингу. Если бы Кромвель не смог сломить сопротивление противника в короткое время, ему бы пришлось провести в Шотландии еще одну суровую зиму. А это неизбежно привело бы к потерям в войсках и к увеличению затруднений в Англии. Выбить шотландцев с занимаемых позиций было бы недостаточно, так как частичный успех привел бы к рассредоточению войск противника в горной местности, где они продолжали бы оставаться.
Кромвель мастерски решил стоявшую перед ним задачу Во-первых, он создал угрозу Лесли с фронта, предприняв штурм Калландер-Хауса вблизи Фолкерка. Во-вторых, он постепенно переправил всю армию через залив Ферт-оф-Форт и двинулся к Перту, обойдя тем самым с фланга оборонительный рубеж Лесли на подступах к Стерлингу и захватив ключ к его базам снабжения. Однако этим маневром он одновременно открыл им путь в Англию. Он вышел в тыл противника, которому теперь угрожали голод и дезертирство, и оставил ему лишь одну горловину для выхода.
Шотландцы должны были или умереть от голода, или разбежаться, или двинуться с оставшимися силами в Англию В конце июля они двинулись на юг в Англию вдоль западного побережья. Кромвель предвидел это и потому заранее подготовился к их встрече, взяв под наблюдение всех остающихся на свободе роялистов и захватив тайные склады с оружием. Для преследования шотландцев Кромвель направил кавалерию Ламберта, в то время как Гаррисон пошел окольным путем от Ньюкасла к Уоррингтону, а Флитвуд с милицией, набранной в центральных графствах Англии, двинулся на север. Обойдя шотландцев с фланга, Ламберт 13 августа соединился с Гаррисоном. После этого они стали с боями отходить, сдерживая противника.
Тем временем Кромвель в условиях августовской жары совершал ежедневно 32-километровые марши. Двигаясь сначала на юг вдоль восточного побережья, он затем повернул на юго-запад. Таким образом, на попавшего в ловушку противника одновременно с четырех сторон наступали войска Кромвеля.
3 сентября в сражении при Вустере Кромвель одержал блестящую победу над войсками Лесли, после которой шотландцы признали себя побежденными.
Около трех лет Кромвель, оставаясь главнокомандующим, не принимал прямого участия во внутреннем управлении. Между тем в парламенте и государственном совете шли внутренние раздоры. Против Кромвеля и его армии назревала сильная оппозиция. Она требовала роспуска войск и с этой целью стала задерживать им жалованье.
Тогда весной 1652 года, после бесплодных попыток к примирению с депутатами, Кромвель явился со своими солдатами в палату и объявил, что вынужден «волею Божиею распустить парламент на пользу народа». Вслед за тем по предложению Кромвеля армия сама выбрала 139 депутатов из убежденных пуритан. Но и эта палата просуществовала недолго, и через несколько месяцев все эти депутаты, не желая быть послушным орудием в руках армии, сами сложили свои полномочия.
После этого представители армии выработали новую конституцию, и 16 декабря 1653 года генерал Ламберт «от имени армии и трех наций» предложил Кромвелю принять звание пожизненного лорда-протектора Республики английской, шотландской и ирландской. Кромвель торжественно принес присягу и подписал особый конституционный акт, где в 42 пунктах были изложены правила управления государством. Опираясь на армию, он очень скоро сумел сосредоточить в своих руках всю полноту власти и стал управлять страной почти неограниченно.
Прежде ему приходилось вести борьбу против короля и роялистов, теперь же к числу его врагов присоединились и те республиканцы, которые видели в нем узурпатора и изменника. Твердо веря в то, что он призван осуществить волю Промысла, Кромвель употребил всю энергию на восстановление внутреннего порядка в государстве. Менее чем в два года он сумел внести в страну полное успокоение. Ввиду заметного оживления торговли и промышленности увеличился приток денег в государственную казну, а это, в свою очередь, позволило Кромвелю увеличить и довести до высшей степени совершенства английский флот.
Кромвель пользовался огромным влиянием по всей Европе как умный и тонкий дипломат. При нем Англия покрыла себя славой в войне с Испанией, завладела частью Вест-Индских островов, приобрела крепость Дюнкирхен на фламандском берегу и заключила чрезвычайно выгодный для английской торговли договор с Голландией.
Несколько лет Кромвель управлял государством единолично, но когда из-за войны с Испанией средства государственного казначейства иссякли, он был вынужден вновь созвать парламент. Почти одновременно последовало разоблачение заговора на жизнь лорда-протектора.
Когда в день открытия парламента в 1656 году депутаты узнали о заговоре, палата постановила восстановить верхнюю палату и королевскую власть в лице Кромвеля. После долгих переговоров Кромвель, зная, что армия не хочет восстановления монархии, отклонил предложение принять корону. Тогда парламент настоял на преобразовании протектората в конституционную монархию, но без короля, с вверением лорду-протектору королевских прерогатив и права назначения себе преемника.
Кромвель поселился в королевских покоях и скончался 3 сентября 1658 года, в годовщину своих побед при Донбаре и Вустере.
После возвращения в Англию Стюарта труп Кромвеля был извлечен из гробницы и посмертно обезглавлен.
Тюренн родился в Седане и был вторым сыном герцога Бульонского и дочери принца Вильгельма I Оранского, Елизаветы. А следовательно, по линии матери он принадлежал к династии Оранских-Нассау, имя которой дало средневековое княжество Оранж в Провансе. Династия играла важную роль в истории Нидерландов и в настоящее время является правящей династией этой страны. Графы Оранские с XII века были вассалами Священной Римской империи с титулом имперских князей. Дед Тюренна получил этот титул после смерти своего дяди Рене в 1544 году.
Отец Тюренна был другом и сподвижником Генриха Наваррского (будущего Генриха IV) и в его армии всегда занимал пост главного лейтенанта – первого помощника командующего. Участвуя во всех войнах, которые вел Генрих, он прекрасно изучил практику военного дела, а со вступлением Генриха на престол он исполнял целый ряд ответственных поручений в Англии, Голландии и Нидерландах. После смерти Генриха герцог Бульонский не пожелал остаться правительственным чиновником и удалился в свои наследственные владения в Седане, отошел от политической борьбы и всецело ушел в личную жизнь.
Здесь же, в Седане, в небольшой крепости под надзором отца и прошло детство Анри Тюренна. Он и его старший брат получили соответствующее своему кругу воспитание, и как вся аристократическая молодежь того времени они предпочитали военную службу. В образование детей входили основы философии, древней и новой истории, знакомство с правилами поведения в высшем свете. Из военных навыков они приобретали умение владеть оружием, управлять лошадью, знакомились с основами фортификации и изучали историю войн прежних лет. Отец много рассказывал детям о войнах, в которых ему приходилось участвовать, и с детства Тюренн стремился к военной службе, с упоением читая описание жизни и походов Александра Македонского и Цезаря, часто цитируя по памяти целые куски этих произведений.
Отец говорил мальчику, что из него не выйдет хорошего воина по причине слабости здоровья, что сын вряд ли сможет выдержать тяготы военной службы. Уже с детства Анри проявлял твердость характера и уделял большое внимание физической подготовке и закаливанию организма. В возрасте 14 лет он решил, что достаточно освоил теорию и пора познакомиться на практике с военной службой.
Боевая служба Тюренна началась в 1625 году рядовым в войске принца Морица Оранского. Служба в вооруженных силах Нидерландской республики способствовала сформированию Тюренна как опытного и знающего солдата. Его военные знания были очень обширны. В 1627 году Тюренн был произведен в капитаны и стал командовать ротой.
В продолжение службы в Нидерландской армии Тюренн проявил отвагу и выносливость, отличившись при осаде крепостей Клюмдерта, Виллендштадта и Буа-де-Дюка. Главнокомандующий нидерландскими войсками принц Генрих Нассауский считал, что «Тюренн имеет в себе все задатки сделаться великим полководцем».
В 1630 году Тюренн возвратился во Францию. Зимой он был представлен Людовику XIII и кардиналу Ришелье. Несмотря на свою молодость, Тюренн уже имел репутацию опытного офицера, прошедшего боевую школу в лучшей армии того времени, и потому он сразу смог получить чин полковника, с которым в 1634 году прибыл на поля сражений Тридцатилетней войны.
В первый период своей службы (1634—1643) Тюренн занимал невысокие посты во французской армии, но сумел показать себя опытным, знающим командиром, стоящим по своему уровню выше многих старших начальников. Его деятельность началась рядом блестящих осад (Ламот, Цаберн, Ландресси, Брейзах, Турин). Правильно нацеливая удар, отвергая кордонную систему, Тюренн сосредотачивал силы на решающем пункте крепости.
В осадных работах Тюренн использовал знания и опыт, полученные в Нидерландах. В случае надобности он строил плотины (ландрасси). Его действия носили смелый, предприимчивый характер. Он широко применял факторы быстроты и внезапности (маневр, приведший к разгрому испанского генерала Галласа во Франш-Конте в 1636 году, внезапную атаку имперской армии под Брейзахом в 1638 году). Почти всегда Тюренн вел свои войска в бой лично. Он получил два ранения, но при первой же возможности возвращался в строй.
Самостоятельное командование Тюренн начал с реорганизации вверенной ему Рейнской армии. В этой небольшой по численности армии он ввел строевое обучение, правильное снабжение и новый боевой порядок.
Характер деятельности Тюренна во второй период войны (1644—1648) стал значительно шире и глубже. С самого начала кампании Тюренн брал в свои руки инициативу на поле боя и только один раз за четыре года (при Мергентгейме в 1645 году) Мерси, пользуясь превосходством своих сил, удалось вырвать ее у него. Обход с целью выхода во фланг и тыл противника применялся под Фрейбургом в 1644-м и при Аллергейме в 1645 году после прорыва неприятельской позиции, что в конечном итоге приводило к сдаче главных сил баварцев.
В 1646 году после многочисленных затруднений со стороны Мазарини Тюренну удалось перенести войну в центр Баварии, где он разгромил главные силы противника при Цусмарсхаузене и создал угрозу Мюнхену, заставив курфюрста Баварского, главного союзника императора, просить мира. Второй, совместный со шведами, поход в 1648 году кончился глубоким проникновением Тюренна в Австрию, где он путем угрозы Вене принудил императора заключить Вестфальский мир, чем и закончил Тридцатилетнюю войну (1618—1648).
В войне против Фронды в 1648—1659 годах Тюренн, несмотря на то что следовал принципам стратегии того времени, почти всегда разрешал стоящие перед ним стратегические задачи оригинальными приемами, поражавшими противника неожиданностью.
В бою за Сент-Антуанское предместье Тюренн исправлял ошибки своих подчиненных офицеров, которые неумело бросали кавалерию в узкие улицы и переулки, где она не могла действовать. Вместо этого Тюренн предложил сочетание действий артиллерии и пехоты в городских условиях, когда первая продольным огнем расчищала путь для второй. При снятии осады Арраса 25 августа 1654 года Тюренн использовал для наступления ночной бой, с трудностями которого он блестяще справился, что привело к главному – внезапности удара. Сочетая внезапность с быстротой и нанося удар сосредоточенными силами, Тюренн одержал победу над вдвое превосходящей его по численности армии, опиравшейся на укрепленный лагерь.
В сражении под Дюнкерком 14 июня 1658 года в полной мере проявился его накопленный годами опыт. Это и перенос обороны в поле, где есть возможность в открытом бою разгромить противника, и умелый расчет на отлив, и, главное, умелое использование Тюренном резерва, исключающегося в эпоху линейной тактики. Вначале он подавил успех Конде на правом фланге, войска которого сковываются до тех пор, пока обошедшие с фланга французские войска не окружат Конде.
Личное мужество, умение поднять моральное состояние солдат, подорванное поражением, Тюренн проявил, прежде всего, в момент отступления из-под Валансьенна в 1656 году. Он сумел спасти французскую армию от плена, а Францию от разгрома.
Тюренн вынес на своих плечах всю войну с испанской Фрондой. Изгнав врага из пределов Франции и перенеся войну на территорию противника, французский полководец вынудил его к миру. После заключения Пиренейского мира 1659 года приехавший в Париж испанский король встретил Тюренна словами: «Вот человек, который доставил мне не одну бессонную ночь».
В Нидерландской войне 1672—1678 годов стратегический талант Тюренна получил свое блестящее применение. Уже в кампании 1672 года он выступил с единым планом войны, имеющим целью уничтожение армии противника и занятие его территории без отвлечения на осаду крепостей. И только ограниченность Людовика XIV и его военного министра не позволили Анри Тюренну полностью реализовать этот план и довершить победу занятием вражеской столицы.
В 1674 году Тюренн с ограниченными силами вел активную оборону – нанося короткие удары Бурнонвилю, он все время держал свою армию сосредоточенно, не выпуская инициативы из рук. Тюренн фактически отказался от главной особенности линейной тактики – равномерного распределения сил по фронту. Все свои силы он делил на ударную и сковывающие группы. В сражении при Зинцгейме 16 июня 1674 года Тюренн, искусно используя местность, направил удар пехотой на оба фланга имперских войск, сковав их своим центром. В результате Тюренн добился полного окружения армии Капрары.
Однако положение самой Франции в это время было критическим. Союзники Людовика XIV один за другим покидали его, и все больше государств примыкало к вражеской коалиции. Тюренн был вынужден отступить за Рейн, предварительно опустошив пфальцграфство, а курфюрст Бранденбургский продвигался с целью соединиться с имперской армией под командованием Бурнонвиля.
При Эрцгейме Тюренну удалось остановить Бурнонвиля, и 4 октября 1674 года он нанес главный удар по левому флангу союзников, понимая, что именно здесь сосредоточено ядро сопротивления противника. Он смог разбить Бурнонвиля до соединения с ним курфюрста Бранденбургского. И все же Тюренн был вынужден отойти к Дудвейлеру. Союзники же, войдя в Эльзас, обосновались на зимних квартирах в населенных пунктах, расположенных между Страсбургом и Бельфором.
Тюренн решил начать кампанию в середине зимы 1675 года, чтобы достигнуть внезапности. Для ввода противника в заблуждение Тюренн подготовил крепости центральной части Эльзаса к обороне. Затем он тайно отвел целую полевую армию в Лотарингию. После этого под прикрытием Вогезских гор Тюренн совершил форсированный марш на юг, набирая по пути столько рекрутов из местного населения, сколько было возможно. На заключительном этапе марша, чтобы скрыть от шпионов противника свой замысел, Тюренн разделил свои силы на мелкие отряды. После ускоренного марша по холмистой местности в сильную метель Тюренн вновь собрал свои войска вблизи Бельфора и, не задерживаясь, вторгся в Эльзас не с севера, как предполагалось ранее, а с юга.
Бурнонвиль с имевшимися у него под рукой войсками пытался задержать Тюренна под Мюлузом (29 декабря 1674 года), но был отброшен. Тюренн развернул мощное наступление вдоль долины между Рейном и Вогезами, отбрасывая разбитые отряды имперской армии на север и изолируя каждую часть, пытавшуюся оказать сопротивление. В Кольмаре, на полпути к Страсбургу, курфюрст Бранденбургский соорудил дамбу и оборонял ее при помощи войск, по численности равных войскам Тюренна. Но все преимущества были на стороне Тюренна. В сражении при Тюркгейме (5 января 1675 года) Тюренн сам повел главные силы в обход, используя неподвижность армии союзников, построенной в две линии на крепких оборонительных позициях. Тюренн не столько стремился к уничтожению противостоящей армии, сколько думал о подрыве ее морального духа. План его увенчался успехом, и скоро в Эльзасе не осталось ни одного вражеского солдата.
После этого французские войска возвратились на зимние квартиры в Страсбург, пополняя свои запасы непосредственно из районов на немецком берегу Рейна и даже из районов в бассейне реки Наккар. Курфюрст Бранденбургский с остатками своих войск отступил к Бранденбургу (60 километров юго-западнее Берлина).
Весной главным противником Тюренна выступил имперский полководец Монтекукколи – лучший мастер маневра. Говоря о кампании 1675 года, Наполеон впоследствии писал: «Тюренн показал в этом походе свое несравненное превосходство над Монтекукколи: первое – он подчинял его своей инициативе; второе – он воспрепятствовал ему войти в Страсбург; третье – он перехватил Страсбургский мост; четвертое – он отрезал на Ренхене неприятельскую армию». И теперь Тюренн мог заставить своего главного противника принять бой в невыгодных для того условиях. Сражение должно было начаться 27 июля 1675 года у деревни Нижний Засбах. Уверенность Тюренна в грядущей победе показывают слова, сказанные им своим офицерам: «Наконец я поймал его».
Случайный выстрел оборвал жизнь Тюренна, вырвав из его рук верную победу. Сам Монтекукколи сказал о своем бывшем противнике: «Сошел со сцены мира человек, делающий честь человечеству». Людовик XIV отдал праху Тюренна поистине королевские почести, словно предчувствуя, какие неудачи обрушатся на его государство после гибели первого маршала Франции.
В историю войн XVII столетия Тюренн вошел как первый полководец не только Франции, но и всей Европы. В то время как до Тюренна полководцы маневрировали, опираясь на крепости, которые одновременно являлись защищенными складами для снабжения полевых армий, Тюренн совершенно отказался от системы операционных баз и в сочетании внезапности с подвижно